Сны по Фрейду (гет)

Когда Гермиона согласилась работать в Хогвартсе, это казалось ей отличной идеей. Знакомые стены, любимая библиотека, мудрые профессора-коллеги. Можно все время и внимание уделять миру знаний — это ли не мечта? Но вскоре выяснилось, что быть учителем в школе совсем не то же самое, что учеником. Теперь Гермиону окружали взбалмошные дети, за которыми неусыпно требовалось следить и одновременно вкладывать в их буйные головы хоть крупицы знаний. А еще несколько профессоров, таких же трудоголиков, преданных своему делу, как она. Подготовка учебных планов и проверка домашних заданий занимали все время, и жизнь сосредоточилась лишь на уроках.

Вдобавок в окружении Гермионы совсем не было сверстников. Сначала это казалось неважным, но она и представить не могла, насколько изголодается по веселым компаниям, новым знакомствам и легкому флирту. Возможно, поэтому, однажды взглянув на потягивающего крепкий кофе и жмурящегося от удовольствия Снейпа, Гермиона поймала себя на мысли, что между ними не такая уж и большая разница в возрасте. С того дня она начала замечать, какой приятный у него голос, необычный горьковато-свежий запах, ее удивляла его сила — и магическая, и физическая — в паре с аскетичной сдержанностью. Снейп оставался тайной за семью печатями, и его скрытность будила воображение, подогревала фантазию. И с каждым днем в Гермионе зрело нечто, пускало корни, расползалось по венам, пока однажды не разразилось острым, ярким и реалистичным эротическим сном. Ей приснилось, что Снейп сидел за рулем папиного старенького фольксвагена и невзначай положил руку на ее коленку. Но чувства, которые она испытала от этого легкого прикосновения, всколыхнули настоящую бурю в душе. Никогда раньше мужчина не заставлял ее ощущать такую страсть, жажду, желание отдаться ему немедленно. «А ведь это только сон», — со смесью облегчения и сожаления подумала Гермиона наутро и постаралась выбросить из головы волнующую картинку. Но на следующую ночь все повторилось.

Со временем сны становились насыщеннее и правдоподобнее, а отличать их от реальности было все сложнее. Это беспокоило, мешало обыденным занятиям. В личной библиотеке Гермионы обосновались многотомники по теории сна лучших авторов волшебного мира и даже «Толкование сновидений» Фрейда. Гермиона надеялась, что если поймет природу своих снов, они потеряют над ней власть. Но они оказались подобны гидре, и вместо каждой разгаданной детали появлялись несколько новых, менее загадочных и более откровенных. Ее подсознание недвусмысленно и настойчиво твердило об одном. Постель для Гермионы стала одновременно и местом отдохновения, и камерой пыток. Каждый вечер она сбрасывала с себя тесные одежды и окуналась в красочный волнующий мир, где все иначе.

Чаще всего она появлялась на вершине утеса. Здесь скалы расходились клином, как широко раскинутые бедра каменной богини с устремленными в небо острыми коленями, а между ними выглядывал островок укрытого от всех ветров голого песчаного пляжа. Над темной водой клубилось серое марево облаков, а штормовое море, как изголодавшийся любовник, вылизывало доступный уголок суши влажными языками волн. И Гермиона, повинуясь неведомому зову, спускалась вниз, к воде, где огромной черной рыбиной по волнам скользил кит, выпуская в воздух фонтан сверкающих брызг. Ей хотелось дотронуться до темной лоснящейся кожи гиганта, но эти воды слишком глубоки и опасны, ей никогда не хватит смелости окунуться в них с головой. Гермиона разочарованно вздыхала, и тогда кит погружался в темноту вод и выныривал в обличии знакомого мужчины.

Он грациозно выходил на берег, и капельки стекали по обнаженному торсу. Хотелось остановить их, поймать жадным ртом, прихватить зубами кожу, оставить свою метку. Он двигался медленно, крадучись, словно дикий зверь, и, подобно рогу нарвала, длинный и увитый плавными спиралями вен, гордо вздымался его твердый возбужденный член. Гермиона облизывала пересохшие губы и чувствовала на них соль. Ветер трепал черные, как смола, длинные волосы Снейпа. Они рассыпались тонкой паутиной по крепким плечам, совершенно сухие, и это выдавало его.

— Ты не настоящий, на самом деле тебя здесь нет, — шептала Гермиона и отползала назад, упираясь спиной в гладкий столб. Она испуганно озиралась по сторонам, но видела лишь голые скалы, обточенные водой, словно пронзающие небо вытесанные из камня фаллосы. Пользуясь ее замешательством, Северус опускался рядом на мокрый песок, на его губах играла дьявольская улыбка. Это все неправильно, Снейп никогда не улыбался ей, никогда не позволял себе подойти так близко, не скользил прохладными ладонями от кончиков пальцев к коленям и выше, по бедрам. Всего лишь сон, но Гермионе неистово хотелось увидеть перед собой его возбужденное тело, прижаться к его ласкающим рукам, ощутить в себе твердый пульсирующий член и выгнуться от удовольствия. Северус нависал над ней, обещая вот-вот исполнить желание, и…

Она просыпалась в поту, влажная и липкая. Простынь скомкана в ногах, а подушка сброшена на пол. Гермиона накрывала лицо руками, защищаясь от безжалостных резких лучей мартовского солнца, и глухо стонала. Холодный душ стирал с лица лихорадочный румянец и разочарование. Ноющая грудь укутывалась в плотную, тяжелую мантию, застегнутую под самое горло, и на мгновение становилось трудно дышать. Тесные манжеты сковывали запястья, словно кандалы. Хотелось рвануть ворот со всей силы и с удовлетворением услышать, как по полу рассыпаются мелкие горошины пуговиц. Но это лишь бессмысленный порыв — на мантию наложено заклятие прочности, и все пуговицы останутся строго на своем месте. Гермиона стягивала дикую львиную гриву волос в безупречный узел, оставляла в углу миску для загулявшего по весне Косолапсуса и спускалась к завтраку.

— Доброе утро, профессор Грейнджер, — слышала она низкий голос с хрипотцой из своих снов. Но ей не требовалось оборачиваться, чтобы узнать — он принадлежит совсем другому мужчине. Этот холоден и безупречен, его обнаженное разгоряченное тело существует лишь там, в ее потаенных фантазиях, а в реальности есть только мраморно-бледная кожа на острых скулах, высокий ворот учительской мантии и бесконечный ряд мелких пуговиц, спускающихся до паха. Гермиона прослеживала их путь и нервно сглатывала, когда ее взгляд упирался туда, где заканчиваются пуговицы. Она хотела знать, что он прячет под слоями одежды, но ей не хватит смелости даже обмолвиться об этом.

— Доброе утро, директор Снейп, — хрипло выдавливала она и поспешно хватала кружку с кофе со стола, обжигая язык и горло первым нетерпеливым глотком. Кофе черный, горький и терпкий, все, как она любит, как она хочет, горячий и будоражащий кровь. С последним глотком рассудок окончательно просыпался и непристойные картины из сна, как клочки тумана под лучами яркого солнца, бесследно таяли. Она облизывала губы, зная, что у него на языке остается такая же горечь, и гадала, чувствует ли Снейп такой же неутолимый голод хоть иногда?