Жизнь В.Д. (джен)

Ранней весной миссис Дурсль, как обычно, проснулась в шесть утра. Выработанная за несколько лет привычка готовить мужу завтрак и отправлять на работу уже стала необходимостью. Женщина медленно села, поддерживая ладонью спину, и, неуклюже переваливаясь с боку на бок, опустила ступни в махровых носках на пол. Бежевая свободная ночная рубашка с кружевом тут же прикрыла колени, хотя раньше почти доставала до пола. Теперь живот выпирал вперед настолько сильно, что миссис Дурсль казалась сама себе огромным неповоротливым кораблем.

Резкая боль внизу живота заставила ее потянуться к кнопке вызова медсестры.

— Вернон, Вернон, тише, — миссис Дурсль успокаивающе погладила себя по животу. — Хорошие мальчики не должны торопиться раньше времени.

Через шесть часов, ровно в полдень, когда тринадцатитонный колокол Биг-Бен в башне начал свое мерное покачивание, на свет появился розовощекий малыш с карими глазами матери и овалом лица отца.

Вернон Дурсль рос спокойным ребенком в обычном двухэтажном доме на улице Нортуэй-роуд, пересекающей площадь Гриммо. Все в нем было в меру. Он редко болел, редко капризничал, стойко переносил трудности, с которыми приходилось сталкиваться (сломанный игрушечный самолет сразу же отправлялся в мусорку), и еще реже перечил родителям. Безусловно, те гордились своим сыном, предлагая ему в виде поощрения новые игрушки или сладости, и Вернон, подражая своему отцу, чопорно и вежливо благодарил, принимая причитающееся ему, как он считал, по праву.

До семи лет с ним возилась миссис Дурсль, работа писателем позволяла ей целиком уделять внимание сыну. Гулять по парку, бегать с другими его возраста детьми, живущими по соседству, Вернон не любил. Он, как и мать, предпочитал проводить время в тишине своей комнаты или в ближайшем сквере под сенью кленов. Когда миссис Дурсль увлеченно читала книгу, расположившись на скамье, а Вернон из подаренного Сантой конструктора строил на пледе фабрику или завод, представляя себя взрослым, в костюме, который надевал отец на важные встречи, степенно прохаживающимся по своей фабрике и тщательно следя за работой игрушечных солдатиков. Он ругал их за неточности и отправлял в отдельную комнату, тем самым «наказывая», либо поощрял — и тогда работник перемещался на «этаж» выше.

Когда пришло время идти в школу, Вернон не сомневался, что будет учиться там же, где учились его отец, дед и прадед, — в частной школе Челтенхэм, это даже не обсуждалось. С ранних лет Вернон всегда хотел походить на отца, не только внешне, но и внутренне — силой, характером, успешностью. Носить форму с эмблемой школы, ходить с тростью, как и положено английскому джентльмену, Вернону предстояло достаточно долго.

Учеба в Челтенхэме давалась ему средне. Предпочитая больше точные науки, Вернон в принципе не представлял, как ему в будущем могли пригодиться рисование, танцы и пение. Родители не требовали от него высоких оценок: один диплом окончания Челтенхэма уже давал путевку в хорошую жизнь. Нужно было лишь соблюдать правила и посещать занятия. Вернон с этим справлялся на отлично.

Все изменилось в январе шестидесятого, когда ему было тринадцать. По крайней мере, именно тот солнечный безветренный холодный день Вернон определил верхушкой горы, с которой медленно с годами скатывался снежный ком. Сначала он был небольшим, не требующим совершенно никакого внимания, но чем скорее он приближался к подножию, тем больше обрастал снежным покровом, причиняя как минимум неудобство, и как максимум — сметая все на своем пути.

В тот день Вернон направился в любимое еще с детства кафе. Родители на Рождество значительно увеличили карманные расходы, и это означало, что на каникулах он мог полакомиться любимым мороженым, прежде чем вернуться к меню строгой диеты школьной столовой.

Проходить ему как раз предстояло по площади Гриммо — самому короткому пути, — где он увидел весьма странную процессию, заставившую его замереть. Популярный на то время автомобиль Ситроен Трэкшн Эвант остановился рядом с, как Вернон думал, пустующим четырехэтажным домом, окна которого были забиты досками, а крыша зияла дырами. Здание давно требовало тщательного ремонта. Жить там и подавно было бы невозможно.

Двери шикарного автомобиля открылись, и из него вышла типичная английская семья — Вернон удивился лишь покрывалу, в которое был завернут младенец на руках у высокой черноволосой женщины: темно-зеленая — по виду бархатная — ткань свисала до асфальта и мало подходила для холодной зимы. На самой женщине была такого же цвета накидка, с завязками на шее. «Может, профессор колледжа», — предположил Вернон. Следом за ней появился такой же высокий мужчина, отряхивающий свой костюм, будто успел испачкаться в машине. Втроем они направились к старому покореженному дому и исчезли внутри.

Вернон будто бы отмер вместе со звуком закрывшейся за ними двери и, не удержавшись, решил рассмотреть автомобиль поближе.

Это было не простое авто. Это был переднеприводный французский шедевр с несущим кузовом. К нему хотелось прикоснуться, почувствовать под пальцами лакированный бок, ощутить рев мотора, отдающий гулом в ушах и дрожью под капотом. Сорок три лошадиные силы, четырехцилиндровый с четырехступенчатой коробкой передач великолепный «монстр» мог разогнаться до ста десяти километров в час. Вернон несколько раз видел рекламу с изображением автомобиля в любимых журналах отца — рекламный щит был расположен прямиком на Эйфелевой башне.

Выпускали их строго ограниченной серией с тридцать четвертого года. И если ты сидел за рулем Ситроена, другие машины на его фоне покажутся тебе жалкой грудой металлолома.

Вернон уже потянулся рукой, предвкушая гладкость лакированного крыла, твердость стекла фар и треугольной эмблемы в центре.

Водительское окно опустилось, и хриплый голос заставил Вернона в испуге подпрыгнуть и сделать шаг назад. Рука так и замерла неловко в воздухе.

— Пошел вон от машины... маггл, — зло бросил шофер. Вернон плохо расслышал последнее слово, но оно явно было ругательным. Позже он спросил об этом у отца, попытавшись точно повторить звуки, но тот лишь пожал плечами, решив, что Вернон просто ослышался.

Сейчас же, когда он стремглав бежал по улице Хоттэм, у него бешено колотилось сердце, болел бок и слезились глаза. Когда Вернон остановился, чтобы отдышаться, он засмеялся, истерично всхлипывая и вытирая вспотевший лоб.

Он оказался в шести кварталах от дома, но зачем он столько бежал — да и вообще бежал, — Вернон не знал. Смеялся, всхлипывал от непрошеных слез и держался за бок, ртом часто хватая воздух.

Чтобы решиться вновь пройтись по площади Гриммо, Вернону понадобилось пять лет. Не то чтобы он специально избегал старого дома или не желал больше увидеть тот запоминающийся автомобиль, но ноги не хотели идти коротким путем. Вернон придумывал множество маленьких и не очень логичных причин, чтобы добираться до нужных мест, минуя площадь.

Поэтому, отучившись в Челтенхэме, получив диплом и почувствовав себя, наконец, взрослым, которому не пристало отступать, Вернон отбросил все свои предубеждения и отправился в любимое кафе коротким путем.

Через площадь Гриммо.

Все-таки пять лет сильно меняют город. И дом двенадцать в том числе. Внешне он выглядел все так же убого, но кое-какой ремонт был виден — вместо досок в окна было вставлено темное стекло, отчего и так неприветливый дом стал еще более зловещим.

Поправив воротник пальто — осенний мелкий дождь неприятно капал за шиворот, — Вернон оглядел пустынную в это утро улицу. Машины той естественно не было. Подойдя ближе к дому, он глубоко вздохнул. Бояться было нечего.

— Поберегись!

Вернон все еще умел вовремя отскакивать назад — ему под ноги упал и треснул глиняный горшок с довольно симпатичным розовым цветком. Приглядевшись внимательней, Вернон остолбенел — прямо из зеленой помятой листвы на него смотрели два карих кошачьих глаза. Ей-Богу, это были именно они. Потерев собственные глаза, Вернон еще пристальнее впился взглядом в цветок.

Одна листва, никаких лишних глаз.

Не стоило с утра есть мамин штрудель в одиночку.

— Беатрис! — тот же голос, советовавший Вернону быть осторожным, прозвучал совсем рядом, и Вернон поднял голову. Дверь старого дома открылась, и по кривой лестнице вниз сбежал маленький кудрявый темноволосый мальчик. Он бережно поднял цветок на руки, собрал даже куски горшка и пару горстей земли, сложив все это к себе на рубашку, оттянув низ клетчатой ткани. Только собрав все, мальчик обратил внимание на Вернона.

— Вас не задело, сэр? — спросил он. Вернон покачал головой. — Мы с Беатрис извиняемся за это. Она просто хотела погулять, а мама ругается, когда она возвращается домой грязной. Грозится выкинуть за шкирку навсегда. Я — Сириус Блэк, — придерживая одной рукой подол и вытерев другую о брюки, Сириус протянул вперед маленькую ладошку.

— Вернон Дурсль, — чтобы оттереть пятна от рукопожатия, Вернону пришлось достать носовой платок. — Ты всем своим цветам даешь имена?

— Цветам? — удивился Сириус и указал пальцем на разбитый горшок. — Это кошка.

Сказал он так, будто это было очевидно.

— Кошка? — припоминая свое детство, когда он тоже давал имена солдатикам, своей счастливой школьной трости или маминому пирогу, уточнил Вернон. Все же он никогда не называл кошкой цветок.

— Беатрис, — подтвердил Сириус, почесав грязными пальцами нос и став чумазым. — Ей пять, как и мне. А вам сколько лет?

— СИРИУС ОРИОН БЛЭК! — женский крик, наверное, был слышен даже на Нортуэй-роуд, хотя раздавался откуда-то из глубины дома.

— Ой, мама проснулась. Мне нужно вернуться. До свидания, мистер, — на одном дыхании пробормотал Сириус и быстро вернулся в дом.

Вернон видел: мальчик не коснулся двери, но та тут же закрылась за ним, словно запирая клетку.

В очередной раз обвинив мамин вкуснейший пирог, Вернон пошел туда, куда намеревался изначально.

Следующая встреча с Сириусом вышла случайно. Отец хотел посвятить нового работника в дела своей компании и решил заодно показать структуру работы сыну, чтобы выбор направления обучения в колледже у Вернона прошел легче. Поэтому, как и договорились, Вернон отправился к десяти на фабрику. Проходя мимо дома двенадцать, Вернон заметил на ступеньках маленькую фигурку. Сириус был одет в легкую куртку, на уши была натянута черная шапочка с помпоном, а на ноги были брюки и кроссовки. В руках он держал кошку и ласково трепал ее за ухом, отчего та развалилась на его коленях и жмурилась от удовольствия.

— Привет, — поздоровался Вернон, оказавшись рядом с мальчиком. Тот поднял голову, и Вернон заметил подживающий синяк на правой щеке.

— Здравствуйте, мистер Дурсль, — улыбнулся Сириус. Кошка недовольно приоткрыла «те самые» глаза, так как ее перестали поглаживать, и настороженно посмотрела на Вернона. Если бы она вдруг заговорила, Вернон бы не удивился — настолько осмысленным был ее взгляд.

— Это Беатрис? — спросил он.

— Да, — кивнул Сириус.

— Сегодня она меньше похожа на цветок, — заметил Вернон, и щеки Сириуса неожиданно покраснели.

— Я случайно, — буркнул он. — Папа говорит, что с возрастом это пройдет.

Вернон был согласен: детство быстро оставалось позади, и больше не хотелось играть в игрушки, искать приключений за папиным диваном, вооружившись маминой шваброй, и пугать несуществующих чудовищ под кроватью.

— Мистер Дурсль, а вы волшебник? — вдруг спросил Сириус, вновь вернувшись к поглаживанию кошки.

— Навряд ли, — покачал головой Вернон. — Был бы волшебником — слетал бы на Луну, заколдовал бы Кэрола с третьего курса и ел бы каждый день торты. За рулем пикапа, — рассмеялся своим глупым мечтам он. — А ты хочешь быть волшебником?

Сириус слишком по-взрослому посмотрел на Вернона и поправил шапку, натянув ее сильнее на уши.

— Не знаю, — вскоре ответил он, кончиками пальцев коснувшись щеки. — Они не всегда хорошие.

— Думаю, из тебя получился бы хороший волшебник, если бы такое было возможно, — подбодрил его Вернон.

— Спасибо, — очень тихо сказал Сириус.

Повисла неловкая тишина, и Вернон вспомнил, что он уже, скорее всего, опаздывал к отцу.

— Мне пора идти, — переступил он с ноги на ногу.

— Хорошо. До свидания, мистер Дурсль?

— До встречи, мистер Блэк.

Кивнув, Вернон направился к улице Хоттэм, чтобы там свернуть к Гайд-парку, сесть на автобус и добраться до фабрики отца. Через десяток шагов Вернон обернулся: крыльцо дома было еще видно, но вот помпона от шапки выше перил уже не было.

Вернон с удовольствием на шесть лет переехал жить в кампус при университете. Ведь его младшая сестра Марджори (и как матери пришло в голову это имя?) вошла в тот возраст, когда нужно было все разобрать, разодрать, разорвать и разукрасить. Отец за порчу имущества лишал карманных денег, что для Мардж было равносильно концу света, мать же не давала даже кусочка свежеиспеченного пирога, заставляя есть шпинат или брокколи. Выбор был очевиден — вещи Вернона неожиданно ломались чаще всего.

Собрав остатки того, что выжило после плановых атак, Вернон на шесть лет спрятался в университете, навещая родных лишь по официальным праздникам. Бесконтрольная жизнь была насыщена учебой. Менеджмент и экономика в перерывах между лекциями по международному праву были для Вернона интересней всего. Уже на третьем году обучения он мог просчитать выгоду от продаж, учитывая нестабильность рынка, сделать прогноз на рентабельность и предложить несколько оптимальных выходов для экономической задачи. Получив рекомендации, Вернон без труда устроился на дочернее предприятие отца — Ганнингс, фабрику по производству дрелей. Поначалу простым менеджером, но если все сложится в будущем удачно, Вернон метил на кресло директора компании.

Однако загадывать пока было рано.

— Мистер Дурсль? — его окликнул мальчишеский голос, и Вернон оторвался от созерцания витрины с пончиками и пирожными. Рядом с ним стоял высокий для своего возраста черноволосый мальчик. Что-то в его чертах лица было неуловимо знакомое.

— Мы знакомы? — спросил он, пытаясь припомнить, где же он встречал этого мальца.

— Сириус Блэк, — кивнул тот и нахмурился. — Вы меня совсем не помните?

— Ах, Сириус, — произнес Вернон. — Как поживаешь?

— Не помните, — сам себе кивнул Сириус и скрестил руки на груди.

Вернон вытер платком пот со лба, еще раз окинул мальчишку взглядом. Очень знакомые кудри, глаза и... вспомнил.

— Площадь Гриммо, — почти выкрикнул Вернон в догадке, и Сириус тут же улыбнулся. Улыбка шла ему больше, чем нахмуренное лицо. — Давно не виделись, — теперь звучало искреннее.

— Я уже на втором курсе, — подтвердил Сириус, по-детски показав два пальца.

— Здорово. Нравится учиться? — купив пару понравившихся пончиков и протянув один Сириусу вместе с салфеткой, спросил Вернон.

— Да, очень. Правда, родители... — мальчик взял угощение.

— М-м? — откусил свой пончик Вернон.

— Они хотели, чтобы я учился в другом месте. Там, где учились все мои родственники, — Сириус больше мял, чем ел.

— Разве это плохо?

— Теперь они меня не любят.

Вернон с удивлением посмотрел на Сириуса.

— Они тебя кормят?

Кивок.

— Спать есть где?

Еще один.

— Учебники, одежду, необходимые вещи покупают?

Сириус кивнул, прожевав кусок пончика.

— Значит, заботятся.

Для Вернона все было предельно просто.

— Вы не знаете моих родителей, — покачал головой Сириус.

— СИРИУС! Где ты шляешься, мелкое отродье?!

Мальчик прямо на глазах Вернона быстро запихнул пончик в рот, вытер салфеткой пальцы и сжал ее в комок в ладони.

Подошедшая к ним женщина смерила Вернона презрительным взглядом. Одета она была весьма тепло для летнего дня. Темно-зеленое платье с длинными рукавами украшало громоздкое ожерелье на шее. Черные витые кудри были забраны назад в высокий пучок. Она почти не изменилась с тех пор, как Вернон видел ее в тринадцать лет.

— Вот узнает отец... — Вернона она удостоила лишь одним взглядом, целиком сосредоточившись на Сириусе.

— Ма...

— Пошли, — резко схватила она его за руку и потащила прочь. Сириус смог лишь обернуться и помахать Вернону рукой.

— Почему у тебя пальцы липкие?! — вскоре донесся до него визгливый голос.

Эта женщина в экономических категориях Вернона попадала под разряд «железных леди». Встретиться с ней в другой обстановке он бы не хотел.

Вернувшись к лотку с пирожными, Вернон купил еще несколько пончиков.

Чтобы стать успешным, нужно знать свое дело от и до — этому Вернона научили за первые три года, за которые он успешно преодолел звание старшего менеджера, остановившись на заместителе начальника отдела продаж, который в скором времени должен был уйти на пенсию и освободить желанное место.

Чтобы получить его, нужно было отработать в целом пять лет и обзавестись молоденькой женой — таким был показатель стабильности.

Вернон решил добиться для начала первого пункта, повременив со вторым.

За это время он отрастил усы, поправился в теле и прикупил себе с десяток костюмов, размеры которых менялись пропорционально прожитым годам. Вернон всегда носил с собой черный кейс, в котором хранил документы для сделок и... да — у него была новейшая модель пикапа, правда, с логотипом компании и рекламой, но все же своя.

Иногда Вернон даже специально проходил по площади Гриммо, но Сириуса больше не видел. Двери были заперты, окна зашторены, и дом вновь казался Вернону старым заброшенным зданием, словно до этого никто здесь и не жил.

Но только не сегодня.

Он как раз возвращался домой — пикап требовал техосмотра, — когда дверь дома двенадцать громко хлопнула за сбежавшим по ступеням подростком. В тонкой сорочке и брюках было прохладно, парень поежился, проверил карманы и достал пачку сигарет, присаживаясь прямо на ступени.

Руки от эмоций дрожали настолько сильно, что ему потребовалось несколько попыток, чтобы щелкнуть зажигалкой и прикурить сигарету. Пачка, смятая в кулаке, полетела прямо на тротуар.

— Сириус? — окликнул его Вернон. Кудрявая голова тут же взметнулась, и Сириус, заметив Вернона, жестким взглядом окинул его с ног до головы.

— Мистер Дурсль? — с долей иронии в голосе произнес он, взъерошил волосы ладонью и выдохнул сигаретный дым изо рта.

— Ты вырос, — не зная, что можно еще сказать ребенку, которого видел пару лет назад, произнес Вернон.

— Вы тоже, — ох этот подростковый тон, когда за каждым словом подразумевалось совершенно другое. — Гуляете? — тут же спросил он, пытаясь скрыть неловкость.

— Возвращаюсь с работы, а ты?

Сириус махнул рукой за спину.

— Приехал на каникулы к любящим родственничкам, — вытянув ноги вперед, сказал он и добавил чуть тише, — чтоб их хвосторога сожрала.

— Хвосторога? — переспросил Вернон.

— Не обращайте внимания. Я просто слишком устал, чтобы следить за своей речью. Если бы вы знали, как… — он затянулся сигаретой и продолжил, — как бы я был рад, если бы родился таким же, как вы. В простой семье. В обычной гребаной семейке, где ровно в пять все пьют чай, — на последнем слове Сириус хмыкнул и отбросил сигарету в сторону, взглянув на Вернона. — Вы действительно счастливый человек, мистер Дурсль.

— Я…

— СИРИУС! — этот крик Вернон узнал бы где угодно. Он был слышен даже за закрытой дверью.

Сириус поднялся со ступеней, усмехнулся и протянул ладонь Вернону. Наверное, именно тогда снежный ком достиг подножия горы.

— Прощайте, мистер Дурсль.

Вернон пожал ее, и Сириус, засунув руки в карманы брюк, пошел прочь от своего дома. Вернон не знал, стоило ли ему окликнуть Блэка. Он простоял рядом с домом двенадцать, из которого все еще доносился женский крик, пока фигура Сириуса не исчезла за поворотом.

Вернон прижал к груди кейс с документами и пошел в другую сторону. Домой.

Через пару лет Вернон навещал родителей вместе с Петуньей, его беременной женой, ожидающей их маленького сына, и решил сходить посмотреть, не закрылась ли еще та старая кофейня в конце Гриммо. Путь его лежал по тому же самому маршруту, что он преодолевал в детстве.

Первое, что бросилось в глаза — дома двенадцать больше не было. На его месте впритык были построены вошедшие в моду из-за перенаселенности города многоэтажки, пришедшие на замену небольшим домам.

Чуть позже, по новостям, Вернон узнает, что Сириус Блэк был пойман, как серийный убийца, на счету которого оказалось двенадцать человек, и подумает, что в той обстановке, в которой жил Сириус, это было неудивительно.

Больше Вернон с ним не встречался.