Туманный Дом (гет)

Твой голос летит за мной,

Пронзая воздух над моими плечами.

Какое слово нужно сказать,

Чтобы встретить глаза, чтобы встретить руки руками?

Снова, снова я иду по твоей земле,

Как по заброшенным древним фортам.

Снова, снова бликует солнце в окне.

Всё залил’а синева над всегда сумрачным портом.

Сколько вглядываться мне на вокзалах столиц,

Холодея от мысли заметить твой профиль.

И идти по следам, и робеть фар и лиц.

И, пройдя марафон, застывать, как корабль, севший на отмель.

Наверное, это правда — про другие миры.

Потому что наш тесен, а ты — где-то там, за моим горизонтом.

Я упрямо стою у прав’ила на крае кормы.

Не бывало удачи пока еще там, где не спорят в пути волны с бортом.

…………………………………..

Утомившись и звякнув входной,

Я сажусь, отпустив напряженную спину.

Может быть, ты смеешься сейчас, и, наверное, кто-то другой.

Поднимаю глаза, и ты тоже. Напротив. И не отводишь.

(Катя Malone)

1...

Он идет на два шага впереди. Поразительно для того, кто совсем не ориентируется в этих местах. Пресловутая гордость. Мрачная решительность в каждом шаге.

Из них двоих дорогу знает только она. Но она отстает. Вынужденная лицезреть его худощавую фигуру в кашемировом пальто с высоким воротом. Он изредка поворачивает голову в сторону, демонстрируя профиль с налетом высокомерной брезгливости.

Возможно, виновата погода. Студеный, как желе, лондонский туман и мелкий, будто застывший, дождь.

Большинство встречных девушек оглядываются им вслед. Нет, конечно, не им. Ему. Он прекрасно вписывается в этот серый мир со своими надменными серыми глазами и чахоточной бледностью. Он им нравится. Ему не нравится никто, и это, конечно, делает его со стороны еще привлекательнее.

На большом перекрестке все светофоры горят красным для пешеходов. Запустив руки в карманы, — будто делал так в этой одежде миллион раз — он со скучающим видом остановливается в ожидании.

(Три недели назад)

Официальное слушание в Министерстве по делу Малфоев. Хотя до этого было неофициальное, и не одно. На которых надорванных глоток было больше, чем самих слушаний. Видимо, этого было достаточно, чтобы участники сегодня вели себя предельно вежливо. Визенгамот огласил приговор — одно название, конечно. Нарцисса Малфой — домашний арест. Если неофициально, то она оправдана по всем пунктам. Обладателям Темной метки — ссылка. Временная. На полгода покинуть магический мир. Сущий бред. Малфои, приносящие пользу маглам. В Визенгамоте до сих пор сидят идиоты. Полгода не тот срок, за который они успеют поделить сферы влияния. Поручителем Люциуса Малфоя выступил Гарри Поттер. Бедный Поттер...

— Поручителем Драко Малфоя по обоюдному согласию сторон становится Гермиона Джин Грейнджер, которая обязуется найти ему общественно полезную работу в мире маглов и ежемесячно предоставлять отчет о проделанной работе вышеупомянутого мистера Малфоя. По истечение срока в шесть месяцев, Визенгамот рассмотрит полученные отчеты и вынесет решение о возможном восстановлении прав мистера Малфоя в магическом мире. А пока, мистер Малфой, на срок ссылки прошу передать суду вашу палочку. С этого момента вам запрещено использовать магию в любом виде.

— Дальше куда?

Он смотрит поверх ее головы, словно и не с ней разговаривает.

— Через мост на Дьюк стрит Хилл, налево по Тули стрит и мы на месте.

Лучше бы и дальше смотрел мимо. Она борется с желанием отступить. Тяжесть такого взгляда ощущается физически. А может, это игра воображения и аккомпанемент свинцового неба над его головой.

Светлое здание с огромными буквами, растянувшимися на всю длину верхнего этажа. Лондон Бридж Хоспитал. Грязнокровка краем глаза следит за его реакцией. Малфой небрежно оправляет пальто. Тщетно. От лондонской сырости не спрятаться за теплым воротом. Ему придется привыкать к этому бесконечному холоду.

— Добрый день, я хотела бы встретиться с миссис Беркли по поводу трудоустройства в клинику.

Маглянка в белоснежном халате излучает приторную доброжелательность. Просит подождать перед кабинетом.

Яркий искусственный свет режет глаза. Ожидание затягивается. Появляется сонливость, приглушая ощущения. Кажется, их туман проклят.

В кабинете Д.А. Беркли слушает подружку Поттера с вежливым интересом. Он, спустя пару минут, не в состоянии уследить за разговором. Внутри растет глухое раздражение. Больше половины слов ему непонятны. Чертовы маглы будто говорят на другом языке.

— Я бы хотела взглянуть на рекомендации.

— Да, конечно.

Грейнджер невозмутимо берет пустой лист со стола и протягивает опешившей маглянке. На секунду в другой руке у нее появляется палочка. На лице Д.А. Беркли проступает удовлетворение. Она убирает пустой лист в ящик стола.

— Отлично. Молодой человек, вы приняты. Сегодня можете приступать к работе.

В коридоре раздражение нарастает. Он должен спросить.

— Объясни мне.

Наигранное удивление на лице:

— Что именно? Ты присутствовал во время разговора и все прекрасно слышал.

— Я, видимо, ошибся еще в самом начале и перестал слушать этот абсурд. Что-то о том, будто я умоляю предоставить мне величайшую возможность убирать голыми руками магловское дерьмо.

Она вспыхивает и быстро оглядывается по сторонам. В коридоре полно маглов. Жаль, что они все достаточно далеко, чтобы расслышать его.

— Иди за мной, — зло шипит она.

Она привлекает больше внимания, яростно врезаясь каблуками в пол при каждом шаге. Какой-то старый магл, проводив ее взглядом, оборачивается к Драко:

— Милые бранятся, — шамкает он в беззубой усмешке.

Нацепив фальшивую улыбку, она разговаривает с еще одной девушкой в белом халате за высокой стойкой. Короткий кивок в его сторону. Маглянка понимающе улыбается и показывает на одну из дверей в бесконечном коридоре.

Этим воздухом просто невозможно дышать. Запах столь же резкий, как и освещение. Как бесконечно раздражающий белый цвет вокруг. Какая ирония: маглы, предпочитающие чистый белый цвет.

Малфой следует за девчонкой. За дверью с табличкой 'Прачечная' они оказываются одни. Грейнджер дает волю эмоциям, швыряя в него увесистым свертком.

— Да, Малфой, ты все правильно понял. Тебе предоставляется величайшая возможность впервые за всю твою жалкую жизнь быть полезным. И да, иногда для этого придется убирать дерьмо из-под больных людей. Кормить их и переодевать. Купать, потому что они не могут сделать этого сами. Водить их в туалет и оказывать любую помощь.

Он опешил:

— Я должен буду делать все это для маглов, как какой-нибудь домовой эльф?

— До сегодняшнего дня твое достоинство не дотягивало до уровня домового эльфа.У будущего тебя появился шанс это исправить. Визенгамот ждет моих отчетов. Я устроила тебя в больницу, и ты должен отработать здесь шесть месяцев в качестве медбрата.

— Нет, я не намерен делать ничего из того, что ты перечислила.

— Прекрасно. Есть немало других общественных работ. Дворник, который убирает городские улицы старой метлой. Мусорщик, копающийся весь день в помоях. Уборщик, руками наводящий чистоту. Все они приносят пользу, только после каждого рабочего дня твое чистокровное самолюбие будет смешано с дерьмом. Метафоричным, конечно же. Да только вонять оно для тебя будет хуже, чем настоящее. Твоя рабочая одежда в мешке. Девушка на посту тебе все объяснит. Мне плевать, что ты решишь. Устроить тебя дворником могу хоть завтра.

..2...

Две молодые медсестры, перешептываясь, выскальзывают в коридор. Дверь за их спинами мягко претворяется. Одна из них видит Гермиону. Моментально толкает локтем вторую. Обе стушевались. Странная неловкость прицепилась и к ней.

Что ж, теперь все ясно. За дверью с табличкой 'Прачечная' медсестры караулят чужой сон. Ошибочно принимая Гермиону за ту, кто оставляет это право только за собой.

Он, должно быть, устал. Хочется думать, что устал. А не сбежал, спрятавшись от грязного мира в белоснежном белье.

Уснул при свете. Сидя. Челка отросла, но недостаточно, чтобы скрыть синяки под глазами. Аристократичные черты подпорчены совсем неаристократичной щетиной. Она улыбается. Медсестер можно понять.

Если бы не волшебство. Если бы не Хогвартс. Мечта детства наверняка стала бы реальностью. Гермиона приходила бы сюда каждое утро, чтобы облачиться в белоснежный халат. Она засыпала бы в прачечной после тяжелой смены. Она бы лечила больных и штудировала медицинскую литературу ночи напролет. Если бы.

— Опять?

Голос, охрипший от усталости — не менее ядовитый от презрения.

— Снова, Малфой.

— Уже пятый день подошел к концу. Все еще надеешься пристроить меня дворником?

— Ты не запоминаешь дорогу к своему дому.

— Дорогу к своему дому я помню с закрытыми глазами. Дорогу в безликую маглятскую коробку можно не запоминать. Абсолютно без разницы, где спать. Можно и здесь. Тоже коробка.

— Завтра у тебя выходной. И послезавтра. Надеешься, оставшись здесь, вызвать жалость у медсестер?

Ленивое безразличие сменяется жгучей ненавистью.

— Проваливай. Мне нужно переодеться.

* * *

— Быстрее всего доехать до съёмной квартиры на автобусе или на метро. В твоем случае лучше на автобусе. Пошли к остановке. Я посмотрю, какие номера подойдут. Доедем вместе, чтобы ты запомнил дорогу.

— У тебя нет других дел? Каждый день приходишь сюда, тратишь на это время. Ты влюбилась в меня, Грейнджер?

— Идиот. У моих родителей открылась клиника на соседней улице. Я каждый день захожу к ним. Стараюсь помочь и наладить отношения после прошлого года. Мне по пути больница. Я всего лишь твой поручитель перед Визенгамотом и, если ты забыл, перед твоей матерью лично.

Ни капли сочувствия, ни капли интереса.

— Нет, Грейнджер. Я не поеду в маглятских коробках, заполненных маглами всех цветов и запахов. Я пойду пешком. Показывай дорогу.

Это месть. Однозначно. За больницу. За дворника. И за жалость медсестер.

...3...

Здесь было полно больных маглов. Их лица бесконечно сменялись: они выписывались. Умирали. Старостью и недугами погружали в глухое уныние. Были под стать серому городу. Малфой каждый день продирается сквозь него. Не разбирая лиц и улиц. В бесконечном лабиринте коробок.

Он был здесь чужой. Замкнутый. С легкостью, не требующей усилий, отталкивал безликих маглов. С ним уже не пытались разговаривать, его сторонились.

— На вас приятно смотреть. Издалека.

Он внутренне вздрогнул. Если бы стол или стул внезапно заговорил с ним в этом мире. Мир маглов неживой. Больница — ирония. Заговорившая с ним маглянка — сумасшедшая. Одной ногой в могиле. Наверняка. Таких тянет поболтать.

— Когда вы в палате, заносите лекарства или меняете капельницы, меня еще полдня не покидает ощущение, что я самое ничтожное существо на земле.

Сумасшедшая. Говорит об унижении и улыбается.

— Вы не пытаетесь выглядеть сочувственно, в отличие от других. Ваше лицо не покидает брезгливое выражение, хоть за маской и не видно. Но глаза выдают. И здесь, в палате, вы не такой уж и красивый. Хорошо, что есть возможность смотреть на вас издалека.

...4...

Наверное, за четыре недели он начал сходить с ума. Таких, как эта маглянка в больнице много. Много до безразличия.

Малфой узнает ее только по волосам. Жизнерадостно ярким и празднично пышным. Они выглядят на ней нелепо. Как фейерверк на похоронах.

Он обомлел. Те самые волосы стоят на какой-то специальной подставке на тумбочке рядом с ней, когда он заносит лекарства. Сложно побороть отвращение от подобной картины. Малфой нисколько не сомневается — на лице у него все написано.

Она смеется пугающе искренне.

— Об этом я и говорю. Вы первый, кто так реагирует. Опротивели сочувственные лица и жалостливые вздохи. Вы правы, это мерзко. Я бы точно так же скривилась, если бы неожиданно увидела себя без этого идиотского парика. Бабушка купила мне его после химии. Сказала, волосы начнут выпадать, и он мне понадобится. Действительно понадобился. Только знаете, я не стала дожидаться момента, когда они полезут, как в фильме ужасов. Я просто состригла их под корень в первый же день в больнице. Бабушка, конечно, была в шоке. Пришлось достригать машинкой, чтоб это хоть как-то смотрелось. Зато теперь я похожа на Шэрон Стоун. Вам нравится этот парик?

— Нет.

Он даже подумать не успел о том, что может ее обидеть. Ужасные искусственные волосы.

Она тепло улыбнулась.

— Господи, наконец-то еще кто-то меня понимает. Я больше не буду его носить. Извините, что напугала. У меня есть идея, чем можно его заменить. И... И еще просьба. Не могли бы вы... я понимаю, что он ужасно противный, но больше никто не согласится. Не могли бы вы забрать его и выкинуть где-нибудь подальше отсюда. А лучше сожгите. Я бы и сама с радостью посмотрела, как он горит. Но вы просто унесите, а я пофантазирую на тему постигшей его участи.

...5...

Гермиона заходит реже. Малфой выполняет рабочие обязанности. И выучил дорогу. И все же она заходит. Медсестры шушукаются о них. И продолжают тайком забегать в прачечную, когда Малфой случайно там засыпает.

Гермиона в душе презирает этих глупых медсестер. И немножечко себя. Она уверенно шагает к прачечной на глазах у персонала больницы. Всегда готовая к циничным насмешкам или глухому раздражению. Она открывает дверь, задерживает дыхание и несколько предательски долгих секунд надеется.

Сегодня ей повезло. Темно-синий костюм прекрасно гармонирует с темными кругами у закрытых глаз. Малфою даже это к лицу. Он дежурил. Если бы она работала в больнице, ее муж наверняка бы тоже носил такой синий костюм. И у него были бы такие же длинные ноги как у Малфоя. А она дожидалась бы его после дежурства. Они бы ехали домой. Или гулять. В Лондоне очень много красивых мест, где можно гулять вдвоем. Это было бы волшебно.

— И чем болеют все эти маглы?

Он просыпается, если слишком долго на него смотреть.

— В смысле?

— Может ли это быть заразным, как драконья оспа? В какой-то момент и у меня начнут выпадать волосы?

— Надо же, а я на секунду подумала, что тебя заинтересовало что-то помимо твоей персоны. А ты всего лишь боишься лишиться своей непревзойденной шевелюры.

— Заткнись. Не вижу повода для шуток. Прежде чем зайти в палату к некоторым маглам здесь, мне приходится нацепить на себя кучу одежды сверху и еще какой-то кусок тряпки на лицо. Я каждый раз боюсь представить, насколько они заразные, раз возникает необходимость так одеваться.

— Идиот. Это не они заразные, а ты.

У Малфоя со школы не изменилась эта болезненная реакция.

— Хочешь сказать, чистокровный маг —источник заразы для полудохлых маглов? Я напяливаю все эти мерзкие перчатки для того, чтобы не запачкать драгоценных маглов, в то время, как руки у меня покрываются красной зудящей коркой?

— Да, Малфой, если утрированно. Они очень слабые и легко могут умереть от твоего неосторожного прикосновения. Или общения с тобой без маски. Так что можешь быть спокоен, чистокровный маг, твоя драгоценная задница в безопасности.

...6...

Это близко к состоянию 'прекрасно'. Нормально. Удовлетворительно. По крайней мере не хочется сдохнуть. И стать одним из бездыханных маглов с открытыми в пустоту глазами. Они недолго провожают свой серый мир, прежде чем их запихнут в очередную коробку. Нет. Он ненавидит маглятские коробки. Любых размеров. Поэтому каждый день, ломая усталость и себя, он находит в себе силы выйти из больницы. Даже в этот проклятый туман. Малфой разгадал его секрет. Туман истощает больше всего. Он искажает очертания улиц, крадет лица прохожих, сжирает целые дома. Лживый туман заставляет на мгновение нелепо поверить, что за следующим поворотом он может оказаться дома.

Сегодня его нет. Сильный ветер приносит холод с мутной реки. Потрескавшиеся руки леденеют через секунду. Он все равно пойдет пешком. Малфой оборачивается. Впервые за два месяца. Сквозь окна рвется искуственный свет, раздражая своей резкостью — ровным неживым свечением.

* * *

Если бы яркий малиновый цвет не ударил по глазам, он бы вряд ли ее узнал. Аляповатая косынка вместо парика.

— Вы все-таки обернулись. А я все гадала, какое у вас лицо. Красивое. Вы точно из тех мужчин, на которых можно смотреть бесконечно долго. И фантазировать. Получается забавно. Хотите послушать?

Он не успевает отказаться.

— В начале истории я была принцессой. Глупо, конечно, но ведь как-то нужно объяснить мое вечное заточение здесь. На замок больница не похожа, но все равно нужно что-нибудь волшебное и заколдованное... Например, 'Туманный Дом'? Уже тянет на целую сказку. А раз так, то вы принц. Жалко, что не мой. Я поняла это, как только вы обернулись.

...7...

Гермиона приглушает шаги, чуть приподнимаясь на носках. Мягко, почти бережно, опускает дверную ручку.

— Я все гадаю, когда ты явишься выклевать остатки моего достоинства.

Ее удивляет отсылка к древнегреческой мифологии. И раздражает, что он лишил ее нескольких безмятежных минут.

— Пара месяцев, и уже ассоциируешь себя с Прометеем. С твоим отношением к 'жалким маглам' надо выбирать образ Зевса, Малфой.

— Заткнись.

Он выглядит плохо. Ночное дежурство. Нет, что-то хуже. Надломленность в затравленном взгляде. Шагами вымеряет прачечную, показывая клыки.

Ей лучше уйти.

— Как пожелаешь, Малфой. Я всего лишь пришла проверить.

Что-то заставляет ее обернуться. Тишина такая звонкая, что она на секунду глохнет. Беззвучно сотрясаются плечи в синей медицинской рубахе. В немом отчаянии сжимаются руки на белых волосах.

— Малфой.

Его имя вырывается помимо воли. Она в ужасе. Гермиона вдруг понимает: он уйдет. И у нее не будет причин приходить сюда. Нет, только не сейчас. Он не может.

— Малфой, прошу тебя.

Наплевав на гордость, садится на колени напротив него, пытаясь заглянуть в глаза.

— Осталось совсем немного. Потерпи.

— Ненавижу. Больше всего его ненавижу.

— Кого, Малфой?

Он шепчет ответ непослушными губами. И она чувствует, с каждым произнесенным звуком образ оживает.

— Туман.

Его безумие передается, вползая по спине холодными мурашками.

— Малфой, брось, это всего лишь атмосферное явление, скопление воды в воздухе — водяной пар. Все из-за реки и загрязненности атмосферы. Он так редко бывает.

Она касается его руки, шершавой и красноватой из-за раздражения — должно быть, аллергия на тальк. Он вздрагивает. Гермиона достает палочку.

— Прости, давай я залечу.

Он резко отталкивает ее.

— А ты сможешь?

Смотрит сверху вниз с горькой и злой насмешкой. В глазах еще стоят слезы, но растущее презрение стремительно вытесняет их. Она чувствует себя глупо. От обиды щиплет в носу.

— Убирайся.

Малфой встает и отворачивается. Гермиона опять смотрит ему в спину.

…8…

На ней нет яркого платка — его уголок уныло свисает с тумбочки, придавленный стеклянными банками с прозрачной жидкостью. Капельницы. Одна уже вливается, по тонкой трубочке отсчитывая каплю за каплей. Странно. Малфой подходит ближе. Глаза у нее тоже стеклянные, устремлены в окно. Она несколько секунд не моргает. Его охватывает тревожное предчувствие. Здесь часто умирают маглы. Вот так просто, лежа в постели, никому ничего не сказав.

— Как же история?

Он зачем-то задает этот глупый вопрос. Она смаргивает мертвое оцепенение. Жива. Пока еще.

— Про Заколдованного Принца?

— Про туманный дом.

— Интереснее про принца, мне больше нравится конец. Хотя я уже несколько дней не могу подойти к окну. Из него видно уходящих работников больницы. Но следовать хочется только за вами. Возникает странное ощущение, что вы можете исчезнуть раньше, чем повернете за угол. И там вас ждет не другая улица, а другой мир. В котором ваши тусклые серые глаза наливаются стальной уверенностью, а опущенные уголки губ приподнимаются в снисходительной усмешке. Я уверена, она вам очень идет. А еще вы живете в настоящем замке, немного мрачном — под стать вам. Вы заколдованный принц, поэтому такой несчастный.

…9…

Гермиона не решалась прийти. Все не могла забыть. Обида прошла, а чувство вины осталось. И от него было не избавится.

— Ты так и не ответила мне. Чем болеют маглы?

Тревога двух последних недель наконец стала отпускать. Он был бледен, с привычным отпечатком усталости на лице и глухим раздражением в голосе. Но и только.

— Всем подряд, Малфой. Я же говорила тебе, это не заразно. По крайней мере, на твоем отделении.

— Что это за отделение? Они здесь слишком часто умирают, чтобы поверить тебе.

— Заболеваний крови.

Он смотрит на нее недоуменно — осмысливает услышанное. Сгибается пополам от смеха. Циничного и жестокого.

— Я попал сюда, чтобы помогать маглам, которые страдают заболеваниями крови? Ты серьезно? Это лично твоя идея, Грейнджер?

— Заткнись, Малфой. Ты паршивый чистокровный расист с мозгами набекрень. Я устроила тебя туда, где было свободно рабочее место. Считай это иронией судьбы. Я поначалу думала, что пациенты вызовут хоть что-то хорошее в тебе. Прошло три месяца, а гнили в тебе не убавилось. Ты разве что не хрюкаешь от радости, услышав об их болезни. Мне в одной комнате рядом с тобой находится противно.

Она не успевает уйти. Он догнал и с силой захлопнул дверь, оставив сжатый кулак на уровне ее лица. Драма в прачечной стала привычной.

— Я вот не пойму, Грейнджер, в больнице воздух особенный, что все болтают о том, чего не знают? Тебе тут крышу на раз срывает. Так противно находится со мной в одной комнате, что ты крадешься каждый раз в надежде, что я уснул от усталости на ходу? Не ты ли с садистским удовольствием приходишь полюбоваться сюда моим изможденным видом? Мне, по крайней мере, хватает достоинства не лицемерить.

…10…

— Вы ужасно выглядите.

— Могу сказать то же самое.

Засмеялась в ответ.

— Я сражаюсь с чудовищем. Уже несколько лет. Днем и ночью. Пару раз даже чуть не умерла. Мне положено выглядеть плохо. А вот вы не из тех героев, что сражаются с зубастым драконом или кровожадным великаном. Вам приходится сражаться только с самим собой. Это печально, потому что бороться с чудовищем гораздо легче.

Он уже пожалел, что заговорил с ней. Есть что-то общее между ней и грязнокровкой. Что раздражает его неимоверно.

— Извините, я не хотела вас обидеть. Все это я придумала. Мне больше ничего не остается. Я даже про девушку, которая иногда уходит вместе с вами, сочинила немного. Она будто пытается вас расколдовать, но у нее ничего не получается. В сказках всегда так: с главным героем все слишком сложно.

Она пропускает колкости мимо ушей. Ее не ранить словом или взглядом. Не задеть цинизмом или равнодушием. Она оставляет чувство смутной неудовлетворенности. Разговор с ней всегда заканчивается многоточиями ее нелепых фантазий. Малфоя немного забавляет этот бред и беспокоит, что один из этих, вечно незаконченных разговоров, может стать последним. А чувство незавершенности так с ним и останется.

…11…

Гермиона поздно выходит от родителей. Все по-прежнему в руинах. Она каждый день приходит отстраивать все по кирпичику. Получается плохо. Сложно исправить то, что ты сам же и испортил. В последнее время она только портит. Восстановить прежнюю память — не значит восстановить прежние отношения. Устроить кого-то на работу своей мечты — не значит работать самому. Разочаровываться — всего лишь неприятно, разочаровывать других — больно до пустоты.

— Собралась реветь в такой холод?

— Откуда ты здесь взялся?

Удивление сильнее обиды.

— Соседних улиц не так уж много, когда с одной стороны река.

— Ты специально меня искал?

— Мне показалось, ты перестала играть роль моего поручителя. Решил проверить.

— Беспокоился обо мне?

— Беспокоился. Если с тобой что-то случилось, впоследствии может оказаться, что никто не знает о моем местонахождении.

Они идут по городу, буквально в шаге друг от друга. И Гермиона не смотрит ему в спину. Но ощущения не лучше. Среди яркой подсветки города и празднично украшенных цветных витрин ей хотелось бы тосковать так же — делать исключительной потерей свое отсутствие в этом мире. Он — черно-белая вырезка из немого кино. Он — исключение.

…12…

Малфой мучается незавершенностью. Она в изображении движения на неживых картинках. Она в застывшем пламени электрических фонарей. В погасшем огоньке гирлянды, фальшиво бегущей по дому. Она в полушаге от его безумия.

Безмолвие ставит жирную точку, встречая его стерильно пустой палатой. Он выдохнул с облегчением. Только вдохнуть не смог. Он получил свою завершенность, и у нее — восхитительной — есть все. Кроме воздуха.

…

— Прошу вас, не загораживайте проход, у нас пациентка из реанимации.

…13…

— Вы выглядите еще хуже.

— Могу сказать то же самое.

Смеяться ей тяжело — она улыбается.

— Кажется, я серьезно заболела. Вы зашли ко мне, и я окончательно в этом убедилась. В груди щемит, и воздуха не хватает. Даже ноги подкашиваются, хоть мне и не встать, чтобы проверить. Ужасно хочется плакать и глупо улыбаться.

Малфой знает: в таких случаях всегда лучше звать врача. Он сам ни черта не разбирается в этой маглятской медицине.

— Не бегите за врачом. Он мне не поможет. Все равно станет хуже, когда вы уйдете. Лучше побудьте со мной еще немного. Моя новая болезнь, к счастью, тоже не заразная.

…14…

— Малфой, я не могу.

Уголки губ у него неприязненно дергаются, выдавая нетерпение. Неприятие отказа. А может, неприятие своей же просьбы. Он стоит в пол-оборота — в полдвижения от демонстрации своей спины. Его ломает. Он непроизвольно сжимает кулак, поворачиваясь к ней лицом. В надменные черты врезается улыбка, не касаясь его глаз. Он спутал маски.

— Как подарок на Рождество? Ирония, что маглы тоже верят в волшебство. Я видел, как они пишут письма и шепчут свои желания какому-то мифическому добряку. Они верят, что в огромном красном мешке с подарками совершенно случайно найдется исцеление от любой болезни.

Гермиону выворачивает от столь изощренного цинизма.

— Малфой, не смей...

— Заткнись, Грейнджер. Ты сможешь наделить меня долгожданной возможностью искупления. И отразить это в ежемесячном отчете.

Его сарказм приправлен горечью.

— Я пойду, Малфой.

— Чем она болеет?

Гермиона больше не смотрит в спину — она смотрит в глаза. У искренности острый серый цвет. Она обезоруживает, распарывая душу.

— Я не знаю. Я всего лишь дочка дантистов с соседней улицы.

— Ты волшебница, идиотка.

— Какой толк в том, что я узнаю диагноз?

— Сможешь исцелить.

— Я не смогу, даже если узнаю диагноз. Волшебники не болеют раком, поэтому им нет дела до магловских болезней. Ты прав, я волшебница — абсолютно беспомощная перед ее болезнью.

И идиотка. Но Гермиона не скажет об этом вслух. Только идиотка будет ревновать к смертельно больной.

…15…

За окном наползает туман. Как будто он прячет невидимого монстра. Для каждого своего.

Она неяркая. Как старая фотография. В дурацком платке.

— Вам не нравится такая погода. Она здесь никому не нравится, кроме меня. Даже не знаю, что в ней привлекательного, но глаз не оторвать.

Она восхищенно смотрит в окно, придерживаясь рукой за подоконник.

— Я слышала забавную вещь, что людей больше всего раздражают те, кто на них похож. Туман очень на вас похож.

Смеется, заметив его реакцию. Снова смеется. И Малфою становится плевать, что происходит по ту сторону окна.

…16…

Вокруг него стены из бумажных кирпичей.

— Здесь ни черта непонятно!

Он отшвыривает один из них. Уголки неизбежно сбиваются об пол. Гермиона бережно поднимает тяжелый учебник, взмахом палочки возвращая ему прежний глянцевый вид. Привычный укол сожаления — так не получится с живыми людьми.

— Слишком мало известно про болезнь.

— Ты ничего не знаешь об этом, дочка дантистов.

— Маги успешно справляются с различными заболеваниями, потому что знают истинную причину. Она захватывает один уровень или несколько. На самом деле неважно, главное — четко знать механизм повреждения и травмирующий фактор. Да, еще обратимость процесса. У волшебников нельзя вылечить только необратимые повреждения после отравлений или темномагических проклятий. Все, что возникает спонтанно — обратимо. Маглы же не могут найти истинную причину своих заболеваний. Они постоянно что-то открывают, но этого оказывается недостаточно. Уровней много, и механизм повреждения остается до конца невыясненным. В Мунго есть экспериментальный отдел. Они занимаются изучением магловских болезней, по большей части ради научного интереса. У них была пара открытий, каких конкретно, держится в секрете. Но ходят слухи, что это помогло навсегда избавиться от болезней, в далеком прошлом истреблявших целые города.

— Какая полезная информация. Ничуть не лучше той, что я прочитал в маглятских книгах.

— Я ходила к ним. Они готовы заняться этим, если найдется волшебник, который после окончания школы поступит в магловский медицинский университет, чтобы получить соответствующее образование.

— Ты издеваешься? Сколько времени это займет?

— Больше семи лет.

Он закрывает глаза, скрывая их за рукой. В фальшивой улыбке рисуются губы.

— Ты хуже всех.

За шепотом не слышно бури. Гермиона роняет книгу. Глухой удар и сухой шелест — книга не чувствует боли.

— Я узнавала не для тебя.

— Зачем?

— Когда-то я мечтала быть врачом.

…17…

— Знаете, так интересно: родители оставляют детям наследство, а те растрачивают его, не задумываясь. Мама оставила мне в наследство болезнь.

Малфой теряется от ее улыбок, от глупых фраз и неуместной радости по самым идиотским поводам. Смертельную болезнь можно считать идиотским поводом.

— Извините, прозвучало так, будто я жалуюсь. Ни в коем случае, я очень ответственно отношусь к своему наследству. Оно оказалось богатым на размышления, подарило мне бесконечную фантазию, сотни сказок и даже настоящего принца. Не самое плохое наследство. Из сказок получится руководство, как бороться с чудовищами таким же одиноким принцессам, как я. А одна из моих фантазий стала реальностью, подарив возможность прикоснуться к волшебству.

Она протягивает руку. Так в этом мире делают маглы. Рукопожатие, вместо сухих кивков и чопорных фраз, чтобы выразить благодарность.

Только волшебство дремало не в его руках.

…18…

Гермиона ищет его второй день. В прачечной нет, а медсестры говорят, что он уходит раньше. Она злится и думает, что напишет об этом в отчете.

На улице валит снег. Крупными хлопьями. Он тает, не касаясь одежды. Гермиона сворачивает к реке. На улице мало прохожих, все прячут лица за черными зонтами. Все, кроме одного. Он стоит, запрокинув голову, и смотрит в горящие окна больницы. Он снова кажется чужим, сбежавшим из соседней сказки. Снежинки укрывают плечи в тонком кашемировом пальто. Зима вплетает пальцы в его намокшие волосы.

— У маглов есть лекарство от болезней крови.

— Я читала. Они заменяют испорченную кровь новой.

— Она согласилась на это. У половины болезнь возвращается. Четверть умирает от осложнений. Что это за проклятый мир, в котором по наследству передают смерть, а лекарство — одно только слово, чтобы подарить иллюзию надежды?

Гермиона молчит, не зная, как защитить мир, который она давно с собой не отождествляет.

— Я хочу показать ей наш.

— Малфой, нельзя.

— Всего на десять минут. Ее перевели в другую палату, окна выходят на реку. Здесь совсем не на что смотреть.

— Тогда тем более нельзя. Она умрет, если выйдет на улицу, никакое заклинание не может защитить ее.

— Почему?

— Нельзя сделать воздух стерильным.

Он опускает голову, мокрая челка падает на лицо. Воздух вокруг него застывает. Он отворачивается. Она ненавидит смотреть ему в спину.

— Малфой, постой. Не уходи. Я покажу тебе этот мир вместо нее. А когда она поправится, ты покажешь ей наш.

…19…

Вместо нее. Подружка Поттера вместо нее. У этого мира нет шансов.

На площади с фонтанами огромное здание с колоннами.

— Я знаю, что ты не любишь заходить в помещения. Но это место стоит увидеть. Пожалуйста, Малфой, всего один раз.

В этом сером мире не существует таких красок. Не бывает таких ярких людей. В картинах нет жизни. Есть целый фейерверк цветов.

Она на каждой из картин.К ним нельзя прикасаться. Впрочем, как и к ней. Какая ирония — желать того, что брезговал представить.

Она точно его чем-то заразила. Малфой закрывает глаза. Если подумать, они чем-то похожи. Это так просто — нужно всего лишь представить.

Он подходит сзади. Нет, у нее нет длинных вьющихся волос. У нее вообще нет волос. Одной рукой он убирает волосы Гермионы в сторону. Она вздрагивает от неожиданных прикосновений и хочет развернуться. Он не позволяет. Заключив в объятия, он кладет голову ей на плечо. Щекой касаясь ее щеки.

— Малфой, — от ужаса или неожиданности она шепчет его имя.

Когда шепчут, совсем не разобрать, кому принадлежит голос. Поэтому, если закрыть глаза... Он сильнее сжимает ее в своих руках, вдыхая аромат. Она тоже пахнет больницей. Должно быть, провела весь день у родителей. Должно быть... никогда не выходила из этой проклятой больницы.

— Малфой, мне больно, — сдавленно.

— Прости... Прости, мне так жаль.

Конечно. Конечно, ей больно. Ему тоже. Сжимает в груди так, что можно задохнуться. Кажется, что хуже быть не может. Но с каждой секундой становится хуже. Так и должно быть. Он заберет ее боль. Он же волшебник. Пусть и без палочки.

Разворачивает бережно за плечи. Лицо у нее горячее. А руки не согреть.

— Малфой, так только хуже.

В глазах у нее слезы.

— Мне. Мне одному.

Целует ее в лоб. Склоняется к щекам. Во рту солоноватый привкус. Одинаково соленые на вкус почему-то кровь и слезы. И даже ее губы.

Она отвечает, сотрясаясь от рыданий. Поцелуй глубже, а вкус горше. Все хорошо. Так плохо не бывает. Значит, все хорошо. Он заберет с собой ее проклятую болезнь. Сожжет в груди.

Так плохо не бывает.

— Хватит. Прекрати.

Она отстраняется. Умоляет. А он, не открывая глаз, желает лишь одного — вернуть отвратительный вкус горечи на своих губах.

Короткий и хлесткий удар по мокрой щеке. Сильнее зажмуриться и не открывать глаза, пока не стихнут ее шаги.

…20…

Гермиона выходит от родителей. Она хочет поймать такси. Она возненавидела ходить пешком.

— Ты солгала.

— В чем на этот раз?

— Ты говорила, что ее болезнь незаразная. Она тоже так говорила, перечисляя симптомы. Я теперь умру? Задохнусь, хоть и наберу полные легкие воздуха? Меня каждую секунду выжигает изнутри. Как можно жить с этим? Как избавиться от этого? Скажи мне, дочка дантистов, у тебя на все есть готовый ответ.

Гермиона молчит — у нее нет ответа. У нее только те же симптомы, что и у Малфоя. От этой болезни нет лекарства ни в этом, ни в другом мире.

— Никак, Малфой. Пойдем, я отведу тебя домой.

— Дорогу я выучил. Справлюсь без тебя.

— Извини, я неправильно выразилась. Сегодня истекает срок твоей ссылки. Завтра первое слушание. Давай руку, я помогу тебе попасть домой.

…21…

Дом. Еще спит. Он подходит к огромному окну. Обычно эльфы раздвигают тяжелые занавески, но сегодня захотелось сделать это самому.

Молочно-белый, льнущий к промерзшей траве. Туман. Малфой забывает дышать. Прошел не день и не два. В калейдоскопе слушаний и в тепле мрачного с виду дома он потерял память о времени. Можно остаться дома. Можно попытаться забыть. У него почти получилось. Можно всю жизнь прожить с чувством незавершенности, или самому придумать конец даже самой нелепой сказки.

В его родном мире есть все. Даже самое дорогое, почти бесценное. Зато универсальное. Волшебное.

…22…

Гермиона прибегает к родителям. Она не была здесь больше двух недель. С тех пор, как вернулась в волшебный мир. Но кто-то ищет ее в этом.

— Малфой, что ты здесь делаешь?

— Скажи мне, дочка дантистов, это поможет исцелить заболевания крови?

Он достает из кармана кашемирового пальто крошечный длинный пузырек с синеватой жидкостью. Такое невозможно достать, если ты не Гарри Поттер.

— Невозможно, если ты не Малфой.

В глазах у него стальная уверенность, а на губах снисходительная усмешка. Он медлит, и Гермиона знает, почему.

— Что с ней?

Она боится его вопроса. Отводит взгляд, приглушая жгучий стыд.

— Я не знаю, Малфой.

— Ты говорила, что останешься. Ты узнавала про экспериментальный отдел Мунго.

— Малфой, это всего лишь мечта детства. Я больше не была здесь.

Усмешка меркнет, только уверенность никуда не девается. Становится злой и отчаянной. В таких глазах не страшно утонуть. Только не той, кто вечно смотрит в спину.

…23…

Он пробирается сквозь туман. Он вряд ли сможет ошибиться с поворотом.

Только бы со временем — не ошибиться.

Дорогу к своему дому я помню с закрытыми глазами.