Еще один шанс (джен)

Девушка быстро спрятала руки в карман передника — прикасаться к протянутой мохнатой лапе неведомого зверя, чтобы поздороваться, она не собиралась. Лучше воздержаться и не трогать ничего подозрительного. Иначе можно и болезнь какую-нибудь подхватить, неизвестно, когда удастся вымыть руки с мылом в следующий раз.

— Ты кто? — спросила она, напряженно вглядываясь в существо, которое то появлялось перед ней, то исчезало, словно растворяясь в воздухе, а потом снова материализовывалось: то справа, то слева от нее.

Зачем она спросила? А если оно ответит и задаст ей точно такой же вопрос? Девушка громко фыркнула — она даже имени своего не помнит, поэтому ничего не скажет. И пусть эта тварь сочтет ее невоспитанной, но она все равно не сможет сказать, кто она.

— Кот я, — ответил зверь, невесомо пристроившись у нее на плече.

— Коты такими не бывают, — ответила девушка и, вынув руку из кармана передника, попыталась скинуть с себя навязчивое существо.

Но оно успело переместиться на другое плечо, а рука лишь прошла сквозь что-то вязкое и тягучее.

— Коты бывают всякими, — усмехнулся зверь прямо ей в ухо. — Учеными, например, дикими, домашними, бродячими, злыми, добрыми и чеширскими, в конце концов.

— А ты какой? — спросила девушка и прищурилась. Не нравился ей этот кот. Он мало походил на того маленького зверька, которого она иногда видела в своих снах и с которым когда-то играла. Это, пожалуй, были ее единственные воспоминания. Когда это было?

— Ладно, — цыкнув через губу, зверь материализовался рядом с ней и сплюнул прямо себе под лапы, — я пошутил. Я не кот, я Ракета — Реактивный Енот, наделенный умом и сообразительностью, а также способностью передвигаться на задних лапах, метко стрелять из двух передних лап по-македонски и нести полную чушь. Впрочем, все свои достоинства я могу перечислять бесконечно, поэтому остановимся на этих, самых лучших.

Девушка громко рассмеялась:

— Помимо прочего, ты обладаешь завидной скромностью.

— Не без этого.

Ракета потупился, спрятал передние лапы за спину, а левой задней покрутил по дорожке — когда надо, он мог быть и скромным. Не сложно Еноту с его способностями. Но случалось это крайне редко, обычно ему приходилось много стрелять, пока он вел своих подопечных к Вратам просветления.

— Ну, уж если ты такой разумный, так много знаешь и умеешь, скажи тогда, кто я? — хмыкнула девушка.

— Да без проблем, — тотчас весело отозвался Енот, подняв голову, — только сейчас это тебе вряд ли поможет. Ты сама, не без моей помощи, разумеется, должна пройти путь, в начале которого стоишь, чтобы вспомнить все. Но если тебе так интересно, могу сказать, что зовут тебя Алиса, так, по крайней мере, тебя звали раньше, примерно лет десять назад, пока ты не попала в заброшенную колонию для психически больных, попросту говоря, в психушку.

— Куда-куда я попала? — нахмурилась девушка.

— Я разве невнятно сказал? — спросил Ракета, усмехнувшись, и на всякий случай потрогал лапой свои речевые анализаторы. — Ты не в своем уме.

— А в чьем? — недоверчиво поинтересовалась Алиса.

Вот так всегда — в самом начале никто не верит в благородные порывы его души. А он, между прочим, не всем помогает, а только избранным, им избранным, то есть тем, кому можно вернуть и память, и сознание, и ум. Вот ведь и Алиса — не мнит себя ни капитаном Америка, ни Наполеоном, ей надо лишь осознать саму себя. А для этого, как бы жестоко это ни звучало, ей надо пройти по дороге к Вратам просветления, уничтожая всех монстров, встречающихся на пути, при этом стараясь не перепутать их с друзьями.

Это тяжело, кто бы спорил, но возможно. И он, Ракета, призван ей помочь. Но Алиса стоит, как истукан, по-прежнему спрятав руки в свой детский передник, и боится прикоснуться к нему: а первые шаги по дороге им надо пройти так — рука в лапу. Он может еще немного подождать — время пока есть, но когда перестанет действовать снадобье, которое он подсунул ей вместо лекарства, то будет уже поздно.

Прошло еще несколько минут томительного ожидания. Ракета забеспокоился: плохо дело — не хочет Алиса включать сознание. Он и так прикидывался чеширским котом, и про психушку упомянул, чтобы она начала хоть что-то вспоминать. Но все бесполезно.

— В недрах тундры выдры в гетрах… — запрыгал Ракета по дороге, произнося вслух скороговорки и одновременно тренируя речевые анализаторы. Он всегда так поступал, когда делать особо было нечего, все же он Реактивный Енот, наделенный разумом, а не кот какой-то, чтобы эти, как их, меховые шарики от нечего делать вылизывать. Интересно, а чеширские коты этим тоже занимаются в свободное время? Об этом он как-нибудь спросит Чешика, когда встретит его. — Тырят в ведра ядра кедров.

— Выдрав с выдры в тундре гетры... — неожиданно произнесла Алиса, вспомнив продолжение скороговорки. — А кто такие выдры? — спросила она и нахмурила лоб.

— Пойдем, — Ракета протянул Алисе лапу, пока у нее появился хоть какой-то интерес, — если нам повезет, то мы встретим их по дороге.

Она, как перед прыжком в неизвестность, зажмурилась, но руку Еноту все же протянула. Лапа у Ракеты оказалась, на удивление, мягкой. Алиса открыла глаза и собралась сделать первые шаги по дороге, как вдруг... Как вдруг совсем рядом появился Белый Кролик с розовыми глазками!

Как и положено, остановившись на секунду, Кролик достал из жилетного кармана настоящие часы и, едва взглянув на них, опрометью кинулся бежать, но не по дороге, хотя по ней было бы гораздо удобнее, особенно, когда куда-то опаздываешь, а по высокой траве, росшей по обочине.

— Это он, я его вспомнила! — закричала девушка и со всех ног пустилась за Кроликом вдогонку, но лапу Енота из руки не выпустила, словно была к ней приклеена.

— Стой, ненормальная, — попытался предостеречь ее Ракета от опрометчивого поступка, ведь с Кролика все и началось. Именно из-за него она оказалась там, откуда он пытался ее вытащить.

Только где уж там! — Алиса бежала так быстро, что не было никакой возможности остановить ее без применения силы.

— Он монстр, враг номер один, — вздохнул Енот, вися у девушки на руке и болтая лапами в воздухе. Только вряд ли Алиса сейчас ему поверит. До всего она должна дойти своим умом, а пока не может этого сделать, так как не в своем уме. Парадокс парадоксов.

— Не отставай, негодница Мэри-Энн, — взвизгнул Кролик и исчез в большой норе рядом с дорогой.

Алиса замерла на месте, как вкопанная, совершенно не собираясь ринуться за ним следом.

— Как он меня назвал? — спросила она, внимательно глядя на Ракету.

Тот свободной лапой почесал за ухом.

— Если я не ослышался, то Мэри-Энн, — произнес он как можно равнодушнее.

— А ты сказал, что я Алиса.

Она продолжала внимательно смотреть на Енота.

— И кому я должна верить?

Ракета пожал плечами. Что он мог ей сказать? Он обязан ее только сопроводить, а решения Алиса должна принимать сама. Если решит, что она Мэри-Энн, то ею и будет. Она должна сама и только сама расправиться с внутренними и внешними монстрами, а он может ей только помочь, стреляя прицельно из двух лап...

— Вытру выдрой ядра кедра, — зачем-то сказал в ответ Енот и попрыгал на месте с лапы на лапу. Это лучшее, что он смог придумать.

Алиса вздохнула и отпустила лапу Ракеты. Тот нисколько не заволновался — назад она не пойдет, на других многократно проверено, только вперед. Любопытство, что же ждет ее за углом, ну, или в норе, в которую юркнул Кролик, свойственно человеческой натуре, а в этом месте дорога делала крутой поворот.

Енот все прыгал туда-сюда по дороге, а Алиса продолжала стоять на одном месте, не делая попыток пойти вперед. Но и назад она не оглядывалась. Зачем? Она не понимала, почему побежала за Белым Кроликом.

— Вытру гетрой выдре морду — выдру в тундру, ядра в ведра, — наконец произнесла Алиса и решительно направилась дальше. — Что там?

— Я не знаю, — Ракета поспешил за ней. Он не лгал, ему, действительно, не было известно, что может ожидать их на пути...

Прямо за поворотом, на красном в белую точку мухоморе, нарядно расположилось насекомое ядовито-синего цвета, судя по всему гусеница мотылька или бабочки. Гусеница и Алиса довольно долго пялились друг на друга.

— Абсолем, — в конце концов, представилось насекомое. Перед ним стояла бутылка, судя по надписи на этикетке — это был виски, и широкий бокал, в который тот наливал жидкость из этой самой бутылки. Гусеница Абсолем произносил какие-то, не совсем понятные слова, а уж потом, широко открыв рот, опрокидывал содержимое бокала в себя.

Алиса же, скривившись, произнесла:

— Фу, какая гадость!

Ракета занял выжидательную позицию позади Алисы. Он был полностью с ней согласен. Только не совсем понятно было, к чему или к кому относилось сказанное ею — и гриб, и Гусеница выглядели не самым лучшим образом. А, может, и ко всему сразу. Но, в любом случае, если ты живешь здесь, то надо соблюдать порядок, хотя бы в своем жилище, а не гадить там, где спишь и ешь, — решил Енот, поморщившись от неприятного запаха.

— Мадам, держите себя в руках, — еле ворочая языком, произнес Гусеница и, отправив в рот еще одну порцию жидкости из бутылки, спросил, медленно произнося слова:

— Кто вы такая?

— Чертов морализатор, — негромко проворчал Ракета. — Кто бы давал советы?

— Да, — Абсолем все же его услышал. — Я такой, — и гордо вскинув голову, добавил:

— Я — личность. А кто вы?

— Я тоже личность, — не совсем уверенно произнесла Алиса. Она не понимала, зачем поддержала этот бессмысленный разговор, но слова были уже произнесены.

— Не уверен, — ответил Гусеница. Он расположился поудобнее на грибе и приготовился к долгим спорам.

Ракета молчал — ему было абсолютно все равно, личность он или нет. Это Алисе важно, а ему и так сойдет. К тому же, он прекрасно знал, что пьяные считают, что они говорят умные вещи, на самом же деле — несут полную околесицу. Он не имел привычки возражать им.

— Я придерживаюсь философских взглядов Локка, — многозначительно изрек Абсолем. — А вы?

Алиса почувствовала, как в ней закипает злость: на себя, на своего нетрезвого собеседника, на неизвестного ей Локка, на Енота, который спрятался за ее спиной. По-хорошему — надо было бы уйти, но ноги не слушались, и она продолжала стоять на месте.

— Вы не ответили на мой вопрос?

Гусеница влил в себя еще порцию виски.

— Я что-то плохо помню, о чем упоминал Локк, — промямлила Алиса и нервно потеребила свой передник. Она чувствовала себя так, словно перед классом отвечала невыученный урок, и от этого только злилась сильнее.

— Локк... — многозначительно произнес Абсолем и помотал пустым бокалом возле лица Алисы, чего делать совсем не следовало. Алиса еле сдержалась, чтобы не вырвать из лап у мерзкого, синюшного насекомого бокал и бутылку, и не настучать ими же Гусенице по голове. — Главная его заслуга состоит в том...

И он пустился в длинные и ненужные рассуждения, которые Алисе были совершенно непонятны. Она иногда кивала в ответ, как бы соглашаясь. Стоило бы взять и уйти, но Алиса была хорошо воспитана, она вдруг это вспомнила, и в середине разговора, пусть и абсолютно бессмысленного, не могла позволить себе этого сделать.

— Согласно его теории, — Гусеница опять покрутил пустым бокалом возле лица Алисы, — личность осознает себя как таковую только тогда, пока помнит собственное прошлое. А вы?

Алиса хотела согласно кивнуть, но почувствовала, как ее задели за живое. И что с того, что она не помнит, что с ней произошло?

— Итак, начнем сначала, — сказал Гусеница, влив в себя еще порцию виски, — кто вы такая?

Алиса, теряя всякое терпение, спрятала руки в передник, и тут пальцы нащупали что-то холодное и острое.

— Не надо выходить из себя, — сказал испуганно Абсолем, заметив, что выражение лица девушки изменилось с добродушного, хоть и раздраженного, на злобное.

Но было уже поздно.

«Отрубить ему голову», — в памяти возникли чьи-то слова, сказанные кем-то давным-давно. Алиса яростно взмахнула ножом…

Ракета, по-прежнему стоявший за ее спиной не успел ничего сказать или предпринять. Ему только оставалось выхватить пистолеты и приготовиться защищать Алису, если пойдет что-то не так. Она сама решила — друг перед ней или враг.

Из глубокой раны на шее Гусеницы толчками потекла жидкость. Ее можно было бы принять за медный купорос, если бы не сильный алкогольный запах. Она окрасила в синий цвет и шляпку гриба, и траву, росшую возле его ножки. Гусеница захрипел и завалился на бок, глаза его, от удивления, вылезли из орбит — он хотел только поговорить, пофилософствовать.

Алисе стоило бы остановиться — пьяный враг повержен. Только где там? Она взмахнула ножом еще раз, ударив в бок Гусеницы, а потом двумя руками воткнула нож в живот насекомого по самую рукоять и провернула его. Но и этого ей показалось мало. Она рванула нож на себя, вспарывая Гусеницу, словно консервную банку и разваливая его на две половинки. А потом принялась кромсать на части то, что осталось от недавнего собеседника.

Сдерживая рвотные позывы, Енот старался не смотреть на то, что происходило на грибе, который теперь походил больше на поле боя, чем на тихий, домашний очаг, каким он был всего несколько мгновений назад.

Руки ее приобрели характерный синий цвет — теперь, при всем желании, Алиса не смогла бы отвертеться и сказать, что это не она сделала, а некая Мэри-Энн. Некогда белоснежный передник утратил первозданную чистоту.

— Растоптать все до последнего кусочка! — бешено вращая безумными глазами, закричала Алиса не своим голосом. Она старалась раздавить ногами синие ошметки на траве, ничего не пропустив. — Отрубить ему голову!

Ракета брезгливо приблизился к Алисе, в такую минуту спорить с ней не следовало. Он старался босыми лапами не наступать там, где все еще лежали шевелящиеся остатки Гусеницы. Он многое повидал на своем веку, но такое... То ли снадобье так подействовало на больной мозг Алисы, то ли она, на самом деле, настолько безумна? Но делать нечего — он сам ее выбрал, чтобы провести к Вратам просветления и вернуть ей память. И что бы ни происходило, он обязан ее защищать и оберегать. А с пьянством, наверное, так и надо бороться — одним взмахом ножа избавляться от него, иначе затянет, зафилософствует, заговорит. И можно застрять на одном месте, выпивая стакан за стаканом. А жизнь так и пройдет мимо.

Вдруг Алиса замерла на месте, огляделась по сторонам. Она выронила нож из перепачканных синих рук — он ей больше был не нужен, беспомощно опустилась на траву, собираясь от ужаса разрыдаться в голос...

И проснулась.

В комнате мерно жужжал вентилятор, создавая иллюзию легкого ветерка в душном помещении.

Она огляделась по сторонам: все по-прежнему — четыре белых стены, никакой дороги, леса, гриба с Гусеницей.

Хорошо, что она спала, а это все ей только приснилось, и она никого не убивала. Этот страшный сон оставил неприятный осадок на душе. Алиса нахмурилась, но потом улыбнулась.

Она вспомнила. В старом сне, из далекого прошлого, Гусеница тоже был неимоверно нудный, но он не пил, а курил кальян. И зачем люди курят?

Теперь этот вопрос занимал ее гораздо больше, чем то, что произошло во сне.