Сказкодрабблы (джен)

Дева-Лебедь работает много дней до горящих рук. Дева-Лебедь уже не та, Деве-Лебедь стукает тридцать пять. Дева-Лебедь одна, ей давненько не нужен любимый друг, Дева-Лебедь все трудится, быстрым жестом поправив лимонную прядь.

К Деве-Лебедь приходит помощь, когда ей особенно вдруг не хочется, когда ей до странного все равно — лишь бы уехать куда-то за море. Дева-Лебедь не может уснуть — все думает, с боку на бок ворочается, на следующий день к ней подходит кто-то и просит дать телефонный номер.

Дева-Лебедь не верит, ей кажется, она слишком выцветшая и старая, да и он не подходит — осовремененный, молодой и, Господи! однорукий. Дева-Лебедь к вечеру едва успевает домой — вся истрепленная и усталая; он ее ждет, не разувшись. Дева-Лебедь почти кричит: "За что мне такие муки?"

А на завтра Дева-Лебедь и он вместе празднуют Новый Год, она мирится — наряжает елку и даже заворачивает подарки. Дева-Лебедь вдруг чувствует — она доживет с ним до пятисот, и, улыбаясь, кладет в их чашки еще по одной заварке.

11.12.2014г

По­нима­ешь, Ро­бин, у ме­ня те­перь вмес­то гру­ди ок­ро­вав­ленная ды­ра, вместо сер­дца — мрак, се­рый хо­лод, клад­би­щен­ская гро­бовая пус­тошь. У ме­ня ца­рапи­на длин­ная, не­зажив­шая, но­ющая вдоль бед­ра, а внут­ри — ни­чего, ни ка­пель­ки преж­не­го, "нас­то­яще­го" чувс­тва.

По­нима­ешь, Ро­бин, твой тяж­кий вы­бор, твоя лю­бовь — они все нич­то, у ме­ня в кровь из­ре­зан­ные ла­дони, зап­ла­кан­ные гла­за, се­дина в вис­ках. Я с ут­ра прой­дусь по ули­це, в бар за­вер­ну, с сы­ном сыг­раю в ло­то... Мне бы сжать ее хруп­кую шею, ду­шить бы, как в са­мых слад­ких меч­тах.

По­нима­ешь, Ро­бин, мое сер­дце сно­ва чер­нее мра­ка, ру­ки мои опять — холод­нее ль­да. Я най­ду вас и отом­щу — чет­вертую, пу­лю вы­пущу у вис­ка; ну да­вай же, Ро­бин, поп­ро­буй ме­ня за­быть, поп­ро­буй ме­ня рас­пять; не по­лучит­ся? Ты ведь зна­ешь, Ро­бин, я уби­ваю с пер­во­го же брос­ка.

04.03.2015г

На самом севере Леса есть магическая страна — ей правят две прекрасные Королевы. Одна — Светлая, с диадемой в эбеновых волосах, наряд ее цвета выдержанного вина, она пряма и строга, в глазах ее пасмурных холод, у ней есть разные имена — вовек не победит ее сатана.

Иная, Темная, незримой тенью стоит у трона, замерла, словно донашеэровая икона; на губах ее сок апельсина и горечь сморщенного лимона, она встает по утрам и смотрит на алое небо с узорчатого балкона; на ее прическе — тяжесть золото-красной короны.

Королева Темная мрачна и тиха, словно грозовое затишье, черен ее наряд; в глазах ее пламя осеннего октября, грозен и страшен ее кареглазый взгляд; вороны мертвецов поселились в ее саду, обитают теперь на кленовых ветвях; она убивает врага, будто вершит обряд — "блаженна Светлая Королева и народ мой свят".

У Светлой застыла искусственная улыбка на кроваво-алых, ярких донельзя губах, белая пудра размазана на ее щеках; в ее взгляде — сила, ей неведом человеческий страх, остер меч в ее ловких, умелых руках; Светлой покровительствуют небеса...

Темная — ей подруга, защитница и сестра.

Вечерами они целуют друг друга в лоб

и расходятся

до утра.

17.04.2015г

У Зеленой Ведьмы по телефону голос надменный, жестокий, дерзкий; когда его Королева слышит, перед ее глазами словно вспыхивает объектив, меняют резкость; у нее отбирают вечность и право быть воровской невестой, у нее изымают право на истинную любовь; Королева знает — она этого не простит, суждено быть войне, и да прольется кровь!

Королева была чудовищем, стала опорой, надежностью и героем; ее чтят, ей верят, но судьба ее выжжена черным как смоль пером на сморщившемся картоне; ей надобно быть злодеем — подобру или поневоле. Она смотрит в зеркало, поправляет прядь; ей подобные не стареют, обреченные на "терять".

Королеве предоставляют выбор — Спаситель или Мошенник; Королева сжимает бледные руки, Королева ответ не знает: первый — давно изменник, второй сравнял ее ценник со стоимостью мертвой жены. Вся ее жизнь — происки не имевшего жалости сатаны; ей подобные на страдания рождены.

Королева видит Спасителя — ее белые пряди и леденеющие глаза; от Королевы давно уже отворачиваются небеса, с ней не случаются чудеса, ей одиноко-больно; она пала невольной жертвой, словно богачом брошенная монета.

Королева знает: Робин украл ее сердце, Робин — всего лишь вор.

Она поднимает взгляд

и озвучивает

собственный приговор.

18.04.2015г

У Королевы Снежной что сердце разломанное, что душа — единый осколок льда, глаза ее — серо-холодный асфальт; айсберги ее замка растекаются как вода, в зеркалах отражается полуночниковая звезда; Королева Снежная с тихой печалью смотрит на календарь, Королева Снежная очень давно одна.

У Королевы давно уже нет сестер — обе теперь мертвы; на могилах их стелется шорох осенне-павшей листвы; Королева Снежная бережно укладывает цветы, и в глазах у нее печаль, а под сердцем — замерещившийся хрусталь; она молча уходит с кладбища, кутаясь в свою белоснежную узорчиковою шаль.

Королева находит других — не по крови, по сердцу; одна — белокурая, с детской милостью на лице, с даром огня и света; у Королевы с ней ощущение сладкого теплого лета, она любовью ее ухожена и согрета; другая — с даром льдов и снега, тонкая, нежная и красива; с ней Королева чувствует — еще жива, и вязкая горечь рассыпается как зола.

Но далеко не вечно ее хрупкое, беззащитное новое счастье — первая не оправдывает надежд, вторая цепляется за сестру родную; одиночество снова преследует Королеву, подхватывает запястье, рубец у нее на сердце снова красен и свеж, душа ее — истязай да режь.

Создает проклятие Королева, чтобы навек сестер к себе привязать — но осколки его остры; сестры же ловки, отчаянны и быстры...

Сестры стоят напротив — растерянные, побледневшие, с виной на лицах; Королева смотрит на них сквозь дрогнувшие ресницы; смерть витает в обители Королевы, оседает на волосах, отражается в зачарованных зеркалах...

"Я прощаю обеих: и ту, что меня предала, и ту, что меня любила", — говорит Королева

и рассыпается

в прах.

19.04.2015г

У Рыжей кудри-локоны распластаны по спине; ворот платья ее, некогда бел и свеж, теперь перепачкан в выдержанном вине; лицо ее в солнечных бликах, в теплящемся огне; Рыжая воет одинокую песню, говорит во сне — о ней слагают легенды — ведьма, продавшаяся сатане.

У Рыжей в сгнившей душе теплится гадкое чувство — месть; в ее покоях бродит черной тенью старуха-смерть; Рыжая по утрам смотрит в зеркало, неприятно скалится — от зависти кожа у нее зеленая, а улыбка испорченная, песком на зубах отдающая, терпко-соленая, взгляд же — словно вода студеная.

У Рыжей есть сводная сестра-королева; Рыжая все пытается отомстить, отбирая право царствовать и любить; Рыжей хочется тоже жить, Рыжей хочется получить все, чем некогда владела ее сестра. У Рыжей глаза словно два слитка чистого серебра, а волосы цвета пламенного костра.

Рыжая отбирает все: истинную любовь, хрустальное счастье своей сестры; Рыжая путешествует сквозь миры; Рыжая заставляет слушать правила ее бесчестной, беспроигрышной игры; вот только стеклянные части мести ее слишком остры, впиваясь в сердце металлическим острием иглы.

"Допустим, победа сейчас твоя; но время еще придет, и я тебе отплачу", -

— говорит Рыжей сестра

и гасит пальцами

желтеющую свечу.

19.04.2015г

Спи, моя сладость, Генри — тебе взрослеть, набираться сил; тебе ведь жить, править моей страной, воевать за мир; тебе улыбаться, глядя на бедный люд; строить торговые корабли... Спи моя радость, Генри, пока за окнами осень и платиновые дожди.

Спи, улыбка моя и свет, я буду петь тебе до утра; я буду петь тебе, как солнце осветит небо, закончится листопад; как птица расправит крылья, и взойдет на небо умершая звезда; как мы с тобой никогда не станцуем в багряно-алом пламени догорающего костра.

Спи, мое сердце, моя душа, у тебя годы времени впереди; я обниму тебя, зароюсь в ворох твоих волос, ты прижмешься к моей груди... Мне отмерен срок. У нас разветвились дороги и разошлись пути. Только помни, мой мальчик, заповедь. Будь честен и смел, не позволяй солгать.

Не укради, мой мальчик, чужого счастья.

Не укради.

21.04.2015г

Спасителя очернить легко — таков порядок, таков закон; у Спасителя лик обманчив, скопированный с икон, ее мягкий голос — словно колокольчиковый перезвон; Спаситель кокетливо поправляет белую прядь волос — а в глазах у нее тускло мерцают мрачные отблески похорон.

У Спасителя лик лживо чист и светел, а в руке кинжал; Спасителя не узнать, словно в королевстве кривых зеркал — "я кровь твою перелью на блеск моего ножа, я изотру тебя на металл, я смерти твоей в лицо улыбнусь; ты расскажешь мне свою историю наизусть и закроешь навек глаза.

Ты — мне сестра, мой извечный враг, многовековая гроза".

Королева стоит — изувечена, но еще жива; Королева молчит, не способная на слова; Королева теперь узнала, кого чтила за божество, кому возводила храм; на ладонях у нее пыль, на руках — осыпавшаяся зола; Королеве сердце сковали извечные смертные кружева; поднимет кинжал Спаситель, и Королева станет навек мертва.

У Спасителя на губах усмешка, Спасителю все равно — "ты ведь знаешь, моя Королева, уснуть навечно тебе суждено, а мне вечера в одиночестве провожать, крепче кутаясь в твое драповое пальто; каждый раз распахивать настежь двустворчатое окно, слыша промозглость ветра, и смеяться, глядя на небеса.

Мне жаль, Королева, но ты умрешь — твой Спаситель разуверился в чудесах".

29.04.2015г

Ва­ше Ве­личес­тво, все за­вер­шится здесь. Вы зам­ре­те на тро­не в бес­силь­ной по­зе; сла­ва моя Спа­сите­ля рас­ще­пит­ся оземь; я вступ­лю оди­ноко в свою зо­лотую осень, на пле­чах воз­не­ся наш де­ревян­ный крест. Ва­ше Ве­личес­тво, все за­вер­шится так. Вы вздох­ни­те, прик­рой­те шел­ко­вые гла­за; Тем­но­го встре­тит в спи­ну его кин­жал; по­кач­нутся в такт ла­зур­ные не­беса. Вы ог­ля­нитесь — вок­руг ти­шина и мрак.

Ва­ше Ве­личес­тво, так нас­ту­па­ет смерть. Я лег­ко улыб­нусь и пор­ву ка­пита­ну гор­ло; мол­ча­ливо и грус­тно сто­ит ве­ковеч­ный го­род, дож­дем уку­тан­ный в па­мят­ном ок­тябре. Ва­ше Ве­личес­тво, я про­шу, умей­те хра­нить сек­рет. Ва­ше Ве­личес­тво, мы с ва­ми те­перь од­ни. На­ши нед­ру­ги и друзья — все мер­твы; пух им те­перь — зем­ля. Ни­ког­да не взой­дет ка­питан на борт сво­его ко­раб­ля, ни­кого не спа­сет раз­бой­ник. Дом их те­перь — пет­ля.

Ва­ше Ве­личес­тво, это — еще не ко­нец.

Гос­по­ди, Бо­же — по­милуй и сох­ра­ни.

03.05.2015г

Вот мы и встретились, моя королева темная, моя огненная карающая сестра. Твоя душа — небо пустынно-звездное; руки твои — мрачная тишина утра; голос твой льется отзвуком серебра. Ты лежишь, королева, пальцы твои в крови. Мы сошлись, словно в море пиратские корабли; наши дороги выстланы вербами по реке. Спи, моя королева, — я буду петь тебе до зари; я улыбнусь, ладонь твою сжимая в своей руке.

Спи, королева, — я сберегу твой сон. Я буду рядом, когда ты откроешь бесчувственные глаза; я буду подле, когда ты займешь свой трон; я буду близко, когда смерть появится на часах.

Спи, королева, — я буду здесь, когда разверзнутся небеса.

04.05.2015г

У меня есть разбойник, и мне любима его душа. Ты под вечер придешь ко мне — кудрява и хороша; я издали смотрю на твою улыбку, на аккуратный шаг; ты подцепишь мысли, как грифель точного карандаша; я встречу тебя, обниму; почувствую — пальцы твои дрожат. Ты улыбкой мне озарила свет. Из дома выйдет ко мне вослед разбойник — и ты кивнешь; улыбка твоя потеряет цвет. Мы сошлись с тобой, словно устья двух одиноких рек; твой запах — хрупкое счастье и пачка нетронутых сигарет.

У тебя, девочка, есть возлюбленный, что пират; у тебя на лице поцелуев его тончайшая череда; ты танцуешь с ним вечерами, смотришь на звездопад; ты смеешься, и пальцы его сжимает твоя рука. Мне жаль, девочка, — ты забыла, что значит помощница и сестра.

05.05.2015г

Прощай, Разбойник! Перед уходом мне б только раз коснуться твоей руки. Ты бежишь ко мне — шаги твои неслышимы и легки; ты пойми, Разбойник — меня не спасут ни люди, ни кабаки; мне не в силах помочь Спаситель — я поступаю верно и вопреки.

Прощай, Разбойник!Молю — улыбайся чаще да смейся громче; меня забудь. Я теперь буду темнее ночи, страшнее мглы, и тернист мой путь; убийства да сделки, и сердце опять во тьме — вот теперь наша суть; я вернусь еще, я приду; и объятья мои — огонь, да поцелуй мой — ртуть.

Прощай, Разбойник! Других сохрани от тьмы; за меня не бойся — я выживу и смогу. Ты увидишь меня во сне, в устланных по дороге листьях, в черточках на снегу; ты увидишь меня в мечте — я улыбнусь, уста твои пламенем обожгу; я тебя в своей памяти сохраню и любовь пересилю да сберегу.

Прощай, Разбойник!

Ты увидишь меня, усыпанной во цветах да спрятанной во гробу.

01.06.2015г

На руках твоих — пятна злодейств и крови, след убийства и темноты. Ты скажи мне, Эмма, каково теперь жить среди вечностной немоты; когда хладен ум, ненавистен взор, когда жжешь за собой мосты; когда за тобою горят деревни, кладбищенские кресты; когда ты прокляла последнее из святынь...

Взгляд твой полон манящей пустоты.

Твой улыбчив рот и красив твой лик — но лишь тьма у тебя в душе. Ты скажи мне, Эмма, каково теперь жить в чертовой тишине, где ни друга зов, ни ребенка плач, где рубить без пощады велит палач; где средь войн и черных твоих удач —

Прежняя жизнь — во сне.

Имя твое распластано на кинжале, на губах твоих — привкус гнили да темноты. Твои руки, не зная меры, грабили, убивали, твои руки губили распустившиеся цветы...

— Ты скажи мне, Эмма, что останется нам в финале?

— Лишь погибель да несбыточные мечты.

15.07.2015г

Рассвет в Сторибруке в алое красит небо, время считает минуты, часы, шаги. Скажи мое имя — коротко и надменно, Пират чтобы снова коснулся моей руки. Скажи мое имя, как грозы в начале мая, как верное в битве дружеское плечо. Оно с твоих губ сорвется, со злом играя, как слово, небрежно роняемое палачом.

Я тебе доверяю серебряный свой кинжал, остановишь меня, захочется вырвать сердце. Скажи мое имя, оно — как отсвет зеркал, как тоска, давно позабытая в раннем детстве. Скажи мое имя — в нем вся печаль и власть, вся земная-небесная горечь и благодать. Скажи его вслух — в нем моя сущность, стать; и гнилое нутро, и светлейшая в нем же часть. Скажи мое имя — оно мне и вечность, и ни-че-го; И тишина в ответ все надежды мои крушит. Скажи же, прошу я!

И ты говоришь его.

И Тьма отступает вмиг из моей души.

Солнце мое, и вокруг — война, и внутри — война. Посмотри, как сердито хмурятся небеса, как вода заливает землю, а смерть заглядывает в глаза. Как жаль, что ты — так давно не ты. Что ты — так давно мертва. Солнце мое, от героев остался один лишь прах, в Преисподней всех нас считают по головам. Я портрет сына нашего прикладываю к губам; как жаль, что мы его не спасли. Он умирал на моих руках.

Солнце мое, вокруг — тишина и мрак, а внутри — серебряная тоска. Любимого моего пронзила насквозь стрела, в Преисподней нет света и нет тепла. Спаситель, если бы ты пришла, смерть стала бы истинна и проста.

Как жаль, что ты — так давно не ты.

Что ты — так давно мертва.

В моем доме белые стены и полумрак, желтые свечи, прозрачные зеркала. Мама, отчего ты меня, невинного, предала? Как же сталось так? Как же сталось, что я тебе был чужим, что мой детский плач был тебе просто звук? Что ты нам же выбрала худшую из разлук, чтобы легче жить?

Как же сталось, что ты меня отдала, чтобы смех твой был ярче и не тускнел, чтобы яркий луч в тебе теплился и горел? Мне осталась одна зола. У меня же иная жизнь да иная мать, город твой полыхает моим огнем; где-то, в иной истории, мы вдвоем. Надо только ждать.

Где-то, в иной истории, ты — моя. Ты гадаешь желание на бредящую свечу; мама, я рядом. Я иду, я бегу, я мчу в наши сказочные края.

Вот она, сказ­ка — ле­жит у ме­ня в ру­ке. Вот она, сказ­ка — че­рен ее ру­кав. Все в ней те­перь о бо­ли и о тос­ке, каж­дая из' ее мно­гок­ратных глав. Вот она, сказ­ка — го­лос ее ос­тер, пах­нет па­леным-сог­бенным се­реб­ром. В каж­дой ис­то­рии мир наш убит да стерт, в каж­дой ис­то­рии лишь ко­локоль­ный звон.

Вот она, сказ­ка — че­рен ее на­ряд, каж­дое сло­во лишь воз­ве­ща­ет смерть. Стро­ит уби­тых в один бес­ко­неч­ный ряд, каж­до­му да­рит сказ­ка дур­ную весть. Вот она, сказ­ка — ру­мянец у края щек, бе­лые во­лосы — пер­вый ян­вар­ский снег.

Вот она, сказ­ка — счас­тли­вый ко­нец ис­тек.

Вот она сказ­ка — ее нас­ту­па­ет век.