Всегда! (гет)

Дело почти сделано. Скоро в Мире появится новый Вершитель.

Поздно вечером Джуффин, уставший, расположился на диване с кружкой камры, но так и не притронулся к напитку: удушающе горькие воспоминания, весь день назойливо копошившиеся в своей темнице, наконец, прорвались сквозь толстый слой многочисленных масок, мертвой хваткой сжали сердце, оставляя на нем свежие раны от острых когтей. Его невидящий взгляд обреченно замер в одной точке, по телу пробежал озноб, время загустело, замедлилось, и даже сердце, кажется, пропустило пару ударов, словно бы устало стучать… Немилосердная память выудила из своих темных глубин картинки прошлой жизни… Дюжина вечностей прошла с тех пор… или пара мгновений...

* * *

Рани. Стройная, по кошачьи грациозная, с копной мягких каштановых волос и пробирающим до костей тяжелым взглядом зеленых глаз. Она лежит в моих объятиях, задумчиво рисуя пальцем загадочные невидимые узоры на моей ладони. Я целую её плечо, блаженно растворяясь в ощущениях, которые дарит эта непостижимая женщина. От прикосновения к ней тело любого человека начинает дрожать изнутри, как будто дрожит сама материя, из которой оно, это грешное тело, сделано. Кажется, что надежная ткань реальности рядом с ней искажается и вот-вот разойдется по швам. Одно слово — Ведьма. Не удивительно, что её побаиваются даже ребята из Семилистника, о рядовых горожанах и говорить нечего.

Мне же такие странности всегда были, честно говоря, до одного места. Более того, мне это даже нравится. Я и с призраками-то не дурак пообниматься, хотя их прикосновения тоже многим людям кажутся невыносимыми.

— Опять сбежишь сегодня? — ворчу, уткнувшись ей в шею.

За ней водится отвратительная привычка исчезать, как только я засыпаю. И каждое утро я просыпаюсь в одиночестве.

— Посмотрим, — говорит лукаво и чуть пожимает плечами.

Она всегда так отвечает. И исчезает тоже всегда.

— Неужели тебе не нравится? — ухмыляется.

Опять мысли мои прочитала, ужасное создание!

— Мне в тебе всё нравится, даже твои заскоки, — улыбаюсь, бережно убирая прядь волос с её лица.

— Уж лучше признайся, что только они тебя и привлекают, — звонко смеется она.

* * *

Радужный ветерок Темной Стороны чуть колышет длинную, высокую, хрустально-прозрачную траву. Теплый свет льется сквозь матовые облака. Я сижу на траве, прислонившись спиной к темному бархатному стволу дерева с раскидистой кроной из душистого тумана. Рани, свернувшись клубочком, молча лежит рядом, удобно примостив голову мне на колени, и я рассеянно перебираю пальцами шелковистые пряди её каштановых волос. Нежное покалывание в кончиках пальцев растекается по всему телу легкой привычной дрожью. Это всегда успокаивало меня, приводило мысли в порядок. А именно это мне сейчас и нужно, потому что я в растерянности.

Король Мёнин, наш единственный Вершитель, уже много столетий провел в добровольном изгнании, а я до сих пор не смог подобрать ему подходящую замену. Многочисленные неудачные попытки показали, что Вершители из других Миров для нашего дела решительно не годятся. Худшие из них рано или поздно начинают тосковать по дому. А лучшие, напротив, входят во вкус и устремляются в неведомое, сердечно поблагодарив меня на прощание. Сегодня я окончательно убедился, что Вершителя, который полностью соответствовал бы моим целям, попросту не существует в природе. А это значит, что, если мне не удастся вовремя подобрать нужную кандидатуру, я буду обязан заменить Мёнина сам.

Жена внимательно смотрит на меня. Бездна Вечности в её глазах в последнее время проглядывает все чаще, и, надо думать, скоро поселится там окончательно. Такие могущественные ведьмы, как Рани, довольно быстро перестают быть просто людьми. Они так много отдают магии и так много получают обратно, что со временем граница между Силой и Человеком неизбежно начинает размываться. Рани уже несколько лет практически живет на Темной стороне, изредка наведываясь в Мир, да что там, она сама уже почти стала Темной Стороной. Моей персональной Темной Стороной. Лишь наедине с ней я таков, каков я есть, без масок и обличий.

* * *

Усилием воли сбросив оцепенение, он поспешно встал с дивана, достал бутылку «Джубатыкской пьяни», откупорил ее и, не утруждая себя поисками стакана, приложился прямо к горлышку. Пил жадно, словно хотел утопить в огненной воде своих некстати проснувшихся демонов и себя заодно.

* * *

Этой ночью Рани впервые осталась рядом, и я с восторгом первооткрывателя (и еле ощутимым смутным предчувствием) до рассвета не выпускал её из своих объятий. И это грешное смутное предчувствие меня не обмануло, потому что сейчас она стоит передо мной и говорит, что решила меня покинуть.

— Мое присутствие мешает, Джуф, мы оба знаем, чем для мага оборачивается личное благополучие, — она говорит тихо, но настойчиво.

Да, я знаю (сотню вурдалаков всем под одеяло!), что личное благополучие мага — это такая специальная «дрянь», которая плохо сказывается на общем деле. Но знать — одно, а принять — совсем другое. Я сверлю её взглядом, пытаясь понять, что она задумала, как далеко зашла в своем стремлении помочь горемычному мне и всему несчастному миру заодно. И я злюсь. Злюсь на себя. Потому что понимаю, ни одно её решение вопреки здравому смыслу мне не понравится. А это уже никуда не годится.

Слова даются мне с трудом, но произнести их — моя обязанность:

— Если ты… так считаешь… Что ж, хорошо, пусть будет так. По глазам вижу, что отговаривать тебя бесполезно.

Отворачиваюсь, скрипнув зубами. Она лишь молча кивает.

Рани, конечно, права. Бессовестно права. Во всём. Под этим небом рождается слишком мало существ, чьи желания имеют какое-то значение, и мы явно не из их числа. Мы лишь инструменты, избранники Мира, призванные его защищать.

Я подхожу к ней, обнимаю, испытующе заглядываю в глаза (Грешные Магистры, какая ты красивая!):

— Но, если у меня все получится, мы…

— Я не вернусь, Джуффин. Оттуда нет обратного пути.

Её отрешенный взгляд не оставляет мне никаких иллюзий.

— Мост Времени? — спрашиваю упавшим голосом. — Не думал, что ты изберешь этот путь.

— Это правильный путь, — её голос тверд, но звучит всё тише. — И, честно говоря, единственный. Меня ждут Древние и их тайны, а тебя Мир, который ты, несмотря ни на что, любишь, и, значит, непременно спасешь. Это твой долг. Наш, если хочешь. И он разводит наши пути. Поэтому оставь надежду, что мы еще когда-нибудь увидимся.

— Надежда — глупое чувство… да… я знаю… — машинально повторяю любимую фразу Махи, а сам почти ничего не вижу и не слышу.

Наш рай только что был разрушен и принесен в жертву, и я ничего не могу изменить… Потому что не вправе… Потому что сам когда-то так решил… Мы оба решили…

Её отчаянные глаза прожигают меня насквозь, я обнимаю её так крепко, словно хочу навсегда оставить себе отпечатки на теле, впитать запах, запомнить пряную горечь поцелуя на губах…

Когда она открывает дверь спальни, вместо привычного коридора я вижу иную дрожащую реальность. Мост Времени дымчатыми полосами устремляется в глубину веков, блики иных вероятностей тускло мерцают в тумане Неизвестности и гаснут в далекой темноте.

Рани идет по Мосту, и по мере удаления её силуэт истончается и становится почти прозрачным. Она оборачивается, что-то тихо мне говорит и окончательно растворяется во мгле, устремляясь на самое дно Омута истории. Я стою далеко и не могу расслышать её слов, но каким-то образом знаю, что она сказала. Равнодушная к чужим страданиям Вечность кривым ножом старательно вырезала каждое слово на застывшем в болезненном оцепенении сердце: «Я люблю тебя. И буду любить. Там. Тогда. Всегда!»

* * *

Невидящим взором Джуффин уставился в светлеющее пасмурное небо. Утро. Пора ехать в Управление, сменить Кофу. И в Холоми после обеда заскочить, разговорить не в меру молчаливого государственного преступника. Да, и надо бы послать зов Мабе, пусть полюбуется на нового Вершителя.

Через четверть часа великолепный сэр Джуффин Халли, Почтеннейший Начальник Малого Тайного Сыскного Войска, пересек порог своего дома, с удовольствием вдохнул аромат утреннего воздуха и стремительным серебристым вихрем направился к амобилеру.

«Хорошего утра, Кимпа! — жизнерадостный голос заставил встрепенуться задремавшего было слугу. — Поехали! Иначе Кофа прикончит не только свой завтрак, но и мой!»

Маска Почтеннейшего Начальника не терпит сентиментальности.

И только в самой глубине его существа изредка, тлеющим угольком, вспыхивает эхо, отголосок, ответ на прощальное послание той, что ушла вглубь времен: «Всегда!»