Долгий путь (гет)

А с годами это стало происходить все чаще...

Алисе двадцать пять.

Она приехала домой — совсем ненадолго, столько дел, задержаться никак не выйдет. Но семейный ужин пережить придется. Алиса гипнотизирует рыбу на своей тарелке и отчаянно пытается вспомнить, как же её едят. В смысле, правильно едят, ножом и вилкой, а не китайскими палочками. Все же ужасно не хочется расстраивать маму, она и так сильно сдала за последнее время. Дурацкая рыба раздражает с каждой секундой все сильнее. Словно откуда-то издалека доносится мамин голос:

— Алиса, что нужно сказать?

И она отвечает, не отрывая взгляд от тарелки и несколько растерянно.

— Голову с плеч?

Тишина в столовой заставляет её поднять голову и осознать, что прозвучало что-то неуместное. Алиса даже успевает испугаться реакции родных, но, оказывается, они успели со многим смириться.

— Приятного. Аппетита, — с расстановкой отвечает миссис Кингсли и с обреченным вздохом закатывает глаза. Старшая сестра тихонько фыркает в салфетку, а зять ворчит себе под нос: "Эти твои выходки..."

Да, репутация у Алисы Кингсли та еще. Женщина-торговый агент, совладелец успешного бизнеса. Дерзкие операции — махинации, как шипят за спиной конкуренты — в Китае и Сингапуре. Личное участие в первых экспедициях на новых направлениях. Близкое общение с аборигенами — для уточнения рынка спроса и предложения, но слухи, слухи!

Алиса еще не осознала, что с такой репутацией она может позволить себе если не все, то очень и очень многое. Ничего. К сорока годам она осознает это со всей ясностью.

* * *

Шляпник вдруг замирает, уставившись на Белую королеву остекленевшими глазами. Она аккуратно вынимает из его пальцев иглу с ниткой и начинает растирать похолодевшие ладони. Когда он вздрагивает и наконец-то осознанно смотрит в лицо Её Величества, ей кажется, что Шляпник чем-то напуган и смущен.

— Что случилось, друг мой? — как можно мягче спрашивает Королева.

— Вы вдруг сказали... — Шляпник сбивается и не сразу может выдавить слова, — голову с плеч?

"Ох". Белая Королева прикасается кончиками пальцев к рыжим волосам Шляпника, щекочет за ухом, ласково проводит по бледным щекам и, наконец, прижимает указательный палец к кончику его носа.

— Я сказала: "Торт. Бы. Испечь". Шляпник, ты знаешь, что такое торт?

— Не уверен. Зато я знаю, что с ним делать, если он есть. Его надо съесть! Но торта ведь нет? — он наклоняет голову. Безумие в его глазах уже сменилось озорством.

— Пока нет. Зато я знаю, что надо сделать, чтобы торт был. Надо устроить бал! — Королева взмахивает рукой и сбивает шляпу с головы своего гостя.

— Гениально! — восклицает тот и, ловко поймав шляпу в воздухе, превращает это движение в изящный поклон. Он подает руку Её Величеству и ведет её в бальный зал: собирать придворных, объявлять бал, придумывать торт.

Но в безумной голове Шляпника упрямо бродит мысль, что он вполне мог бы вести на бал и другую девушку, очень живую и отважную. Они бы перемигивались с Королевой за спиной у Шляпника, и придумывали бы всякие каверзы, и смеялись бы. И победили бы все кошмары. Вместе.

А Белая Королева с тихим вздохом вспоминает Бравного воина, храброго рыцаря, который столько для них сделал и которого ей так не хватало. Он Вострым мечом разрубил бы торт, и испачкал бы кремом свой доспех, а когда Шляпник начал бы смеяться, устроил бы стрельбу оливками — все равно их никто никогда не ест. И мрачные тени прошлого обломали бы себе все зубы!

Думают они об одном и том же человеке.

* * *

Алисе тридцать два. Бенджамену шесть с половинкой. Маркизе Мариэтт почти что вечность. Алиса и Мариэтт ужасно недовольны друг другом. Претензий Мариэтт хватит на целый список: Алиса двигается слишком быстро и порывисто, совсем неподобающе для юной мисс. Руки Алисы грубы и неухожены. Алиса нагло заняла ее любимое место у камина, могла бы быть повежливее в гостях! Алиса неправильно пахнет, не маслами и духами, а чем-то острым и пряным. От этого запаха свербит в носу. Маркиза Мариэтт звонко чихает и осуждающе глядит на Алису. Та изображает реверанс и насмешливо спрашивает:

— Предложить вам платок, ваша светлость?

Бенджамен весело хихикает и пытается погладить Маркизу. Мариэтт ловко уворачивается, трет лапой нос и, гордо распушив хвост, удаляется из комнаты.

— Тетя Алиса, почему ты не любишь Маркизу Мариэтт?

— Потому что она не улыбается, Бенджи.

— Но она ведь кошка!

— Вот именно, — веско говорит тетя Алиса и придвигает к себе их общий рисунок. — Вот именно.

Сильно нажимая на карандаш, она рисует в небе над домиком Бенджи чью-то одинокую улыбку.

* * *

В окне лаборатории появляется улыбка. Вслед за ней возникают уши, лапы и хвост.

— Ну здравствуй, Честер, — Белая Королева не отрывает взгляд от сияющего фиала с какой-то гадостью. Кажется, это глазные яблоки: все разных цветов, все лихорадочно вращаются. — Заходи, не стесняйся, сегодня ничего ядовитого.

Уши идут на шкаф — собирать паутину. Лапы идут под стол — недовольно топтаться по мышиным шерстинкам — Её Величество полбанки извела, пока нашла идеально черную. Хвост обметает подоконник и устраивается поудобнее. Улыбка цыкает зубом, и Чеширский Кот возникает уже в полном комплекте.

— Р-работаешь?

Королева молча кивает.

— А у Шляпника чаепитие.

Где-то здесь была вулканическая пыль...

— Тос-скует, хандр-рит, пр-ребывает в депр-рес-с-сии, — с видимым удовольствием проговаривает Чеширский Кот, шевеля усами и ушами.

Королева снимает с левого уха Кота самую длинную паутинку и бросает всё в тот же фиал.

— Скуча-ает, — зевает Кот и зажмуривает глаза.

Королева с трудом пропихивает через узкое горлышко фиала чей-то крупный клык, сдувает с лица выбившуюся из прически прядь.

— А ты? — открывает Кот правый глаз. Левый глаз исчезает вовсе.

Её Величество сосредоточенно отсчитывает капли крови.

— И я скучаю, — жестко говорит Королева. После девятой капли она затыкает фиал пробкой и взбалтывает его одним круговым движением. Гадость в фиале вертится быстро-быстро, размазывается, теряет очертания и вдруг... становится чем-то абсолютно иным. На мгновенье в глубине сверкает блеск Вострого меча, в клубах дыма расправляет крылья Абсолем.

— У Вас-с все получится, и она вер-рнётся, — уверенно заявляет Чеширский Кот. — И что тогда?

Королева с трудом отрывает взгляд от фиала и смотрит на него.

— Я — не моя сестра, не Красная Королева! Я умею любить, — Её Величество чуть смущенно улыбается. — И умею делиться.

С громким хлопком фиал взрывается внутрь самого себя. По лаборатории будто проходит маленький смерч.

Белая Королева сидит на полу и перебирает мышиные шерстинки. Её прическа в полном беспорядке, платье уже далеко не белое.

— Ты ведь все понимаешь, Честер. Я не могу работать с памятью человека, который жив и находится там. Мы разбиты на крохотные осколки в её воспоминаниях. И жизни не хватит чтобы собрать нас и вспомнить! — Королева в отчаянии сжимает кулаки. Мышиные шерстинки вновь разлетаются по полу. Она быстрым шагом выходит из лаборатории и захлопывает за собой двери. На сегодня с неё довольно. Она пойдет к Шляпнику: тосковать, хандрить и пребывать в депрессии. Вдвоем они будут скучать чуточку меньше.

Чеширский Кот провожает её взглядом правого глаза и медленно начинает таять в лучах восходящего солнца. До последнего висящая в воздухе улыбка тихонько мурлычет: "И жизни не хватит... А если очень-очень долгой жизни?"

* * *

Алисе сорок. Это много, но это не повод отказываться от новой шляпки. Она рассматривает ателье. Все не то, все не так. Слишком сухо и пресно. "Классика!" — говорит хозяйка ателье. Но ей не нужна классика, ей не хватает...

— ...безумия! Да, да, я так ей и сказала — на грани безумия! — резкие голоса слышатся из-за стеллажа. — Милая Кэтрин, если твоя модистка сошла с ума, просто уволь её, а не отпугивай покупателей её не-нор-маль-ны-ми поделками!

Мисс Кингсли видит предмет спора и замирает. Это не шляпа, это Шляпа. Странная, ассиметричная, она украшена не цветами и лентами, а кусочками и обрывками разных тканей, пучками ниток, пуговицами. Алиса завороженно шагает вперед и вынимает свою шляпу из рук двух глупых, сухих и пресных болтушек. Она подносит шляпу к лицу, пристально смотрит в нее, как в зеркало, и нежно шепчет:

— Не надо расстраиваться, дорогая, они просто ничего не понимают, — и аккуратно опускает Шляпу себе на голову.

Алиса поворачивается к зеркалу, по-птичьи склоняет голову к плечу и спрашивает:

— Дорогая Шляпа, Вам уютно? Какой открывается вид? Прелестно, не правда ли?

Мисс Кингсли, сорокалетняя обеспеченная дама из высшего общества, делает несколько дичайших танцевальных па — высоко подкидывает колени, кружится на месте, подпрыгивает, — и хозяйке ателье, миссис Кэтрин Торн, ужасно хочется вызвать священника. Или санитара из Бедлама. Алиса Кингсли пританцовывая подходит к Кэтрин, выкладывает на прилавок горку каких-то купюр и монет. Потом наклоняется и доверительно шепчет Кэтрин на ухо:

— Безумная Модистка, вероятно, родня Безумному Шляпнику? — Алиса смеётся, как девчонка, подмигивает ошарашенной хозяйке и разворачивается на каблуках. Взлетают юбки, что-то грохается с вешалки.

Миссис Кэтрин Торн наконец-то может перевести дыхание и перекреститься. Она опускает взгляд на прилавок и видит оставленные Алисой деньги — английские фунты, французские лиры, какая-то ерунда с иероглифами. Не сразу Миссис Торн осознает, что на прилавке лежит её месячная выручка, быстрым движение смахивает деньги в ящик и бросается вслед эксцентричной покупательнице: подавать зонт, придерживать дверь, хвалить её вкус и выбор, уговаривать заходить ещё.

* * *

Безумный Шляпник улыбается. Сегодня ночью ему приснился сон. Он, правда, его сразу забыл, зато он не забыл это чувство. Случилось что-то очень хорошее, очень радостное и долгожданное. Назад не повернуть. Теперь всё точно будет хорошо.

— Светиш-шься так, что от тебя сейчас начнут отскакивать солнечные зайчики, — томный мурлыкающий голос раздался из-за спины. Всё верно, на рабочем столе, обхватив по своему обыкновению всеми лапами и хвостом их любимую шляпу, устроился Чеширский Кот. — Пр-ритуши сияние, сегодня мне лень ловить этих свер-ркающих надоед. Угости меня чем-нибудь более питательным, чем твоё хор-рошее настроение, будь добр-р.

Шляпник смеется и приносит сливки и куриный фарш. Он отмечает, что его пушистый гость выглядит как будто потрепанным, почти изможденным. Да и хвост вроде бы...

— А что с хвостом? — изображая крайнюю степень изумления шёпотом спрашивает Шляпник.

— А что с хвостом-то? — не отрываясь от сливок переспрашивает Кот и выгибает хвост вопросительным знаком.

— Раньше полосок было девять, а осталось только... — он не успел сосчитать, шесть или семь, не больше семи, это точно. Случилось "п-шшш", растекся зеленоватый туман, и от Кота осталась только ехидная улыбка, продолжающая активно поглощать сливки.

— Полоски, др-руг мой, это дело наживное. А за хозяевами, как показала пр-рактика, надо пр-рисматривать, — "Порой даже ценой полосок", закончил себе под нос Честер, переходя к куриному фаршу.

* * *

Алисе Кингсли под семьдесят. Её обожают внучатые и правнучатые племянники и племянницы. Она уже далеко не так подвижна, как в юности, но все ещё способна метким броском яблока сбить любого хулигана с ограды своего сада. Алису сложно застать дома. Гораздо вероятнее встретить её там, где её уж точно не должно быть. Например в мужском клубе в Лондоне.

Бенджамен Манчестер изо всех сил старается не ухмыляться, представляя любимую тетушку своему давнему приятелю Алану Хортону.

— Очень рад знакомству, мисс Кингсли, очень, — растерянный Алан Хортон явно чувствует себя неуютно, знакомясь с дамой почтенных лет в закрытом мужском клубе.

— Молодой человек, — категорично перебивает его Алиса, — вы курите кальян.

— Эм. Да? — Мистер Хортон отодвигает трубку кальяна подальше и почему-то пытается объясниться. — Мы ведь в курительной, и...

— И вы не голубая гусеница.

— Эм. Нет? — Мистер Хортон не понимает, чего ожидать от сумасшедшей старушенции, и озирается в поисках помощи. Окружающие джентльмены прекрасно осведомлены об особенностях поведения этой "старушенции". На помощь никто не придет.

Все-таки в чопорной Англии хорошее веселое зрелище — это такая редкость.

— Не голубая гусеница, — с сожалением цокает языком мисс Кингсли. — Не беспокойся, мой мальчик, в чем-то это поправимо.

Она решительно достает из сумочки тёмную маленькую баночку, снимает крышку и... Алан не успевает даже отшатнуться, как по его лицу расползается темная липкая масса. Мисс Кингсли ещё что-то говорит, видимо, вежливо прощается, прежде чем отойти к своим деловым партнерам. Алан Хортон ничего не слышит. Алан Хортон не может оторвать взгляд от капли черничного джема, собирающейся у него на кончике носа.

— Бенджи, — шипит он сквозь зубы, — я не понимаю!

— Не переживай, — спокойно и даже чуть меланхолично отвечает Бенджамен и подает другу платок, — её никто не понимает.

— Я не понимаю, почему никто не смеётся! Это ведь позор, — в голосе Алана явно слышны нотки зарождающейся истерики.

— Ничего подобного, мистер Хортон, — подошедший лорд Хастингс ободряюще улыбается. — Мисс Кингсли в нашем клубе уже больше десяти лет, и, поверьте моему опыту, вы ещё легко отделались. Вот теперь вы окончательно стали членом клуба.

— Недурственная у вас церемония посвящения, джентльмены, — только и может проговорить Алан Хортон. Окружающие уже улыбаются и смеются, но судя по доносящимся обрывкам разговоров, не над ним. Каждый вспоминает, через что пришлось пройти ему самому при знакомстве с немолодой мисс Кингсли.

И можно гадать сколько угодно, с чем именно у Алисы Кингсли проблемы — с головой или с чувством юмора. Она и сама пока не знает. Не помнит.

* * *

Белая Королева разбирает бумаги. К сожалению, кроме любимых колбочек, баночек, котелков и их пакостного наполнения, у неё ещё есть королевство. До сих пор не восстановившееся после правления любимой сестрицы. Погода за окном вполне соответствует всем этим печальным отчетам: ветер, противная мелкая морось, туман. В одиночестве она бы совсем впала в уныние. К счастью, она не одна.

Королева придерживает пышные белые юбки и тихонько подходит к столу в углу кабинета. Стол завален рисунками и набросками, чертежами и выкройками. На всей этой горе бумаги сладко спит Шляпник. Белая королева ласково приглаживает его волосы, легко целует в щёку. Шляпник, не просыпаясь, довольно жмурится и обнимает свою Королеву.

Внезапно раздается стук ставней, в кабинет врывается ветер и клок тумана с обрывком какой-то старой бумажки. Шляпник ещё только пытается проморгаться после резкого пробуждения, а туман уже оборачивается Чеширским Котом с обрывком бумаги во рту.

— Я его пыймал, Ваше Величес-ство! — Кот подплывает к столу и бережно опускает изрядно пожёванный листок перед ней.

Белая Королева прижимает его пальцем, чтобы не улетел — в комнате теперь распахнуто окно и гуляет ветер. Они с Шляпником пристально всматриваются в этот клочок жёлтой бумаги и вдруг замирают на мгновенье. После чего вскакивают с мест. Шляпник прижимает бумажку к сердцу, а Королева, зловеще сузив глаза, идет прямо на Чеширского Кота.

И в этот момент Честер верит, что Белая и Красная Королевы — родные сестры.

— Поправь меня, если я ошибаюсь. Ты, блохастый меховой коврик, порвал на клочки Оракулум, летописный календарь всех времен и нашу единственную возможность узнать судьбу Алисы, — Королева говорит тихо, но от этого не становится легче. За её плечом стоит Безумный Шляпник, в его волосах искрятся молнии, а глаза наливаются зеленью. В комнате стремительно темнеет.

— Он сбежал! Я хотел принести его целиком, но сумел лишь схватить страничку про Алису, — растворяясь в воздухе возмущенно оправдывается Кот. Одинокая улыбка обиженно ворчит: "Вот так и помогай людям".

Белая Королева и Шляпник переводят дыхание, переглядываются. Чувство вины вполне уместно, но они успеют извиниться перед Чеширским Котом позже. И неоднократно. Им придется постараться, чтобы заработать его прощение. Но сейчас не ясно главное...

— Где здесь Алиса?

Улыбка Кота подплывает к листку, возникший кончик хвоста указывает на самую большую дырку.

— Она была здесь, только, — пауза, голос Честера становится недовольным, — старая совсем. Это проблема?

— Если ты не ошибаешься и она попадет в Страну Чудес, то нет, совсем не проблема, — Белая Королева счастливо вздыхает, обеими руками хватает улыбку за "ничто" и звонко целует в "ничто" там, где должен быть нос.

От неожиданности Чеширский Кот появляется, сразу падает на пол и отползает под стол. Потому что Безумный Шляпник подхватывает Королеву на руки и танцует нечто воистину безумное, смешивая вальс и жигу-дрыгу. Кот терпеливо сидит под столом.

Потом Королева швыряет в потолок и стены разные колбочки, устраивая настоящий фейерверк прямо в кабинете. Кот благоразумно продолжает сидеть под столом.

Потом Шляпник с Королевой долго целуются. Кот всё ещё сидит под столом.

И лишь потом он залезает на стол и указывает когтем прямо в центр листа Оракулума:

— Я полностью р-разделяю вашу р-радость и надеюсь, что эта закорюка её никак не омрачит.

На бумажке явно прорисован треугольник.

* * *

Алисе Кингсли... О Боже, в те времена столько не жили, поверьте! Но она жива и даже относительно здорова. Пусть волосы её теперь абсолютно седы, зато глаза не утратили своей яркости. Сложнее стало утром подняться с кровати, хотя корсет — ах, корсет! Прошли те времена, когда она гордо игнорировала эту ненавистную деталь одежды — теперь корсет позволяет держать спину прямо и не превращаться в согбенную годами старушку.

— Ну что же, мисс Кингсли, для своего возраста вы...

— Прекрасно сохранилась, доктор Уэйт? — а улыбка у неё абсолютно прежняя, легкая и задорная.

— Я хотел сказать, на удивление всем продолжаете пребывать в добром здравии и здравом уме, — хмыкнул доктор и продолжил складывать свои медицинские штуковины в саквояж. Мисс Кингсли поднялась с кушетки, оправила платье и куда-то отошла. Доктор Уэйт был её давним знакомым и почти что другом семьи. Он впервые пришел в этот дом ещё студентом тридцать лет назад. И оказался единственным врачом, способным стойко переносить все выкрутасы своей удивительной пациентки. Сегодня вроде бы обошлось.

— Пальчики мертвецов? — доктор подпрыгивает и, спешно напяливая на себя очки, оборачивается.

— Где!?

— Да вот же, мой милый доктор, — старушка непосредственно улыбается и сует ему под нос тарелку. На тарелке лежат...

— Дамские пальчики, мисс Кингсли, этот сорт винограда называется дамский пальчик, — доктор Уэйт берет одну виноградину и смотрит на неё с некоторым подозрением.

Да, по поводу "здравого ума" он явно поспешил.

Но эта характеристика никогда ей не подходила. Начни Алиса Кингсли к девяноста годам вести себя нормально — вот был бы повод для беспокойства. Доктор фыркает и бросает виноградину в рот.

* * *

Белая Королева смешивает эликсир Гармонии, который приведёт внешний облик в соответствие с внутренним возрастом. Совиный пух и помет...

Можно было бы взять простейший Молодящий крем, но его действие не бесконечно. Щепотку бессмертника...

А так как человеку взрослому путь в Страну Чудес закрыт, то и станет Алиса вновь юной девушкой. Протёртая печень мертвеца...

Королева прислушалась. Шляпник всё ещё пытается объяснить Честеру основы логики и построения графов, сыпет терминами, ругается эквивалентностью и равносильностью. Безумец учит логике Кота! Блестяще! Кактусовы колючки...

Белая Королева, которая всегда предпочитала математике химию, а логике — литературу, для себя поняла главное: никаких треугольников! Никакой ревности, зависти и вражды. Добавить талой воды...

В Оракулуме была нарисована равносильность — когда любят с равной силой.

Всё просто.

Королева будет с Шляпником только если Шляпник будет с Алисой.

Шляпник будет с Алисой только если Алиса будет с Королевой.

Алиса будет с Королевой только если Королева будет с Шляпником.

Процедить через саван...

Мы все не жадные и все умеем делиться. Мы будем очень счастливы.

А про эквиваленцию пусть вам расскажет этот Льюис... Лютвидж... Кэррол, в общем! Здесь сказка, а не математика.

— Ах, любовь, — слышит Королева у себя над ухом басовитое мурлыканье, — всегда такая мелодр-рама.

И ведь не поспоришь. Не задерживайся там, Алиса. Мы ужасно соскучились.

* * *

Алиса Кингсли умирает.

"Вы уверены? А, казалось, на той неделе я видела её на набережной Темзы. Она собиралась покататься в лодочке с внуками. Упала в воду? Да что вы говорите! Конечно, в её-то возрасте смертельно опасно... Сколько-сколько ей исполнилось? Не может быть!"

Снова пахнет лекарствами. Бенджи ненавидит этот запах. Бенджамен Манчестер, любимый племянник мисс Алисы Кингсли, слишком устал хоронить своих женщин: бабушку, мать, жену. Ему больно и страшно находиться в этом доме. Здесь всегда пахло специями, жарким южным солнцем, солеными парусами и волшебством. Сегодня здесь пахнет смертью. Он рад, что отправил детей и внуков к сестре.

Бенджи трет глаза, пытаясь сдержать слезы, и боится открыть дверь. Он кладет ладонь на дверную ручку и замирает. Из комнаты раздается мужской смех. Бенджи распахивает дверь и видит доктора Уэйта, согнувшегося от хохота. Тётя Алиса лежит в постели, она завернута штук в двадцать одеял и весьма ехидно улыбается.

— Молодой человек, с вашей стороны некрасиво так заразительно смеяться, зная, что плачевное состояние моего здоровья не позволяет мне даже хихикать, — наставительно заявляет Алиса и поднимает взгляд на племянника. — Здравствуй, Бенджи. Что так долго? Писал приличествующую речь для моих похорон? Дрянная затея. Меня гораздо сильнее порадует, если вы с доктором на пару спляшете жигу-дрыгу у моей свежей могилы.

— Ты к нам жестока, тетя Алиса, — отвечает Бенджамен, машинально подхватывая её насмешливый тон. Они общались именно так, подшучивая друг над другом, сколько он себя помнит. — Боюсь, если мы с доком исполним твою любимую жигу, нас придется прикопать по соседству с тобой.

— Вы зря на нас наговариваете, мистер Манчестер, — улыбается отдышавшийся доктор. — Как специалист, я вас уверяю, что нашего с вами здоровья вполне хватит на подобные акробатические номера. А вот за сердечную деятельность зрителей я бы не поручился. Хотя, возможно, пара-тройка инфарктов среди давних доброжелателей мисс Кингсли весьма порадовала бы её бессмертную душу на небесах.

На этих словах Алиса все-таки начинает смеяться. Правда смех очень быстро сменяется приступом мучительного кашля. Мужчины обеспокоенно переглядываются. Доктор Уэйт подаёт мисс Кингсли микстуру и поддерживает старушку, пока она пьет. Бенджамен комкает в руках платок и нервно шепчет: "Неужели совсем ничего нельзя..." Доктор лишь качает головой: "Только облегчить боль".

Доктор Уэйт ожидает долгой агонии, готовит обезболивающие и предупреждает коллег и больных, что проведет несколько дней у постели своей самой первой пациентки. Вместо этого Алиса Кингсли угасает буквально за ночь. Словно спешит уйти туда, где её очень ждут.

Она сжимает в руках свою безумную шляпу и ей чудится чья-то улыбка под потолком. Знакомый и родной голос звучит в ушах: "Это наша Алиса! Я сразу узнал его! Наш любимый Алиса!"

И другой голос — женский, нежный и неторопливый: "Не тряси так нашего бравного воина, ты видишь, она ещё не здесь".

Прикосновение очень тёмных губ, объятие сильных рук и стекло бокала. "Смелее дорогая, не сей раз никаких пальчиков мертвецов". Алиса делает большой глоток. "Только печень и полуистлевший саван, ерунда, не так ли, любимая?"

Алиса Кингсли умерла на рассвете и была очень счастлива.

Но, черт побери, перед самой смертью она заставила двоих почтенных пожилых джентльменов сплясать ей жигу-дрыгу!