Ложечка в чашке чая (гет)

Кабинет кажется каким-то маленьким, тесным, а в первый момент даже затхлым — но уже через мгновение становится вполне терпимо. А если учесть ещё и сидящую за заваленным кипами бумаг столом женщину, склонившуюся над очередным свитком, содержащим то или иное дело — без разницы, какое именно — то хочется задержаться здесь подольше. А ещё лучше — подойти, обнять, потрепать копну пшеничного цвета волос ниже плеч, а дальше... дальше женщина резко разворачивается сама, не дожидаясь, пока визитёр подойдёт вплотную.

— Пришёл, наконец, — она уже стоит вплотную, а блики от светильника влажным блеском отражаются в её глазах. Впрочем, Фрэнк, пришедший к ней с понятной целью, готов поклясться, что и его глаза должны блестеть не менее отчётливо и лихорадочно. — У меня как раз заканчивается последний отчёт. — Дыхание, тёплое и щекочущее волосы в ноздрях, отдаёт вишнёвым пирогом. Самого пирога, правда, на столе уже не осталось, и только наполовину опорожнённый стакан с чаем ещё могут навести на мысль, что совсем недавно он ещё услаждал вкус Алисы.

— Надеюсь, Муди не будет тебя завтра отчитывать за крошки на рапортах? — Фрэнку очень хочется показать своё нетерпение, но он не может не подколоть свою девушку, любящую перекусить во время ночной работы.

— Нет, отнюдь, — небрежный взмах освобождает добрую половину стола, а листы и свитки пергамента разлетаются по всему помещению, словно кто-то решил открыть окно во время урагана, и это ветер ворвался и заполнил собой комнату, смешав всё, до чего смог дотянуться, в один коктейль. — Он должен прийти в бешенство от того, что они будут помяты и перепутаны. — Стол дрожит от толчка севшего на него тела, звенит в стакане ложечка. — И самый шик будет, если он найдёт среди бумаг трусы...

Вместо — а кое-где и поверх — отчётов на поверхности оказывается платина изящной женской мантии, в угол отшвыривается стул, а к нему кажущиеся свинцовыми штаны. Всё, что мешает, должно исчезнуть, уйти из мира, в котором остаются уже только двое.

— Запирающие чары забыл наложить, придурок!

— Да, сейчас. Если будем тихими, никто и не догадается...

— Все и без того уже знают, уверена. — Странно, но вкуса вишни на губах не чувствуется совершенно. — И не надо молчания — я хочу, чтоб ты заставил меня кричать!

— А тех, кто волей судьбы остался в соседних кабинетах и этажах — завидовать? — А в дыхании вишнёвые нотки ощущаются совершенно отчётливо. Фрэнку даже интересно, что ощущается от его дыхания — правда, он уже ушёл слишком низко для того чтобы партнёрша могла дыхание ощутить.

— Эй! У тебя волосы, как у ежа! — Видимо, он где-то накосячил. — Вот когда-нибудь тоже остригусь коротко, и будешь знать.

— Скорее как у дикобраза. И вообще, я даже щетину сегодня сбрил, чтоб не колоться.

— Глядишь, так скоро и приручу совсем. — Рука, опустившаяся в его шевелюру, меняет хватку на более жётскую. — Ещё немного осталось.

— Если продолжать так каждую ночь... — он вынужден замолкнуть, не договорив.

— ...То нас возненавидят ещё больше, — продолжает вместо него Алиса по прошествии вынужденной паузы. — И это просто замечательно. — В тусклом свете светильника она кажется сказочным существом, сошедшим со страниц кельтских легенд. — Никогда не любила спать по ночам.

— Как можно спать, когда ты рядом? — Звон ложечки о стекло стакана становится громче и будто бы даже меняет тембр. — И мне кажется, мы с тобой не спим никогда...

— Ты просто для этого слишком хорош... — Дыхание учащается, а со стола падает ещё какой-то забытый свиток. — Да! Хорош...

— Нет, просто ты чересчур хороша... особенно со мной.

Аккомпанемент ложечного звона постепенно усиливается, фразы становятся обрывочными, дыхание — учащённым и приятным. К звону добавляется скрип стола, то ли протестующего против чересчур больших и всё возрастающих нагрузок, на которые он не рассчитан, то ли, наоборот, поощряющего, понуждающего к продолжению, к увеличению темпа, то ли просто участвующего вместе с ними. Крики тоже, наверное, слышны всем, кто желает — и даже тем, кто совсем не жаждет их слышать, если такие только не поставили заглушающие заклятия. Хочется слиться, мягкие пшеничные волосы касаются губ, носа, всего лица. Они пахнут... они пахнут небом — или, по крайней мере, это небо обязано пахнуть ими, да и может ли здесь быть какая-то разница, когда понятия начинают путаться и смешиваться друг с другом?

...Одинокий скрип стола кажется каким-то неправильным, он нарушает общую гармонию, а потому и прерывает воцарившуюся идиллию, и дальнейшее молчание кажется несколько неуместным.

— По-моему, мы напоминаем каких-нибудь старшекурсников в Хогвартсе, — Фрэнк усмехается, а пальцы его в этот момент закручивают светлые локоны Алисы. — Те тоже из кадого доступного момента уединения стремятся выжать всё, что можно...

— Точно, — неожиданно заявляет Алиса, уставившись невидящим взглядом в потолок и даже не слушая, по всей видимости, в этот момент никого — В следующий раз надо пойти на крышу...

— И ещё скажи что-нибудь про «дотянуться рукой до звёзд» и прочую туфту, — смеётся.

— Нет, так просто интереснее... — она внезапно соскакивает и обвивается вокруг Фрэнка.

Снова звенит стекло стакана, о которое ударяется ложечка.