Чудеса (джен)

Всё началось с рисунка.

Я и не думал, что он вызовет такой ажиотаж. Знал бы — ни за что бы не взялся рисовать этот несчастный кактус.

Кактус был у нас в гостях вместе со Стервятником. Тот пришёл к вечеру, расселся на кровати и стал вести неспешные и непонятные разговоры. Меня, конечно, никто не позвал принять в них участие, и я решил, что прекрасно обойдусь без всей этой болтовни.

Кактус стоял на подоконнике. Его туда водрузил Табаки, со всеми возможными почестями приняв горшок из рук хозяина. Думаю, если бы он мог, то и оду кактусу сочинил бы. Но придумать оду за такой короткий срок не мог даже он, и кактус остался невоспетым.

Я вытащил из рюкзака блокнот и подъехал к окну.

Чем-то кактус был похож на своего хозяина, такой же высокий и тонкий. Разве что кактусы не расхаживали с тростями и у них не было такого замечательного профиля.

Я достал карандаш и начал рисовать. В итоге горшок у меня получился определённо лучше кактуса. Я отчеркнул линию подоконника, украсил кактус колючками и обозначил жирную тень. А потом зачем-то дорисовал цветок.

Никакого цветка на кактусе не было. Но в моём воображении кактус уже успел станцевать вальс в страстных объятиях Стервятника и обзавестись тросточкой с рукоятью в виде себя же самого. Я серьёзно поразмыслил над плодами моей буйной фантазии и решил, что это Четвёртая так воздействует на мою расшатанную психику. Никакой тросточки я рисовать не собирался и ограничился цветком. Цветок сидел на верхушке кактуса кривовато, но править я не стал.

Подошёл Македонский и стал смахивать с подоконника пыль, стараясь не задеть одиноко возвышающийся на нём горшок. Сдуру я показал рисунок Македонскому.

— Похоже, — сказал он, глядя то в блокнот, то на оригинал и комкая в руке тряпку.

— Где похоже? Что похоже? — заинтересовался Табаки и, подъехав, отнял у меня блокнот. Я не успел возмутиться, как блокнот уже передавали из рук в руки, и каждый считал своим долгом что-то сказать.

Разумеется, когда я набрасывал портреты обитателей Четвёртой, никому даже в голову не пришло поинтересоваться, что я делаю. Зато когда я нарисовал этот несчастный кактус…

Но ехать и отнимать блокнот было не с руки, потому что он уже попал к Стервятнику. Тот держал его в отдалении от себя, да ещё и двумя пальцами, как будто боялся запачкаться, и рассматривал нарисованный кактус, прищурив один глаз.

Я думал, он сейчас скажет что-то обидное или, ещё того хуже, непонятное, но он просто не глядя передал блокнот дальше, и тот оказался у Чёрного. Отнимать что-то у него было ещё хуже, чем у Стервятника, а потому я только сидел и ждал, пока Табаки разливался о том, что кактус, особенно принадлежащий такому великолепному вожаку, как Стервятник, — материя тонкая и зачастую непознаваемая. Слушали его Сфинкс, почтительно замерший с тряпкой Македонский и Слепой, которому больше ничего не оставалось делать.

— Теперь, если Табаки закончил, я продолжу про текилу, — вежливо сказал Стервятник и улыбнулся так, что меня передёрнуло.

Блокнот остался у Чёрного. Я подъехал, забрал его и забросил обратно в рюкзак. То, что все в этой комнате были неадекватны, я понял уже давно.

* * *

Стервятник пришёл утром. Остановился в дверях, стукнув каблуками и тростью, и оглядел нашу комнату.

— Доброе утро, Курильщик, — сказал он. В комнате тут же установилась тишина, а Табаки уронил рюкзак. Наверное, чтобы показать, как он поражён вниманием великого вожака к моей персоне.

Я оглянулся. Все были на месте, и то, что Стервятник поздоровался только со мной, могло быть знаком его особого расположения. Или наоборот. Совсем даже наоборот.

— Доброе утро, Стервятник, — сказал я.

Слепой сидел на подоконнике вместо вчерашнего кактуса и прислушивался внимательнее всех.

— Курильщик, — продолжил Стервятник, по-прежнему стоя на пороге и отставив руку с тростью, как какой-нибудь заправский денди. — Я тут подумал, может, ты мне подаришь портрет моего любимого кактуса? Мне бы это было очень приятно…

Я сам уже был готов расстаться с чем угодно, только бы вся комната перестала зачарованно таращиться на меня. Особенно раздражал невидящий взгляд Слепого.

— Конечно, подарю, — с облегчением сказал я и наклонился с кровати, чтобы достать из рюкзака блокнот.

Все смотрели на то, как я открываю его и выдираю листок с кактусом. Стервятник, отстукивая шаги тростью, подошёл ко мне и забрал листок, задев мою руку накрашенными когтями. Я в очередной раз успел подивиться, как он их отращивает и как ему не мешают его кольца, а Стервятник был уже у двери. Обернулся только напоследок и ничего не сказал, только снова ухмыльнулся. Ухмылка его была нехорошей, и я заподозрил, что сейчас у Птиц состоится казнь моего рисунка. Мало ли. Вдруг я нарисовал священный кактус, изображения которого запрещены? Просто Стервятник решил не связываться с новичком, который ничего не понимает в том, чего ему не удосужились объяснить. Так что это, можно сказать, милость с его стороны.

Я пожалел рисунок, но тут же опомнился. Хуже было бы, реши он казнить меня. В том, что теоретически такое возможно, я не сомневался. Представил себя подвешенным на этой чёртовой стремянке, пока Птицы сцеживают мою кровь, чтобы потом полить ею свои обожаемые растения.

От этой картины стало гадостно.

— А вот кому тянучки?! — заорал Табаки, поднимая над головой выуженный откуда-то пакет. Про меня и кактус тут же забыли, и я был Табаки благодарен.

Но мои беды на этом не кончились. Стервятник с тех пор стал попадаться мне гораздо чаще обычного, как нарочно. Более того, он со мной здоровался, что и вовсе было немыслимо.

Через неделю он встретил меня недалеко от столовой и преградил дорогу. Я молча рассматривал снизу вверх его тощую фигуру, почему-то остановив взгляд на тонкой золотой цепочке, которая свешивалась у него из кармана.

— Здравствуй, Стервятник, — сказал я, устав ждать, пока он наконец поздоровается первым, как делал это раньше.

— Здравствуй, Курильщик, — ответит он, изучая меня с каким-то брезгливым любопытством. — У меня к тебе ещё одна просьба. Если не возражаешь.

Я не возражал.

— Нарисуй ещё один портрет Луиса, — сказал он.

— Да в чём проблема, Стервятник? — нервно спросил я. — Никаких проблем!

— Я рад, что ты меня понимаешь, — улыбнулся он и наклонился к моему уху. — Хочу кое-что проверить.

За неделю Луис обзавёлся цветком. Точно таким же, какой я ему пририсовал.

Луис стоял на нашем подоконнике, я сидел перед ним с альбомом и рисовал, а Стервятник тихо восседал за моей спиной. Это нервировало. Я старался как мог, и кажется, на сей раз кактус получился куда более убедительным. Да и времени на него я потратил втрое больше, чем тогда.

— Готово, — сказал я и вырвал лист, надеясь, что на этом Стервятник отстанет. Не тут-то было.

— А теперь пририсуй ему ещё один цветок, — скомандовал тот. Я осмотрел кактус. Второго цветка на нём не было.

— Конечно, Стервятник, — согласился я. — Сейчас.

Я нарисовал второй цветок. Довольный вожак Птиц забрал его и кактус и ушёл, что-то насвистывая. Я переглянулся с Табаки, который прокалывал тянучки иголкой и низал их на нитку. Вокруг него в большом количестве валялись фантики.

На следующий день со мной почтительно здоровались все Птицы. Я спрятался и не выходил из комнаты, надеясь, что со временем интерес к моей персоне утихнет.

— Птицы о чём-то совещались, — не преминул доложить мне Чёрный. — А Стервятника сегодня видели на крыше.

— Слышать ничего не хочу про них, — отозвался я и отъехал в угол, давя колёсами какое-то барахло. Македонский с укором посмотрел на меня, но мне не было до этого никакого дела. Чтобы я хоть ещё раз кому-то показал свои рисунки!

С этих пор я решил, что буду рисовать только когда все спят.

Как назло, рисовать хотелось нестерпимо. Я открыл альбом и, сидя на полу, при свете стоящей тут же лампы стал рисовать длинный коридор, а в конце его — высокую фигуру с тростью. Мне понравилось, как стоит нарисованный Стервятник, но чего-то не хватало. Тогда я пририсовал спускающиеся со стен и потолка лианы и всевозможные растения. Мне показалось, что в такой компании Стервятник чувствует себя как дома.

Рисовать мне больше не хотелось, я чувствовал себя выжатым лимоном. Сильно заболела голова. Я решил выехать в коридор, к лестнице и подышать воздухом посвежее, не открывать же окно здесь, зимой, пока все спят.

Сев в коляску, я так и сделал и только оказавшись за дверью, вспомнил, что забыл фонарь. Придётся ехать наощупь. Я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, повёл рукой, чтобы определить, где находится стена. Рука ухватила что-то мягкое и едва ли не скользкое, покрытое жёсткими листьями. Я дёрнулся в сторону, что-то коснулось щеки. Я замахал руками, и свисающий с потолка плющ закачался над моей головой.

Я решил, что сплю, и обернулся, собираясь возвратиться в комнату и лечь. В самом деле, я слишком много рисовал, вот и снится такая ерунда.

В конце коридора, за моей спиной, блеснул свет. Раздался стук, как будто на пол опустили деревянный наконечник трости. Стервятник!

Я зашарил руками по стене, пытаясь найти дверь, но двери не было, как и полагалось в первосортных кошмарах. Тогда я крутанул колёса и вслепую поехал в темноту. Спицы так и рассекали воздух, шины шуршали по полу, изредка давя попадающиеся лианы, а позади раздавался мерный стук трости: Стервятник не отставал. Да и был ли это Стервятник?!

По моим расчётам, я уже давно должен был оказаться у лестницы, но коридор всё не кончался, и я вспомнил, что нарисовал его очень длинным и почти бесконечным, совсем не таким, как настоящий коридор в Доме.

И тут случилось то, чего я боялся. Коляска затормозила и накренилась вперёд, я вылетел из неё, успев подставить руки, и она придавила меня сверху. Схватившись за какую-то лиану, я подтянулся, рывком бросился вперёд. А что если это не лиана, а змея? Лиана вывернулась у меня из рук и исчезла в темноте.

Я сжался на полу, как мог, только ноги остались лежать по-прежнему. Шаги приближались, круг света шарил по всему вокруг, ища меня. Я спал, и мне снился кошмар, попробовал я себя убедить, но что-то подсказывало мне, что это не сон.

А если Стервятник вправду скоро напоит Луиса моей кровью? Меня затошнило.

Свет поймал меня в своё кольцо, ослепил.

— Курильщик, ты неосторожен, — сказал Стервятник, присаживаясь рядом со мной. В одной лапе он сжимал фонарь, а в другой — трость. — Так ведь и расшибиться можно. Давай я тебе помогу.

— Тут... лианы... и змеи, — просипел я.

— Вижу, — отозвался он. — Я про то же. Кто ездит по джунглям в одиночку? Ты мне ещё нужен.

Он перевернул коляску и поставил рядом со мной.

— Вот так, а теперь держись.

С его помощью мне удалось забраться обратно. Меня мутило, руки подрагивали.

— Ну вот и молодец, — одобрил Стервятник. От него пахло спиртом и травой. Всё вместе составляло непередаваемый запах, от которого почему-то прояснялось в голове.

— Куда ты меня везёшь? — спросил я через минуту. В свете фонаря, который Стервятник вручил мне, проплывали стены, украшенные лианами и плющом. Вся эта тёмная масса слегка колыхалась, ни на минуту не давая забыть про змей.

— В гости, — ответил тот. — Курильщик, ты же хочешь в гости?

Я искренне хотел проснуться, но кто бы мне дал. Приду в себя, обязательно спрошу Табаки, что было в тех тянучках!

Птицы ждали нас, молча высовываясь из-за кадок с растениями, из-под одеял и из-за стремянки, на которой на самой высокой ступеньке стоял Луис. С двумя цветками.

Стервятник в полной тишине подвёз меня к свободному столу, на котором уже лежал мой альбом и карандаши. Я боялся поднять на него глаза, так мне казалось, что я быстрее проснусь.

Тощая рука Стервятника положила передо мной фотографию. На ней были изображены двое одинаковых мальчишек в панамках из газет. Фотография была выцветшей и с оторванным уголком.

— Рисуй, — ласково сказал Стервятник. — Рисуй, Курильщик. Хочу кое-что проверить.

Птицы молчали. Где-то в коридоре проползала змея, шурша по линолеуму.

Я закричал.

— Ты что орёшь? — Табаки, свесившись с кровати, стукнул меня подушкой по голове.

— Заткнись, Курильщик, — проговорил Чёрный со своей кровати и перевернулся на другой бок.

Дождавшись, пока всё снова уснут, я сел в коляску и выехал в коридор. Никаких лиан и змей, конечно, не было. Только вот дверь в комнату Птиц была открыта.

Я подумал и вернулся за альбомом.