Детский мор (джен)

289 год после высадки Эйегона жители Вестероса запомнили надолго. Это был год великого детского мора. Хворь не щадила ни младенцев, ни отроков, ни крестьянских детей, ни отпрысков сюзеренов.

Она начиналась с легкой лихорадки, которую невозможно было унять травяными настойками мейстеров или знахарок, и уже через несколько часов пылающий от жара ребенок метался в забытьи. Но самое страшное начиналось на следующий день: шея больного отекала, а горло изнутри покрывалось сначала беловатой скользкой пленкой, которая потом твердела, превращаясь в грязно-серые ошметки. Казалось, что злобный паук поселялся во рту ребенка и без остановки ткал свою смертоносную паутину. Болезнь была так стремительна, что на второй или третий день дитя синело и погибало в судорогах, словно от удушья.

Казалось, что губительный ветер разносил эту заразу по всем городам и деревням Вестероса. Страна огласились воплями безутешных родителей, мало было счастливчиков, чада которых смогли выздороветь. И лишь немногим из детей Вестероса удалось избежать страшной болезни.

Беда не обошла стороной и Винтерфелл. Лишь только заболел первый ребёнок, мейстер Лювин приказал ударить в колокол на Колокольной башне, вот уже неделю этот звук плыл над Винтерфеллом и окрестностями. Может, его услышат Боги и снизойдут к людской мольбе? Но, похоже, у Богов свои заботы, вот уже и все дети Кейтилин — Робб, Санса и Арья — слегли, а беременная мать разрывалась между ними. Заболел и воспитанник Старков — Теон Грейджой, лишь Джона Сноу болезнь обходила стороной. Плоды страстей живучи! Как бы то ни было, однако именно его ухаживающий за больными мейстер Лювин выбрал в помощники. Пусть не много пользы от шестилетнего мальчишки, но лишние руки всегда пригодятся, чтобы разносить больным к определенному времени травяные настойки или держать врачебные инструменты при обходе. Мейстер Лювин не знал, как вылечить эту болезнь, хотя своими лекарствами от лихорадки и прокалыванием молодых пленок уже неделю оттягивал многим смертельный конец, дарило хоть какую-то надежду измученным родителям. Эддарду и Кейтилин Старк, как и всем их слугам, воинам и крестьянам, только и оставалось, что молиться. Все взывали к Старым Богам, и только леди Севера — к Семерым.

Измученная от тревоги и недосыпания Кейтилин брела в септу. Изо дня в день она видела из окон замка, как пустеют Главный двор и улочки Зимнего городка. Все хотели запрятаться от беды в своих домах, но не получалось: с каждым днем все больше траурных процессий, все больше новых могил на кладбище. Кейтилин прижала руки к уже округлившемуся животу. Как хорошо, что этот малыш не дышит ядовитым воздухом, материнское чрево надежно хранит его от смертельной болезни.

Кейтилин поставила свечи возле каждой ипостаси Единого в семи лицах и семижды прочитала молитву, но пала ниц лишь пред Неведомым и заплакала.

— Пощади! — полубезумный шепот Кейтилин, прорывающийся через рыдания, был еле слышен сквозь гул колокола. — Будь на то твоя воля, я бы вернула всех своих детей обратно в лоно, а потом стерпела бы любые муки, рожая их вновь. Но почему мои дети, а не Джон? В чем мой грех? Я приняла бастарда в семью, посадила за один стол со своими детьми как равного. Мне тяжко ежедневно видеть это напоминание об измене Неда. В чем мой грех? Почему ты хочешь забрать моих малышей и щадишь выродка?

Она выла, сотрясаясь всем телом и захлебываясь в собственных слезах, через какое-то время плач перешел во всхлипы, а потом и совсем затих. Обессиленная Кейтилин забылась во сне прямо на полу септы. Она не проспала и часа, как резко вскочила, словно от толчка, и кинулась к детям в Великий Замок, опасаясь услышать страшные вести в отместку за сон в септе. Боги редко прощают людям слабость.

Из комнаты старшего сына Кейтилин раздавался веселый смех Джона Сноу. Что? Как он посмел радоваться, когда ее дети при смерти?

— Что ты делаешь здесь, бастард? — разгневанная Кейтилин одним махом распахнула дверь, смех Джона сразу оборвался, лицо вытянулось, шестилетний ребенок еле сдерживал слезы, мигом наполнившие глаза.

— Мама, я кушать хочу, а мне не дают! — прохрипел Робб чужим голосом, сдавленным и с гнусавым оттенком. — Я готов собаку съесть!

— Мейстер разрешил только немного горячего молока, — словно оправдывался Джон, съежившийся под взглядом Кейтилин. — Робб его сразу выпил и попросил вторую… Он раньше его ненавидел, особенно пенки, а сейчас даже кружку пальцем вылизал.

Кейтилин бросилась к своему выздоравливающему первенцу, словно не слыша слов бастарда, а Джон, воспользовавшись моментом, быстро улизнул из комнаты. Причем Кейтилин ни разу не сомневалась, куда он отправился. К малютке Арье.

С рождения младшей дочери Джон так и вился около ее колыбели. Зов крови? Ведь Арья явно, как и Джон Сноу, пошла в Старков: темные волосы, серые глаза и вытянутое лицо. Кейтлин раздражало это внимание, она бы гнала взашей бастарда, но благодаря нему и Робб нянчился с младенцем. Мать радовало, что с самого раннего возраста ее дети проявляют любовь к родным. Она воспитает Эддарду достойных наследников, хотя сейчас главное, чтобы все они выжили.

Наконец-то у Кейтилин забрезжила хрупкая надежда: у Робба прошла лихорадка и появился аппетит, от Сансы мейстер Лювин тоже принес хорошие вести. Его слова «вышла из забытья, жар спадает, новые пленки не нарастают» счастливая мать готова была повторять как гимн, бессчетное количество раз. Опасность пока продолжала нависать только над малюткой Арьей, поэтому Кейтилин решила провести у ее колыбели безотлучно всю ночь.

Чтобы не уснуть, Кейтилин стала плести обереги. Еще в детстве нянька научила ее нехитрой крестьянской мудрости, приговаривая, что это магия Детей леса. Кейтилин не очень верила этим сказкам, зачем Детям леса делиться своими знаниями с людьми Речных земель? Хотя если они передаются из поколения в поколение столько веков, то лучше воспользоваться этой магией в трудную минуту.

Прислушиваясь к хриплому, но ровному дыханью Арьи, Кейтилин быстро плела обереги. Она спешила так, будто от скорости ее работы зависела жизнь детей и не позволяла себе ни малейшего расслабления, лишь изредка бросала взгляд на песочные часы, чтобы вовремя сменить холодный компресс на пылающем лбу дочери.

Вот уже готов один оберег, затем другой, и, наконец, третий…

Кейтилин встала и подошла к окну — темень хоть глаз коли, рассвет еще не скоро. Может, сплести еще оберег для Теона? С одной стороны, заложник связывает руки Бейлону Грейджою, чем облегчает жизнь Неду, а с другой — Робб так тянется к этому мальчишке... Пусть лучше дружит с равным, хоть и пленником, чем с бастардом.

Однако оберег для Теона Кейтилин плела уже не так быстро, постоянно останавливалась, отвлекалась на свои мысли. Клевала, клевала носом… и заснула.

— Арья! — душераздирающий крик Джона Сноу вырвал Кейтилин из сна. Она бросила взгляд на колыбель, и материнское сердце пропустило удар.

— Срочно мейстера сюда! — заорала Кейтилин, кидаясь к синеющей, бьющейся в судорогах дочери.

Ответом ей был топот по каменному полу подбитых сапог. Джон крикнул вслед бегущему стражнику:

— Мейстер в Вороньей Вышке!

— В Вороньей Вышке? — мгновенно осипшим голосом переспросила Кейтилин.

— В Вышке… — прошептал Джон, так и продолжавший держать в руках котелок со свежим травяным отваром, — не успеет…

Кейтилин зашипела, прожигая Джона ненавидящим взглядом:

— Ты, а не Арья, должен умереть!

Джон никак не отреагировал на эти слова, впервые за всю свою короткую жизнь он смотрел на Кейтилин как на пустое место. Его странно остекленевший взгляд был устремлен куда-то сквозь стену Великого Замка, в даль.

— Спаси ее, и моя жизнь — твоя! — прокричал Джон в пустоту, словно сходя от горя с ума.

То ли отблески пламени в камине дали странные тени, то ли Боги ответили ребенку, но окаменевшая от ужаса Кейтилин увидела, как на глазах старится мальчишечье лицо. Джон встрепенулся, поставил котелок на пол и опустил обе ладони в крутой кипяток. Ни один мускул не дрогнул от боли на его лице, пока он мыл свои руки в травяном отваре. Затем он быстро подошел к колыбели и наклонился, чтобы взять на руки умирающую Арью.

— Не смей! — взвизгнула Кейтилин и бросилась к нему, но наткнулась на умудренный веками взгляд и была отброшена к стене неведомой силой, исходящей из детских глаз.

Джон снова повернулся к хрипящей от удушья Арье, зажал одной рукой ее маленькую головку, а пальцы другой погрузил глубоко в раскрытый рот девочки, словно копьем пронзая ее смерть.

Когда Джон вынул окровавленную руку — Арья смогла сделать первый глубокий вдох, потом второй, третий. В ее горле что-то клокотало, как в кипящем котелке, Джон быстро перевернул Арью лицом вниз, и фонтаном рвоты все вырвалось наружу. Бело-серые ошметки в кровавой слюне забрызгали всю колыбель, а синюшное личико Арьи на глазах розовело.

— Дай ей воды с медом! — сказал бастард каким-то чужим голосом, и Кейтилин беспрекословно кинулась выполнять приказ.

Когда в комнату прибежал запыхавшийся мейстер, то Джон Сноу так и держал на руках уснувшую Арью, а Кейтилин стояла рядом с ними с полупустой кружкой.

Мейстер Лювин осторожно забрал из рук мальчика малышку, приоткрыл ей рот и стал разглядывать горло.

— Джон, как тебе удалось спасти Арью?

— Не знаю! Я ничего не делал!

— Ладно, разнеси отвар по остальным больным.

— Но он же в нем мыл руки! — встрепенулась Кейтилин.

— В кипятке? — Мейстер Лювин передал Арью матери, а сам принялся рассматривать окровавленные ладони Джона. — Странно, на коже нет ни ожогов, ни покраснения, только сорванные зрелые моровые пленки.

Отправив Джона за новой порцией травяного отвара, мейстер Лювин внимательно выслушал рассказ Кейтилин и достал из-под одежды свою мейстерскую цепь.

— Это звено из валирийской стали я сковал, изучив тайные науки. Однако считал их давно исчезнувшим из мира знанием. Я знаю все о магии, но ничего не могу сделать, а этот мальчик не знает ничего, но может совершить чудо.

Несколько минут назад Кейтилин столкнулась с этой тайной силой и не столько поняла, сколько женской интуицией нащупала в себе дорогу к ней. Это было сродни ее чувствам к бастарду, одновременно живущим в ее душе.

Кейтилин Старк ненавидит Джона Сноу за то, что он есть. И Кейтилин Старк благодарна Джону Сноу за то, что он есть.