Запах яблок из рощ Авалона (джен)

Великолепны закаты в славном городе Ньюкасле-на-Тайне (если небо не затянуто тучами, как бывает три сотни дней в году). Но как-то не до восхищения видами, когда вылетаешь на крыльцо университета, осознавая, что из-за затянувшейся сдачи экзамена ты безнадёжно опаздываешь, и младшая сестра уже два часа как дома одна, а в холодильнике сиротливо лежит кусок замороженной пиццы, и больше ничего.

Продукты в доме, впрочем, вообще не задерживались. Их постоянно сжирали всяческие твари, которых два года назад Леона со спокойным сердцем назвала бы мифологическими или сказочными…

Далеко-далеко за морем, в котором не ходят корабли, лежит остров Авалон. Слышали, наверное? Остров яблок, место упокоения короля Артура, владения феи Морганы — а ещё место, где юные дочери рода человеческого учатся волшебству.

Раз в три года в день зимнего солнцестояния авалонские феи выбирают себе учениц.

Нет, они не воруют детей: времена уже не те. Чтобы забрать ребёнка (даже всего-навсего на обучение), им нужно согласие родителей или опекуна. И, когда фея, — точнее, фата, ведь именно это слово стоит на пергаментных свитках, которые считаются дипломами авалонской школы (и, надо сказать, при желании успешно мимикрируют под дипломы престижных университетов вроде Гарварда или Оксфорда), — когда фата Регина по каким-то неведомым соображениям выбрала девятилетнюю Ванессу, она обратилась к её старшей сестре.

Не то, чтобы Леона сразу ей поверила. Но фаты умеют убеждать. А потом ей предоставили выбор, — ещё одно авалонское правило «у человека есть право выбора», — забыть ли об этой встрече и остаться в уверенности, что её сестра учится в школе для детей со склонностью к искусствам, или сохранить воспоминания и жить, постоянно сталкиваясь с миром, в котором обычному человеку, в общем-то, не место. Леона выбрала второе, и, на самом деле, нередко об этом жалела. Чувствовать себя в современном городе суеверным средневековым кельтом, который верит в приметы погоды и видит гремлинов и брауни, иногда бывало очень странно.

А труднее всего было делать вид, что она ничего такого не замечает. Даже не будь на ней печати Кассандры, что бы подумали сокурсники, если бы она начала отговаривать их от проведения эксперимента потому, что видела, как в хроматограф шмыгнул гремлин? Эти паршивцы, расплодившиеся вместе с развивающейся технологией — бедствие современного мира; большая часть поломок техники на их совести, если, конечно, у них есть совесть. Ими уже даже фаты не занимаются, только на объектах вроде атомных станций, авария на которых может иметь катастрофические последствия, стоят сложносочинённые защитные чары. А обычному человеку вообще нет надёжного способа отогнать гремлинов. Разве что развешивать везде резеду, но для университетской лаборатории это тоже не вариант, да и не всегда помогает. А Ванесса говорит, что обереги от гремлинов они ещё не проходили.

К тому же, были вещи и похуже гремлинов, которые она могла видеть, но не что-то с ними сделать. Гуляя вечером вдоль Тайна, можно наткнуться на маленькую прачку, сосредоточенно отстирывающую кровавые пятна с чужой одежды. И бесполезно гадать, чья она. Слишком большой город, слишком много людей, слишком много одинаковых фабричных вещей. Лучше даже не пытаться об этом думать.

А случись ей увидеть кельпи, увозящего на спине ребёнка, всё, что оставалось бы — сообщить сестре, чтобы та передала фатам, потому что не только феям нельзя красть детей. Но, сколь бы быстро ни отозвались авалонские девы, прибой выбросит на берег сочащуюся кровью печень раньше.

Заглядывать из мира нанотехнологий и нейронных сетей под сень дуба, терновника и ясеня можно исключительно на свой страх и риск.

За спиной горел алый закат, однако впереди, на востоке, скопилась гряда тёмных туч, подкрадывающихся к городу, чтобы окатить его дождём. Вот только дождя не хватало; правда, Леона всё-таки надеялась, что успеет забежать в магазин и добраться до дому раньше, чем погода придёт к своему нормальному сырому состоянию.

Надежда, как известно, умирает последней. В данном случае в роли контрольного выстрела выступил рыжеватого окраса гремлин, выскочивший откуда-то из недр мотороллера. Девушка безнадёжно пнула несчастную машинку по колесу. Кажется, ей предстояло добираться домой пешком. И в ближайшие дни выгулять свой единственный личный транспорт в автосервис. Иногда было ощущение, что мелкая нечисть начала просто-таки притягиваться к ней после того, как Ванесса стала ученицей фей.

Укоризненно посмотрев в ту сторону, куда удрал гремлин, Леона вздохнула. Пешком — так пешком, задерживаться и устраивать бессмысленную охоту за тварюшкой ей было некогда. Тем более что вопреки всем физическим законам брошенные тапочки и бутылки пролетали через гремлинов насквозь. Зато, как показала практика, авалонские яблоки их сшибали на ура. Вот только яблок у неё с собой не было.

В супермаркете ещё не толпился народ, так что ничто не мешало почти бегом пронестись между рядами, закидывая в корзинку продукты без всякого списка: что приходило в голову. Уж что-нибудь съедобное она потом из этого соорудит. Опыта хватает, куда там авалонским алхимикам! Впрочем, тем вообще только бы что-нибудь непотребное устроить. По рассказам Нэсси, у них там каждую неделю в лабораториях то пожар, то потоп, то взрыв газа, то явление Мерлина с его безумными идеями…

Кстати, о явлениях. В смысле, визитах. Вторник, между прочим, уже завтра! И не просто вторник, а шестнадцатое января, когда самолётом из Лондона должна прилететь тётушка Анна. Правда, на самом деле она приходилась тётей только Ванессе, — сестра её беспутного отца, — но и с Леоной у неё сложились тёплые семейные отношения. Несмотря на то, что Анна была ужасно близорука, катастрофически рассеяна и очень любила поболтать.

Леона как наяву представила себе завтрашнюю встречу: мисс Мюррей, нагруженная сумками и пакетами (несмотря на то, что она приезжает всего на неделю), в растерянности озирается, пытаясь вспомнить, в какую сторону идти, и в упор не видя указателей. Пакеты пытаются рассыпаться, и всю эту груду венчает любимый тетушкин зонтик. А для полноты картины — футляр с виолончелью. Тоже, разумеется, просто жизненно необходимая вещь в недельной поездке!

Но путешествовать налегке тетушка Анна не умеет, с этим Леона уже смирилась.

В корзинку с продуктами были спешно докинуты мюсли и несколько йогуртов, а ещё — шоколадный торт. Обед и ужин она уж как-нибудь исхитрится приготовить, но вот на выпечку времени точно не хватит. А подпускать к плите что гостью, что младшую сестру было бы неразумно. Генеральная уборка кухни — не то времяпровождение, которому хочется предаваться чаще, чем раз в пару месяцев.

Первые капли дождя упали на землю как раз тогда, когда Леона заскакивала в подъезд. Всё-таки повезло. Теперь нужно было как-то уложить в оставшиеся часы готовку, работу и уборку. Да, обязательно уборку! Тетушка Анна была совершенно не в курсе авалонских дел, но при этом обладала удивительной способностью по рассеянности замечать то лишнее, от которого нормальных людей оберегал здравый смысл.

— Нэсси, привет, не сильно голодаешь? — Леона забросила пакет с продуктами на кухню, переоделась в домашнее, походя вытряхнув из тапочка неведомо как оказавшуюся там горсть желудей.

— Угу, — невнятно отозвалась девочка, с хрустом надкусывая яблоко, и через пару секунд продолжила вдохновенно тараторить в микрофон (в разгаре была очередная сессия общения с соученицей по скайпу под девизом «не наобщались в школе»): — Понимаешь, тянь-шаньский белый дракон — гелиофил. У него крылья — будто солнечные батареи…

Биология по-авалонски выглядела не совсем так, как аналогичный предмет в нормальной английской школе. Обычные общечеловеческие знания чередовались и переплетались с волшебными самым причудливым образом. И ладно биология, но то, каким образом это происходило в математике, до сих пор повергало Леону, физика по образованию, в шок вперемешку с восхищением. Помогать сестре с домашними работами уже нередко оказывалось за пределами её возможностей.

Подобрав с пола счёт за телефонные разговоры за февраль прошлого года, исчирканный схемами пента— и гексаграмм вперемешку заметками неровным детским почерком, Леона зашвырнула его в мусорку. Учитывая, что до того он три недели валялся на тумбочке, не похоже было, что Нэсси он пригодится… а тетя Анна наверняка по закону подлости обратит внимание на странные картинки.

Вообще чем дальше, тем больше странного становилось в квартире. Ученицы фей первые несколько лет не живут на Авалоне, потому что человек, у которого нет нужных знаний и навыков, задержавшись там, рискует стать пленником волшебного острова, а никак не дипломированным специалистом, которому предстоит присматривать за тем, чтобы нечисть не обижала людей, а люди — нечисть. Так что каждое утро Нэсси грузилась в школьный автобус, который, кажется, на самом деле был ладьёй (и о том, сколько законов физики он нарушал своими перемещениями, не стоило даже задумываться), а потом, возвращаясь, притаскивала то свитки пергамента, то дубовые листья, то какую-то мелкую живность (а ещё яблоки, что осенью приобретало масштабы стихийного бедствия). Всё это в итоге обнаруживалось в неожиданных и неподходящих местах, так что приглашать подруг к себе в гости Леона перестала уже давно (конечно, здравомыслящие взрослые люди, увидев на балконе кайт-ши, посчитают её бродячей кошкой, а обнаружив в холодильнике мандрагору, скажут «что-то у вас имбирь заплесневел», но лучше перестраховаться). Впрочем, у неё вообще было немного свободного времени, и сегодняшний день тому примером.

Через час, натягивая в коридоре куртку и одновременно с этим пытаясь вспомнить, куда закинула ключи, она крикнула сестре:

— Ванесса, суп на плите, салат на столе! До моего прихода убери с видных мест свои книги!

Судя по раздавшемуся в ответ «угу», обсуждение драконов-гелиофилов всё ещё продолжалось. А книги они будут убирать вместе, вечером. Философски пожав плечами, Леона захлопнула дверь. Ближайшие три часа ей предстояло помогать дочери эмигрантов Насте погрузиться в хитросплетения того, что привнесли в науку Ньютон, Бор, Лейбниц и Клапейрон с Менделеевым. Великие учёные, наверное, в гробу переворачивались от того, какими словами она пересказывала законы и теоремы, чтобы донести их до глубоко гуманитарного сознания ученицы. Сочинить стихотворение о трёх законах Ньютона той было гораздо проще, чем решить с их применением простейшую задачу.

Впрочем, на этот раз они обошлись без поэм. И даже, слава богу, без рисунков, потому что рисовать Леона не умела совершенно. Но иногда приходилось. Для доходчивости.

Дома обнаружились неубранные книги, микс из петрушки, шалфея, розмарина и тимьяна в блендере (зачем он понадобился Нэсси, оставалось загадкой) и саламандра в духовке. Леона взяла с сестры слово убрать книги и покормить саламандру вот-прямо-сейчас, а также унести огненную ящерицу обратно туда, откуда та её притащила, завтра. Перелила смесь в бутылку и, прилепив к ней бумажку «для наружного применения», запихнула в холодильник.

По ходу уборки выяснилось, что Ванесса где-то успела перепачкать куртку до непотребного состояния, так что ещё одним первоочерёдным делом стала стирка. Впрочем, прежде чем что-то пихать в стиральную машину, всегда нужно проверить карманы. Мало ли, что там может оказаться. Особенно у ученицы фей.

В одном — прожжённая дыра. Значит, саламандру Нэсси тащила именно там. В другом — звенит россыпь монет. Французские франки, японские йены, шведская крона… У фат никогда не было сложностей с путешествиями по миру, — да что там по миру, по прошлому! — так что они не стеснялись на уроках выгуливать учениц по самым разным странам: о чём уж заходил рассказ. А судя по тому, что Леона слышала от сестры о лекторских навыках фей, урок, посвящённый лекарственным травам Британских островов, вполне мог закончиться где-нибудь в гостях у японской кицунэ (и хорошо, если не в десятом веке нашей эры) за разговором о малых формах в поэзии.

Во внутреннем кармане обнаружилась горсть леденцов. Обычных, не фейских, но, пожалуй, стирать их всё-таки не стоило. На этом карманы кончились, и Леона с чистой совестью закинула куртку в стиральную машину. Туда же отправила несколько штанов и рубашек, своих и сестры. И семь носков. Их почему-то всегда оказывалось нечётное количество. Магия, не иначе.

До конца стирки оставалась пара часов, которые стоило употребить на завершение уборки. И на ужин, кстати говоря. Причём не только на свой ужин. Закончив есть, Леона собрала на поднос тарелку с супом, остаток салата в миске, пару кусков хлеба и кружку с чаем и потащила его в свою комнату.

Стучать в дверь — в принципе, нормальная человеческая привычка, но только если это не дверца платяного шкафа.

— Есть ужин, правда, вегетарианский, — сообщила Леона, когда в ответ на стук внутри гардероба что-то зашуршало. — Выбирать нормальное мясо времени не было. Так что суп из шпината, тосты, салат. И чай. Будешь?

— С сахаром? — уточнили из-за дверцы после короткой паузы.

— С сахаром. Пять ложек, я помню.

— Спасибо.

Дверца скрипнула, приоткрываясь, и на Леону уставились зелёные кошачьи глаза буки. Кроме глаз, ничего видно не было: бука привычно скрывался в тенях, наполняющих то загадочное внутришкафное пространство, которое он создавал самим фактом своего присутствия.

Впрочем, Леона и так знала, как он выглядит. Пару раз он всё-таки вылезал на свет.

Высокий, тощий, покрытый короткой буроватой шерстью и одетый в тартан из драного клетчатого пледа. Со встрёпанной гривой на голове и спине и с длинным хвостом с кистью на конце. С пастью, полной острых зубов. С круглыми кошачьими глазами и когтистыми цепкими пальцами. С хриплым шипящим голосом.

Детский страх как он есть.

Он до сих пор удивлялся, зачем Леона готовит еду на троих. Не давал ни постирать, ни заштопать свой плед. Но хотя бы переселился из неизбежно-пыльного подкроватья в гардероб.

Леона передала буке поднос и деликатно закрыла шкаф. Ел кошмарик всегда за закрытыми дверцами, причём упорно не объясняя своё нежелание питаться на кухне за столом. Хотя бы поздно ночью, когда там уже никого нет: брауни в блочном многоквартирном доме не селились.

Через полчаса Леона, развесив постиравшуюся одежду, убрала стоящий на полу у шкафа пустой поднос. Заглянула в спальню к сестре, чтобы убедиться, что та спит, а не пытается при помощи кастрюли с водой, плавающих свечей, разряженной батарейки и леониного карандаша для век сделать блуждающий огонёк (и это ещё достаточно безобидный вариант!). Выставила на балкон блюдечко с мелко нарезанной колбасой: Нэсси сумела прикормить единственную в городе кайт-ши, только вот регулярно про неё забывала, а эти зверюшки обидчивы. Переоделась в пижаму, причесалась и, наконец, легла. Часы недавно отбили час, собирать сестрёнку в школу надо было к восьми, так что чтение на ночь на этот раз отменялось. Ночник погас, погружая комнату в полумрак.

Вскоре девушка услышала, как скрипнула дверца платяного шкафа (шкаф буки не может не скрипеть!). Бесшумно, как кот, детский страх забрался на свободную часть кровати, устроившись поверх одеяла. Леона делала вид, что спит, бука, — хоть и всегда безошибочно отличал спящего человека от бодрствующего, — что верит в её притворство. И она уже привыкла засыпать, прижавшись щекой к жёсткой шерсти, пахнущей пылью.

Всё-таки в том, чтобы жить на грани двух миров, есть и свои плюсы.