Сквозь озеро, и что не та Алиса там нашла (джен)

Бездонная дыра была зрачком. Я неспешно осознавал себя, вглядывающегося в бездну. Из бездны на меня тоже кто-то смотрел.

Миг — и всё вокруг стало алым, и было совершенно неясно, гляжу ли я на солнце сквозь веки, или это мир вокруг залило красным светом. Затем мир качнулся, и я вместе с ним полетел в дыру. Я немного поморгал, привыкая к внезапной темноте. Ветер свистел в ушах, и воздух под ладонями становился настолько плотным, что на него, наверное, можно было опереться и встать. Однако выставленные руки оказались ненадёжной опорой.

Я пожал плечами и перевернулся на спину. Глаза вполне привыкли к полумраку, и я смог поднять руки и рассмотреть их. Ладони выглядели незнакомыми. Мне показалось, что в них был ответ на какой-то вопрос.

— Кто я? Может, Мэйбл? Хотя какая к чёрту Мэйбл, наверное, я Миртл. Или вообще Бенедикт.

— Ничего не знаю ни о каких Бенедиктах, — строго отрезал чужой голос. — Но Алиса ты точно неправильная. Возможно, ты даже не совсем та Алиса!

Я слегка извернулся и увидел летящего рядом с собой белого кролика, одетого в жилетку. Кролик прижимал к животу металлический чайник, из носика которого полупрозрачной струёй вверх летел пар.

— Чаю? — светским тоном предложил зверёк и, не дожидаясь ответа, поймал из воздуха невесть откуда взявшуюся белую чашечку с блюдцем.

Я промолчал.

— Ну не хочешь, как хочешь.

Не то чтобы я не хотел, просто не был уверен в том, что такое «чай». Пока что я без особого интереса наблюдал за усилиями кролика.

Первая попытка едва не лишила того чайника. Кролик отвёл его от живота, и поток воздуха чуть не унёс посудину вместе с кроличьей лапкой. Тихо и замысловато выругавшись, зверёк попытался наполнить чашку, поставив её себе на живот. Чай, моментально остыв, красивыми тонкими струйками устремился в противоположном ожидаемому направлении. Зверёк, немного подумав, перевернул чашку, слегка приподнял над чайником и попытался налить чай вверх. Но жидкость задерживаться в чашке не стала, её почти сразу выдуло в разные стороны.

Я рассмеялся.

— А вот это сейчас обидно было! — пискнул кролик и швырнул в меня чашку и блюдце. Посуду тут же унесло наверх.

Он покрутил носом, затем буркнул: "А гори оно всё пропадом!" — и присосался прямо к носику.

— Сразу надо было, — сказал я. — Хотя твои фокусы были забавны.

— Тоже мне, фокусы, — проворчал кролик, отпустил чайник и вытер лапкой усы.

Чайник полетел было вслед за чашкой, но перевернулся носиком вниз и спустя несколько секунд просвистел между нами, стремительно обогнав.

— Мы так долго падаем, что, наверное, скоро землю насквозь пролетим, — задумчиво сказал я. — Как думаешь, высоко нас подбросит на выходе?

— Т-ты что говоришь? — замахал лапками кролик. — Невежда! Да если б мы летели сквозь землю… При повышении температуры на градус каждые тридцать три метра! Где ты только физику с географией учил?

Я попытался вспомнить. Наверное, где-то учил. Но пока что эти слова мне ничего не говорили.

— Если не сквозь, то куда?

Он набрал в грудь воздуха для очередной отповеди. Я вывернул шею и увидел внизу стремительно приближающийся пол.

— Сейчас мы разобьёмся, — сказал я, и пол врезался в меня со странным шорохом.

— Ох, — простонал кролик. — О-хо-хо, я слишком стар для этого дерьма.

Я смахнул с лица оранжевый лист. Подо мной и вокруг меня валялась куча таких же.

— Повезло, — сказал я. — Если бы не листья, мы бы расшиблись в лепёшку.

— Точно недоумок, — проворчал в ответ кролик. — Попробуй подсчитать, какой толщины должна была быть подстилка из листьев, с учётом твоей массы и скорости. И твоего невежества, оно весит не меньше.

Он пытался встать на задние лапки, но те подгибались и тряслись.

Я лежал на спине и вглядывался в бездну, сквозь которую только что пролетел. Неподалеку валялся чайник; из его носика натекла небольшая лужа.

Внезапно раздался оглушительный звон: нас догнали блюдце и чашка.

— Ох, лапки мои, ох, мой хвостик, — всхлипнул кролик. — Чуть не на голову. Вот потеха была бы!

— Оборжаться, — подтвердил я, поднялся с пола, тяжело оперся на невысокий стеклянный столик и огляделся. Тесная комнатка, янтарно-жёлтые стены, под потолком — странная пузатая лампа.

— Эм-м, обратите внимание, милая Алиса, — обратился ко мне кролик, перейдя почему-то на “вы”, одернув жилетку и натянув белые перчатки, и изящным жестом указал на крохотную дверцу в углу комнаты. Сквозь замочную скважину пробивался мертвенный голубоватый свет. — Это ваши врата.

— И что там?

— Фи, какие грубые и бестактные вопросы. Откуда мне знать? Берите свой ключ и ступайте.

Ключ лежал на столике. Рядом стояла прозрачная бутылочка с надписью «Выпей меня». Я задержал взгляд: она пробуждала намёки на какие-то воспоминания.

Ключ идеально подошел к замку. А вот я к двери не подходил совсем. В небольшой проём с трудом пролезала часть головы, намертво застревая на ушах.

— Ох, Алиса, — сокрушался кролик, — для вас же написано: выпей. Это элементарно!

Мне очень не хотелось пить незнакомое зелье. Рефлексы противились. Но я был сильнее.

— И что теперь? — спросил я, поставив пустую бутылочку обратно. Ничего не происходило.

— Эм-м… — Кролик выглядел удивлённым и рассерженным. — Алиса, вы должны уменьшиться. Немедленно уменьшайтесь! Что это за безобразие?

Уменьшаться я не стал. Вместо этого внимательно смотрел на свою дверцу, и та искажалась, выгибалась во всех измерениях и медленно увеличивалась. Получившаяся арка выглядела оплывшей, потёкшие капли дерева медленно застывали.

— Идём, что ли? — сказал я сам себе и запнулся, не дождавшись ответа. Кролик спустя пару секунд последовал за мной. Взгляд у зверька, как я заметил, был совершенно безумным.

C другой стороны проёма арка выглядела так же. Если не считать того, что она нелепо торчала на одиноком холме посреди огромного сада, закрытая ещё более нелепой ветхой портьерой. Впереди светила почти синяя луна, раз в пять больше обычного; в её свете тропинка от арки сквозь сад напоминала ручей из ртути.

Кролик потянул меня за штанину:

— Быстрее, Алиса, вы же не хотите остаться тут жить?

Я немного подумал.

— Не знаю.

Мы спустились с холма. На тропинке оставались следы моих подошв, от которых расходились серебристые круги. Отметины же от кроличьих лап просто чернели и исчезали.

Маргаритки, росшие вдоль тропинки, печально качали головками и монотонно напевали тоненькими голосами:

— Раз, два…

— Вы меня совсем не слушаете, — возмутился кролик. Оказывается, он всё это время что-то рассказывал.

— Три, четыре, запирайте дверь в квартире…

— У вас, Алиса, большие проблемы. Вы сами понимаете?

— Нет, — равнодушно сказал я. Считалочка маргариток пронимала меня до самых печёнок — я как раз вспомнил это слово, “печёнка”.

— В своём невежестве вы превзошли всех предыдущих Алис! Если уж вы упали, то будьте добры подниматься самостоятельно.

— Семь, восемь…

— Не понимаю, — повторил я, оборачиваясь: мне чудился взгляд точно в затылок. — Ты какой-то бред несёшь.

— Девять, десять, никогда не спите, дети…

Я не выдержал. Схватил упавшую на тропинку ветку, направил её на цветы и приказал:

— Заткнитесь!

Ничего не произошло. Маргаритки продолжали качать головками и заунывно петь. Я взмахнул палкой и шагнул вперёд, сойдя с тропинки. И будто попал в кисель: движения стали тягучими, рот медленно и беззвучно открывался и закрывался, мир снова залило алым.

— Алиса, немедленно вернитесь на тропинку! Ишь чего удумали! — голос кролика звучал ясно и близко.

Шаркая, как старик, выставив руки перед собой, еле-еле преодолевая сопротивление вязкого воздуха, я с трудом сделал два шага вперёд и вновь оказался на ртутной дорожке. Красный свет выключился, вернув синюю луну, чёрное небо и серебряные пушистые облака.

— Что это было? — сдавленно прошептал я. — Бред какой-то!

— Бр-р-ред и есть, а как же, — мурлыкнуло мне прямо в ухо. — И надо бы разобр-р-раться, что за бред вас сюда привёл.

Я поднял голову, чтобы разглядеть говорившего. Мне всё время казалось, что я жду кого-то. Но это был не тот, кого я мог бы ждать, это был здоровенный полосатый кот, который лениво потягивался, зависнув прямо в воздухе.

— Опять ты, — с досадой в голосе проговорил кролик.

— Ну а как же. Ты же не всерьёз надеялся, что я не подкину парочку неизвестных к этой задачке?

— Я надеялся, что тебя давно бездна поглотила!

— Как гр-ру-убо, — пропел кот и улыбнулся. Кролик немного посерел и попятился. — Ну что же ты, милый? Не уходи, кролики — это не только ценный мех…

Договорить кот не успел: кролик пискнул и в два прыжка скрылся с наших глаз.

— Так-то лучше. Позвольте представиться — Чеширский кот.

— Эм-м… — протянул я.

— Из Амбриджа? Вы на неё совсем не похожи.

— Эм-м, я не помню своего имени. Я даже лица своего не помню.

— Потеря лица — это очень серьёзно, — веско сказал Кот, достал из воздуха очки в тяжёлой оправе, нацепил их и сделал серьёзную морду. — И как давно с вами приключилась эта… неприятность?

— Так было всегда.

Да, в этом я был полностью уверен.

— Интересно, — Кот начал меркнуть: вот сквозь него уже видна эта ненормально огромная луна. Вскоре осталась только улыбка. Назвать улыбку доброжелательной я бы не мог. — Значит, наша дорога лежит в область расширения, удлинения и углубления сознания.

— Что?

— Идём к Абсолему. Он должен знать… всё. А если чего и не знает, так подкинет волшебных грибочков. Как ты относишься к грибам, о драгоценный прохожий? — Чеширский кот, мерцая, плыл вперёд, к выходу из сада. Я шёл за ним, будто привязанный. Болтовня Кота полностью заглушала песню-считалочку маргариток, и мне это нравилось. — А сейчас мы, кстати, за ворота выйдем, полегче станет.

Достаточно было сделать всего несколько шагов, просто выйти из сада, как пропала странная тяжесть, что пригибала меня к земле и давила на уши. Я длинно выдохнул.

— Позвольте заметить: я очень, очень рад, что чувство вины в вас слабо развито. Полагаю, прежде чем попасть сюда, вы были крайне самоуверенным существом, — обратился ко мне Кот. — Могу предположить также, что вина вызвана тем, что вы кого-то покинули… но она какая-то неправильная.

Я только пожал плечами — рассуждения Кота меня совсем не трогали. Вот только всё время хотелось обернуться.

 

Тропинка вильнула и вывела нас к гигантскому грибу. На его шляпке сидела голубая гусеница и курила кальян.

— Не беспокойтесь, Алиса, — шепнул Чешир мне в ухо. — Это не табак.

Я пожал плечами и приблизился.

Гусеница выдохнула мне в лицо густой чёрный дым, который совершенно ничем не пах.

— Я бы хотел знать, — глубоким мужским голосом заговорила она… он со мной. Голос был знакомым и смутно неприятным. — Ты видел когда-нибудь дождь, идущий в солнечный день?

— Не думаю, что такое бывает.

— Ты о дожде?

— Я о солнце.

— Чешир, сволочь, ты кого ко мне притащил? — прошипел червяк, резко отшатнувшись.

— Это Алиса, ты разве сам не видишь? — Кот даже не прятал издёвку в голосе. — Её притащил кролик. И ей нужны грибы.

— Ты забыл, — медленно протянул Абсолем. — Никаких грибов ненормальным. Ты забыл, что бывает после.

— Какая разница, что будет после? — отмахнулся Кот. — Важно только здесь и сейчас.

— Я отказываюсь в этом участвовать, — заявил червяк. — Под твою ответственность!

Чеширский кот рассмеялся и смеялся долго и со вкусом, иногда взмяукивая и размахивая лапами в воздухе. Гусеница наблюдала за ним, всем видом выражая неодобрение.

— Конечно, конечно, Абсолем. Под мою ответственность, — успокоившись, сказал Кот. — О да.

И повернулся ко мне:

— Разрешение получено, чего вы ждёте-то? Ломайте гриб и ешьте. На здоровье.

Кусок гриба был пористым и желтоватым, тащить его в рот не хотелось категорически.

— Кусайте, — мурлыкнул кот, исчезнув на мгновение и материализовавшись точно перед моим лицом. — Ну же!

Моя рука поднесла гриб к моему рту, и тот открылся, а моё горло послушно проглотило безвкусную мякоть.

— Чувствуете, как ваше сознание расширяется? — с неподдельным интересом спросил Кот.

— Нет, — честно ответил я. — Ничего не чувствую.

— Нечему там расширяться, — высказался червяк. — Безмозглое существо! Встретить бы кого-нибудь разумного для разнообразия!

— Все существующее разумно, — отозвался лениво Кот.

— Оптимист, — кисло пробормотал Абсолем.

А я стоял и не мог пошевелиться. Пальцы ног врастали в землю, подобно корням дерева, и я чувствовал, как в теле струится земной сок. Я поднял руки вверх и увидел, что сквозь фаланги прорастают молодые веточки и покрываются листьями. Я поглубже вдохнул и опустил веки: я дерево, деревьям глаза не положены. Звуки стихли, остался тихий шелест моих листьев в кроне.

Я рос на берегу озера. Солнце прогревало меня насквозь, до самых дальних корешков. Было приятно. Разве что небольшая тень мешала полностью раствориться в блаженстве: между мной и озером сидел рыжий человек. Он вглядывался в воду. Дна у озера не было. Человек не верил и ждал.

Время текло лениво и неторопливо.

А ещё рядом со мной стоял обелиск, на котором был изображен ещё один рыжий — может, и тот самый, у озера. И это соседство тоже мешало. Я в раздражении встряхнул кроной, уронив лист.

Рыжий обернулся и посмотрел на меня. Его глаза были похожи на воду.

Лист медленно-медленно летел к озеру и не мог его достигнуть.

 

Неприятные ощущения заставили меня открыть глаза. Чеширский кот яростно драл когтями мои ветки и что-то рычал. Я попытался снова зажмуриться, но бешеная зверюга съездил мне по лицу лапой, а затем и другой. Вернулись время и звуки, а за ними пришла боль.

Я опустил руки вниз и потопал ногами — я снова не был деревом.

— Прошу прощения, — твёрдо сказал Кот. — Не ожидал, что в столь самодостаточном существе настолько сильна привязанность к родне. Даже подсознательно вы пытаетесь вернуться к той стабильности, что давала семейная поддержка…

Я снова пожал плечами и оглянулся. За спиной никого не было, и эта пустота выматывала меня сильнее происходящего.

— Какая стабильность, Чешир? Ты бредом заразился! — сказал Абсолем презрительно и очень знакомо. — Этот… он туп и пуст, как старая деревяшка, твои теории тут не работают!

Я посмотрел на червяка, и тот подавился дымом и закашлялся:

— Не смей!

Но я не отводил взгляд. Абсолему явно было нехорошо. Он выронил кальян и упал на бок, суча своими голубыми ножками. Каждая из них была в маленьком малиновом башмаке.

— Стой, — хрипел он. — Отпусти! Чешир, помоги мне…

Не было Чешира. Никого не было, только я. И, повинуясь моему взгляду, гусеница медленно таяла в воздухе, испарялась, превращаясь в тяжёлый, густой синий дым, который кольцами шёл вверх и растворялся в луне.

Я с усилием отвел взгляд от оплывшего гриба.

Облака сильнее затянули небо, от луны осталось не больше половины. Стало заметно темнее. И удивительно, но тропинка теперь светилась ярче.

— Это было неожиданно, — произнёс голос Кота из пустоты.

— Это точно, — согласился я и пошёл по тропинке в лес.

Зубастая пасть плыла рядом — то слева, то справа, то слегка позади. Чеширский кот, похоже, опасался полностью проявляться и оставлять меня у себя за спиной. Наверное, зря: я не чувствовал, что способен провернуть с ним тот же фокус, что и с гусеницей.

Кот болтал без умолку. Это, похоже, свойство всех местных обитателей — не затыкаться ни на секунду. Но его разговоры меня не раздражали. А может, все они говорят, чтобы заполнить пустоту в моей голове?

— Теоретически это могло бы быть эскапизмом, побегом от действительности, — рассуждал Кот, — но ведь совершенно не ваш случай. Вам не от кого бежать, ваша реальность — максимально комфортное для вас место. Что же тогда вы тут делаете?

— Иду, — сказал я. Немного подумал и добавил: — И жду.

— Простите, но Страна Чудес — не зал ожидания.

— Именно поэтому я не сижу на месте.

— Это не имеет значения.

— А вы всё разговоры разговариваете? — раздалось из-под моих ног. Я посмотрел вниз. Рядом опять бежал белый кролик. — А время-то идёт!

Он достал из кармана жилетки часы на цепочке:

— Время даже бежит! Нет, летит! Так мы его совсем потеряем!

— Мы не можем двигаться быстрее времени, — возразил Кот, проявляясь полностью.

Кролик сжал переносицу лапой, закрыл глаза и помотал головой:

— У времени нет скорости, скорость определяется временем — неужели непонятно?

Мне было всё равно. Кот перевернулся пузом кверху и лениво дрейфовал. Кролик уже просто верещал, прыгая рядом с нами, и яростно размахивал лапами:

— У времени есть только течение! Но и оно применимо исключительно к системам, движущимся друг относительно друга с ускорением, таким, чтобы разница в скоростях была сравнима с... А-а-а!... Да кому я это всё объясняю?

Мы вышли на небольшую полянку. По центру её стоял длинный стол, заваленный посудой — чашки всевозможных цветов и размеров, опрокинутый сливочник, конфетницы. В одной из них спала серая крыса.

— Хи-хи, — раздался мелкий и дробный смешок. — Я хочу ещё послушать о времени и его друге!

Ближе всех к нам сидел ещё один кролик. Это он и смеялся.

— Мартовский безумный заяц, — представился он, вращая глазами. — Я вижу Алису! Ещё одна Алиса! И у неё такие же отношения со временем. Идём пить чай?

Я уже вспомнил, что такое чай, но отказался. Странным делом инстинкты сопротивлялись самой мысли о том, что тут можно пить чай.

— Хи-хи-и, — снова рассмеялся Заяц. — А у нас для тебя чашки и не будет!

Его сосед справа, лохматый человек в пёстром цилиндре, быстро закивал, схватил две ближайших чашки, плеснул в них из пустого сливочника и поднёс обе ко рту.

— Зато мы можем поговорить, — подмигнул Заяц. — Знакомьтесь, Алиса, это Алиса, — он небрежно махнул лапой в сторону мальчика в рваной футболке, сидевшего на углу стола. — А Шляпника вы помните.

Он запихнул в пасть пару бисквитов и смешно задвигал усами. Кот снова исчез, оставив только уши и зачем-то брови.

— О чём ты хочешь с ним говорить? — спросил мальчишка. — А главное, зачем?

— Мне скучно, бестолочь.

— А где водятся такие рыжие? — спросил Шляпник, уронив чашки на стол и ткнув в меня пальцем. Сам он, кстати, был рыжее не придумать.

— В норах, где ж ещё! — отозвался Белый кролик. — Мы там и встретились.

На полянку по другой тропинке неслышно вышла девушка в голубом платье. Чешир проявился полностью и мурлыкнул. Девушка приблизилась и неуверенно улыбнулась.

— Стой! — сказал ей мальчик, вставая из-за стола.

Та взмахнула широкими рукавами и неожиданно легко взлетела.

— Что это за птица? — спросил я.

— Птица Алиса, — сказал Мартовский заяц и опять хихикнул.

— Нет. Это птица Венди, — сказал мальчик, натягивая лук.

Я не стал ждать, чем всё закончится. Просто развернулся и зашагал дальше, держа луну у левого плеча. За спиной раздались вскрик и шум падения, затем, почти без паузы, радостные возгласы и нестройные хлопки в ладоши.

— Идите всё время прямо,— напутствовал меня кролик. — Прямая — кратчайшее расстояние между двумя точками.

— Если идти все прямо да прямо, далеко не уйдешь, — возразил я.

Тропинка послушно сделала зигзаг.

— Почему заяц безумный? — спросил я. — Он почти не отличается от кролика.

Кот махнул задней лапой:

— Они оба безумны. Это единственный способ остаться в здравом уме.

Тропинка сделала ещё один поворот и упёрлась в полуразрушенную стену. Порыжевший известняк, поросший местами травой, доходил мне до глаз. Прямо на стене, опасно балансируя, сидело яйцо. Да, яйцо. Белое, гладкое. С глазами, ушами и ртом. Кажется, нарисованными ребёнком. Из яйца торчали тонкие ручки и ножки. Это было настолько нелепо, что я запнулся и остановился вместо того, чтобы пройти мимо.

— Вся королевская конница, — бормотало яйцо, — вся королевская рать…

— Ты о чём? — спросил я.

Яйцо вперило в меня свои белёсые гляделки:

— А ты, Алиса? Ты уже умерла, Алиса? Тут все Алисы умирают, — и рассмеялось скрипучим смехом, раскачиваясь взад-вперед.

— Я не та Алиса, — сказал я.

— О да, ты не та Алиса. Ты не Алиса вовсе! Ты же один из тех чудиков, что ходят друг за дружкой, слова подбирают?

— Труляля и Траляля? — удивился кот. — Это вряд ли.

— Я не о пухликах, я об озере. Ты же меня понимаешь, рыжий? — спросило яйцо почти жалобно.

Я покрылся холодным потом, потому что понимал. Я помнил озеро, застывший в воздухе оранжевый лист и человека на берегу, который кого-то ждал.

— Ходить справа и ждать слева, да? Ты ведь чувствуешь как он тебя видит?

— А я говорил, мы все тут сумасшедшие, — сказал Кот. — Шалтай уже давно сбрендил.

— Этот рыжий знает, что ещё нормальный, а тот, кто его ждёт, — тот уже вряд ли.

— Ты не знаешь, что говоришь, — прошептал я.

— Шизофрения, — сказал Кот. — И шизофазия. Ничего особенного.

— Вся твоя жизнь — в его зрачке, и она закончится, как только веко закроется. Он тебя совсем забудет. Он больше в тебя не верит.

— Заткнись! — закричал я. — Немедленно!

Я хотел зажать уши. Мне казалось, что я слышу самое страшное. Боггарт?

— Ридикулус, — сказал я негромко и толкнул стену обеими руками.

Стена будто только этого и ждала. Она зашаталась, затем сбросила сверху несколько ноздреватых камней. Шалтай балансировал руками, скривив рот в испуге. Стена замерла, а потом с гулким звуком осела бесформенной грудой. Шалтай посмотрел на меня:

— И правда, смешно…

Он качнул ногами и полетел вниз, в бездну, которая оказалась сразу за стеной.

Я отвернулся и закрыл глаза руками.

— Не-е-ет! — закричал Кролик. — Что ты наделал? Это был суть и центр мира!

— Я не хотел.

— Если не хотел, зачем сделал? Лучше бы молчал. Кто делает — молчит. Кто говорит — не делает. А ты говоришь и делаешь, причем ужасные, ужасные глупости!

— Полагаю, — бесстрастно вступил Кот, — убивая яйцо — недочеловека по вашим представлениям, — вы убивали его в себе. Избавлялись от инфантильности, детской защитной оболочки; доказывали самому себе, что вы… как там у классика? — право имеете.

— Какое право, — возмутился кролик. — Если такие права всем раздать, мы в пустыне останемся!

— Метафорически мы и так в пустыне, и лишь скрытые родники напоминают о жизни, — вздохнул Чеширский кот.

— Родники меня не интересуют, — сказал я, открывая глаза. — Мне нужно озеро.

Кот и кролик переглянулись.

— А вот это правильно, — одобрительно сказал Кот. — Поздравляю с верным решением, рад, что всё у вас будет в порядке.

— Ты уверен? — тревожным шёпотом спросил Кролик. — Мало ли какое озеро и зачем? Эта Алиса не такая, как прочие!

— Ах, какие пустяки, — мурлыкнул Чешир и улыбнулся мне. — Ваше озеро везде. Главное — захотеть его увидеть. Прощайте!

И они оба, обнявшись, исчезли.

Я потёр глаза. Шалтая жалко было до пиксиков.

А ещё я так и не помнил того, кто я.

Я обошёл стену и остановился. Вместо бездны передо мной было озеро. В нём не отражались луна и серебристые облака, в заозерье был ясный солнечный день — застывший, как на магловском рисунке.

— Кто я? — спросил я у озера, наклоняясь к воде.

Моим отражением был тот самый рыжий с другого озера. Стена за моей спиной отражалась высоким обелиском за его спиной.

Я поводил рукой перед водой; отражение сперва не шевелилось, а затем моргнуло. И заозерье ожило: коснулся воды лист, запустив круги по внутренней глади воды, качнули ветвями деревья. Рыжий наклонился ко мне.

— Не может быть. Не верю, — прочитал я по его губам и вспомнил слова Шалтая.

— Если ты поверишь в меня, я поверю в тебя, — сказал я отражению. — Идёт? — я протянул руку и коснулся воды. Отражение помедлило и коснулось моих пальцев.

Я крепко схватил его ладонь и почувствовал, что меня держат не менее крепко.

— Идём ко мне? — сказал я своему отражению. — Тут странно, но хорошо. Тут нет памяти и нет забот. И всё можно.

— Идём ко мне? — сказало отражение мне. — Тут есть ответственность и память. Тут привычно и иногда плохо.

Наши руки сцепились в воде намертво. Нам обоим хотелось быть вместе — но каждому на своей стороне озера.

Рыжий выкрикнул:

— Фред! — и сильно дернул к себе.

Я не удержался на ногах и полетел в воду, глядя в глаза своему отражению и чувствуя, как крепкая живая рука тянет меня сквозь бездну зрачка, и тянул его к себе сам.

Свет, темнота. Опять свет. Яркий день сменялся лунной ночью с такой скоростью, что я не выдержал и зажмурился. Моё тело крутило и выжимало, но в моей ладони была ладонь брата, и я не чувствовал страха.

Когда всё закончилось, мы лежали на траве и держались за руки. Я не открывал глаза, пока не услышал:

— Твою мать. Твою мать! Две Алисы. Две Не Те Алисы!

Кролик в отчаянии заламывал лапки. Я повернул голову к Джорджу и сказал:

— Привет.

Подумал и добавил:

— Я не собираюсь извиняться за то, что тебя сюда затащил!

Он улыбнулся, встал, отряхнул колени — драконья кожа, не фунт орехов! — посмотрел на меня сверху вниз и ответил:

— Подъём, Фордж! Надо искать выход.