Рождественские каникулы (гет)

— Ну как тебе мой рождественский подарок? Понравился? — игриво проворковала блондинка, застёгивая пуговицы на своей рубашке.

Драко никак не прокомментировал её реплику, наивно полагая, что та сама покинет его кабинет. Без лишних объяснений со своей стороны. Рано или поздно. Но судя по тому, как она уселась на его рабочий стол, он предположил, что уходить она вовсе не собиралась.

— Может, поужинаем завтра где-нибудь? — неожиданно спросила она, застав Малфоя врасплох.

Он устало закатил глаза.

— Боюсь, это невозможно.

— Это ещё почему? Или ты встречаешься ещё с кем-то кроме меня? — она театрально надула губы и посмотрела на него тем особым взглядом, который жутко раздражал Малфоя, отчего ему захотелось избавиться от неё как можно быстрее. Завязав галстук, он подошёл к ней и сказал:

— Давай проясним ситуацию, дорогая. Мы с тобой переспали. Один раз. И больше этого не повторится, — а потом шёпотом на ушко добавил: — Никогда.

— Но ты ведь говорил, что…

— Я врал. Считай, что это был мой подарок тебе на Рождество, — и он покинул кабинет, прежде чем до него донеслось громкое «мерзавец!».

В приёмной всё ещё сидел его секретарь.

— Хизер, — обратился к ней Драко.

— Да, мистер Малфой.

— Как только эта особа, — он кивнул головой в сторону двери, — покинет мой кабинет, будь добра, закрой его на ключ.

Меня не будет все выходные, так что попроси Томаса отогнать служебную машину в гараж, я поеду на своей. Если что, звони, я всегда на телефоне.

— Да, сэр.

Он хотел уже было уйти, но вдруг развернулся.

— Ах да, чуть не забыл, — Малфой достал из внутреннего кармана белый конверт. — С Рождеством, Хизер.

— Спасибо, мистер Малфой. И вас с Рождеством!

Спустившись по лестнице и сев в машину, Драко первым делом включил мобильный телефон, чтобы проверить список поступивших сообщений. В его телефоне оказалось сорок пропущенных вызовов, преимущественно от Нарциссы. Ещё недавно ни мать, ни отец не знали о таких средствах связи, как Интернет и мобильный телефон, и Драко довольно долго пытался привить любовь к прогрессу своим родителям. Нарцисса быстро смогла освоить все нововведения, а вот Люциус до сих пор пугался телефонных звонков и считал, что вся эта техника была разработана маглами для того, чтобы запугивать таких, как он, чистокровных волшебников или морочить им голову. Поэтому каждый раз, когда Драко звонил Нарциссе, или когда звонили ему самому, Малфой-старший вздрагивал.

Драко как раз намеревался перезвонить матери, когда его телефон завибрировал:

— Да, мам, — ответил он.

Он нажал кнопку зажигания, и двигатель завёлся.

— Да, я сейчас выезжаю.

Охранник, сидевший в своей кабинке, нажал кнопку подъёма автоматической решётки — и ворота открылись. Драко кивнул ему в знак благодарности и выехал на улицу.

— Я понял, мам. Через сколько буду? — он по привычке посмотрел на часы, — Где-то через час. Может, полтора. Мам, я помню…

Услышав громкий визг тормозов и оглушительный рёв гудка, Драко бросил взгляд на дорогу и увидел быстро надвигающуюся на него машину. Яркий свет фар прямо ему в лицо заставлял прищуриться. Ничего не было видно. Дорога была скользкой. Пытаясь избежать столкновения, Малфой вывернул руль. Тщетно. Машину занесло. Драко разжал пальцы, и его телефон с глухим стуком куда-то упал. Резкий удар. Последним, что он увидел, были удивление и шок в глазах мужчины — зеркальное отражение его собственных чувств. Он услышал хлопок и почувствовал запах бензина. В телефоне продолжал звучать голос Нарциссы:

— Драко, сынок, ты меня слышишь?.. Почему ты молчишь?.. Драко, что произошло?

Боль сковала тело. Ни пошевелиться, ни закричать. От бессилия он закрыл глаза. А дальше…

Дальше — ничего.

* * *

— Здравствуйте, миссис Уизли. Прошу вас, присаживайтесь, — полный лысоватый мужчина указал рукой на стул, стоящий напротив его стола.

Гермиона осмотрелась. Высокий белый потолок в кабинете директора был изящно украшен, словно это был и не кабинет вовсе, а музей. Комната была заставлена красивой дорогой мебелью. Стол, диван и огромный шкаф выделялись из общей концепции дизайна, так как были насыщенного кофейного цвета, добавлявшего кабинету официальности. На письменном столе располагались бумаги, телефон, а также фоторамки, которые Гермионе рассмотреть не удалось — скорее, к счастью, чем к сожалению.

— Чай? Кофе? — вежливо поинтересовался директор.

Гермиона просто покачала головой в знак отказа.

— Миссис Уизли, я позвонил вам, так как просто обязан сообщить вам некую информацию.

Гермиона взволнованно произнесла:

— Что-то с Хьюго?

Директор набрал в грудь побольше воздуха, а затем продолжил:

— Не стану ходить вокруг да около. Ваш сын несколько дней подряд систематически прогуливает уроки.

— Этого не может быть, — возразила она.

— Как бы прискорбно это ни звучало, но факт остаётся фактом. Хьюго три дня не появлялся в школе. И сегодня мы выявили причину столь странного поведения.

— Что вы имеете в виду?

— Дело в том, что сегодня утром миссис Трейнор — наша учительница математики — видела, как Хьюго пытались избить.

Гермиона в шоке прикрыла рукой рот, но прежде чем она успела что-либо сказать, директор продолжил:

— К сожалению, миссис Трейнор не смогла рассмотреть их лица, а Хьюго по этому поводу ничего не говорит. На школьном совете мы с коллегами обсудили сложившуюся ситуацию и пришли к мнению, что вашего сына запугали.

— И вы так спокойно об этом говорите?

— Поверьте, я прекрасно понимаю ваше негодование.

— Как давно это началось? — словно не обращая внимания на его слова, проговорила она.

— Я не знаю…

Гермиона бросила на него ненавидящий взгляд.

— Как это вы не знаете? Вы, как директор, несёте полную ответственность за детей и то, что происходит с ними в стенах вашей школы. Разве не вы должны предугадывать события и делать всё возможное во избежание подобных ситуаций?

— Поверьте, миссис Уизли, я сделал всё от меня зависящее, но результатов это не дало. Хьюго не идёт на контакт с нами. Если он и дальше будет покрывать тех, кто досаждает ему, я не смогу принять соответствующие меры.

— И что же вы хотите от меня?

— Поговорить с ним. Вы знаете его, как никто. Прошу вас.

Гермиона кивнула. Директор взял трубку и проговорил:

— Заходите.

Дверь открылась. В кабинет вошёл Хьюго в сопровождении пожилой женщины. Мальчик не поднимал глаз, не смотрел на мать, отчего у Гермионы сжалось сердце, но даже так она смогла заметить кровоподтёк под левым глазом и ссадины на руках. Она бросилась к сыну:

— Хьюго, мальчик мой. Что случилось?

Директор поднялся из-за стола.

— Пожалуй, я вас оставлю.

Как только дверь за ним захлопнулась, Гермиона принялась внимательно осматривать его, стараясь сдержать рвущиеся наружу слёзы.

— Пожалуйста, скажи мне, кто это сделал?

Хьюго отстранённо пожал плечами. Видеть сына таким было больно. В последнее время он всё больше замыкался в себе и собственных мыслях. Впервые Гермиона не знала, что делать, что говорить. Она не могла сказать, что всё будет хорошо, не могла дать ему ложную надежду, что скоро всё образуется, ведь она сама не была в этом уверена. Она взяла исцарапанную руку сына, прижала её к сердцу и проговорила:

— Мы всё преодолеем.

Но Хьюго так и не взглянул на неё.

* * *

Заведение, в котором теперь работала Гермиона, называлось просто — «Кафе у Джо». Хозяином его был никто иной, как Джо Харпер — добродушный мужчина с приятным голосом и глазами, которые, казалось, умели улыбаться. Он любил щеголять в выцветших синих джинсах и красной футболке, а в холод надевал утеплённую олимпийку.

Не работа мечты. Но выбирать некогда лучшей ученице Хогвартса не пришлось.

Кафе сложно было назвать модным. Вообще, всё, что было в этом городе, не подходило под это описание. Здесь не было шикарных машин, богатых людей и популярных заведений. Здесь все знали друг друга чуть ли не по именам и могли спокойно ходить друг к другу в гости без предупреждения. И все были рады.

Переехав сюда, Гермиона первое время еле сводила концы с концами. Начинать жизнь с чистого листа оказалось сложнее, чем она себе представляла. Но не было такой проблемы, с которой Гермиона экс-Грейнджер не справилась бы. Развод с Роном, переезд из Лондона в захолустный магловский городок, отсутствие приличной и достойной работы, отказ от магии. Раз уж решила сжигать мосты — то делай это, не оглядываясь назад. В этом городе она училась жить по-новому: без войн и сочувствующих взглядов, без общественного мнения и предрассудков, без ночных кошмаров, а главное, без волшебной палочки.

Гермиона посмотрела на столик, за которым сидел Хьюго со второй официанткой Мией: они с особой тщательностью вырисовывали что-то на листке бумаги. Посудомоечная машина тем временем известила её о том, что посуда вымыта; она достала из неё поддон с тарелками, чашками и стаканами и принялась расставлять их по своим местам.

Услышав очередную шутку Джо, Гермиона рассмеялась. Несмотря на все свалившиеся на неё проблемы, в кафе было трудно не смеяться. Мужчины у барной стойки были настолько благовоспитанными, насколько вообще могут быть благовоспитанными мужчины, ругающиеся со спортивными комментаторами во время телевизионных трансляций. Весёлые разговоры Мии и Джо четыре дня и три вечера в неделю отвлекали её от мыслей, и ей не приходилось сидеть дома в полном одиночестве, с кучей грязного белья, и переживать из-за того, с чем она не в состоянии справиться.

Кафе заполнялось, и дело было не только в том, что был вечер пятницы. Стоял канун Рождества. А это значит, что у всех жителей намечались длительные выходные, у Джо — приличная выручка, а у неё — приличные чаевые. Гермиона с полным подносом маневрировала между столиками, каждый раз бросая обеспокоенный взгляд на Хьюго. Он всегда вёл себя с людьми как-то отстранённо. К нему ни разу не приходили друзья из школы. И причина была проста: их у него попросту не было.

«Он не такой, как все. Он особенный», — повторяла она себе.

Гермиона прекрасно помнила, что значит быть одной. И от этого сердце разрывалось вдвойне. Предательство Рона не вызывало в ней столько боли, сколько отсутствие улыбки на лице собственного ребёнка. Она настолько сильно погрузилась в свои раздумья, что обратила внимание на Джо, только когда он стукнул тарелкой о барную стойку.

— Кстати, забыл предупредить: после праздников будем устанавливать новую большую кассу. Нужно будет только тыкать пальцем.

— Зачем?

— Затем, что эта старше меня. И, к сожалению, не все могут считать так же быстро, как и ты. В прошлый раз, когда Мия сдавала выручку, я перепроверил её и не досчитался двадцати фунтов. Попроси её сложить двойной гамбургер, пинту фирменного и жареные креветки — так у неё глаза на лоб полезут. А ещё она просила для тебя выходной, чтобы подработать в твою смену.

— Это ещё зачем?

— Затем, — подлетела к ним улыбающаяся Мия, — чтобы ты, наконец, развлеклась, а не тухла в этом пропахшем плесенью и пивом заведении в обществе старых ворчливых мужчин.

— Ты кого это назвала старым?

Но сделав вид, что не услышала вопроса, Мия обратилась к Гермионе:

— Я знаю, ты скажешь, что это не моё дело, но ты живёшь здесь уже год, и ни разу не выходила за пределы своего дома и этого кафе.

— Мне не с кем оставить Хьюго.

— Неправда. Ты можешь оставить его со мной.

— Не думаю, что это хорошая идея, Мия.

— А я думаю, что нельзя тратить свои лучшие годы невесть на что. И я не о Хьюго, а о том образе жизни, который ты ведёшь. Почему ты отказываешься от свидания с Вудсом?

Гермиона хотела ответить, но Мия добавила:

— А вот и он, — и скрылась, оставив Гермиону один на один с подошедшим к барной стойке парнем.

Такие мужчины, как Барри Вудс, способны разбить девушке сердце на мелкие осколки. У него были светлые русые волосы и высокие слегка загорелые скулы. Он работал на стройке, отчего его тело выглядело безупречно красивым. Все свободные девушки мечтали заполучить столь редкий «бриллиант» в свои руки. Он словно гипнотизировал всех взглядом своих глубоких голубых глаз. Но только не Гермиону. Она считала, что чем красивее мужчина, тем он для неё опаснее, а судя по тому, какую боль причинил ей Рон, не имевший ни глубоких глаз, ни красивого тела, ей было несложно представить, куда заведёт эта никому ненужная связь. Поэтому она выработала у себя иммунитет к словам, которые говорил ей Барри, ко взглядам, которые он на неё бросал, и к случайным прикосновениям.

— Привет, красотка.

— Снова ты?

— Похоже, ты не рада меня видеть?

— Как я могу быть не рада нашим постоянным посетителям. Как обычно? — учтиво поинтересовалась Гермиона.

— Нет, я пришёл за десертом, — он оглядел бар и добавил: — За тобой.

— Увы, десерты кончились. Это всё?

Он не ответил. А Гермиона, приняв его молчание за утвердительный ответ, отправилась выбрасывать мусор. Она уже входила обратно, когда он вдруг перегородил ей дорогу. Он остановился в паре дюймов от неё и тихо произнёс:

— Я всё время думаю о тебе, красавица, — руку с сигаретой он отвёл в сторону — настоящий джентльмен.

— Я уверена, ты говоришь это всем девушкам, — сказала она таким тоном, что глаза его потухли, а улыбка слетела с лица.

— Гермиона, почему ты не позволяешь мне за тобой ухаживать? Давай сходим куда-нибудь? Вдвоём. На настоящее свидание.

— Что?

— Что слышала.

— Только не говори, что хочешь завести со мной отношения.

Она увернулась от него и направилась к входной двери.

— Ты сказала это так, словно это что-то плохое.

— Мне нужно работать, — ответила ему она

Барри схватил её за руку:

— Почему ты вечно избегаешь меня? — понизив голос, проговорил он. — Я не огорчу тебя, ты ведь знаешь.

— А ты знаешь, что я совсем недавно развелась…

— Год назад, — прервал он её.

— А ещё у меня куча проблем, неоплаченные счета и маленький сын. Ты всё ещё хочешь отношений со мной? — она выжидающе смотрела на него.

Вудс молчал.

— Не думаю, — заключила Гермиона.

Стоило ей развернуться, как он крикнул:

— Я хотел бы этого, даже если бы у тебя была одна нога, волосы разных цветов, или даже если бы ты оказалась ведьмой!

Гермиона тяжело вздохнула:

— Прости, Барри.

— Гермиона, обещай хотя бы подумать. Всего одно свидание; и если ты не изменишь своего решения — я обещаю, что отстану.

— Я обещаю подумать! — сказала она и скрылась за дверью.

* * *

В комнате было темно, шторы были задёрнуты. Складывалось впечатление, будто хозяева не хотели впускать в это помещение ни единого лучика света. Малфой встал, кровать под ним громко заскрипела, а голова закружилась словно в вихре. Дождавшись, когда головокружение утихнет, а взгляд сфокусируется, он внимательно осмотрел комнату, в которой очнулся.

Она была маленькой и больше напоминала старую гостиную, нежели гостевую спальню. Посередине стояла большая старая кровать, на которой он и пришёл в себя, рядом расположилась прикроватная тумбочка, на которой стояла фотография мальчика в растянутой клетчатой рубашке и синем комбинезоне, с торчащими в разные стороны тёмными волосами и открывающей чуть выпирающие вперёд зубы улыбкой. Прежде Малфой никогда его не видел, но однозначно понимал, что этот мальчик кого-то ему смутно напоминает. Малфой поставил снимок на место и попытался вспомнить, как оказался здесь.

Увы, ничего не шло ему в голову. Последнее его воспоминание обрывалось на телефонном разговоре с Нарциссой. А дальше — пустота. Словно кто-то наложил мощное «обливиэйт», тем самым вытеснив всё остальное.

Драко попытался встать, но тут же схватился за изголовье кровати: его пронзила ни с чем несравнимая жгучая боль. Словно сотни раскалённых осколков просачивались под кожу, причиняя ужасные муки. В глазах потемнело, а лицо пылало так, словно он горел изнутри. Малфой медленно подошёл к зеркалу и осмотрел себя. Всё выглядело как обычно, вот только болезненные ощущения никуда не делись.

«Что за чёрт?!»

Снизу доносились громкие неразборчивые звуки. Лишь оказавшись внизу, Драко понял, что звуки те исходили от старенького магнитофона. И чем ближе он подходил к комнате, тем громче была слышна песня Бренды Ли, игравшая каждый год на всех радиостанциях, во всех ресторанах, кафе и барах, в преддверии светлого и счастливого праздника — Рождества.

Оказавшись на кухне, Малфой увидел женщину, стоящую к нему спиной.

— Простите, вы не могли бы мне помочь? — проговорил он. Реакции не последовало, и Драко хотел было выключить магнитофон, как вдруг женщина вполоборота обернулась к нему. Рука его застыла в воздухе, так и не достигнув своей цели. Может быть, ему показалось, но она была очень сильно похожа на…

Было похоже на то, что он медленно сходил с ума, раз ему уже мерещился всякий бред. Драко громко рассмеялся. Но глаза не обманывали его. Чёрт. Он очнулся в доме самой Гермионы Грейнджер — бывшей гриффиндорки, героини Второй Магической войны, подружки великого Поттера и обладательницы ордена Мерлина I степени. Верх абсурда. Малфой закрыл глаза, чтобы непрошенное наваждение поскорее рассеялось, но и когда он открыл их, ничего не изменилось. Грейнджер так и стояла посреди кухни, слушая весёлую рождественскую песню по радио и одновременно нарезая салат.

Испытывая раздражение от всей этой чёртовой ситуации, Драко нажал на кнопку магнитофона.

Малфой уже приготовился выслушать гневную тираду бывшей однокурсницы, но, к его удивлению, она на него даже не посмотрела. Нет, не так: она посмотрела, но словно сквозь него.

— Грейнджер, какого хрена здесь происходит?

Она подошла к нему вплотную, совершенно не обратив на его слова никакого внимания, и вновь включила это долбаное радио.

— Грейнджер, ты что, издеваешься? — сквозь зубы процедил Драко, исподлобья буравя её взглядом и снова выключая магнитофон.

— Что за чёрт?

Она вновь подошла.

— Это я у тебя спрашиваю, что за чёрт? — вспылил он.

Но, видимо, зря. Она словно специально его проигнорировала и снова включила магнитофон. Он тут же его выключил.

— Грейнджер, ау! Ты меня слышишь? — вновь обратился к ней он.

Она снова включила проигрыватель — уже в четвёртый раз, но не успела сделать и шага, как Драко его выключил.

— Может, хватит? — выругался он.

Малфой ожидал, что Гермиона вновь потянется к кнопке, но она вдруг развернулась и ушла. Что? Мыть тарелки?

— Надо будет попросить Джо починить этот магнитофон.

— Будь добра, прежде чем просить своего Джо, объясни мне, какого хрена здесь происходит? Как я очутился в твоём доме? Почему ты упорно делаешь вид, что не замечаешь меня?

Она молчала.

— Грейнджер, я не пойму, это какая-то шутка?

На кухне воцарилась пауза; слышно было лишь, как ветер завывал на улице, и как текла из-под крана вода.

— Да иди ты к чёрту! — выплюнул Драко, поспешно развернулся и пошёл прочь.

Ему не нужны были её чёртовы объяснения, ему ничего уже не нужно было, кроме как скорее выбраться отсюда и попасть домой.

Он остановился. И когда это он успел выйти на улицу, не захватив при этом пальто?

На улице было морозно, шёл снег, а ещё, ко всему прочему, дул промозглый, пробирающий до костей ветер. Находясь в совершенно незнакомой ему местности, Драко совершенно не знал что делать. Нужно было срочно что-то решать, пока он окончательно не замёрз. У соседнего крыльца показался пожилой мужчина, и Малфой, не теряя времени, направился прямиком к нему:

— Сэр, извините за беспокойство, но не могу ли я воспользоваться вашим телефоном?

Некоторое время мужчина молчал, затем посмотрел по сторонам и зашёл в дом, закрыв за собой дверь.

— Что это было?

Ещё какое-то время Малфой так и стоял перед дверью, не в силах даже вздохнуть.

Всё происходящее было похоже на чью-то неудачную шутку, от которой Драко медленно сходил с ума. Он пытался решить, что лучше: умереть на улице от холода и голода, окончательно потерять рассудок или вернуться в дом к Грейнджер. Ветер дул всё сильнее, и Малфою осталось признать, что третий вариант наиболее оптимальный.

Но стоило Драко подойти к дому, как он увидел сидящего на крыльце мальчика. Того самого, что и на снимке. Его с головой накрыло осознание: это был сын Грейнджер. Те же глубокие глаза, те же яркие веснушки на бледном лице, вздёрнутый нос, воронье гнездо на голове. И как он сразу не догадался?

— Вам не холодно? — раздался ещё несформировавшийся мальчишеский голос.

— Не холодно, — быстро бросил он, даже не подумав о том, что обращение было адресовано ему. — Постой, ты это мне?

Мальчик кивнул.

— Слушай, мне нужна твоя помощь, я очнулся у вас в доме. Я совершенно не помню, как очутился здесь, но мне определённо нужно находиться в другом месте. Могу я от вас позвонить?

Мальчик поднялся с крыльца и открыл дверь, пропуская Малфоя:

— Проходите, телефон в гостиной.

Войдя внутрь, Драко ощутил тепло. В гостиной горел камин с развешанными на нём носками для рождественских подарков. В комнате стоял полумрак, но немного света давала небольшая ёлка, окутанная горящими огнями.

Малфой потянулся к телефону, но его рука прошла сквозь него.

Сквозь.

Разве такое возможно?

— Хьюго, милый, что ты делаешь? — поинтересовалась Гермиона, входя в комнату.

— Ничего. Я разрешил дяде позвонить, — спокойно ответил мальчик.

— Что? — обеспокоенно спросила Гермиона. — Хьюго, ты же знаешь, что нельзя разговаривать на улице с незнакомыми людьми, а тем более, приводить их в дом. Он уже ушёл?

Гермиона испуганно осматривала и без того небольшую комнату, как будто в ней и правда можно было спрятаться.

— Нет… — дрожащим голосом проговорил мальчик, — он стоит рядом с тобой.

— Где?

— Справа.

Гермиона повернула голову и уставилась в пустоту, удивлённо раскрыв глаза. А Малфой так и стоял, не смея пошевелиться. Справа от Грейнджер. Не веря своим глазам. В душе что-то оборвалось.

Это же шутка? Такого просто не может быть.

— Ты что, не видишь его? — от волнения голос Хьюго стал громче.

Он смотрел то куда-то рядом с матерью, то на неё саму. Гермиона проследила за его взглядом, уставившись в пустоту. Повисло напряжённое молчание, и она почувствовала, как в комнате повисло непонимание. Её непонимание того, что на самом деле происходит. Непонимание Хьюго того, почему она этого не понимает. Гермиона сглотнула и осмотрела комнату ещё раз, — на тот случай, если действительно не заметила гостя, — но никого не было.

Малфой же теперь просто не отрывал от неё взгляда. Он смотрел, как она садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с сыном.

— Кроме нас с тобой в этой комнате больше никого нет, — тихо проговорила она.

Щёки у Хьюго покраснели, а дыхание участилось. Он стоял, руки его были опущены, а на лице застыло беспомощное выражение.

— Ты что, правда не видишь его?

Драко видел: она старалась не паниковать. Держалась из последних сил. Так и не ответив, Грейнджер тяжело вздохнула, выпрямилась и пошла к выходу. Она не видела его. Словно он — плод воображения маленького мальчика. Даже в самом кошмарном сне Малфой не мог предположить, что такое возможно. Подходя к двери, она в последний раз обвела комнату взглядом. И ушла.

А Малфой тем временем обречённо опустился на диван, пытаясь собрать всё воедино. Во-первых, он ничего не помнил. Не самое страшное. Во-вторых, он не знал, где находится, и уж тем более, не имел никакого представления, как отсюда выбираться. Он совершенно не понимал, что делать и как себя вести. Но самое главное — его никто не видел, за исключением маленького мальчика.

В это верилось с трудом.

Нет. В это не верилось совсем.

Малфой каждой клеточкой своего тела ощущал, как страх заполняет его целиком. Засасывает. Даже думать о том, почему всё происходило так, Драко себе запретил. Но как такое возможно: ты есть — и в то же время тебя нет?

Найти ответ Малфой не успел. Голос парнишки вернул его из размышлений:

— Меня, кстати, Хьюго зовут.

Прошло не больше минуты, прежде чем Драко представился в ответ.

Новый день ничего не принёс. Малфой отчаянно надеялся, что с приходом утра появится хоть какая-то ясность, и что вчерашний день окажется всего лишь очередным кошмаром, который можно с лёгкостью забыть. Но проснулся он в том же доме, лицо и тело продолжали немного болеть, Грейнджер его по-прежнему не видела, а Хьюго с ним особо не говорил, что, собственно, было ему на руку. И пусть он всеми силами старался отгородиться от своего нового общества, всё-таки за последние двадцать восемь часов, ему удалось кое-что разузнать. Эти знания были получены с помощью наблюдения. Вынужденного.

Итак, теперь Грейнджер была Уизли. Это он узнал случайно, увидев неразобранную корреспонденцию. До этого момента Драко был о ней лучшего мнения. Но выйти замуж за Уизли?

Бр-р-р.

Но потом она всё же реабилитировалась в его глазах, как только он понял: они в разводе. Уизли так и не появился за всё время его пребывания здесь, фотографий счастливого семейства тоже не было. Для Драко вывод был очевиден.

Возможно, он ошибался, но она не пользовалась магией. Во всяком случае, никаких волшебных тварей вроде эльфов или гномов не наблюдалось, Грейнджер делала всё вручную, да и палочку он так и не увидел ни при ней, ни где бы то ни было ещё.

Дальнейшие наблюдения были не лучше. Малфой честно признался себе, что Грейнджер выглядела не очень. Для её двадцати семи (а он точно помнил, что их разница в возрасте составляла не больше года) она выглядела из рук вон плохо. Она собирала волосы в нелепый пучок, корни волос давно отросли, а носила она дешёвые потёртые джинсы. Обычно мужчины не подмечают подобные детали, но ещё в школе Паркинсон обращала внимание на цвет ткани, фасон и строчку, и это странным образом задержалось в памяти Малфоя, в отличие от имени его очередной подружки.

Работала она, как оказалось, официанткой в местном кафе.

Подумать только.

Лучшая в своём роде маглорождённая ведьма, чьё будущее, казалось, не вызывало никаких сомнений, работала в захудалом баре за сущие копейки. Если в жизни и была справедливость, то к Грейнджер она сейчас определённо стояла спиной.

Однако, радоваться столь резким переменам в жизни бывшей однокурсницы Малфой не мог. Его положение было ничуть не лучше. А может, и хуже. С какой стороны посмотреть.

Рождество они встретили вдвоём. Это, пожалуй, единственное наблюдение, которое действительно его огорчило.

* * *

Спустя два дня после Рождества в жизни Драко стала прослеживаться определённая закономерность: спал он на неудобном диване в гостиной, после чего шея болезненно ныла, просыпался первым, с надеждой, что всё, наконец, разрешилось само собой. Но спускающаяся по лестнице сонная Грейнджер в пижаме, которая, казалось, была велика ей размера на два, окончательно уничтожала его надежду. Он так и оставался невидимым для всех, кроме Хьюго, но даже с ним редко выходил на контакт, большую часть времени уделяя раздумьям о том, как вернуться обратно.

Однако пару раз Драко всё же перекидывался с мальчиком несущественными фразами, но это трудно было назвать настоящим общением. Малфой замечал, что Хьюго часто замыкался в себе. Он был совершенно не общительным, даже с собственной матерью, казалось, он не мог найти общий язык. Зачастую их короткие диалоги ограничивались пожеланиями доброго утра и спокойной ночи, а если Грейнджер и спрашивала его, чем бы он хотел заняться, то Хьюго часто отказывался от всего, предпочитая находиться у себя в комнате.

Часто наблюдая за Гермионой, Малфой узнавал что-то новое о ней. Например, она каждое утро заваривала себе горячий шоколад и практически никогда не допивала его до конца, постоянно барабанила по поверхности стола, если нервничала, и этот звук бесил Драко больше всего. Грейнджер показала ему, что может стать с женщиной, когда рядом нет настоящего мужчины. Её каштановые волосы торчали в разные стороны, но что больше всего поражало Малфоя — так это отсутствие жизни в её взгляде. Если раньше эти глаза могли метать молнии, то сейчас они были пустыми, как у человека, который опустил руки и давно смирился со всеми превратностями судьбы.

Он не узнавал её. Но это была Грейнджер. Однозначно.

Только куда делась её непоколебимая вера в справедливость?

Где та упрямая девчонка, что вязала шапочки на трибуне, свято веря, что это поможет освободить от рабства домовых эльфов? Где та умнейшая ведьма столетия, которая знала ответ на любой вопрос?

Она ли это?

Порой он просто не мог оставаться бездушным мерзавцем. Когда он замечал, как Грейнджер подолгу стоит перед закрытой дверью в комнату сына или смотрит в окно, ему казалось, что он становится свидетелем того, как ломается её жизнь. И ему даже хотелось, чтобы она иногда слышала все те колкие комментарии в её адрес. Например, когда она спрашивала у Хьюго, тепло ли ему и не нужно ли второе одеяло, Малфой подмечал, что мальчик уже взрослый и в состоянии попросить то, что ему понадобится. Он был бы не против привести её в чувство, встряхнуть, разозлить, сделать что-нибудь, только бы Грейнджер не оставалась наедине со своими мыслями, потому что она не делала ничего, чтобы исправить ситуацию, и Драко это злило.

Однажды Драко впервые оказался в доме один на один с Грейнджер, когда Хьюго ушёл гулять в город. Что ж, хоть что-то осталось неизменным: почти всё время она просидела на диване, погрузившись в чтение книги. А Малфой с нездоровым любопытством наблюдал, как двигались её руки, перелистывая страницы, как грудь поднималась и опускалась, как её глаза в какой-то миг загорелись и наполнились чем-то восторженным. Но в миг всё изменилось, когда в дом вбежал Хьюго. Его дыхание было сбивчивым, куртка расстегнулась. Драко посмотрел на Грейнджер и увидел зарождавшуюся в её глазах панику. Малфой сказал первое, что пришло на ум, совершенно позабыв, что она его не слышит:

— Только без истерик, Грейнджер, — но она уже отбросила книгу в сторону и вскочила с дивана, направляясь к сыну.

Хьюго же быстро поднялся по лестнице и, ничего не говоря, закрылся у себя в комнате. От внимательного взгляда бывшего ловца — да и от Гермионы — вряд ли укрылся тот факт, что вещи мальчика были разорваны и испачканы, а на скуле красовался огромный синяк.

— Хьюго, сынок, открой, пожалуйста, дверь! Расскажи мне всё, и тебе сразу станет легче.

— Ему станет легче, Грейнджер, только когда его перестанут допекать, — прислонившись к стене и скрестив руки на груди, как бы между делом сообщил Драко.

— Хьюго, открой дверь, давай поговорим, — продолжала умолять она, но мальчик по-прежнему молчал. — Я помогу тебе. Обещаю, мы что-нибудь придумаем.

— Что? Позвонишь их родителям и расскажешь, какие у них плохие дети? — не удержался от сарказма Малфой.

— Мы позвоним их родителям. Мы найдём на них управу.

— Д-а-а… — протянул Драко. — Тяжёлый случай. И почему я не удивлён?

— Хьюго, всё будет хорошо. Пожалуйста, сынок, поговори со мной.

— Слушай, Грейнджер, я надеюсь, что где-нибудь глубоко-глубоко в закоулках твоего сознания ты услышишь то, что я сейчас тебе скажу: это не ты должна с ним говорить, а твой долбанный муж должен быть здесь и решать проблемы собственного сына. Уж так повелось, прости. Единственное, что ты можешь сделать, так это набрать номер Вислого и потребовать, чтобы он приехал сюда.

Хьюго так и не открыл, а Грейнджер, ничего не добившись, ушла на кухню. Ещё одной особенностью Гермионы была её чрезмерная нервозность. Она не только барабанила по столу, но и с особым усердием приводила в порядок квартиру, хотя убирать там было нечего. Грейнджер металась по дому, не давая ему сконцентрироваться ни на одной мысли дольше двух секунд.

— Твою мать, Грейнджер, как же ты меня бесишь! — выплюнул Малфой и резко встал.

Поднявшись на второй этаж, он остановился у комнаты Хьюго и уже собрался постучать в дверь, как вдруг вспомнил, что не может. Стоило это делать или нет, Драко задумается позже. А пока…

Он уже прошёл сквозь стену и увидел Хьюго, сидящего на кровати и задумчиво смотрящего в окно.

— Я могу войти? — поинтересовался Драко.

А внутренний голос подсказывал: «Ты уже вошёл, Малфой». А раз он здесь, стоило что-то сказать. Но Драко не находил нужных слов, чтобы начать разговор первым. А что, по сути, он мог сказать? Что всё будет хорошо? Что со временем это пройдёт? Что нужно быть сильным?

Но спустя минуту голос Хьюго нарушил тишину:

— Папа не приедет сюда. Мы с мамой ему не нужны.

— В таком случае, твой папа — кретин, — резко проговорил Драко, не подумав, с кем говорит.

Он устало потёр переносицу, а потом внимательно стал всматриваться в лицо ребёнка. Там красовались ссадины и еле заметные царапины. Он подошёл ближе, сел на корточки напротив Хьюго и уже более спокойным голосом спросил:

— Сильно болит?

Тот пожал плечами и тихо ответил:

— Терпимо.

— Ты… это… прости. Я вспылил, когда назвал твоего отца…

— Ничего, — перебил его мальчик.

— Ты скучаешь по нему? — поинтересовался Малфой и тут же пожалел об этом.

Вопрос сорвался сам, словно ему было дело до всего этого. Но Хьюго совершенно равнодушно ответил:

— Нет. Отец редко проводил со мной время. Мне просто жаль маму.

Драко вскинул на мальчика удивлённый взгляд, как бы пытаясь донести до него немой вопрос, который хотел задать. Но Хьюго был очень умным. Он понял всё без слов и не стал скрываться за стеной недосказанности; видимо, ему нужно было наконец-то выговориться:

— Мама думает, что я молчу, потому что мне не хватает папы, она сама мне это говорила. Не хочу её расстраивать, она и так слишком часто плачет, а я просто ничего не могу сделать. Меня считают маленьким.

— А ты не думал, что это ещё больше огорчает твою маму? Ведь она всё видит.

Хьюго тяжело вздохнул.

— Со своими проблемами я должен разобраться сам.

Малфой увидел в этом восьмилетнем мальчике намного больше от взрослого, чем было в нём самом. Хьюго был не по годам проницателен и смел. Он пытался оградить свою мать от ещё больших разочарований, чем те, что уже свалились на их семью.

— Если хочешь, можешь рассказать.

— Они говорят, что я «мусор». Ведь только от мусора мог избавиться собственный отец. Один назвал однажды так и мою маму — тогда-то я впервые и толкнул его, — Хьюго рассказывал это спокойно и непринуждённо, словно не о себе самом, а действительно о ненужной куче мусора, от которой давно следовало бы избавиться.

Внутри у Малфоя всё кипело.

— Да… — протянул он, ероша волосы, — дети порой бывают жестоки. Если честно, Хьюго, я понятия не имею, как тебе помочь. Мне не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией.

— Тебя никогда не били?

Малфой усмехнулся.

— Ну почему? Били. Как-то раз меня очень сильно ударила одна девочка.

— А за что?

— Наверное… потому что я это заслужил. Видишь ли, я очень сильно обижал её в школе, всячески задевал, дразнил, обзывал. То есть, я поступал с ней так, как эти хулиганы в школе поступают с тобой.

— Ты бил девочек?

— Нет, конечно, я никогда её не бил, но часто говорил гадости, понимаешь? — Хьюго кивнул. — Иногда словами можно обидеть намного сильнее.

— И чем она ответила?

— Ну, сначала она упорно делала вид, что ей всё равно, но ты, наверное, сам понимаешь, это ничего не дало. А однажды она просто ударила меня по лицу, и больше я к ней не приставал.

— Это значит, что мне тоже придётся драться?

Малфой на секунду задумался.

— Знаешь, — сказал он, — у меня есть другая идея. Слушай внимательно, мы сделаем так…

* * *

Гермиона уже полчаса не могла дозвониться до Рона. Злость возрастала всякий раз, когда на другом конце провода слышался невозмутимый голос бывшего мужа, оповещая о том, что хозяев нет дома, и прося оставить сообщение после звукового сигнала. Прослушав одно и то же много раз, Гермиона со всей злостью, которая требовала выхода, говорила так, что, наверное, от её голоса мог замёрзнуть сам Рон, если бы, конечно, разговаривал с ней напрямую:

— Рон, это Гермиона. У нас проблемы, и, говоря «нас», я имею в виду тебя, меня и нашего сына. Надеюсь, ты не забыл о его существовании? Срочно позвони. Надеюсь на то, что это случится сегодня, — она с бешено колотящимся сердцем положила трубку и досчитала до десяти, чтобы немного успокоиться.

Гермиона давно взяла за принцип не обращаться к бывшему мужу без веской на то причины. Но сейчас… Всё по-другому. Как бы она ни думала о Роне, он всё же был отцом её ребёнка. Не самым лучшим, но был. И внутренний голос безостановочно твердил: «Вот она — та ситуация, требующая отцовского вмешательства в жизнь Хьюго».

Проходя мимо комнаты сына, она остановилась. Гермиона услышала голос, однако не смогла разобрать, что именно он говорил. А главное, с кем он разговаривал? Сначала она ощутила тревогу, а потом… Потом раздался смех. Хьюго действительно смеялся. И сердце Гермионы словно оттаяло после долгой зимы. Она так давно не слышала этого заливистого, как звон колокольчика, смеха, что слёзы невольно полились из глаз. Гермиона сразу же забыла о злости, сжиравшей её ещё пару минут назад.

Она уже собиралась уйти, как вдруг раздался голос сына из комнаты:

— Расскажи, пожалуйста.

Вот уже несколько дней, по словам Хьюго, в их доме жил загадочный невидимый гость, воображаемый друг. Верилось в это с трудом. По определённым причинам. Но перемены происходили. Трудно сказать, к лучшему ли это было, но если они способствовали тому, что её мальчик смеялся и, похоже, доверял незнакомцу, то и она сможет примириться с присутствием того, кого не видела сама.

* * *

Малфой с Хьюго сидели в небольшом кафе, пропахшем жареной картошкой и гамбургерами, где практически никого не было, кроме нескольких школьников, беспрерывно играющих в автоматы. Именно здесь, по словам Хьюго, собирались отморозки, которые его донимали. Сидели они уже около двух часов, но никто так и не появился. Они вели тихие разговоры, не боясь, что кто-то посмотрит на Хьюго, сидящего за столом в полном одиночестве и разговаривающего с самим собой, как на сумасшедшего.

— Так, а почему вы не заведёте собаку? — поддерживая разговор, поинтересовался Малфой.

— Мама говорит, что нам не хватит средств содержать её. Корм стоит очень дорого, к тому же необходимо будет водить её к ветеринару раз в полгода, а если она заболеет, то и того дороже, — слегка улыбнувшись, Хьюго передразнил Гермиону.

Драко улыбнулся в ответ, отчётливо представляя, как говорила бы это Грейнджер. Да, это выглядело действительно смешно.

— Может, когда-нибудь…

Малфой тяжело вздохнул и посмотрел на часы.

— Хорошо, — снова заговорил Хьюго, — а где ты живёшь?

— В Лондоне.

— Ты богат?

Малфой сделал паузу, а затем ответил:

— Ну, я думаю, да.

— И чем же ты занимаешься?

— У меня своя инвестиционная компания.

— А что это? — совершенно искренне поинтересовался мальчик.

— Как бы тебе объяснить... — Малфой сделал ещё паузу. — Моя компания вкладывает деньги в разнообразные ценные бумаги или же акции. Мы покупаем эти акции по одной цене, а потом продаём их по другой, к тому же берём себе определённый процент от продажи. Чем дороже и чем больше акций мы продадим, тем лучше — это увеличит нашу прибыль. Понятно?

— Это сложно… — мальчик улыбнулся. — И тебе нравится твоя работа?

— Ну, если бизнес приносит хорошие деньги, он не может не нравиться.

— И ты счастлив?

— Что ты имеешь в виду? — удивился Драко.

— Мама говорит, что счастье не в деньгах, а в мелочах.

Драко задумался. Отчасти он понимал, что солжёт, ответив «нет». Прежде никто не тыкал его носом в однажды сделанную не по своей воле ошибку, ничто до сего момента не напоминало ему о прошлом. Родители были живы и здоровы, он — успешен. За последние годы Драко много и усердно работал; к двадцати семи годам и вовсе основал собственную компанию, заработав на этом немало. Так что нет, Драко Малфой не мог назвать себя несчастным человеком, но и счастливчиком, однако, тоже.

С тем, что магический мир так и не принял его обратно, он смирился. Несмотря на то, что это было тяжело. Малфой по-прежнему оставался чистокровным магом из древнейшего рода. Но вот только такой волшебник Англии был не нужен.

Драко до сих расплачивался. За ошибки Люциуса. За свои собственные. Стоило ему появиться в Косом переулке, как люди сторонились, перешёптывались, продолжали осуждать.

Он отдавал, не получая взамен ничего. Даже крохотного шанса.

В конце концов, он перестал стучаться в закрытые двери магической Англии. Решил, что с него хватит. Магглы не знали прошлого Драко Малфоя, они знали его настоящего — уверенного в себе стойкого руководителя одной из крупнейших инвестиционных компаний в стране.

Но получи он возможность вернуться в мир магии, стал бы он счастливее от этого?

Это ли имел на самом деле Хьюго, задавая вопрос?

Счастье в том, что он, Драко Малфой, заработал миллионы фунтов стерлингов, или же в том, чтобы просто зайти в кафе-мороженое Флориана Фортескью?

Очередные вопросы… Сколько их ещё будет, прежде чем Драко вернётся к своей жизни? А когда вернётся, останется ли он таким или станет прежним?

А главное, действительно ли ты так этого хочешь, а, Малфой?

— Да, — ответил он, прекрасно понимая, что это его самая большая ложь на свете.

Хьюго опустил глаза. Драко же как можно скорее решил перевести разговор в иное русло:

— А чем бы ты хотел заниматься?

— Не знаю, — Хьюго пожал плечами. — Возможно, из меня вышел бы неплохой врач или… космонавт.

Врач? Космонавт? Драко ушам своим не верил.

— Возможно, ты имеешь в виду колдомедицину? — поинтересовался он. — Ты же волшебник. Как ты можешь хотеть быть обычным магловским врачом?

Хьюго не сводил с Драко удивлённого взгляда и колебался. Словно решал: стоило ли ему говорить о чём-то. Затем опустил глаза и попытался что-то сказать, как вдруг кто-то положил руку ему на плечо.

— О, Уизли, ты следишь за нами? Тебе что, вчера мало было? — спросил он.

Остальные громко заржали. Первый, который начал разговор, и, судя по всему, был главным, сел рядом с Хьюго. Другие стояли как услужливые псы и переговаривались между собой, продолжая противно скалиться. Глядя на них, Малфой вспомнил свои школьные годы. Неужели он выглядел так же жалко, когда цеплялся к Грейнджер, заранее зная, что она не сможет ему ответить? Ответ напрашивался сам собой и совсем ему не нравился. Драко поводил рукой у них перед лицами, проверяя, видим он для них или нет.

Тем временем главарь продолжал разговаривать с Хьюго:

— Уизли, одолжи денег по дружбе.

— Мы не друзья.

— Как? — удивился тот, переигрывая. — А я думал, что мы с тобой уже подружились за последний-то год.

— Иди к чёрту, Миллер, — Хьюго дёрнул плечом, пытаясь убрать руку неприятеля, но он резко поднялся и схватил его за куртку.

— Не нарывайся, Уизли, — шипел он. — Или ты забыл, где можешь оказаться, стоит мне лишь щёлкнуть пальцами? В мусоре, Уизли, где и подобает быть таким, как ты.

— Так почему ты до сих пор этого не сделал?

Видимо, не ожидая такой реакции, Миллер ещё несколько секунд буравил мальчика презрительным взглядом, а затем так громко щёлкнул пальцами, словно от этого звука зависела вся его значимость.

Но стоило парням сделать шаг, как свет в кафе замигал, а потом и вовсе потух. В кромешной тьме не было видно ничего, лишь сияние снега просачивалось в помещение с улицы. Двери в подсобку заскрипели.

— Что за хрень здесь происходит? — выругался Миллер и, повернувшись к одному из парней, проговорил: — Том, проверь, что там.

Но тот застыл как вкопанный.

— Тебе надо — ты и проверяй.

Стиснув зубы, Миллер отпустил Хьюго и уже направился к выходу, как вдруг, ударившись о каменную стену, распахнулась дверь, впуская поток морозного воздуха. Мальчишки отшатнулись и стали переглядываться между собой, отчаянно пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит.

— Всё закончилось? — спустя какое-то время спросил один из них.

— Это просто сквозняк, — ответил Миллер и толкнул Хьюго в плечо, направляя его к выходу. — А с тобой, Уизли, мы разберёмся позже.

Но стоило им вновь подойти к двери, как кто-то с силой захлопнул её прямо перед их лицами. Засов защёлкнулся с обратной стороны, а на стекле стали проявляться буквы.

Они почувствовали, как холодеют пальцы на руках. Один из ребят снова стал пытаться открыть запертую дверь. Безуспешно.

«Оставьте его в покое», — гласило послание на стекле.

— Это всё он, — выкрикнул кто-то, и все как по дуновению волшебной палочки повернулись в сторону Хьюго.

Он стоял не шевелясь. Миллер со злобой и обречённостью во взгляде направился к нему, но раздался стук: стулья опрокидывались сами собой, а посуда падала со своих мест на пол.

— Миллер, сделай что-нибудь.

— Скорее.

— Я хочу домой.

— Хорошо, хорошо. Мы оставим Уизли в покое, — сквозь слёзы ревел Миллер.

Дверь открылась и, не теряя больше ни минуты, все четверо выбежали из помещения. Они убегали так, что только пятки сверкали. А Драко смеялся, наблюдая за всем этим. Искренне и непринуждённо.

— Теперь они больше к тебе не подойдут, я уверен, — наконец успокоившись, сказал он Хьюго.

— Да. Спасибо, — его глаза искрились неподдельной радостью и благодарностью.

В этот момент Малфой будто прозрел: оказалось, глаза Хьюго были удивительно яркими. Точь-в-точь как у Грейнджер. Такие же тёмно-карие.

— Пожалуйста, — ответил Малфой.

Внезапно случилось то, чего он никак не ждал. Хьюго взял его за руку, а он, к своему удивлению, сжал её в ответ. Они так и прошли остаток пути, Драко расценил этот жест как благодарность за помощь. Хьюго отблагодарил его так, как это мог сделать только ребёнок. Не словами, а действием — таким простым, но значащим чрезвычайно много.

Для него.

Для них обоих.

Вернувшись в дом, они услышали крики, доносившиеся со второго этажа.

— Хью, жди меня здесь, — Малфой стал медленно подниматься по лестнице, надеясь узнать, что происходит.

Дверь в комнату была слегка приоткрыта, и он смог увидеть разъярённую Грейнджер, активно жестикулирующую перед лицом — не поверите, кого — того самого Рона Уизли, который, исходя из наблюдений Драко, выглядел очень даже неплохо.

Он отрастил волосы, что, однако, совершенно ему не шло. Длинная рыжая чёлка, аккуратно зализанная набок, в его возрасте смотрелась довольно странно. На нём были джинсы тёмно-синего цвета и серый пуловер. Судя по качеству, очень дорогой.

— Знаешь что, Рон? Я целый год ничего у тебя не просила — ни денег, ни какой-либо помощи. Я давно освободила тебя от всех обязательств в отношении меня. Но у тебя есть сын. Твой сын. И ему нужен отец.

— Гермиона, ты же знаешь, у меня проблемы с работой. Я не могу проводить с вами время.

— Проблемы с работой… — Грейнджер усмехнулась. — Думаешь, я не вижу, как ты стал выглядеть? Модная причёска, новая одежда. Скажи, Уизли, я похожа на дуру?

— Это купила мне Мелисса.

— Ах, Мелисса. Тогда попроси её купить тебе ещё и новые мозги, или ты считаешь, что я такая наивная и поверю твоим отговоркам? Признай, Рон, тебе просто наплевать.

— Это неправда.

— Неправда? Тогда скажи мне, что ты подарил Хьюго на день рождения? Ах да, прости, совсем забыла, "внимательный" папаша отделался от сына волшебной поющей открыткой, зная, что Хьюго к миру магии не принадлежит. А на Рождество? Что-то я ничего не припоминаю. А может, всё потому, что ты ничего и не дарил?

Малфой, откровенно говоря, потерял дар речи.

Столько слов. Столько злости. И ненависти.

Грейнджер была так зла, что, казалось, готова была накинуться на Уизли прямо сейчас. Глаза её метали молнии, и если бы Драко не знал Грейнджер девчонкой, которая всячески старалась сглаживать конфликты и избегать провоцирующих ситуаций, он бы мог сказать, что перед ним совершенно другой человек. Другая Грейнджер. А может, всё дело в том, что он не знал её настоящую?

— Гермиона, прекрати…

— Что, Уизли, так невыносимо слышать правду?

— Вот поэтому я и не приезжаю. Ведь знаю, что ты…

— Распсихуюсь? А можно быть спокойной, зная, что ты, как самый настоящий мерзавец, отказался от собственного сына, как только узнал, что он…

Терпение Уизли лопнуло, как воздушный шарик.

— Это не так, — прокричал он. — Но я не готов был отказываться от магии тогда. Не готов и сейчас, и ты знаешь это. Я принял твоё решение уехать сюда, я согласился на развод, не так ли?

— Но этого ничтожно мало.

— Тогда я не понимаю, чего ты хочешь от меня. Я делаю всё, что в моих силах.

— Ты не делаешь главного, Рон. Я говорю тебе о том, что Хьюго обделён вниманием собственного отца. Элементарным вниманием, которое ты должен был уделять ему, начиная с того момента, когда он появился на свет.

— Я не хотел сына-сквиба, — резко сказал Уизли, и как только он понял, что действительно произнёс это вслух, его лицо изменилось.

И в этот миг сердце Грейнджер окончательно разбилось.

Она закрыла лицо руками и провела ими по растрёпанным волосам, потом подошла к окну и взяла вазу.

— Герм, я вовсе не это…

Не дав ему договорить, Грейнджер резко развернулась и бросила хрустальный предмет прямо в него. Уизли увернулся, а осколки разлетелись в разные стороны.

— Ты что, совсем ополоумела?!

Ей безумно хотелось наброситься на Рона и избить его, испортить ему лицо и дорогую стрижку. Хотелось, чтобы он на своей шкуре испытал, какую боль причинил ей. И Хьюго. Гермиона сдерживалась из последних сил. Тяжёлое дыхание громко отдавалось в ушах. А когда она резко подбежала к Уизли и ударила его по щеке, ей на мгновение показалось, что кто-то позвал её…

«Грейнджер». Сказанное знакомым тоном, снова и снова раздавалось на задворках сознания.

«Грейнджер».

И снова:

«Грейнджер».

Она испугалась, действительно испугалась, — что мир сошёл с ума, что её жизнь окончательно вышла из-под контроля, — и заглянула в глаза Рона. А в голове стоял оглушительный гул. Ей так хотелось размазать его смазливое личико по стенке, но…

— Мама, — голос прозвучал чётко. Она не могла дышать, а из груди рвался стон. Рон что-то кричал, но из-за шума в голове Гермиона его не слышала. Не хотела слушать. Она посмотрела на сына и увидела его распахнутые от потрясения глаза.

— Ты рехнулась? — вопил Рон. — Совсем рехнулась, мать твою?

Гермиона взяла себя в руки и холодным как сталь голосом отрезала:

— Убирайся.

Когда дверь за ним закрылась, она почувствовала, что больше не в силах сдерживаться, и со слезами на глазах опустилась на пол, и только хрупкие руки Хьюго обнимали её содрогающиеся от рыданий плечи.

* * *

Очередное наблюдение Малфоя.

Он ошибся. Ошибся, когда посчитал, что Грейнджер нуждается в жалости.

На самом деле она была человеком, имеющим непостижимую силу. Казалось, её по жизни кидает из крайности в крайность. То, что могло выбить из колеи другого, её держало на плаву. Она падала и падала, но находила в себе силы подняться. Драко не мог понять, героизм это или идиотизм. Но что бы это ни было, этому было логическое объяснение: ей просто было ради кого вставать.

* * *

За ужином Хьюго первым завёл разговор, и Малфой знал, что сей факт поразил Грейнджер так же, как и его. За те несколько дней, что Драко находился здесь, мальчик большую часть времени молчал, изредка вставляя слово-другое. Но сейчас они говорили обо всём, словно пытались наверстать упущенное. Хьюго красочно и подробно рассказывал о проведённом дне и о том, что случилось в городе, опуская лишь одну деталь — имя его нового невидимого друга.

Его имя.

И Малфой, как ни странно, был рад этому. Возможно, она и верила в то, что Хьюго видел кого-то, но вряд ли она обрадовалась бы, если бы узнала, кого именно.

Так проще.

Так правильней.

Когда после ужина Хьюго стал подниматься по лестнице в свою комнату, а Малфой направился в гостиную, Гермиона вдруг услышала кашель.

— Ты что, простудился? — спросила она у сына, готовя тем временем очередную порцию горячего шоколада на кухне.

— Возможно, — послышался ответ.

— Тогда иди сюда, я дам тебе микстуру.

— Зачем? — спросил Хьюго, выглядывая из-за угла.

— Что значит "зачем"? Чтобы ты не кашлял.

— Но я не кашлял.

Гермиона налила в кружку кипятка, добавила немного сливок и, повернувшись к Хьюго, внимательно на него посмотрела.

— Как это? Я только что слышала, как ты откашлялся и сказал «возможно».

— Я ничего не говорил.

— Хьюго, это не смешно, — иногда его упрямство ей откровенно надоедало.

— Я думаю, что это он.

— Что?

— Это был он, мам, — с улыбкой на лице уточнил Хьюго.

* * *

Гермиона пронеслась мимо Малфоя с чашкой горячего шоколада, и он почувствовал аромат напитка вперемешку с запахом духов. Она села на диван в своей любимой манере — поджав ноги, закутавшись в тёплый плед, и принялась смотрела какую-то нелепую рождественскую передачу. Драко не мог пошевелиться ровно с того момента, когда осознал, что Грейнджер услышала его.

Не видела.

Но слышала.

Хьюго не врал: это Драко закашлял, а потом ещё и ответил Грейнджер, как если бы она его видела и обращалась к нему.

Драко некоторое время походил вокруг, проверяя её реакцию на своё присутствие. Пощёлкал пальцами у Гермионы над ухом, поводил ладонью у неё перед лицом. Ничего не изменилось. Он похлопал в ладоши и потопал ногами, а потом стал петь дурацкую песню распределяющей шляпы, знакомую ещё со времён Хогвартса. Казалось, его было слышно во всём доме, но Грейнджер продолжала сидеть, отдавая всё своё внимание телевизору.

Она же ответила ему. Ведь так? Ему просто не могло это послышаться. Но после бесконечных попыток достучаться до неё Малфой с разочарованием обнаружил, что она, как бы он ни старался, не ощущала его присутствия. Расстроившись, Драко уселся на край дивана рядом с ней и громко выдохнул.

Вдруг Гермиона вздрогнула, выпрямилась и, поставив чашку с недопитым шоколадом на пол, полностью закуталась в плед.

Это было невозможно.

Гермиона Грейнджер только что каким-то образом почувствовала его дыхание.

Дни тянулись удивительно однообразно. Но Драко это не раздражало. Впервые он наслаждался царившим в доме спокойствием, общением с Хьюго, которое теперь было для него глотком свежего воздуха. Ему нравилось находиться здесь, нравилось наблюдать за Грейнджер, нравилось быть частью чего-то большего.

Когда Малфой узнал, что Хьюго родился сквибом, многое для него встало на свои места. Он получил, наконец, ответы на некоторые вопросы; например, ему стало ясно, что стало причиной переезда Гермионы в этот непримечательный городок, и почему она отказалась от магии.

Ответ находился сейчас рядом с ним. Сидел на полу, поджав под себя ноги так, чтобы было удобно сидеть за маленьким журнальным столиком. И рисовал.

— Ты теперь тоже будешь по-другому ко мне относиться? — вдруг поинтересовался Хьюго.

Малфой приподнял одну бровь.

Возможно, его молчание длилось чересчур долго, потому как Хьюго перестал смотреть на него своими ясными глазами, вновь вернувшись к своему делу. Драко удобно устроился рядом с ним.

— Почему ты так думаешь?

Он пожал плечами.

— Волшебники сразу меняют своё мнение обо мне, как только узнают, кто я на самом деле.

— Что ж, — выдохнул Драко, — в этом ты не одинок. Таких, как я, наше магическое общество тоже не жалует.

— Почему?

— Возможно, это покажется тебе странным, но потому что когда-то у меня были другие идеалы, и я пренебрежительно относился к таким, как ты и твоя мама.

Хьюго уставился на свой рисунок, а Малфой внезапно ощутил, что должен его подбодрить.

— Хотя, скорее всего, — внезапно продолжил он, — нас не принимают, потому что мы такие необычные.

— И что же в нас такого необычного?

— Ну как же? Я — человек, которого никто не видит и не слышит, за исключением, — Драко повернулся лицом к Хьюго, — тебя. Не это ли делает нас уникальными?

— Думаешь, ты умер? — вдруг спросил Хьюго.

В его глазах читалась тревога.

И без того не самый приятный разговор перетёк в более тяжёлое русло. Увы, у Малфоя не было ответа на поставленный вопрос.

Мысли о том, что было, есть и будет, настигали Драко, стоило ему остаться одному. И каждый раз круг замыкался. Вопросов становилось всё больше. Ответов не было вовсе. Незнание душило. Но он искренне верил, что шанс вернуться домой есть.

— Не знаю, Хьюго, — в его голосе звучало сплошное разочарование от собственного бессилия. — Откровенно говоря, в моей голове дыра. Я помню, кто я есть, я знаю, чего хотел и к чему стремился, но всё крутится вокруг последней детали, которую я не помню.

— Если ты вспомнишь, то вернёшься домой или…

О том, что Хьюго подразумевал под своим «или», Драко предпочёл не задумываться.

— Что ты делаешь? — раздался голос Грейнджер совсем рядом.

Малфой обернулся. Она сидела рядом с ним. Совершенно ничего не подозревая.

Сердце учащённо забилось. Стоило Гермионе появиться в поле его зрения, как он терял контроль над собой. Интересно, как давно это началось?

Желание того, чтобы она ощутила его дыхание на своей коже, чтобы почувствовала его прикосновения, сменялось страхом. Сильным. Всепоглощающим.

И Драко застывал в нерешительности.

Он не понимал, чего боялся больше: того, что Грейнджер почувствует его, или того, что этого больше не случится. Никогда.

Малфой осторожно приблизил свою руку к её руке.

— Это он? — вдруг спросила она, и это заставило Малфоя очнуться.

Она осторожно держала в руках рисунок, на котором были изображены Хьюго, она и…

Он. Драко Малфой. Стоящий рядом с ними, засунув руки в карманы.

— Ты мне так и не скажешь, как его зовут? — спросила она Хьюго, на что он с готовностью замотал головой.

— Вот только не знаю, какого цвета галстук нарисовать, — со всей озабоченностью произнёс он, уставившись на разноцветную палитру карандашей.

Гермиона несколько секунд внимательно вглядывалась в нарисованное лицо, а затем её рука потянулась к тёмно-зелёному карандашу.

* * *

Джинни Поттер была одной из тех, кого Гермиона была рада видеть даже без приглашения. Джинни и Гарри были единственными, кто поддержал Гермиону в её нелёгком решении.

— Боже, когда ты успела накупить столько ненужных вещей? А Санта Клаус вообще в курсе, что ты здесь, и что, наверное, потратила весь его месячный оклад?

— Мой Санта Клаус умчал на очередное задание и попросил, чтобы я не скучала. А делать это, уж извини, я могу и хочу только с тобой. Тем более, мы так и не смогли встретить с вами Рождество. Мама настояла на семейном празднике. Но имей в виду: на Новый год мы придём к вам, — строго сказала Джинни, и Гермиона улыбнулась. Она была совсем не против такой компании.

Когда Джинни, наконец, прекратила доставать вещи и раскладывать их по местам, она удобно расположилась за кухонным столом.

— Как дела? — поинтересовалась она, разливая свежеприготовленный горячий шоколад по кружкам.

Гермиона старалась не подавать виду, что что-то её беспокоило. Но если её не выслушает Джинни, то кто? С кем ещё она может поделиться собственными переживаниями, терзавшими её каждый день?

— Я волнуюсь из-за Хьюго, — проговорила она с едва уловимой дрожью в голосе.

— Что-то случилось?

— Да. То есть, нет. Я не знаю, как об этом сказать.

Джинни удивлённо вскинула бровь.

— Ты можешь мне доверять.

Гермиона слегка наклонилась к подруге, будто их мог кто-то подслушать.

— Хьюго в последнее время словно сам не свой. Он, — набрав в грудь побольше воздуха, она продолжила: — видит кого-то.

Джинни не понимала.

— Он разговаривает с каким-то человеком, которого якобы видит. И мне страшно. Не за себя. Хьюго меняется. Он больше смеётся, общается…

— И что в этом плохого?

— Конкретно в этом — ничего. Но если это только пока? Вдруг этот кто-то действительно опасен. Какие могут быть последствия?

— Мне кажется, ты зря себя накручиваешь. Ведь, возможно, в доме и нет никого. А загадочный "кто-то" лишь плод фантазии Хьюго. Вымышленный друг. Я слышала, у детей такое часто бывает.

— Да, но не в таком возрасте. Я прочитала все возможные книги на эту тему, и по статистике воображаемые друзья появляются у детей от трёх до пяти лет. Хьюго уже девять. Так что исключать возможность, что в доме действительно кто-то есть, нельзя.

— И кто это может быть?

— Понятия не имею.

— А ты видела что-нибудь странное?

— Нет, но… — Грейнджер замолчала.

Она взвешивала все за и против, решая, стоит ли говорить о своих ощущениях Джинни. Выбор пал на то, чтобы сказать.

— Иногда мне кажется, что на меня кто-то смотрит. Я ощущаю дыхание, слышу мужской голос, но это не мой внутренний голос, а… Не знаю, как объяснить. Словно он пытается общаться со мной, но я слышу не всё…

— Возможно, это обычное самовнушение. Хьюго говорит, что здесь кто-то есть, и ты в это веришь. Чувствуешь взгляд и всё такое.

— Я не подумала об этом. Возможно, ты права.

Но Джинни уловила в её голосе неуверенность. И задумалась. Обычно она могла найти миллион подходящих слов, чтобы её успокоить. Но это была не та ситуация.

— Я не знаю, что тебе посоветовать, Гермиона, — наконец заговорила Джинни. — Я считаю, что ты зря себя накручиваешь. Знаю, это не те слова, которые ты хотела бы услышать, но в том, что происходит, я не вижу ничего плохого. Если ты говоришь, что Хьюго меняется в лучшую сторону, то ты наоборот должна радоваться.

— А если вдруг этот кто-то неожиданно исчезнет, и Хьюго вновь отгородится от меня, или же если он причинит ему боль? А если об этом узнают? Ты же знаешь, как общество относится к таким, как он, а тут ещё… — Гермиона тяжело вздохнула.

Приступы паники были сейчас ни к чему. Но Джинни легко коснулась её руки, и она успокоилась.

— Гермиона, послушай. Ты сама говорила мне, что Хьюго не такой, как все, и у меня не было оснований тебе не верить. Только слепой не увидит, что у тебя растёт добрый, отзывчивый, не по годам умный… — она широко улыбнулась, — мальчик. Он необыкновенный. Признаться честно, когда Альбус или Джеймс выводят меня, я иногда искренне желаю, чтобы они были похожи на Хьюго. Только не говори Гарри.

Обе засмеялись. В этот момент на кухню зашёл Хьюго и положил на стол завершённый рисунок. Джинни внимательно рассмотрела его, а потом тихо поинтересовалась:

— Хью, милый, а что это за человек стоит рядом с тобой?

— Мой друг.

— И как его зовут?

Хьюго бросил быстрый взгляд в сторону, слегка улыбнулся и как ни в чём не бывало произнёс:

— Я не могу сказать.

— Почему? — не унималась Джинни.

— Это наша с ним тайна, и я пообещал, что никому её не выдам.

Джинни недовольно фыркнула, а потом вновь присмотрелась к рисунку.

— Кого-то он мне напоминает. А почему галстук зелёный?

— Мама так нарисовала.

Джинни посмотрела на Гермиону, но та лишь пожала плечами. Она помахала рукой у виска, спрашивая: «Те самые голоса?». Грейнджер опустила голову. Иногда было просто необходимо понимать друг друга, не прибегая к помощи слов. И Джинни с Гермионой овладели этим навыком в совершенстве.

Хьюго уже убежал. Джинни продолжала рассказывать о последних сплетнях и новостях волшебного мира. Она говорила о Джордже, который открывал всё новые и новые филиалы «Всевозможных вредилок Уизли», — в стране и не только, — тем самым выходя на новый уровень; о Гарри, который целыми днями пропадал на работе, о Джеймсе и Альбусе. О Роне она не обмолвилась ни словом, и Гермиона была ей безумно благодарна.

Они уже решили попрощаться, как вдруг раздался громкий телефонный звонок.

— Ты не собираешься подходить? — поинтересовалась Джинни, на что Гермиона лишь покачала головой.

«Это Гермиона. К сожалению, сейчас меня нет дома. Однако вы можете оставить своё сообщение, и я обязательно с вами свяжусь».

— Тебе не кажется, что это неправильно?

— Нет, не кажется, — с равнодушным видом ответила Грейнджер.

На том конце провода послышался голос:

«Гермиона, привет. Это Барри. Я хотел предложить тебе поужинать со мной сегодня вечером. Надеюсь, ты согласишься, потому что я уже зарезервировал столик. А если нет, то мне придётся просидеть в ресторане в полном одиночестве, — послышался нервозный смешок. — Что ж… Ладно…Буду ждать твоего звонка. До встречи».

Всё это время Гермиона лениво водила чайной ложкой в кружке, на первый взгляд совершенно не заинтересовавшись данным предложением. Джинни внимательно на неё смотрела, ожидая хоть какой-нибудь реакции.

— Ну-у-у? — не выдержав, наконец поинтересовалась она.

— Что? — с искренним удивлением на лице протянула Грейнджер.

— Только не говори, что собираешься отклонить его предложение!

Гермиона молчала.

— Ты долго будешь молчать?

— Ты сама просила тебе не говорить.

— Издеваешься?

Гермиона вновь покачала головой.

— Почему ты не хочешь пойти с ним на свидание?

— Потому что.

— Это не ответ.

Грейнджер устало закатила глаза.

— Потому что я не хочу никуда с ним идти. Такой ответ тебя устроит?

— Да ты просто обязана пойти на это чёртово свидание?

— Это ещё почему? — Гермиона с интересом смотрела на подругу и ждала ответа.

Джинни закатила глаза.

— Потому что я знаю тебя миллион лет. И уверена, что в последний раз ты была на свидании, — она произвела в уме какие-то подсчёты, а потом проговорила: — на третьем курсе.

— Неправда.

— Что-то я сомневаюсь, что мой пустоголовый брат за всю вашу совместную жизнь устроил для тебя хоть что-то. Я считаю, тебе нужно развеяться. Я останусь с Хьюго, если именно это является главной проблемой. Если хочешь, я могу забрать его к себе, — проговорила Джинни, но уловив недовольный взгляд Грейнджер, добавила: — на случай, если вам с Барри нужно будет побыть наедине.

От возмущения Гермиона заметно повысила голос:

— Я не собираюсь с ним спать.

Джинни усмехнулась.

— С Роном, позволь тебе напомнить, ты тоже не собиралась спать.

А вот это был удар ниже пояса. Тогда она любила Рона. Или думала, что любила. Это было её оправданием. К Барри же она не чувствовала ничего похожего.

— Да пойми ты, тебе необязательно строить с ним семью. Сходишь на свидание, развеешься. Дашь парню шанс. А если всё сложится, получишь ту нормальную жизнь, к которой стремишься. Что ты теряешь?

— Ничего.

Гермиона сдалась. Джинни словно маленький ураган. Порой её заносит, и она говорит всякую чушь. А иногда… Всё же, чаще ей удаётся убедить Гермиону в неправильности её суждений, в корне отличающихся от её собственных.

Вот так. Когда Гермиона могла найти сто способов отказаться от свидания, Джинни находила сто первый, перечёркивающий всё.

Гермиона потянулась к телефону и набрала номер.

— Алло, — послышалось на другом конце провода.

Она тяжело вздохнула.

— Барри, привет, это Гермиона… Да, я тоже не ожидала...

«Ты ненормальная», — одними губами проговорила Грейнджер. Джинни лишь широко улыбнулась и так же ответила: «Я знаю».

— Хорошо… Сегодня в восемь? Да, не проблема… Отлично… Буду ждать… До вечера.

— Отлично, — восторженно воскликнула Джинни, и, захватив свои пакеты, направилась на второй этаж.

— Ты куда?

— Скоро всё узнаешь.

* * *

Пока Джинни штурмовала гардероб Грейнджер, та, в свою очередь, сидела за кухонным столом, поджав под себя ноги, и читала книгу. Драко уселся напротив неё и придвинулся к ней настолько близко, насколько это было возможно. На её лице отражалось полное спокойствие, лоб был совершенно гладким, лишь изредка подрагивали ресницы. При этом он заметил, что Грейнджер, сама того не замечая, всегда заправляла прядь за ухо, даже если та не выпадала.

Странно.

Чем больше он за ней наблюдал, тем быстрее менялось его мнение. Она уже не была той занозой в заднице, какой он считал её в школе. Более того, Малфой с удивлением для себя обнаружил, что Грейнджер стала действительно красивой. Или она всегда была такой? Он не мог ответить на этот вопрос, однако было что-то, что определённо воспламеняло его интерес к ней.

Со временем ему стало нравится втайне всматриваться в мягкие черты её лица; цвет её глаз завораживал, а губы, источающие сладкий аромат шоколада, словно магнитом притягивали к себе.

Малфой не сводил с неё взгляда.

Чувствовала ли она, что он сейчас рядом? Сидит и смотрит на неё?

Грейнджер слегка потеребила ухо.

Означало ли это "да"?

И снова.

Ощущение беспомощности накатило внезапно. Чувство было знакомо, но впервые причиняло мучения. Драко так и не научился справляться с этим, но сейчас он отчаянно цеплялся за свою боль, как утопленник за соломинку.

Раз он способен чувствовать боль, не значит ли это…

Драко решил попробовать ещё раз. Он подошёл к ней и наклонился так близко, что уловил исходивший от неё лёгкий цветочный аромат и вдохнул его полной грудью.

— Почему ты не слышишь меня?

Она не ответила.

Малфой вздохнул.

Гермиона на мгновение перестала читать, закрыла глаза и откинула голову назад. А он почувствовал, как она своей щекой прикоснулась к его, отчего по телу прошла мелкая дрожь.

Ещё никогда поддаться искушению не было так необходимо. Так нужно.

Чувства на грани.

И тогда…

Драко вновь посмотрел на Грейнджер и словно увидел её впервые.

Каким, должно быть, он был болваном.

Почему никогда не замечал этой лёгкой полуулыбки, этих еле заметных веснушек на её лице, этого мечтательного взгляда? Он находился так близко от её лица, что кончик его носа почти касался её щеки, а от его дыхания её волосы слегка шевелились, как от лёгкого ветерка. Одна прядь обрамляла лицо, и когда Гермиона вновь попыталась её заправить, Малфой прошептал:

— Не нужно.

И этого оказалось достаточно, чтобы она опустила руку.

* * *

Гермиона осторожно заглянула в свою комнату, чтобы посмотреть, чем Джинни так усердно там занималась. Её слегка рассмешило, с каким серьёзным видом миссис Поттер разглядывала каждое платье, прежде чем оно непременно летело в сторону кровати.

— Как успехи?

— Я как раз собиралась тебя позвать, — Джинни схватила её за руку, втащила в комнату и поставила перед зеркалом. — Пожалуй, если бы я знала, я прихватила бы ещё одежды.

— А чем тебя не устраивает моя?

— Прости за прямоту, дорогая, но всем. Она совершенно не подходит для подобного случая. Боюсь, ты будешь выглядеть в ней слишком строго. Это же не собеседование, а свидание.

— В том то и дело, — возмутилась Гермиона. — Я не вижу смысла покупать дорогое платье, которое надену, в лучшем случае, раза два в жизни. Это не тот городок, где вообще стоит наряжаться.

— Однако, это не отменяет того факта, что для столь простого городка у тебя слишком много брючных костюмов. Что-то я не вижу здесь офисных высоток.

Гермиона замолчала. Что сказать? Джинни попала в точку.

— Хорошо, что ты предлагаешь?

Джинни оживилась и достала из своего пакета вечернее платье.

Драко зашёл в комнату, насвистывая.

— Вот, — проговорила Джинни. — По мне, оно идеально подходит для свидания.

Малфой обернулся.

Должно быть, ему не послышалось?

— Что я пропустил?

Гермиона запротестовала:

— Нет, нет и нет.

— Почему?

— Оно вызывающе красное.

— И что?

— Я его не надену.

Джинни чуть ли не зарычала.

— Почему ты такая упрямая? Оно же идеально.

Гермиона тем временем сама стала просматривать одежду, небрежно валявшуюся у неё на кровати.

— Хорошо, отложим платье. Где твой шкафчик с нижним бельём? На тебе должно быть самое сексуальное, которое только есть в твоём арсенале. Ты должна быть готова ко всему.

— Что?

— Что? — одновременно с Грейнджер изумился Малфой.

— Что слышала. И прежде чем ты успеешь мне возразить, я лишь добавлю, что это на всякий случай. Вдруг ты передумаешь!

Драко побледнел.

— У меня такого нет.

— А то чёрное, которое я дарила тебе в прошлом году?

— Не кажется ли тебе, что оно слишком…

— Какое? Развратное?

Гермиона кивнула.

— Дорогая, оно и должно быть таким. Куда ты его положила? — Джинни принялась рыться в ящике с нижним бельём, а через секунду радостно воскликнула: — О, нашла!

Она вручила Гермионе коробку и прямиком направилась вниз.

Выбившиеся из причёски прядки щекотали ей нос. Очевидно, Гермионе это не особо нравилось — она нервным движением убрала лезущие в лицо волосы, фыркнула себе под нос, что сходит с ума, и принялась перебирать одежду, которую Джинни принесла ей несколько минут назад. Гермиона аккуратно положила коробку на кровать и стала вновь рассматривать красное платье.

Малфой подошёл к ней.

— Я не советовал бы тебе это делать, Грейнджер.

Что он имел в виду под словом «это», Драко не задумывался. Возможно, откровенно безвкусное и вызывающее красное платье, а возможно, и всю сложившуюся ситуацию в целом.

Свидание.

Драко фыркнул.

Подумаешь.

В душе зародилась надежда, что из этого всё равно ничего не выйдет.

— Ты же понимаешь, что совершаешь ошибку, — продолжал говорить Драко. — Почему ты не слышишь меня? Упорно продолжаешь делать вид, что меня здесь нет? Что ж, продолжай.

Драко некоторое время наблюдал за тем, как она просматривала одежду, которую разбросала Джинни. Когда Малфой заговорил снова, его голос потерял театральные нотки и стал нормальным:

— Я-то знаю, что ты можешь меня чувствовать. Так ведь, Грейнджер?

— Что? — воскликнула Гермиона.

— Что «что»? — закричала в ответ Джинни.

— Разве ты меня не звала?

— Нет... Гермиона, да что с тобой сегодня?

— Ничего, прости. Наверное, это просто нервы.

Она снова вернулась к огромной куче одежды, в беспорядочном хаосе валявшейся на её кровати.

— А знаешь, Грейнджер, я вовсе не удивлён. Ты и в школе активно игнорировала мою персону. С чего бы тебе сейчас делать по-другому? — с сарказмом выдавил он, сложив руки на груди.

Маниакальное желание быть услышанным ею болью отдавалось во всём теле. Напряжение. Такое же сумасшедшее, как и сам Малфой. Как и сама Грейнджер.

— Если ты посмотришь повнимательней, то увидишь, что то, что тебе нужно, находится рядом с тобой.

Гермиона посмотрела сквозь Малфоя и увидела висевшее на стуле платье. И как она раньше его не заметила? Грейнджер взяла наряд и, повернувшись к зеркалу, примерила его. Улыбнувшись собственному выбору, она ещё несколько секунд всматривалась в собственное отражение, крутясь в разные стороны и перебирая пальцами приятную ткань.

— Умница, — сказал он, слегка понизив голос, и встал рядом с ней. — Так гораздо лучше, не правда ли?

Драко испытывал чувство гордости. Его губы находились в нескольких миллиметрах от её пылающих щёк, и он только сейчас заметил, как участилось её дыхание.

Гермиона перестала разглядывать платье и на какой-то момент закрыла глаза, а когда открыла... Драко показалось, что через его тело прошёл сильный разряд тока. Или не показалось? Всего на какую-то долю секунды у него сложилось впечатление, что их взгляды наконец-то встретились. Этот момент был настолько неожиданным и волнительным, что его ладони моментально вспотели, а неконтролируемое желание быть видимым — живым — усилилось.

И тогда Малфой, наконец, решился дотронуться ладонью до её щеки, дать ей знать о своём присутствии, сделать то, что он так долго откладывал на потом. Он не знал, почему, но был уверен, что это сработает, и она увидит его, ощутит, поймёт.

Что он здесь.

Он рядом.

Грейнджер дрожала. Но стоило ему поднести руку к её лицу, как в комнату влетела запыхавшаяся Джинни.

Малфой выругался про себя и осознал, что чуть не совершил ошибку.

Или…

Не исполнил мечту.

* * *

— Всё, — довольная проделанной работой, воскликнула Джинни. — Дорогая, ты готова!

Гермиона повернулась к зеркалу и застыла от удивления. Она никак не могла поверить, что привлекательная молодая девушка в зеркале — это она. Платье, выбранное ею, идеально село по фигуре. Тонкая ткань полностью повторяла изгибы её тела и спускалась до линии колен. Всё было предельно скромно. Платье не открывало чужому взгляду ни декольте, ни спины, ни даже рук; единственное, что было оголено — это плечи. Волосы Гермионы лёгкими локонами спадали чуть ниже лопаток.

— Джинни, ты волшебница.

Но та лишь ответила:

— Жду тебя внизу.

Гермиона постояла ещё несколько минут, привыкая к новому образу.

Стоило Драко поднять глаза, как время остановилось. Казалось, кто-то специально нажал на кнопку "стоп", чтобы мир вокруг замер. Перед ним стояла Грейнджер.

Малфою потребовалось приложить немало усилий, чтобы признать одну простую истину: он влип. По уши погряз в этом дерьме под громким названием «чувства».

Но сейчас понимание того, что это было действительно так, было таким же ясным, как и то, что на улице лежал снег.

Чувства к Грейнджер?

Нелепость.

К выбору женщин Малфой всегда подходил с особой тщательностью. Находясь рядом с ним, они должны были соответствовать определённым параметрам, которые он установил. Но Грейнджер... Она не подходила ни под один из них. Как так? Почему он чувствует необъяснимое притяжение к ней? Именно к ней. Словно она…

Особенная…

Он прикрыл веки и опустил голову, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Грейнджер — его сумасшествие. Желание, чтобы она чувствовала его, видела, слышала, затмило собой всё. Необходимость всё вспомнить, необходимость вернуться назад уже не казалась важным.

Словно она держала его здесь. Одним своим видом. Цветочным запахом.

Она… Здесь. Она с ним. Пусть и сама не знает этого.

Глупость и наваждение.

И открыл глаза…

Сделал шаг. К ней. Не дыша…

— Ты прекрасна, — произнёс он, надеясь, что ласковый шёпот дойдёт до адресата.

Грейнджер повернула голову в его сторону. Какая-то пара секунд. Но этого было достаточно, чтобы утонуть. И в то же мгновение — спастись. Полувдох. Полувыдох.

Кла-ац!

Послышался звук сработавшей камеры. И как он не заметил? А Грейнджер уже отвела взгляд. Слегка наклонилась к Хьюго, давая последние наставления. Безжалостное время отдаляло Грейнджер всё дальше и дальше от него.

К другому. К тому, кто мог прикоснуться и сказать, как она красива. А Грейнджер улыбнётся в ответ.

Но не ему.

Всё снова выходило из-под контроля. И это терзало и убивало, сводило с ума, но в то же время безумно заводило и будоражило. Драко даже не пытался отвести от неё взгляда. Малфой прекрасно понимал, что ведёт себя неправильно. Что своими действиями переступает границы возможного и невозможного.

Недоступного. Только ему.

От этого хотелось выть. Но он просто не мог не смотреть на неё, когда до боли хотелось большего...

Намного большего.

Малфой никогда не думал, что возможно чувствовать что-то сродни тому, что он чувствовал в тот момент.

Безумие — вот его спутник.

Всё, что творилось с ним в этом доме, побуждало совершать поступки, ему несвойственные. Всё внутри него кричало, приказывая перестать думать. Анализировать. Надеяться.

Чёрт возьми.

Что, в конце концов, происходит?

Драко смотрел на неё, пытаясь найти ответы. И именно в этот момент он был уверен, что готов отдать всё лишь за то, чтобы просто иметь возможность обнимать Грейнджер и чувствовать объятия в ответ. Отчаянье затапливало сознание.

Он не заметил, как она ушла. Джинни поднялась наверх, а Хьюго протягивал ему только что сделанную фотографию.

И мир словно остановился.

На фотографии Грейнджер держала за руку Хьюго, а сама смотрела на него — Малфоя. Точнее, туда, где он стоял, потому что на самом деле его там не было.

Она смотрела в пустоту.

— А ты никогда не думал, почему именно я? — спросил Хьюго, пытаясь вывести Драко из задумчивости, что в последнее время становилось всё труднее.

Малфой не ответил. Он продолжал смотреть в одну точку, вновь и вновь погружаясь в собственные мысли. Хьюго предположил, что они были не особенно весёлыми.

С тех пор как тётя Джинни была у них в последний раз, прошло три дня, в течение которых Драко выглядел всё больше опустошённым. Его пожирала боль; он словно оказался запертым в каком-то недоступном месте, и там было так жутко, что он просто боялся кого-то подпустить к себе.

А Хьюго хотел помочь. Искренне. Но что он мог? Попытаться разговорить? Это казалось таким же невозможным, как и повернуть время вспять. Немыслимо. Отвлечь? Только как?

Он искал выход. Отчаянно и безнадёжно. Потому что… друзья для того и нужны, чтобы помогать друг другу. Они ведь друзья?

— Да, — прозвучал хриплый и подавленный голос Малфоя. — Не прошло ни одного чёртова дня, чтобы я не думал об этом. Не пытался понять… — он отчаянно цеплялся за последние воспоминания.

— Почему ты просто не уйдёшь?

Просто.

Малфой усмехнулся.

В его жизни никогда не было просто.

Никогда и ничего не получал он просто так.

«Ты Малфой, — восклицал Люциус. — Так докажи, что ты этого достоин».

И он доказывал. Снова и снова. Сначала на втором курсе, когда добился того, чтобы его взяли в команду ловцом. Потом на пятом, когда принял метку и стал самым юным Пожирателем смерти. Из года в год Малфой доказывал, убеждал, делал всё, чтобы показать: он — Малфой. Не глупее Гермионы Грейнджер, не хуже какого-то там Гарри Поттера и, уж тем более, Рона Уизли.

— Думаешь, я не пытался?

Хьюго лишь пожал плечами.

— Думаешь, это легко — каждое утро открывать глаза и понимать, что ничего не изменилось. Что твоя жизнь, которую и жизнью-то назвать нельзя, похожа на ад.

— Тебе страшно…

— Да, Хьюго, мне страшно. Мне страшно, потому что не известно, увидишь ли ты меня в следующую секунду? А вдруг — в чём лично я не сомневаюсь — время идёт не в мою пользу. Вдруг я лежу где-то и медленно умираю, и всё зависит от того, вспомню ли я, что со мной случилось или нет. А вдруг не в этом причина? Мне страшно, потому что я боюсь снова всё забыть, даже если вернусь. Это Рождество, тебя и…

— Маму?

Драко отвернулся. Он вновь удивился тому, каким поразительно наблюдательным был Хьюго. А может, его чувства к Грейнджер стали так же очевидны, как декабрьский снег за окном?

— Она держит тебя здесь? — спокойно поинтересовался Хьюго.

— Нет, — ответил Малфой.

В последние три дня он намеренно избегал Грейнджер, чувствуя себя при этом невероятным идиотом. Зачем убегать от человека, который и так тебя не видит? Просто так нужно. Так легче. Так правильней.

— Я сам держу себя здесь, — без тени иронии проговорил Драко и усмехнулся от внезапно озвученной правды.

— Может, всё дело во мне? — вдруг произнёс Хьюго.

Малфой внимательно на него посмотрел.

— Может, я вижу тебя затем, чтобы помочь тебе вернуться?

«Только не это». Упрямая надежда вспыхивала всякий раз, стоило только за неё ухватиться. И гасла. Быстро. Стремительно. Не давая глупой неразумной душе ни подняться ввысь, ни упасть.

— Чем ты можешь помочь мне, Хьюго? — не выдержал Драко. — Ты даже не волшебник, ты…

«Я не сказал. Не сказал. Но…»

Хьюго и так всё понял. Предательские слова не слетели с языка, но смысл их был ясен.

Чёрт.

Малфой не хотел. Не должен был этого говорить.

Хьюго ушёл.

Он понимал, что всё безнадёжно. Даже подбадривающие, искренние слова его единственного друга не способны прекратить его внутреннюю агонию. Острая безнадёжность и неуёмная злость разрастались в нём всё шире, причиняя ужасную боль.

Неконтролируемую. На Грейнджер — за то, что появилась в его жизни. На себя — за то, что позволил этому случиться. На Хьюго — за то, что заставил чувствовать себя обессиленным. Никчёмным.

Не призраком. Не человеком. Никем.

Злость окутывала, и чтобы хоть как-то вырваться из её объятий, Малфой со всей силы ударил кулаком по столу. И не попал. Глупо было надеяться на другой исход.

Он — не живой. Он — призрак. Искалеченная душа, желающая обрести свободу.

Прислонившись к стене, Драко сполз по ней на пол, сжимая кулаки и напрягая мышцы, чтобы унять нескончаемую дрожь. Где-то там, глубоко внутри, теплилась слабая надежда на то, что всё образуется, и он вернётся. Услышит любимые голоса и не вспомнит об этом кошмаре. Забудет всё это. Но реальность диктовала свои правила. Не подчиниться было нельзя, бороться вечно невозможно.

И ощущение, что времени у него всё меньше и меньше, не покидало.

«Хватит с меня! Ненавижу этот дом! Ненавижу! Я больше так не хочу… Не могу… Я сдаюсь».

* * *

Он шёл по совершенно незнакомой ему улице, следуя за светом уличных фонарей.

Люди отчаянно суетились и кричали, сталкиваясь друг с другом. Бежали ему навстречу, прося о помощи, и тут же исчезали, словно их и не было никогда. Хьюго обернулся. Позади него была всё та же незнакомая улица.

Взгляд скользнул вперёд, прочь от дымовой завесы, и уловил ярко мигающие проблесковые огни служебных машин.

Ощущение покоя сменилось нарастающей тревогой. С чего вдруг?

Хьюго ускорил шаг. Бежал со всех ног, не жалея собственных сил. Потому что боялся не успеть.

Почему? Очередной вопрос, не имеющий ответа. Даже намёка на ответ.

Туманные образы впереди смешивались в одну нечёткую картинку. Люди, чьи лица он только что ясно различал, расплывались, а мнимые и невозможно далёкие голоса требовали одного — помощи. А когда сквозь пелену вдруг проступил один единственный чёткий образ, Хьюго остановился.

«Не может быть».

— Драко? — собственный голос раздался эхом и стих. Хьюго вновь попытался докричаться, но голос не поддавался ему. Не слушался. Он сделал шаг и оказался рядом с лежащим на носилках телом. Лицо Драко было окровавлено, а рубашка — порвана. Но он дышал. Медленно и размеренно его грудь поднималась и опускалась.

— Подождите, — закричал Хьюго, но никого не было рядом.

Лишь белые стены и неприятный запах лекарств. Хьюго узнал это место. Магловская больница. Врачи, мельтешащие туда-сюда в…

Лимонных халатах?

Но как он тут очутился?

Хьюго плёлся по коридору, механически переставляя ноги. Переступая мелкими неуверенными шажками, отсрочивая неизбежное. Правду, до которой все так желали докопаться. А в голове звучал вопрос: «Что меня ждёт?»

Был, как минимум, один вариант ответа.

«То, что тебе точно не понравится».

Но ноги продолжали идти, словно заколдованные, к слегка приоткрытой двери.

Эхом отдавался тихий женский плач. И решительный мужской голос:

— Простите миссис Малфой, — говорил он осторожно, — боюсь, здесь мы бессильны. Ваш сын… — в каждом слове слышалась дрожь, — перестаёт бороться. Похоже, это конец, — прозвучало, как приговор.

Плач перерос в неконтролируемую истерику. Заглянув внутрь палаты, Хьюго увидел содрогающуюся от рыданий женщину в объятиях высокого мужчины с собранными в хвост волосами. Такими же светлыми…

Сделав шаг внутрь, Хьюго, наконец, смог рассмотреть того, кто, по словам врача, переставал бороться — Драко. Его лицо было полностью забинтовано, лишь ресницы слегка подрагивали.

Слабый вдох. А следом ещё более слабый выдох.

И — чудо…

Драко открыл глаза. И посмотрел прямо на Хьюго. Пристально и — не может быть — с сожалением.

— Пора, — сказал кто-то за спиной.

— Подождите, — проговорил Хьюго. — Он очнулся, очнулся, — восторженно повторял он, стараясь придать голосу больше уверенности.

Больше веры.

Больше надежды.

Оборачиваясь, Хьюго боялся, что всё вновь исчезнет, но вместо этого ему бросилась в глаза белизна комнаты, всасывающаяся внутрь, как кровь, отливающая от щёк испуганного человека. Палата теперь выглядела совсем иначе: серо, словно все краски мира выцвели; стёкла в окнах были выбиты. В палате никого не было. Ни врача, ни миссис Малфой, ни мистера Малфоя.

С замиранием сердца Хьюго обернулся и понял: он опоздал, не сдержал слова, которое дал.

Драко здесь тоже не было.

* * *

Малфой напряжённо вглядывался в темноту, пока сознание отчаянно пыталось отгородиться от навязчивых мыслей. От тех, что причиняли боль и вызывали дрожь во всём теле. От которых кровь стыла в жилах, заставляя чувствовать холод.

Он знал, что всему настанет конец. Его конец был совсем близко. И больше не будет беспечных разговоров с Хьюго, безнаказанных подглядываний за Грейнджер, безмолвных посиделок у камина. Всё кончено. По крайней мере, для него. Драко почти свыкся с этой мыслью. Пропитался ею с головы до ног, ожидая расплаты.

За всё в жизни приходится платить.

За счастье — двойную цену.

Он был готов.

Он успел познать, что значит любить, но так и не насладился этой роскошью до конца. А всё потому, что оказался слишком труслив, чтобы продолжать бороться. А ещё — полон жалости к самому себе, ненависти к несправедливому миру и тем, кто счастлив без него.

Одно утешало — отсутствие боли.

Одна эта мысль сочетала в себе несочетаемое: страх и утешение одновременно. Разве можно бояться чего-то настолько сильно, но в то же время отчаянно нуждаться в этом?

Смерть — спасение. Кто бы мог подумать…

Надежда таяла на глазах. А когда Драко вновь вытянул перед собой руку, то убедился в этом окончательно. Его рука стала почти прозрачной, и сквозь неё виднелись расплывчатые огни рождественской ёлки.

Всё просто. Кровь, казалось, замедляла свой бег. Тело жёстко сковало. Пальцы немели. А в душе разверзлась выжженная пустота, заполонившая собой всё, вытесняя боль. Она пришла без спроса, неожиданно, и потому ощущалась вдвойне сильнее, высушивая подступавшие к глазам слёзы. Она обнимала его, гладила по спине и голосом матери шептала, что всё скоро закончится.

Малфой медленно закрыл глаза. Он ждал.

* * *

Хьюго твёрдо знал, что нужно делать. Он спустился вниз и осмотрел каждый угол, каждое место, где они с Драко бывали чаще всего, но того нигде не было. Хьюго надеялся, что ещё не слишком поздно. Пробегая мимо ящика, где хранились старые газеты, он остановился.

Он вывернул ящик, разбрасывая газеты по полу, ища ту самую.

— Хьюго, — послышалось позади него. — Что ты делаешь?

— Ничего.

Не может быть, чтобы об этом не написали в газетах. Возможно, он проглядел, пропустил что-то важное. Должно же быть хоть что-то. Любая заметка. Об аварии.

«В Лондоне объём продаж элитного жилья сократился на двадцать пять процентов».

Не то.

«В Британии приготовили самый большой рождественский ужин».

Снова мимо.

— Хьюго, может, ты всё-таки объяснишь?..

— Он умирает.

— Кто? — не понимала Гермиона. — Твой невидимый друг?

— Он существует. Мне приснился сон. Я видел его. Сначала авария, потом больница, а потом он просто исчез. Мама, мне нужно найти Драко. Найти и рассказать о том, что происходило с ним, прежде чем…

Гермиона потрясённо молчала, уставившись на Хьюго, не веря своим ушам.

Драко?

Во всём мире она знала, только одного человека с таким именем, и связанные с ним воспоминания были не самыми приятными. Гермиона судорожно сглотнула и попробовала мысленно досчитать до пяти, чтобы успокоиться.

Один.

От произнесённого вслух имени неприятная дрожь скользкой змеёй расползлась по всему телу.

Два.

Она вытряхивала из сознания ясность.

Три.

Спокойный вдох.

Четыре.

Выдох.

Пять.

Успокоиться не получилось. Теперь Гермиона обеспокоилась ещё больше. И что прикажете делать в такой непростой ситуации?

Она уже присела на корточки, чтобы обнять сына и поговорить с ним, когда в дверь настойчиво постучали. Гермиона встала.

— Хьюго, пожалуйста, собери газеты, поднимись в комнату и переоденься. Как только наши гости уйдут, мы поговорим с тобой о… — попросила она сына, а потом добавила чуть тише: — о Драко.

— Но, мам, потом будет поздно, — начал было Хьюго, но Гермиона с улыбкой на лице уже приветствовала гостей.

* * *

Минуты бежали невообразимо быстро. А внутреннее напряжение росло. Джеймс и Альбус бесились в гостиной, а Джинни с Гарри удобно устроились на кухне, рассказывая Гермионе последние новости. Только она не слушала. Хватало и того, что в голове и так полная неразбериха.

— Так, Гермиона, — громко обратилась к ней Джинни. — Что происходит?

Гермиона слабо покачала головой. Но обмануть друзей было не так-то просто. Гарри и Джинни знали, когда Гермиона врёт, а когда говорит правду. Что-то действительно случилось. Гарри осторожно накрыл её руку своей.

— Всё в порядке, — сказала Гермиона.

— Точно? — не унималась Джинни. — Ты выглядишь очень растерянной.

— И подавленной, — добавил Гарри.

— Да... просто… — несмело проговорила она, видя, как её друзья замерли в ожидании. — Вы давно видели Малфоя?

Казалось, заданный вопрос оглушил всех: у Джинни от удивления расширились глаза, Гарри аккуратно поставил чашку на стол, не сводя с подруги взволнованного взгляда. Первой нарушила тишину, как всегда, миссис Поттер:

— А при чём здесь Малфой?

— Ни при чём, — отмахнулась Гермиона. — Забудьте. Это я так. Что нового в аврорате? — она перевела тему, обращаясь к Гарри.

Джинни вновь вмешалась:

— Что значит «забудьте»? Сначала сидишь, как в воду опущенная, бросаешь нервные взгляды в сторону, спрашиваешь не просто о каком-то знакомом, а о Малфое — человеке, которого в последний раз ты видела на выпускном вечере в Хогвартсе. Гермиона, мы же не идиоты, — сейчас Джинни была удивительно похожа на Молли. — Мы твои друзья, не забывай об этом, пожалуйста.

— Хорошо, — произнесла Гермиона, и все трое придвинули свои стулья поближе к столу. — Помнишь, я рассказывала тебе о том, что Хьюго видит нечто странное?

— Ты о его невидимом друге? — спросила Джинни.

Гарри удивился. Оказывается, даже от него у этих двоих были свои секреты. Джинни ласково погладила его по руке.

— Да. Сегодня Хьюго искал какие-то заметки в газете, потому что ему приснился сон: какая-то авария, а потом больница. Он считает, что этот человек существует на самом деле. А если это действительно так, то получается, что это не воображаемый друг, а реальная душа, которая по каким-то причинам застряла.

Джинни ахнула.

— Но это невозможно. Такими способностями обладают только…

— Медиумы, — закончила за неё Грейнджер. — Я знаю. О них ничего не было слышно больше ста лет. Тем более, о медиумах-сквибах…

— А при чём здесь Малфой?

Гарри напрягся.

— Он назвал его имя…

— Насколько я знаю, с Малфоем всё в порядке, — спокойно высказалась Джинни. — Последний раз я видела его пару месяцев назад в Косом переулке. Он, как всегда, держался холодно и высокомерно.

— Это не так, — быстро проговорил Гарри, ловя на себе два негодующих взгляда.

— Ты что-то знаешь?

Гарри кивнул.

— Малфой разбился на машине в канун Рождества.

— Откуда ты…

— Я недавно виделся с Кормаком, он сейчас работает в Штабе стирателей памяти маглам, проще говоря — агентом по зачистке. Он рассказывал, как им поступил вызов с требованием изменить память нескольким маглам в одной больнице. Люциус был готов заплатить немалые деньги за то, чтобы его сына вытаскивали с того света квалифицированные колдомедики, а не магловские врачи. Видимо, с годами старые убеждения не меняются, — Гарри усмехнулся. — Свидетелей было много, и им пришлось повозиться.

— Я не понимаю…

— А что тут понимать, Гермиона? Даже по прошествии времени волшебный мир так и не принял их в свои ряды. Скажу больше: Министерство до сих пор пристально за ними наблюдает. Депортировать их нельзя. Как говорится, держи друзей близко, а врагов — ещё ближе. Малфоям ничего не оставалось, кроме как просто жить дальше, но уже прибегая к помощи маглов. Насколько мне известно, Драко основал собственную инвестиционную компанию, где его ценили и уважали, не напоминая об ошибках прошлого.

И это не укладывалось в голове.

— Получается, Драко Малфой… — начала Гермиона, но не смогла закончить. Вдруг тот, о ком они говорили, находился здесь и всё слышал? Гермиона надеялась, что Гарри понял то, что она имела в виду.

И она не ошиблась.

— Нет, — проговорил он. — Малфой — не сквиб, но в магии ограничен. Работать и жить среди маглов было его решением, хотя, готов признать, далось оно ему нелегко.

— Получается, — выдвинула своё предположение Джинни, — всё это время он находился здесь? В доме?

Сердце Гермионы учащённо забилось.

Получается, так.

Теперь ей стало действительно не по себе.

— Может, он и сейчас здесь?

Гермиона покачала головой.

— Хьюго сказал, что во сне Драко исчез.

— Это что же он? — обескураженно вставила Джинни. — "Того"?

Страшное слово из четырёх букв так и повисло в воздухе. Все понимали, что именно хотела сказать Джинни, но верить в это не получалось. Верх абсурда. Не хотелось. И на душе мгновенно стало тяжело.

— Нет, — решительно произнесла Гермиона. — Что мы знаем о медиумах?

Она попыталась восстановить в памяти когда-то прочитанную информацию.

— Они помогают заблудшей душе либо уйти, либо вернуться. Так? А что, если ещё есть время?

— Гермиона, я думаю, это уже не имеет значения.

— А если имеет? Хьюго ведь искал его. Он говорил, что должен рассказать ему. Возможно, Малфой просто ничего не помнит, — она задумалась, пытаясь выстроить логическую цепочку. — Мы должны помочь ему.

— И как ты собралась помочь человеку, которого даже не видишь? — не понимала Джинни.

— Хьюго…

И, не договорив, она услышала, как входная дверь со скрипом отворилась.

* * *

Хьюго был уверен: это он.

У него не было права на ошибку, как не было, судя по всему, ещё и времени. Малфой был слаб. Очень слаб. Его тело практически сливалось с серым уличным фоном. Лишь расплывчатые и еле заметные очертания выдавали его. Но даже так Хьюго смог рассмотреть, что голова Драко была низко опущена, колени чуть согнуты, а ноги он переставлял так медленно, словно то бремя, что он нёс на своих плечах, было ему не по силам. Он терял самого себя.

Хьюго наспех надел куртку и сапоги, затратив на все свои действия минимум времени. Ведь оно было на исходе. Возможно, в его распоряжении были минуты. Нет, секунды.

Он с силой распахнул дверь, не позаботившись закрыть её за собой.

Хьюго боялся не успеть. Он боялся, что, даже если он скажет Драко всё, что хотел, тот просто растворится в воздухе, так ничего и не вспомнив. Даже если он что-то вспомнит, где гарантия того, что у него хватит сил вернуться назад?

— Драко, — крикнул он, но тот не остановился.

— Хьюго, — позади послышался взволнованный голос матери.

Оставалось совсем чуть-чуть.

Догнав Драко, Хьюго растерялся. И пару секунд приходил в себя. Он знал, что времени у них катастрофически мало, но увиденное открыло ему страшную правду: ноги Малфоя полностью исчезли и то, как быстро растворялись в воздухе его туловище и руки, заставило Хьюго говорить без промедления:

— Драко, я знаю, что произошло, — каждое слово сопровождалось ужасной болью, словно лёгкие сдавливала невидимая рука.

И откуда только взялись силы?

— Ты попал в аварию… в канун Рождества и сейчас лежишь в больнице. Врачи в лимонных мантиях… — продолжал Хьюго. — Твои родители там. Пожалуйста, не сдавайся, Драко.

Слёзы сами текли по лицу.

— Ты обещал им, что вернёшься, — а голос срывался на крик: — Ты обещал это мне. Сделай это ради тех, кого любишь. Ради родителей, ради меня и... мамы.

Малфой медленно повернул голову в сторону и несколько секунд безотрывно смотрел в глаза умоляющего его мальчика.

Пока не исчез.

Хьюго надеялся, что Драко услышал его. Ведь кроме этой последней, исчезающей, ничтожной, почти несуществующей надежды у него ничего не было.

Драко пришёл в себя. Голова пульсировала от жуткой боли, сознание путалось. Мысли рассеивались, рассыпались, сбивались и ускользали в беспросветную тьму. Малфой сглотнул и почувствовал острую боль в груди. Словно он горел. Горел изнутри и с каждым движением ощущал, как адское пламя разрастается всё шире и шире. Он попробовал открыть глаза. Это оказалось самым сложным из всего, что ему доводилось делать прежде: яркий свет ослеплял, боль сковывала, тело не слушалось, а в горле саднило. Но радовало одно: он был жив. Медленно, но верно сознание возвращалось. Но, несмотря на это, Драко всё ещё не представлял, где находится. Лишь что-то яркое, светлое и раздражающее своей пустотой перед глазами.

Интересно, как долго он был без сознания? День? Неделю? Месяц? И откуда взялось это чувство, что он должен быть не здесь? И ещё один вопрос, который не давал ему покоя: здесь — это где? Белые стены; пряный запах трав, сменяющийся такими же знакомыми ароматами известных ему зелий; человек, стоящий у дальнего окна, с накинутой на плечи мантией лимонного цвета.

Хотелось что-нибудь сказать, попросить воды, но слабость была сильнее воли, и сил хватило только на то, чтобы повернуть голову.

— Мистер Малфой? — раздался незнакомый мужской голос совсем рядом.

Ко лбу прислонилось что-то холодное как лёд.

— У него жар. Сестра, принесите лекарство.

Драко тяжело дышал. Внутренности неприятно скручивало. Каждое движение сопровождалось новым приступом нечеловеческой боли.

— Мистер Малфой, я помогу вам, — сильные руки слегка приподняли его голову. — Вот выпейте это.

Он послушался и тут же ощутил приятную прохладу заструившейся по горлу жидкости, приносящей долгожданное облегчение. Секунда-другая — и целительное снадобье начало действовать: по всему телу разлилось живительное тепло, возвращая Малфою контроль над собой; в пальцах почувствовалось лёгкое покалывание, а долгожданный вдох полной грудью больше не причинял боли.

Драко на секунду прикрыл глаза…

— Сообщите родным, что мистер Малфой пришёл в себя.

… И вновь провалился в сон.

* * *

Когда Драко вновь открыл глаза, яркий дневной свет не резал их так, как раньше, боль в груди прошла, а руку обдавало приятным теплом. Нарцисса сидела рядом с его кроватью, сжимая его руку в своей. Выглядела она, мягко говоря, не очень: впалые щёки, уставшие глаза, бледная кожа. Сколько ночей она не спала?

Было больно видеть её такой.

Почти сломленной. Невероятно хрупкой.

И всё из-за него.

Сердце неприятно сжалось.

Драко долго наблюдал за тем, как мать бережно гладит его руку, и чувство безмерной любви и тоски поглотило его. Он ощущал человеческое тепло. И радость от этого. Безмерную. Неконтролируемую. Он и не ожидал, что ему не хватало этих простых прикосновений. Словно он долгое время жил без этого.

Абсурд.

Он выбросил бредовые мысли из головы и сжал ладонь матери сильнее.

Её взгляд, казалось, просиял.

— Драко, — облегченно произнесла Нарцисса, приближаясь и убирая отросшие пряди с его лица. — Мальчик мой. — Сквозь подступившие к горлу слёзы она обратилась к нему. — Я позову врача.

Нарушать то, что возникло между ними, Драко категорически не хотелось. Он закашлялся.

— Не нужно, — его голос прозвучал хрипло, скрипуче. Он показался ему чужим. Беспомощным. И от этого ещё более отвратительным.

— Хочешь воды? — спросила она, и Драко кивнул.

Нарцисса отошла к столику, где стояло всё необходимое, — кувшин с водой, зелья, бинты, различные приборы, а он тем временем предпринял попытку сесть: приподнялся на локтях, пытаясь подтянуться, но ещё не окрепшие руки подвели его.

— Давай помогу, — ласково проговорила мама, удобнее располагая подушки у него за спиной.

Со второй попытки Драко всё-таки удалось принять вертикальное положение, что сопровождалось лёгким головокружением. Но его это не заботило. Уж лучше так, чем лежать беспомощным и бесполезным бревном.

Нарцисса присела на край его кровати и отложила в сторону флакончик с зельем.

— Что… случилось? Как я оказался здесь? — наконец спросил он.

Она нежно провела пальцами по всё ещё бледному лицу, убирая непослушные прядки волос. Рука её дрожала. Нарцисса безотрывно смотрела на сына, как на какое-то чудо. Но так и не успела ответить. В палату вошёл высокий седоволосый врач в лимонной мантии и громко заговорил:

— Рад, что вы пришли в себя, мистер Малфой. Я ваш лечащий колдомедик — мистер Норингтон. Как вы себя чувствуете?

— Могло бы… быть… и лучше, — совершенно серьезным тоном отшутился Драко.

— Шутите… Значит, идёте на поправку, — сказал врач, продолжая изучать записи в тетради. — Мистер Малфой, я вынужден задать вам несколько вопросов. Постарайтесь ответить на них предельно честно. Опишите ваше самочувствие, когда вы очнулись.

Драко не удержался:

— Дерьмовое…

— Исчерпывающий ответ, — невозмутимо произнёс мистер Норингтон, игнорируя его язвительный тон и сохраняя при этом удивительное самообладание. — Тошнота, головокружение… Что-нибудь чувствуете сейчас?

— Нет, — Драко сказал почти правду.

Норингтон посмотрел на него поверх своих очков, давая понять: он ему не верит.

— Вы уверены?

— Да. Было небольшое головокружение, но оно прошло.

— Отлично. Мистер Малфой, что последнее вы помните до того, как очнулись здесь?

Драко напрягся.

— Я был в офисе. Это был канун Рождества.

— Что случилось потом?

— Я… — он почувствовал, как в висках застучало. — Не помню, — Малфой откашлялся, — очнулся здесь.

Мистер Норингтон поднял взгляд.

— То есть, вы не помните причину, по которой оказались здесь?

Драко покачал головой.

— А что, собственно, произошло?

— Доктор, это серьёзно? — обеспокоенным тоном, спросила Нарцисса, обращаюсь к Норингтону.

Драко уловил в её голосе волнение.

— Это было ожидаемо, миссис Малфой, — спокойно ответил Норингтон. — Такие травмы в пятидесяти процентах случаев и вовсе не совместимы с жизнью. Нам очень повезло, что ваш сын пришёл в себя и отделался незначительными последствиями.

— О чём это вы? — не сдержался Драко, не совсем понимая, что происходит.

— Мистер Малфой, две недели назад вы попали в серьёзную автокатастрофу. Вас доставили сюда с множественными переломами, внутренним кровотечением и сотрясением мозга. Мы сделали всё, что смогли, однако, я прогнозировал вашей матери, что после подобных травм не исключены некоторые изменения.

— Вы хотите сказать, что…

— У вас кратковременная потеря памяти. Это не страшно. Очевидно, вы не помните ни причины аварии, ни самой аварии, но помните, что делали накануне неё. Думаю, это просто шок. Ваше сознание скрывает от вас ненужные воспоминания. Главное, что вы узнаёте себя и своих родных, — сделав последние записи, доктор закрыл папку. — Думаю, через пару-тройку дней всё придёт в норму.

Мистер Норингтон хотел уже, было, уйти, как вдруг спросил:

— Да, кстати, мистер Малфой… Находясь без сознания, вы иногда говорили что-то… Чаще всего вы упоминали неких Хьюго и Гермиону. Эти имена говорят вам о чём-либо?

Малфой недоумённо уставился на врача.

— Гермиону? — он несколько секунд о чём-то думал, словно пытался вспомнить. — Я знаю только Гермиону Грейнджер. Но я не видел её с тех пор, как окончил школу. А Хьюго… — он вновь задумался. — Я не знаю.

— Что ж, будем надеяться, что всё прояснится, — напоследок проговорил врач, направляясь к двери.

* * *

Ничего так и не прояснилось.

Малфой так и не вспомнил, кто такой Хьюго, как ни старался. Он не вспомнил также и того, как Хьюго связан с Гермионой Грейнджер, о которой он не раз упоминал, находясь в бессознательном состоянии.

С чего вдруг он вообще думал о ней?

Последний раз Драко видел Грейнджер, когда она сошла с поезда и отправилась в счастливое будущее со своими дружками. Как сложилась их жизнь после того дня, Малфой не знал и не интересовался. Ему хватало проблем в своей.

Однако сейчас Драко никак не мог выбросить её из головы. Несколько раз она ему даже снилась, что странно, ведь он помнил её ещё девчонкой, а во сне к нему приходила более взрослая версия Грейнджер. Она всегда смотрела на него, всегда была рядом, но стоило ему коснуться её, она превращалась в фантом. Он всегда просыпался на одном и том же месте, в холодном поту, напряжённо вглядываясь в темноту, словно пытаясь разглядеть в ней силуэт. Пульс гулко стучал в висках, пока сознание пыталось отделить реальность ото сна.

Врач повторял: «Это всё посттравматический шок. Кошмары пройдут». И выписывал лекарство. Но стоило зельям закончиться, всё повторялось: Грейнджер вновь приходила, иногда не одна, пряча кого-то за закрытой белой дверью. Говорила, что «он» скучает. Но как только Драко пытался узнать, кого она имела в виду, всё растворялось. Исчезало с наступлением рассвета.

Поначалу он игнорировал сны. Списывал всё на послеаварийный синдром. Малфой занимался своими делами, иногда замечая, как мысленно возвращается к ней, но тут же отгонял ненужные мысли, как назойливую муху. Вместе с этим Драко никак не мог понять, почему испытывает тоску. И желание. Совершенно неконтролируемое желание найти её. Но никто из его окружения — ни Блейз, ни Тео — так и не смогли ничего узнать. Паркинсон обмолвилась о том, что Грейнджер после школы уехала в Австралию. Малфой подал запрос в Австралийское министерство магии, и ему сообщили, что у них никогда не числилось такой волшебницы, как Гермиона Грейнджер. Что странно, в Английском министерстве также не было никаких данных о Гермионе за последние лет десять. Нарцисса тоже ничего не знала.

На вопрос, почему это так важно для него, Драко пожимал плечами.

Просто важно… И сам не понимал, почему.

Дело принципа. Обычный интерес. Вариантов бесчисленное множество.

Возможно, это было глупостью, но Малфой считал, что получит ответы на многие вопросы только тогда, когда найдёт её.

Поэтому он решил пойти на крайние меры.

Впервые за многие годы Малфой вышагивал по знакомым коридорам Министерства, направляясь к кабинету человека, который, по мнению Драко, мог ему помочь.

Достигнув цели, он, не раздумывая, постучал.

— Войдите, — послышалось изнутри.

Малфой не заставил себя долго ждать.

— Ну здравствуй, Поттер!

* * *

Усталость.

Вот что чувствовала Гермиона после очередного изматывающего рабочего дня, удобно расположившись на диване в гостиной. Делать что-либо совершенно не хотелось.

После работы она забрала Хьюго из школы, приготовила ужин, но так и не притронулась к нему.

Было без четверти одиннадцать, солнце давно скрылось за горизонтом. А Гермиона никак не могла заснуть, сдерживая слёзы, сглатывая стоявший в горле ком и отгоняя одолевавшие её мысли. Она думала о том, что постоянно борется с людьми, без приглашения объявившимся в её мире, с Хьюго, который подолгу смотрит в окно, с бывшим мужем, с Джо и его кафе. Она чувствовала, что всё время борется…

Борется… Борется…

Со всем миром. А сейчас ещё и с собственными эмоциями. Она страшно устала.

Её мысли всё время уносились куда-то далеко, за пределы дома. Так продолжалось, пока в камине не вспыхнули языки зелёного пламени, и в комнате не показался незваный гость.

— Гарри! — воскликнула Грейнджер, направляясь ему навстречу.

— Прости, Гермиона. Я знаю, ты говорила, чтобы я использовал каминную сеть только в крайнем случае. Что ж, думаю, он настал.

Гермиона почувствовала волнение.

— Что-то с Джинни или детьми? — взволнованно проговорила она.

— Нет… Нет. С ними всё в порядке. Дело в…

— В чём?

— В Малфое, — резко выпалил он.

Грейнджер замерла.

— Он приходил ко мне. Сегодня. И, Гермиона, он спрашивал о Хьюго.

* * *

Это было глупо.

Это было чертовски глупо — приезжать сюда.

Стоять под дверью и который уже раз поднимать руку, чтобы постучать. И куда только делась непоколебимая решимость?

Малфой вернулся в машину. Достал кусок бумаги, на котором был записан адрес, вновь посмотрел на табличку, в очередной раз сверяя по ней, туда ли он приехал. Ошибки не было. Однако сдвинуться с места никак не получалось. И зачем только он сюда явился? Чтобы без устали смотреть на запертую дверь? Или же, наконец, найти ответы на свои вопросы?

— К чёрту, — пробормотал Драко и вновь вышел из машины, набравшись решительности постучать в дверь на этот раз. Он уже мысленно досчитал до пяти и занёс руку для стука, как вдруг позади него неожиданно раздался голос:

— Малфой?

Её голос.

Драко обернулся.

— Что ты здесь делаешь?

Подумать только, по дороге сюда он мысленно прокручивал все возможные варианты диалога, а теперь, когда она стояла здесь, слова, которые были ему так нужны, в одночасье испарились. Грейнджер смотрела на него, и в её глазах было столько разных эмоций, но ни за одну он не мог ухватиться. Что она чувствовала? Удивление? Раздражение? Любопытство? Что бы это ни было, это не разрушало возникшего между ними тягостного молчания, которое до предела скручивало его внутренности с каждой новой секундой. Мыслей становилось всё меньше, а рот словно заклеили клейкой лентой.

Совершенно незнакомые друг другу люди — вот кем они были на протяжении всей своей жизни. И почему Драко не чувствовал этого, находясь сейчас рядом с ней? Грейнджер первой пришла в себя. Пока он отчаянно подбирал слова, она прошла мимо него с полными пакетами в руках и попыталась достать ключ, чтобы открыть входную дверь.

— Давай помогу, — молниеносно отреагировал он, забирая у неё покупки.

Она несколько секунд безотрывно смотрела ему в глаза, после чего передала покупки ему в руки, открыла дверь и пропустила непрошенного гостя внутрь:

— Можешь бросить пакеты в гостиной.

Малфой выполнил всё беспрекословно, а затем огляделся вокруг. Грейнджер жила явно не на широкую ногу.

— Так ты теперь живёшь здесь? — искренне поинтересовался он.

Гермиона тяжело вздохнула, и, кажется, совсем не была настроена на пустую болтовню.

— Малфой, предлагаю не ходить вокруг да около, а сразу перейти к делу.

Он усмехнулся.

Всё-таки хоть что-то да осталось прежним.

— Не слишком-то ты дружелюбна, Грейнджер, особенно по отношению к старым друзьям.

— Не припомню, чтобы мы хоть немного ими были, — едко ответила она.

— Хорошо. Я тоже не привык разводить длинных прелюдий, — равнодушно отозвался Драко, не получив в ответ ничего, кроме закрытой позы, закатанных глаз и тяжелого дыхания. — Всё дело в том, Грейнджер, что несколько месяцев назад я попал в страшную аварию. Я пролежал в состоянии комы около месяца и совершенно ничего не помню.

— Это естественно. Ты и не можешь ничего помнить, ты же был без сознания.

— Мой врач тоже к этому склоняется. Однако было ещё кое-что.

Малфой выдержал небольшую паузу.

— Что? — поинтересовалась Гермиона.

Драко мялся. Не знал, как подступиться, боясь быть высмеянным и непонятым. И под тяжестью собственных мыслей, собственных противоречий и эмоций, он уже сомневался в том, что это было правильной идеей — получить ответы на все свои вопросы здесь. Но стоило ему заглянуть ей в глаза, как всё, наконец, стало понятно: из всех мест, в которых он побывал в поисках ответов, дом Грейнджер был самым правильным. Он не видел осуждения в её глазах, лишь нездоровое любопытство. Она ждала — просто ждала, когда он сделает ещё один шаг, ведь она уже шагнула ему навстречу и впустила в свой дом. И ответ стал очевиден: он никуда не уйдёт.

— Ты…

— Что ты имеешь в виду.

— Я называл твоё имя, пока был без сознания; чаще, чем своё собственное. И имя ещё одного человека, которого нигде не могу найти.

— Какого? — Гермиона стала явно нервничать от его последних откровений.

Хоть Драко и заметил это, но анализировать её поведение не стал.

— Хьюго, — сказал он; и прежде, чем Гермиона сказала хоть что-то, быстро заговорил: — Знаю, это кажется невозможным, но мне нужна помощь, Грейнджер. Мне кажется, я схожу с ума. Почему каждую свободную секунду с тех пор, как пришёл в себя, я только и делаю, что думаю о тебе и об этом Хьюго? Почему, увидев тебя, понимаю, что помню тебя именно такой: повзрослевшей? Почему? Ведь в последний раз мы виделись в школе, — он сделал паузу. — Мне нужны ответы…

— Вряд ли я могу их тебе предоставить, Малфой.

— Но ведь этому должно быть разумное объяснение?

— Должно. Но я не та, кто должен тебе что-то объяснять.

— Тогда покажи мне того, кто может. Ты знаешь кого-нибудь по имени Хьюго?

Гермиона молчала.

— Богом клянусь, Грейнджер, если ты мне поможешь, я клянусь, что уеду и больше не потревожу тебя.

Гермиона опустила глаза. И несмотря на то, что Драко жаждал услышать хоть что-то обнадёживающее, он был рад, что она на него не смотрела, иначе от её внимания не ускользнуло бы, как его собственные слова причинили ему неимоверную боль.

— Пожалуйста, — вновь попросил он.

Грейнджер колебалась. Словно взвешивала все за и против. Малфой стал медленно подходить к ней, как вдруг в дом вбежал маленький мальчик.

— Ма-а-ам, ма-а-ам, — восторженно кричал он, — у меня получилось!

Стоило ему увидеть Драко, как глаза его ярко засияли. Малфою показалось, всего на секунду показалось, что мальчик хотел кинуться к нему, но Гермиона, схватив его за руку, тихо проговорила:

— Хьюго, сейчас не время. Поднимись к себе в комнату.

— Но ма-а-ам. Это же…

— Хью, пожалуйста, не спорь.

Не став спорить, Хьюго ещё раз посмотрел на Драко и, не говоря больше ни слова, скрылся за дверью.

Малфоя осенило.

— Хьюго?

Грейнджер потёрла глаза, стараясь говорить спокойно:

— Малфой, тебе лучше уйти.

— Нет, — твёрдо проговорил он. — Я хочу знать правду. Какого чёрта здесь происходит?

— Малфой…

— Почему ты не сказала мне?

— Потому что это касалось моего сына, — на эмоциях выкрикнула она.

— Но ведь оно касается и меня.

— Я знаю, знаю. Я просто пытаюсь защитить его.

— От кого? От меня? Это же нелепо, — Драко искренне не понимал.

— От других людей. Хьюго и так настрадался из-за того, кем он является.

— И что же это, чёрт возьми, значит? — не унимался он.

— Мой сын — сквиб, Малфой! — выкрикнула Гермиона. — И медиум. Поэтому ты называл моё имя и Хьюго. Ты был здесь. Ты жил с нами.

Казалось, Драко ожидал услышать что угодно, но только не это…

— Этого не может быть. Должно быть что-то другое.

Гермиона и вовсе начала терять терпение.

— Возможно. Возможно, здесь замешано что-то другое, и я с удовольствием хотела бы дать тебе другое объяснение. Но у меня его нет. Ты пришёл за ответами, и ты их получил.

Драко молчал, погрузившись в собственные мысли, пытаясь осознать услышанное, и совершенно не заметил, как Грейнджер подошла к нему вплотную.

— Послушай, Малфой. Я понимаю, что в это сложно поверить, но всё, что я тебе рассказала, правда. И я прошу тебя: когда ты выйдешь за эту дверь, не говори никому о Хьюго.— она выдержала паузу и добавила: — Пообещай мне, Малфой.

Драко кивнул.

* * *

Закрыв за собой дверь, Малфой порадовался тому, что оказался на свежем воздухе. С одной стороны, то, что поведала ему Гермиона, было как раз тем необходимым разумным объяснением, которое он так отчаянно искал. С другой стороны, поверить в то, что существуют сквибы-медиумы, было в такой же степени равно нулю, как рассказы о магии для того, кто прожил всю свою жизнь скептиком-магглом.

«К чёрту!»

Грейнджер была права. Он искал ответы — он их получил. Но поверил ли он этому? Очевидно, что нет. Во всяком случае, где гарантии того, что Грейнджер сказала правду?

Стоило получить один ответ, как возникли десятки новых вопросов. Но копаться в этом было так же бессмысленно, как искать черную кошку в тёмной комнате. Совершенно бесполезно, да и сил разбираться во всех ненормальностях его жизни у Малфоя не было. Он устал.

Поэтому Малфой ушёл, не став больше тревожить Грейнджер.

Он подошёл к машине, пытаясь найти свои ключи, безостановочно рыская по карманам, пока из одного из внутренних не выпала сложенная вдвое фотография. Подобрав и развернув её, Драко не мог поверить собственным глазам. На ней он был запечатлён вместе с Грейнджер. Они смотрели друг другу в глаза.

Драко внимательно всматривался в фотографию до тех пор, пока не осознал: он помнил тот вечер, когда она была сделана.

«Черт возьми!»

Он вспомнил всё.

Малфой никогда не понимал, зачем каждую субботу матушка так настойчиво приглашала его в гости несмотря на то, что он бывал в поместье дважды, а то и трижды в неделю. Однако в субботу Нарцисса устраивала полуденное чаепитие с девушками, входившими в некий клуб, который она же и организовала. Они сидели на веранде, пили чай, обсуждали последние новости. Со временем до него, наконец, дошло, для чего это делалось. Нарцисса хоть и не давила, но тонко намекала ему на то, что пришло время обзавестись семьей.

Драко не спешил. Все его отношения никогда не длились дольше трёх месяцев. Нет, он не жаловался. Но и не ждал чуда. Вершил свою судьбу так, как сам того желал.

Всё изменилось после того, как Малфой вспомнил всё, что с ним однажды произошло. Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, и не понимая, как это случилось, он вдруг оказался в доме Грейнджер. Она смотрела на него с изумлением, а он… Вновь переступив порог её дома, он сказал только, что всё помнит. Абсолютно всё. Каждую мелочь, каждую минуту, проведённую здесь. А Хьюго, стоявший до этого на лестнице, спустился вниз и крепко обнял Драко.

— Я знал, что ты нас вспомнишь.

Они просидели почти до полуночи, рассказывая, как каждый из них пережил эти рождественские каникулы.

Спустя три дня Драко приехал опять. Спустя месяц он выкупил дом по соседству — в квартале от дома Грейнджер. Спустя неделю у Хьюго был день рождения, и Драко подарил ему собаку. Щенка ретривера. Хьюго назвал его Графом. Нельзя было сказать, что Гермиону это как-то обрадовало. Они больше не были врагами. Скорее, она стала относиться к нему по-соседски дружелюбно — настолько, насколько это было возможно. Через пару месяцев, выходя из дома Гермионы, Драко очень некстати столкнулся с Уизли. Всё могло закончиться иначе, но закончилось дракой. Драко неплохо досталось. Но он был рад, что встретил Уизли, ведь благодаря этой драке в тот вечер Гермионе пришлось обрабатывать раны на его лице, и тогда он пригласил её на свидание.

Она отказалась. Как и несколько дней спустя. А потом снова и снова. Раз за разом твердила своё уверенное «нет», пока, наконец, не сдалась под волной малфоевского напора и очарования.

— Хорошо, только одно свидание — и ты от меня отстанешь, — твёрдо заявила она.

— Мне большего и не надо. Бьюсь об заклад, ты сама позовёшь меня на второе свидание, — ответил ей Малфой весьма самодовольно.

— Ты так в себе уверен?

— Более чем.

Он и сам не понимал, откуда в нём столько уверенности, упорства и наглости. Но Драко умел ждать. Из принципа.

Это случилось на её день рождения. Гермиона отправила Хьюго к Поттерам и уже в начале одиннадцатого стучала в его дверь. А спустя пару часов, она сказала:

— Ты же понимаешь, что это невозможно… Ты и я…

— Уж точно могу сказать, что это будет непросто. С тобой никогда не бывает просто.

— Тебе? — уточнила она. — Со мной?

— Я довольно хорошо тебя знаю, Гермиона. Ты боишься. Я, если честно, тоже. Боюсь, что ничего не получится, боюсь ошибиться, боюсь остаться один. Но мы ничего не потеряем, если просто попробуем, — он придвинулся ближе, убирая с её лица за ухо выбившуюся прядку волос. — Вдруг всё, что случилось, не что иное, как судьба? Я обязан был оказаться на грани, чтобы понять это.

— Что?

— Никогда не поздно что-то изменить.

Главное, сильно захотеть — и сделать шаг вперёд.

И Малфой его сделал, получив взамен намного больше, чем приглашение на второе свидание.