Человек Дамблдора (джен)

— Вы думаете, это разумно — доверить Хагриду столь ответственное задание?

— Я бы доверил ему свою жизнь, — просто ответил Дамблдор.

* * *

Солнце заливает небо красным, брызжет на верхушки деревьев. Том слепо смотрит вверх.

Чем дальше, тем легче представить, что Запретный лес объят огнем. С каждой секундой, что солнце опускается ниже, огонь разгорается ярче, бежит по лесу — и наконец охватывает его целиком.

Том жмурится. Пламя пляшет у него под веками.

Чужое присутствие бьет по нервам — это сродни тому, как фальшивая нота режет слух. Хагрид медлит, идет тихо и осторожно: Том скорее чувствует его шаги, чем слышит их. Он открывает глаза, и по губам проскальзывает улыбка.

— Том, — робко зовет Хагрид, — эй, Том…

Том демонстративно не замечает его даже тогда, когда огромный силуэт почти заслоняет солнце. Хагрид плачет почти беззвучно, не мешая Тому любоваться огнем.

В тишине есть что-то притягательное. Волшебное. Том ценит молчание, но давно заметил, что некоторых оно способно пугать. Вряд ли он может понять это — но может использовать.

Том терпелив — сложнее не выдержать паузу, а поймать ритм. Схватить тот момент, когда молчанию стоит прерваться. Сначала он полагается на интуицию, но к шестнадцати годам уже неплохо читает людей. Хагрида уж точно.

— Я думал, ты не придешь, — говорит Хагрид, решившись.

Удары сердца отсчитывают такт, пламя ревет, ветер качает ветви над головой Тома. Где-то в лесу глухо вскрикивает птица.

— Прошу тебя…

У Тома подрагивают губы. Еще немного, понимает он.

— П-пожалуйста, — голос Хагрида начинает дрожать. Том замирает в предвкушении. — Ты… мой единственный друг.

Слова Хагрида переходят в долгий всхлип, и его плечи сотрясаются от рыданий. Том снова давит улыбку.

Он садится, с удовольствием замечая, как вздрагивает Хагрид — словно его ударили, словно внимание Тома пугает его почти так же, как тишина. Том всегда знал, что тот куда сообразительнее, чем хочет казаться.

— Друг? В самом деле?

Хагрид переступает с ноги на ногу. На его красном, опухшем от слез лице уже нет обиды и злости — потребовалась лишь пара недель, чтобы стереть их дочиста. Неделя, чтобы страх сменился отчаянием, злость — надеждой, обида — тоской.

И еще неделя — чтобы Хагрид понял, что в этом замке нет ни одного волшебника, который бы ему верил. Которому он был бы нужен. Да что там в замке — во всем мире нет.

Удивительно, что с человеком делает потребность быть нужным.

— Ты говорил, что отдал бы за меня жизнь, — тихо продолжает Том. — А потом я узнаю, что какая-то… зверюшка, твой жалкий питомец, — он прямо смотрит на Хагрида, — значит для тебя больше, чем я.

— Арагог не!.. Дело ведь не только в том, что… Ты…

«…подставил меня», — мысленно заканчивает Том. Да, так и есть.

Под его взглядом Хагрид давится словами. Обвинения, которыми он так щедро бросался в прошлый раз, застывают на губах. Совсем не дурак, одобрительно думает Том. Может же, когда хочет.

Хагриду невдомек, что он — огромный, глупый, нелепый — такой же питомец для Тома, как для него самого — Арагог и… кого еще он там заводил?..

Том сказал бы, что это честь. Питомцы требуют заботы и внимания, питомцев нужно учить. Радует, что Хагрид учится быстро — последний урок он усвоил.

— Ты знаешь, что произошло с Миртл. — Том тщательно подбирает слова. — Она погибла по глупой случайности. Виной всему лишь ее любопытство.

Пламя в его воображении ревет громче. Ветер доносит запах дыма — Том с наслаждением вдыхает полной грудью. Он ступил на тонкий лед: нужно дождаться реакции Хагрида, чтобы знать, в какую сторону свернуть.

Хагрид отводит взгляд. Борьба в его душе длится недолго. На мгновение его лицо темнеет, но почти сразу разглаживается; Хагрид дергает плечом и говорит:

— Жаль ее.

— Жаль, — лживо соглашается Том. — Но у всего есть свои последствия, Рубеус. Теперь ты должен понимать это лучше других.

Он наблюдает за тем, как Хагрид вытирает лицо рукавом, по-прежнему избегая смотреть на него. Кусает губы. Поправляет воротник и неловко одергивает рукава. Его суетливые движения забавляют.

— Я с самого начала говорил, что Арагогу не место в замке. И повторял это не раз, Рубеус, не так ли? Ты не слушал меня, даже когда твой… питомец стал привлекать ненужное внимание. Когда он начал попадаться студентам на глаза. Да и твои постоянные отлучки выглядели подозрительно — не так уж трудно сложить два и два. Твое исключение было лишь вопросом времени.

Если питомец приносит одни проблемы, нужно избавиться от него — пока связи с ним не довели тебя до беды. Том знает это назубок — но, наверное, хорошо, что Хагрид так и не выучил правило.

Некоторое время над опушкой висит тишина.

— Дамблдор сказал… — Хагрид запинается. Том поощряет его кивком. — Он сказал, что ты… просил за меня. Перед Диппетом и м-министерскими…

— Заступничество самого Дамблдора тоже сыграло в твою пользу, — кивает Том, не отвечая ни «да», ни «нет».

И тогда ноги Хагрида подкашиваются, он бухается на колени рядом с Томом и плачет снова — горько, самозабвенно, как может плакать лишь ребенок или человек, доведенный до полного отчаяния. Его слезы отвратительны и восхитительны одновременно. Том видит в них позорное проявление слабости, но в то же время — результат тяжелых трудов.

Каждому будет приятно, если его усилия увенчаются успехом.

— Когда мы виделись в последний раз, — лениво говорит Том, — прозвучали слова о предательстве. Поправь меня, если ошибаюсь. — Разговор совсем наскучил ему; пора уже, наконец, ставить точку.

Хагрид открывает рот, чтобы оправдаться. Том вскидывает руку.

— Нет, ты был прав, — продолжает он мягко. — Один из нас и вправду предатель, Рубеус... Только вот кто? Кто именно? Скажи мне, друг мой.

— Прости, я подвел тебя, — бормочет Хагрид, проглатывая окончания слов. — Но я… я не… ты же знаешь, Том… Если бы только ты предупредил меня…

— То есть, я был недостаточно хорош? — смеется Том. — Недостаточно хорошим другом для тебя?

Хагрид давится словами — и слезами. Том морщится.

— Хватит, — строго говорит он. — Прекрати сейчас же.

Хагрид послушно давит задушенный всхлип.

— Посмотри на меня.

Он возвышается над Томом на две головы — высокий, косматый, широкоплечий. Назвать мальчишкой язык не повернется. Но, в сущности, так и есть — глупый мальчишка, нелепый щенок, испуганный ребенок. Глядя на Хагрида, легко забыть, что ему лишь тринадцать.

— Я вижу, что ты понял свою ошибку, — серьезно говорит Том. — Я прощу тебя, Рубеус. Только… не подведи меня снова.

Хагрид клянется не подводить.

Том протягивает руку, и он принимает ее, неловко сжимает в своей, будто боится причинить боль. Склоняет голову, и на костяшках пальцев Том чувствует робкое, благовейное касание.

Темнеет. Деревья покачиваются на ветру, но в полутьме легко представить, будто они неподвижны. Лес замирает, он скован, объят огнем — движутся люди…

…Или, быть может, чудища — те, кого Том привел за собой. Те, что придут за ним… однажды.

Том умеет видеть то, чего нет на самом деле. «Пока нет», — говорит он себе.

Но главное — Том умеет убеждать в этом остальных.

Он щурится, тени колеблются, и все легче видеть в их колебаниях случайные движения людей, затаившихся между деревьями. Людей, которые только и ждут его сигнала. Армия стоит за его спиной — огромная, сильная. Непобедимая.

Том поднимается на ноги, и Хагрид не выпускает его руки.

— Но что мне делать теперь? — шепотом спрашивает он. — Я уже не пригожусь тебе, Том. Не смогу… к тебе присоединиться.

Хагрид умнее, чем кажется.

— Думаю, мы найдем тебе применение, — говорит Том, смерив его благосклонным взглядом. — Но придется постараться, если ты хочешь быть со мной. Подумай хорошенько.

— Я сделаю все… — Хагрид запинается, — все, что ты скажешь, — продолжает решительно. — Ты можешь доверить мне что угодно, Том. Я не подведу тебя больше.

Он будто клятву приносит.

Возможно, думает Том, только лишь возможно, когда-нибудь он все-таки посвятит Хагрида в Вальпургиевы рыцари. Тот далеко не самое ценное его приобретение, но разве верность не заслуживает награды?

— Значит, нам с тобой по пути, — соглашается Том, наконец отнимая свою руку. — Слышал, Дамблдор предложил тебе остаться при замке лесничим. Хранитель ключей школы чародейства и волшебства «Хогвартс», — тянет он, забавляясь. — Надеюсь, ты согласился?

В глазах Хагрида — непонимание, но он послушно кивает.

— Ты ведь знаешь, мне некуда идти. После того, как отец…

— Сожалею о твоей утрате, — дежурно бросает Том. Приходится похлопать Хагрида по плечу. — Дамблдор, стало быть, предложил тебе новый дом. И ты очень, очень благодарен ему, не так ли?

— Дамблдору? Но ведь ты говорил…

— Ты благодарен профессору Дамблдору, — повторяет Том с нажимом. — Не забудь еще раз сказать об этом при встрече. Благодарен так, что готов защищать его с пеной у рта… ловить каждое его слово. Знаешь, порой он говорит нечто весьма интересное.

— Ловить — и?.. — во внезапном озарении спрашивает Хагрид.

Том улыбается ему:

— Я знал, что ты поймешь меня правильно.

Хагрид вспыхивает от похвалы.

— Я не подведу, — клянется он с жаром. — Я… этого разговора не было, да? Для всех мы по-прежнему в ссоре?

Том кивает.

— Но ведь мы еще увидимся, Том?

— Завтра я уезжаю, но впереди еще два года учебы. А потом… Не волнуйся, я всегда найду способ с тобой связаться.

Он окидывает взглядом Хогвартс — его единственный дом, место, что принадлежит ему по праву рождения. Заходящее солнце отражается, вспыхивает в оконных стеклах — и кажется, будто замок пылает.

— Ты будешь человеком Дамблдора, Рубеус. Самым преданным, самым верным. Тем, кому он мог бы доверить свою жизнь… Любое поручение, любую тайну.

— Любую… — эхом вторит Хагрид, поднимаясь с колен.

Он стоит рядом с Томом — решительный и счастливый. За их спинами армия, перед ними — замок, охваченный огнем.

Хогвартс — дом Тома и детище Дамблдора, тот не покинет его до последнего. Эту заразу нужно будет выжигать изнутри. Если и так — что ж, Том готов к этому.

Теперь — да.