Вчерашний вызываю сон... (гет)

М.Цветаева

Вчерашний вызываю сон.

То с чего началась эта история для автора — со сна...

Помню легкое томление ожидания, тонкую скуку.

И даже прозрачную тень страха от того, что творится за стеной.

По ощущениям понимаю, что меня попросили (а может, и не просили, а таков негласный закон) выйти из комнаты.

Глухие отзвуки голосов, неясный шум.

И в комнате, где нахожусь, темно.

И холодно.

Через какое-то время все стихло совсем.

Подождав еще какое-то время, я все же решила заглянуть в соседнюю комнату, но лишь слегка отворила дверь, это был его кабинет, он сидел за столом, явно не в духе, очень сосредоточенно укладывал бумаги в папку.

Было холодно, так и хотелось выпрыгнуть из этого мрака, но пришлось ждать, чутье подсказало выждать, пока он запрет бумаги в сейфе и откинется в кресле у рабочего стола.

Дверь, конечно, скрипнула, но по паркету ступала я крайне мягко, не производя лишнего шума.

В кабинете было теплее, но ни капли не уютно.

Дышать я себе позволяла (странно звучит, но дыхание я слышала отчетливо).

По пути я думала: как лучше — остаться дальше или обратно ближе, окликнуть или просто прийти, как домашняя кошка, молча занять свое любимое кресло...

Судя по тому, что знала здесь каждый дюйм, бывала давно и часто, видимо, даже иногда помогала с бумагами после скидывания их не в духе со стола.

Не со всеми, конечно, тут было много тайн, мне сразу было сказано не совать нос, поэтому и волновалась при его гостях.

Видеть кого-либо было запрещено, но что-то подсказывало, не только утечки информации кое-то боялся.

Почему-то мне захотелось побыть смелой, я присела на край стола, столешница огромная, крепкая, толстая, из цельного дерева, она не хрустнула подо мной.

Но дыхание выдало.

Я оказалась сбоку от него.

Надо сказать, я прилично обмерзла, поэтому слегка выдохнула на руки, чтоб согреться, и тут он открыл глаза и развернулся, чуть придвинувшись ближе.

Нет, я даже не вздрогнула, лишь вымолвила: "Я замерзла", оставив руки в молитвенной позе перед губами.

На удивление, это разрядило остановку, я не понимала, куда он встал и ушел, но стало намного спокойнее.

Я так и сидела, наблюдала, как через минуту зашел человек из прислуги и зажег камин, почему-то возникла потребность смотреть на огонь, а не подойти ближе, а в таком легком платьице с открытыми руками самое оно было бы усесться прямо у камина.

Минута, две, три... Сбилась со счета. Вот слышу шаги, легкий двойной стук за спиной, шум закрывающейся двери, снова шаги.

Чуть поворачиваю голову, справа подходит, ни тени улыбки, даже проходит мимо, дальше к камину, бросив лишь на ходу: "Пойдем". Но несет два больших стакана с толстыми стенками, в них плескается нечто красноватое, вкусно пахнущее.

Там, у огня столик, небольшой диван и два кресла, то, что ближе к стене — то самое мое любимое кресло, но усаживаюсь я не туда, а на диван, его диван, обычно он это не любит, сейчас вроде как и не замечает, только я присела, он снова куда-то уходит.

Разглядываю стаканы, по сторонам разлетаются ароматы корицы, гвоздики, винограда... На одном стакане висят две вишенки и красный зонтик зачем-то воткнут в палочку корицы, на другом крупная клубника и розовый зонтик, я, поколебавшись, беру в руки с вишней, знаю, что ошиблась, но беру именно его, я же сегодня шалю?!

А возвращается он с большой корзинкой яблок и мандаринов.

Я сижу, не облокачиваясь, грею руки и колени о стакан.

Он берет мандарин, поигрывает им в руке, садится рядом, но поодаль, насколько позволяет место, о чем-то размышляет, смотрит в огонь... Видимо, я к такому обращению привыкла, быть как домашнее животное, знать, где место, знать, что вкусно покормят, знать, что иногда похвалят и погладят, знать, что вспомнят, когда будет время.

Вскоре, рассеянно беря оставшийся стакан, он отпивает и через несколько секунд разворачивается ко мне всем корпусом.

— Ты не тот стакан взяла.

— Знаю...

— Я специально тебе на соке принес.

— Как мило... А знаешь, мне вдруг так захотелось терпкой вишни, а не приторной клубники, что...

Делаю глоток, даже зная, что он будет с вином, и с великим наслаждением впиваюсь в одну из вишенок.

— Я не терплю клубнику.

Пытается отобрать стакан.

— Ты не хочешь, чтобы я быстрее согрелась?

Нехотя отпуская стакан, вдруг скидываю туфли, забираюсь глубже на диван с ногами.

Забавно наблюдать, что впервые именно я оказываюсь хозяйкой ситуации, хоть это и не так.

Но в итоге он растеряно сидит на краю дивана с двумя стаканами, а я почти разнежилась в мягкости дивана.

Пока он допивает тот стакан, что отобрал у меня, я нагло тащу у него из кармана пиджака тот самым мандарин, он удивленно оборачивается.

— Прости, мне лень вылезать, по полу свищет...

Уж не знаю, что он такого увидел, просто девушка сидит расслабленная, ковыряет мандарин, иногда вскидывает глазенки с отражающимися бликами от огня...

Но это заставляет его примоститься совсем рядом и предложить оставшуюся вторую вишенку.

— А как же ты? Ну, давай уж мне ту клубнику, а тебе вишню.

А в воздухе так и витает мандариновый аромат...

Под бдительным присмотром карих глаз жую дольку за долькой мандарина, пока он не закончился.

Приходится все же оторвать спину от мягкого дивана, ибо кожуру мандарина отправляю на столик, но когда, не глядя назад, возвращаюсь вроде бы на то же самое место, ощущаю, что попадаю практически в его объятья, как за секунду он успевает снять пиджак, до сих пор загадка, но чувствую, как он накидывает его на меня.

Смущена ли или нет, не успеваю понять этой эмоции, так как пронизывает легкая дрожь, от неожиданного внимания, от заботы, от теплоты пиджака, от наконец попавшего в кровь глотка вина, от горячего дыхания, попадавшего на мое плечо, и запаха вишни...

— Гм... с фруктами, кажется, мы закончили...

Спонтанное решение спрятаться, да, именно спрятаться у него на груди.

Его грудь поднимается и опускается от резкого вздоха, бурчу куда-то в область его солнечного сплетения.

— Я что, такая тяжелая?

— Нет, что ты...

Поглаживает по голове.

Бурчу уже что-то нечленораздельное:

— Спасибо тебе...

Чувствую, как мое левое плечо мягко, но сильно сдавлено его рукой, как его вторая рука поправляет на мне пиджак.

Мучение понимать, что я сделала все только хуже, что пасую в такой момент, разве не хотелось мне во все эти вечера внимания, разве не поэтому я уже осмелела и начала показывать, что я живой человек, а не домашняя кошка?!

Но продолжаю использовать его грудь как подушку, однако правую руку завожу ему за спину, а левую мягко кладу на грудь, но ближе к плечу... Теперь он пытается контролировать свое дыхание, и мне не по нраву его напряжение, глубоко выдыхаю, зная, что он точно почувствует этот теплый воздух.

Его сердце совсем под моим ухом, оно чуть замирает и тут же делает пару лишних стуков, а я продолжаю мучиться осознанием, что либо я сейчас засыпаю, либо...

Второе либо...

Кажется, ему по душе моя рука почти у него на плече, он накрывает ее своей, слегка теребя, как тут уснешь! Второй все так же крепко обнимает, а волосы хоть я не могут сами чувствовать, но как-то сообщают о прикосновении к ним то ли губ, то ли носа.

Стыдливо прячусь дальше, уже лбом упираюсь в ребра.

Любопытство разбирает, смотрит ли он выжидающе, или с интересом, или с нетерпением, ах, видимо, последнее, потому что не проходит и двух минут, как из мягких руки превращаются в более крепко-решительные, моя левая рука потянута вверх на его плечо, а спина разворачивается так, что выходит, я лежу у него на коленях своей головой-шеей-спиной, да, я умудрилась разобраться с ногами и вывернуться так, чтобы оказаться ниже, чем ему хотелось... Видимо, я раскраснелась за все это время и прическа сбилась, и наши действия были спонтанными, из-за того, что я нарушила его план, он на миг растерялся, а я тем временем уцепилась за возможность натянуть на себя по горло пиджак, но кое-то был против и ткань поехала на мои согнутые колени.

Прятать глаза было занятием сложным, да и невыполнимым, потому что его глаза требовали контакта.

— Вот теперь я и правда как кошка на коленях у хозяина.

Попытка улыбнуться.

— Ты согрелась? — Ух, со всей строгостью!

— Гм, вроде даже жарко...

Но демонстративно цепляюсь за пиджак.

М-да, вот ситуация развернулась, мне остается ждать, пока он все же обмозгует, одной рукой продолжает держать мою руку у себя на плече, другой придерживает талию.

Смотрю на запрокинутый подбородок, кажется, не одна я все это время металась меж двух сценариев...

И моя робкая попытка тихим голосом:

— Мг, а может, уже пора отдыхать?..

Опускает голову и смотрит сверху вниз. Много у него богатств в руках, много зависимых от него людей, много прислуги, много всего и лишь одна кошка, а кошки, как известно, гуляют сами по себе. Ведь и приходила я и уходила, как он сказал — по желанию, пока что это желание было частым, почти ежедневным, а мотив? он и для меня самой был загадкой...

— Да, пожалуй...

Решительно начинает меня поднимать, поддерживая за спину одной рукой. получается, я поднялась в положение сидя, но резко, повело... И повело снова в его объятья, чтобы избежать моего лба, он отворачивает голову вправо... Я с минуту перевожу дух. Но не успев двинуться, чувствую легкое прикосновение его губ к моим пальцам, моя рука-то как раз и лежала на его правом плече...

— Ты пахнешь мандаринами...

— Да, я же чистила один.

— У нас еще их много.

— Гм, угу.

— Хочешь?

Я бы просто ответила: "Да, возьму пару с собой на дорожку до дома", ответила бы, если б в этот момент он не развернулся и не произнес эту фразу, обдавая дыханием мое лицо... От волнения играю в дурочку.

— А как же угроза скормить мне ту клубнику?!

— Не угроза, предложение, но я ее не люблю...

Ох и жарко же, хотя камин почти погас, и в комнате почти нет света, и сглупить уже не получится или ну все же?!

— Пить очень хочется...

Нехотя он пересаживает меня с колен на диван и тянется за моим нетронутым стаканом. В голове промелькнуло закусить клубнику, авось отпугнет, но за этим зорко следят два глаза, судорожно и слишком быстро выпиваю уже остывший напиток, пытаюсь встать, чтобы поставить стакан и попытаться уйти. Но снова не беру в расчет, что я лежала последние полчаса, ноги не слушаются, а кое-кому я ноги не отлежала, вот странно, успевает меня подхватить и удержать на ногах. Но тут я роняю стакан, резкий звон отрезвляет ситуацию, хотя, казалось, это невозможно в данном накале и кромешной тьме.

Камин тлел углями.

Отрезвляет мысли, но ничуть не рушит намерений.

Звук разбивающегося стекла стал толчком к действиям, и не успела я опомниться, как уже тонула в крепких объятьях и решительном поцелуе...

Но что-то, а точнее кто-то, помешал мне даже подумать, куда деть руки и как вообще действовать, внезапно зажглось электричество...

Это всего лишь зашла женщина из прислуги, пока она лепетала про то, что здесь давно нет света и слишком тихо и что ей показалось, что уже можно убираться...

В это время я сильной рукой была отправлена на диван, а в вошедшую полетела корзина с фруктами... Она такая плетеная с ручкой была...

"Надо спасать" единственное пролетело в мыслях. Не думая дальше, я лишь попыталась максимально быстро встать и повисла у него на шее, успела, а то он уже сделал шаг в сторону бедной женщины, она, воспользовавшись моментом, ретировалась... Прижимаясь, я чувствовала тяжелое дыхание, но недолго, крепкие руки меня оторвали и держали в полуметре от тела, я не смела поднять голову...

— Тебя отвезут, иди собирайся сейчас же.

Говорит вроде и строгим голосом, а руки не отпускают с минуту.

Медленно разворачиваюсь, иду к двери, у самой двери поднимаю с пола мандарин, разворачиваюсь и тихо молвлю застывшей фигуре у потухшего камина:

— Мандариновых снов...

Примечания:

Пролог находится несколько в отрыве от общего повествования.

Спустя пару месяцев...

Через некоторое время я успела понять, что квартира имела сложную планировку и занимала огромное пространство в несколько этажей. Казалось, будто частный дом парит в воздухе, наверное, владельцу нравился вид с высоты. Как из комнаты, куда меня привели в первый день, было множество выходов, так к его кабинету вели несколько коридоров и комнат ожидания. Одной из комнат не пользовался никто, кроме меня.

По обыкновению, когда мистер Голд принимал так называемых гостей, я обитала в этой комнате. Также разрешалось пройтись по примыкающему коридору, вдоль старинных картин, посетить одну из больших гостиных, заглянуть в обширную оранжерею. Самым любимым местом была терраса. Глядя на окна, можно было догадаться, что летом они отсутствовали, а в менее теплую погоду, как сейчас, защищали дом от сквозняков. Третий день подряд шел дождь. Я завороженно смотрела, как потоки небесных слез катились по огромным стеклам на фоне солнца, уходящего в розово-алые облака.

От созерцания природы меня отвлекла вибрация телефона в кармане. Даже не взглянув на экран, я поняла, кто меня вызывает. Пришлось спешно двигаться в сторону кабинета. Да, у нас довольно странные отношения: мы можем днями не общаться или неделями перекидываться лишь двумя-тремя фразами, а можем и проговорить четыре часа без передышки. И что ожидать на этот раз — никто не знал. Но дойдя до кабинета, я не смогла войти, дверь была заперта. Не рискуя снова далеко отлучаться, решила остаться здесь. Хорошо, что я припасла очередную книгу, на этот раз я готовилась к экзамену по социологии. Примерно через десять-пятнадцать минут послышались приближающиеся шаги с другой стороны, затем минутная тишина и неожиданно отдаление от двери.

Через какое-то время, когда я полностью погрузилась в двенадцатый параграф, решительно застучали каблуки, дверь распахнулась так, что ударилась о стену. Черной молнией Голд метнулся ко мне, грубо схватил за руку и стремительно затащил в кабинет. Буквально швырнув меня в свое рабочее кресло, он навис сверху, упираясь руками в подлокотники. На улице уже стемнело, а освещение было скудным, это все добавляло теней и без того мрачному лицу этого человека. Только сейчас, когда он, молча и тяжело дыша, буравил меня темными глазами, я начала осознавать происходящее. Из левой руки выпал учебник, который я крепко сжала в момент нападения.

— За что?! — взревел Голд. — Черт возьми, за что?

Я откровенно не понимала, в чем дело, вжавшись в спинку кресла, под таким напором сложно было что-либо соображать вообще.

— Ты… — продолжал он, жестко хватая меня за плечи и сильно встряхивая, — только ты могла это сделать… За что?

— Сэр, о чем вы?!

— Ах, не хотим по-хорошему? Ты разве не знала, что шутки со мною плохи, а уж такое предательство вовсе непростительно?!

— В чем я провинилась? Что произошло? Я не понимаю, о чем вы говорите! — выпалила я, пытаясь унять дрожь голоса. — Сэр, чем я заслужила такое обращение?

— Хм, кажется, в прошлый раз тебе понравился мой стол.

Словно я ничего не весила, он легко выдернул меня из кресла и усадил на стол. В голове творился кавардак, все происходило слишком быстро, не давая опомниться. Передо мною был этот темный лик, прерывистое дыхание било в лицо, а мои колени упирались в его пиджак. Инстинктивно я захотела отдалиться, но не смогла. При попытке оттолкнуть Голда, он заломил мои руки за спину и так приспустил с плеч мой пиджак, что я оказалась будто связанной. Одна его рука держала мои колени, другая вцепилась в горло.

— Сейчас же отвечай, кто тебя подослал? На кого ты работаешь? — голос перешел в низкий рык. — Ну же, кто?

Не то что сказать хоть слово, дышать было невозможно, тело ломило, на глаза навернулись слезы.

— Что ты, милочка, решила давить на жалость? Знаешь, сколько таких я уже повидал? — прорычал мой мучитель прямо в лицо. — Лучше сознавайся сама, пока даю возможность. А не то…

Хватка на горле ослабла, но лишь на миг, тут же переместилась на затылок, попутно больно дергая волосы. А другая рука теперь сжимала только одно колено с такой силой, что казалось, еще немного — и коленная чашечка треснет.

— Я не понимаю, о чем вы! — хриплю, вглядываясь в почерневшие глаза. — Я честна перед вами.

— Ответ неправильный, дорогуша, — тон его голоса стал еще ниже. — Последняя попытка!

— Сэр, я…

— Ясно.

Вот и все, что я услышала перед тем, как мой затылок соприкоснулся с ровной поверхностью стола. В ушах зазвенело, но тут же холодная ладонь пощечиной привела в чувство. А когда эти тонкие пальцы коснулись маленьких пуговиц моей блузки, холод начал сковывать тело сверху вниз, вслед за рукой.

Руки, колени, шея — горели от боли, в желудке словно оказалась глыба льда. Мозг не работал от нехватки кислорода, грудь застыла в рваном вдохе. Даже думать не хотелось, хотелось забыться, лишь бы не принимать весь тот ужас, что уже распростер свои щупальца. Перед глазами снова все поплыло, но слух резанул, как ножом, посторонний звук.

Звонил телефон, звонил требовательно и очень громко. Рука Голда опустилась на мои ключицы, придавливая к столу. Как будто есть вероятность, что я могу сбежать, пока он отвечает на звонок. Мгновение спустя давление немного начало спадать. Сквозь пелену замечаю, как взгляд моего угнетателя упирается в стену, зубы плотно сжаты. Проходит несколько минут, я не слышу диалога, видимо, звонивший сообщает какую-то информацию. И вот телефон исчезает в кармане черного пиджака. Рука в нерешительности сначала дергается, а потом медленно начинает движение вниз, но словно спохватившись, взмывает вверх, прерывая контакт.

— Ты можешь идти, — бросил мне Голд, отходя к единственному окну в комнате.

Легко сказать идти, не было сил даже подняться. Вместо того чтобы сесть, я слетела на пол и уже там, едва не разрывая ткань, пытаюсь высвободить затекшие руки из этого треклятого пиджака. С горем пополам поднявшись на ноги, запахнув блузку, не прощаясь, я поспешила прочь. Краем глаза я видела, как дернулся хозяин дома, когда я упала и когда отворяла дверь, но никто из нас не произнес ни слова.

Странно, но я не встретила никого из прислуги на пути. Это было хорошо, но означало, что я сама буду добираться до дома. Улица встретила свежим воздухом и ливнем. Шагая по ночному городу, мне чудом хватало сил переставлять ноги, все тело сотрясалось мелкой дрожью. На автопилоте дойдя домой, попутно мимолетно вспомнив, что предусмотрительно засунула ключ в карман джинсов, я отключилась прямо в одежде, едва дойдя до кровати.

Пробуждение было тяжелым. Который час? В окна бил свет. Утро или день? А впрочем, какая разница... С такими мыслями я пыталась сфокусировать зрение. В глаза бросились раскиданные на полу вещи, но вот уже несколько дней не было сил встать и убраться, по этой же причине воздух в комнате был спертым, словно неживым. Голова кружилась, тело горело, а горло саднило. Вот бы дойти до кухни за водой, но попытка встать была неудачной. Я чувствовала себя тряпичной куклой, и дурной сон снова поглотил мое сознание.

Следующее пробуждение было не легче. Солнце перешло на западную сторону и перестало радовать мое окно. Дрожащими руками натянув на себя и одеяло, и покрывало, я мечтала, только бы опять скорее уснуть, чтобы не чувствовать этого холода, жажды и слабости. Лежать, свернувшись калачиком под одеялами, было приятно. Словно птенец в теплом гнезде. Потом пришла и долгожданная дрема.

Чуть позже в дверь позвонили, раз, два, три. Звонок у меня был красивый: перелив маленьких колокольчиков. Я встрепенулась. В комнате стоял сумрак. Вспоминая прошлый опыт, я не делала попыток встать. Настойчивому посетителю это и не понадобилось. В замке лязгнул ключ, послышались шаги и какое-то легкое постукивание. Кто-то уверенно приближался. И вот раздался стук, а дверь в мою спальню медленно отворилась. Не задерживаясь на пороге, он вошел, и я услышала знакомый баритон.

— Раз уж я уже вошел, не спрашиваю, но надеюсь, что ты не возражаешь. Кажется, немного света не помешает, — произнес гость, без труда найдя выключатель.

Я прикрыла рукой глаза от резкого электрического света и услышала, как он передвинул стул ближе к кровати. Когда зрение адаптировалось, я осторожно подняла взгляд, попутно отмечая, что мистер Голд верен своей привычке выходить из дома с тростью, набалдашник которой он сжимал слишком сильно. Его взгляд был прикован к моей руке, так и оставшейся чуть выше глаз, отбрасывая на них тень.

— Насколько все плохо? — тихо спросил он, неожиданно пересев на край кровати, и начал тянуть с меня одеяло.

Я уцепилась за край, но у меня было слишком мало сил, одеяло сползало все ниже и ниже. Его не волновало, в каком неприглядном виде я была, глаза искали темно-синие пятна на моей светлой коже и находили. Он избегал смотреть мне в лицо, его взгляд блуждал с одной руки на другую, переходил с шеи на оголенные колени. Становилось холодно, волнами подкатывал озноб. Его руки опустились на мои колени с сине-фиолетовыми отметинами, его отметинами. И тут меня начало трясти. Сложно сказать, что за мысли пронеслись в голове незваного гостя, их ход прервал мой рваный сухой кашель. Тело сотрясалось от кашля и судорог, пересохшим ртом я еле хватала воздух, в голове стучали барабаны. Остальные чувства были приглушены, поэтому я не сразу осознала чужие руки у себя на груди и лбу, одеяло вернулось на место, а через минуту наступило блаженство. Голд, приподняв мою голову, напоил простой водой, но это казалось раем.

— Ты вся пылаешь! Ты хотя бы вызывала врача? — Видя, как я мотаю головой, он продолжил гневную тираду: — Сумасшедшая, сумасшедшая девчонка!

Голд вышел на несколько минут, по возвращению влил в меня второй стакан воды, который я выпила так же жадно, как и первый, присел на стул и застыл с раздраженным лицом.

— Почему ты этого не сделала, глупое дитя? Это бронхит или что похуже.

— Это было слишком затруднительно, — прохрипела я.

— И что это у нас такое? Гордость? Стыд? Я еще могу понять, почему ты не ответила на мой звонок, но здоровье. Где инстинкт самосохранения, глупая?

— Нет... — выдохнула я и отвернулась, насколько смогла.

— Что «нет»? — все так же резко задавал свои вопросы человек, по вине которого я и была в таком состоянии.

— Ничего из этого нет... — я еле слышно прошептала, уже начиная снова засыпать.

— Не смей отключаться! — Голд повысил голос и за плечи снова повернул к себе, но видя, как я сжалась, чуть снизил тон и добавил: — С такой высокой температурой это опасно, потерпи еще несколько минут, я вызвал скорую.

— Мне больно, — я покосилась на руки на своих плечах, но он этого не услышал.

Действительно, минут через десять пришли врачи, без лишних вопросов переложили меня на носилки, идти сама я не могла, и повезли. Я думала, что мы едем в больницу, но ошиблась.

В течение нескольких дней мой организм, поддерживаемый большим количеством медикаментов, сражался с жаром, и вот на пятый день кризис миновал. Вставать без поддержки еще не разрешали, но хотя бы снизили дозу лекарств, и мысли постепенно освобождались от мутного дыма. За эти дни Голда я ни разу не видела, зато сразу пришла та самая женщина, что сопровождала меня до гостиной в первый мой приезд. Я была слишком слаба и пьяна от уколов, чтобы разговаривать, а она тем временем печально смотрела на мои переходящие из лилово-синего в коричнево-зеленый оттенок синяки.

— Держись, девочка, держись. По правде сказать, я впервые такое вижу. Не результаты жестокости, мы к этому привыкли, милая, а… Ты главное не бойся, душенька моя, — со вздохами тихо молвила женщина, — все, мне нужно идти, крепись.

Прошло еще несколько дней, компанию мне составляли книги и молчаливые медработники. Неожиданно я отметила, что в персонале все люди были как минимум старше 35-40 лет. Это удивило, но быстро вылетело из головы. Постепенно температура спадала, кашель уменьшался, разум очищался, и я начала вспоминать события той ночи и последующую беседу. Конечно, я была благодарна за оказанную помощь, но осознание своей беспомощности перед взрослым мужчиной и тот факт, что я нахожусь больше недели в его доме, породили некий ужас. Но тут же в голове зазвучали слова той женщины… Что она хотела этим сказать? Я никак не могла понять, несмотря на то, что училась на факультете психологии, никакая из схем не подходила, да и информация была не полной. Оставалось теряться в догадках и стараться не нервничать каждый раз, когда кто-то стучит в дверь.

Однажды мне приснился кошмар, я проснулась посреди ночи в холодном поту. Оголенные нервы сигнализировали о чьем-то незримом присутствии, но в эту ночь меня окружала кромешная темнота, даже лунный свет, вопреки обыкновению, меня покинул. Я уже хотела встать, как послышался стук, и на пол легла бледная полоска света. С благодарностью посмотрев на заглядывающую в комнату и почему-то перепуганную женщину, я попросила принести хоть какой-то ночник. На что та кивнула и поспешно захлопнула дверь. Это немного насторожило, но я отбросила эту мысль, не желая думать о плохом. Медсестра пришла вместе с врачом, он начал было расспрашивать меня, почему я кричала, а потом, поняв, что мне просто привиделся плохой сон, сменил тему и попросил выпить успокаивающее. Я злилась от того, что они так и не принесли лампу и не зажигали свет, обещали завтра и подсунули снотворное, но вместе с тем радовалась возможности крепко уснуть без сноведений.

Я крепко проспала до обеда, мне принесли еду и, как обещали, лампу-ночник. День был пасмурным, но не давяще-серым, скорее небо покрывала легкая вуаль облаков. В спальне по левую руку от кровати находилось огромное окно, и сама комната была не маленькой, вполне можно было выделить несколько зон. Кровать с тумбочками и туалетным столиком, у окна стол и книжный шкаф, в противоположной стороне у стены, почти в углу, — круглый столик и пара массивных кресел. Светлый высокий потолок, обои бежевого цвета с благородным рисунком, на полу покоились роскошные ковры.

В дверь постучали, это пришла меня проведать снова та самая женщина.

— Я рада вас видеть, — я поприветствовала гостью.

Женщина закрыла дверь и, неспешно подойдя, присела на пуфик у кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — произнесла она тихим голосом и взяла меня за руку, на которой еще виднелись темно-желтые следы.

— Уже значительно лучше, — отвечая, я попутно заметила ее оценивающий взгляд, — но хотелось бы уже скорее встать на ноги, выйти куда-то, хотя бы в оранжерею.

— Что ж, врачи говорят, ты верно идешь на поправку, но очень медленно, у тебя ослаблен организм. Я попробую с ними еще поговорить, но решать будут не они… Я за этим и пришла, понимаешь, он, — она сделала ударение, — попросил узнать о возможности своего визита, — закончила посетительница с явной тревогой в глазах.

— Кажется, раньше ему не приходило в голову спрашивать, — хмуро заметила я.

— Так да или нет? Решаешь ты, — с неожиданно легкой улыбкой молвила визитерша, выжидающе глядя на меня.

— Видимо, мне нужно будет привести себя в порядок…

— Ты помнишь мои советы? — приблизившись как можно ближе, она прошептала это без тени былой улыбки. — Помнишь?

Я медленно кивнула в знак согласия, до конца не понимая, почему ее серо-голубые глаза так проницательно смотрят в мои, словно пытаясь разглядеть все закоулки души.

— Вот умница. — И все так же тихо прошептала: — Ты просто золотце.

Видя, что моя собеседница намерена уходить, я вспомнила вопрос, который мучил меня уже несколько месяцев.

— Погодите. Как ваше имя? — пламенно выпалила я, горя желанием обрести какую-то связующую ниточку с душой, которая так обеспокоена моей судьбой.

— О, это не важно, — она ответила, отводя глаза, и поспешила к двери.

— Постойте! — воскликнула я, но было уже поздно…

В последующий час меня вновь осмотрели врачи: посчитав мое состояние более-менее подобающим, меня передали в руки двух женщин из прислуги. Они следили за каждым моим шагом, пока я передвигалась по комнате, но как я радовалась долгожданной возможности размять ноги.

Волосы вымыты и уложены, постель заправлена.

— Мисс, прошу, ваше платье, — произнесла одна из женщин, держа в руках нежно-салатовую ткань.

— Простите, но это не мое платье! — я было возмутилась, но увидев их лица и перестрелки глазами, поняла, что надо смириться. — Я так понимаю, другого выбора у меня нет? — Они выразили согласие. — Ох, давайте.

Часы показывали четверть пятого, когда в комнату внесли поднос с чаем, фруктами, медом и пирожными. Водрузив все это на стол между креслами, слуга сделал приглашающий жест и удалился. Я опустилась в кресло справа от столика, и не прошло и двух минут, как второе кресло занял хозяин дома. На нем красовался темно-синий костюм и серая рубашка.

— Неплохо выглядишь, — после некой заминки сказал Голд, окидывая меня с ног до головы, — тебе идет этот цвет.

— Спасибо, но я бы обошлась и своим гардеробом, — делая это замечание как можно мягче, я вскинула взгляд на гостя.

— Ты не умеешь принимать подарки, — он не спрашивал, а констатировал факт. — Я тебя научу.

С этими словами он вытащил из кармана небольшую бархатную коробочку и, раскрыв, положил ее на край стола с моей стороны. Это был изящный золотой кулон на цепочке, имеющий форму небольшого овала, словно переплетение тонких золотых нитей с застывшими в них росинками из синего, явно драгоценного, камня.

— Вы правы, я не умею и не желаю, — словно ставя точку, я произнесла это легко, но уверено, — к тому же, я не ношу украшений.

— Это слишком вульгарно для тебя? Предпочитаешь что-то проще? Может быть, серебро? — удивление сквозило в голосе восседавшего рядом человека.

— Я благодарю вас, но, — я закрыла футляр, — я правда не ношу украшений, у меня раздражение кожи практически ото всех металлов.

Чуть виновато улыбнувшись, я продемонстрировала запястье с часами на кожаном ремешке. Для этого пришлось расстегнуть узкий манжет платья.

— Вы позволите? — Голд протянул свою ладонь к моему запястью. — Как, оказывается, я невнимателен к таким деталям. — Произнося это крайне медленно, он легко касался моей руки, рассматривая не только часы. — Я могу преподнести вам в дар более полезную вещь, скажем, новые часы?

— Благодарю, мне ничего не нужно, — ответила я, будто завороженная смотря, как тонкие длинные пальцы мягко держали руку.

— Ты никогда ничего не просила, — отпуская мою руку, заметил мой собеседник.

— Мне от вас ничего не нужно, мистер Голд.

— Чем это продиктовано? Робостью? Страхом? Ты не богата. Живешь одна, учишься, иногда подрабатываешь в том ресторане. Близких родственников нет, разве что тетка по отцу, что живет в другом конце страны, — говоря, он внимательно изучал мое опущенное лицо, — поверь, я могу позаботиться о тебе, обеспечить всем необходимым.

— Простите, но я уже сказала, что мне от вас ничего не нужно. — Подняв глаза на сердитое лицо, я добавила: — А вы хорошо осведомлены о моей жизни, настолько, что имеете дубликат ключей и, видимо, не раз посещали мой дом.

— Между прочим, ты могла сгореть в лихорадке! — тон голоса повысился и резанул по ушам.

— Однако вы знали достаточно, чтобы доверять мне! — в ход пошли спонтанные фразы, но мы оба понимали их суть. — Ваши люди следили, я знаю.

— Полгода не показатель!

— Даже ваша прислуга ходит в постоянном напряжении, вам и десятка лет не хватит, чтобы кому-то доверять?!

— Почему ты приходила почти ежедневно? В чем мотив?!

— Потому что вы попросили... — эту фразу я произнесла очень тихо, и в воздухе повисла напряженная тишина.

Я опустила глаза на колени, а руки сложила замком. Боковым зрением я видела, как Голд откинулся в кресле и сжал переносицу пальцами. Так мы просидели с десяток минут. И вот уже спокойным голосом он сказал:

— Тогда я прошу тебя переехать сюда…

— Зачем?! — я впала в шок от услышанного.

— Полгода назад ты не спрашивала, что-то изменилось? — уставшим голосом отметил владелец дома.

— Прошлое приглашение было построено на моем свободном выборе, сейчас же вы предлагаете мне место содержанки, это неприемлемо для меня.

— Гордость? — снова раздражаясь, он рассматривал мой профиль. — Феминизм?

— Свобода, мистер Голд, просто свобода.

— Ты будешь делать, что пожелаешь, — учтиво заметил собеседник.

— Но я обязана буду возвращаться сюда.

— Ты и так приходила ежедневно!

— Это не одно и то же. Вы собственник. Вам захочется запретить мне работать, ваши люди будут отвозить и привозить меня с учебы. Так постепенно я превращусь в вашу вещь. Зависящую от вас и, — я сделала паузу, — вашего настроения, — добавила я, невольно переводя взгляд на оголенное запястье в желтоватых пятнах.

— Какая логика, впрочем, ты же будущий специалист по психологии, — в голосе Голда стала слышна сталь.

Внезапно на пол полетел высокий заварочный чайник из тонкого и дорогого фарфора. Мои инстинкты диктовали забраться глубже в кресло вместе с ногами. Но в голове вспыхнули как напоминание слова той женщины, и я решила перебороть наступающий страх. Конечно, я дернулась, но забиваться в угол не стала. Да, я учусь на психологическом факультете, но ни одна схема не подходила под наши отношения. Это не было дружбой, доверие отсутствовало, не было и партнерством, нет общих дел, особо и нет схожих увлечений. Что-то вечно ускользало от моего внимания, словно я улавливаю уголком глаза, но когда пытаюсь рассмотреть, что же это, оно непременно исчезает из поля зрения. И вот опять упустила что-то из виду… Успокоиться, не бояться, вдох, выдох.

— Жаль, я только собиралась налить чашку чая, — пока я это говорила, он громко хмыкнул. — Что ж, придется пить чай уже после ужина. Прошу меня извинить, я порядком утомилась, около двух недель у меня не было столько занимательных бесед.

Он медленно повернулся ко мне. Мой голос звучал ровно и настойчиво, вряд ли еще когда-то в стенах этого дома ему указывали на дверь.

— Я слышал, вам хотелось бы пройтись по оранжерее? — неожиданно вежливо спросил он.

— Да, я была бы рада, завтра…

— Тогда до завтра, — пауза, — мисс.

Я легко киваю и провожаю взглядом этого непредсказуемого человека.

Ночью я не смогла сразу уснуть, переваривала наш разговор. Вопрос «зачем я ему здесь нужна всегда рядом» не давал покоя. Утром вернулось волнение, а также всплыли воспоминания наших прошлых встреч наедине и та нелицеприятная сцена в кабинете. Кажется, будущий психолог не может разобраться даже в своей собственной жизни: слишком все казалось запутанным, спонтанным и часто необъяснимым. Я не смогла сказать ничего другого в ответ на его главный вопрос, мои слова были честными, но не полными. Я сама не понимала, зачем каждый день приходила сюда, и вот я здесь, а меня бросает в дрожь от мысли, что мы скоро увидимся. Зародился ли во мне страх после той ночи? Солгу, если скажу «нет», но не буду абсолютно честна, если скажу «да». Его забота дает повод думать о многогранности и неоднозначности наших отношений.

Прежде я не видела у него такого выражения лица, это было проявлением эмоций, которых он себе раньше не позволял. Но не позволял он себе и другого... На протяжении долгих месяцев наши разговоры были просты: порой на обыденные или светские темы, часто о книгах или старых фильмах. Никогда разговор не заходил о личном, прошлом, о родственниках, любви, дружбе и надеждах. Наши отношения, если можно это так назвать, потеплели только ближе к Рождеству, тогда-то и случилось то, чего мы не ожидали.* Тут мне пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать слишком навязчивые воспоминания и ощущения его прикосновений. После этого случая я, сославшись на сессию, исчезла на пару недель, а когда вернулась, мы, словно договорившись, сделали вид, что ничего не произошло. Но разговоры стали чуть откровеннее: он искренне интересовался моей жизнью, я честно отвечала, в ответ он рассказывал некоторые веселые моменты из детства, уже тогда он был изобретательным шкодником. И все было неплохо до того самого момента. И сегодня я не могу найти себе места и собраться с мыслями.

— Я ждала вас, — произнесла я скорее с нетерпением, чем с волнением, как только фигура мужчины в темном появилась на пороге, — и с добрым утром.

Видимо, вошедшего это позабавило, потому что наградой мне стала его улыбка. Он медленно скользнул взглядом по полу через пушистый ковер, задержался на моих скрещенных в лодыжках ногах, поднялся к краю пышной юбки, что едва прикрывала колени, зафиксировался на пальцах, сплетенных замком в районе живота, на рукавах-фонариках и наконец остановился на лице.

— Вижу, — произнес Голд, вновь покосившись на мой наряд, — кажется, кто-то понял слишком буквально мое пожелание чего-то милого для тебя.

— Да, пожалуй слишком мило, но мне нравится, — я не смогла скрыть улыбку.

— Хорошо, а то я подумал, что ты вновь будешь возмущаться. Так, у меня маленькое условие. Доктора жалуются, что ты медленно восстанавливаешься и мало ешь. Так вот, второй завтрак, и мы пойдем, я обещаю.

В комнату внесли поднос. Я тихо присвистнула, оценив количество еды, но под строгим взглядом тут же сдалась. Закончив, я протянула обе руки вперед и молча попросила помочь мне подняться. Что-то щелкнуло во мне при его появлении, перевернулось с ног на голову, мне было совсем не страшно идти с ним под руку все дальше и дальше по коридору в оранжерею.

— Вам, наверное, некогда выбраться куда-то в отпуск или хотя бы выехать за город, здесь огромная площадь! — восхищалась я зеленым разнообразием вокруг.

— Сегодня у меня выходной, по крайней мере, я на это надеюсь. — Видя мое непонимающее лицо, он добавил: — С утра у меня не запланировано дел, но в любой момент может появиться срочное. Но пока не думай об этом.

Примерно минут двадцать мы шагали по дорожке, вымощенной мелкой плиткой. Здесь встречались и цветы, и кустарники, и небольшие деревья, искусный садовник содержал все в идеальном порядке, но не нарушая естественных законов — на пару минут мне даже показалось, что мы в настоящем лесу. Внезапно я ощутила руку Голда у себя на талии и остановилась.

— Что-то не так? — со странной ноткой в голосе поинтересовался мой сопровождающий.

— Да, — выдохнула я, но почувствовав, что он начинает убирать ладонь, поспешно добавила: — Нет! Нет, держите меня, у меня голова кружится, — еле прошептав, приложилась лбом к его груди.

Так мы постояли немного, пока я не подняла голову и не попросила вернуться к себе. Но на обратном пути мое состояние снова ухудшилось. Это случилось, когда мы уже вышли из «зеленых массивов» и шли по коридору вдоль ряда окон. Я опустилась на низкий подоконник, закрыла глаза и наслаждалась ощущением холодного стекла за спиной. Услышав шорох сбоку, не отреагировала, слишком утомительным это казалось, но внезапное прикосновение чужих пальцев к моим рукам заставило встрепенуться.

— Тс-с-с… Расслабься, — тихим голосом попросил Голд.

И я подчинилась этому вкрадчивому голосу. Продолжая сидеть с закрытыми глазами, я вкушала новые для себя впечатления от легких касаний. Движения его пальцев начинались от кончиков пальчиков моих раскинутых в стороны рук, поднимались выше по внутренней чувствительной части, я даже чуть прикусила губу, когда он скользнул по месту сгиба локтя. Еще выше, вот ладони охватывают плечи и замирают на них. Но уже меньше чем через полминуты неожиданно властно его ладони поднялись к лицу. Большим пальцем освободив мою нижнюю губу от прикуса и поддерживая подбородок… Я потерялась, холод за спиной и его горячие сухие губы на моих не вносили ясность, а заставили теряться в ощущениях и обрывках сбивчивых мыслей. Осознание происходящего пришло не сразу, слишком много впечатлений и непрекращающееся головокружение давали о себе знать. Я потеряла счет времени и ощущение реальности, пока голова совсем не пошла кругом. С трудом подняв руку, я уперлась в плечо Голда, кажется, он не сразу это понял, пришлось говорить так:

— М-м-м… — это все, что вышло из моих занятых уст, но человек, державший меня, наконец обратил внимание и отстранился. — Воздуха!

Пока он открывал окно, я постепенно восстанавливала дыхание и пыталась привыкнуть к свету, пелена еще застилала глаза. Не ясная моему взору фигура опустилась рядом на подоконник. Воцарилась тишина. Прошло десять минут, не произнеся ни слова, Голд взял меня на руки и понес в сторону моей спальни, игнорируя мои жалкие попытки возразить. Ногой открыв дверь, водрузил на кровать и так же молча, не прощаясь, удалился, оставив меня раскрасневшуюся, в полном смятении.

______________

* Отсылка к прологу.

День шел как обычно: утро, дом, завтрак, автобус, лекции, ланч, лекции, пешком квартал, машина, третий этаж, гостиная, книги, ожидание и, наконец, он. А вот вечер, в отличие от дня, всегда был непредсказуем. Сегодня я притащила с собой гору книг, понимая, что пропущенные во время болезни занятия мне все равно отрабатывать. С большой стопкой в руках я поднималась по лестнице, думала, с чего бы начать, но от мыслей отвлек хозяин дома, неожиданно спускавшийся вниз.

— Добрый вечер, — произнес он, оглядывая меня с головы до ног и задерживая взгляд на книгах. — Я смотрю, вы все трудитесь, не устали?

— Добрый, мистер Голд. Боюсь, у меня осталось еще много пропущенных тем, и так затянула, не люблю хвосты, — отвечала я, глядя, как он спускается.

— Но, может, стоит сделать небольшой перерыв? — вкрадчивым голосом спрашивал мужчина в темно-сером костюме, останавливаясь на одной ступеньке со мной. — Что скажете?

Легкая улыбка на его устах говорила об одном: он знает, что я не смогу ответить. Я уже была прижата к стене его сильной рукой, другой он медленно, наслаждаясь процессом, убрал локон с моего лица. Конечно, я понимала, к чему это все идет. Руки у меня были заняты книгами. Надо что-то делать. Подняв голову, я встретилась с темными глазами в десяти сантиметрах от моего лица и забыла, что хотела сказать. Но он не спешил, наблюдал, как я перевожу растерянный взгляд с книг на лестницу, на него и снова на книги. С этой же еле уловимой улыбкой медленно приблизился ко мне, нежно коснулся губ; он смаковал каждую секунду, движения были удивительно плавны. То ли от поцелуя, то ли от напряжения через несколько минут руки задрожали, верхняя книга слетела вниз, вслед за ней посыпались остальные. Промелькнула радостная мысль, что среди них не было тяжелых томов и что ни одна книга не попала нам по ногам. Не разрывая наших губ, Голд поймал мои дрожащие ладони и сжал их, но не сильно, как обычно, а лишь настолько, чтобы ограничить движение. Еще минута, две, три — тут он отпустил мои руки, за талию притянул к себе и, поддерживая затылок, углубил поцелуй. Мы стояли почти на самом верху лестницы, книги валялись на разных ступеньках, голова начинала кружиться, в поисках опоры я положила руки на его плечи, но он тут же прервался, скинул их и снова прижал меня к стене. Даже после я так и не смогла понять, что значил этот взгляд, он просто стоял и смотрел примерно с минуту, пока наконец не отпустил меня. И в молчании ушел.

Я сползла по стене вниз, снова выбитая из колеи, равнодушно посмотрела на раскиданные книги, через пару минут поднялась и пошла наверх. Гуляла по дому целый час, если не больше, кажется, он открыл для меня доступ в новые уголки, некоторые из ранее запертых дверей теперь поддавались. Усталая, желая отдохнуть, я вернулась к себе в комнату. За окном уже догорал закат, когда ко мне постучали. Наверное, мне легче было поехать сразу домой, но нет, я осталась, а теперь вновь маялась неизвестностью, что принесет новая встреча. Дверь отворилась.

— Гм, решили воспользоваться моим советом и отдохнуть? Хорошо, вам это полезно.

— Вы очень настойчивы в своих советах, мистер Голд, — молвила я, садясь на край кровати, на которую прилегла прямо в одежде.

— Я рад, что вы так послушны, — говорил он, проходя и усаживаясь в кресло, — но все же не все понимаете, дорогая, — он внимательно рассматривал мой профиль.

— Похоже, вы пришли что-то объяснить? — я передвинулась так, чтобы сидеть напротив него.

— Я думал, вы догадливее. Но впрочем, — он склонил голову набок, — я лишь хочу попросить вас быть осторожнее.

Мысли сменяли одна другую, но ничего путного не приходило на ум, опять загадки, снова ребус. Он едва улыбается, что за парадокс, но если только…

— Мне кажется, вам очень нравится выводить меня из равновесия, мистер Голд, — внезапная, странная догадка промелькнула искоркой света, не осветила мрак, но дала толчок.

— Вы слишком милы, когда растеряны, это огромная редкость, — медленно, делая паузы между словами и пристально наблюдая за моим лицом, произнес человек напротив.

— Именно поэтому вы меня ловите всегда так неожиданно и… — я сделала паузу, смущаясь под пронизывающим взглядом, — и заставляете меня еще больше теряться?

— Отчасти, — односложно ответил Голд.

— А мои руки, почему вы их так не любите? — тихо спросила я, разглядывая свои руки.

Он вздохнул и помедлил с ответом, но все же произнес:

— Они мне мешают… Я не советую вам ими особенно пользоваться. Я думаю, вы уже должны были понять, я не терплю отказов и всегда получаю желаемое. — Говоря, он тоже рассматривал мои руки, покоившиеся на коленях.

— Заметила, — тихо ответила я. — Но как же, — я закусила губу, — моя свобода воли?

— Прошу, не кусай губы, — он сказал это очень строго, на секунду переводя взгляд на картину за моей спиной. — А руки у тебя прекрасные, очень мягкие.

— Вы не ответили.

— Ты можешь не приходить, но приходишь, а здесь моя территория и мои правила.

— Все равно не понимаю, — встряхнула головой, — я так больше не могу, я ничего не понимаю!

— Зачем ты приходишь? — спросил он, поднимаясь с кресла и становясь очень близко.

— Не знаю… — выдохнула я, наблюдая, как Голд медленно берет мое лицо в свои руки.

Так он простоял несколько минут, снова смотря на меня тем странным взглядом, как тогда на лестнице, потом наклонился и поцеловал, но не в губы, а в лоб.

— Спокойной ночи. — Он тихо произнес это, еще пристальнее вглядываясь в мои глаза. — Завтра не приходи, отдохни, пожалуйста.

Я моргнула, это было слишком нетипично, но лишь взглядом проводила визитера до дверей и откинулась на кровать. Завтра будет время подумать.

Я просидела весь день у себя в комнате. Впустую потраченный вечер пятницы. Книги читать не хотелось, ехать домой тоже. Скука. Уже и выспалась, и погуляла по дому. Скука… 20:00. Сжимая в руках телефон, я валялась на кровати в спальне. Через час нехотя признала, что мне не хватает привычного призывного сигнала. 21:00. Спутанные обрывки мыслей не дают уснуть, заставляют терзаться, ворочаться с боку на бок. Так странно, приезжать почти каждый вечер уже должно было превратиться в обычную привычку, но, кажется, стало потребностью. Мы тянемся к встречам без видимой на то причины. Что это? Лишь средство от одиночества? От скуки? Хорошо, потребность в общении есть у всех, и в данном контексте она удовлетворена. А как охарактеризовать наши соприкосновения? Точнее, его касания, конечно его, мне велено лишь тихо сходить с ума в неподвижном состоянии. Потребность в удовольствии? Но для этих целей другие средства. Такие вещи как нежность, забота, внимание и, в конце концов, мне сложно было даже мысленно произнести это слово, любовь. Все они, безусловно, подразумевают взаимоотношения двух людей, по крайней мере есть дающий и принимающий, но никак не берущий. Он не дает возможности что-то дать, но что в таком случае берет? Этого я не понимаю. Признаюсь только, что сама испытываю некое странное наслаждение от нашего совместного времяпрепровождения. Наблюдая со стороны как психолог, я бы предположила, что у наблюдаемого, т.е. у меня, дефицит внимания, но это не так. По жизни я никогда не нуждалась в большом количестве эмоций. Сейчас я в будни учусь, в выходные работаю, жизнь идет своим чередом, впечатлений хватает с избытком. И все же я пребываю здесь теперь больше, чем у себя дома. В моем доме слишком тихо, слишком печально. Вот уже два года как нет моей дорогой бабушки, что заменила мне и мать, и отца. Я могла бы завести домашнего питомца, например, кошку. Печально улыбаясь, вспоминаю, как часто сама себя сравнивала с кошкой. Его кошкой. Кошкой, что гуляет сама по себе, но всегда возвращается. Я вернулась к тому, с чего начала — скука…

Не могу больше, поднимаюсь, знаю, что не имею права, но иду к нему сама. Перед выходом из комнаты заглядываю в зеркало, пытаюсь пригладить растрепанные волосы, поправить смятое платье, но с горящими щеками сделать ничего не могу.

По пути стараюсь не думать, что может меня ожидать за такую вольность. Коридор, лестница, развилка, еще пролет, последний поворот и дверь. Робко постучала по темному дереву, медлю, приоткрываю дверь кабинета.

— Можно? — тихо спрашиваю, наблюдая склонившуюся над документами фигуру мужчины.

Он отрывает взгляд от бумаг, медленно откидывается в кресле, глаза усталые, но в них вспыхивает нечто похожее на удивление и одновременно удовлетворение, но тут же меркнет.

— Да, только молча, я занят, — говоря, он сделал приглашающий жест рукой в сторону кресел у камина и снова вернулся к работе.

Медленно прошла, куда было велено, и, сняв туфли, залезла с ногами в кресло, однако развернулась так, чтобы непременно видеть его профиль. Тонкие длинные пальцы перебирали документы, взгляд не упускал ни одной строчки, губы часто поджимались, несколько раз ноздри расширялись, и лист, что был в этот момент в руках, в следующий же момент был безжалостно порван и отправлен в переполненную корзину. Мне всегда казалось, что мистер Голд работает с непроницаемым лицом, оказывается, нет. Спину мягко грел камин, голова опиралась на спинку кресла, но это не убаюкивало меня. Отчасти я смущалась этого ощущения комфорта и спокойствия. Конечно, в любой момент все может измениться, но сейчас я рассматривала немного сгорбленную худощавую фигуру в неизменно строгом костюме темных тонов. Сложно сказать, сколько прошло времени, огонь в камине значительно ослабел. Мне не очень хотелось подниматься, но все же я встала и подкинула дров, помешала кочергой угли и осталась сидеть на ковре перед камином, обнимая свои колени. С возрождающимся огнем возвращались и мои силы. Услышав глубокий шумный вдох, я повернула голову в сторону стола. Голд медленно поднялся с кресла и направился в мою сторону с неким количеством бумаг в руках. Устало опустился рядом, попутно отправляя листы в огонь. Он облокотился на край кресла, вытянул одну ногу, другую, подобно мне, согнул в колене и придерживал замком рук. Огонь чуть колыхался, создавая неясные тени на его лице, невыгодно подчеркивал морщины, но так глубоко отражался в глазах, словно сами эти темно-карие, под стать дорогой породе дерева, глаза пламенели.

— Обычно это я за тобой наблюдаю, — внезапно задумчивым голосом произнес Голд.

— Извините, — ответила я, окончательно смутившись, и отвернулась к огню, так и не заметив тень его улыбки.

Листы уже успели превратиться в пепел. Пламя разошлось не на шутку, вынуждая меня отодвинуться назад. Я отпустила колени, уперлась руками за спиной и начала приподниматься, одновременно распрямляя ноги. В последний момент чужая рука назначила мне несколько другое конечное место пребывания. Голд крепко притянул меня за талию к себе, заставляя опуститься рядом настолько, что наши бедра соприкасались. Я подняла голову, но его лицо ровным счетом ничего не выражало, он продолжал смотреть на огонь и придерживать меня за бок одной рукой. Жар камина и наша близость всколыхнули воспоминания об одном из наших вечеров в канун Рождества. Это был первый порыв на сближение, до того дня мы вообще не касались друг друга. Но последующие были, прямо говоря, без моего согласия или, если точнее, вовсе без возможности принятия решения. Эту загадку я тоже никак не могла разгадать. Встряхнув головой, я пыталась избавиться от лишних мыслей, потом заерзала, устраиваясь поудобнее.

— Жарко? — спросил Голд, разглядывая мое красное лицо и ослабляя объятья.

— Есть немного, — ответила я, думая, как это нелогично, мне в тонком платье жарко, а ему в костюме, видимо, нет. — Я вспомнила предрождественский вечер, — сама не понимая, зачем я это добавила, я теперь с ужасом смотрела, как меняется его лицо.

— Ты можешь уйти, — тихо и сухо произнес, вовсе убирая от меня руки.

Мысленно я прокрутила эту фразу в голове и подумала, что в ней нет ничего опасного или приказывающего.

— Но могу и остаться? — с удивлением в голосе спросила я.

— Решать тебе. — И, видя мое легкое недоумение, продолжил: — У тебя есть это право.

— Так значит, все же оно у меня есть? — говорю, идя в наступление.

— Да. — Пауза, вдруг он приблизил ко мне свое лицо. — Но не в любой ситуации, милая, — он мягко добавил, явно наслаждаясь производимым эффектом. — Однако смею заметить, что нет такой ситуации, где бы вы, мисс, могли бы так категорично протестовать. Ведь вы, — он продолжал с нажимом на некоторые слова, чтобы смысл был как можно яснее, — удивительно терпеливы, но порой недостаточно мудры, поэтому я требую соблюдать мои рекомендации.

Эта речь меня смутила и возмутила. Я решительно чуть отодвинулась, подтянула ноги под себя и начала поправлять сбитую от этой возни ткань, пряча оголившиеся колени. На мои пальцы с зажатой в них тканью легла чужая ладонь.

— Ты прекратишь вертеться? Шаловливый глупый котенок, — тон его голоса не был шутлив, он был очень строг. — Ты зачем осталась? Уже глубокая ночь.

— Я… — поднимая, наконец, голову, я выдавила из себя и разглядывала его, — я хотела чем-то помочь, быть полезной.

Голд старался не подавать виду, но не смог скрыть удивления. Он отпустил мои руки и задумался.

— И чем? Это же твое решение, — в его голосе сквозило любопытство.

— Гм, говорят, я неплохо делаю массаж, — выпалила я первое, что пришло в голову, и поспешно добавила: — Я знаю по университетскому опыту, что такое долго и почти неподвижно сидеть за конспектами, во время перерывов мы с девочками иногда друг другу помогаем, они говорят, у меня хорошие руки, — с улыбкой поясняю я, всматриваясь в удивленно-подозрительное лицо напротив.

Дальше все оказалось просто, к моей радости, он не стал отказываться или отсылать прочь. Пришлось помочь подняться, чтобы он выполнил мою просьбу пересесть на низкий кофейный столик, что располагался тут же у камина. Ему, конечно, этого не хотелось, но я настояла, а он был слишком усталым, чтобы спорить.

— Извините за вопрос, но все-таки, у вас болит нога? Вы на улицу выходите только с тростью, — я осторожно спросила, снимая с него пиджак.

— Старая травма, беспокоит редко, но с тростью мне удобнее, — нехотя ответил Голд.

— Пожалуйста, расслабьтесь, — попросила я, когда он зажал плечи, не давая мне сделать задуманное.

— Легко сказать, ко мне сто лет уже никто не прикасался, — говоря, он поморщился.

— Больно? Извините, у вас сплошные зажимы. Могли бы нанять массажиста и, еще лучше, в течение дня хоть иногда делать зарядку, — проговорила я, сквозь рубашку с трудом разминая трапециевидные мышцы.

— Дожили, ты будешь давать мне советы, деточка? — Но слыша мои робкие извинения, замешкавшись, он добавил голосом тише шепота: — Я редко кого к себе подпускаю…

Я деликатно промолчала и продолжила начатое. Меня хватило минут на пятнадцать, несмотря на его худобу, это была сильная мужская спина, а не девичья спинка, что было мне привычнее. Все это время мы молчали, я не видела его лица, только лежавшие на коленях ладони, изредка вздрагивающие. Сам массаж я заканчивала легкими круговыми движениями, и мне это было приятно.

— Вот и все, немного легче? — поинтересовалась я, передвигаясь так, чтобы видеть его лицо.

Он не ответил, а без колебаний властно усадил меня боком к себе на колено, с минуту рассматривал распахнутые глаза, убрал за ухо выпавшую прядку. Вспоминая его просьбу, я оставила руки на своих ногах чуть выше коленей. Я попыталась опустить голову и отвести взгляд, но он не дал; придерживая одной рукой мою талию, другой приподнял лицо.

— Чего ты хочешь? — вкрадчивым голосом спросил Голд, глядя своими темными глазами.

— Прямо сейчас? Воспользоваться завтрашним выходным и проспать до обеда, — осторожно отвечала я, не совсем понимая контекста вопроса. — А более глобально, я хочу успешно закончить учебу, работать по специальности, помогать людям. — Я растерялась под таким пристальным взглядом и отвечала все, что пришло на ум. — В идеале, того же, чего хотят все — счастья.

Голд молчал, просто смотрел, потом аккуратно поставил меня на ноги и, взяв мои руки в свои, очень нежно поцеловал одну, потом другую. Это было настолько личным, настолько доверительно, что это стало мне дороже всех других прикосновений. Растрогавшись, я хотела было обнять его или прикоснуться руками к лицу, но, почувствовав этот порыв, он тут же крепко сжал ладони. Я поняла намек, но расстроилась, волшебство рассеялось. Все так же, не произнеся ни слова, он терпеливо подождал, пока я найду свои туфли, и пошел меня провожать до спальни. По дороге у меня мелькнула мысль, что он зайдет и… Но я тут же ее прогнала. Потом вспыхнула другая, что он попрощается поцелуем. На самом деле все оказалось намного целомудреннее, он легко коснулся губами моей раскрытой ладони и оставил у дверей спальни. Наверное, этот поцелуй, самый кроткий и чувственный из всех, и этот взгляд, невероятно глубокий, я запомню на всю жизнь.

В этот день я пришла поздно, после пяти пар еще пришлось задержаться, чтобы заглянуть в библиотеку. Но похоже, что занятой день был не только у меня. Мистер Голд смог уделить мне лишь полчаса своего времени, мы вместе насладились чаепитием в одной из гостиных. К чаю, как всегда, прилагалось множество вкусностей, но сегодня было подано какое-то удивительное варенье.

— Апельсиновое... — с легким смешком в голосе произнес мужчина, наблюдая, с каким наслаждением я поглощаю оранжевое содержимое своего блюдечка.

— М-м-м, — тщательно облизывая ложку, — очень вкусно!

Его взгляд задерживается на ложке, кончик которой я все еще прихватываю губами.

— Знаешь, уже поздно... Но ты можешь остаться.

Соглашаюсь, я сильно устала, мне не впервой здесь ночевать, а до места учебы добираться даже чуточку быстрее.

Меня посреди ночи будит звонок, спросонья беру трубку, хриплый голос требует срочно прийти. Отозвавшись на настойчивую просьбу, встаю и иду, едва накинув легкий халат поверх ночной рубашки.

Зевая и не очень хорошо соображая, я поднялась по лестнице, прошла по коридору, в общем, на автопилоте дошла до кабинета. И только когда оказалась перед темной дубовой дверью, сонное состояние начало проходить. Поправив волосы и поплотнее запахнув тонкий халат, я постучала и зашла.

В кабинете горел яркий свет, который меня тут же ослепил. Опустив глаза и проморгавшись, я увидела, что на полу вокруг стола раскиданы бумаги. Их было много, некоторые разорваны или смяты, а другие в папках или просто ровные.

Сам же Голд сидел, полностью откинувшись, полулежа, в рабочем кресле несколько поодаль от стола, в руках он до сих пор держал телефон. Глаза были закрыты, лицо серое и напряженное, плечи зажаты, весь вид говорил о сильном напряжении и усталости. Надо признать, меня это взволновало, впервые я видела его таким уставшим.

— Я могу чем-то помочь?

Он приоткрыл глаза. От этого пристального взгляда мне стало не по себе, пытаясь скрыть волнение, я поправила выпавшую прядку волос и вновь вскинула на него взор.

— Удивительно, у тебя что, и правда нет инстинкта самосохранения?

Я лишь молча смотрела в ответ, пытаясь понять корень вопроса.

— Убирайся, — все тем же хриплым голосом произнес Голд и вновь закрыл глаза.

Я поняла это буквально, поэтому присела на пол и начала разбирать бумаги. Те, что ровные, в одну стопку, мятые — в корзину. Занимаясь этим делом, я не заметила, что он за мной наблюдает. Наблюдает ровно пять минут...

— Ты все-таки сумасшедшая... Что я тебе сказал?

— Простите, видимо, я не так поняла... Мне идти?

— Да, — пауза, — ко мне.

Осторожно поднявшись, я приблизилась к нему, ни на миг не разрывая зрительный контакт.

— Положи телефон на стол, вот.

Хоть мне и не хотелось, но пришлось повернуться к нему спиной. Положила его телефон куда было велено и вернулась от стола, меня встретили две сильные руки. Он усадил меня к себе на колени.

— Кажется, кто-то умеет делать массаж...

Одного взгляда в темные с искорками глаза мне хватило, чтобы забыть сделать вдох. Перебарывая, кстати безуспешно, нахлынувшую краску, я робко подняла руки к его лицу.

— У вас очень зажаты плечи, наверняка болит голова, но мне сподручнее начать с бровей.

Ответом мне послужили закрывшиеся глаза. Пальцами я разглаживала брови, переносицу, лоб. Круговыми движениями надавливала на виски. Размяла затылок, когда же я добралась до шеи и чуть вниз скользнула за границу воротника, его руки зажали меня в тиски.

— Я никак не могу понять, ты так глупа или настолько умна?

Пока он это говорил, одной рукой крепко охватывал талию, другой совершал путь от моей щеки вниз по шее, ниже по ключицам, ниже по линии края половинки халата к узлу пояска.

Его пальцы были холодны, и это вызвало неприятные воспоминания. Впервые за этот вечер я испугалась, и он почувствовал это непроизвольное напряжение и превращение моего тела в камень.

— Я же тебе сразу велел уходить! — рассердившись, мужчина сжал мои плечи.

Рывком поднявшись на ноги и, соответственно, подняв меня, не ослабляя хватку, он совершал наступательные шаги, к моему облегчению, мы миновали стол. Спиной впечатав меня в дверь, пригвоздив к ней мои руки, он не упустил возможности впиться в меня поцелуем. Ни нежности, ни легкости, ни сладости. Лишь огонь и легкий запах алкоголя. Понимая, что мне и так некуда дернуться, его руки отпустили мои и начали исследовать обнаженную кожу шеи и скользнули ниже. Но наткнувшись вновь на узел халата, он остановился, перевел дыхание, еще держа в так называемых объятьях, и сказал:

— На будущее, всегда сразу выполняй то, что я говорю. И не забывай, — он снова схватил мои запястья, — кто перед тобой.

С этими словами меня вытолкнули за дверь.

Темно. Кромешная темнота. Небо содрогнулось. На краткий миг все озаряется, и мир снова проваливается во тьму. Видимо, из-за грозы выбило пробки. Дождь настойчиво тарабанит в стекла, гром оглушает, не лучшая обстановка для одиночества. С детства боюсь грозы, повезло, что я еще не успела отойти ко сну. Боюсь… Слабо сказано. Хватает и двух минут, чтобы паника начала крушить все многолетние внутренние наработки.

Будучи в своем маленьком доме, может, и пережила бы, укрывшись от непогоды под тонной одеял с орущим плеером в ушах. Но в этой огромной комнате, зная, что подо мной несколько этажей… Спальня заливается белым цветом, ничего не вижу, дыхание замерло. Темнота. Выдох. Больше не могу так. Найти бы хоть одну живую душу! Впопыхах, накинув теплую кофту и светя телефоном под ноги, выбегаю из комнаты. Сбегаю прочь от кары небес, пронзающей небо, нахожу спасительную темноту, бегу куда-то, не разбирая дороги, главное — вперед. Опомнившись через некоторое время, понимаю, каким глупым оказалось это решение. Ни одна дверь не поддавалась, на мой голос, уже сильно дрожащий, никто не откликался. Еще через какое-то время меня охватывает ужас, тусклый свет экрана то и дело гаснет, трудно постоянно нажимать на кнопки, вокруг невозможно что-то разглядеть. Я заблудилась по собственному идиотизму.

Что это за лестница? Я не помню ступенек вверх! Назад, коридор, кажется, поворот, пролет, коридор… Нет, только не это — тупик… И где-то совсем над головой громыхнуло. Бросившись бежать в обратном направлении, спотыкаюсь на ровном месте, роняю телефон, теряю последний источник света. Во тьме пытаюсь нащупать стены, опускаюсь на пол. Опрокинув какой-то мелкий столик, наконец забиваюсь в угол. Я совершенно оглохла, то ли от рева грома, то ли от собственного крика. Сжимаю голову в тиски, тяну за волосы, внешняя боль помогает держаться в сознании, чувствовать что-то помимо застывшего мертвого сердца.

Стремительным порывом кто-то хватает меня за локти и тянет вверх, заставляя подняться, но ноги не слушаются, и тело кажется свинцовым. Я падаю на колени перед тем, кого не могу опознать в темноте. Чувствую лишь крепкую хватку на своих запястьях. Кулаки безвольно разжимаются, отпуская волосы. Снова рывок вверх. Я качнулась назад. Спиной чувствую стену, а на мой рот легла чужая ладонь. Голд. Теперь я различаю знакомый тонкий запах дорогого парфюма.

— Хватит орать! — грубо меня встряхнув, тихо прорычал Голд.

Тело содрогается в рыданиях, уже беззвучных. Пытаюсь восстановить дыхание, хватаюсь за его куда более спокойный ритм вдохов и выдохов. Улавливаю еще один запах — алкоголь. Через пару минут начинает получаться, судя по тому, что он убрал свою руку от моего лица. Плотно прихватив за талию, уводит куда-то в сторону. Пока мы медленно движемся, оживает способность мыслить. «Он что, видит в темноте?» — проносится в моей голове. Других мыслей и не последовало. Моя кожа, казалось, была сплошным воспаленным нервом. Все так же в темноте мы остановились, властное движение заставляет меня опуститься, провалиться в какую-то мягкость. Но я не выдерживаю и вскрикиваю, сползаю вниз, снова на пол.

— Да что такое, в самом деле? Что за истерики, дорогуша? — сказал обнаруживший меня человек, снова завладев моими плечами.

Я дернулась и ударилась лбом о его колено. Он зашипел, но только сильнее впился тонкими пальцами в мои бедные плечи. Меня опять настигла эта пытка погружения во что-то зыбкое. Теперь я была лишена возможности выбраться, для пущей надежности он придавил меня своим телом. Это было очень странное ощущение, лежать буквально под ним, на этой жутко мягкой проваливающейся под нашим весом перине. Я слышала его дыхание у себя над ухом. Одной рукой Голд придерживал мои запястья прямо над моей головой, другой аккуратно убирал налипшие волосы с моего лица. Вот осторожно касается моих закрытых воспаленных от слез век, следует по мокрой дорожке к искусанным губам, на долю секунды замирает в раздумье и обрушивается поцелуем.

Вновь потеряно чувство времени и реальности. Минута ли, пять, десять… Без возможности на спасение тону в пуховой кровати и мягкой настойчивости горячих губ. Очередной раскат грома, мое тело реагирует непроизвольной конвульсией. Сначала слышу недовольный выдох, через секунду чужая тяжесть пропадает.

— Мне это надоело, — сердито говорит Голд, поднимаясь на ноги, — ты меня вынуждаешь идти на крайние меры…

Пока я пытаюсь осознать сказанное, он куда-то исчезает. Пробую подняться, но это крайне сложно сделать, локти проваливаются в перину. Единственное, что удалось, так это снова сползти на пол. Осязание твердого пола подо мной немного успокаивает эмоции. Прижимаясь спиной к кровати, я робко, почти стыдливо, будто темнота способна видеть, облизываю губы. Это послевкусие: соль и горечь, скоро пропадет и оно…

Приближающиеся шаги слева. Где-то рядом звук соприкосновения стекла и дерева.

— Пить хочешь? — спросил Голд нарочито спокойный голосом.

— Хочу, — прохрипела я в ответ, принимая дрожащими руками стакан.

— Ты могла просто позвонить, сказать, что боишься грозы, — слушая мои всхлипывания, молвил мужчина, — но тебе захотелось устроить такую странную истерику. Почему? Ведь ты обычно так сдержанна.

— Простите, — ответила я, утирая рукавом мокрые от воды губы и возвращая стакан. — Я… Я просто впала в панику. Это единственное, что я не смогла преодолеть после всего… — Не найдя больше слов, я лишь пыталась сдержать новый всплеск эмоций.

— Чего?! — неожиданно жестко спросил Голд.

— Я не могу! — воскликнув с мольбой в голосе, я запрокинула голову и сжала ее руками.

Звук наливаемой жидкости. Он подносит стакан к моим послушным губам, губам, на которые, как он думает, имеет право, и я не могу противиться. Не раздумывая, делаю глоток и тут же опаляю горло, из глаз брызнули слезы. Но ни отдышаться, ни избежать этой участи невозможно. Я чувствовала давление на подбородке, а за спиной препятствие, о зубы стукнулось холодное стекло, и язык медленно горел. Едва ли не захлебываясь, я вцепилась в его рубашку, но это ничуть не мешало ему. Влив в меня последние капли крепкого алкоголя, он убрал стакан, а его пальцы нашли застежку на моей кофте. Этот звук расстегивающейся молнии подействовал на меня так же, как раскат грома за окном, я вздрогнула, а он лишь молча нашел мои губы. Руки ослабели, я не заметила, как расслабила пальцы и отпустила ткань. Пока я пыталась хоть как-то это осмыслить, с меня уже стянули кофту, заставляя зябнуть.

Не прошло и минуты, как я поняла, что меня уже поднимают на ноги и куда-то тащат. Рев непогоды начинает увеличиваться. Я слишком поздно начала осознавать, что он собирается сделать. Пытаюсь вывернуться, упираюсь, снова начинаю кричать, но из этих сильных жилистых рук мне не выбраться. Моему голосу могли бы позавидовали даже обладательницы колоратурного сопрано в тот самый момент, когда Голд вытащил меня на открытую террасу. Без церемоний он бросил меня на вымощенный серой плиткой пол. Колени приземлились с неприятным стуком, но основной удар пришелся на ладони, кажется, я их крепко рассаднила. Моментально моя одежда стала насквозь мокрой и камнем тянула вниз. Казалось, я целую вечность лежала на ровной ледяной поверхности, едва дыша от не прекращающихся рыданий, периодами повышая тон своих стенаний при новых вспышках молнии.

— Так не пойдет, — со сталью в голосе произнес Голд, усаживая меня к себе спиной и намотав мои волосы на кулак, подставил мое лицо под тяжелые капли. — Ты мне сейчас же все расскажешь.

— Нет, — одними губами, без голоса, отозвалась я.

— Не слышу, — он сильно дернул мои волосы.

— Нет! Я не могу, я не хочу это вспоминать! — я закричала что было сил, чувствуя, как дрожат руки и ноги.

— Я сказал, немедленно! — громогласно взревел Голд, до дикой боли сжимая меня в своих руках.

Во мне что-то щелкнуло, было ли это итогом совокупности тьмы, боли, особо близко метнувшейся молнии и оглушительного грома, его окрика, или просто исполнилась моя внутренняя мера… Я замолчала, просто умолкла и дала волю другим слезам, горьким, глубинным, уже без тех истеричных всхлипываний.

— Смерть… — тихим голосом я начала свой рассказ. — Я не боюсь смерти, но она отняла у меня всех, кого я любила. Моя мать погибла в грозу, молния попала в дерево, и оно упало прямо на автобус, в котором она возвращалась с работы. Мне было всего 6 лет. И бабушка, 2 года назад она скончалась тоже в грозу, сердце не выдержало. И даже отец, которого я не помню, мама рассказывала, что однажды он просто ушел в грозовой день из дома и больше не вернулся... Пожалуйста, давай вернемся в дом… — Я повернула голову и в очередной вспышке увидела глаза собеседника, но понять их выражение не успела.

Он молчал, медленно распутал мои волосы, взял на руки и занес обратно в помещение, медленно поставил на ноги.

— Ты идти можешь? — спокойно спросил Голд, поднимая с пола и вручая мне кофту.

— Вроде да, — дрожащим голосом отвечала я, — но нельзя ли остаться здесь?

— Нет. — Он произнес это безапелляционным тоном и чуть мягче добавил: — Ты насквозь промокла, тебе нужно переодеться. Я не хочу стать причиной еще одной твоей простуды.

Надо признать, я замешкалась, но знала точно лишь одно... Я крутила эту мысль в голове, пока наблюдала, как он зажег свечу на столе, откуда-то взял телефон и набрал номер. Словно издалека звучал его голос: «Да-да, северное крыло, пятый этаж, та, что рядом с балконом. Жду». Не смея прикоснуться к его коже, я ограничилась рукавом рубашки. Голд обернулся с немым вопросом в глазах.

— Не оставляй меня, я не перенесу… — шепотом умоляла я, глядя как на его лице на секунду промелькнуло выражение сочувствия.

— Хорошо, я попрошу, ты не будешь сегодня одна, — отвечая, он перевел взгляд на мою руку, тянувшую на себя его рукав.

— Пожалуйста… — я буквально выдохнула это слово.

— Ты должна меня ненавидеть за то, что я только что сделал. Почему ты так терпелива? — Он все же не выдержал и подошел вплотную ко мне, ладонями разворачивая мое лицо так, чтобы на него падал тусклый свет зажженной свечи.

Я попыталась улыбнуться дрожащими губами, а глаза снова увлажнились, но ответить я не успела, нас прервал легкий стук приближающихся каблуков.

— Так. Забирай ее, переодеть и не спускать глаз, пока достаточно не отдохнет. Остальное по ходу, — четко отдавал приказы Голд.

— Пойдем, милая, — моих плеч коснулись мягкие женские руки, — давай же.

Повинуясь строгому взгляду Голда и заботливому голосу женщины, я позволила себя увести в спальню.

По дороге, когда мы уже значительно отдалились, я решилась на разговор.

— Ведь это вы? — с надеждой в голосе спросила я у попутчицы.

— Я, дорогая, конечно, — все так же ласково молвила женщина.

— Почему, почему у нас все так странно? Почему он зовет меня, когда хочет, а сейчас...

— Лучше скажи за это спасибо и не спорь, — она перебила меня. — Ох, лапушка, ты такое дитя, — добавила она.

Мы дошли до моей комнаты, здесь уже горели свечи. Женщина помогла мне переодеться и высушить волосы. Пока мы этим занимались, непогода усмирила свой пыл и превратилась лишь в проливной дождь. Забраться под одеяло и уснуть было сейчас самым желанным, но некоторые вопросы еще терзали меня.

— Почему за мной пришли именно вы? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

— Так проще. — Она помедлила и продолжила: — Тем более, сегодня здесь особо больше никого нет.

— Значит, вы живете здесь? — говоря, я вглядывалась в это еще совсем не старое женское лицо.

— Да, но не только я, большая часть прислуги постоянно живет на нижнем этаже, — осторожно, без особой охоты отвечала собеседница.

— Но вы живете не там, значит, он вам доверяет, — высказав свою догадку, я заметила, как она поджала губы. — Вы не просто прислуга.

— Можно и так сказать, но тебя это не должно волновать. Лучше скажи, может, что тебе здесь не нравится, — она явно пыталась скрыть свое раздражение и сменить тему.

— Мне не нравятся тайны, если они касаются меня лично.

— Это тебя не касается. Ты, конечно, золотце, но не лезь, куда не следует. — Она ответила с интонацией, близкой к его интонациям, когда он был строг, это не укрылось от моего внимания. — Я спросила тебя о вещах более приземленных.

— Ладно, — я медленно протянула это слово, давая понять, что еще вернусь к этому разговору. — Значит, вы подбираете для меня вещи и прочее?

— Наконец ты поняла, что я от тебя просила. Да, я. — Она чуть смягчила голос и подоткнула вокруг меня одеяло.

— В принципе все нормально, правда, я не могу до сих пор понять, чем мистеру Голду не угодил мой гардероб. Если он так любит красивые вещи, то передайте ему, что, увы, я не кукла, которую нужно наряжать, — в моем голосе сквозили нотки возмущения, на что женщина отреагировала лишь улыбкой.

— Наряжаю тебя я, но, кажется, ты предпочитаешь что-то еще проще и скромнее? Ох, и мороки-то с тобой! — отвечала она с нескрываемой улыбкой. — Хорошо, я постараюсь.

— Гм, и все же, ведь вы его хорошо знаете… Я не могу понять, почему он постоянно... — я замолчала и, видимо, покраснела.

— Ты, насколько я помню, имеешь редкое право здесь. Право свободного выбора. Ты можешь сказать нет, но ни разу этого не сделала в полной мере. — Она выдержала паузу и продолжила: — Но сейчас ты еще можешь сделать это, хотя он будет недоволен, но это лучше, чем если это произойдет позже...

— Почему? Я не понимаю, — удивленно спросила я и услышала ее вздох.

— Душенька моя, — она закатила глаза. — Давай-ка ты засыпай, а то вон язык развязала на нетрезвую голову.

— Нет, подождите, помогите мне, — торопливо заговорила я, тревожась, что она может уйти, — ведь именно вы с самого начала давали мне советы, просили лишь о терпении и не бояться.

— Да, милая, и ты с этим справляешься куда лучше, чем я могла бы мечтать, — ее голос стал тих, а глаза внимательнее.

— Так объясните, для чего! — сама не замечаю, как повышаю голос. — Зачем?

— Этот вопрос из разряда тех, на которые ты сама себе должна ответить. Успокойся, прошу, — женщина заговорила еще тише. — Я могу лишь сказать, что это нужно вам обоим. Иначе с ним нельзя, только спокойствие, — она сделала паузу и продолжила, — что бы ни было. Ты сильна по-своему, он это знает, поэтому и дал свободу выбора. Если ты еще не заметила, он делает столько, сколько считает нужным, но ровно сколько ты сама ему позволяешь.

— То есть, это я позволила, по-вашему? — я выставила вперед израненные камнем ладони и услышала в ответ грустный вздох.

— Таков его темперамент…

— Я снова запуталась, — откинувшись на подушки, я констатировала сей факт.

— Мы просто говорим о немного разных вещах, — с улыбкой молвила собеседница, — ты не все видишь и не все понимаешь пока.

— А вам в этом какая выгода? — неожиданно для самой себя выпалила я.

— Ты оказалась права, я знаю его очень хорошо, — осторожно говорила она, в упор глядя на меня своими серо-голубыми глазами. — Я крайне дальновидна. Если ты чувствуешь людей интуитивно, не задумываясь, часто не осознавая, то у меня богатый опыт.

— Вы уходите от ответа, — я начинала раздражаться.

— А ты читай между строк! Психолог, называется. И почему твоя проницательность не дружит с мозгом… — ее напускная сердитость перешла в улыбку. — Я наблюдала вашу первую встречу.

— Гм, я помню вас здесь, когда в первый раз приехала, — тщетно напрягая память, заговорила я.

— Нет, я говорю о вашей самой первой встрече, я была там. — Видя вопрос в моих глазах, она добавила: — Есть вещи, которые невозможно скрыть, — женщина вновь улыбнулась и коснулась ладонью моей щеки, — например, близко к коже расположенные капилляры.

— А, хм… — Я не знала что сказать, кроме еще одного давнего вопроса. — Могу я все же узнать через столько месяцев ваше имя?

— Надеюсь, это последний вопрос на сегодня… — Она внезапно замолчала и, прислушиваясь, повернула голову к двери.

— Пожалуйста! — с мольбой в голосе произнесла я.

— Марта, меня зовут Марта, — шепотом ответила женщина.

Это был конец странной беседы, ничуть не пролившей свет в моем сознании, может, виной стали моя усталость и пережитый шок. Марта осталась со мной, как и обещала, держала за руку, пока я проваливалась в сонное забытье.

Солнце было скрыто за тучами, когда я наконец смогла открыть глаза. С трудом приподнявшись на подушках, я огляделась. На тумбочке рядом с кроватью стоял графин воды и блюдце с половинкой лимона. Марта расположилась в одном из кресел, под глазами у нее залегли тени, было очевидно, что она не покидала меня всю ночь и не смыкала глаз. В остальном комната выглядела как обычно. Голова была свинцовой, а ладони и колени пульсировали от боли. Заметив, что я проснулась, женщина тут же подошла ближе, налила воды в стакан и выжала туда побольше лимонного сока.

— Доброе утро, хотя, скорее, уже день, — произнесла Марта, передавая стакан в мои дрожащие руки.

— Спасибо, — ответила я тихо.

— Я удивляюсь, как ты не сорвала голос, милая.

Глоток кислой воды раздирал горло, жег желудок, но принес небольшое облегчение головной боли. Когда я выпила полстакана, мое тело пронзил краткий приступ судороги, я дернулась и пролила остаток на себя. Жидкость попала на ладони, будто издалека я услышала собственный вскрик от боли. К горлу подступила дурнота, но внезапный порыв свежего воздуха и холодная вода на лице сделали свое дело. Марта лишь деловито крутилась вокруг меня и качала головой, приговаривая:

— Да уж, милочка, тебе и ста грамм нельзя наливать!

— Извините, — пробормотала я.

— Ох, ладно, не твоя вина, — присаживаясь рядом, сказала женщина. — Дай руки посмотрю.

— Гм, он ведь будет у вас спрашивать? — предусмотрительно спокойным голосом спросила я, глядя, как Марта обрабатывает мои ладони. — Я не хочу его видеть. Не сейчас. Я устала.

— Я бы поняла тебя, если бы ты вчера не хотела обратного, — фраза прозвучала полувопросом-полуутверждением.

— Да, именно поэтому, — я отказывалась смотреть Марте в глаза, пока говорила это, но она все равно догадалась.

— Ты обиделась и боишься. Что ж, справедливо, — разглядывая мое чуть покрасневшее лицо, промолвила женщина.

— Да и нет, не совсем. Просто не готова. — Что-то заставило меня обратиться к ней очень лично, остановив ее действия, я спросила: — Как я спала? Я еще потом кричала? Металась?

— Я понимаю, о чем ты спрашиваешь, — тихо отвечала Марта с сочувствием во взгляде. — Да, ты кричала, немного, но кричала. — Она помедлила, прежде чем продолжить. — А еще плакала… Звала его… Он сволочь, я знаю, видела, как ты просила. — Марта прервалась и погладила меня по голове. — Прости, я не смогла тебя должным образом успокоить.

— Это странно, но я привыкла к его рукам…

— Знаю, но, милая, поверь, хорошо, что все случилось так, как случилось.

Наш разговор затих, остался теплым воздухом между нами. Закончив с моими многострадальными ладонями и коленями, Марта ушла за завтраком. После еды я пыталась отвлечься от мыслей и воспоминаний, но за чтением "Фауста" это не удавалось. Открыв окно, я решила попробовать уснуть, ведь после ночи я чувствовала себя скорее вымотанной, чем отдохнувшей. Свежий воздух заполнил спальню, вытесняя тонкий аромат лавандовых духов Марты и принося запах свежей земли и чистой влаги. Очередное пробуждение оказалось легким. Я сладко потянулась, удивляясь, что тяжесть в мышцах прошла.

— Прости меня, — я услышала откуда-то сбоку голос Марты. — Ты проспала учебу. Я должна была дать тебе восстановиться.

— Что?! Вы мне подмешали снотворное в чай? Опять? — громко возмутилась я, глядя на женщину, которая вновь сидела в кресле. — Мне нужно учиться! И нужно работать. Какой день недели?

— Пятница, — спокойно ответила она и добавила: — Ты умница, все нагонишь. За прогул не переживай, уладим.

— Я еду домой. И работаю все выходные, — сердито выпалив, я наблюдала, как она пытается что-то скрыть. — Что? Говорите уже!

— Понимаешь, у него были другие планы… — с беспокойством в голосе сказала она.

— Я имею право приезжать и уезжать, когда захочу, и я еду домой! — Выносить ее странный взгляд было трудно, я отвернулась.

— Ты права. Хорошо, как соберешься, позвони, я занесла свой номер в твой телефон. — Она осеклась, когда я резко развернулась обратно к ней, но продолжила как ни в чем не бывало: — Ищи «Агата».

— Агата? — недоуменно переспросила я.

— Конспирация. — Строго, но спокойно звучал ее голос, в котором вновь проскользнули отблески знакомых нот. — Я попытаюсь ему объяснить. Все, собирайся. — Она печально улыбнулась и вышла.

Кажется, это было так давно, а минуло всего лишь чуть меньше года. Год с тех пор, как в мою жизнь без приглашения, без ожидания вошел человек, мужчина. Это был летний день, и не ждите, что я назову его обычным и вдруг что-то произошло, нет, этот день был насыщен событиями. В море людских лиц мы увидели друг друга и в океане звуков услышали стук сердец. Кто-то может сказать, что это звучит слишком поэтично. Я соглашусь, потому что прекрасный цвет раскрывается только сейчас, а в тот, ставший дорогим, день было заронено лишь семечко, которое впоследствии начало медленно проклевываться.

Был жаркий июльский день, но внутри нашего ресторана было очень уютно, так что посетители заполонили весь зал. Могу признать, что многие были взволнованы, когда узнали, что у старого владельца ресторана появился компаньон, затеявший расширение и переоборудование. В прежние годы заведение занимало только нижний этаж небольшого одиноко стоящего здания. А сейчас оба этажа, претерпев ремонт, с гордостью принимали сливки общества в день открытия. Также и местность вокруг не избежала вмешательств — появились изящные клумбы, пруд, резные скамейки, словом, возник маленький парк.

В три часа дня была торжественно перерезана красная лента перед входом в обновленный ресторан. Десяток юношей и девушек, облаченных в форму, заскользили меж столиков. А мне, вдобавок к обязанностям официанта, досталась задача помогать Элизе, нашей распорядительнице зала, если она будет не успевать рассаживать всех гостей. Это может показаться странным, ведь я работала здесь всего чуть больше года, но посетители и руководство всегда были довольны моей интуицией, и как раз по этой славе ко мне так часто обращались за советом.

Первой меня подозвала пожилая дама. Миссис Крайтон была частым гостем в нашем заведении. Несмотря на почтенный возраст, ее глаза искрились, а фигура была подтянутой. Ее любили в городе и по праву причисляли к элите.

— Милое дитя, будь добра, подскажи старухе хороший обед, — веселым голосом сказала женщина, едва я успела присмотреть для нее столик. — Мне не разобраться в этом меню. Одни завитушки, а не буквы!

— Миссис Крайтон, не стоит так говорить, вы прекрасно выглядите! — я пыталась подбодрить добрую старушку. — Сегодня жарко, возможно, вам захочется чего-то легкого. Я думаю, вам подойдет белое мясо с салатом и творожный десерт.

— Прекрасно, — причмокивая губами, будто уже пробует блюда, отозвалась она.

Следом подошла юная леди с головной болью, и я посоветовала ей холодный кофе с коньяком. Затем молодой мужчина не мог выбрать, в каком именно шампанском преподнести обручальное кольцо своей избраннице. Потом женщина средних лет спросила что-то такое, что не повредит ее язве. Далее супружеская пара подбирала бутылку вина и закуски, но так, чтобы оставались силы на вечер. И многие, многие, многие… Наконец, весь ресторан был заполнен, и я смогла перевести дух в темном углу барной стойки рядом с входом на кухню.

Я едва успела заварить себе чай, как возле бара появилась миловидная брюнетка. Люси. Добрая девушка, всегда на позитиве. Мы хорошо ладили и часто работали в одну смену, так как обе были студентками.

— Билл, две «маргариты» пожалуйста.

— Минутку.

— О! — оглянувшись, воскликнула она. — Привет. А ты что тут в темноте? Вот это день, да?! Я только пришла. Впервые вижу столько людей!

— Привет, — я улыбнулась подруге. — Захотелось выпить чаю. Половина рабочего дня уже прошла, все столики заняты, я попросила у Элизы перерыв.

— Люси, «маргарита» готова.

— Спасибо, — она кивнула бармену. — Ну, еще увидимся, я хочу тебе кое-что рассказать, — подмигнув мне на прощанье, девушка поспешила доставить заказ.

Проводив подругу взглядом, я увидела, как размеренной походкой к барной стойке приближался мужчина в черном костюме.

— Мисс, — опустившись на барный табурет, произнес мужчина и со стуком прислонил свою трость к стойке. — Прошу вас опробовать ваш дар и на мне.

Я неожиданно растерялась от такого заявления и слишком пристального взгляда мужчины. Пока я подавляла непонятно откуда возникшее волнение, посетитель следил за мной глазами.

— Прошу прощения… — мои слова были перебиты его легкой усмешкой.

— Я всего лишь хочу, чтобы вы что-нибудь для меня подобрали, — говоря, он посмотрел на внушительный список напитков, что лежал на стойке бара.

— У меня перерыв… но, возможно, я смогу вам помочь.

Мне не нравилось, когда надо мной смеялись, его усмешка тут же меня подстегнула. Я начала деловито и с нескрываемым интересом разглядывать его в ответ. Дорогой, очень дорогой костюм, впрочем, как и все остальное. Черная рубашка и такой же галстук, хотя, присмотревшись, я заметила на нем волнообразный рисунок темно-синего цвета. Часы, трость, запонки... Позолота или золото?! Он был гладко выбрит. Хм, длинноватые для сегодняшней моды волосы, эта деталь меня удивила. Спокойный вид, но усталый, это было немного заметно по глазам. Лицо непроницаемое, но живой острый взгляд.

— Кхм, прошу, поправьте меня, если я ошибусь, — начала я, убирая выпавшую из пучка прядку и замечая, как посетитель за этим наблюдает, чуть склонив голову. — Итак, смею предположить, что вы не любитель подобных сборищ и вам скучно, но пришли, скорее всего, по долгу деловой этики или по чьей-то просьбе. — Говоря, мне приходилось делать усилие, чтобы не отводить взгляд от его темных пронизывающих глаз. — Осталось только уточнить, чего вы сейчас хотите: расслабиться или взбодриться. Если первое, то бокал легкого красного вина. Если второе, то, гм… — Я знала, что нарушаю правила, но все же предложила: — То я заварила зеленый чай с женьшенем, на двоих, я думаю, хватит.

Он не спешил отвечать, смотрел и смотрел, словно читал меня. Я вновь отправила за ухо непослушную прядку, когда мистер сделал выбор:

— Чай, — коротко ответил мужчина.

Мне пришлось поспешно сходить на кухню за второй чашкой. Совсем забыв, что могла взять ее в баре. Так, кажется, я волнуюсь…

По возвращении я увидела что-то новое в его взгляде, но не могла определить, что именно. Разливая чай, я слушала его медленное дыхание и легкие удары пальцев о столешницу. Это было не волнение и не нетерпение, это напомнило мне о раздумье, и, подняв глаза, я в этом убедилась по его чуть рассеянному взору. Но стук от поставленной перед ним чашки чая вернул к реальности.

— Вы пришли из старого состава? По вам виден некий опыт, — спросил мужчина и сделал небольшой глоток.

— Да, я начала в том году, — ответила я, удивившись вопросу.

— Как вы пережили три месяца без работы? — продолжал интересоваться гость. — Как вам новый облик этих стен?

— Без работы всегда нелегко, но в это время я как раз готовилась к экзаменам, — отпив чая, отвечала я. — Все стало таким изысканным, у заведения сразу повысился статус. Но по мне, раньше было уютнее. — Заметив вопросительный взгляд, я продолжила: — Вы спросили мое мнение, мне нравилось, когда было проще. Эта красота давит, если ее слишком много, только и думаешь, красиво ли ты ешь, правильно ли подобран наряд, ведь нужно соответствовать месту.

Мужчина кивнул и продолжил пить чай. Мы допили напиток в молчании, перебрасываясь лишь взглядами. Когда я понесла чашки в мойку, то думала, что не застану своего посетителя, но он остался.

— Я смотрю, мой чай вас приободрил. Надеюсь, пришелся по вкусу? — с улыбкой поинтересовалась я.

— Вполне, — отозвался гость, наблюдая за моими руками, что юркнули в карман передника, проверяя, на месте ли ручка. — Скажите, а вы всегда говорите, что думаете?

— Да, но сначала, как вы заметили, я думаю. Прошу меня извинить, если я позволила себе некую фривольность…

Но он вновь меня перебил:

— Вы не лебезите, не сыплете комплименты, но изумительно приятны в словах, — мужчина констатировал факт. — Я наблюдал за вами. Зачем вы это делаете? И не говорите мне, что это ваша работа.

— Вас удивляет, что я учтива и добра к людям? — изумилась я, глядя, как мужчина поджал губы. — Сэр, такова моя натура, ничего наигранного в этом нет.

— Верю, — произнес он после небольшой паузы.

Тут к нему подошел солидного вида мужчина, что-то сказал, и они ушли на верхний этаж, где помимо всего прочего располагались кабинеты для переговоров.

День перетек в вечер, удушливая жара спала, уступая свежему ветерку. На столах зажглись свечи, и приглашенные музыканты начали играть приятную мелодию. В центре зала медленно танцевало несколько пар, а официанты так и сновали направо и налево. И я была среди них. Стала ли виною усталость за целый день или это я заслушалась живой музыкой, но при резком развороте в кого-то врезалась и выронила блокнот.

— Может быть, вам завтра взять выходной, мисс? — послышался голос с легкой хрипотцой, а его обладатель поддерживал меня за локти.

— Это вы! — воскликнула я, когда наконец сфокусировала зрение. — Большое вам спасибо.

— Подумайте над моим предложением… — сказал он, не отпуская меня.

Я моргнула, меня что-то смущало, факт того, что я нахожусь практически в объятьях — да, но что-то еще. Чай. От него до сих пор пахло моим чаем! Я кивнула, пытаясь вспомнить, что за предложение, ах да, про выходной… Мужчина медленно отпустил меня, и я почувствовала странное скольжение в районе живота. Как только он отвернулся и ушел, я повторила движение и нащупала сложенную вдвое небольшую записку в кармашке фартука.

«Завтра ожидаю вашего визита в 16:00. Выйдите из дома в 15:40, за вами будет послана машина. До встречи. М-р Г.»

День для проведения празднества был выбран удачно: как бы бурно ни прошел субботний вечер, за воскресный день можно успеть привести все в порядок. Для нас же, работников ресторана, выходной не был предусмотрен. Но в утреннюю смену особо напрягаться не приходилось, так как обычно посетителей с утра мало.

Присев около входа, я оглядывала обновленное помещение. Дизайнеры потрудились на славу. Все идеально подобрано по стилю и цветовой гамме, никакой перегруженности или излишней простоты, достаточно свободного пространства и того, за что может зацепиться глаз ценителя искусства. Но я не наслаждалась видом, мое сознание терзали неспокойные мысли. Я мяла пальцами записку от этого странного человека и никак не могла сделать выбор. Позволив себе крепко задуматься, я не заметила, как ко мне подошла Люси и внезапно выхватила записку из моих рук.

— И что это значит? — прочитав текст, возмутилась моя подруга. — Ты хоть знаешь, кто он?!

— Нет, — честно ответила я, не понимая, почему она сердится.

— Сразу мне нужно было вмешаться, но я испугалась, — с беспокойством продолжала девушка. — Но это! Пожалуйста…

— Что? Люси, в чем дело? Ты меня пугаешь, — я с удивлением наблюдала за ее бурной реакцией.

— Этот человек. Мистер Голд. Он опасен, — отрывисто произнесла она.

— Я раньше не слышала этой фамилии… — задумчиво сказала я, пытаясь припомнить жителей нашего городка.

— Да много ли ты знаешь! Вечно в своих книгах. Когда он появился в городе, ходит молва, впрочем, это слухи… — внезапно девушка поджала губы и замолчала.

— Люси! Раз начала, так говори! Что за опасность? Что за слухи?

Она побелела, глядя в окно.

Я оглянулась, но ничего подозрительного на улице не заметила. Однако, проследив за взглядом Люси, я увидела припаркованную в тени машину с тонированными стеклами. Я так и прыснула от смеха!

— Ох, Люси! Я всегда знала, что ты фантазерка. Что ты там себе напридумывала? — шутливым тоном сказала я, но она не улыбнулась в ответ.

— Нет, я серьезно. Эта машина стоит с самого утра, с того момента, как ты пришла сегодня. А что, если это он? Следит, хочет знать, придешь ты или нет? — понизив голос до шепота, говорила моя испуганная подруга.

— Люси! Ну, хватит. Тем более, я еще не решила. — Я пыталась успокоить ее.

— Послушай, о нем ходят очень плохие разговоры, будто… Будто он связан с криминалом. Вокруг этого человека сплошные тайны. Прошу тебя, не ходи, откажись сейчас, — она говорила, хватая мою руку.

— Спасибо тебе за заботу, но позволь мне подумать, он не показался мне плохим, — говоря, я гладила ее руку, она слишком впечатлительная девушка.

* * *

Моя утренняя смена закончилась. Я дома. 15:20. Сидя на кухне с чашкой чая, наблюдаю, как секундная стрелка бежит по циферблату настенных часов. Минута, две, пять, десять, двадцать… 15:40. Горький холодный зеленый чай, слишком крепкая заварка, но это сейчас не имеет большого значения. Поправить прическу, взять сумку, открыть дверь. Последнее — самое сложное. Машина уже стоит перед моим крыльцом, черная с тонированными стеклами, что ж, в этом Люси не ошиблась. Со второго раза попадаю ключом в замочную скважину, но взяв себя в руки, строгой походкой иду к машине. Когда я подошла достаточно близко, автоматически отворилась задняя дверь.

Поездка заняла минут пятнадцать. Наблюдая за дорогой, я пыталась запомнить маршрут. Я вежливо поздоровалась и спросила имя шофера, но он молчал, только посмотрел на меня в зеркало заднего вида, было сложно охарактеризовать его взгляд.

Мы подъехали к огороженному высоким забором с коваными воротами дому, в котором было, пожалуй, не меньше десяти этажей. У главного входа меня ожидал мужчина средних лет, он слегка склонил голову в поклоне и попросил следовать за ним. Мы поднялись на лифте до восьмого этажа, а далее шли по лестницам и коридорам, на стенах висели картины и гобелены, и у меня было странное ощущение, будто я попала в другую эпоху. Мой провожатый остановился перед двойной дверью и с тем же вежливым кивком сделал приглашающий жест. Толкнув тяжелую дверь, я вошла в просторную гостиную. И тут же поправила сама себя, это была скорее проходная комната, так как в ней было множество дверей, видимо, из нее дальнейший путь складывался в зависимости от обстоятельств. В помещении никого не было, в ожидании я присела на небольшой диван в центре. Через пару минут вошла приятного вида женщина и направилась ко мне. Я никак не могла определить ее возраст, явно старше тридцати, даже скорее за сорок, но она очень хорошо за собой следила. Белое лицо, убранные в затейливую прическу темные волосы, серо-голубые глаза, тонкий нос, неполные губы, изящная фигура в платье-футляре. Присев рядом, она улыбнулась, и на ее красивом лице проступили мелкие морщинки.

— Добрый день. Рада видеть. Какая у нас сегодня приятная гостья. — Женщина внезапно протянула ко мне руку, провела кончиками пальцев по моей щеке и продолжила: — Милая моя, я даже не знаю, что тебе сказать, повезло тебе или нет. Если ты пришла за выгодой, то ничем хорошим это не закончится, за все нужно платить. Если же ты пришла по доброй воле — сохрани эту волю.

— Миссис… — я запнулась, не зная, как назвать эту женщину.

— О, милое дитя, я не замужем, — с очередной улыбкой женщина поправила меня. — Да и к чему излишняя официальность.

— Простите, я не совсем понимаю, зачем я здесь и о чем вы говорите, — наверное, я выглядела глупо, придя по собственной воле и не зная причины.

— Ты такая... Кто бы мог подумать... — Мне казалось, она не намерена была отвечать. — Ну что, идем дальше? Ты же пришла на встречу с мистером Голдом.

Поднявшись, она стремительно направилась к одной из дверей, и я поспешила следом. Снова коридоры, но в этот раз без лестниц, и идти пришлось недолго. Еще одна гостиная, но намного меньше и уютнее. В комнату пробивался солнечный свет сквозь светлые занавески, однозначно здесь я чувствовала себя спокойнее. Женщина подвела меня к паре кресел и предложила присесть в то, что стояло напротив окна. Меня охватывало волнение; пытаясь отвлечься, я начала разглядывать картину на ближайшей стене.

— Вы увлекаетесь живописью? — произнес голос за моей спиной.

Едва не вскрикнув от неожиданности, я быстро развернулась, но хозяин дома не заметил или сделал вид, что не заметил мою реакцию. Он медленно подошел и занял второе кресло, глядя на картину.

— Льняной холст, масло, автора не помню, но это точно Франция, девятнадцатый век, — оценивающе приглядываясь к картине, сказал мужчина.

Пока он смотрел на картину, я смотрела на него. Опять темный костюм, но не черный, а темно-синий в еле заметную тонкую полоску, почти такого же цвета рубашка и приглушенно-фиолетовый галстук. Когда он перевел на меня пристальный взгляд, я моментально, не отдавая себе отчета, опустила глаза.

— Не сказала бы, что увлекаюсь, но картина очень хороша, — я говорила это, глядя на свои колени, которые так некстати были обнажены, юбка не была такой уж короткой, но поднималась, когда я сидела.

— Я сомневался, что вы придете, — медленно произнес мужчина.

— Я тоже, — ответила я, наконец поднимая голову и ловя его заинтересованные взгляды.

— Итак, вы пришли… Амелия…

Мое имя растеклось жидким медом, который смаковали тонкие губы мужчины. Он довольно улыбался, наблюдая мое замешательство.

— Как вы узнали? Вы не спрашивали, как меня зовут… — неуверенно начала я.

— Бейджик.

— Но было темно… А еще адрес... — я шептала скорее самой себе, он промолчал.

— Может быть, чаю? Вы ведь любите чай, как я полагаю, — пытаясь замять паузу, спросил мистер Голд.

— Да, пожалуй.

Едва я ответила, как он поднялся и вышел, и мне показалось это странным. Мужчина вернулся минуты через три, а вскоре женщина в фартуке принесла поднос с чаем и угощением. Он махнул ей, чтобы та удалилась, и принялся сам разливать чай. Когда я принимала из его рук чашку, наши пальцы соприкоснулись, и я вздрогнула. За чашкой горячего крепкого черного чая и пастилой мне стало намного легче, я практически расслабилась. Пока мы пили чай, обменивались лишь молчаливыми взглядами. Я даже позволила себе поудобнее усесться в кресле и вертеть в руках пустую чашку, разглядывая затейливую роспись тонкого фарфора.

— Ну вот, теперь вы меня чаем потчуете, — меня почему-то забавлял этот факт и, видимо, его тоже, потому что он слегка улыбнулся.

— Надеюсь, кроме чая у нас найдутся еще темы для разговора, — говоря, Голд откинулся в кресле.

— Я люблю читать в свободное время, но его не так много. А что любите вы? — я старалась вести непринужденную, но искреннюю беседу.

— У меня много увлечений, но вечная нехватка времени, — смотря на чашку в моих руках, сказал мужчина.

— Однако у вас нашлось время для этой встречи. Могу я наконец узнать, зачем вы меня пригласили? — вот и прозвучал главный вопрос дня.

— Мне так захотелось. — Пауза. — Вчера я понял, что мне приятно ваше общество, и я хотел бы продолжить знакомство.

— Благодарю за честь, но все же вы не ответили, — я собиралась получить ответ.

— Я хочу, чтобы ты здесь гостила, — неожиданно переходя на «ты», сказал мистер Голд. — Решать тебе, сейчас и всегда. Ты можешь приходить, когда захочешь, хотя это не значит, что я буду бросать дела ради тебя. Также ты сможешь уходить, когда понадобится, но не втайне от меня.

— То есть вам лишь нужно средство от скуки? — с вызовом спросила я.

— А разве тебе есть к кому спешить домой? — вопросом на вопрос усталым голосом отозвался мужчина. — Если общение двух взрослых людей приятно каждому, есть ли причины отказываться?

От этих слов я запуталась: казалось бы, высказанное предложение было предельно просто, но я понятия не имела, как это началось, чем это закончится и что это за интерес. Но в одном я была уверена — я еще приду сюда.

Он не стал принуждать меня к ответу, последующий час мы говорили преимущественно о моих любимых писателях и прочем в том же духе. Помимо слов у нас был другой вид общения — наши взгляды. Мне казалось, что он подмечает все самые незначительные детали: как я держу чашку, пью ли я горячий чай или жду, пока слегка остынет, как я, вспоминая сюжет очередной книги, разглядываю потолок. За всей учтивостью, за светской официальностью стояло что-то еще, его живые глаза были тому доказательством. В конце он поблагодарил меня за встречу и высказал надежду на следующую.

* * *

Через пару дней все повторилось: сомнения перед выходом, машина у моего крыльца, немой шофер, вежливый сопровождающий. Но ту женщину я не видела, меня сразу привели в гостиную. Чайный набор уже дожидался на столике. Я не стала садиться, а подошла к шкафу с прозрачными дверцами, внутри стояли разные старинные диковинки.

— Вам нравятся эти безделушки? — прозвучало откуда-то слева.

— А вы всегда подкрадываетесь? — стараясь оставаться вежливой, я задала не очень правильный вопрос, но, наверное, в этот раз я была готова к такой ситуации.

— Вы не ответили, — констатировал факт мужчина, усаживаясь в кресло.

— Вы тоже, — ответила я, замечая, как мой собеседник чуть прищурился, и добавила: — Да, нравятся. И мне показалось, вы — ценитель старины. Или это лишь поддержание какого-то статуса?

— Присаживайся, — мягким голосом попросил хозяин дома, игнорируя мой вопрос.

Это сбило меня с толку. Он поигрывал кончиками пальцев по подлокотнику кресла, пока я медленно занимала место напротив. На этот раз я выбрала юбку подлиннее, французской длины, ровно так, чтобы она прикрывала колени в любом положении. Приходилось напрягаться, чтобы увидеть, куда конкретно направлен взгляд мистера Голда. Он не зря выбрал такое расположение кресел, я сидела напротив солнца и была на виду, его же лицо было в тени, но время скоро начнет клониться к закату.

К моменту, когда стены начали окрашиваться в розовый цвет, прошло уже более двух часов. Чай выпит, угощение съедено, в основном мной, очередной поход в дремучие леса литературы выполнен. Несмотря на все это, во мне томилось множество вопросов, сегодня я никак не могла расслабиться.

— У тебя затекла спина, — неожиданно сменил тему мужчина.

— Да, наверное, я не заметила, — сконфуженно произнесла я.

— Это сложно не заметить, ты очень напряжена, что-то случилось? — с необыкновенной вежливостью поинтересовался собеседник.

— Вы… Вы поставили столько рамок и выстроили целый лабиринт, что я не знаю, как по нему идти и не натолкнуться на стены, — робким голосом я попыталась объяснить. — Вы меня запутали.

— Ты привыкнешь, — отозвался мистер Голд и, склонив голову набок, добавил: — Если захочешь. Сегодня уже поздно, спускайся, тебя отвезут.

Мой дом встретил привычной тишиной и темнотой. Наверное, следовало завести хотя бы кошку…

Спокойное рабочее утро. В 9 часов в субботу посетители — большая редкость. Большинство жителей этого городка предпочитают в выходные понежиться в постели и завтракать в кругу семьи. Размеренно помешивая ложечкой свой чай, я сидела с краю стойки близ входа на кухню и иногда поглядывала на входную дверь.

9:08. Ко мне подошел мой новый напарник, рассеянно крутя в руках полотенце.

— Привет, — немного напряженным голосом поздоровался молодой человек, — в выходные здесь всегда так тихо?

— Привет, Марк, — я приветливо улыбнулась, — не переживай, уже днем будет работа, а вот вечером очень оживленно. Придется попотеть намного усерднее, чем в будни. Вот увидишь, яблоку некуда будет упасть!

— Спасибо. Ты очень милая.

— Не за что, здесь все люди хорошие.

Я снова улыбнулась и вернулась к чаепитию, думая, что разговор закончен. Но Марк продолжил:

— Гм, ты работаешь каждый день. Учеба-работа. А как же отдых? Может, мы куда-то сходим?...

— О, Марк, я вся в долгах! — всплеснув руками, торопливо ответила я. — Даже квартплату задерживаю. Прости, мне нужно работать. — Я старалась придать голосу непринужденность, не хотелось обижать хорошего парня.

— А-а, ничего, в другой раз, да? — с надеждой спросил он.

За его спиной открылась дверь.

— Кажется, пришел посетитель, — напрягая зрение, проговорила я и, узнав фигуру вошедшего, поспешно взмолилась: — Марк, пожалуйста, возьми его на себя, я вот чай допить хочу.

— Ок. Приятного чаепития.

Немедля подхватив чашку, я скрылась на кухне. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, кажется, мне не помешает чай с мятой. Вновь я не могла объяснить самой себе, что стало причиной дрожи в коленях. Так, включаем логику, я ему ничего не должна. О намерении пока не приезжать, чтобы решить свои дела, сообщила, разговор был телефонный, напряженный, но без эмоций. Прошла неделя, за это время ни одного звонка. «Может, обойдется?!» — мелькнула надежда и тут же погасла, я хорошо помнила, как он тогда пришел ко мне домой. Долго мучиться мыслями не пришлось, на кухню зашел Марк.

— Извини, ты чай допила? Там клиент странный, требует, чтобы его обслужила девушка. — Он выглядел сбитым с толку и обеспокоенным. — И знаешь, это тот самый…

— Кто? — моментально напрягаясь, уточнила я, на секунду мне показалось, что все вокруг в курсе нашего общения, хотя я тщательно это скрывала.

— Ну, этот, мистер Голд, его же весь город боится. Иди уже скорее!

— А то что? И вообще, что это за сексизм! — Я прятала за искусственным раздражением свое смятение и передразнила: — Чтобы его обслужила девушка! — Но, видя, как Марк засуетился, добавила: — Ладно, иду-иду.

Оставив остывший чай, я поправила передник, выдохнула у дверей и вошла в зал. Голд был единственным посетителем нашего ресторана. Я взглянула на часы — 9:20.

— Доброе утро. Мы рады приветствовать вас в нашем заведении. Вы готовы сделать заказ? — произнесла я, как могла спокойно и учтиво, чувствуя, как он окидывает взглядом меня с ног до головы.

— Боюсь, нет, — холодно и четко бросил мне Голд, продолжая рассматривать мою фигуру, однако избегая глаз.

В голове ураганом пронеслось: что именно «нет»? Нет — не доброе, нет — не рады, нет — не готов заказывать. Решив действовать по ситуации, то есть как официант, я продолжила:

— Может быть, вам что-то подсказать?

— Может быть, — все так же холодно отозвался мужчина в темно-сером костюме, глядя на мои колени, чуть выглядывающие из-под униформы.

— Кхм. — Я попыталась привлечь его внимание к беседе. — Что вы предпочитаете с утра? Есть великолепные блины, пудинг, омлет с беконом, кофе, чай. У нас есть все.

— Да, у вас здесь есть все, — сказал он, наконец посмотрев мне прямо в глаза.

Я потеряла дар речи. Дыхание застряло где-то в ключицах. Всегда любила смотреть на огонь, будь то огонек свечи, камин или костер в саду. Перед сметающей все преграды на своем пути стихией я предстояла, как неразумное дитя, которое не слышит предостерегающих слов и тянет ручонки к жгучим языкам пламени, таким завораживающим… Я обещала себе держаться, поэтому перевожу взор в сторону, в глаза бросаются руки с тонкими длинными пальцами, спокойно лежащие поверх оливковой скатерти, становится только хуже. Я закрываю глаза, заставляю себя дышать, считаю до пяти, открываю глаза. Ничего не изменилось, кроме того, что Голд, наблюдавший все это время за моей мимикой, только что перевел взгляд на мой белый передник. Собрав волю в кулак, продолжаю свою роль:

— Так что вы выбрали? — тихим вежливым голосом спросила я.

— Боюсь, в меню этого нет, — его вкрадчивые интонации проникали под кожу.

— Значит, это не продается, — четко отвечала я, начиная догадываться, что за игру он ведет.

— Конечно, нет, — покачивая головой, говорил он, переводя взгляд от моей высоко поднятой головы и прямой осанки до стройных ног. — Но у вас это есть.

— Извольте уточнить заказ, — говоря, прячу глаза в блокноте для записей.

Буквально несколько секунд, пара четких движений, мой слух лишь уловил вздох, неясный стук и шелест. На мою поясницу давит его трость, прижимая все сильнее к хозяину. Сжимаю блокнот, тыльной стороной ладоней касаюсь его груди, ощущаю дыхание на своем лице. Во мне начинают бороться два желания: поддаться или воспротивиться, что бы я ни выбрала, здесь это будет не уместно. Я закрываю глаза, а трость начинает скользить вверх, заставляя меня податься вперед, и останавливается у основания лопаток. Первым нарушает паузу Голд:

— Глаза, — односложно полуприказным тоном произнес он в миллиметре от моего лица.

Как хотелось съязвить, что такого у нас точно не готовят, и как хотелось удовлетворить собственное любопытство. Второе взяло верх. Осторожно, медленно поднимаю взор. Чуть желтоватая бумага, темно-синий галстук, узел, подбородок, губы… Жар приливает к лицу. Ох. Он расплывается то ли в улыбке, то ли в ухмылке. Резко перевожу взгляд в глаза. В глубине темных очей вижу танец искр и шлейф триумфа. Конечно, конечно, я покраснела! Но не собираюсь так легко сдаваться.

— Вы не ответили на мой вопрос, — еле дыша, проговорила я.

— Ты же у меня умная и все прекрасно понимаешь, — ответил мужчина, едва шевеля губами.

— Прошу вас, присядьте. — Мой голос звучал очень тихо, но уверенно. — И простите, я не могу быть вашей, я не работаю на вас и тем более не вещь.

— Ошибаешься, милочка, — из его уст это прозвучало как угроза.

— Эй! — откуда-то сзади послышалось возмущенное восклицание Марка.

Я не могла вывернуться из хитрого капкана, но сумела оглянуться и увидеть, как молодой человек решительно приближается. Мотнув головой, я пыталась показать, что не стоит вмешиваться, но он меня проигнорировал.

— Что происходит? Сэр, что вы себе позволяете? — Голос парня звенел от негодования.

— Марк! Все хорошо, — говорить ровно было невозможно, потому что Голд вновь дернул меня на себя.

— Так, так, так… — прошипел мужчина мне в самое ухо.

— Вышло недоразумение, — лепетала я высоким голоском. — Ой! — Тон голоса скакнул на октаву вверх, когда я стала свидетелем следующей сцены.

Марк, подойдя достаточно близко, сделал попытку вырвать меня из цепких рук Голда, но в ту же секунду был наказан ударом трости по протянутой руке. Получив желаемую свободу, я не упустила момент, шаг в сторону — и вот я уже перехватываю вновь взметнувшуюся трость.

— Голд! — вскрикнула я, не думая о последствиях.

Полное смятение Марка, свирепые глаза Голда на внешне спокойном лице, мои ладони, сдерживающие новый удар. Все будто застыло на пару мгновений.

— Что, спасаем нового ухажера, мисс? — Холод так и сочился сквозь слова мужчины.

Я не сразу ответила, смотрела на него, не отводя взора, и все же решилась.

— Новое предполагает наличие старого, так что вы не правы. — Пусть я говорила ровно и мягко, но мои слова на краткий миг отразились болью на его лице. — А спасения заслуживает любой человек, сэр.

Опуская занесенную руку, мужчина ловко толкнул меня на сиденье ближайшего стула, трость опустилась рядом диагонально моим ногам. «Сиди и не рыпайся» — это было очевидно. Снизу вверх я смотрела на застывшее, как маска, лицо Голда, на Марка, который снова осмелился поступить по-рыцарски и вновь получил удар, но, на мое счастье, только в виде толчка средней силы в грудь концом трости. Поведение мужчины говорило только об одном: «не сметь трогать мое!». Марк прищурился, глядя на меня, и повторил свой вопрос:

— Что происходит? — Определенно, он добился своего, голос парня звучал сердито и раздосадовано.

— Я так понимаю, у мистера Голда есть ко мне какие-то претензии, — говоря, я увидела очередную ухмылку на лице мужчины.

— Еще какие, дорогуша! — Его голос внезапно стал язвительно-веселым. — Будьте любезны, — он обратился к Марку, — пригласите администратора. И последний совет, еще раз что-то подобное себе позволите, потеряете не только работу, — грозно молвил Голд.

Молча молодой человек развернулся и ушел. Голд выждал, пока тот скроется с глаз, медленно опустился на соседний стул и, тарабаня по рукояти трости, не отрываясь, следил за каждым моим движением. Повисла давящая тишина. Я не хотела, не могла сейчас говорить. Положив правый локоть на спинку стула, я приложила пальцы к губам и отвернулась. Примерно через минуту вздрогнула от неожиданного касания, на мою вторую ладонь, лежавшую на колене, легла теплая рука.

— Зачем вы так? — еле слышно произнесла я.

— А почему ты? — вопросом на вопрос ответил мужчина, мгновенно сжимая мои пальцы.

Чего я не могла ожидать, так это такой боли в его интонации. Я недоверчиво развернулась к нему, внешний облик свидетельствовал о силе, власти, бескомпромиссности, и лишь чуть подрагивающие пальцы выдавали волнение. Его губы дрогнули, когда он заметил мои увлажнившиеся глаза. Вскоре ожидание прекратилось; разглядев издалека нашего старшего менеджера, молодого мужчину со светлыми волосами, я встала в ожидании выговора.

— Доброе утро, мистер Голд. Я надеюсь, оно все еще доброе, — искоса взглянув на меня, Чарли Вуд лебезил перед гостем. — Что у нас за проблемы? Мы все уладим.

— Да, доброе. Но его омрачил отказ вашей сотрудницы, — двусмысленно строя фразы, он играл и с менеджером, и со мной.

— Ох! В самом деле? — в притворном удивлении воскликнул мистер Вуд, переводя на меня заинтересованный странный взгляд. — Так в чем же дело?

— Мне не нравится узелок на ее пояснице, — с легкой сердитостью произнес мужчина, замечая, как я цепляюсь за передник.

— Эта форма давно утверждена… — начал было оправдываться Вуд.

— Имеет ли право ее носить провинившийся официант? — Голд продолжал гнуть свою линию.

— Вы настаиваете на увольнении?! Конечно, вам, как совладельцу нашего ресторана, виднее. Но она одна из лучших работников за этот год! Что же такое могло произойти? — растерянно восклицал менеджер.

— Боюсь, я не смогла понять, в чем нуждается посетитель. — Голд молчал, предоставив ответ мне, но на этих словах заметно кивнул.

— Верно, но я готов все забыть, если она исправит свою ошибку, — склонив голову набок, мужчина явно забавлялся моим выражением лица.

— Простите, но читать мысли в мои обязанности не входит, — отчаянно стараясь оставаться вежливой, отвечала я. — Вам было легче просто назвать заказ или, может быть, вы сами еще не уверены в своих желаниях? — Я приняла правила игры.

— Ну что же вы скромничаете, насколько мне известно, у вас очень хорошая интуиция, — не унимался Вуд.

— Именно, я в этом уже успел убедиться. Ведь вы помните нашу с вами первую встречу, — голос Голда стал тише и ниже по тону, а глаза требовательными.

Ответив на взгляд, на миг задумавшись, я развернулась и ушла на кухню. Вернувшись со своей чашкой остывшего недопитого чая, я поставила ее на стол пред Голдом и замерла в ожидании.

— Початая кружка? Да ты с ума сошла! Что за… — Закончить мистер Вуд не смог, слова застряли у него в горле, потому что Голд моментально ее осушил.

— Великолепно. Да, и внесите чай с чабрецом в меню, а то я никак не мог вспомнить это название и объяснить очаровательной леди требуемое. — Интонации смягчились, и в глазах снова заплясали огоньки.

Пока Чарли Вуд что-то бормотал, извиняясь, Голд встал и, проходя мимо меня, как и в ту самую встречу, быстрым движением положил сложенный листок бумаги в маленький кармашек передника.

Записка гласила: «Сегодня в 18:00».

00:30. Последний автобус, остановка, дорожка, поворот, калитка. Взору предстает аккуратный маленький двухэтажный домик, если быть точнее, второй этаж — это обустроенный чердак, мое любимое место когда-то в детстве.

Наверное, меня можно назвать счастливой, у меня есть работа, позволяющая оплачивать все счета, хорошая учеба по желаемому направлению и собственный дом. Дом, в котором никто не ждет… Дом, из которого я бегу при первой возможности. Тем не менее, я никак не могу от него отказаться, он единственный напоминает о том времени, когда я была действительно кому-то нужна.

Тропинка, ключи, дверь. Захлопнув за собой дверь, прижимаюсь к ней спиной. Ноги гудят, это был очень долгий и напряженный день. Ключи на столик, туда же сумку. Несколько шагов по коридору, поворот в спальню. Кардиган куда-то на стул, туфли с ног. Со вздохом облегчения присаживаюсь на кровать, но как только мои руки взметнулись к верхней пуговице блузки, послышался тихий голос:

— Остановись, — прозвучало в темноте.

— И почему я не удивлена… — пробормотала я, упав спиной на кровать. — Там справа есть лампа.

Загорелся небольшой светильник, очерчивая фигуру мужчины, сидевшего в любимом кресле-качалке мой бабушки. Тем временем я подняла ноги и свернулась калачиком, подложив под голову ладонь, развернула лицо к гостю.

— Долго ждали? — я задала дежурный вопрос, но беседа хотя бы на краткий миг помогла бы не уснуть сразу.

— Прилично, обычно ты возвращаешься раньше, — довольно сухо ответил Голд, в слабо освещенном помещении было сложно разглядеть его лицо. — Даже учитывая, что ты вовсе проигнорировала мое приглашение.

— Моя смена заканчивается в одиннадцать, а потом оказалось что у нас сломалась посудомоечная машина, пришлось мыть вручную, — констатация факта.

— Тебе не обязательно это делать, — внезапно в его интонациях проскользнуло что-то вроде упрека и одновременно заботы.

— Кому-то надо было, — буднично отвечала я, — тем более...

— Почему ты так упряма? Я же сказал, что могу решить все твои проблемы. Они у тебя пустяковые. Или это все же гордыня? — Теперь казалось, что он сердится.

— Мистер Голд, я одна, понимаете? Я должна уметь о себе позаботиться. Вы делаете только то, что вам нужно, что вам выгодно! — Я в ответ тоже рассердилась и приподнялась на кровати. — Мы это уже обсуждали! Я не желаю такого обращения.

Отклика не послышалось. Мужчина лишь скользил по мне взглядом, задерживая взор на проступающих синяках под глазами, чуть приоткрытых губах, на пуговице, которую я все же успела расстегнуть, напряженной спине и руках, сжатых в кулаки. Через пару мгновений, поколебавшись, с сомнением не в словах, а в правильности принятого решения, он вымолвил чуть дыша:

— А чего желаешь?

— Для начала… доверия, — уже спокойным голосом, но с некой паузой ответила я и тут же добавила: — И понимания.

— Я постараюсь, — лаконично прозвучала ответная реплика.

— Нет, вы уходите от ответа, — спуская ноги на пол, продолжала я. — Голд, это не первый разговор за день, и я смертельно устала.

— Да, ты права. — Он чуть нахмурил лоб и спросил: — Так чего ты не понимаешь?

Я вздохнула и встала. Очень медленно я подошла к нему, по дороге пытаясь разглядеть выражение лица. Забрав из его рук трость, я убрала ее в сторону и предложила ему свои ладони, и он взял их в свои. Аккуратно опустившись на левое колено, своими ногами я мягко обхватила его правую ногу.

— У меня накопилось множество вопросов. Но сначала я верну вам одну вашу фразу — это мой дом и мои правила.

С этими словами я подалась вперед, кресло под нами скрипнуло и откинулось немного назад, прижимая нас еще теснее друг к другу. Его лицо выражало потрясение, удивление, любопытство и нетерпение. Я отлично понимала, что мужчина гораздо сильнее и при желании может скинуть меня, но все же чувствовала себя впервые заправляющей балом. Наши сплетенные руки лежали около его плеч. Он замер в ожидании, и я не стала его долго томить.

Робкое первое прикосновение губ и тут же вопрос: «Почему?». Второе чуть настойчивее: «Зачем?». Следом мимолетное касание: «Что же это значит?». Дерзкий быстрый поцелуй, и одновременно чуть сжимаю пальцы: «Почему так?». Выдох ему в губы: «И почему я не хочу вас остановить?». Дарю сладкий мягкий поцелуй. Он наслаждается позволенным примерно пару минут и вот делает осторожную попытку освободить руки, я разрешаю. Его ладони опустились на талию, я же свои запустила в его волосы. Самую малость усиливая игру губ, он остается крайне нежным, его тонким устам так нравятся мои пухлые и податливые. Теперь его пальцы заскользили по моей спине, невольно пытаюсь прижаться еще ближе. Кресло вновь закряхтело и еще наклонилось. Шумно дыша, едва сдерживаю стон, когда, наконец, он углубляет сладкую пытку. Обхватывая его шею, пробую приспособиться к новому положению, отпускаю его ногу. Вдруг Голд прерывает наше занятие, обхватывает ладонью мое колено и тем самым блокирует его.

— Нога? Прости, я пыталась бережно… — не понимая, что не так, вымолвила я, переводя дыхание.

— Не елозь… пожалуйста, — хриплым голосом куда-то в мой левый висок выдал мужчина. — Ты лучше дыши, успокойся. — Он продолжал, так же хрипя и едва заметно дрожащим голосом: — Это может подождать до завтра, тебе нужно отдохнуть.

Замечаю, что он избегает встречаться со мной взглядом, по-хозяйски, но очень аккуратно укладывая мою голову на свое плечо. Пока восстанавливаю дыхание, возникает желание касаться его, кончиками пальцев пробегаюсь от запястья к плечу его руки, которая до сих пор не отпускает мою коленку.

— Ох, ну что за непослушное дитя?!

Я бы поверила в раздраженный тон голоса, если бы не видела его улыбку, которая немедленно переросла в очередную ухмылку. И наши уста опять соединились. Горячий танец губ, легкие дразнящие касания языков, дыхание снова сбилось, вздохи стали чересчур откровенно громкими. Вдруг, почему-то, мне захотелось смутиться, ощущения были новыми и намного ярче предыдущих. Усугубляло ситуацию еще то, что Голд по обыкновению лишил меня возможности свободно двигаться. Он умудрялся держать меня в приятных объятьях и при этом прижимать к себе так сильно, что мои ладони оказались в капкане между нашими телами, вдобавок придерживать локтем мои ноги, закинутые на подлокотник кресла. В знак протеста, разрывая связь, я откинула голову назад, но, кажется, ему пришлась по душе моя девичья шея.

— Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, — томно прошептал мужчина и поцеловал то место, где бешено билась жилка.

От этого у меня задрожали губы. Вздох, мне необходим вздох полной грудью и передышка от этого пряного меда, но объятья были слишком сильны. Я не хотела его отталкивать, но это было необходимостью. К счастью, он был крайне внимателен и заметил мое стремление. Голд медленно ослабил руки и помог опустить мои ноги на пол. Кресло под нам возмущенно и разочарованно заскрипело, возвращаясь в исходное положение.

Я все еще сидела у него на коленях, а он внимательно меня рассматривал, в этом всем было что-то непривычное, что-то новое. Несмотря на то, что сонное состояние совершенно испарилось, в теле скопилась сильная усталость. Я попросила меня отпустить, хотя втайне не хотела этого, мне было уютно и тепло в его руках. Голд не стал противиться, что-то подсказывало мне, что он тоже хочет на данный момент это остановить.

Удаляясь в ванную комнату, я услышала, как он поставил чайник на кухне. Ох, что за зрелище мне предстояло увидеть в зеркале: глаза на пол-лица, припухшие губы, сбитая прическа. Нужно хотя бы умыться. Вода успокаивала, уносила мысли и тяжесть. Под теплыми струями я позабыла даже то, что не одна в доме. И лишь выйдя из ванной и услышав шорох на кухне, вновь вспомнила события минувшего дня.

— Я надеюсь, ты не против? Правда, я не нашел кофе, очевидно, ты его не пьешь, — произнес мужчина, видя, что я вошла.

— Нет, конечно. Сама бы не отказалась от чашки хорошего чая, — беседа звучала слишком вежливо, попутно я отмечала, что сегодня на нем, как обычно, темный костюм, но он снял пиджак, оставшись в серых брюках и темно-синей рубашке.

— Что ты посоветуешь? Я запутался в многообразии заварок, — он говорил, стоя перед раскрытой полкой.

— Я бы предпочла мяту, — приблизившись, я задела его, пока доставала баночку. Он внезапно сделал большой шаг в сторону, я сделала вид, что не заметила, и продолжила: — Я хочу крепко проспать оставшиеся часы. А вот вы… — Оглянувшись, я заметила, что он старательно не смотрит в мою сторону. — Мистер Голд?

— Да, да, конечно, — рассеянно ответил он, было видно, что его мысли очень далеки от проблемы выбора чая.

— Голд, — мягким голосом сказала я, подходя ближе, — что-то случилось?

— Ничего. День был сложный не только у тебя, — отвечал мужчина, глядя в окно.

— Вы уверены? — уточнила я.

Я хотела привлечь его внимание, понять, что происходит, произнося фразу, я коснулась ладонью его предплечья. Когда же он удостоил меня взглядом, я вмиг залилась краской. Но было уже поздно, он вновь заключил меня в объятья. Однако я успела выдохнуть робкое: «Не надо». Он медленно отпустил меня, все еще пронзая взглядом. Я только еще больше смутилась от такого напора и отошла заваривать чай. Мяту. Обоим.

— Прости, — я услышала за спиной тихий голос, — наверное, ты слишком устала, мне не стоило тебя беспокоить.

Обернувшись, я увидела, что Голд сел за стол на небольшой диван, похожий на те, что обычно стоят в кафе, и задумчиво разглядывал цветочный рисунок скатерти. Пока я разливала чай, думала, что же так изменило его настроение. Я не думала сдаваться, поставила перед ним дымящуюся кружку, присела рядом и потребовала:

— Уже скоро будет не поздняя ночь, а ранее утро, — заметила я. — Раз вы явились поговорить, так не уходите от ответов.

— Должен признать, ты меня запутала, — сделав паузу, заговорил Голд. — Мне теперь у тебя разрешения нужно спрашивать? Проявите ли вы свою благосклонность, мисс? — Он говорил это, рассматривая узор на кружке, не глядя на меня.

— Представьте, сколько месяцев я была запутана. — Я заставляла себя говорить спокойно, делать маленькие глотки чая, хотя мое сердце стучало под самым горлом. — Но раз у нас день, точнее, ночь откровений, то прошу, давайте сегодня без недосказанностей.

— Боюсь, ты не согласишься, но тогда все было проще. — Он попробовал чай и продолжил: — Я мог тебя контролировать.

— Это очевидно, но почему? Зачем вам меня контролировать? — Мой тон набирал обороты, я слишком хотела все прояснить. — Вы все еще мне не доверяете?

— Да, недоверие. А теперь можно сменить тему? — со вздохом ответил Голд. — Что ты там говорила по поводу твоего дома?

— Я имела в виду, что мы отчасти поменялись местами, это вы ко мне пришли, так почему? — Наверное, мой голос звучал как-то заманчиво, он поднял на меня удивленный взгляд. — Да-да, это ваш вопрос. И вы сами на него ответите.

— Потому что мне этого хотелось, — он ответил чистую правду, но не всю.

— Правильно, но вас такой ответ не устроил, значит, копаем дальше! — Я забавлялась вовсю, глядя, как он, прищурившись, пытается угадать, к чему я веду.

— Так, кажется, я понимаю. — Не дав ответа, он продолжил пить чай.

— Хм, так почему? — не унималась я.

— Милая моя, я не умею говорить красивые слова. Я мужчина, я действую. — Его голос стал тише, и в нем снова появились медовые ноты.

— Но вы не отвечаете на вопросы! — Я не умела обижаться, как это делают актрисы в кино, демонстративно надувать губки, стучать ладошкой по столу, я чистосердечно сердилась, а ему это нравилось. — Голд, я пытаюсь вас понять!

— Дорогуша, я смотрю, ты совсем страх потеряла. — По неизвестной мне причине он рассердился больше моего.

Я лишь смотрела на его гневное лицо во все глаза, минуту назад все было спокойно, какие-то 20 минут назад все было, гм, предельно сладко! И вдруг снова ножи и стрелы. Встряхнуть головой, спрятаться в чашке чая, переждать бурю… Голд подождал, пока я допью чай, но не больше. Вывернув из моих рук кружку, он притянул меня к себе. Я и опомниться не успела, как уже захлебывалась в горячем поцелуе. Без разрешения его язык скользнул в мой рот, руки смело, но деликатно гуляли по телу. Я осмелилась его оттолкнуть, но он лишь сильнее сжал меня в объятьях.

— Какая же ты своенравная, — хрипло шептал Голд в перерывах между пламенными поцелуями. — Нежная… Мягкая… — Его голос почти шипел на низких частотах, от него начинала кипеть моя кровь. — Сладкая… Пряная… Вкусная… — Он не оставил без поцелуев ни мое лицо, ни шею, ни ключицы. — Чертовка, откуда ты взялась, мой ангел? — Я жарко ответила на поцелуй, и вдруг он взревел: — Сумасшедшая! — Не отпустил, прижал еще сильнее. — Как ты не поймешь! Я не доверяю себе! — Он проорал последнее слово мне в лицо. — Глупая!

Я действительно не понимала и была крайне смущена этим фактом, это занимало все мои мысли, пока я не заметила, что по его телу пробежала крупная дрожь. Он уперся лбом в мое плечо и глубоко задышал. А тем временем я ойкнула от нежданной боли, он сильно сжимал мое бедро.

— Тихо, — грубым голосом приказал мужчина.

Это продолжалось несколько минут, потом Голд резко отпустил меня, встал и ушел, не попрощавшись. Оставив не убранной посуду, я, едва дойдя до кровати, уснула беспокойным сном.

Утром меня разбудил звонок администратора ресторана. Дрожащим голосом он сообщил, что у меня официально открыт отпуск и переведена зарплата за два месяца плюс премия, и чтобы я не смела приходить на работу в течение месяца. Возмущаться было бесполезно, все претензии я уже высказала, но Голд все равно сделал по-своему. Воспользовавшись ситуацией, перевернувшись на другой бок, я продолжила предаваться чарам Морфея. Ближе к обеду пискнула смска от Марты: «Сегодня в 19:00. Машина будет к 18:00. Только попробуй не согласиться».

Повалявшись еще немного, я все же решила встать. 10:27. За простыми домашними делами время летело быстро. Час с небольшим на влажную уборку по всему дому, около двадцати минут разгребала скопившуюся стирку, полчаса на глажку, десять минут на бедные терпеливые комнатные цветы. Конечно учеба, скоро должна начаться летняя сессия. Пришлось выйти в ближайший магазин, так как в холодильнике оказалось пусто, последнюю неделю ела только на работе. Еще какие-то мелочи, и вот 17:30… Пора собираться. Не то чтобы я была против встречи, напротив, но чувствовала странное напряжение после всех этих событий. Днем я удачно гнала все мысли, маскировала их другими, более приземленными, теперь же все вернулось…

Открыв шкаф, нахожу простые джинсы и голубую блузку. Из кухни ненавязчиво звучит местное радио, обещают холодный ветер. Поразмыслив, достаю свитер. В ходе переодевания продолжаю прогонять из головы мысли, пока не натыкаюсь на синее пятно, расположившееся на внешней стороне бедра. Вспышки в сознании: терпение и скорость, вопрос и подчинение, сладость и боль, нежность и страсть. Страсть…

— И долго мы будем сидеть? — послышалось с порога моей спальни. — Золотце, время-время!

С трудом поворачиваю голову. Это Марта. Мысленно благодарю бога за этот подарок, она должна меня понять! Когда она подходит, хватаюсь за ее руки, как за спасательный круг. Но женщина не желает слушать мою скорую речь, мгновенно прерывает.

— Успокойся сейчас же! — холодным голосом приводит меня в чувство и, когда я, сконфузившись от своего порыва, опускаюсь на кровать, уже мягче продолжает: — Я знаю. Он сомневался, но я знала, что ты поймешь. — Марта поглаживает меня по опущенной голове. — Это хорошо, рано или поздно ты должна была осознать, сколь глубоко это чувство.

— Глубоко ли? — не могу сдержать язвительного тона в ответ. — Я не забыла того вечера, когда… — Мой голос дрогнул, и я опустила глаза.

— Ты была вправе его не простить, но пойми, тогда была особая ситуация. — Она прекрасно поняла, о чем я вспомнила. — Прости, я не могу сказать, в чем была конкретная причина, но она была более чем веская. — Снижая тон голоса, она добавила: — Он мог просто убить тебя в первую же секунду, как получил информацию, но вспомни, сколько он метался.

— Лучше бы убил… — отворачиваюсь, выплевываю эти слова куда-то в стену.

— Не говори так! Между прочим, ты его простила. Даже слишком рано и легко, — с укором произнесла женщина.

— Я не поеду… — прошептала я.

— Поедешь, — твердо заявила Марта. — Иначе будет хуже. — Замечая мой вопросительный взгляд, продолжила: — Ты сама сделала большой шаг и потребовала вежливого отношения, теперь дай ему шанс.

— Не уверена, что сейчас лучшее время, — отвечаю с намеком на отказ.

— Я тебе не позволю! — голос женщины гневно звенел в воздухе. — Это ты начала игру, это тебе не нравилось то положение вещей. Так что будь добра, расхлебывай сама.

— Но я…

— Есть что сказать? Отлично, но не мне! — отрезала Марта, после встала и направилась к двери, на полпути бросив мне через плечо: — У тебя еще ровно три минуты.

Дорога прошла без диалога. Мне это не нравилось. Марта выглядела излишне спокойно, даже когда разговаривала по телефону. Меня напрягло то, что было два шифрованных звонка, это явно касалось меня, но что она задумала, осталось загадкой.

Двойные двери, лифт, лестницы, коридоры. Узнаю путь, в голове проносится: «Зачем она ведет меня в комнату, которая в этом доме считается моей?».

— Марта… — Спотыкаюсь о ее колючий взгляд. — Вы ведь сами сказали, что у нас нет времени.

— Успеешь, тебе нужно переодеться, — говоря, она, чуть прищурившись, осматривает меня с ног до головы.

— Зачем?! — недоумеваю я.

— Ах, как много слов! Заходи уже, — раздраженным голосом говорит моя спутница, вталкивая меня в комнату.

Уже с порога в глаза бросается яркое пятно, на кровати лежит красное платье. Подойдя ближе и видя, что составляет ему компанию, моментально краснею и злюсь.

— Я это не надену! — Громко заявив, я обернулась, но наткнулась лишь на тщательно скрываемое за маской безразличия лицо.

— Наденешь. — Марта говорит, подходя вплотную ко мне и чеканя каждое слово: — У вас ужин, не откажи в такой любезности.

— Но это уже слишком! Можно что-то более приличное?! — не унимаюсь я, пытаясь понять скрываемый смысл.

— Было можно, но ты меня разозлила, — женщина снижает тональность голоса. — Я не допущу, чтобы ты с ним играла. Пора повзрослеть и отвечать за свои поступки.

— Вы ведь понимаете, на что меня толкаете! — в противовес ее спокойствию, начинаю лепетать дрожащим голосом.

— Конечно, солнышко, — еще тише говорит она, касаясь тыльной стороной ладони моей щеки. — Но не я, а ты сама.

— Нет… — еле выдыхаю я.

— У тебя нет выбора. Я тебе его не оставлю. — С этими словами Марта в мгновение ока схватила вазу с цветами, что стояла на прикроватной тумбе, и окатила меня с головы до ног. — Упс, прости, котенок.

— Вы!.. — Я была готова выплеснуть бурю, но ей всегда удавалось меня перебить.

— Это ты послушай. — Женщина тихо и четко заговорила, заглядывая в глаза: — Либо ты разбираешься с собой и своим поведением, либо ты падешь жертвой собственной тупости! Ты понятия не имеешь, что натворила.

Закончив тираду, она потащила меня в ванную. Через двадцать минут она застегивала на моей спине молнию платья.

— И не бойся, — на секунду сжав мои плечи, напомнила женщина.

— Только это от вас и слышу, а что в итоге? — с неудовольствием в голосе ответила я.

— Глупенькая, только это тебя и спасает. Страх — это власть, не позволяй ей взять верх. Все, пойдем.

* * *

Марта проводила меня до дверей. Перед последним шагом я в нерешительности остановилась и схватила ее руку.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — женщина говорила крайне тихо и как-то виновато вздохнула. — Я помогу. Чуть не забыла.

Она собрала мои волосы, сделав небрежный пучок, и закрепила их какой-то заколкой. Я не увидела в этом благодеяния, скорее это вызвало обратный эффект, теперь мои плечи и шея стали совершенно оголены.

— Удачи, — она слегка улыбнулась и удалилась, оставив меня один на один с волнением.

Медленно зайдя, я попала в небольшую комнату, освещенную только свечами, которые стояли по всему периметру и на столе. Огромное окно занимало всю левую стену от пола до потолка. Я подошла к нему, и представшее моему взору моментально вытеснило из сознания все остальное. Сгущающийся сумрак был так близок, что казалось, протяни руку и коснешься синего бархата, создавалось впечатление, что стекла вовсе нет. Минут через пять я услышала знакомый голос.

— Согласен, любоваться можно долго, но боюсь, ужин совсем остынет, — прозвучал голос мужчины откуда-то справа.

Я оглянулась, ища глазами обладателя теплого баритона. По центру комнаты стоял накрытый на двоих стол. Меня удивило, что столешница была длинной, между нами весь вечер будет метра три-четыре, не меньше. Другой мебели было мало, пара книжных шкафов, комод, картины на стенах. Наконец, в правом углу, наименее освещенном, я различила очертания пары мягких кресел и поднимающегося на ноги мужчины. Голд подошел к ближайшему от меня стулу и аккуратно его отодвинул, приглашая присесть. Весь мой недолгий путь я нахожусь под обстрелом темно-карих глаз. Он задерживается за моей спиной чуть дольше необходимого, пока помогает опуститься на сидение стула. Я думала, он сразу сядет, но вначале мужчина вновь на мгновение скрылся в темноте и через секунду зазвучала тихая музыка. Старый граммофон начал плавно крутить пластинку, мелодия старинного романса заполнила комнату. И вот Голд занял место напротив, расстояние идет на пользу, моя скованность постепенно проходит. Сама трапеза уже на столе, и мы не нуждаемся в обслуживании. Я понимаю, что он пытается сохранить атмосферу интимности, ему всегда это нравилось.

У меня был поздний обед, так что я не была голодна, но мне удалось пятнадцать минут орудовать ножом и вилкой в полном безмолвии. Мне было необходимо время, чтобы осмыслить эту ситуацию. Довольно часто я поднимала глаза на мужчину и убеждалась в том, что он тоже едва притронулся к еде и практически не спускает с меня глаз, а это значит, это время мы только играем. Зачем это все? Этот фарс. Красивой сервировки мне хватило и на работе. Все так чинно, официально. Зачем? Вскоре мне это надоело, я бросила тряпичную салфетку на край стола с большим раздражением, чем хотела показать.

— Что-то не так? — послышался удивленный вопрос.

— Просто я не голодна. — Отвечая, демонстративно отодвигаю от себя тарелку, на самом деле я не собираюсь играть в эти непонятные игры, мой ответ лишь дань вежливости.

— Знаешь, почему я так люблю смотреть на тебя? Твое лицо и тело, — его взгляд заскользил по моим сложенным в замок рукам, — говорят в разы больше, чем ты сама, — задумчиво говорил Голд, поигрывая бокалом с вином. — И врать ты совершенно не умеешь.

— Мистер Голд, — я заметила, как он прищурился, услышав из моих уст официальный тон, к которому вскоре прибавились нотки начинающегося раздражения. — Это правдивая информация.

— Может быть, десерт? — ласково прозвучало его предложение.

В ответ я едва покачала головой, обозначая отказ. Мужчина откинулся на спинку стула и нахмурился.

— Тогда что? — он с неудовольствием задает очередной вопрос.

— Какой смысл в моих ответах, если вы делаете все равно то, что хотите?! — Не лучшее время выяснять отношения, но я не собираюсь притворяться, что все хорошо.

— Поясни, — кратко требует мужчина.

— Что угодно. Я изъявила желание работать, вы насильно отправили меня в отпуск. И да, я уже в курсе, что вы погасили мои долги. — Хотелось злиться, но почему-то не могла, я продолжала свою речь спокойно: — Этот вечер, вы бы не потерпели очередного отказа, подстраховались, знали, что Марта меня уговорит.

— Нет, твое слово и твой выбор я ценю. Но я эгоист, ты права. — Сделав большой вдох, он продолжил: — Я слишком хочу, чтобы ты была рядом, и глупые преграды не потерплю. — Ему польстила краска, разлившаяся по моим щекам, вглядываясь в мое лицо, он произнес следующую фразу ошеломляюще мягко: — Помоги мне, — попросил Голд. — Я не могу понять, что тебе действительно нужно. — Он пронзительно смотрел в мои глаза, заставляя еще сильнее смутиться.

— В том и дело, — пытаясь подобрать слова, медленно начинаю пояснять. — Мне ничего особенного не нужно. — Отвечаю на взгляд с надеждой на понимание. — И вместо всего этого, — говоря, я обвела комнату взглядом, — конечно, тут очень красиво, но мне дороже вчерашний вечер. — Внезапно осознаю, что мои слова прозвучали двусмысленно, потому что Голд опустошил бокал и прикрыл глаза. — Простой домашний, а не искусственно созданный.

— Я могу преподнести тебе подарок? — через небольшую паузу после моих слов спросил мужчина, в его голосе звучит не сомнение, а искренняя просьба. — Пожалуйста…

В ответ я склоняю голову с мягкой улыбкой. Да, Марта была права, он пытается наладить контакт, и я ему разрешаю, хотя мне милее другие способы. Видеть его напротив все же проще, а сейчас я должна терпеть несколько десятков секунд без его лица. Не только Голд любит за мной наблюдать, кажется, что наши взгляды сами по себе ведут беседу, а ее смысл попадает сразу куда-то в глубину, игнорируя сознание. Неприятно тягуче проходит краткое время, пока он встает и направляется к комоду. Найдя искомое, мужчина подходит ближе, но останавливается в большом шаге от меня. Я разворачиваюсь в его сторону и неуверенно поднимаюсь. В его руках черный округлый футляр, тонкими пальцами он открывает крышку, и я вижу, что на бархате покоится жемчужная нить.

— Я подумал, что натуральный дар моря придется тебе по душе, — видя мое замешательство, объясняет Голд.

Протягиваю руку, чтобы погладить белоснежные сферы, жемчуг приятно гладкий и отливает перламутром в свете свечей. Мужчина выжидающе наблюдает за моими действиями и расслабляется, видя улыбку.

— Ты позволишь? — он вынимает украшение из футляра.

Я разворачиваюсь к нему спиной, оказываясь перед стулом, позволяя надеть на меня подарок. Пока он разбирается с хитрой застежкой, опускаю руки на деревянную спинку, так немного легче пережить отзвуки его дыхания и горячие пальцы на моей коже. Закончив это действо, Голд не удерживается от моей беззащитной близости. Мужчина смело, но деликатно обнимает, сокращая расстояние между нами до минимума. Чувствую, как шею щекочет выдыхаемый им воздух.

Я привыкла затихать в его руках, становиться податливой, смиренной. Сначала это был лишь шок, ступор, затем растерянность, смущение, еще позже тайное робкое наслаждение… Всегда неожиданно, всегда властно, всегда сильно. Но вместе с тем, пусть руки были иногда резки, его губы невероятно мягкие и сладкие. И вдруг это. Почти укус… Мое тело пронзило, словно отравленной стрелой. Чувствую, как деревенеет спина, не могу вздохнуть. Кожа на животе пылает под его ладонью. Его дыхание обжигает ухо и шею. Не понимаю, когда успела, оказывается, до боли в ладонях сжимаю спинку стула. Вдох-выдох, дышу в одном с ним ритме, слишком размеренно, не хватает глубокого вздоха, кружится голова. Глаза прикрыты, но остро ощущаю малейшие движения. Миллиметр за миллиметром, мучительно медленно он скользит по красному атласу моего платья. Плотно прижимая друг к другу наши тела, правая рука Голда находит успокоение на моей талии слева, а левая замерла, сжимая плечо. Он касается носом чувствительной кожи за ухом, пока перемещает свое лицо, полностью зарываясь в мои волосы, а я не могу даже сделать глоток воздуха, лишь прикусываю нижнюю губу. Усиливающиеся объятья, судорожный вздох и теплый выдох куда-то в область затылка. Электричество мчится по позвоночнику во все нервные окончания принести дозу райской боли, лишь эта странная окаменелость держит меня на ногах. Губами ловит упрямый завиток на загривке, кончиком языка касается выступающего позвонка. Я все так же заперта в гранитной тюрьме собственного тела.

Внезапно его губы нежным влажным касанием прижимаются к тому самому месту на шее, что и пару минут назад, но сейчас все иначе. И меня начинает трясти, первыми не выдерживают перенапряженные руки. Когда дернулись мои плечи, он прервал контакт, вновь зарываясь в мои волосы. Его рука вздрагивает на моем плече, осторожно кончиками пальцев вырисовывает узоры, медленно поднимаясь выше. Когда его пальцы оказались у основания шеи, он замер, размышляя. Пальцы поглаживали кожу в этом месте круговыми движениями. Вниз — подушечками пальцев по оголенной спине до замочка платья. Вверх — с большим нажимом до мокрого завитка. Мой резкий выдох и его горячий шепот в самое ухо: «Амелия... Только одно твое слово...» Вверх… Он направил пальцы дальше, запуская их в мои волосы, а губы прокладывают мокрую дорожку поцелуев от красного ушка до плеча. Судорожный краткий вздох и мое одно слово: «Прости…»

Голд одним движением расстегивает заколку и замирает на несколько минут. Локоны густой волной падают вниз, прикрывая плечи. Легкий поцелуй куда-то в макушку. Следом моя талия остается одинокой. Слышу несколько шагов и стук двери. И тишина. Дышать, остается только дышать, неуклюже опустившись на пол.

* * *

Марта нашла меня через десять минут сидящую на полу в обнимку со стулом, рыдающую навзрыд. Кажется, она что-то говорит, но я не слышу. Едва ощущаю ее мягкие теплые прикосновения. Нет, никаких видимых причин она не найдет, разве что пару алых отметин на светлой шее. Мои онемевшие пальцы не хотят поддаваться ее настойчивым, мои уши не хотят слушать ее речей. Сердце мое не знает покоя, а именно его я сейчас хочу больше всего на свете. Вскоре она оставила активные попытки что-либо изменить, лишь участливо сидела рядом, поглаживая по голове. Когда же, наконец, я затихла, она помогла мне подняться и дойти до спальни. По коридорам я шла босиком, туфли были скинуты еще там, на полу. Без слов, сразу в кровать, под одеяло, ото всех, хотя бы до утра. Я была благодарна Марте, что она не попробовала меня раздеть или еще как-то воздействовать. Она хотела было уже оставить меня, но пискнул телефон. Видя, что я не реагирую, она сама прочитала смс. Чуть помедлив, женщина положила телефон на кровать рядом со мной, прошептала: «Это от него» и вышла. Лязгнул ключ в замке. Я встрепенулась и перевела взгляд на экран телефона: «Запри дверь. Это не просьба».

Понедельник, утро, будильник. Проснувшись, я не чувствовала прилива сил. Равнодушно разглядывая дождливую погоду за окном, мне не хотелось вставать с постели, но нужно было собираться в колледж. С опаской я снова взяла в руки телефон, мигало новое сообщение от Марты: «Как проснешься — позвони или напиши». Но выполнила я это позже, после того как избавилась от вчерашнего наряда, побывала в душе и натянула свои простые джинсы. Она пришла с подносом буквально минут через десять после моего звонка. Марту удивил мой отказ от еды и отрешенное выражение лица.

— Пожалуйста, верните ему жемчуг, я не могу принять этот подарок, — я сказала это скорее своим коленям, которые обнимала, сидя в центре кровати, чем женщине, что присела рядом.

— С чего вдруг? В любом случае, ты же понимаешь, это плохая идея. — Марта выглядела озабочено.

— Я не… — голос сбился.

— Ты же не думаешь? Ох, милая, нет-нет, ты ничего не должна. — Она пододвинулась ближе и взяла меня за руку.

Я лишь замотала головой. Марта так и не смогла меня понять, да и как, если я сама в себе не могла разобраться.

— Он хочет тебя видеть, — она говорила тихо, с просьбой в голосе. — Просто видеть.

— Позже, — после большой паузы ответила я. — Мне нужно подумать… А сейчас мене пора идти, а то опоздаю.

— Куда ты собралась в выходной день?

— Выходной? — удивленно переспросила я.

— Совсем заработалась, — качая головой, причитала Марта. — Пасхальные каникулы. У тебя свободна вся неделя.

— Хорошо, то есть…

— Ты хотела подумать, — напоминает женщина с грустной улыбкой.

— Да… Я буду в оранжерее.

Подумать… Что еще я могла ответить? Но боюсь, думать совсем не хотелось. Он все же нашел меня, конечно, дал время, но всего пару часов. Я часто наведывалась в оранжерею, это просто удивительно: зимой, когда за окном леденящий ветер и снег с дождем, находиться здесь, в настоящем маленьком лесу. Когда-то я попросила принести сюда что-то вроде скамейки, любила почитать тут. Вот и сейчас сидела на своем любимом месте с книжкой в руках. Голд шел медленно, намеренно подходил с той стороны, где бы я заметила его заранее. Уткнувшись в книгу, считаю его шаги… Остановился, присел рядом.

— Может, поговорим? — поинтересовался мужчина.

— Стоит ли пробовать? Мы или ругаемся, или… общаемся не вербально, или еще что, но только не говорим! — ответила я, продолжая прятать глаза в тексте.

— А сейчас что? — уточнил он, подвинувшись ближе.

— Вы понимаете, о чем я. — Мне не хотелось строить из себя обиженную девочку, но и объяснить свое смятение я не могла словами.

— Что тебя волнует? — одновременно с вопросом он отбирает у меня книгу. — Я неправильно понял тебя позапрошлой ночью? — Ловит мой подбородок, заставляя смотреть в глаза.

— Да, мы так ничего и не решили. — Как сложно говорить, глядя в эти темные глаза. — Зачем это все? Почему?

— Разве ты не знаешь ответ? — Голд спокоен, но голос снижается на пару тонов. — Ты, девчонка, психолог называется. Не ври, что не понимаешь.

— Не понимаю! — хотела было выкрикнуть я, но вышло шепнуть. — И плохой из меня психолог, теоретический, книжный… Может, стоит выбрать другой факультет, пока не поздно. Я сама себя не понимаю, а вы хотите, чтобы я без слов вас поняла! — мне удалось совладать с голосом и сказать это более-менее утвердительно.

— Я все давно объяснил…

Его пальцы тянут мой подбородок для встречи с губами, но я успеваю возразить:

— Не надо! — с замиранием сердца смотрю в расширенные зрачки Голда.

— Ты нужна мне, глупенькая, — насмешливым голосом проговорил мужчина, пытаясь разрядить обстановку, от его взора не укрылось мое смущение.

— И? — это противно, противно вытаскивать клещами простые слова.

— Либо все, либо ничего. Это вопрос уже к тебе, милушка.

Я видела, насколько ему нравится мое откровенное смущение, как нетерпеливо пальцы выбивают дробь по дереву рядом с моим коленом. А я молчала… Молчала, пока его руки не метнулись к моей талии.

— Дайте мне время… — закрыв глаза, молвила я.

— Мы когда-нибудь перейдем на «ты»? — странным голосом осведомился мужчина, так и не убирая ладоней.

— А есть «мы»? — еле слышно усомнилась я.

— Черт подери! — разворачивая к себе лицом, взревел Голд.

Он встряхнул меня, чтобы я открыла глаза, и когда я это сделала, он от неожиданности отпустил меня.

— Девочка… — его голос был слаб, тих, не уверен, он так и не произнес слово «моя».

Воспользовавшись моментом, я отодвинулась и снова взяла в руки книгу, показывая, что на этом сейчас точка. Он понял, понял факт, но не причину.

— Ты меня боишься?.. — полувопросительно, тихо-тихо сказал он.

— Просто не понимаю. Я не хочу быть вещью. Лучше бы вы меня тогда убили…

Книга полетела прочь, шурша страницами.

— Ты права, было бы куда проще. А теперь мне приходится умирать раз за разом и возрождаться снова и снова! — Пауза. — Человеком!

Голд не стал ждать, пока я удостою его взглядом или что-то отвечу. Разговор закончен на необъяснимой ноте…

* * *

Это было правильно — уехать домой и не мучать ни его, ни себя. Заняться делами. Но это не было тем, чего мне на самом деле хотелось… На самом деле я просто не понимала своих желаний…

Дома я не находила себе места. В один и тот же миг хотелось провалиться в глухой сон или бежать туда, откуда только что сбежала. Помучавшись внутренними борениями до позднего вечера, я уже хотела ложиться спать, как раздался звонок. Сбежав вниз, я замерла у самой двери, боясь открыть замок. Сердце стучало, как у загнанного зайца, мысли тут же пришли к одному-единственному знаменателю… Звонок настойчиво повторился.

— Открывай, птичка. Это всего лишь я, — послышалось из-за двери.

— Марта! — вздох облегчения.

Пальцы справились с замком только со второй попытки. Торопливо распахиваю дверь и невольно оглядываюсь по сторонам.

— Я одна, — смело проходит в прихожую, ставя небольшой пакет на столик и снимая легкое пальто. — И у меня есть ключи, но я подумала, вдруг ты можешь не обрадоваться.

— Какая забота…

— Что ты там бурчишь? — оценивающий взгляд. — Н-да… Выглядишь ты неважно.

— Ничего, — вздох. — Гостиная или кухня?

— Кухня, — женщина хитро улыбается, — завари мне свой фирменный чай, пожалуйста.

Ожидая, пока закипит вода, вожусь с выбором заварки и оглядываюсь на притихшую гостью. Марта не стала садиться и сейчас стоит вполоборота ко мне, разглядывая старые фотографии на стене. Эта тишина не давит, она приятна.

Свист чайника. Чабрец, мята, лимон и немного меда в блюдце. Она продолжает молчать и улыбаться, помешивая горячий чай. Я же зачерпываю густой мед на кончик ложки и отправляю его в рот.

— И ты всегда так… пьешь чай? — бровь вверх.

— А что…

— У тебя мед на губах, — пристально наблюдает, как я облизываю… — Ох, ясно… — вздыхает. — Да, теперь я его понимаю.

— Марта…

— У тебя хоть какой-то опыт был? — перебивает.

— О чем…

— Бедный-бедный мистер Голд… Угораздило же… Ты что, действительно ничего не понимаешь? — женщина ждет не ответа, но реакции.

— Я…

— Ты. Ты вся женщина… — Пауза. — В голосе, в повадках, в этом естественном кокетстве… Ты с ума его сводишь, как мальчишку. Жаль, сама как девочка.

В ее взгляде сочувствие, в моем растерянность.

— Я принесла вино… — прерывает ход моих мыслей ее мелодичный голос. — Нужно… немного распутать этот клубок.

Удивляюсь, но достаю бокалы, пока она выходит за своим пакетом. Вино теплое, но после горячего чая освежает. Бокал растаял в тишине и взглядах.

— Давно хотела спросить… — внезапно я решилась на этот терзающий вопрос. — Как давно вы знакомы?

— Голосок прорезался? — она хитро улыбается, чуть склонив голову. — Давно, очень давно.

— Вы хорошо его знаете…

— Не без того, хотя, ты уже заметила, он… довольно скрытный человек. Сложный, импульсивный и одновременно хладнокровный.

— Вам он доверяет.

— Да, насколько это возможно. — Пауза. — И тебе тоже… Возможно, именно здесь твоя юность играет на пользу, ты еще не научилась врать.

Сегодня каждый взгляд пронзителен, каждое слово на пределе, каждый вздох имеет цену.

— А какой вам от этого всего прок?!

— Большой… — она вздыхает который раз за вечер, медлит и хмурится. — Я бы хотела для него счастья, понимаешь?

У нее глаза печали, серо-голубые омуты слез. В ней ни слабинки, но и ни крохи спокойствия.

— Он вам дорог… Вы… Когда-то…

— Он вся моя жизнь… — Резко встает. — Мне пора.

— Марта… — застываю на миг и срываюсь следом в прихожую. — Марта… — шепчу, выходит жалостно…

— Ты, лапушка, давай, думай! — подхватывает пальто. — Думай! — рука, чуть дрожащая, гладит по щеке. — А как поймешь… Сама почувствуешь, как правильно.

Щелчок, дверь, свежий воздух. Женский силуэт в темноту. А на душе дождь…

Вернуться, бежать, мчатся… Спрятаться, схорониться, застыть… Я не жива. И сердце не бьется. В шесть вечера его имя, мигающее входящим звонком каждый день в одно и то же время. Досчитав до четырех пустых дней… Нет, не нажимаю на зеленую кнопку, а распахиваю темные двери.

Молчит, застыв с телефоном в руке. 18:00.

— Наверное, будет дождь, тучи собираются, — проходя к одинокому окну, замечаю я.

Он не настроен на разговоры, хотя обсудить требуется многое. Вместо вопроса — взгляд, вместо ответа — улыбка. Раскрытая ладонь как приглашение в крепкие объятья. Терпкий поцелуй сдобрен сладкой нежностью и горечью разлуки, трепетным ожиданием и огнем нетерпения.

— Голд!.. — возмущенный возглас напополам со стоном.

Тихо смеется в ответ, не прекращая покрывать мою шею поцелуями. Кажется, именно на эту реакцию он и рассчитывал. Колени подкашиваются, а руки цепляются за плечи, притягивая его еще ближе. Но все же…

— Пожалуйста… Не торопи меня, — выдохом в губы, несмелым взглядом в глаза.

— Я тебя только целую.

— Не только, ты знаешь…

— Не знаю, расскажи.

Целую до нехватки дыхания, до осознания только здесь и сейчас, до капли отдавая нежность.

— Я обещаю.

— Верю.

* * *

Неизбежное случилось, погода ухудшалась весь день, и ночью я проснулась от грома. Дежавю, вспышки света врываются в комнату сквозь окно, шум ливня и свист ветра. И вдруг все встало на свои места. Телефон, знакомые цифры, «абонент недоступен»… Нет! Только не сейчас…

Набираю другой номер, несколько длинных гудков, и сонный голос Марты:

— Алло… А, да, прости, я забыла, сейчас подойду.

Когда она зашла в комнату, то не сразу меня обнаружила, потому что я не тряслась где-то в углу, а сидела на подоконнике без единой слезинки.

— Отведи меня к нему, — я сама удивилась, как требовательно зазвучал мой тихий голос. Ее рука скользнула в карман, но я опередила: — У него выключен телефон. — Она с сомнением в широко раскрытых глазах смотрела на меня. — И я схожу с ума. Отведи, прошу.

— Точно сходишь… — пребывая в легком шоке, растягивая слова, ответила Марта, глядя в мои бездонные расширенные зрачки.

— Пожалуйста! — я умоляла ее, слезая с подоконника.

— На твой страх и риск, деточка, — прищурив глаза, она сказала в ответ, уже взяв под контроль свои эмоции.

Моей ответной реакцией стал решительный выход из комнаты. Мы шли долго, петляя в коридорах, однозначно обратный путь я сама не найду. По дороге ловлю на себе ее странные взгляды, но мне все равно. Также я пропускаю мимо ушей ее колкость по поводу моего внешнего вида. И вот последний коридор и дверь. Марта долго стучит, четко, ритмично, громко. Прошла целая вечность, пока наконец не отворилась дверь.

Первые секунды Голд ловит фокус, затем моргает и в упор смотрит на меня одну. Марта чуть кашлянула, чтобы привлечь внимание, и сказала:

— В общем, я пошла. Хм… Спокойной ночи! — Сделав ударение на последних словах, она поспешила удалиться.

— Если ты меня прогонишь — я умру, — заговорила я дрожащим голосом, когда стихли шаги женщины.

По-видимому, он не знал, что ответить, но протянул ладонь с чуть вздрагивающими пальцами к моему лицу. Как только он меня коснулся, небо рассекла крупная молния, и я уверена, что она ударила не только за окном. Ждать мы больше не могли, я доверчиво подалась вперед, вдыхая родной аромат, а он заключил меня в тугие до боли объятья. Стекла зазвенели от близкого раската грома, что заставило меня вцепиться в ворот его пижамы. В ответ мужчина разомкнул объятья, чтобы бережно обхватить ладонями мое лицо, поднимая его вверх. Голд не рвался меня целовать, а пристально всматривался в мои широко распахнутые глаза.

— Почему тебе больно? — Его вопрос застал меня врасплох.

— Я не переживу, если потеряю тебя… — К горлу подошел ком, я едва выговорила эти слова.

Его пальцы напряглись, а сам он наклонился ближе, замечая, как мои очи наполняются соленой влагой. Коснувшись своим лбом моего, он прикрыл глаза и замер. Мои пальцы уже начали неметь, так сильно я сжимала ткань. Разжав кулаки, я сначала положила ладошки ему на грудь, а затем скользнула вверх, обвивая шею. Это оказалось своевременным, потому что со вздохом он подхватил меня, отрывая от пола. Меня вовсе не тревожил тот факт, что руки мужчины находятся под моими ягодицами и он несет меня в свою постель, а на мне кроме длинной сорочки практически ничего нет. Я не волновалась, потому что видела его взор, наполненный той же болью. Голд осторожно нес меня в глубину своей спальни, как сокровище, как дар. Из освещения был включен небольшой тусклый ночник. Усадив меня на край кровати, мужчина аккуратно снял с меня домашние тапочки и без лишних разговоров поддался моим рукам, когда я потянула его за собой улечься рядом. Свернувшись калачиком у него под боком, в кольце крепких рук я ощущала себя защищенной и нужной. Погода продолжала бушевать, а мы — лежать без сна. Щелкнул выключатель, и лампа погасла. Я не стала отталкивать его, когда он развернулся и практически навалился сверху, эта тяжесть была приятной. Мои ответные объятья породили мягкое касание его губ у моего виска, оно было успокаивающим, и я начала проваливаться в дрему.

* * *

Стоит признаться, я любительница поваляться в кровати, но такая возможность выпадала крайне редко: по будням учеба, по выходным работа. Сегодня пробуждение оказалось легким, но я не спешила открывать глаза. Несмотря на то, что лежать было мягко и уютно, мое тело немного затекло, и мне хотелось сменить положение, но это не удалось. Осторожно открыв глаза, я поняла, в чем дело: ночью Голд завернул меня в одеяло, как в кокон. Впрочем, он был рядом и, заметив, что я проснулась, начал медленно распутывать меня из мягкого плена. Он был полностью одет, за исключением пиджака и обуви, и лежал рядом, подперев одной рукой голову. По молчаливым взглядам он сам догадался о моих мыслях, но ответил вопросом.

— И часто у тебя бывают кошмары? — заботливо поинтересовался мужчина, убирая с моего лица волосы.

— Сложно сказать, как часто, знаешь ли, некому мне об этом сообщать. — Я смутилась, но все же уточнила: — Я сильно кричала?

— Нет, скорее хныкала и металась, — он говорил внешне спокойно, но некая тревога, тем не менее, проскальзывала. — Извини за это, — мужчина покосился на одеяло, — я не знал, чем еще помочь.

— Спасибо, что ты рядом, — я развернулась и оказалась в двух сантиметрах от него, — мне больше ничего не нужно.

Голд, прикрыв глаза, откинулся на спину. Я не знала, как поступить правильно, но чувствовала необходимость контакта. Опустив голову ему на плечо, я робко положила ладонь ему на грудь. Через минуту, когда моя рука начала смелеть и мягко поглаживать его сквозь рубашку, он перехватил ее и, целуя пальчики, произнес:

— Ох уж эти шаловливые ручки! — В его голосе стал разливаться мед, вопреки чуть сердитому тону. — Сколько раз я тебя просил?

Момент, и он навис надо мной на локтях, бережно придавливая мои руки по сторонам от головы. В его глазах не вспыхивают искры, не танцуют языки пламени, а плещется расплавленное золото. Я однозначно тонула в его очах, приобретших оттенок светлее обычного, и еле сдержала разочарованный стон, когда лишилась возможности их видеть. Голд опустился к моей груди, томно вдыхая аромат моего тела, и тихо шептал:

— Зазноба. — Едва ощутимый поцелуй в шею. — Заноза в сердце. — Легчайшим касанием губы движутся ниже по оголенной коже. — Такая сладкая тонкая мука…

Мягкий поцелуй в ложбинку, от которого потекли теплые волны по всему телу. Где тут устоять, слава богу, я в горизонтальном положении. Еле дышу, словно боюсь спугнуть это ощущение, но все же грудь дергается в резком выдохе. Кожей чувствую его улыбку и отмечаю гладкую кожу. Побрился, успел, для меня, приятно. Довольные глаза, ну конечно. Перед поцелуем успевает с улыбкой шепнуть:

— Ты дыши-дыши…

Легко сказать, сквозь медовый поцелуй едва успеваю сделать пару вздохов, а руки до сих пор не свободны.

— Ты издеваешься! — на каплю отстраняясь, произношу я, мечтая только о возможности прижаться к нему.

— Не больше твоего, душенька… — Еще один поцелуй, не снимая телесной дистанции.

Слишком много, слишком всего, казалось, я сейчас захлебнусь в этой медленной неге. Противный писк где-то слева так некстати! Игнорируем раз, два… восемь! Нехотя отрываясь от меня, Голд все же дотянулся до телефона.

— Срочные дела, — прижимая меня к себе напоследок, говорит мужчина. — Черт возьми, очень срочные! — Поочередно целуя мои раскрытые ладони, он добавляет: — Я буду вечером. Не скучай. — Финальное мимолетное касание моих губ, и он уходит.

День тянулся и тянулся, до муки долго, заканчивался и вечер: ни звонка, ни какого-либо известия. Дверь заперта. После завтрака меня закрыла Марта, извинившись, но не объяснив. Ничто не предвещало такого поворота, ведь казалось, что все начало налаживаться. Я не находила себе места, но ничего не могла изменить.

Наконец, в первом часу ночи, когда я уже отправилась ко сну, распахнулась дверь. Спросонья не было желания протестовать, когда женщина, мой единственный друг здесь, вытащила меня из теплой постели. Вялыми руками я едва успела натянуть длинный халат, как меня повели куда-то в спешке. Мы остановились перед темной дверью, я знала ее слишком хорошо, дверь, ведущая в его кабинет.

Стук. Скрежет. Яркий свет. Прикрываю глаза рукой, а Марта проводит меня вглубь комнаты и усаживает на стул. Немного привыкнув к освещению, оглядываюсь. Меня усадили за стол, на котором было разнообразие разных склянок и прочей медицинской атрибутики, пахло спитом, нашатырем и еще чем-то, все это противно напоминало больницу. Рядом со мной сидел немолодой мужчина. Он внимательно меня рассматривал.

— Дочь? — поинтересовался он у кого-то у меня за спиной.

— Делайте свое дело, — строго отозвался Голд, опуская руки на мои плечи.

— Конечно, но это важно, — с этими словами седой врач потянулся за чем-то на столе.

— Нет, мы не состоим в кровном родстве, — четко произнес хозяин дома, слегка сжимая меня в своих ладонях.

— Мисс, — пауза и взгляд выше моей головы. — Прошу не волноваться, процедура простая. — Он взял в руки ножницы. — Мне нужен ваш локон для начала.

Я задрала голову, чтобы увидеть лицо Голда, но все, что я смогла увидеть, это его подбородок, лишь ладони чуть сильнее сдавили плечи. Чиркнули половинки ножниц, отрезая прядь волос.

— И не бойтесь, понадобится еще анализ крови, — он спокойно говорил свои отрепетированные тысячи раз фразы, поднимая широкий рукав моего халата и затягивая на плече жгут.

— Так много? — впервые подала голос я, глядя, как темно-красная жидкость капает из воткнутой в вену иголки в крупную пробирку.

— Прости, так надо, — послышался голос за спиной.

— Вот и все, — вкладывая в мой сгиб локтя вату и заставляя прижать руку к груди. — Кто-то еще? — уточнил он.

— Нет. Работайте, — ответил Голд, поднимая меня на ноги.

Марта так и осталась в кабинете, видимо, чтобы контролировать процесс. Я не совсем понимала, зачем это было, но вопрос доктора о родстве натолкнул на мысль о ДНК. Голд молча вел меня плохо освещенными коридорами и явно не в мою спальню.

— Куда ты меня ведешь? — я отважилась на вопрос через четыре минуты пути.

— Твои вещи уже перенесли. Я хочу, чтобы ты была рядом, — ответил мужчина и, уловив в моих глазах очередной вопрос, добавил: — Всего лишь соседняя комната, немного меньше твой прежней, но я думаю, тебе будет уютно.

Остаток дороги прошел безмолвно. Около двери он вынул из кармана ключ, передавая его мне.

— Ты… Ты не зайдешь? — я почувствовала себя глупо, когда поняла, что фраза вновь прозвучала двусмысленно.

— Тебе нужно отдохнуть. Я позову тебя завтра. Может быть, — уклончиво ответил он.

Со вздохом я отвернулась, чтобы открыть дверь, а на самом деле, чтобы спрятать эмоции. Но тут же, не успела я коснуться металлической ручки, меня развернули и заключили в крепкие объятья.

— Не смей так думать! — прошептал Голд в миллиметре от моих губ, перед тем как завладеть ими.

Двадцать секунд! Жалких двадцать секунд! Но они в полноте выразили его нежность и горечь, трепет и власть. После чего он отпустил меня и скрылся в соседней комнате.

* * *

Он стал ближе, за стеной в соседней комнате, но и отдалился, никаких встреч уже неделю, но сейчас… Негромко тикали часы, но в ночной тиши этот звук был особенно отчетлив, так же, как и другие. Шорох страниц. Тихий вздох. Мне надоело в это играть, я открыла глаза.

— Ты ведь знал, что я не стала пить этот чай? — я знала, что мой едва слышный вопрос найдет адресата.

— И даже знаю, почему, — так же тихо прозвучало в ответ из темноты. — Когда ты догадалась?

— С тех пор, как ты начал меня избегать, — говоря, я села в кровати, подтянув к груди ноги. — Хотя могу предположить, что это бывало и раньше.

— Изредка, — ответил мужчина, сидевший где-то напротив меня. — Ты не злишься? Надо же…

— Свет? — в надежде продолжила странный разговор я, мне хотелось его видеть.

— Не стоит… Прошу, — с очередным усталым вздохом молвил Голд.

— Ты так хорошо адаптируешься в темноте? — наверное, в моем тоне проскользнуло что-то слегка завистливое, первым ответом мне стала его ухмылка.

— Сегодня мне помогает луна, — он продолжил с улыбкой в голосе.

Я опустила взгляд на одеяло, и правда, сквозь тонкую занавеску пробивался серебристый свет.

— А как ты читаешь? — не унималась я.

— Просто листаю, вспоминаю сюжет, — его голос стал очень задумчив. — А на обложке тиснение, я пальцами прочел название.

Почему-то от этого признания мне стало не по себе, нет, не то чтобы неуютно, скорее наоборот. Не желая показывать свое состояние, я поднялась с постели и приоткрыла окно, и, специально отодвинув занавеску, впустила в спальню больше лунного света. Теперь я могла различить очертания мужской фигуры, сидящей в кресле недалеко от кровати.

— Я хочу спросить… — он медлил, говорил тихо, вкрадчивым голосом. — Как ты думаешь, Маргарита, она поступила правильно?

Стало совсем тихо, вопрос прозвучал между ударами минутной стрелки, в воздухе повисло напряжение.

— О какой именно Маргарите ты говоришь? — Я быстро листала в голове упоминания этого имени, но вспомнив, что в этой комнате только две книги, где могло быть совпадение, от неожиданности похолодела.

Взяв себя в руки, я неуверенно двинулась в направлении мужчины. Я слышала, как он сжал книгу, и старый переплет заскрипел, но мой гость не остановил меня от задуманного. Жаль, что я не вижу его лица, этих темных глубоких глаз. Присев на подлокотник кресла — я задала вопрос. Он, стянув меня с него к себе на колени — ответил. Не обращая внимания на то, что мне в бедро упирается острый край книги, что его объятья крепче, чем следовало, я прижалась к его груди и ответила.

— Я пойду с тобой… Без всяких Воландов и Мефистофелей. Только с тобой. — Пока я это говорила, обвила его шею руками.

— Глупая. Я погублю тебя… — с горечью в голосе сказал Голд. — Прошлое не сотрешь.

— Поздно, уже погубил, — мой тихий голос сорвался на хрип.

— Голубка, ты будешь счастлива. Поверь…

— Не смей от меня отказываться! Не будь трусом! — я взревела, взорвалась в его руках.

Сквозь слезы я целовала неподвижные губы, закрытые глаза, колючие щеки, а руки колотили грудь, пытаясь достать до сердца. Через несколько минут он обхватил мое лицо ладонями и приложился к устам.

— Почему ты всегда мешаешь мне поступать правильно? — в перерывах между поцелуями спрашивал Голд. — Почему не бежишь от меня? — продолжал он, а руки заскользили по спине. — Ты прекрасна, слишком прекрасна…

— Я люблю тебя… — прошептала я, а под моими ладонями забилось горячее сердце.

Протяжный стон. Он утыкается лбом куда-то мне в ключицы, попутно целуя оголенную кожу. Охаю в сильных объятьях, запускаю пальцы в его волосы, заставляя поднять голову, тону в огненных поцелуях. Мужчина подхватывает меня на руки, пара шагов, и мы падаем на постель. Мед с корицей, сладость и островатое послевкусие. Сердце бьется куда быстрее секундных стрелок, что нам минуты, это вечность… Но вдруг он останавливается, тяжело переводя дыхание и блокируя руки сверху. Туманный взгляд на мою быстро вздымающуюся грудь.

— Еще пара минут, и я не смогу остановиться… — тихим хриплым голосом сообщает Голд.

Вместо ответа, как могу, приподнимаюсь и целую подбородок, но он отворачивается и встряхивает головой.

— Нет, родная, не так. Только не из-за страха, ты так юна, это гормоны. — Говоря, смотрит в глаза, ждет, пока я начну успокаиваться. — Тише-тише…

Он медленно отпускает мои запястья, будто проверяя, насколько я его слушаюсь. Финальный нежнейший поцелуй в губы, скрип кровати, стук двери и одинокая ночь.

Вновь одиночество. Небольшая комната, обставленная со вкусом, как и все в доме, но преобладают более темные тона, в прошлой спальне было больше света. Дверь отворяется лишь с краткими визитами Марты, когда она приносит еду. Задавать вопросы бесполезно, она не может ничего объяснить, потому что он не хочет, чтобы я знала. Это ранит, женщина видит это в моих глазах, в конце концов сдается.

— Я скажу ему, но результата не жди, — глядя на нетронутый утренний поднос, говорит Марта.

— Чувствую приближающуюся бурю, она коснется меня… нас. Я должна знать, — не зная того, пророчески произнесла я.

На следующий день после этого разговора он разрешил мне прийти. Его кабинет. Неимоверное количество бумаг, какие-то чертежи, расписки, печати и штампы и прочее. На столе, на полу, на диване — везде. Голд, хмурый и неприветливый, расположился в своем рабочем кресле около стола и грустно рассматривал мою приближающуюся фигуру. Попутно я пыталась не то чтобы прочитать бумаги, но хотя бы понять, какого они рода и к чему относятся. Когда я подошла совсем близко, мужчина попытался выжать из себя улыбку, но вышла лишь кривая пародия. Он нервничал, еле заметно, но все же я уловила это в с силой сплетенных пальцах. Я присела на краешек стола напротив него и спокойно ждала его действий или слов. Он подвинулся ближе и бережно взял мои руки в свои.

— Пожалуйста, расскажи мне, наконец, в чем дело, — попросила я, глядя на усталое лицо.

Вместо ответа он опустил голову на мои колени, перемещая свои руки на мои бедра. Я гладила его темные с проседью волосы и понимала, что ему нелегко, но ждала вразумительного ответа. Через несколько минут Голд обхватил меня сильнее и поднял голову.

— Ты уйдешь… — в его голосе звучала горечь и усмешка.

— Позволь мне решать самой, — размеренно сказала я, чувствуя, как его ладони соскальзывают вниз по мягкой ткани моего платья.

— А ты уверена, что готова к такой правде, дорогуша? — говоря, он откинулся обратно в кресло, тяжелый взгляд, на лбу залегли глубокие складки.

— К любой, — его глаза сузились, но я не остановилась. — Я готова знать, что нам угрожает.

— Интересно, да ты бываешь наблюдательной, — нехотя признал Голд и, повышая тон голоса, добавил: — Угроза не просто спокойной жизни, а самой жизни, милая. Это ты понимаешь?!

— Понимаю, — не дрогнущим голосом ответила я. — Я слушаю.

Голд сделал долгий выдох, потер пальцами брови и заговорил, смотря немигающим взором мне прямо в глаза.

— Мое прошлое темное, очень темное. Я был связан с мафией, это правда. Примерно двенадцать лет назад я вышел из большой игры, переехал сюда, занялся более мелкими делами, больше юридического или адвокатского промысла. Меня не хотели отпускать, я был ценной фигурой криминального мира всей страны. Живым я выбрался с одним условием: при любой просьбе оказывать услуги старым друзьям и не якшаться с конкурентами. — Говоря, он внимательно следил за моим лицом.

— Что произошло сейчас? — я продолжала допытываться до сути вопроса.

— Ты, — односложно ответил Голд.

Пауза. Встает и опирается ладонями на столешницу по бокам от моих бедер. Продолжая пристально наблюдать, поднимает правую руку и медленно подносит ее к моему подбородку. Я думала, он притянет меня к себе, но ошиблась. Напротив, он мягко заставил мою голову запрокинуться, и мне пришлось упереться руками за спиной, чтобы удержать равновесие. Его пальцы легко спускались вниз по шее, по ключицам, без труда развязали тонкий шарф, прикрывающий казавшийся мне неприлично глубокий вырез, и продолжили движение вниз вначале по оголенной коже, затем по ткани и вдруг скользнули под левую грудь, где и замерли. Мое сердце отыгрывало бешеный ритм незнакомой мне мелодии, гулко стучало в ребра, разгоняя огонь по всему телу. Сочтя это достаточным, он переместил руку с ребер мне на лопатки, прижимая к себе, а другой придерживал затылок, чтобы я не отводила глаза.

— Из-за тебя я решил вовсе отойти от дел. По крайней мере, точно от тех, в которых были бы замешаны более грязные методы, чем мой изворотливый ум. Но первый же отказ повлек осложнения. Я и раньше догадывался, что меня готовятся убрать, но в тот раз смог избежать, даже несмотря на потерю крайне важных сведений.

На мгновение он отнял руку от моей спины и с размаху ударил кулаком в столешницу, напоминая мне о неприятных событиях, произошедших именно на этом столе. Но вернул руку на место так быстро, что я успела разве что сдавленно ойкнуть от звука удара.

— Один из моих старых приятелей, — он скривился, выговаривая последнее слово, — давно имеет на меня зуб, и не он один, к слову признаться. И сейчас у него на руках большие козыри. По большей части сфабрикованные, но на кой черт там, наверху, будут разбираться?! Я нужен, пока полезен, а выход на пенсию у них не предусмотрен. «Отдохнешь в гробу», слыхала выражение?! Не слишком грубо для столь юных ушек?..

— А знаешь, что для него самое значимое? — Голд наклонился ближе, буравя взглядом, и продолжил: — Мне есть, кого терять, есть, за кого бояться…

— Я убивал, предавал, грабил, обманывал, подставлял, один дьявол знает сколько раз. Я выживал, как мог, мальчишка, брошенный на растерзание безразличному миру, в семнадцать я оказался на улице, — из его уст сыпались слова, приправленные желчью и горечью. — Легкие деньги, азарт, успех и вкус запретной жизни породили в моей душе настоящее чудовище. Я входил в кураж и не мог остановиться. Столько соблазнов перед молодым дерзким мужчиной. Десятки доступных шикарных женских тел, десятки сортов элитного алкоголя и табака. — Он прервался, сглатывая подступающий к горлу ком.

— Но ты остановился… — я не спрашивала, а читала это глубоко в его темных глазах.

— Да, когда узнал, что моя младшая сестра из приюта попала прямиком в бордель. Сволочи, они попросту продали ее в рабство... Я лично застрелил этого урода, так называемого директора приюта. А когда попытался освободить ее, нас повязали, так я и познакомился с «крышей», но благодаря смекалке смог зацепиться и начал работать на новом уровне.

— Марта? — тихим дрожащим голосом спросила я и увидела ответ в его глазах.

— Больше десяти лет я работал на мафию. Пока… Пока моя жена меня не предала. — Его голос затих.

— Ты был женат?! — изумилась я.

— Был. Мила сбежала с молодым прохвостом и моими деньгами, — нехотя признался мужчина. — Я был слишком суров и вечно занят делами, а он пообещал ей любовь и свободу.

— Но ты оставил ее в живых? — я спрашивала с надеждой в голосе, в ответ он грустно усмехнулся.

— Недолго она радовалась жизни, через несколько месяцев на них произошла облава. И я не жалею. — Голд вдруг стал еще серьезнее и сменил тему. — У Марты не было другого выбора, она прошла со мной и огонь, и воду, это ее закалило, теперь она и сама о себе сможет позаботиться. Но ты как хрупкий цветок. Я не хочу для тебя такой жизни… — его интонации смягчились, словно он пытался подсластить горькую правду.

— Но ведь ты рассчитывал полностью выйти из игры? Значит, у тебя есть план. Ты выкрутишься, и мы начнем новую жизнь, и… — он прервал мою скорую речь покачиванием головы.

— Не все так просто. Даже без осложнений, что сейчас возникли, нельзя было гарантировать успех. А сейчас... — Голд сердито выдохнул. — Сейчас они уже знают о тебе. Это все усложняет во сто крат.

— Спасибо за откровенность. И да, мой ответ остается прежним. — Говоря, я обхватила его руками и прижалась как можно сильнее.

Мужчина застонал, то ли обреченно, то ли расстроенно, то ли болезненно, я так и не разобрала. Он просто крепко обнимал меня, слегка раскачиваясь, словно баюкая на руках ребенка. А затем наклонился и принялся покрывать мое лицо жгучими поцелуями. От неожиданности я его оттолкнула. Голд отпрянул, как будто я его ударила, и сказал:

— К чему были эти слова, ты ведь не сможешь полюбить убийцу, — он говорил упавшим голосом. — Ты слишком, — он запнулся, подбирая слово, — слишком правильная, а это неправильно. Я и сам понимаю, и рад бы просить, умолять тебя отказаться, но не хочу. — Его голос превратился в шепот. — Потерять тебя — это самое нежеланное для меня на свете…

— Я уже полюбила, так что поздно метаться. Может быть, всей правды я не знала, но молва в городе красноречива до чужих грехов. — Говоря, я слезла со стола и опустилась на ноги. — Ты чиркнул спичкой в моем сердце еще в первые минуты знакомства. А на твое предложение я дала ответ практически сразу. Вот тут-то и было первое испытание, в первый же вечер, Люси принялась меня отговаривать, рассказывать слухи.

— Но ты пришла ко мне… — задумчиво произнес Голд, держа руки за спиной, таким образом давая мне свободу. — И приходила раз за разом. Я искал подтверждения той искре, но ты долго себя не выдавала.

— Тогда ты начал подкидывать дровишки, — я говорила с улыбкой на устах, вспоминая его первые случайные мимолетные касания, а затем дерзкие поцелуи и мою полную растерянность.

— Чтобы виноградный сок превратился в вино, нужны особые условия, — он сам посмеялся над своими словами и, не выдержав, вновь заключил меня в объятья. — И ты забродила в моих руках, ох забродила, шалунья! Пьяня меня самого, заставляя терять голову от одного только запаха молодого вина. — Проводя большим пальцем по моим губам, добавил: — Определенно сладкого десертного.

— Голд, — я постаралась говорить как можно мягче, — как тебя зовут?

— Тебе не нужно это знать, — он отпустил меня и говорил строгим голосом. — Прости, я понимаю, это странно, но, пожалуйста, не спрашивай. Иди к себе, у меня еще много работы. Я и так постоянно думаю о тебе.

— А как же десерт?! — удивилась я и потянулась к нему.

Он мягко усмехнулся и слегка приложился к моим губам, потом развернул меня и подтолкнул к выходу. На пороге я обернулась, Голд стоял у окна, о чем-то сосредоточенно размышляя. Его лицо утратило всю мягкость, на нем читалась звериная решимость. Свет кровавого заката играл бликами, делая его лицо еще свирепее. Это было предзнаменованием. Я тихонечко прикрыла дверь и пошла к себе в комнату, вытирая нахлынувшие слезы.

* * *

— Нет, это окончательное решение, — не терпящим возражений голосом сообщила Марта.

— Как такое можно решать, даже не посоветовавшись со мной! — не скрывая своего раздражения, затараторила я, вскакивая с места и направляясь к двери.

— А ну стоять! — цыкнула на меня женщина и, видя, что я остановилась, добавила: — Не веди себя совсем как капризное дитя! Думаешь, ему легко это далось? — Она продолжила, немного смягчая голос: — Пожалуйста, сядь и послушай.

Я развернулась и хотела было сказать что-то дерзкое, но тут же передумала под неожиданно печальным взглядом Марты. Присев на кровать, как могла, попыталась сделать непроницаемое лицо, но мое волнение и боль скрыть не удалось. Она только что сообщила мне, что я должна уехать домой на неопределенный срок, скорее всего долгий, забыть все, что здесь было, что я вообще когда-то переступала этот порог, вернуться к старой жизни. А была ли жизнь?..

— Так надо. Дай ему время во всем разобраться. Находясь здесь, ты в большей опасности, — говоря, Марта с неодобрение смотрела на мое недовольное лицо. — Если он тебе дорог, ты должна делать все, что он просит, не задавая лишних вопросов. К тому же, ты сама постоянно жалуешься, что пропускаешь занятия, вот и нагонишь.

— Мне нужно с ним увидеться… — с отчаянным видом попросила я.

— Я позволю, если ты пообещаешь не противиться, — она сосредоточенно следила за моими эмоциями. — Не будешь плакать и делать глупости. Договорились?

— Да…

Мы встретились вечером в одной из гостиных, в кабинет он никого не пускал. Голд выглядел очень усталым и хмурым. Не находилось слов, но мы сейчас нуждались друг в друге, поэтому мы молча сидели на диване в тесных объятьях. Я положила голову ему на плечо, а он изредка касался губами моих волос. В этом было нечто печальное, безысходное… Сознание твердило, что расставание — вынужденная мера и, когда все закончится, все будет хорошо. Но в глубине души меня что-то крайне тревожило, я не могла понять, что именно, я потеряла покой. Он слишком молчалив и слишком задумчив, мне не нравилось это прощание. Солнце уже село, когда я нарушила тишину.

— Это наша последняя ночь? — спросила я, поднимая голову и пытаясь разглядеть выражение его глаз.

— Надеюсь, что нет, — с грустной усмешкой в голосе. — Но, да, завтра ты должна уехать.

— Марта останется с тобой? — я пыталась вытащить хоть какую-то информацию.

— Пока да, потом посмотрим. Все очень сложно, — он говорил спокойный голосом, словно тысячу раз репетировал речь.

— Сколько, по-твоему, это все займет времени? — допытывалась я.

— Я ни в чем не уверен. Даже в успехе моего плана, — его голос стал тверже. — Именно поэтому я тебя отсылаю, не хочу подвергать опасности.

— Это наша последняя ночь, — повторила я, но медленно и утвердительно, одновременно с этими словами я приблизилась к его лицу.

— Нет, — он коснулся пальцами моего подбородка, сдерживая мое движение вперед, мы поняли друг друга. — Я обещаю, что она не последняя. — И, скользнув большим пальцем по моим губам, добавил: — С этим мы разберемся в более спокойное время. И когда ты передумала?

— Жизнь коротка, не ты ли мне это сказал? — хмурюсь в ответ.

— У тебя она будет явно длиннее моей, и я надеюсь счастливее, — все с той же грустью в голосе.

— Ты даже не поцелуешь меня на прощанье? — удивилась я, переводя тему на более скромные вещи.

— В следующий раз, — уклончиво отозвался он.

— Чем плох этот? — тихим голосом уточнила я, облизывая губы.

— Вот именно этим, — тень улыбки скользнула по его лицу. — Я же тебя знаю, — пауза, — и знаю себя рядом с тобой…

— Ты обещаешь, что мы еще увидимся? — скрывая досаду, спросила я.

— Обещаю, — ответил Голд, на секунду припадая губами к моему лбу.

Ночь была холодной, а утро пасмурным. Мой дом стал неприветливым, а настроение скверным. Моя жизнь вернулась к серым будням.

Я хотела быть сильной, еще одна неделя в одиночестве меня добивала. Делать вид, что ничего не происходит, не замечать слежки, ходить на учебу и работу, покупать продукты, готовить для себя одной. Невыносимо. С жадностью вслушиваться в каждый шорох стало ежедневной пыткой, мешающей заснуть. Не плакать, не звонить, не провоцировать, просто жить… Как будто я могла так жить!

И вот очередной холодный вечер. Нет, на улице было почти лето, но в доме с потухшими окнами этого не ощущалось. Что обычно делают одинокие девушки? Ходят в гости, в кино, на вечеринки? Или сидят дома в депрессии с ведерком мороженого перед очередной мелодрамой на экране? Я же предпочитала книги… Положив том Оскара Уайльда на полку и потушив лампу, я, медленно раздевшись в темноте, легла в постель. На кухне изредка капает кран, примерно раз в четыре минуты. В комнате тихо тикает будильник, бросаю на него взгляд, уже два часа ночи, вставать в семь, надо спать. Подбив подушку повыше, закутавшись в одеяло и укладываясь на бок, я начала ждать вестников Морфея.

Просыпаться не хотелось, тем более будильник еще не звонил. Но сон куда-то настойчиво ускользал, уступая место мягкости и теплоте, которых никакое одеяло не могло подарить. Мое оголенное плечо, без сомнений, грела чья-то рука. Решительным и быстрым порывом я вцепилась в горячую ладонь. В ответ послышался тихий смех и моих пальцев коснулись теплые губы. Как некстати мои ноги запутались в одеяле, я брыкалась, пытаясь развернуться. Меня мягко остановили.

— Не спеши, у нас есть время, — прошептал мужчина, осторожно освобождая мои лодыжки.

Я ему верила, но не желала терять ни минуты. Пока его ладони поднимаются вверх, ненароком задирая подол ночной рубашки выше колен, жаркое нетерпение набирает обороты. Цепляясь за его плечи, пытаюсь дотянуться до губ, а добравшись до цели, начинаю тянуть крепкую ткань. Он чувствует мои порывы, отвечает на поцелуй и разрешает снять с него пиджак. Пробую сесть, но мой неожиданный и долгожданный визитер другого мнения. Поддаюсь ласковым рукам, заставляющим опуститься назад на подушку, с жадностью принимаю медленные медовые поцелуи. Прижимаясь к нему, едва не плачу от счастья, дрожащими пальцами убираю его волосы, щекочущие мое лицо.

— Я едва верю, что ты наконец здесь, — вымолвила я, пока он переключился на мою шею.

— Разве еще есть сомнения? Я же обещал, — шептал Голд, вновь находя мои губы.

Больше говорить я не могла, просто тонула в нежных волнах его касаний. Шелковые губы, неторопливый ритм, никакого напора. Пальцы легкими движениями порхали по всему телу, порой это было едва ощутимо, иногда на грани мягкой щекотки. Настойчиво пытаюсь притянуть его еще ближе и резко охаю, неожиданно коснувшись холодной пряжки брюк внутренней частью бедра.

— Какая же ты чувствительная. Жаль, не вижу твоего лица, — тихо произносит мужчина с улыбкой в голосе, обводя мое колено по округлому контуру. — Но прошу тебя, не суетись…

— У нас столько времени?! — спрашиваю я, подтверждая двусмысленность слов зазывным влажным поцелуем.

— Боюсь, недостаточно много, — отвечает он с разочарованием в голосе. — Я должен уйти до рассвета, — возвращает мне не менее манящий поцелуй. — Но достаточно для этого, — закончил Голд, снижая тон голоса и ставя печать сладости на моих губах.

«Тянущаяся сладкая нуга» — странная ассоциация пронеслась в мыслях, но так оно и было. Если меня редкость и опасность наших встреч подстегивала на горячее безумство, то в нем проснулась бескрайняя нежность, которая сводила с ума. Он не позволял себе ничего кроме поцелуев и легких касаний. Через некоторое время ему удалось добиться желаемого. Я оставила попытки как-то активно повлиять на происходящее, вовлеченная с головой в медленную тягучую пытку. Я старалась запомнить длину его волос, количество морщинок, скорость пульса на шее, глубину дыхания, температуру тела и прочие подобные странные вещи, но это единственное, что мне было доступно. Где бы он меня ни коснулся, тотчас под кожей начинали плясать теплые искорки, а сердце забывало, как правильно стучать, когда оказывались достойными внимания области около него. А еще он изредка тихонечко смеялся, особенно когда я начинала млеть и ругаться с собственным телом, но это было проявление ликования и искренней радости, и я без труда прощала эту вольность.

У нас было только полчаса. Целых полчаса в бездне этой слабости. Ничтожно малые полчаса…

— Ты еще успеешь вздремнуть, — заботливо произносит мой гость, баюкая в объятьях.

— Чтобы по пробуждении думать, что это был сон? — отзываюсь я, позволив укрыть себя одеялом.

— Заботься о себе, пока я занимаюсь делами, — мягко, но строго говорит мужчина. — Возможно, очень скоро тебе понадобится много сил.

— Когда ты вернешься? — пытаясь скрыть боль в голосе, спрашиваю я, наблюдая, как он облачается в пиджак.

— Всему свое время, — пауза. — Отдыхай.

Постель еще хранила его тепло и запах. Оставшиеся часы до подъема оставалось лишь терзать подушку и кусать губы от переполняющей нежной услады и подступающих слез.

* * *

Шел второй месяц… Лето пришло с экзаменами, жара ворвалась с окончанием сессии. Единственный плюс от этой передышки был в том, что я могла много читать. Нашлось время на забытые увлечения, вечерами я возвращалась к вышивке, которую начала еще, когда бабушка была жива. На работе взяла полную ставку до сентября, это немного спасало от одиночества.

На улице я чувствовала себя неуютно, мои нервы и внимание всегда были на пределе, ощущение слежки не покидало и в помещении, но все же становилось чуть легче. В компании знакомых тоже не удавалось расслабиться, после нескольких попыток меня взбодрить они бросили эту затею. За это время я оживала лишь несколько раз, и то ненадолго. Не могу объяснить эту привязанность и эмоциональную зависимость. Сложно представить, что было бы, не будь той встречи. Невозможно предположить, что будет дальше в нынешнем состоянии. Я старалась об этом не думать, просто жить, терпеть, тихо надеяться.

В один из поздних июньских вечеров, я по обыкновению возилась на кухне с одним из мудреных французских рецептов своей бабушки. Наверное, именно то, что меня застали врасплох погруженную в мысли, сыграло свою большую роль в резко необходимом каком-то действии. Шорохи из прихожей. Но я стояла, не оборачиваясь, предвкушая касания. Как это будет? Нежно от радости или настойчиво от нетерпения? Замереть и позволить решать ему, это не сложно, сложнее томиться в ожидании, пока он медлит. Медлит... Откуда-то приходит волнение, инстинктивно крепче обхватываю рукоять ножа. Но успокаиваюсь, когда наконец-то слышу приближающие шаги.

Я отчаянно нуждалась в его руках, крепких и надежных, ласковых и будоражащих. Слышать его дыхание, чувствовать его губы. В ответ была тишина. Волнение снова сделало скачек вверх.

Рассудок пытается выстроить логическую цепочку. Дверь. Ключ. Расположение комнат. Ночь. Время. Последнее напрягало, он никогда не упускал времени. Потихоньку поворачивая голову, я лишь краем глаза заметила движение грязно-зеленого цвета. В следующую секунду моей руки, сжимающей нож, коснулись не длинные изящные пальцы, а короткие и толстые. В шею впился не поцелуй горячих губ, а холодный метал пистолета. До слуха донеслись не сладкие шептания, а грубый приказ.

Мне следовало ожидать такого поворота, особенно после того, как Голд не смог побороть искушение видеть меня хотя бы раз в несколько недель. Хотя предполагаю, что они знали о нашей связи давно, а значит, это все было неминуемо.

Пока меня вели, держа под прицелом, в машину, я никак не могла выбрать тактику поведения. Но однозначно истерить был бы наихудший из вариантов, остается спокойная продуманность в его стиле. Слов похитителем было сказано мало, лишь четкое: «брось нож», и требование без глупостей следовать вперед. Мне не стали завязывать глаза, дорога была и так мне знакома. Мы ехали в дом Голда.

Знакомые двери, коридоры, лестницы, я могла бы и сама дойти до его кабинета, но послушно шла в ритме, что задал человек в зеленом костюме. Из-за закрытой двери доносились приглушенные голоса, я с облегчением выдохнула, когда не услышала ругани. Это не укрылось от мужчины с пистолетом, он понял, что они не ошиблись, и одобрительно хмыкнул. Под дверью мы простояли минут двадцать, пока тон голоса, который принадлежал явно не Голду, поднялся на два тона выше. И когда из-за двери тот человек рявкнул: «Стив!», человек в зеленом, сжав меня покрепче, открыл дверь.

Мне было стыдно и страшно, но я не опустила глаза. Голд сидел в своем кресле, непринужденно откинувшись на спинку, напротив него сидело двое мужчин. Один был стар и спокоен, другой молод и взвинчен. Он знал... Он знал, что это я, потому что, когда он не торопясь оглянулся на дверной проем, в его взгляде было не удивление, а, наоборот, подтверждение. Голд избегал прямого контакта глаза в глаза, с напускным равнодушием разглядывал маленькую складку между моих бровей. Уловив его игру, я осознала, что должна придерживаться той же идеи. Я не должна показать, что важна для него, не должна давать повода собой шантажировать и постараться не подвергаться опасности.

— И что? — развернувшись обратно к гостям, без эмоций спросил Голд.

— Друг мой, — заговорил старик. — Не буду скрывать, я не знаю конкретно, кто эта девушка, но она для тебя важна.

— Ты мне не друг, и никогда им не был, — сухо произнес Голд.

— Пусть так, но мы были хорошей командой. Ты ведь помнишь... — Пауза. — Но сейчас о другом. Не меняй тему. Кто она?

— А ты всегда любил загадки. Есть предположения?

— Не дочь и не любовница, — уверенным тоном произнес старик, пока оглядывал меня с ног до головы.

— Почему? Вполне возможно, что... — удивился его молодой напарник.

— Я не делаю поспешных выводов. Нужно знать факты. Например, полистать медицинскую карту, — невозмутимо ответил седой мужчина.

От этих слов меня бросило в жар, но ведь действительно, я каждое лето прохожу медицинский осмотр.

— Что ж, это верно, — чуть кивая, отозвался Голд. — Учись, Кларк, учись у отца, пока есть время.

— Как ты... — начал было молодой мужчина, но осекся от взгляда отца.

— Между прочим, я мог стать твоим крестным. Скажи спасибо, что не стал, — вставил свою лепту Голд.

Пока я наблюдала за этим диалогом, меня не покидало ощущение, что между строк сказано гораздо больше. Это было похоже на словесную войну, но пока разведывательной миссии. Однако Кларк уже процентов на шестьдесят капитулировал, вот что значит растеряться перед лицом врага. Личных переживаний у меня не было. Я не ощущала, как сильно в правый бок упирается дуло пистолета и как ноет запястье в тисках чужих рук. Это было похоже на растворение во вне...

— Я же тебе говорил, мы старые друзья, — обращаясь к сыну, сказал старик с усталыми глазами. — Но мы отвлеклись. Голд, давай закончим это. Поверь, я не хочу причинять боль этой милой девушке.

— А ты думаешь, в этом будет смысл? — невозмутимо поинтересовался Голд.

— Я надеюсь, ты не заставишь меня это проверять, — в голосе старика появилась сталь. — Просто отдай мне это и я больше не вспомню о твоем существовании.

— Возьми и забери, раз так, — после краткого раздумья согласился Голд.

— Э-э, нет, — говоря, пожилой мужчина переглянулся с сыном и после оценивающе посмотрел на меня. — Пускай она достанет. Я тебя хорошо знаю, наверняка все не так просто.

Голд сжал зубы, впервые он показал свое волнение. Теперь он смотрел на меня не тем невидящим взором, а пристально в глаза. Я пыталась прочитать этот взгляд, но так и не смогла, палитра эмоций оказалась слишком сложной.

— Что, Голд? Жалко игрушку? — сказал седовласый гость. — Да, красивая и такая юная. Но посмотри! Я ничего не делаю, ей повредят или твои ловушки, или твоя несговорчивость.

— Зачем тебе это? Неужели за свою жизнь ты не сыт этим? Еще и сына втянул в дело, — покачивая головой, отозвался Голд.

— Я сам выбрал продолжить дело отца! — вставил свое слово до того притихший Кларк. — Я верный сын, тебе не понять, — выплюнул молодой мужчина и получил неодобрительно строгий взгляд отца.

— Это только наше дело, Голд, — старик придвинулся к нему чуть ближе. — Тебе ни к чему эти реликвии, а я пойду на все ради власти. Я потратил много лет на поиски и теперь не упущу.

— Я помню твой характер, — криво ухмыльнувшись, ответил Голд. — А также то, что ты не всегда держишь слово. Мне нужны гарантии.

— Боюсь, тебе придется поверить на слово, скажем, в честь старого знакомства.

— Дик. Ты достаточно натворил, даже имеешь наглость мне угрожать. — Пауза. — Кто за тобой стоит?

— Что ты несешь?..

— Ты бы один не додумался, я же знаю.

— Какого черта!

— Кларк, не лезь!

— Или ты скажешь кто, или ты ничего не получишь.

Теперь Голд выглядел предельно спокойно, что нельзя сказать о гостях. Кларк растерянно смотрел на сердитого отца, а тот смотрел в пол.

— Рэд, — послышалось после долгой паузы.

— Так… — Голд удовлетворенно кивнул. — Я подозревал это.

— Я сказал, теперь твоя очередь.

— Хорошо, но сначала, твой сын и помощник выйдут из дома и подождут тебя в машине…

— Мы так не договаривались! — перебивает юноша.

— Я не задержу тебя надолго, — как ни в чем не бывало, закончил Голд.

Старик мотнул головой в сторону двери. Человек в зеленом встрепенулся и потащил меня к выходу, вновь с силой сжимая запястье, заставляя меня вскрикнуть от боли. Голд резко встал с кресла.

— Стив! — прикрикнул Дик. — Оставь ее.

— Страхов… — начал было Кларк, но отец снова указал на дверь.

— Амелия… — он подошел ко мне, как только закрылась дверь за этими двумя. — Ты должна мне помочь.

Голд стоял спиной к старому знакомому, не давая возможности тому увидеть его взгляд, который говорил мне так много. Забота, нежность и глубокое сожаление. Это меня заворожило, я стояла не в силах пошевелиться, уже не понимая, что происходит. Мое имя еще раз сорвалось с его уст, так мягко и в то же время требовательно. Я смогла взять себя в руки и позволила ему подвести себя к дальней стене кабинета. За этим всем неотрывно наблюдал Дик, чуть прищурив глаза.

Быть может банально — сейф находился за картиной. Пока Голд набирал хитроумную комбинацию кода, я никак не могла понять, зачем понадобилась моя помощь. Ответ не заставил себя ждать.

— Амелия, — тихо заговорил мужчина, — внутри сейфа ловушка. — Видя мое смятение, добавил, — но тебе ничего не грозит, у тебя изящные руки, больно не будет, просто зажим.

Вздох и задержка дыхания, словно перед прыжком в воду. Медленно погружаю руку в темные недра сейфа. Натыкаюсь на что-то твердое. Щелчок. Запястье неприятно стянуло.

— Вытаскивай.

На руке оказалось что-то вроде толстого наручника. Следом зазвенела цепь. Голд кивнул и попросил повторить действие. И только когда оба мои запястья украшали железные браслеты, он сам, уже беспрепятственно, забрал из сейфа обычную черную флешку.

— А теперь проваливай, — сердито заявил Голд, кидая собеседнику награду. — И только попробуй нарушить свое обещание.

— Как я узнаю, что ты не обманул меня?

— Так же как я.

— Хорошо, — после продолжительной паузы. — Будь по-твоему.

* * *

— Все закончилось. Они ушли, — снимая оковы с рук.

Умом я понимала, что опасность миновала, но внутри все дрожало. Кинулась в его целительные объятья. Мое тело тряслось так, что подгибались колени. Голду пришлось крепко держать меня, а я пользовалась моментом и покрывала его лицо хаотичными поцелуями. Судя по движениям его губ, он еще что-то говорил, но я слышала только усиливающийся гул крови в голове. Ему пришлось усадить меня в кресло и подать стакан воды. Пока он разговаривал по телефону, я медленно приходила в себя. Конечно, я знала о его прошлом, но это столкновение с ним пугало. Я должна быть сильнее, я должна ради него.

Тишина. Погрузившись в мысли, я не сразу заметила, что телефонный разговор закончился. Голд стоял у окна. Мне пришлось самой к нему подойти. Взяв его за руку, я ожидала чего угодно, но не этого. Его пальцы мелко дрожали, а губы были холодны, когда я мягко коснулась их. Он отстранился, пряча глаза. Ушел в сторону камина и присел на диван, упершись локтями в колени, и закрыл лицо руками. Я неуверенно опустилась рядом, не смея больше его трогать. В воздухе витали отзвуки боли...

— Почему ты не бежишь, девочка? — упавшим голосом спросил он. — Почему не ценишь жизнь и молодость, глупая?

— Мне нужен ты... — голос звучал хрипло от долгого молчания.

— А это тебе нужно? — его голос зазвучал резко.

Он схватил мои руки и начал с силой целовать посиневшие запястья. Услышав мой болезненный вздох, он не остановился, а двинулся дальше, ушибленное бедро, ребра справа, наконец, шея. Его губы прикасались настойчиво, грубо, оставляя новые красные пятна на и без того уже травмированных участках.

— Рядом со мной нет любви, милая, — шепотом хрипит Голд, перед тем как впиться в особо темное место на шее. — Лишь боль, — он сжимает мои почти онемевшие запястья. — Иногда подслащенная, — целует искусанные губы. — Но в итоге всегда боль... Я не хочу для тебя...

Он не закончил, его решимость куда-то испарилась. Он мягко обхватил мое лицо и начал губами собирать редкие слезинки, скатившиеся тонкими нитями. Осознавая, что он не в первый раз пытается показать мне минусы, я хотела напомнить о плюсах и притянула его ближе. У этого поцелуя был соленый вкус, прокушенная губа начала снова кровоточить, а последствия стресса все еще изливались слезами. Горечь... Вкус неоправданных надежд, сожаления, тоски и боли...

— Не отпускай, не отпускай, я согласна... — шептала я в редкие перерывы.

Сердце ёкнуло, когда в поцелуе начали появляться пряные оттенки. К полыни присоединилась корица...

Ему нравился мой вкус, вначале лизнув мою нижнюю губу, а затем обхватив ее в неповрежденном месте и посасывая, он добился моего стыдливого полувздоха-полустона. Приняв это за разрешение, его язык поспешил встретиться с моим. Дыхание окончательно сбилось, а голова закружилась. Через пару минут его руки начали искать оголенную кожу, одна ладонь скользнула под блузку на спине. Когда я начала теребить его галстук, он со стоном опустил меня на сиденье дивана, подмяв по себя. Едва я подумала, куда деть колени, как на одно из них легла его рука. Я задрожала всем телом, но он не спешил, медленно изучая форму, ладонь двинулась вверх по внешней стороне бедра и выше. С трудом оторвавшись от моих губ, ища ответ на немой вопрос, Голд сфокусировал зрение на моем лице. Открывшаяся картина вернула ему прежние сомнения. Он отстранился, нахмурившись и облизывая с губ соль моих слез и крови.

— Тебе нужно прийти в себя, — еле слышно, словно едва находил силы на слова, произнес мужчина. — Поговорим через неделю. — Бережно помогая мне подняться, он добавил: — Не спорь. — И, заглядывая в мои заново наполненные влагой глаза, мягко попросил: — Пожалуйста...

__________________________

P.S. Не бечено.

Первый. Второй. Третий... Третий холодный вечер с ноющей раной в груди. В первый были слезы и шок. Во второй — затишье и мысли. А сегодня...

Негромко хлопнула входная дверь, но это не заставило меня прервать свое простое занятие.

— Чай будешь? — спрашиваю я, даже не оборачиваясь на знакомый шум шагов и стук трости за спиной. Больше не ошибусь. — Только что залила.

— Пусть заварится, — тихо отвечает знакомый мужской голос, который невольно прошелся по тонкой подсыхающей корочке.

Я нарезала грейпфрут небольшими треугольниками и старалась не отвлекаться, оттягивая момент, когда придется повернуться лицом к гостю. В голове мелькали мысли, как искры бенгальского огня, огоньки вспыхивали и тут же гасли сами собой. О боже, пускай он уже сядет! Но Голд всегда действовал так, как хотелось ему.

Упираясь ладонями в столешницу по сторонам от меня, поймав словно в капкан, он уткнулся лицом в мою макушку. Я замерла, слушая его глубокое дыхание, его губы касались моих волос. Когда же он мягко обхватил мочку правого уха, я наконец вышла из оцепенения, и руки предательски дрогнули. Порезалась. Совсем небольшая ранка, капелька крови, но этого хватило, чтобы окончательно взять себя в руки. Взять в руки, смешно, он захотел того же.

— Позволь мне, — произнес мужчина, уже скользя по моим рукам, не дожидаясь ответа.

Одной рукой уверенно обхватывая меня за талию и чуть разворачивая к себе, другой берет мою раненую ладонь и, целуя, слизывает красную каплю. Чуть раньше такое настойчивое внимание мне бы только польстило и смутило, но теперь... И он явно чувствует перемену моих реакций.

— Неделя еще не прошла... — напомнила я. — Что ты здесь делаешь?

— Ты успела? — его голос дрогнул. — Успела передумать?

— Ты сам хотел этого... — тихо отвечаю, стараясь игнорировать его объятья, ставшие более тесными.

— Ты не ответила.

— Ты тоже. — Вздох. — Зачем ты пришел? — В ответ лишь молчание, и я продолжаю: — Создаешь иллюзию свободы, а на самом деле решаешь, как удобнее тебе. Три дня достаточно, чтобы соскучиться, достаточно, чтобы не перегореть. Даешь выбор и боишься получить ответ.

— Передумала?.. — еле слышным умоляющим выдохом спрашивает Голд.

— Не так все просто, — смягчившись, отвечаю я. — Совсем не просто. — Провожу рукой по его волосам и добавляю: — А сейчас отпусти, пожалуйста, мне нужно поискать пластырь.

Нехотя мужчина размыкает руки, тем временем я кидаю в мойку нож. Пластырь находится быстро, средний ящик кухонной тумбочки у плиты. С облегчением замечаю, что Голд все же присел за стол. В молчании, но под пристальным взором темных глаз, разливаю чай. Опускаюсь напротив, не забыв прихватить тарелку с кусочками фруктов.

— Мята? — попробовав напиток, с сомнением произнес гость.

— Мелисса, — поправляю я.

Далее с десяток минут молчания.

— Ты отлично знакома со столовым этикетом, но этот фрукт ешь как-то по-своему, — сказал мужчина.

— Знакома, грейпфрут разрезается пополам и специальной ложечкой выбирают мякоть без горьких стенок и перегородок. — Удивился или пытается развязать диалог, я так и не поняла. — Но я всегда любила его за эту палитру вкуса сладко-кисло-горько... Довольно бодряще.

Голд вздернул бровь, но промолчал, снова принимаясь за чай.

Наливая себе еще, кидаю вопросительный взгляд, он кратким жестом отказывается и крутит пустую кружку.

— Ты права. Я не могу ответить и на половину твоих вопросов, — мужчина наконец нарушает тишину.

— Я не прошу у тебя стабильности, но честности перед самим собой... — говорю я, осторожно ставя полупустую чашку на блюдце.

— Все мои принципы и здравый смысл спорят с чувствами, ты должна это понимать, — не сразу нашелся Голд. — Я готовился к нескольким недолгим годам покоя и затворничества, а ты ворвалась весенним ветром в мой дезинфицированный вакуум.

— Ты сам открыл окно, а теперь пытаешься его закрыть... — я слегка нахмурилась от такого поворота мыслей и странных сравнений.

— Да, но толку? Я тобой уже надышался...

— Противоречишь сам себе. Боишься задохнуться?

— От переизбытка? Ничуть. — Медлит. — А вот... Ветер прекрасен в полете, ему нужны просторы, поля, луга...

— В твоем вакууме перестану я быть такой, — заключаю сердитым голосом, — перестану быть интересна тебе.

— Глупая, — качает головой, — упрямая, — мужчина слегка улыбнулся.

Как зачарованная я смотрела, как он медленно поднимается, обходит стол, направляется ко мне... Моргаю, нужно сбросить охватившее меня марево, но этот медовый голос, глубокий огонь в глазах, ласково-смелые руки, горячее дыхание. Предвкушая сладость, все же успеваю сказать:

— Еще четыре дня...

Получилось не слишком убедительно.

Но он шагнул мне за спину, легкими движениями перебирая локоны.

— Наверное, это можно сформулировать так: я пришел извиниться, — заговорил Голд, так и эдак собирая мои волосы. — И да, ты права, я эгоист. Я боялся и скучал, — последнее он шепнул прямо в ухо, отчего защекотало в желудке и скользнуло вниз, растворяясь. — Но и напомнить, — вдруг его голос снова стал серьезнее и четче.

Теперь что-то удерживало мои волосы наверху. Голд осторожно поцеловал в шею под загривком и удалился, не прощаясь. После того как его шаги затихли и послышался характерный для двери щелчок, я без колебаний нащупала и вытащила из прически одну-единственную вещь. Это была искусно сделанная лилия* из слоновой кости. Смутное воспоминание пронеслось перед глазами, наверное, это та самая заколка, которой заколола мои волосы Марта перед нашим ужином. Кровь прилила к лицу. Его поведение сегодня, этот трепет на грани с благоговейным страхом. Я вертела в руках заколку и четко осознала — обратного хода не будет.

___________________

* Лилия — символ чистоты.