Имя надежды (джен)

Разные придворные дамы и королевишны могли смотреть на неё как угодно, но Белль точно знала, что всегда была хорошей девочкой. Она не прекословила отцу (даже когда тот выбрал ей в мужья Гастона), вышивала крестиком и гладью (стрелять из рогатки выходило лучше, но было строго запрещено), пела, танцевала, умела вести хозяйство большого замка, а также была весьма начитанна. Широта тем, на которые она могла поддержать разговор, вызывала возмущение учителей ("Леди незачем разбираться в стратегии!") и крайне забавляла отца, время от времени грозившего ей пальцем. Кроме всего этого, Белль была ужасной трусихой, что вполне соответствовало образу благовоспитанной девицы.

Ужасной трусихой, если быть точнее, она считала себя сама. Не то чтобы она визжала, заметив крысу в кладовой, или громко ахала, порезав палец до крови. Нет-нет. Но её крох храбрости хватало лишь на то, чтобы пресекать заботу Гастона, когда он становился слишком навязчив, или изредка высказывать на балах и музыкальных вечерах взгляды, которые в обществе считались непозволительно смелыми.

Может быть, ей стоило родиться мальчиком, думала Белль иногда. Тогда она могла бы говорить всё, что вздумается, вызывая на дуэль несогласных, выручать из беды прекрасных дам, путешествовать в поисках подвигов и, возможно, даже дружить с Гастоном. В конце концов, он был славным малым, когда забывал, что они обручены. Но Белль родилась девочкой, и ей приходилось довольствоваться балами и нарядами. Впрочем, сэр Морис был весьма доволен дочерью, о чём не уставал повторять, и она тоже была почти довольна.

"Почти" — это слово, казалось, преследовало Белль. Престарелые клуши по углам замка шептались, что она почти такая же храбрая, как мать. Отец говорил, что она поёт почти так же сладко, как соловьи в саду. И даже лорды, не менее престарелые, чем их матушки и жёны, небрежно замечали, что она разбирается в государственных делах почти так же хорошо, как мужчины. Всё это вместе и по отдельности грело душу, но вечное "почти" уже набило оскомину.

Если бы Белль задали вопрос, чего она хочет больше всего на свете, она бы замешкалась с ответом надолго. Всё, что бы она ни попросила, ей доставалось и так. Просить невозможного Белль не привыкла. Даже магия, о которой грезили многие её ровесницы, казалась ей неспособной на чудо. Чудеса случались безвозмездно, а магия была не бесплатна. "Волшебство стоит очень дорого, — поговаривала нянюшка. — Не всякое, конечно, а только особенное".

Львиную долю свободного времени юная Белль проводила с книгами — лучшими учителями на свете, но про особенное волшебство понять так и не смогла. Спросить же у учителей, нанятых для неё отцом, не позволяли предрассудки, которым Белль в конце концов поддалась. Магия была табу, предметом, не принятым к открытому обсуждению — не для молодых девиц, во всяком случае.

Шесть часов после полудня — столько было, когда Белль впервые услышала о войне. Во время ужина отец упомянул о ней мимоходом, словно это было нечто незначительное — вроде рождения щенков или ремонта замковой крыши. Поблагодарив его за заботу, Белль отправилась пересчитывать запасы продовольствия, целебных снадобий и чистого полотна для перевязки ран. Запасы, даже на её придирчивый взгляд, оказались вполне достаточными. Уже следующим вечером первый отряд добровольцев ушёл на границу.

Теперь у Белль было куда меньше времени на книги и совсем не осталось на размышления о волшебстве. Через две недели после начала войны в замок вереницей потянулись беженцы. Столица не вмещала всех людей, бежавших с запада на восток в тщетной попытке спастись от огров, и их город, стоявший в полудне пути от Анволии, стал следующим прибежищем для несчастных. Забота о них легла на плечи Белль.

Иногда — прежде — бывало, она зачитывалась допоздна жизнеописанием кого-нибудь из великих воительниц или королев древности. После таких полуночных бдений наутро раскалывалась голова, и Белль сетовала на обязанности хозяйки замка, не дававшие поспать чуть дольше. Как же она мечтала вернуть те дни и те обязанности! Но беззаботное времяпрепровождение и торжественные встречи гостей уступили место постоянной суматохе, разливанию похлёбки чужим детям и всеобщей панике. Ногти на руках были наскоро обстрижены покороче, любимые книжки запылились, спину по вечерам немилосердно ломило, а сама Белль засыпала, едва голова касалась подушки. Отец был категорически против того, чтоб его дочь работала, помогая заботиться о беженцах, но она сумела настоять на своём. Белль считала часы и дни, мечтая, чтоб этот кошмар поскорей закончился, не зная, что главный кошмар ещё впереди. Когда замок, казалось, готов был лопнуть от заполнявших его людей, стали прибывать обозы с ранеными.

Льющийся из незаживающей раны гной и сломанные кости Белль запомнила на всю жизнь. Продержавшись на обустроенном под лазарет заднем дворе несколько часов, она малодушно сбежала в кухню. Накануне в прачечной она чуть не потеряла сознание из-за жара и духоты, и отец, как-то узнавший об этом, запретил там появляться. В кухне Белль подавала, перемешивала, наливала, крутила и резала, ловя на себе уважительные взгляды кухарок и улыбаясь в ответ — но никак не могла забыть искажённые мукой лица и страшные увечья солдат, вернувшихся домой. Уже ночью, поднимаясь в свою комнату, она подумала, что эти солдаты — ещё счастливцы. За завтраком отец сообщил новость: он, вопреки приказу короля, заключил договор с Тёмным. За некоторую мзду тот пообещал остановить разорявших страну огров.

Целый следующий день Белль с надеждой выглядывала в окна, не давая сорваться с языка выспрошенному у кухарки имени Тёмного мага. О нём самом было известно две вещи: Румпельштильцхен никогда не нарушал данного слова и никогда не брал плату золотом. Отец, как выяснила Белль, этого не знал — но переубеждать его было делом бесполезным. За своей верой, за ожиданием она не замечала даже хаоса вокруг: люди бежали дальше на восток, замок пустел, наполняясь холодом и страхом.

Холод разбудил её на следующее утро ненамного раньше, чем явилась служанка с приказом отца: сэр Морис требовал дочь к себе, велев выглядеть как можно лучше. Отец ждет Тёмного, поняла Белль. Вчерашняя эйфория спала, оставив смирение, близкое к отчаянию. И веру. Выбеливая рисовой пудрой лицо и подводя глаза, натягивая чулки на вымытые в ледяной воде ноги (дрова в замке закончились накануне), растирая огрубевшие от работы руки, Белль всей душой верила, что Румпельштильцхен обязательно придёт на помощь. Всю ночь ей виделась мама, её ласковый голос и любящие глаза, и Белль просто не могла по-другому. Она верила даже тогда, когда поняла, что замок совершенно пуст, остались лишь они с отцом, солдаты гарнизона, старые офицеры, Гастон и несколько слуг. Верила из последних сил, весь день развлекая отца разговорами, высчитывая по карте скорость, с которой твари приближались к ним, и нет-нет, да посматривая наружу. И даже тогда, когда капитан сообщил о падении столицы, когда закат в окнах подсветило зарево пожара, а рёв огров мерещился всем, запертым в забаррикадированном зале, и холодные пальцы страха цепко схватили сердце — даже тогда у Белль оставалась вера.

Ещё одна минута, подумает она несколькими годами позже, и мир бы непременно рухнул. Однако в тот момент, когда Румпельштильцхен явился на зов, бесцеремонно заняв кресло градоправителя, она точно знала: теперь всё будет хорошо. Безусловно, Тёмный оказался ужасен, специфически одевался и едва ли был предсказуем — но всё это не имело для Белль никакого значения. Услышав цену победы над ограми, она с трудом сдержала вздох облегчения и уже знала, что согласится. Не нужно будет оплакивать близких, не нужно будет выходить замуж за Гастона и больше никогда не нужно будет слушать, что должна делать юная леди, а что — нет. В один миг за сделкой с Тёмным ей ещё виделась собственная свобода, в другой Белль утешала отца, а в третий всё существо охватило ощущение непоправимости принятого решения. Маг уводил её прочь из родного замка, скрипучее «Навсегда!» молоточками стучало в голове, растворяя разум Белль в котле всепоглощающего страха.

Но в худшие свои дни, в плену у Злой Королевы и в беспамятстве чужого мира, она видела во сне только одно: чудовище с золотыми глазами. Чудовище, которое обязательно придёт за ней, нужно только его подождать.