A Cry in the Dark (гет)

Ночная тишина нарушается едва слышным стоном.

Стон переходит в рыдания.

Рыдания сменяются надрывным криком мечущейся в тоске души, поспешно заглушенным, но продолжающим длиться и длиться, словно мучения души бесконечны. Боль, потеря, горе и одиночество приходят каждую ночь, чтобы раствориться с восходом солнца. Никогда не позволяй им увидеть, как ты плачешь. Никогда не позволяй им узнать, как страдаешь. Никогда не вручай им оружие, которое они смогут обернуть против тебя.

Это единственный путь, следуя которому он смог выжить. Эта стратегия пригодилась ему. Он жив, он в здравом уме и он гордится этим — ведь это лучшее, на что он мог надеяться.

Утро придает решимости. Душ, смена одежды, чистка зубов. Натянув улыбку, он выходит из комнаты (скорее уж камеры, если говорить честно). Он пытается сосредоточиться на каждой даже самой незначительной детали, на прибытиях и уходах других на задания или по поручениям. Ведь для него внешний мир под запретом и все его порывы беспомощно разбиваются о неуступчивость товарищей, решивших заточить его в этой темнице.

Он улыбается, шутит, вспоминает о давно умерших друзьях и, словно дикий зверь в капкане, собственное бессилие гложет его.

День проходит, и на смену ему снова опускается страшная ночь…

Тишину ночи нарушает скулеж.

Скулеж переходит в рыдания.

Рыдания сменяются надрывным криком мечущейся в тоске души. Поспешно заглушенным...

* * *

Гермиона просыпается, выныривая из глубин сна, моментально насторожившись и будучи уверенной в…чём-то Она еще точно не знает, что же ее разбудило, но знает, что что-то неладно. Молчание дома давит на нее, и все ее чувства напрягаются до предела, пытаясь обнаружить источник беспокойства.

Звук пронизывает тьму, чей-то приглушенный вой напополам с хрипом рвется из горла. А потом опять наступает тишина.

Выскользнув из постели, Гермиона пробирается через бардак комнаты, осторожно переступая чрез груды книг и бумаг с кошачьей грацией, подхватывает палочку со стула, куда она была небрежно отброшена несколько часов назад.

Открыв двери, Гермиона крадется вдоль коридора, ориентируясь больше по памяти, чем видя, куда идет. Везде царит тишина, и она сомневается, действительно ли слышала тот крик в темноте.

Она останавливается, не зная, идти ли ей дальше или же вернуться обратно в комнату и попытаться уснуть. Тишина, темнота и гнетущая атмосфера окружают ее, когда Гермиона осматривает пустой холл. Снова раздается приглушенный крик, и она устремляется вперед, пока не замирает перед закрытой и неприступной дверью.

Она никогда не была в этой комнате. И насколько знала, в ней не бывал никто, кроме хозяина. Собрав все свое мужество, Гермиона осторожно толкает дверь, которая распахивается достаточно широко, чтобы можно было проскользнуть внутрь.

В комнате темно, и она может различить только неясные тени в лунном свете, проникающем сквозь зашторенные окна.

— Lumos Minimus, — шепчет Гермиона.

Слабый свет зажигается на кончике ее палочки, и она осматривается, чтобы найти источник услышанных криков.

Одеяла и подушки разбросаны по комнате, словно тут прошелся смерч. Кровать пуста, отсутствует и Блэк, который должен бы мирно спать.

Пройдя вперед, она замечает сверток из одеял в изножье кровати.

Хозяин комнаты здесь, съежился в ворохе одеял, которые окутывают его, как саван. Его лицо повернуто к стене, и даже с такого расстояния Гермиона может сказать, что он дрожит.

Приблизившись, она внимательно рассматривает его, натыкается на разбросанные постельные принадлежности, которые должны предупредить его, если вдруг в комнате появится еще кто-то.

Он мерзнет. Если он не будет двигаться, не привлечет внимание, может быть, ужас пройдет мимо? Может быть, на этот раз его оставят в покое? И может быть, на этот раз не будет никакой боли…

Испуганный всхлип прорывается сквозь плотно сжатые зубы, пузыриться в глубине, где до сих пор живет перепуганный маленький мальчик:

— Пожалуйста, папа, не бей... Я буду хорошим, обещаю.

Она протягивает руку, чтобы прикоснуться к нему, чтобы заверить, что не обидит его.

— Сириус? Это я, Гермиона.

Гермиона берет его за подбородок и мягко поворачивает голову к себе.

Его лицо бледное и напряженное, глаза безумные, а зубы сжимаются с такой силой, что она удивляется, как они не ломаются. Детское хныканье срывается с его губ, а тело дрожит от страха.

— Сириус, посмотри на меня. Это Гермиона.

Ее мягкий голос пробивает завесу ужаса, что окружает его. Он с усилием открывает глаза, и у нее перехватывает дыхание, когда их взгляды пересекаются.

* * *

Его глаза широко распахнуты, серебристо-серые, в ореоле красных прожилок сосудов. И пустые. В них не осталось ничего от человека, которого она знала. Остался только страх, словно живое существо, поселившееся в его глазах.

Мокрая чернильно-черная прядь волос спадает на лицо, и она поднимает руку, чтобы убрать ее. Когда ее пальцы касаются кожи Сириуса, он вздрагивает, отчаянно пытаясь вжаться в стену, словно хочет просочиться сквозь кирпич и раствор, и сбежать.

Движимая его паническим страхом, Гермиона начинает шептать бессмысленные слова, успокаивая его, как успокаивала бы любое напуганное существо.

— Ш-ш-ш, Сириус, ш-ш-ш. Я здесь. Я не позволю никому причинить тебе боль. Не бойся. Я здесь…

Она тихо напевает и нежно гладит Блэка по волосам и лицу, защищая и прогоняя воспоминания, почти полностью поглотившие его.

Дрожь постепенно проходит, и Гермиона может увидеть огонек осмысленности в его глазах. Он начинает медленно приходить в себя, выпутываясь из кошмаров, порожденных разумом.

Позже она точно сможет сказать, в какой момент Сириус узнал ее. Его глаза распахиваются еще сильнее, и он отшатывается от ее прикосновения, отталкивая ее в сторону, не желая, чтобы она видела его слабость, его позор.

«Никогда не позволяй им увидеть, как ты плачешь. Никогда не позволяй узнать, как страдаешь. Никогда не давай им оружия, которое они могут использовать против тебя, — его тело напрягается, когда в памяти всплывают эти слова. — Беги, Сириус! Беги, чтобы сохранить остатки собственного достоинства».

Мысль заставляет его действовать: Сириус с силой ее отталкивает и вскакивает на ноги, покачнувшись и едва не упав. Он пытается обогнуть Гермиону, ведь единственная мысль, которая бьется сейчас в голове — это убежать, скрыться из этой комнаты, подальше от нее, но стоит ему сделать шаг, как ноги запутываются в скомканном одеяле. Сириус падает на колени и так и замирает, не поднимая головы, чувствуя, как глаза наполняется слезами от собственного бессилия.

Накатывает безысходность. Его жизнь испорчена и нет никакой надежды. Остаток лет он проведет запертый в своем личном чистилище. В ловушке прошлого, где нет надежды на искупление или освобождение. Слезы катятся все быстрее, и он трясет головой, чтобы хоть немного прийти в себя и выдержать насмешку за проявленную слабость, а в том, что она будет, он не сомневается ни секунды.

— Сириус? — ее голос тих, полон сомнений и она умолкает, стоит им только столкнуться взглядами. Сириус не видит в ее глазах презрения, какое он должен внушать ей, только сочувствие, искреннее и непоколебимое.

Они неподвижно смотрят друг на друга. Ее глаза большие и карие, переполненные невинностью и сочувствием. Его глаза серые и измученные, блестящие от слез.

Глядя на него сердце Гермионы разрывается от боли, и она протягивает руку, обнимая его и прижимая к себе, укачивая. Он долго остается неподвижным, пока наконец-то не поднимает руки, обнимая Гермиону, и не зарывается лицом в ее плечо.

Его рыдания настолько сильные, что она не сомневается — Сириус оплакивает себя. Гермиона все это время гладит темные волосы и легко целует его в лоб, пока он, наконец-то, не затихает в ее руках.

* * *

Сириус поворачивает голову и с удивлением смотрит на нее. В этот момент она свет в его темноте, теплая и безопасная гавань в его жалком мире. Гермиона улыбается, смотря на него, и вытирает остатки слез с его щек, пальцы ее слегка дрожат, когда она спрашивает:

— Сейчас тебе лучше?

Он не доверяет собственному голосу и кивает, поднимая руку, чтобы прикоснуться к ее лицу. Рука Сириуса притягивает Гермиону за шею, заставляя наклониться, и он запечатлевает целомудренный поцелуй на ее губах — знак благодарности и признательности за спасение от кошмара.

Когда он прикасается к ней, она задыхается и бессознательно приоткрывает губы, давая ему возможность углубить поцелуй. Глаза Гермионы закрываются, когда он продолжает ее целовать. И Сириус вначале не вполне уверен, имеет ли он право на что-то большее, ожидая, что в любой момент она оттолкнет его и унизит. Но нет. К его радости, она подается ему навстречу, вздыхая, когда поцелуй становится все более требовательным.

Он осторожно притягивает ее к себе, и она оказывается рядом с ним на мягком свёртке одеял. Покоится в его объятиях, глядя на него, пока он с благоговением убирает с ее лица длинные пряди волос дрожащими пальцами. Сириус наклоняется и вновь целует ее, и она снова принимает его поцелуи с легким вздохом.

Кончик языка проникает в его рот, осторожно пробуя его на вкус. Гермиона набирается храбрости и запускает пальцы в волосы Сириуса, притягивая его голову ближе, ее вздохи превращаются в стоны, когда она углубляет поцелуй, вынуждая его стать еще ближе.

Она перехватывает инициативу и уверенно кладет его руку себе на грудь, молчаливо прося о большем, и он нерешительно отвечает. Дыхание перехватывает, когда руки Гермионы скользят по его плечам вниз, с силой проводят по спине, заставляя его выгибаться от этих прикосновений.

Он, наверное, бредит. Столько лет прошло с тех пор, как он был с кем-то настолько же близко. Так много лет, с тех пор, как он в последний раз позволял себе расслабиться. А теперь же, что и вовсе кажется сном: в пучине его отчаяния, судьба послала ему ангела, чтобы успокоить душу и взбудораженные чувства. На мгновение Сириус замирает, не вполне веря, что его место сейчас здесь и рядом с ней.

Хотя ум и забыл, тело Сириуса помнит и перехватывает инициативу.

Он отрывается от ее губ и легко выцеловывает дорожку вдоль шеи, спускаясь на плечо и грудь, скользя языком по чувствительной ямочке между ключицами, заставляя ее выгибаться и стонать. Его руки проникают под футболку и решительно стаскивают ее, открывая взгляду дрожащее в холодном воздухе желанное тело.

Она тихо стонет, ей не хватает его тепла, ведь он стоит около нее на коленях, пожирая взглядом ее тело. Их взгляды пересекаются и в тишине спальне тихим шепотом звучит:

— Гермиона.

— Сириус.

Два слова сказаны. Вопрос и ответ.

Гермиона выгибает спину, поднимая ноющую грудь к нему, прося — прикосновения, поцелуя, да что угодно — и он откликается на немую просьбу, оседлав ее бедра, наклоняется к ней и берет тугой сосок в рот. Она кричит, когда он обводит языком вокруг чувствительного пика, а потом переходит ко второму, продолжая свою нежную пытку. Жестко прикусывает, и Гермиона взвизгивает от сочетания боли и удовольствия:

— Стой. Нет, не останавливайся.

Гермиона тянется к нему, забирается руками под его рубашку, ведет пальцами от плоского живота к груди, чувствуя, как сокращаются под ее прикосновениями мышцы, и одним слитным движением стаскивает его рубашку через голову.

Она смотрит на него, ее израненного Бога. Он прекраснее, чем она могла даже подумать. Жизнь потрепала и почти сломала Сириуса, но он по-прежнему желанен для неё. Его полночно-черные длинные волосы мягко падают на плечи, а глаза… больше не пусты и в них нет отчаяния, сейчас они полны желания обладать ею.

И она может увидеть в его глазах себя. Его освободительницу. Его защитницу. Его Богиню.

Сириус снимает ее пижамные шорты и Гермиона лежит перед ним полностью обнаженная, предлагая ему себя, и он склоняет голову, чтобы благоговейно коснуться ее. Оставляя цепочку из поцелуев на ее шелковистой коже, он исследует каждый дюйм ее тела, пока не достигает бедер. Гермиона зарывается пальцами в его волосы, притягивая ближе к себе, когда Сириус закидывает её ноги себе на плечи и прикасается губами к плоти, впервые пробуя её на вкус.

Это похоже на шампанское и свет, и что-то еще, что-то неуловимое, присущее только ей. Он нежно прикусывает ее плоть. Кружит кончиком языка вокруг крошечного комка нервов, ритмично и настойчиво. И его усилия вознаграждаются, когда обильно выступает смазка, а сладкие крики Гермионы наполняют комнату. Ее руки отпускают его волосы, и она отчаянно цепляется непослушными пальцами за ковер, когда волны наслаждения пронизывают каждую клеточку ее тела. Она судорожно движется в его руках, запрокидывая голову и обводя языком влажные губы. Он чувствует, как сокращаются мышцы в сладкой муке, и его язык не оставляет ее ни на секунду, продлевая наслаждение, пока не затихают последние отголоски оргазма, а она не падает опустошенная.

Подняв голову, он видит ее лицо в неясном свете волшебной палочки. Ее глаза закрыты, а на теле сверкают крошечные капли пота. Губы изгибаются в довольной улыбке, и когда она открывает глаза и смотрит на него сверху вниз, он видит, как в их глубине плещется страсть.

— Сириус… — выдыхает она. И никакие слова больше не нужны.

* * *

Дрожь еще сотрясает тело Гермионы, когда он медленно опускает ее ноги на пол, проложив дорожку из поцелуев вдоль лодыжек.

И продолжая пристально смотреть на лежащую навзничь Гермиону, он тянется к брюкам и начинает медленно раздеваться. Она с жадностью следит за его руками, за тем, как пуговица выскальзывает из петельки, как опускается молния, как он показывает ей себя. Его возбужденная плоть свободно пружинит, и она тихо стонет, желая попробовать его на вкус, как он испробовал ее. Сириус полностью избавляется от одежды и замирает перед ней, жаждя ее прикосновений.

Изящно наклоняясь, Сириус подхватывает Гермиону на руки и опускает на кровать. И только ее тело касается матраса, как она тянется к нему, и заставляет опуститься рядом.

Гермиона толкает его в грудь, и Сириус падает навзничь на постель, а она легко скользит поцелуями по его груди и животу, в то время, как ее руки прослеживают линию его плеч, спускаясь вдоль тела вниз, оглаживая бедра, пока не замирают на плоти, чувствуя ее бархатистую твердость. Блэк задыхается, когда ее пальцы начинают исследовать его тело, бедра выгибаются, умоляя о более тесном контакте. Гермиона откидывается назад и с удовольствием смотрит на него — раскинувшего руки в стороны, с откинутой назад головой и полузакрытыми глазами, позволяющего делать с ним все, что она только пожелает.

Гермиона наклоняется к нему, и ее язык медленно движется вдоль его плоти. Тихий вскрик вырывается у Сириуса, когда она берет его в рот, кружит языком по головке, а потом слегка придавливает зубами, заставляя его выгнуться от острого удовольствия.

Его тело напрягается и расслабляется, пока она продолжает сводить его с ума своими действиями, вознося все выше и выше, помогая достигнуть нирваны, но не давая ускользнуть, растягивая удовольствие до тех пор, пока оно не становится болезненным. Сириус чувствует, как напрягается его воля в попытке не сорваться, пока она возносит его к небесам.

Гермиона все сложнее продолжать свою сладкую пытку и, отчаянно нуждаясь в разрядке, она опускается на его бедра, медленно-медленно насаживаясь на его восхитительную плоть. Глаза Сириуса распахиваются, когда он ощущает ее влажное тепло, что все сильнее и сильнее сдавливает его плоть в своих мягких глубинах.

Он почти теряет разум от наслаждения. Неужели он выбрался из ада, чтобы прикоснуться к вратам рая? Он чувствует, как ускоряется сердцебиение. Так сильно. Так быстро. Он не заслужил этого. Сириус отворачивает голову в сторону, закрывая глаза и вновь пытаясь отгородиться от нее, от ее дара, что скоро накроет его с головой.

Гермиона чувствует перемену в его настроении, и надеясь вновь достучаться до него, шепчет:

— Сириус. Посмотри на меня.

Она наклоняется к нему и заставляет его взглянуть ей в лицо. Открыв глаза, он видит ее улыбку, предназначенную только ему, и в этой улыбке столько нежности и тоски, что она становится почти невыносимой.

С хриплым вскриком, он с силой сжимает ее бедра и подается ей на встречу, заполняя до отказа своей теплотой. Она вздрагивает над ним, как море, побуждая двигаться дальше, быстрее, глубже, бросаясь с головой в пропасть и тянуться вслед за ней.

За помощью, за смыслом, он тянется к свету и чувствует, как жар окутывает его, затапливая тело, и он взрывается в ней, как пылающая звезда, в честь которой был назван.

Гермиона вздрагивает, ее плоть пульсирует вокруг него и с тихим вскриком, она падает ему на грудь, надежно укрытая от внешнего мира его крепкими объятиями.

Он целует ее с безграничной нежностью и благодарностью. И впервые за восемнадцать лет Сириус проваливается в сон без сновидений.

* * *

В соседней комнате на стуле у окна сидит оборотень, комфортно вытянув длинные ноги перед собой, смотря на луну и куря сигарету.

Он склоняет голову набок и улыбается, когда его чувствительный слух улавливает тихие звуки, доносящиеся из коридора.

Потушив сигарету, Ремус направляется к кровати, прося мироздание благословить маленькую ведьму, подарившую его брату покой.