Стук по стеклу (джен)

На особняк Форкосиганов уже несколько часов как опустилась ночная тишина, но, конечно же, оруженосец стоял на посту у библиотеки, где до сих пор засиделся за работой премьер-министр адмирал граф Форкосиган. Когда Корделия подошла к дверям, Янковский вытянулся по стойке смирно, но она лишь улыбнулась и неофициально помахала ему рукой.

Янковский тоже чуть улыбнулся и, заметив, что она колеблется, входить ли, ответил на незаданный вопрос:

— Они спорили, но негромко, миледи. Ничего особенного.

— Тогда ладно, — сказала Корделия, распрямила плечи и вздернула подбородок. — Я вхожу.

Янковский бесшумно открыл перед нею дверь, предоставив миледи возможность устроить сюрприз сидящим внутри, и Корделия не упустила этого шанса и мягко шагнула за порог.

Эйрел стоял спиною к ней, склонившись к своему нынешнему военному секретарю. Лейтенант Джоул сидел за защищенным комм-пультом, но Корделии не было видно, чем он занят. Эти двое явно специально старались говорить негромко; Корделия не слышала слов, лишь иногда разбирала низкое рокотание эйреловского голоса, когда ее муж на что-то указывал. Она стояла тихо, разглядывая обоих мужчин от дверей, которые Янковский столь же бесшумно закрыл у нее за спиной.

Джоул служил у Эйрела уже месяц, и он нравился Корделии больше, чем его предшественник, Смит. Он уже прошел фазу благоговейного страха, с которой начинали все и которую Корделия находила неизменно очаровательной. Джоул необычно быстро перешел к следующей ступени — той, которая Корделия именовала для себя "искренней любовью к Эйрелу", не просто как к командующему, но в первую очередь к человеку под этим мундиром. Именно в такие часы, поздно вечером после долгого дня, этот человек получал шанс выбраться на свет. За те минуты, пока Корделия стояла и смотрела, Эйрел пробормотал что-то и потрепал Джоула по блондинистой шевелюре, а тот рассмеялся и преувеличенно втянул голову в плечи, скорее подставляясь под прикосновение, чем отодвигаясь от него.

Любопытно. Эйрел не часто проявлял свое отношение к своим подчиненным физически и в такой непринужденной манере, хотя некоторым из них он весьма симпатизировал. И ко многим из их числа — особенно к секретарям — то и дело неровно дышал; феномен, который Корделия подметила с удовольствием и о котором никогда о нем не заговаривала, поскольку сам Эйрел этого не осознавал.

Джоул определенно был из числа объектов эйреловского интереса. Глаза Эйрела всегда загорались, когда он говорил о своем молодом блестящем секретаре, а делал он это регулярно. В любом разговоре они с подкупающей неизменностью скатывались сперва на обсуждение достоинств Джоула, а затем на вдумчивые размышления о том, куда будет лучше приспособить его таланты, когда он перерастет роль форкосигановского адъютанта: все его секретари приходили к этому через год-два.

А теперь выяснилось, что Джоул каким-то образом обзавелся умением помогать Эйрелу расслабиться до такой степени, что тот начинал шутить и заигрывать. И это лишь увеличило симпатию Корделии к нему. Она стояла неподвижно, надеясь, что сможет подглядеть еще что-нибудь. Эйрел выпрямился и потянулся, запрокинув голову. Напряженный взгляд Джоула следовал за ним, как цветок за солнцем, и Корделия вдруг поняла, что Джоулу нравится не просто человек, скрытый под адмиральским мундиром — ему нравится тело под этим мундиром.

Лицо ее вспыхнуло, сердце забилось — и она обнаружила, что улыбается точно так же, как Эйрел, когда тот заговаривает про своего молодого секретаря. В эту минуту Джоул сделался определенно ее любимейшим из всех эйреловских протеже и всех его симпатий. Хватило одного взгляда, чтобы она наконец поняла, чего ей так не хватает: примерно с тем же ощущением она в первый раз на Барраяре услышала бетанский выговор. На нее накатила внезапная ностальгия по дому, и ей захотелось подойти к Джоулу, взять под руку и уволочь куда-нибудь, чтобы с удовольствием обсудить с ним человека, являющегося центром жизни обоих. Она хотела бы разделить эту особенную радость с тем, кто способен ее оценить.

Но это побуждение рассеялось, как дым, едва Джоул быстро отвел глаза, явно опасаясь, что его взгляд будет замечен. Разумеется, ведь он барраярец. А барраярцы утомительно привержены гетеросексуальной норме, точно так же, как строгой моногамии (или хотя бы видимости оной, а для некоторых — видимости этой видимости). Что касается Эйрела, его намерение придерживаться моногамии было примечательно искренним. И у него не случалось поводов ее нарушить, поскольку все его увлечения оказывались безответными: молодые люди, блестящие, недоступные, все однозначно гетеросексуальные и слишком хорошо осознающие высокое положение Эйрела, чтобы допустить даже мысль об интимности, не говоря уже о сексуальной близости.

Похоже, все, кроме Джоула.

Корделия сразу же задумалась, как бы вывести их из тупика; вопрос был явно щекотливый и сложный. Эйрел однозначно не осознавал влечения Джоула к себе, не то не стал бы мучить парня излишней близостью. Столь же очевидно, что и Джоул не видел шанса на взаимность, даже если бы осмелился обнаружить свой интерес.

Едва в голове Корделии забрезжило решение, как Эйрел обернулся и расплылся в широкой улыбке, увидев жену.

— Корделия! Вид у тебя такой, словно ты что-то замышляешь.

Джоул моментально вскочил на ноги, и его лицо, обращенное к Корделии, превратилось в идеальную маску вежливого внимания. Несомненно, он сразу понял, что она могла видеть от дверей: Эйрел ни грана не преувеличивал, когда многократно и в самых любящих подробностях рассказывал, как тот умен. И, будучи барраярцем, Джоул не считал допустимым для взрослых мужчин делиться симпатией в такой чувствительной и дружеской манере. Что бы Корделия ни сказала дальше, он расценит это как замечение в свою сторону.

Что ж, пусть услышит. И получит свое предупреждение.

Корделия жизнерадостно улыбнулась и подошла к мужу, протянув ему обе руки. Эйрел посмотрел на нее несколько озадаченно, но принял заверение ее рукопожатия без слов. Корделия посмотрела из-за его плеча на Джоула, уставившегося на плату комм-пульта в своем лучшем фирменном стиле "меня здесь нет". Хотя, возможно, скорее бы ему подошло "человек с ухом у замочной скважины".

— Бояться нечего, — сказала Корделия, легко поцеловав Эйрела в щеку. — Я с вами на одной стороне.