Кадомацу (джен)

В доме было тихо. Солнечный свет заливал ухоженные комнаты, в которых было непривычно пусто. Вещей здесь находилось немного, но все они расставлены в определенном порядке, понятном только тому, кто этот порядок выдумал. На первый взгляд, кроме мебели и предметов первой необходимости здесь ничего и не было.

Над письменным столом в углу небольшой комнатки сгорбился мальчишка лет двенадцати. Он составлял икебану из аккуратно разложенных на столешнице сосновых веток, бамбука и мандаринов. Это не очень много, возможно, не совсем красиво, но зато наполнено смыслом. Тем самым смыслом, которого так не хватало Орочимару.

Он помнил, как в прошлый новый год вместе с родителями собирал кадомацу[1], а потом они ставили его у входа. Мама надевала красивое кимоно, и они все вместе шли за покупками, чтобы приготовить осэти рёри[2]. Какими бы важными делами не были заняты его родители, каждый новый год они встречали дома со своим любимым сыном, откладывая миссии на потом и заранее приберегая деньки отпуска для золотой недели[3].

В этот раз все было совсем по-другому. Орочимару собирал кадомацу один и знал, что и все остальное ему также нужно будет сделать самому. Праздничное настроение окружающих совсем не трогало его, ведь его пустая неуютная комната останется такой и во время праздников, и после них. Только мама могла привнести уют одной маленькой безделушкой, и только папа мог разрядить атмосферу веселой шуткой. Орочимару редко смеялся над его рассказами, но они ему очень нравились. Как и все, что делали родители, когда еще были живы.

Детские пальцы перебирали сосновые ветки и обкладывали ими бамбук. Длинные иголки казались опасными только на вид. На самом же деле они были мягкими и очень хорошо пахли. Орочимару нравилось их трогать. Вечнозеленая сосна, которую все давно привыкли считать символом долголетия и бессмертия, на деле оказалась такой податливой и хрупкой. Гибкий бамбук рядом с ней казался прочным и крепким. Орочимару не мог понять, почему такие тонкие хлипкие веточки символизируют вечную жизнь. Ведь в реальности все совсем не так. Люди тоже кажутся сильными и колючими, но отчего-то постоянно умирают...

В глазах помутнело, и Орочимару часто-часто заморгал, чтобы не пропустить ни одной слезинки. Несмотря на то, что здесь не было никого, кто мог бы увидеть и высмеять его, он не мог плакать просто потому, что хотел быть сильным ради самого себя. Сосредоточившись только на том, чтобы сморгнуть слезы, он совсем забыл о сосне. Всего лишь одно неловкое движение, и на указательном пальце выступила капелька крови. Это вызвало у Орочимару улыбку. Пожалуй, иголки не так безобидны, как ему показалось в первый раз. Быть может и люди не так безнадежны... Бережно перевязав получившееся кадомацу соломенной веревкой, Орочимару поставил его у двери.

Ненганджё[4] уже были отнесены на почту, кадомацу поставлено у входа, а мочи-тсуки[5] куплены в ближайшей закусочной. До этого года Орочимару еще не приходилось пробовать покупные мочи. Раньше их делали дома его родители, но так как для того, чтобы приготовить их, нужно два взрослых человека, в этом году пришлось их купить. Так или иначе, все приготовления к празднику были завершены, а это значило, что уже можно было немного передохнуть.

Орочимару опустился на кровать и прислонился спиной к стене. Из-за окна доносился радостный гомон, в котором он мог различить голоса знакомых со времен обучения в Академии ребят. Мимо проходили женщины в праздничных кимоно и мужчины с пакетами необходимых продуктов. Орочимару за покупками не ходил. Ему попросту не с кем было делить праздничный стол. И даже если бы Джирайя и Цунаде согласились зайти к нему, он не был уверен, что обрадовался бы их приходу. Он хотел, чтобы этот праздник оставался таким, каким он его помнил, или перестал быть праздником вообще.

А за окном туда-сюда сновали люди. Кто-то навещал родственников, а кто-то всей семьей выбирался в храм. Среди прохожих были и знакомые дети и взрослые. Может быть, некоторые из них шли в гости к друзьям, чтобы лично вручить ненганджё. Должно быть, в этом году Орочимару получит две открытки — по одной от его товарищей по команде.

Несмотря на то, что было еще достаточно рано, Орочимару завесил окно. Ему больше не хотелось замечать то, что происходит на улице. Он сел на кровати и потянулся к прикроватной тумбочке, в которой лежал его талисман — прозрачно-белая змеиная кожа. Сенсей однажды сказал ему, что найти такую — хороший знак, это символ перерождения. Повинуясь неведомому порыву, Орочимару бережно взял кожу и отнес ее к кадомацу. Он уложил белесую чешуйку вокруг бамбука и веточек сосны, для верности прижав шкурку мандаринами. Вдруг, когда души его родителей спустятся отдохнуть в тени сосновых веточек, они найдут эту шкурку и переродятся.

С этой мыслью в комнатах будто бы стало светлее и, наконец, запахло праздником. Казалось, что полумрак комнат, в которые через плотные занавески почти не проникает свет, приближал наступление чуда. Орочимару быстро разделся и юркнул под одеяло, накрывшись им до самого кончика носа. Он прикрыл глаза, старательно делая вид, что спит, чтобы не спугнуть души родителей и увидеть их. В голове возникали картины того, как бесплотные духи оживают, как счастливые мама и папа обнимают и поздравляют его с наступлением нового года, и как тут же они идут в магазин, несмотря на позднее время, покупают бобы и каштаны, икру и рыбу, а затем возвращаются домой праздновать Новый год.

В этот раз он не сдерживал слезы, и они лились горячими струйками по детским щекам. То тяжелое, давящее, что мешало дышать на протяжении долгих месяцев, уходило прочь вместе со слезами. Орочимару не пытался остановить их, ведь принимал эти слезы за слезы счастья. Он отказывался понимать, что то, чего он хочет — невозможно, продолжая мечтать и бесшумно плакать.

Этой ночью ему снилось то, о чем он думал весь вечер. Орочимару праздновал Новый год в кругу семьи, вместе с родителями читал ненганджё, ходил в храм и был самым счастливым ребенком на свете. Ближе к утру, уже предчувствуя пробуждение, он не хотел просыпаться. Снова оказаться в пустой квартире было худшим из того, что только можно себе представить.

Полностью проснувшись, Орочимару долго лежал неподвижно и смотрел в потолок. Он отстраненно рассматривал солнечные блики, пробивающиеся из-за занавешенного окна, и ни о чем не думал. Думать было трудно и больно. Он лежал так долго, сколько мог, до тех пор, пока не заломило спину и ему, наконец, не пришлось повернуться на бок.

Отсюда через дверной проем ему было видно стоявшее в прихожей кадомацу. Орочимару прищурился, а затем и вовсе заинтересованно приподнялся. Силясь рассмотреть что-то, чего в нем явно не хватало, он сначала щурил глаза, а потом сорвался с кровати и побежал в прихожую.

Ветви сосны, бамбук и мандарины были не тронуты. Не хватало только змеиной шкурки. Орочимару стоял и счастливо улыбался.

______________________________

1. Кадомацу (сосна у входа) — один из атрибутов новогодних празднеств, композиция из веток сосны (символ твердости и долголетия), бамбука (символ стойкости и процветания), папоротника (символ чистоты и плодородия) и некоторых других предметов, перевязанных соломенной веревкой (считается, что через нее не могут проникать злые духи). Украшает вход в помещение.

2. Осэти рёри — новогоднее угощение.

3. Золотой неделей называют несколько праздничных дней, объединённых с выходными. Здесь, это Новогодняя неделя.

4. Ненганджё — новогодние открытки.

5. Мочи-тсуки — рисовые лепешки, приготовленные особым способом. Их едят в Японии в канун Нового года и других праздников и фестивалей. Приготовляются "мочи" следующим интересным образом: Специальный рис, "рис для мочи" сначала распаривают, а затем помещают в большой круглый чан, называемый "юсу". В этом чане по распаренному рису бьют специальным молотком, называемым "кине" до тех пор, пока он не станет похожим на тесто. Работу выполняют два человека. Один — ритмично бьет по рису, а второй, в перерывах между ударами, переворачивает распаренный рис в чане.