До самой смерти (гет)

— Женись на мне, женись, женись! Братик! — глаза Беларуси бешено сверкали, а маленькие каблучки матово-чёрных туфель нервно выстукивали по мрамору. Годы, проведённые девушкой в преследовании Брагинского, давали о себе знать. Ей не составляло особого труда бегать за братом более получаса, а учитывая то, что Иван хоть и выглядел внушительно, но физической подготовкой никогда сильно не увлекался...

— Иди домой! Когда ты, наконец, от меня отстанешь?! — в отчаянии крикнул Россия, стараясь не оборачиваться на вопли сестры. Ему было трудно удерживать равновесие с грузом на плечах, да и пол оказался предательски блестящим и скользким, но заветные турникеты уже виднелись в другом конце зала. Сейчас Иван отдал бы всё на свете за то, чтобы не опоздать на самолёт и скрыться в неизвестном для Наташи направлении. А пока приходилось нестись, сломя голову, и чудом успевать следить за концами шарфа, так и норовившими угодить под ботинки. Останавливаться было нельзя, ведь даже излюбленное "оружие" Иван умудрился оставить дома, а попадать в руки Беларуси не хотелось.

— Почему ты так и не можешь понять, что моей любви хватит и на двоих? Просто женись на мне, и тебе больше не придётся напрягаться! — раздражённо вопила девушка, проталкиваясь среди пассажиров и невольно привлекая к себе внимание полицейских.

— What did she say?( Что она сказала?) — спросил у супруги пожилой человек в потрёпанном сюртуке.

— It sounds like Russian language. I think, the girl is mad ( Похоже на русский язык. Видимо, девушка просто сумасшедшая), — презрительно фыркнула та, поправив широкополую шляпку.

Тем временем Россия, успев на время оторваться от Беларуси, стоял у паспортного контроля и тяжело дышал. Служащие недоверчиво смотрели на такого запыхавшегося пассажира, даже провели пару раз металлоискателем по его одежде для пущей надёжности, но, к их разочарованию, сегодня Брагинский был абсолютно чист. Проверка документов заняла совсем немного времени.

— The plane take off at seven o'clock( Ваш самолёт отлетает в семь), — наконец, к Ивану вновь возвратился его загранпаспорт, и парень, глубоко вздохнув, рассеянно улыбнулся служащему и удовлетворённо опустил корочку в карман.

— Океюшки, — кивнул русский и, заметив в толпе знакомую до боли бело-синюю фигурку, взвалил на плечи баул и ринулся прочь, под табло, на котором дружелюбно мерцали дата и время нужного рейса.

— Ты куда, братик? Не оставляй меня одну, мерзкий ублюдок! Я так и знала, что ты, бесхребетная сволочь... — орала Беларусь, пытаясь пробежать через турникет, мимо охранников. Но не тут-то было: люди в форме быстро скрутили ей руки, что-то бормоча — видимо, они пытались её успокоить. Орловская стиснула зубы со злости: заветный нож висел на бедре в чехле, до которого сейчас ей, увы, не добраться.

— Прощай, сестрица! Не потеряй свой knife! — донеслось откуда-то из коридора, да с такой задоринкой...

— Knife? I'm sorry, but i have to take you to police station ( Нож? Извините, но я вынужден доставить вас в полицейский участок, мадам), — деловито сказал один из державших.

— Я ещё доберусь до тебя, бегун грёбаный, — прошипела Беларусь, с безразличным видом глядя, как на её тонких запястьях смыкаются блестящие зубы наручников, а людской поток медленно растекается по аэропорту, ведь рейс только что отправился. Вечер обещал быть интересным, а брат, так уж и быть, отсрочил свою участь, но ненадолго...