Границы счастья (гет)

Фред и Джордж были одинаковыми, совершенно одинаковыми внешне и — Джинни это знала — абсолютно разными внутри. Фред — резкий, энергичный, бодрый, веселый, вечно придумывающий что-то. Он был образцом молодого человека девятнадцати лет, живущего полной жизнью и не задумывающегося о будущем.

Джордж был другим. Более спокойный, уравновешенный, более разумный и целеустремленный. В обществе брата, впрочем, он казался весельчаком, однако стоило ему остаться с Джинни наедине, как он сразу становился самим собой — тихим и заботливым.

Джинни очень нравился такой Джордж.

* * *

Это началось давно. Джинни едва исполнилось четырнадцать, Джорджу шел семнадцатый год. Он был старше, умнее и опытнее. Она была вспыльчивой, очень похожей на Фреда, искренней, веселой.

Все началось с безобидных поцелуев, со случайных касаний руками, с чуть более нежных объятий. Грань была смытая, почти незаметная, но она была, и они ее еще не переступили.

Впервые они серьезно поцеловались, когда Джинни была на четвертом курсе, а Джордж заканчивал Хогвартс. Он нашел ее случайно: она сидела в туалете плаксы Миртл и рыдала. Потом оказалось, что она случайно узнала, что Мальчик-Который-Выжил целовался с Чанг из Рейвенкло. Тогда еще маленькая хрупкая Джинни была по уши влюблена в Поттера.

После поцелуя и Джинни, и Джордж испугались. Джинни боялась, что это неправильно, что их не поймут, что она теперь — грязная, прокаженная. Джордж боялся, что он испортил ее, испортил свою Джинни, поступил подло, мерзко, и что она его никогда не простит.

Она простила.

Они целовались, прячась в туалете плаксы Миртл или в Выручай-комнате после занятий ОФ. У Джинни были мягкие губы, но сама она любила быть жесткой — целовалась страстно, впитывая и запоминая каждую секунду. У Джорджа были грубые губы, но целовался он осторожно, мягко, заботливо, словно притрагивался к хрустальной фигурке и боялся ее разбить.

Джинни хотелось большего, но он не позволял, никогда не позволял. Он был старше, и он знал, что ситуацию должен контролировать он. Джордж не мог допустить, чтобы его желания и его страсти вырвались наружу. Он был уверен, что эта страсть пройдет — потому их любовь была чертовски неправильной, и так не должно было быть.

* * *

Летом было тяжело. Они оба были у всех на виду — Фред с Джорджем начинали работу над магазином, и целые дни проводили вместе, а Джинни была под присмотром матери, уверенной, что ее дочь — еще совсем маленький ребенок.

Летом было тяжело, но когда Джинни уехала в Хогвартс, стало еще тяжелее. У Джорджа с Фредом был свой магазин, многочисленные заказы, работа, эксперименты. У них не было времени даже на сон и на еду, но Джордж все равно писал письма Джинни каждый день. И каждый раз он боялся, что она ответит, что все кончено, что они развлеклись — и хватит, и что пусть он выбросит эти глупости из головы.

Она никогда этого не писала.

Письма Джинни были полны любви, безграничной любви, и заботы, и нежности, и страсти. Ей было всего пятнадцать, и Джордж боялся, читая эти письма, потому что видел в них взрослую девушку, а не свою младшую сестру.

Все зимние каникулы они провели в комнате Джинни, запираясь на ключ и целуясь, целуясь, целуясь. «Это все равно чертовски неправильно» — шептал иногда Джордж, поглаживая Джинни по голове. Она лежала у него на коленях и мечтательно улыбалась. «Разве любовь это неправильно?»

Джордж часто обещал себе, что остановит это, потому что он не хочет причинять боль сестре, потому что когда-нибудь это перейдет все мыслимые и немыслимые границы, потому что никто не примет их любовь, и они будут вынуждены скрываться до конца жизни. Джордж хотел, чтобы его сестра была счастлива. Он не знал, что она уже была счастлива.

Они перешли грань летом после ее шестнадцатилетия. Они лежали в тот вечер в кровати Джинни, переплетая пальцы и прижимаясь друг к другу. Кажется, Джинни плакала. Джордж знал, что некоторые девчонки плачут после своего первого раза, но Джинни, его боевая Джинни, никогда бы не была одной из них! Сейчас она, правда, не казалась боевой — бледная, с расплывшейся тушью под глазами, с растрепанными рыжими волосами. Сейчас она была маленьким беззащитным ребенком, но, Джордж знал — на самом деле все было не так.

* * *

Он хорошо помнил вечер перед ее отъездом в Хогвартс. Они сидели в гостиной, в окружении семьи. После свадьбы Билла и Флер и того, что произошло после, они все боялись, боялись до запотевших ладоней, судорожно сжимающих ткани футболок, до застывшего ужаса в глазах, до упрямо сжатых губ, до головокружения. Боялись так, что хотелось вцепиться в любимого человека и не отпускать. Джордж помнил, что мама тогда была на кухне — готовила что-то. Это всегда помогало ей отвлечься. Джордж знал, что она снова плакала всю ночь, а папа (сейчас ужасно бледный и уставший) успокаивал ее, все время порываясь вызвать целителя из Мунго. От Рона вот уже месяц ничего не было слышно, но все они знали (сначала — по словам Ремуса, потом из-за сводок в Ежедневном пророке), что он жив.

Фред сидел в кресле у окна и читал что-то, изредка поглядывая на брата с Джинни. Джордж знал, что Фред догадывается о том, что происходит между ними, но верил, что брат поймет — и не станет осуждать.

Они сидели обнявшись. Джинни казалась еще более собранной и взрослой, чем раньше. Но Джордж слышал, как колотилось ее сердце. Она очень сильно боялась. Джордж крепко обнимал ее, медленно раскачиваясь.

— Джордж, я боюсь, — вдруг прошептала она и расплакалась, — я боюсь. Я не хочу ехать в Хогвартс. Почему я должна? Почему я должна, Джордж?!

Ее голос сорвался.

— Тише, тише, все будет хорошо, — он все говорил и говорил что-то, и гладил ее по волосам, и обнимал. В какой-то момент она уснула. А он, чувствуя ее теплое и беззащитное тело в своих руках, чувствуя ее мягкие волосы и сладкий запах, поклялся себе, что никогда и никому не позволит ее обидеть.

* * *

Этот год был настоящим адом. Из Хогвартса приходили самые неутешительные известия, а Фред с Джорджем скрывались, ведя «Поттеровский дозор», эфир, который мог стоить им жизни. Джордж знал, что Джинни слушает его, и сидит перед приемником весь вечер, и грызет ногти, и боится, боится, боится. Джордж знал, как она облегченно переводит дыхание, услышав его голос, и чувствует, что может бороться дальше. Джордж знал, что она ругает себя за это — ведь у нее большая семья, и каждый из них может погибнуть, а она боится только за Джорджа. Она знала, что Джордж думает так же.

Однажды Фред обо всем догадывается. Догадывается, потому что Джордж разбит, потому что он лежит целый день в постели и смотрит в потолок, после того, как из Хогвартса приходит информация о Джинни и ее друзьях, и о том, что их застукал Снейп в своем кабинете. Фреду не нужно ничего объяснять. Он просто садится рядом и говорит, что с ней все будет хорошо, и что Джорджу совершенно не стоит волноваться. Джордж чертовски рад, что у него такой понимающий брат.

* * *

На Рождество Джинни возвращается домой, и их втроем отправляют к тетушке Мирюэль, и эти десять дней кажутся безоблачным счастье. Первый день они сидят в комнате Джинни втроем, и Джинни плачет, а Фред с Джорджем просто не знают что делать. Когда Фред собирается уходить, чтобы оставить Джинни и Джорджа наедине, они останавливают его. «Не сегодня» — шепчет Джинни, и он все понимает. Они пьют обжигающий чай, едят шоколадные кексы и чувствуют себя немного лучше. Они говорят — о каких-то глупостях, о Хогвартсе (о том, каким он был до войны), о Роне (о Роне, который защищал Джинни от парней, о Роне, который кричал на Гермиону, любя ее всем своим сердцем, о Роне, который не был еще героем войны). Они говорят о Билле и Флер (Джинни смеется, вспоминая свои пародии на «Флегму»), о Ремусе и Тонкс («Представляете, когда Тедди вырастет, он будет таким же неуклюжим как мать!» «И таким же смелым, как отец!»). Они не говорят только о войне, о Гарри, о маме с папой и о том, что все может кончиться очень плохо.

Рай кончается, когда кончаются зимние каникулы, и Джинни уезжает обратно в Хогвартс. В воздухе пахнет отчаянием, пустым отчаянием, и они боятся, очень-очень боятся.

Джордж вспоминает свои страхи — об их неправильной любви, о том, что они не могут быть вместе, и что Джинни никогда не будет счастлива с ним — и смеется над ними. Джинни будет счастлива, когда кончится война. Они все будут счастливы, когда кончится война. Границы их любви сотрутся, да, черт возьми, не будет никаких границ! Они будут любить друг друга — и будут счастливы. Вот и все. Все просто. Лишь бы закончилась война.

* * *

Когда война заканчивается, им, конечно, очень тяжело. Потому что Фреда больше нет. И это дурацкое «Его больше нет» повисает в воздухе и остается там навсегда. «Его нет, нет, нет» стучит в виски и никогда, никогда не замолкает. У Джорджа нет слез. За него плачет Джинни. Они лежат на его кровати, прижимаясь друг к другу, и ни о чем не думают. Они не боятся, что их увидят — это теперь совершенно не важно. Теперь есть только Джордж (не тот, веселый и заботливый, а другой, хмурый и опустошенный), только Джинни (не та смешная и вспыльчивая девчонка, а серьезная и слишком рано повзрослевшая девушка), только пустая комната (которая совершенно не изменилась за столько лет) и Фред, конечно (все такой же озорной выдумщик, правда, уже совершенно не живой).

Они знают, что переживут это. Что справятся, потому что они есть друг у друга. Они знают, что через пару недель они придут в себя, что перестанут прятаться и расскажут о своей любви другим. Они знают, как понимающе улыбнется Гарри, как Гермиона покачает головой, как Рон будет долго-долго орать, а потом узнает, что Фред не был против и как-то сразу сникнет. Они знают, что мама расплачется и обнимет их, а отец будет молчать несколько дней, потом попытается сводить их к врачу, а потом успокоится, потому что рассудительная Джинни скажет, что все нормально. Они знают, что Билл и Флер будут смотреть на них с сожалением, а Чарли весело подмигнет и скажет, что они поступили правильно. Еще они знают, что Перси посмотрит на них поверх очков и начнет говорить заумным тоном, что за такое в Средние века сжигали. И что в конце он весело добавит «Так что вам повезло, что у нас не Средние века» и рассмеется впервые со дня смерти Фреда.

А еще они знают, что когда-нибудь построят себе маленький домик на берегу моря, возьмут Тедди Люпина на воспитание (он ведь тоже неправильный, тоже отличается от других), и по вечерам, сидя в обнимку у камина и наблюдая, как маленький Тедди возится с папиной палочкой, они будут безгранично счастливы.