Месть Скайвокера (джен)

Анакин

Анакин с усилием развернул корабль на семь часов. «На семь вечера», — так всегда говорил Оби-Ван. В наушниках было тихо, словно ионным штормом опять накрыло линии передач. Молчал даже Центр. Только узкокрылые шарики вражеских кораблей сновали вокруг — непривычная модель, прототип, наверное, — да светился вдалеке Хот. Какая нелёгкая понесла сюда республиканские войска, он не понимал до сих пор, но похоже было, что всё дело в волшебных пузырьках, а не в них — так в какой-нибудь подлёдной станции, которая ну очень нужна очередному толстому сенатору или сисястой сенаторше.

Он в который раз пробил все переговорные частоты, включая вражеские (хотя была охота слушать бесконечное и бессмысленное для него «Понял-понял»). Тишина. А меж тем шарики были весьма настойчивы, и бегать от них без астродроида (бедного R2, кажется, кто-то подбил) и без боекомплекта (давно истраченного) было весьма неудобно.

— Ситха мать сарлакком драть! — возгласил он, пользуясь обрывом связи, и решительно направил истребитель в атмосферу, пока не кончилось ещё и топливо.

Починят связь — найдут как-нибудь по штатному маячку. Пусть замёрзшего, но живого.

Люк

«Хорош джедай, лучше некуда...»

Сине-чёрное небо Хота над головой исчертили сотни метеоритов, рисуя уже привычную картинку битвы почти в верхних слоях атмосферы. То один, то другой вспыхивал в ней и опускался, пылая, чтобы навеки остыть в снегах. Где-то на границе сознания вскрикивали умирающие, горела ненависть и текла ядовитым гноем боль, но Люку было почти всё равно. Он, победивший вампу, он, покоривший принцессу и почти джедай, проигрывал самому вечному и безжалостному владыке этих мест — морозу.

Ему уже грезились гидропонные грядки и светящиеся солнцегрибы дядиной фермы, тётя Беру с подносом и сердитая Лея с новым заданием, так что он почти не удивился выросшей из снегов тёмной фигуре в одеждах рыцаря-джедая.

— Оби-Ван? — позвал он неуверенно и почти услышал в ответ приказ отправляться на Дагоба, когда фигура резким скачком приблизилась, наклонилась над ним и, вздёрнув за плечи, отвесила ему крепкую пощёчину.

— Не. Не Оби-Ван.

Да и как можно было принять этого типа за Бена? Он был как минимум вдвое моложе, не седой, а с рыжеватыми вьющимися лохмами, без бороды и со шрамом на роже. И он был явно очень зол.

Ещё пощёчина, и ещё.

— Не смей спать, а то не откачают! — рявкнул не-Бен.

— Откачают. У них бакта.

— Кэл-5 тоже так говорил, а где он теперь?

— А где?

— Философский вопрос, ответ на который полностью зависит от религиозной картины мира отдельно взятого индивида. А теперь двигай ногами, я тут кое-какое убежище сварганил.

Анакин

Когда белобрысый назвался Скайвокером с Татуина, это было даже забавно. Но потом он охотно и радостно вывалил, что папа его был — Анакин Скайвокер, генерал-джедай, ученик Оби-Вана. Вывалил, опознав джедая и надеясь от него услышать что-то про своих родителей, бедный сиротинушка. Родителей, которых — отца так точно — убил какой-то чёрный ситх в чёрных доспехах, тоже Бенов ученик, по имени Дарт Вейдер.

А ведь К'анилия говорила, она говорила, что зло даже для мудрейшего — знать будущее.

— Вы его знали, может? — спрашивал Люк и наивно лупал голубыми глазами. — А, мастер?

И что тут ответить?

— Знал, и неплохо, — наконец нашёлся Анакин. — Но это было давно, задолго до того, как ветер Силы занес меня сюда.

— Ветер?

— Покорный ему, я странствую по Галактике. Твой зов заставил меня явиться, — вдохновенно соврал он.

Это, по крайней мере, избавит от необходимости объяснять, как он тут оказался и что здесь забыл.

— А. Ну да, Сила!

Прозвучало почти как «Ма-агея!». Ну и джедаи нынче пошли!

— А ты не пробовал магистра Кеноби поспрашивать? Он-то твоего отца точно знал.

— Бена? — парень (сын!) грустно улыбнулся. — Так его Вейдер тоже... с одного удара. Только плащ остался.

* * *

Неведомый Вейдер убил его, но это пустяки. Вейдер убил его Падме — едва ли она могла умереть от горя или позволить сделать её жертвой чисток. Это Падме, она сильная, она скорее сама стала бы Императрицей, чем сложила бы голову. Нет, нет, её убили (эхо кошмара, недавно к нему пришедшего: Падме, тщетно пытающаяся стащить с горла невидимую удавку). И как будто этого было мало, он убил Оуэна и Беру, таких тихих и славных, никогда не видевших дальше горизонта родной пустыни и всё-таки удивительно родных. Убил учителя, пусть дурака старого, который не умеет учить, но всё равно... Вейдер сделал его сына сиротой и отнял у него даже то единственное, чем сироты владеют по праву: память и знание о родителях.

А сейчас Вейдер напал на базу бедолаг, зовущих себя повстанцами, которых он же и загнал на Хот, как нексу загоняют толстых скучных нерфов и пугливых таопари.

— Он тоже был когда-то учеником Оби-Вана. Но предал его и стал тем, чем стал, — говорил сын. — Я его ненавижу.

И следовало бы сказать ему, что ненависть — неджедайское слово и чувство, убедить, что надо быть холодным и спокойным... но сил на это не было совершенно. Тем более, что Анакин сам в ней тонул, захлёбывался, понимая: смысл отныне у него один — найти, настигнуть, уничтожить Вейдера, это... это существо, которое отняло всё, отняло не только у него, но и у его сына.

У сына Падме.

Люк

Мастер-джедай согласился вместе идти на базу. Что-то (Сила, конечно Она) притянуло его к Хоту, и он нарвался на имперский флот, который его и вынудил к экстренной посадке. В паре сотен шагов от умиравшего Люка. Вот и верь после этого таким атеистам, как Хэн!

Впрочем, он-то джедаем не впечатлился, только спросил — мол, что, этого тоже Вейдеру на убой везём?

— На убой Вейдера было бы точнее, — чуть улыбнулся мастер.

— Старик тоже так думал, — буркнул Хэн.

Но Люк-то знал: Бен вовсе не собирался убивать. Он собирался погибнуть — и погиб, очень красиво убившись о давнего врага и тем обеспечив им отход. Люк спрашивал у мастера — неужели не было другого пути? Тот кривился и говорил, что Бен искупал какую-нибудь вину или делал ещё что-нибудь бессмысленное и философское. Это в его духе, говорил мастер.

— А почему вы только теперь решили его убивать? — спросил Люк.

— Так вышло, — мастер пожал плечами. — Раньше его существование меня не задевало. Это Сила, она... такая, — и улыбка у него вышла почти страшная.

Как будто он знал какой-то особенный секрет, который вывернул бы всё наизнанку.

— Вейдер будет нас ждать на Беспине, — сказал он. — Там будет ловушка. А мы поймаем его.

Он был таким спокойным, что Люк даже поверил: поймаем. Справимся.

* * *

Мастер вообще был очень спокойным, почти чересчур, как будто его ничего не могло затронуть слишком глубоко. Когда все вокруг стояло на ушах и металось, силясь уйти от ещё не начавшейся атаки хоть куда-нибудь, он неспешным шагом прошёл к командному пункту и спокойным, железноватым голосом начал отдавать команды, как будто всегда только этим и занимался. На прямой вопрос он пожал плечом и ответил:

— Мы все были тогда генералами, на той чёртовой войне — и мастера, и рыцаря.

Он говорил вот так, неправильно — "рыцаря", не "рыцари", и это было словно ещё одним доказательством того, что мастер — настоящий, не подделка.

И он много-много знал про Анакина Скайвокера. Каким тот был джедаем — выходило, что не лучшим, зато человек хороший, а это куда важнее. Каким тот был пилотом — лучшим на свете. Каким генералом — тоже из лучших. Одна беда, гордился этим сверх меры, говорил мастер. Но ведь это не смертельно, это проходит с возрастом, — думал Люк. Прошло бы, если бы Анакин... если бы папа смог до возраста дожить. А он не смог. Потому что Вейдер.

— Он как черта, и такой же чёрный. Было — и перечеркнуто, нет теперь. Ни тёти, ни дяди, ни Биггса, а Биггс был такой славный...

И мастер кивал, должно быть, вспоминая своих умерших:

— Ничего. Любую черту сотрёт простой ластик.

— Но и перечёркнутое...

— Так. Сделанного не переделать, Люк-сын-Анакина. Но предотвратить новые жертвы — можно и нужно.

Умный и спокойный, хоть и смешливый. Когда Люк отходил после поцелуя Леи, задразнил его дурной наследственностью — дескать, куда это годится, отец в сенатора влюблялся, теперь и сын туда же.

Мама, оказывается, была сенатором от Набу. А Люк-то думал, какая-нибудь местная фермерша, вроде тёти Беру.

Анакин

Да, сильно его изумил тот факт, что Органа со своей Брехой всё-таки ухитрились как-то размножиться, и даже с не самым катастрофическим результатом. Девицу звали Лея и больше всего она напоминала Падме в худшие её дни, когда проблемы сыпались метеоритным дождём, близости не предвиделось, а очередные набуанские родственники решали позвонить и побеседовать по душам. Так вот, Лея вела себя так, словно каждый её собеседник был тем самым негодным родственником, отрывающим её от датапада с рабочими материалами, дедлайн по которым сгорел ещё позавчера. В остальном она была неплоха и в целом терпима.

К изумлению всех, в эвакуацию она прошествовала прямиком к люкову крестокрылу, заскочила в него, усадила астродроида в гнездо и смоталась прежде, чем хоть кто-нибудь сообразил вопросить, какого чего она отправилась куда.

Сын волновался, а Анакин забавлялся собственным умилением от его влюблённости — и тем, Сила предвечная, как же они похожи, и только хмурый вечно невыспанный кореллианец Соло невозмутимо прорёк, что Лея непременно погибнет, и никто её не оплачет — ибо так ей и надо.

* * *

А Вейдер ждал на Беспине.

И они летели на Беспин.

Всё просто: если тебе готовят ловушку — замани в неё врага. Не рой яму, сам свалишься, и всё такое. Это проходят ещё юнлинги.

Облачный Город будет пуст, когда до него доберётся неповоротливый супердредноут Вейдера. Никого, ничего, кроме одинокого мастера Скайвокера, человека, которого Вейдер однажды сумел убить. В спину, не иначе, ведь в фехтовании этому мастеру равных тоже нет, и единственный его грех — то, что скромный слишком... План, конечно, был сляпан на коленке, но на первый (да и на второй) взгляд ничего так, воду держал.

Люк

Вблизи Вейдер был ещё мерзее, чем издали. И страшнее, да, но главное — именно мерзее.

Нелепая, нескладная груда металла, собранная в подобие человека, одетая в подобие одежды и увенчанная вместо головы тоже подобием — подобием шлема, забрало которого походило больше всего на гигантскую мушиную башку: с этими глазами-плошками, с кнопкой на кончике хоботка...

И мастер, и Бен говорили, что Тьма искажает человека, и Вейдер был тому свидетельством. Ведь не мог же он быть таким же, когда учился у Бена (может быть, вместе с папой)? Не мог. Значит, когда-то и он был просто джедаем, с руками, ногами, с лицом, может, даже, ничего так симпатичным. А стал — Вейдером, нелюдью чёрной.

Мастер, меж тем, шагнул ситху наперерез. Люка аж резануло поперёк груди где-то, столько в мастере было сдержанного под этим его спокойствием гнева. Как если бы он шагнул на черную землю близ вулкана — а она только тонкая корка над бушующим вечным огнём.

— Ты? — выдохнул Вейдер.

Мастер склонил голову набок, и Люк был уверен: он ухмыляется.

— Я. Ты убил мою жену, ты убил моих близких, моего учителя, и того убил. Ты осиротил моего сына и разрушил мой мир, за который я сражался. Я не прощу тебя. Я пришёл мстить.

И Вейдер захохотал.

Это было тем страшнее, что ничто не изменилось, даже поза, даже руки всё так же были спокойно опущены вдоль тела. Просто нечеловеческий басовитый хохот, доносящийся из динамика. Наверное, его записывали отдельно и загрузили в память вейдерова компьютера, таким этот хохот был чужеродным.

Отсмеявшись, Вейдер сказал:

— Сколько страсти в твоей ненависти. Всё же ты создан для Тёмной Стороны, не для Светлой.

И эмоций в его голосе не было, как не бывало никогда.

— Думаешь, что знаешь всё? — продолжил ситх. — Но ты не знаешь, что у меня под маской. Кто у меня под маской.

— И кто же? — скучающим тоном вопросил мастер.

— Анакин Скайвокер, — ответил Вейдер. — Я не убивал его, видишь ли. Я — это он. Я — это...

Анакин

— ...ты.

И это не было ложью. Искажённый Тьмой, изуродованный, состарившийся — перед ним стоял он сам и смотрел на него сквозь выпуклые окуляры с его привычной насмешкой, с его выжидательным интересом: ну, что дальше, что ты на это скажешь?

— Поражён? Изумлён? Оскорблён? Не в силах принять правду? — веселился он-Вейдер напротив.

Анакин медленно, словно с трудом, поднял опустившуюся было голову.

— Ты убил мою жену, — сказал он тихо. — Моих близких. Моего учителя, хоть он и дурак. Ты осиротил моего сына и разрушил мой мир, за который я сражался. Ты убил меня. Я не прощу.

Гнев, ещё мгновение назад заполнявший весь мир, схлынул, как приливная волна, и оставил лишь покой, почти весёлый, почти отрешённый.

За спиной — Люк, которому не суждено любить Лею, потому что она (в миг такого покоя мир видится кристально ясно) его сестра. И Хэн, клятый он атеист. И вся эта клятая, сорок раз сарлакком драная Галактика, которой вовсе не нужны никакие Вейдеры, которая хочет мира и покоя.

Впереди — он сам, такой, каким должен стать потом, потому что нельзя вечно умирать от скромности, рано или поздно придётся за это поплатиться.

— Я Избранный, — так же тихо сообщил он. — Ты хорошо учился, я-то знаю. Ты точно помнишь, что такое эффект Блиновича.

Окрылённый настигшим его пониманием, Анакин шагнул вперёд.

— Это сотрёт нас из времени! — крикнул ему Вейдер.

— Ну да.

— Сотрёт меня!

— Ну да.

— Меня... тебя... нас не будет! — он пытался уйти от вытянутой вперёд руки, он выставил перед собой меч, но ему недоставало спокойствия для правильного боя.

— И не было.

На душе было легко и ясно, как в набуанский полдень, и даже в ушах звенело, словно все кузнечики озёрного края вдруг оказались здесь, среди стерильно-белого пластика фабричного города.

Убери камень — и лавина не обрушится. Убери человека — и ничего не случится. Игра будет переиграна по-новой, узор сложится иначе... поток, обузданный некогда обнаглевшим ситхом, не хлынет в хрупкий сосуд женского тела, а ударит по обуздавшему, оборвав его жизнь на взлёте коварных планов.

Равновесие не будет нарушено.

Избранный восстанавливает равновесие.

Всё просто.