Королева фей (гет)

Она бежала, куда глаза глядят. Вверх, вперед, опять вверх. По лестницам, галереям, коридорам, анфиладам комнат, снова по коридорам.

«Это всё так глупо, так глупо! И так стыдно! Невыносимо стыдно!»

Почему этот вечер, созданный и всеми силами подготовленный для того, чтобы подарить восторг и наслаждение его участникам, для нее превратился в настоящий кошмар?! Почему именно с ней всегда происходят такие вещи?! Что она делала неправильно? Она же так готовилась, так готовилась, и вот!..

Она отчаялась уже за неделю до Бала. Нет, она подозревала и раньше, что с ней такое может произойти. Что вероятность подобного исхода велика. Но в тайне всё-таки надеялась на лучшее. Что ее всё-таки кто-нибудь пригласит. Как же легко было парням — они могли выбирать сами, всё было в их руках, просто подходи и предлагай себя в партнеры. А ей ничего не оставалось, как просто ждать — и чем дальше, тем это ожидание становилось всё невыносимее и невыносимее. Она была согласна уже на кого угодно. Пускай даже это будет кто-то из этих немного жутких дурмстранговцев, пускай даже Невилл, да черт с ним, пускай даже слизеренец, она была готова уже и к такому варианту. Лишь бы не оказаться одной-одинешенькой посреди пустой гостиной, в то время как всё подготовлено — танцы выучены, по поводу прически с Лавандой договорено, платье куплено… Платье — вот с ним была отдельная история. Она в первый раз в жизни приобретала не что-то практичное, а что-то, делавшее ее красивей, чем она есть. Она всегда считала, что подобные платья существуют именно для этого — приукрашивать действительность, и всегда относилась с долей презрения к тем, кто их использовал. И вот теперь решилась на такой шаг сама. Просто потому, что надоело. Надоело постоянно поступать как надо, как правильно, захотелось просто окунуться в атмосферу праздника, провести бездумно хотя бы один вечер, кто знает, возможно, ей бы удалось хотя бы немного снять с себя тот груз, который она взвалила на себя еще давно — в далеком детстве, и который не отпускал ее, давил, тянул вниз, и она тащила его, тащила, тащила…

Она не заметила, как оказалась на пятом этаже. Сейчас здесь не было никого. Вообще никого. Впрочем, тут и в обычные дни редко кто бывал, а уж в Рождество, да еще ночью… Хотя на четвертом этаже то тут, то там встречались одинокие парочки, до сих пор прячущиеся по углам, несмотря на то, что время было уже совсем позднее. Праздник кружил головы всем. Кроме нее. Она перестала ощущать праздничную атмосферу ровно тогда, когда ее партнер…

Да, у нее таки появился партнер. Ровно в тот момент, когда она так отчаялась, что готова была уже отправить праздничное платье обратно по адресу модного магазина, а потом взобраться на верхушку Астрономической башни и начать выть оттуда во весь голос, как побитая собака.

К сожалению, партнер был не тот, совсем не тот, с которым можно было бы как следует почувствовать себя полноправным участником праздника. Чьей-то избранницей. Ее пригласил один из двух ее лучших друзей — Рон Уизли. Пригласил, как она подозревала, потому что не решился пригласить кого-то еще, выбрал, так сказать, безопасный вариант. В этом была и хорошая сторона — они оба не чувствовали себя слишком скованно, но вся соль приглашения была утеряна. Впрочем, хорошо еще, что у нее была хотя бы такая возможность.

Слезы лились в три ручья. Обида горела внутри нее с такой силой, что казалось — никакими потоками ее не загасить. Она зажалась где-то в уголке галереи, не желая больше бегать по пустым этажам, и полуприслонилась-полуприсела на огромную каменную ступню статуи неизвестно-какого-очередного-волшебника. И рыдала, рыдала, рыдала, размазывая слезы по опухшему лицу. Пока ее не нашел кое-кто, бродивший здесь в одиночестве, как и она, но с совершенно иной целью.

Собственно, в тот момент, когда она увидела себя в зеркале, уже полностью готовая, чтобы отправиться на бал, она подумала с досадой, что пройдись она неделю назад в таком виде туда-сюда по Большому залу, возможно (возможно!) ей бы не пришлось испытывать недостатка в приглашениях. Но она даже в этом была не уверена, несмотря на то, что увиденная в зеркале картина ее удовлетворила и даже несколько порадовала. Лаванда на славу поработала с ее густыми волосами — соорудила большие круглые локоны шоколадного цвета, собиравшиеся сверху в высокий подъем и падавшие на спину шикарной волной, а по бокам сделала каскады спиралей, висящих, подобно плотному серпантину, почти касаясь ее голых плеч, отчего она казалась сама себе настоящей принцессой из сказки. Впечатление дополнялось бирюзовым платьем с лифом без бретелек, открывающим плечи и руки, облегавшим талию и с расширявшейся вниз широкой длинной юбкой. Лаванда только взглянула на нее, наклонила голову, приподняв бровь, и произнесла:

— Грейнджер, твой рыжик тебя не стоит! На твоем месте, я бы брала выше.

— В смысле?

— Ну… Крам, например.

И она улыбнулась, беззлобно, но насмешливо. Им обеим было понятно, что такой как Крам и смотреть бы не стал в ее сторону, несмотря на весь ее «принцессный» вид. Что ж, она была благодарна Рону хотя бы уже и за то, что он не дал пропасть втуне всем ее усилиям по подготовке. Она надела на шею скромный золотой кулончик с бирюзой, подаренный родителями, нацепила клипсы (уши проколоть так до сих пор и не сподобилась) и вышла, наконец, из комнаты, ежесекундно поправляя юбку.

Первой его фразой, когда он ее увидел, было:

— Ты прямо как Амата из «Сказок Бидля»! Настоящая фея… — он осмотрел свою старинную потрепанную мантию в рюшах, — хм, а я тогда, получается, рыцарь Невезучий? Думаю, мы с тобой просто идеальная пара.

«Ну, просто идеальная! Ты такой остроумный, Рон! Жаль только, выглядишь, как чучело. Но мы же, в конце концов, идем туда просто как друзья…»

Ей уже прямо в тот момент захотелось заплакать.

— Мисс Грейнджер! — ворчливый голос Снейпа раздался прямо над головой так резко, что она едва не подпрыгнула от неожиданности, и подняла вверх свое заплаканное лицо. — Что это вы тут делаете в такой час?!

— Разве вы не видите, что я тут делаю… сэр?! — ответила она.

— Вижу. Нарушаете режим. Вам давно пора быть в постели.

— Сегодня Рождество, режим отменен. Отстаньте уже от меня!

— Немедленно поднимайтесь и отправляйтесь в свою башню, — голос Снейпа приобрел угрожающие нотки.

— Оставьте меня в покое! — выкрикнула она, растирая кулачками глаза. — Разве вы не видите, что мне плохо?!

— Минус пять баллов Гриффиндору за неуважению к учителю, — бросил Снейп, с некоторой брезгливостью смотря на ее лицо, — и я вынужден буду доложить вашему декану, что вы отказываетесь повиноваться требованиям, пускай она назначит вам соответствующую отработку… Кстати, она сейчас как раз на четвертом этаже, в библиотеке, — добавил он задумчиво, уже разворачиваясь, чтобы следовать дальше по коридору.

Какое-то время она смотрела ему вслед с некоторым удивлением. Даже слезы почти прекратились. Он сделал всё так, чтобы и малейшей толики сомнения не возникло, что это было сочувствие с его стороны. Что ж, если ее пожалел сам Снейп, значит, она и вправду выглядела так, словно дело было совсем плохо.

Уже когда они вышли на первый танец, она вдруг сообразила, что Рон почти совсем не умеет танцевать. Она только сейчас вспомнила, что за всё то время, пока они ходили обучаться танцам, она видела его на занятиях от силы пару раз, да и то он больше маялся дурью, чем пытался чему-то научиться. Интересно, он что — считал, будто ноги сами всё сделают, когда надо, без всякой тренировки? Даже Гарри посещал занятия регулярно. Он выглядел так старательно, что она сразу же с улыбкой подумала, что уж он-то точно давно выбрал себе партнершу и ни в коем случае не хочет перед ней осрамиться. Она пару раз покружилась с ним, не в силах удержаться от смеха, когда видела, как он с жутко нахмуренным видом пересчитывал про себя шаги. Тогда она посоветовала ему слегка расслабиться, это всё-таки был танец, а не спортивное упражнение. Она надеялась, что ее совет ему помог. А, кстати, где он?

— А где Гарри? — спросила она удивленно, стараясь в очередной раз увернуться своими туфельками от неуклюжих лап партнера, которыми он так и старался отдавить ей пальцы на ногах. — Разве он не должен был открывать Бал вместе с остальными Чемпионами?

— А, он же заболел! — ответил Рон, словно бы и не замечая, что едва не налетел спиной на пару рейвенкловцев с пятого курса.

— Заболел?! И ты молчал? Что с ним такое? Мы же должны проведать его.

— Да, ничего страшного, Гермиона, честное слово! Просто перед самым праздником прихватило живот. Сильно. Возможно, съел что-то не то. Ну… ты понимаешь, вряд ли он обрадуется нашему присутствию в больничном крыле, когда… буээ!

Он продемонстрировал, как это бывает, и она подумала, что он вполне мог обойтись и без подобной демонстрации.

— Значит, он сейчас в больничном крыле, пока мы тут веселимся? Хорошие друзья, нечего сказать!

— Гермиона! — Рон предъявил непрошибаемый аргумент, — неужели ты думаешь, ему было бы приятно, если бы мы из-за него пропустили праздник?

— Хорошо, но мы навестим его сразу после.

— Он будет уже спать к тому времени. Впрочем, если ты так хочешь, — он пожал плечами.

Минерва Макгонагалл сидела в библиотеке за одним из ближайших столов, недалеко от входа, всё еще в праздничной мантии, и деловито просматривала стопку пергаментов, лист за листом. Она не замечала или, точнее, не обращала внимания на вползшую, буквально сквозь щель приоткрытой двери, жалкую фигурку в бирюзовом платье. Когда эта фигурка сделала пару нерешительных шагов внутрь, она, наконец, подняла на нее глаза в узких прямоугольных очках.

— А, это вы, мисс Грейнджер? Чем обязана столь поздним визитом?

— Я… только хотела спросить… — она шмыгнула носом, — нет, ничего.

— В таком случае, ступайте-ка спать! Вы выглядите не слишком-то… празднично. Возможно, здоровый сон придаст вам немного настроения.

— Вы же знаете, профессор, — сорвалась она, — что мое настроение тут не при чем!

— Так значит, у вас всё-таки есть какие-то вопросы? — спросила Макгонагалл невозмутимо.

— Наверное… хотя я не знаю, о чем тут вообще говорить.

— Может быть, сперва хотя бы подойдете поближе?

Она послушно подошла — подбородок вниз, с опущенными плечами и сцепленными на животе ладонями.

— Вы и в праздник работаете? — выдавила она из себя, не зная, что сказать.

— Когда доживете до моих лет, милочка, приобретете собственные способы бороться с бессонницей. Но, я так понимаю, вы же не это хотели уточнить, бродя по ночному замку с зареванным лицом?

— Я… нет. Наверное, — она пожала плечами, — почему парни себя так ведут? Даже когда они твои друзья.

— Ну, возможно, всё дело отчасти и в вас тоже.

— Во мне?! — она подняла глаза, уставившись на своего декана таким взглядом, словно её предали.

— Вам надо было думать, выбирая партнера, с которым пойдете на бал. Вы же умная девушка, мисс Грейнджер.

— О, вы так говорите, профессор, как будто ко мне очередь выстраивалась из парней, готовых пойти со мной! — сказала она с обидой. — Если б не Рон, я вообще провела бы весь праздник в спальне с книжкой в руках.

— Ну а так, разумеется, вышло лучше! — саркастически заметила Макгонагалл.

Даже одного танца ей хватило, чтобы понять: танцевать с Роном — сплошная мука, а не удовольствие, так что лучше уж она посидит с ним за одним из маленьких столиков, расставленных по периметру Большого зала. И Рона, похоже, вполне устраивала такая ситуация. Он тут же накинулся на разложенные на столике угощения — маленькие пирожные и соки, поглядывая по сторонам и отпуская комментарии относительно танцевавших пар. Почти для каждого у него нашлось какое-нибудь «оригинальное» прозвище, и в результате, если послушать его речи, в зале рядом с ними кружились сплошные представители птичьего и животного царства. Не забыт был также и подводный мир. Она благополучно пропускала все эти речи мимо ушей, потому что ее пьянила сама обстановка праздника. Она всё-таки вырвалась, вырвалась, сбросила хотя бы на вечер эту тяжкую ношу правильности, и сейчас в голове, вместо привычных размеренных увещеваний ее разума, пело что-то совсем другое, легкое, игривое, как пузырьки в шампанском. Она бы с удовольствием сейчас выпила чуть-чуть шампанского, но четверокурсникам еще не разрешали…

— Вы позволите пригласить вашу даму? — голос с легким акцентом прямо над плечом оторвал ее от своей погруженности в собственные радостные переживания. Рядом стоял один из студентов Шармбатона, изящный юноша в безукоризненной мантии.

Рон бросил на него немного дикий взгляд, сидя с переполненным ртом. Он явно не ожидал подобного подвоха и просто промычал в ответ что-то невразумительное. Шармбатонец немедленно воспринял это мычание, как знак согласия, и, спустя мгновение, она уже увидела перед собой протянутую ладонь. Она не раздумывала ни секунды, наклонила голову в наивном, почти детском поклоне и схватилась за подставленную руку, как за спасательный круг.

— Вы пропустили несколько танцев, мадемуазель…

— Просто Гермиона, — улыбнулась она.

— Очень приятно, в таком случае, зовите меня Пьер!

Вот это было впечатление — он повел ее быстро-быстро, словно парящую бабочку, и она сама внезапно ощутила себя этой бабочкой, только вместо крыльев сзади нее развевались ее волосы и ее юбка. Полетела в танце вслед за партнером, удивляясь собственной смелости, ведь она начала учиться танцевать всего месяц назад. Но оказалось, что и азов вполне хватает, если тебя ведут умелые руки, и если пользоваться самой же ею данным советом — просто расслабиться. Ей показалось, что танец пролетел за один миг, так быстро она кружилась, и когда музыка начала затихать, юный француз сказал ей с видимым сожалением:

— Прошу прощения, но меня ждет моя дама.

Он подвел ее к столу, скупо поклонился Рону, гораздо любезнее — ей и исчез среди толпы. Рон глядел на нее мрачнее тучи.

— Послушайте, мисс Грейнджер, я обучаю вас, и вижу, что у вас есть глаза, вы ими чудесно пользуетесь. Неужели вы ни разу не заглядывали в зеркало? Не видели в нем очаровательную девушку? Или, по-вашему, окружающие вас парни слепы? Почему вы были так уверены, что вас никто не пригласит?

— Вы говорите так, чтобы меня успокоить, мэм, я понимаю…

— Вы слишком много понимаете… не того, что надо, — сухо прервала ее Макгонагалл, но тут же смягчилась и добавила, — почему вы решили, что вас не пригласят?

— Я ждала, мэм, я готовилась, но никто…

— И вы решили, что это из-за вашей внешности?

— А из-за чего же еще? Из-за внешности, из-за того, что я не трачу время на наряды и косметику, не пытаюсь понравиться парням, из-за того, что меня все считают заумной, нудной зубрилой…

— Достаточно! Почему вам не приходит в голову другое объяснение? Гораздо более понятное и лежащее на поверхности. Подумайте немножко, и вы сами догадаетесь.

— У меня нет объяснения, профессор, — она в отчаянии замотала головой.

— Надо бы снять с вас баллы за такую недогадливость! — поджала губы Макгонагалл. — Почему вы не подумали, что вас не пытались пригласить, потому что всем было очевидно, что вы УЖЕ приглашены?

— Что вы имеете в виду, профессор? — спросила она с расширившимися глазами. — Кем приглашена?

— Да вашими друзьями же! Которые постоянно находятся при вас.

— А, вот вы о чем! — она выдохнула с некоторым даже облегчением. — Ну что вы! Все же давно в курсе, что они просто мои друзья. Нет, дело именно во мне. Мы и с Роном-то шли как друзья, я никак не ожидала, что получится… вот так. А Гарри… он вообще даже и не думал меня приглашать.

Макгонагалл посмотрела на нее поверх своих узких очков несколько сокрушенным взглядом.

— Вы не догадываетесь, по какой причине он мог этого не сделать? Возможно, дело в том, что он не хотел поступить бестактно по отношению к вам?

— Бестактно? Вы о чем? Я с удовольствием пошла бы с ним просто как с другом, тут нет ничего такого.

— Просто как с другом? Мисс Грейнджер, если, как вы сказали, у вас не было других кандидатур, то, пригласив вас пойти «как с другом» он, тем самым, сделал бы вам одолжение. Из жалости. Думаю, что вы сами знаете: мистер Поттер — приличный молодой человек, он бы не стал обижать вас подобным образом.

Она задумалась. Действительно, ведь получалось так, что подобным шагом он как будто бы кидал ей кость, унижал ее, подчеркивая ее невостребованность как девушки. Но Рон же пошел?.. С Роном была иная ситуация — он просто искал легкого пути, хотя после сегодняшнего вечера она уже не была так в этом уверена.

Ее приглашали потанцевать еще два раза — высокий рыжий парень с Хаффлпаффа и один из дурмстранговцев, насколько она могла вспомнить, друг Крама. Конечно, они танцевали далеко не так хорошо, как француз Пьер, но ей и этого было довольно, достаточно было уже, что на нее, оказывается, вполне могли обращать внимание, что ей улыбались, с ней любезничали, вели себя как с дамой, хотя это было как-то отчасти непривычно и вызывало непреодолимое желание постоянно хихикать.

А Рон с каждым разом мрачнел всё больше. На него уже было страшно взглянуть, и она испытывала ощутимые уколы чувства вины, ведь это был праздник и для него тоже, портить его своему другу, веселясь самой, как-то не очень хотелось.

— Ты же пришла сюда со мной, почему ты всё время танцуешь со всякими… — бросил он с досадой после ее очередного возвращения.

— Прости Рон, но я же не виновата, что ты за месяц не удосужился научиться танцевать. Мне что, так и сидеть тут, пока другие танцуют?

— О, глядите-ка, какие мы привередливые! И вообще — разве обязательно надо танцевать?

— Рон, это же бал! На балу танцуют. А не поглощают сладости в повышенных количествах.

— Да я уже давно ничего не поглощаю. А сижу тут и смотрю, как ты веселишься с другими, хотя пришла со мной. И вообще, с каких это пор ты полюбила подобные мероприятия? Я всегда думал, что ты их презираешь.

— Я что, по-твоему, не имею права повеселиться, как другие?

— Что тебе мешает веселиться со мной?

Он был обижен. И сильно, она давным-давно знала, как выглядит та или иная его эмоция.

«Ну что ж такое, мы же пришли сюда, как друзья, ну неужели он не может пока пойти просто поговорить с кем-нибудь?! С тем же Симусом, например. Ведь когда не надо, его за уши не оттащишь от ирландца с его своеобразными анекдотами».

Она огляделась вокруг. Симус коряво, но старательно рассекал пространство зала на пару с Лавандой.

— Рон, послушай, — сказала она насколько можно мягко, — ну раз уж так получилось, что ты не можешь танцевать на балу, дождись хотя бы выступления «Ведуний», там я от тебя не отойду, клянусь!

Ей действительно не хотелось его обижать, и она действительно собиралась выполнить эту свою клятву.

— Гарри бы не додумался до таких тонких рассуждений, профессор.

— Вы не слишком-то хорошо отзываетесь о своих друзьях, милочка. В друзей надо верить, если они действительно друзья. Разве Гарри когда-то вел себя по отношению к вам некорректно? Нет? И значит?..

Макгонагалл помахала в воздухе ладонью, как бы призывая сделать единственный возможный вывод.

— Значит? Я не понимаю…

— Зная, что как друга он пригласить вас не может, у него была только возможность пригласить вас как девушку, понимаете?

— О нет, о чем вы, профессор?! Гарри? Ну что вы! Вы ошибаетесь, это точно. Он уже пригласил кого-то на бал, а обо мне он бы и подумать не мог… в этом смысле.

— С чего вы взяли, что он кого-то пригласил?

— Он так готовился, вы бы видели, ходил на каждое занятие по танцам, приобрел прекрасную мантию, и вообще, было видно, как он ждет этого вечера. Если бы он никого не пригласил, разве он стал бы так себя вести?

Декан сняла очки и, положив их рядом с собой на стол, стала двумя пальцами растирать переносицу.

— Вы знаете, профессор, я сейчас подумала об одной вещи.

— Какой же? — Макгонагалл оторвалась от своего растирания и бросила на нее взгляд, в котором светилась слабая надежда.

— Эта девушка! Которую он пригласил. Она же должна была попасть просто в ужасную ситуацию. Гарри заболел буквально в последний момент перед праздником. И что же ей теперь было делать? Получается, что из-за его болезни она проторчала у себя в комнате целый вечер! Это и правда ужасно!

Профессор вдруг выпрямилась на стуле.

— Вы говорите, мистер Поттер заболел? Прямо перед праздником? И вы верите в это?

— А почему я должна этому не верить? Его же не было на Балу.

— Знаете что, мисс Грейнджер? — в голосе Макгонагалл вдруг зазвенели строгие нотки. — Иногда надо отрываться от учебников и оглядываться по сторонам!

— Я… не понимаю… — она была искренне растеряна.

— Вот что! Вы говорили, что Гарри заболел? Значит, он в больничном крыле? Прекрасно! Ну так сходите и проведайте его прямо сейчас.

— Сейчас? Но сейчас уже ночь, он, наверное, давно спит.

— Мне почему-то кажется, что он не спит.

— Из-за своей болезни?

— Д…да, из-за болезни… Идите прямо сейчас и нигде не задерживайтесь, нечего юной девушке бегать среди ночи по замку в одиночестве. Идите же!

Она сделала пальцами отсылающее движение.

— Гляди, это же Керли Дюк! — Рон буквально подпрыгнул на месте.

Для Гермионы это было пустым звуком, все музыканты «Ведуний» для нее были на одно лицо — длинноволосые и неопрятные. Она не одобряла их образ и поведение и не сходила с ума по их музыке, хотя отвращения тоже не испытывала. Группа как группа. Но для Рона они были кумирами, поэтому, стоило им появиться вблизи сцены, как он немедленно впился в них глазами. Они уже подошли к сцене поближе, ожидая начала выступления, но пару музыкантов задержала группа фанатов, окруживших их плотным кольцом с восторженными криками.

— Послушай, я на минутку, ладно? Только возьму у него автограф и тут же назад. Хорошо?

Рон рванул в толпу, а она осталась одна, слегка растерянно глядя по сторонам. Вокруг нее на некотором расстоянии стояли пары, и ей стало немного неуютно в одиночестве посреди пустого участка танцпола. Она машинальным движением обняла себя за плечи, с нетерпением ожидая возращения Рона, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. И даже не один. Она обернулась. Группка студентов расположилась поодаль, и сразу было очевидно, что они обсуждают именно ее. В центре возвышался… Виктор Крам, собственной персоной, не отрывающий от нее глаз. Он держал под руку свою партнершу из Шармбатона, которая с улыбкой смотрела то на него, то на Гермиону. Рядом стояли и что-то оживленно обсуждали пара его друзей со своими спутницами, один из них был тот самый, что успел с ней потанцевать. И тут же вполоборота стояла Флёр Делакур, указывая пальчиками через плечо в ее сторону, не на нее прямо, это было бы невежливо, но так, что не оставалось никаких сомнений, кого она имеет в виду.

Стало совсем неловко, она почувствовала, как розовеет. Что такого в ней они могли обсуждать? Она бегло осмотрела себя, всё ли в порядке с ее гардеробом, даже сделала попытку заглянуть за спину, но решила, что будет совсем похожа на дурочку. Вроде бы, никакого беспорядка в одежде не обнаруживалось, но мало ли что эти старшие студенты, успешные и самоуверенные молодые люди, да еще иностранцы, нашли такого, чтобы над ней посмеяться. То, что они именно смеялись, и именно над ней, она почти не сомневалась, с чего бы еще им ее обсуждать?

Она за своей смущенной паникой даже и не заметила, как Крам отделился от своих знакомых и оказался буквально в двух шагах от нее.

«Ну вот, дождалась!» Теперь они точно устроят какую-нибудь злую шуточку. Где же этот Рон?!

Она уже едва не бросилась удирать, чтобы избежать возможных насмешек, но, судя по выражению лица Крама, непохоже было, что он задумал шутку. Да и момент для бегства был упущен, он уже обратился к ней, протягивая большую ладонь.

— Разрешить с вами потанцевать? — произнес он, и она обомлела.

«Он что — серьезно?!»

Она потерянным движением указала куда-то себе за спину.

— Мой… мм… спутник…

И в этот момент заиграла музыка.

«Что ж, Рон виноват сам, что оставил меня тут одну!» — как бы оправдываясь, подумала она и схватилась за пальцы болгарина.

Гарри в черных брюках и белой рубашке лежал на больничной койке поверх одеяла, подложив под затылок собственные ладони и уставившись в потолок. Черная праздничная мантия свешивалась через спинку кровати. Больше в громадной палате не было ни души. Все остальные приболевшие предпочли преодолеть свои недуги и отправиться на Святочный Бал.

— О, это ты, Гермиона! — воскликнул Гарри с удивлением, немедленно садясь на кровати. — Ты почему здесь?

— Вот, пришла тебя проведать. Как ты себя чувствуешь?

— Уже нормально, не волнуйся.

— Как тебя угораздило? Отравился чем-то?

— Наверное, — он замялся. — А… где Рон?

— Не знаю, — она отвернулась, смахивая внезапно появившуюся слезинку.

— Эй, Гермиона, ты что, плакала?

— Нет, нет, — она изо всех сил постаралась взять себя в руки.

Хорошо еще, что волшебная косметика не размазывалась, а не то давно пришлось бы бежать в уборную, смывать ужас с лица.

— Я же вижу, что ты плакала. Тебя кто-то обидел?

— Гарри! Всё в порядке. Я просто… слегка устала. Не очень хорошо выгляжу.

— Что ты! Ты выглядишь просто отпадно! Прости, что не сказал сразу. Это платье, прическа и вообще. Ты похожа на… на…

— На фею! — сказала она и усмехнулась.

— Точно! Жаль, не удалось посмотреть, как ты танцуешь.

— Жаль, что ты провалялся здесь весь праздник. А твоей партнерше, наверное, было еще хуже. Пострадать ни за что. Кстати, кто эта несчастная?

Он опустил голову, некоторое время смотря на свои сжатые колени. Потом махнул рукой.

— А! Сколько можно! Гермиона, прости, но я соврал. Я ничем не болен, — его лицо приняло привычно виноватое выражение, когда он оправдывался перед ней за какой-нибудь свой очередной проступок.

— Соврал? — растерялась она. — Но зачем?!

— Так получилось. Я… не нашел себе партнерши.

— Ты?! Ты снова врешь? Такого не может быть, чтобы Гарри Поттер не нашел бы девушку, согласную пойти с ним на бал.

— А что если мне не хотелось идти с любой девушкой? А только с какой-то определенной?

— Ага! — она ехидно улыбнулась. — Так значит, ты влюбился. Вот это новость! Теперь я понимаю, почему ты так тщательно готовился к балу. И что же произошло?

— Я… опоздал. Слишком долго не решался подойти к ней. Пригласить. И ее… пригласил другой.

— В таком случае, ты сам виноват! — махнула она пальчиком в его сторону. — Нечего было ловить ворон.

Он горестно закивал, соглашаясь.

— Наверняка же она красивая. А красивые девушки всегда нарасхват.

— Красивая, — буркнул он. — Очень. Я даже не знал, до какой степени.

— Бедняга! — она снисходительно похлопала его по плечу. — Но тебе всё равно не надо было врать.

— Ты же знаешь, я — Чемпион, я должен был открывать Бал, на меня бы насели…

— Да нет, ты не понял. Надо было просто выбрать кого-то другого. Наверняка еще оставалось много тех, кого не пригласили. А потом, уже на балу, мог бы станцевать со своей избранницей.

— А разве так можно было? — он поднял на нее лицо с выражением растерянного недоумения.

— Ну, необязательно же постоянно проводить время со своим партнером. Меня вот тоже несколько раз приглашали разные парни. Даже Крам.

— Крам?! Приглашал… тебя? И ты согласилась?

— Ну, конечно, Гарри, почему я должна была отказаться потанцевать с ним. Он очень… обходительный. Но ты не думай, ничего такого. Это же просто танцы.

— Ясно, — он обречено кивнул, как будто понимая, что не подумал о чем-то важном, — ты права, тебя действительно должны были приглашать, учитывая, что… — он прервался. — А Рон? Как он реагировал?

— Я не хочу об этом говорить, — бросила она скупо, глядя в сторону и понимая, что уже проговорилась.

Как только они с Крамом встали рядышком, она поняла, что именно обсуждала компания его знакомых. То, как они смотрелись вместе — зрелище было необычайно комическое. Но, и очаровательное вдобавок. Она — крошечного роста, тоненькая, с роскошной завитой прической, в бальном платье — натуральная фея. И он — большой, широкий, в свободной мантии, с крупными ладонями и огромным размером сапог по дурмстранговской моде. Красавица и Чудовище, хотя она не чувствовала себя красавицей, а он вовсе не выглядел как чудовище. Они начали танцевать, и его компания с одобрением принялась похлопывать им в ладоши и широко улыбаться.

Музыка обрушилась на них, затопила оглушающим потоком, грохотом гитар и ошеломительным ритмом ударных, который буквально требовал движения, дергал мышцы в разных направлениях, туда и сюда, в этот раз чувства от танца были не волшебно-эйфорические, но какие-то животно-вибрирующие, пробирающие до костей, превращающие тело в один сгусток энергии, который расходовался по мере того, как продолжалась быстрая композиция, но, конечно, не потерял и малой своей части в ее конце. Когда музыка стихла, хотелось еще. Безудержно танцевать, да нет, просто прыгать, скакать на месте, тем более, рядом с таким удивительным партнером, который просто излучал внутреннюю силу могучими волнами.

Она заметила в его глазах толику восхищения, когда он поклонился и поцеловал ее руку (а кланяться ему пришлось очень низко), но приняла это за самообман, за собственное воображение, еще наполненное восторженным ритмом предыдущего танца.

— Пригласить вас в нашу компанию можно, мисс?

— Грейнджер. Гермиона Грейнджер.

— Очень приятно, мисс Греньжер.

Она усмехнулась про себя. Ему даже не пришло в голову представиться самому. Ох уж, эти знаменитости!

Оглянувшись вокруг, она поняла, что Рона всё еще нигде не видно. У нее промелькнула мысль отправиться его поискать, но это бы выглядело так глупо — как будто она ему какая-то нянька! В конце концов, не в его ли обязанности на этом вечере входило за ней следить? Пускай сделает это хоть разок для разнообразия.

Она кивнула и с улыбкой отправилась вместе с Крамом к его компании. Он присоединился к своей спутнице, а она попала в довольно широкий круг приезжих студентов, и, пожалуй, среди них не было ни одного ее ровесника. Все были явно старше. Это слегка смущало, но и внушало некоторое самодовольство.

— Эй, эй, привет, привет! — полетело со всех сторон.

— Вы просто очаровательная маленькая мисс! — воскликнул один из шармбатонцев. — Вас бы стоило объявить королевой бала.

Стоящие вокруг девушки немедленно выразили шутливое недовольство, послышался громкий смех, а она так раскраснелась от подобного внимания, что у нее слегка захватило дух. Ожидала ли она, идя сюда, что ее, пусть и в шутку будут называть королевой бала в присутствии самой Флёр Делакур.

Музыканты «Ведуний» перешли от медленного разыгрывания ко второй быстрой композиции, над головой замелькали в полутьме летающие шары, разбрасывающие в толпу разноцветные яркие лучи, и танцы продолжились.

— Эй, давайте в наш круг! — кто-то потянул ее за руку, и она тут же стала одной из частей этого круга, и это было даже еще забавнее, чем танцевать с кем-то одним, какое-то незримое единение, веселое, озорное, игривое, когда движения остальных заводили каждого.

Она оказалась слева от Флёр и первое время пыталась подражать ее движениям, но почти сразу поняла, что на такое просто неспособна, и возобновила свои радостные подпрыгивания. Флёр двигалась так, что казалось, она вся состоит из серебристой проточной воды, ее движения струились, перетекая одно в другое, и завораживали, не давая взгляду оторваться от них.

Она и не отрывалась, скакала в такт музыке, но при этом всё больше погружалась в это зрелище рядом с собой, как будто втекала туда, соединялась, ей отчего-то стало жарко, но не так как обычно, а где-то внутри, ладони словно загорелись пожаром, ей хотелось остудить их, погрузить в текущую рядом воду, коснуться, гладить, ласкать, наконец, опустить туда свое лицо, в эту сладкую прохладную негу, приоткрыть губы и пить, пить, пить, слизывая капли с холодной кожи…

Внезапно в ее макушку сквозь густые волосы впились три пальца с острыми, как лезвие кончиками ногтей, и буквально силой отвернули ее голову в сторону танцующих.

— Глазейте на юношей! — услышала она вкрадчивый голос над ухом. — О таких ‘азвлечениях вам еще ‘ановато думать, мон шер!

И в тот же миг наваждение как будто схлынуло, ушло, со всех сторон опять обрушился грохот музыки, мелькающий свет ударил в глаза, а вокруг снова извивались и прыгали фигуры в праздничных мантиях. Она поняла, что Флёр на какой-то момент выпустила наружу свое обаяние вейлы, но, видимо, не рассчитала силу воздействия, и часть попала прямо в находящуюся рядом Гермиону. Она проследила за взглядом француженки и поняла, что обольщающий удар назначался высокому статному дурмстранговцу, танцевавшему на противоположной стороне круга.

Вот же хитрая бестия!

«Надо принять закон, запрещающий делать такие вещи!» — подумала она с шутливым возмущением.

В данный момент ни одна отрицательная эмоция просто не могла затронуть ее всерьез, настолько ей было хорошо. Она снова отдалась бешеному ритму, подняв вверх руки и прикрыв глаза. Это было просто восхитительно!

Чьи-то ладони вдруг мягко обняли ее за талию и… подбросили высоко вверх. Она коротко взвизгнула, но тут же снова оказалась в чьих-то руках. Это был Крам. Из-за его плеча она увидела хохочущее лицо его партнерши.

— Да, да! — сквозь оглушающую музыку послышались одобрительные крики.

Он схватил ее и подбросил снова, и у нее перехватило дух. Она вправду была как бабочка, как королева, королева фей. Вокруг смеялись, окали, восхищенно вскрикивали многочисленные лица, она взлетала над этим кругом вновь и вновь, ошалевшая, почти лишившаяся рассудка от восторга, а музыка всё не прекращалась, и эстафету Крама принял его друг, и она снова летела вверх и приземлялась, не забывая повизгивать, потом был еще кто-то и еще, и ей казалось, что в один из взлетов она так и не приземлится, а начнет парить над всем залом, над толпой, над музыкантами среди летающих шаров и дарить восхищение присутствующим одним своим видом.

Когда кончилась музыка, со всех сторон донеслись многочисленные аплодисменты. Она еще ни разу в жизни не ощущала на себе такого внимания не как ученица, но как девушка, а потому просто не могла ничего вымолвить, с глупой улыбкой на лице глядя по сторонам.

Музыканты заиграли медленную композицию, и Флёр бросила, поправляя прическу:

— Мне надо слегка попудрить носик. Я оставляю вам на в’емя свой кавалер.

Она отделилась от остальных и размеренной походкой пошла к выходу из зала, и от глаз Гермионы не ускользнуло, что высокой дурмстранговец, которого она обольщала, незаметно последовал за ней.

Рейвенкловец Роджер Дэвис предложил руку, и она оперлась о него, совсем медленно переступая ногами, внезапно почувствовав себя усталой. Она бы положила голову ему на плечо, но рост позволил только прижаться ухом к его груди, однако и так было хорошо, можно было слегка успокоиться и привести мысли в порядок, а то она совсем уж вылетела из привычной колеи.

— Какая жалость, что Гарри не смог придти, — сказал Дэвис, бережно придерживая ее сзади за плечи, — он бы с удовольствием полюбовался на тебя сегодня, Грейнджер.

— Да уж, — промурлыкала она.

— Наверное, тебе его здорово сейчас не хватает…

— Послушай, Гарри, не порть мне настроение, я хочу, чтобы у меня в памяти этот бал остался, как что-то хорошее. Я в первый раз в жизни столько танцевала.

Он почесал в затылке.

— А я, выходит, только кучу времени зря потратил на это обучение танцам. Так теперь и не пригодится.

— Не болтай глупости! Конечно, пригодится. Ты что же, считаешь, что это твой последний бал?

— Дело не в этом. Мне правда неохота было ни с кем танцевать, кроме… ну… той девушки.

— Даже со мной? — она лукаво улыбнулась. — Позвал бы меня, мы бы здорово повеселились!..

— …не сомневаюсь…

— …Знаешь как я скакала?! Как коза. Вот! — она захихикала. — Но, вообще-то, еще не поздно. Давай-ка, поднимайся и станцуй со мной.

— Здесь? Сейчас? — он округлил глаза.

— Ну а почему нет? Места тут полно. Заодно проверю у тебя, чему ты научился.

— Ну… хорошо, — он медленно поднялся. — Но, вообще-то, как без музыки?

— А ты считай! — она насмешливо улыбнулась. — Как ты это делал на занятиях.

— Я уже, пожалуй, могу обойтись без счета, — он взял ее руки и повел в медленном вальсе по широкому проходу между рядов больничных коек.

— Неплохо, неплохо, Гарри! Продолжай… Теперь попробуй побыстрее…

Он попробовал, и у них вполне получилось, окружающая обстановка закружилась вокруг стремительным вихрем. На то время, пока продолжался танец, ей показалось, что ощущение бала снова вернулось, она прикрыла глаза…

— Так! Ну и что же это у нас тут за безобразия происходят? — голос мадам Помфри, вернувшейся с праздника, выдернул ее из этого беззаботного состояния.

Они тут же остановились, всё еще продолжая по инерции держать друг друга за руки.

— Мистер Поттер, вы уж определитесь: либо вы здоровы, и тогда ступайте вместе с мисс Грейнджер к себе, либо вы больны, и тогда немедленно примите лежачее положение.

— Я… я уже здоров, мэм! Мы уже уходим.

— Только еще одну минуточку! — взмолилась Гермиона. — Гарри и так всё пропустил.

— Ну хорошо, — взгляд медсестры смягчился. — Но только пару минут! Я иду спать, и вы тоже отправляйтесь.

Она проследовала к себе в комнату и закрыла за собой дверь.

— Ну вот! — заявила Гермиона с довольным видом. — Теперь мы можем еще немного потанцевать. Давай теперь медленный, ага?

Он обнял ее так бережно, словно боялся притронуться к ней.

— Ну же, Гарри, я не стеклянная! — она прижалась к нему поплотнее, и они медленно закружились по проходу, в сердце вновь начало втекать утерянное, было, ощущение праздника. Она пыталась поймать его буквально за хвост, сосредоточиться именно на нем, а не на том, что заставило ее в слезах бежать со всех ног через весь замок.

К сожалению, выступление группы было коротким — всего три песни, и следом снова заиграла привычная спокойная музыка, как бы демонстрирующая, что Бал потихоньку приближается к финалу, а те пары, которые хотят еще провести вместе время, могут покружиться в медленном ритме, уже мало обращая внимания на музыку.

Было жаль расставаться с такой веселой компанией, но она поняла, что ей пора уже вернуться в свою привычную колею. Она и так позволила себе расслабиться сверх всякой меры.

— Разрешить, я провожу вас к друзья? — спросил Крам, и она привычно уже оперлась на его руку.

Сейчас, после выступления группы, когда все скакали едва ли не общей кучей, как-то так получилось, что большая часть гриффиндорцев как бы сама собой собралась в одном углу зала. Конечно, влюбленные парочки отсутствовали, давно попрятавшись по укромным уголкам замка, но многие стояли здесь и оживленно обсуждали Бал, сопровождая свои обсуждения взрывами смеха. Только один человек не участвовал в общих беседах. Рон Уизли. Он стоял поодаль, у колонны, и вид у него был такой, как будто ему белый свет не мил.

Она словно только сейчас вспомнила про него, хотя, конечно же, на самом деле, не забывала ни на секунду, мысли о нем словно темным облаком висели где-то на периферии ее сознания, куда она отогнала их, чтобы не мешали наслаждаться праздником. Она знала, что он будет ее упрекать и обижаться, правда, искренне не понимала — за что. Но про себя решила не ругаться с ним, а признать свою вину, чтобы не провоцировать скандал. Но она даже и представить себе не могла, как будут развиваться события.

— Послушай, Гарри, а ведь ты так и не сказал мне, кто та загадочная девушка, из-за которой ты сегодня пропустил Бал?

Они всё еще медленно кружились, и ей было хорошо сейчас и без слов, но отчего-то одолело игривое настроение.

— Разве? Разве я не говорил тебе, что это… мм… Чоу!

— Ты врешь! А зачем?

— Почему ты думаешь, что я вру, Гермиона?

— Потому что о том, что ее пригласил Седрик, было известно давно. А ты всё еще продолжал в то время упорно учиться танцевать.

— Да, я соврал. Просто не хотел говорить, что это… Джинни Уизли. Она еще третьекурсница… так что… надо мной бы стали смеяться.

— Ты снова врешь, Гарри, и у меня закрадывается смутное подозрение, что тут что-то нечисто.

— Но почему я сейчас-то вру?! Это Джинни, честно!

— Не смей говорить «честно», когда врешь! Как тебе не стыдно, Гарри? Джинни Уизли ради тебя отменила бы любое предыдущее приглашение. Устроила бы истерику, рыдала, кричала, пошла бы на хитрость, но она нашла бы способ пойти с тобой. Так что… лучше скажи правду.

— Ну, хорошо! — он обречено вздохнул. — Признаюсь…

— Ну?

— Это Миллисента Буллстроуд!

Он стал тихонько кудахтать от смеха, не меняя мрачного выражения на лице. Она подняла руку и ухватила его за торчащие волосы на макушке.

— Ай! Это правда она, Гермиона! Ай, больно, отпусти, сейчас выйдет мадам Помфри!

— Ну, хорошо! — она отпустила его. — Но ты признаешься сейчас же! И если снова соврешь — гляди! — она выразительно посмотрела на висящую у пояса палочку.

Он посерьезнел. Отвернулся куда-то вбок, по лицу пробежала судорога.

«Что же он скрывает?»

— Прости, Гермиона, я не могу. Не могу признаться. Это невозможно. Я сделаю только хуже.

— Что значит — «хуже»? Ты что, боишься, что я кому-нибудь разболтаю? Клянусь…

— Нет, конечно, я не этого боюсь…

— Тогда признайся! Я же твоя подруга, я вижу, что тебя это мучает. Зачем держать в себе, может быть, я смогу посоветовать что-нибудь… ну… с точки зрения девушки.

— Нет, Гермиона, вот именно тебе-то и не могу.

— И что это такое означает?!

Рон налетел на нее как коршун на воробья. Подскочил, больно ухватил за запястье, потащил в сторону. И утащил бы… если бы не Крам.

— Вы делать ей больно! — воскликнул болгарин возмущенно.

— Это не твое дело, ясно?! — выкрикнул Рон. — Хватит уже! Наигрался!

Он был вне себя от ярости, совершенно не контролировал свои слова. Крам слегка опустил голову и весь как-то набычился, плотный загривок, казалось, приподнялся вверх, глаза налились кровью, ясно было, что темперамента ему не занимать. Но пока что он старался не выпускать его наружу.

— Ты извиниться должен! Сейчас!

— Да ни за что! Ты увел у меня девушку посреди бала, скакал с ней, как… как…

— Не перед мной. — Крам сделал отмашку широким движением. — Перед она!

Чем больше им завладевал гнев, тем больше теряла связность его английская речь.

— Еще чего! Она вообще… получит у меня еще!

— Ты ее не обидеть!

Крам сжал кулаки и сделал недвусмысленное угрожающее движение. Сзади к нему уже направлялись двое его друзей. Стоявшие с другой стороны гриффиндорцы как будто бы замерли, не пытаясь вмешаться, не до конца понимая, что происходит. Очевидно, Рон постыдился посвящать их в подробности.

Рон ринулся на соперника, наклонив голову, полностью потеряв самоконтроль. Крам отбросил его, а когда Рон попытался снова, подоспели друзья болгарина. Они оттеснили Рона, схватив за руки, не дав начаться настоящей драке.

Все эти краткие секунды стычки она стояла совершенно ошеломленная. Она просто не могла себе представить, что Рон поведет себя таким образом. Она ожидала нытья, обид, глупых шуточек, даже обвинений в нелояльности школе. Но ревность?! С какой, собственно, стати? Видимо, это не совсем понимали и стоящие поодаль гриффиндорцы, потому что никто из них так и не попытался выступить на стороне Рона. Она увидела справа фигуру Макгонагалл в высоком колпаке, и даже она не предпринимала никаких попыток вмешаться в ситуацию.

— Вот значит как! — завопил Рон. — Трое на одного, да?! Позорники! Позорники, вот вы кто! А ты — боишься драться один на один? Боишься личико попортить? Ну как же, тебе еще на фото для журналов сниматься!

Крам побагровел. Он кинул что-то на своем языке друзьям, и они нерешительно отпустили руки рвущегося к нему Рона. Стало ясно, что теперь уж драки точно не избежать! Тогда она, наконец, опомнилась и бросилась вперед, протягивая руки в стороны обоих. Казалось, она попала между двух, несущихся друг на друга носорогов. Но магия женского окрика и ее подчеркнутая хрупкость промеж них, на секунду охладила пыл.

— Немедленно прекратите это! Сейчас же! Я требую, чтобы вы прекратили! Ты — Виктор! Успокойся, я справлюсь с ситуацией, мне ничто не угрожает. Спасибо, пожалуйста, уходи. Ты — Рональд Уизли, немедленно пойдем за мной! Немедленно! Иначе в ход пойдет моя палочка. Ты хорошо понял?!

Он понял. Когда она схватила рукав его антикварной мантии и потащила в сторону, к своим. Понял, но не признал ошибку, и это ее тревожило. Он вовсе не отошел от своего гнева.

— Прости, я не могу, не посмею.

— Вот! — воскликнула она. — Эта твоя нерешительность только во вред! Посмотри, в результате нее ты пропустил Бал! И там вполне мог бы сойтись со своей избранницей. Перестань уже трусить, Гарри, а то так всех девушек разберут.

Он внезапно посмотрел на нее… с гневом. Похоже, его и вправду проняли ее слова, завели внутри, он как будто что-то решил для себя.

— Хорошо, хорошо, хорошо! — крикнул он, останавливая танец, и взмахнул руками, тем самым, сбрасывая с себя ее руки. — Ты хотела слышать?! Ладно, ты услышишь! Но не говори потом, что я тебя не предупреждал!

На ее лице появилась тень беспокойства. Чего это он так разволновался?

— Ты думаешь меня шокируют твои вкусы? Это что — Флёр? — спросила она с усмешкой.

— Нет!

— Ее сестра?

— Нет!

— Панси?

— Разумеется, нет!

— Мадам Хуч! — улыбнулась она.

— Нет!

— Может быть, Минерва Макгонагалл?!

— Не-ет!

— Мадам Максим?! — улыбка стала еще шире.

— Нет, не угадала, Гермиона! — воскликнул он со злым сарказмом в голосе.

— Ну, тогда, очевидно, миссис Норрис, у меня просто кончилась фантазия. Но, учти, Филч будет против! — она готова была расхохотаться, уже даже начала похохатывать, когда он сказал, глядя на нее с нервной усмешкой:

— Это ты!

«Ты? Кто это? В смысле… ты — это же я. Я?!»

— Я?!

Он кивнул, на лицо стала наползать обреченность, когда он увидел ее ошарашенный взгляд.

— Ты шутишь… Скажи, что ты шутишь, Гарри, — сказала она севшим голосом.

— Я не шучу. Ты услышала то, что хотела.

«О нет!» Сначала один — дикая сцена ревности на балу. Теперь другой. Два друга. Два самых близких друга…

— Ты не должен был, — начала она тихо, но всё более распаляясь по ходу, — ты не должен был допускать этого! Почему ты это допустил, Гарри Поттер?! Почему?! Почему?! Почему?!

Она схватила его кулачками за рубашку и стала трясти, трясти, трясти. У нее не хватало энергии, чтобы выразить весь ее гнев.

— Ты всё испортил! Как ты мог?! — она принялась хлестать его собственной мантией, взятой со спинки кровати, он едва успевал прикрываться рукой. Края мантии беспомощно ездили по полу, приобретая постепенно грязно-серый цвет.

— Ты просто идиот! Настоящий идиот, вот ты кто! Как?! Как ты мог так со мной поступить?! С нами?! Как?! Ну как?! Ну как ты мог… как ты мог…

Ее вспышка иссякла, осталась только слабость и жуткая горечь на душе. Она опустилась прямо на пол, пачкая теперь уже собственное платье, и начала тихонько рыдать. Он, конечно же, не знал, что делать, и с выражением бесконечной досады присел на койку рядом, смотря в пол.

Всё было испорчено! Полностью, окончательно испорчено!

Уже когда они отходили, Крам кинул вслед, обращаясь к ней:

— Если мисс Греньжер хотеть еще танец сегодня, она окажет честь мне.

Кто-то из близнецов немедленно передразнил, глядя на Рона:

— «Если мисс Греньжер хотеть, мы еще ее кавалера позлить».

Рон повернул к ним багровое лицо. Его гнев действительно никуда не ушел.

— Какого хрена вы тут стояли?! — процедил он. — Какого хрена вы тут стояли, я спрашиваю?! Они были трое на меня одного, а из наших никто даже не подошел мне помочь. Только на Гарри и можно положиться. А вы! Тоже мне, братья называется!

— Мы думать, — продолжали издеваться близнецы, — брат наш походить…

— …на крупный индюк…

— …раздуваться красный…

— …скакать и вопить…

— …такой глупый птица…

— …очень глупый! Стыдно заступаться за такой!

Они немедленно принялись ржать, и их смех подхватил еще кое-кто из гриффиндорцев, стоявших поодаль.

— Я — индюк?! Хорошо! — заорал Рон. — Хорошо! Пусть, я индюк! Пусть я индюк — слышите?! — повернулся он к залу. — Зато она — вот она, — он указал пальцем на Гермиону, — вела себя сегодня… вела себя как… как шлюха, ясно?! КАК ШЛЮХА, ясно вам, я спрашиваю?!

В этой части зала немедленно воцарилась мертвая тишина, в которой как-то потерянно прозвенела одинокая реплика Лаванды:

— Дебил!

С лица близнецов как-то сразу сползла их фирменная улыбка, они смотрели сейчас слегка удивленно, словно видели своего брата в первый раз в жизни.

— Ты конченный придурок…

— …Рон Уизли.

— Не будь мы…

— …твоими братьями…

— …ты бы огреб по полной, а так…

— …не хочется огорчать…

— …родителей…

И почти тут же вслед за этим одновременно:

— Гермиона!

Потому что она побежала. Не видя ничего перед собой. Куда-то прочь отсюда, от этого кошмарного Бала!

— Ты должен выбросить это из головы, Гарри. Ты слышишь? Ты меня слышишь?! — она затихла на какое-то время, но теперь снова кричала. — Мы — друзья, настоящие друзья, а не… Мы не должны превращаться в… Это всё погубит.

— Мы давно уже не друзья, Гермиона, — сказал он тихо.

— Мы друзья! Я тебе друг. Всегда была. И буду. И что значит «давно»?!

— С того момента, когда «Гарри, ты великий волшебник» — помнишь?

— О чем ты?

— Я тогда подумал, что если помру, так хоть найдется девочка, которая по мне поплачет. Ну и… Надо было всё тебе сразу сказать. Прямо там, в подземелье камня. Как только понял, сразу и сказать. А я дотянул вот уже… неизвестно до чего!

— Что, сказать, Гарри?! Тебе тогда было…

— Что ты мне нравишься… Что ты самая красивая из всех, что я видел… Что я люблю тебя!

— Не смей! — она поползла к нему по полу на коленках и стала пинать ладонью его ноги. — Не смей говорить это, слышишь?! Я тебе запрещаю! Ты… ты это выдумал! Выдумал! Скажи, что ты это выдумал!

Она зарыдала, закрыв руками лицо. Сейчас ей вспомнились слова Макгонагалл, она поняла, на что декан так явственно намекала, почему послала ее проведать Гарри в эту ночь. И еще фраза Роджера Дэвиса. Он же совершенно точно хотел сказать: «Твой Гарри не смог придти». Неужели это было настолько явно? Неужели окружающие давно поняли то, чего она сама не видела и не хотела видеть? Теперь ей стало очевидно, почему ее никто не приглашал. Ни у кого не возникало сомнений, что она пойдет с ним — с Гарри. И этот факт просто выворачивал ее наизнанку.

— Вот что — пойдем-ка спать, Гермиона, — он поднялся и осторожно взял ее за плечи. — Давай, ну? Вставай.

— Отстань от меня! — отмахнулась она от него, но внутри себя понимала, что он прав. Уже не было никакого смысла сидеть тут и пререкаться.

Она поднялась, пошатываясь, продолжая всхлипывать, и медленно пошла к двери.

— Давай-ка я укрою тебя… — Гарри попытался набросить на нее свою мантию, но она скинула ее на пол.

— Отстань! Пока не скажешь, что ты всё это выдумал, не подходи ко мне!

— Да, да, Гермиона, я всё это выдумал, только одень мантию. В коридорах холодно, а у тебя плечи голые.

— Не трогай мои плечи! Не дотрагивайся, не дотрагивайся до меня! — она затопала ножкой в истерике.

— Прекратите капризничать сейчас же, молодая леди! — из дальней двери показалась голова медсестры. — Накиньте мантию, как вам советуют, иначе, когда придете сюда с простудой, я уложу вас на карантин. На неделю. Без доступа к библиотеке.

Она и вправду вела себя глупо и… странно, ужасно странно, как будто это вовсе не она. Возможно, всему виной была та расслабленность, которой она позволила собой овладеть на сегодняшнем балу. И все последующие события тоже… Она не понимала, отчего ее так трясет, отчего она так бесится на Гарри, отчего ей кажется, что всё пропало, что жизнь кончена, что ее тянет куда-то в глубокий водоворот неизвестности. Она выхватила мантию, набрасывая на плечи, и полетела в полутьму коридора. Он, конечно, следовал за ней по пятам. Слезы всё текли. Она злилась, злилась не переставая, стискивала сжатые в кулаках отвороты мантии, и ей хотелось рвать эту ткань, рвать на мелкие кусочки, лишь бы вышвырнуть из себя всю ту злость, которая перла из нее, вместе со слезами и с желанием просто сигануть куда-нибудь в пролет главной лестницы.

Сначала один. Посчитал ее своей собственностью. Теперь другой. Вообразил себя Ромео. Да что он знает о любви?! Но хотя бы шлюхой не назвал, и то ладно. Ох! Опять это! Она понимала, что сегодня потеряла Рона навсегда. Она никогда не сможет простить ему. Никогда! Несмотря на то, что она могла понять его чувства, знала, что это было сказано в сердцах, почти в беспамятстве, что он не хотел причинить ей боль, что ему самому было больно, но всё равно… Обида и унижение, которые она испытала, никогда не покинут ее. Он не должен был опускаться до такого, не должен был, что бы ни случилось. Даже если бы она действительно была тем, кем он ее назвал. Пусть хотя бы высказал наедине. Но при всех, вот так — демонстративно, словно она какая-то пьяная девка, приползшая домой на карачках к любящему мужу?! Это было не-вы-но-си-мо! У нее зубы сжимались всякий раз, когда эта сцена всплывала у нее в памяти. А назавтра все начнут ее жалеть! О, господи!..

— Пароль, — Полная Дама как всегда отставила ладонь, как будто ждала, что ее кто-то поцелует.

— Пароль, пароль, пароль, — она защелкала пальцами и запрыгала в нетерпении. — Дурацкое правило! «Друг»? Как-то так… Я не помню! — выкрикнула она и обернулась к нему, схватила за рукав рубашки и стала трясти. — Гарри! Скажи уже ей этот чертов пароль!

— Амиго! — произнес Гарри, и дверь отворилась.

— Что за фурию вы сегодня к нам привели, молодой человек? — услышала она слова Полной Дамы, обращенные к Гарри. Он, скорее всего, пожал плечами.

Фурия! Да, всё верно, она чувствовала себя фурией. Но какой-то крошечный уголок здравомыслия всё-таки сохранялся внутри нее и иногда подсказывал разумные вещи. В частности, прямо сейчас, когда она вбежала в гриффиндорскую гостиную, он прошептал ей, что если она уйдет в свою спальню и не выяснит прямо тут же отношения с Гарри, она может потерять и его тоже. Потому что ее поведению не было никакого объяснения, по крайней мере, на его взгляд. Она на миг представила себе, что он чувствовал, когда решился на признание, которого страшился долгое время, а в ответ получил вот такую реакцию, и ей стало жутко. Что она делала с ним, почему так злилась и кричала? Если всё дело в том, что она отпустила свои чувства наружу этим вечером, то пора уже было брать себя в руки. Попытаться поговорить как-то спокойно, быть может, она сумеет его убедить… Убедить в чем?! Что за бред она несет?

Она громко шмыгнула носом и остановилась посреди пустой гостиной, скинув его мантию и обняв себя за плечи. Тут было жарко, но она пыталась удержать рвущиеся из нее эмоции хотя бы таким жестом.

— Ты не идешь спать? — промолвил он и начал неуклюже отряхивать полы своей мантии.

— Тергео, — ее заклинание разом убрало всю пыль с его праздничного наряда, — ты так до сих пор и не научишься, — сокрушенно покачала она головой.

— Зачем, когда рядом есть такой друг?! — съязвил он, и ее снова начало охватывать раздражение.

— Прекрати! Мы не должны! Это неправильно. Мы не должны. Ты не должен.

— Это просто есть и всё. Если тебе это не нравится, я буду помалкивать. Как и раньше…

— Нет, мне такого не надо! Не надо, слышишь?! Чтобы ты просто помалкивал, а сам ходил и… Да что ты вообще понимаешь в любви?! Почему ты считаешь, что у тебя именно то самое?

— Не знаю, — он устало покачал головой. — Просто чувствую. Вот здесь, — он указал пальцем на грудь.

— Ерунда! Хочешь, я докажу тебе, что это не любовь?! Хочешь?! В два счета докажу.

— Успокойся, Гермиона, и иди уже спать.

— Ну нет! Так просто ты теперь от меня не отделаешься. Хотел выяснить отношения — теперь терпи.

— Я не хотел…

— Поцелуй меня!

— Что… — он опешил.

— Я сказала: поцелуй меня! Если это любовь, ты же хочешь это сделать? Ну?! Я жду.

— Герм…

— Не мычи! Целуй! — она толкнула его в грудь. — Давай, почему же ты такой напуганный?!

Она снова толкнула его, потом еще, он начал отступать от нее, шаг за шагом, пока не уперся в спинку дивана, стоящего перед камином, и она подошла к нему практически вплотную.

Он замотал головой, на лице растерянность мешалась с досадой.

— Я так не могу. Это неправильно.

— Я так и думала! Ты просто выдумал это всё, Гарри Поттер! Это фантазия, — она замахала ладошками у него перед лицом, как перед скудоумным, — просто твоя фантазия.

И она гордо развернулась, уверенная в торжестве собственного метода. Но в этот момент его рука схватилась за ее плечо и крутанула обратно, так, что она едва удержалась на ногах и буквально свалилась на него. В следующую секунду он взял в руки ее лицо и быстро прижался губами к ее губам, почти тут же отпуская ее.

Она уставилась на него ошарашенным взглядом.

— Как ты посмел?! Да как ты посмел это сделать?! Ты… ты… — она замолотила его кулачками в грудь. — Ты просто жуткий, нахальный тип! Как у тебя хватило наглости?!

— Так теперь ты веришь, что это не фантазия?

— Еще чего! — она вздернула вверх подбородок. — Этот клевок поцелуем-то нельзя назвать. Ты считаешь, так целуют любимую девушку? Да любая сбежала бы от тебя на второй день, если бы ты так целовался! Это просто ужасно!

— Ага, значит тебе не понравилось…

Она промолчала, глядя на его лицо, пытаясь определить, что он собирается делать. Похоже, он слегка разозлился.

— Значит, ты считаешь, что я ужасен. Что от меня сбежала бы любая девушка. Так? Что ей было бы противно мое прикосновение.

— Ты…

— Нет, подожди! Я хочу от тебя услышать ответ на простой вопрос: тебе было противно?

— Ты не так…

— Нет, нет, просто ответь — тебе было противно? Если да, клянусь, я признаю, что это фантазия, ты больше от меня вообще ничего не услышишь на эту тему. Никогда!

На самом деле, ей было не противно, ей было… никак, но он же спрашивал не об этом. Теперь уже он начал наступать на нее, задавая и задавая этот самый вопрос. Она поняла, что попала в ловушку. У нее не было хорошего выхода — или смертельно его обидеть или… Нет! Она отступала и отступала, и ей казалось, что она делается всё меньше и меньше, как и ее гнев, а он надвигался на нее и словно бы рос на глазах, увеличивался, вместе с осознанием собственной правоты. Она почувствовала, что теряет контроль над ситуацией, ее защиты обваливались, рушились, рассыпались в пыль прямо перед ее глазами, она буквально видела, как разлетаются кирпичи, из которых она тщательно возводила все эти стены внутри себя, и вот теперь от них ничего не осталось, осталась только она сама, и из всех защит было лишь вечернее платье, но и его, казалось, он мог просто сдуть с нее, вот так, набрать побольше воздуха и дунуть изо всех сил, и тогда она останется совсем-совсем без всякой защиты, и он сможет делать с ней, что угодно.

— Так я дождусь ответа на мой вопрос?

— Я не успела ничего почувствовать, — пролепетала она и поняла, что подставилась с этим ответом, но что ей еще оставалось делать?

— Ага. Не успела. Значит, надо повторить. Ведь так? Чтобы ты как следует почувствовала? Ты согласна? Ты же сама кричала, что надо это сделать, иначе какая же любовь?

Она замотала головой, но теперь ей было некуда отступать, она наткнулась на низкий столик, и едва не уселась на него. Он порывисто обнял ее, и она поняла, что теперь всё, всё летит… куда-то… а внутри непонятный жар, как тогда на балу, когда вейла выпустила свои чары. Только сейчас никакой вейлы рядом, просто… Гарри, и он собирается…

Он был так близко, что она отчетливо могла разглядеть крошечные винтики на оправе его очков. Один из них слегка выкрутился, скоро придется снова чинить ему очки… О чем она думает? О чем она…

Он наклонялся над ней, а она отклонялась назад, пока не повисла на его правой руке, поддерживающей ее за спину. Дальше она уже не могла отклоняться физически, гибкость не позволяла, если только поджать колени и улечься спиной прямо на этот столик… Улечься… прямо на… столик… перед ним... Ну почему же он так долго?! Смотрит на нее изумрудными глазами, губы сжаты. «О чем ты думаешь, Гарри?»

— Нет, — сказал он отчетливо, когда уже почти коснулся ее лица. Она заморгала.

Он покачал головой.

— ТЫ меня поцелуй!

«Что?!» Он издевается над ней! Она задергалась, но в таком висячем положении это было непросто сделать.

— Никогда! Ты не дождешься этого никогда!

— А так? — он внезапно перехватил ее под коленки, и она в мгновение ока оказалась у него на руках.

«О, не-ет! Это же нечестно! Он просто гадкий обманщик!» Она почувствовала, как немедленно начинает растекаться у него на руках, словно нагретый шоколад.

— Гм, — он принялся отмерять шаги по гостиной, смотря по сторонам, словно бы у него на руках не было трепещущей девушки, — куда бы, куда бы…

— Я всё равно не поцелую тебя, Гарри Поттер! — взвизгнула она. — Твои штучки тебе не помогут.

— Посмотрим… Вот! — он уселся на диван перед камином, и она оказалась у него на коленях. Откинулся на наклонную спинку, и она практически уже почувствовала себя лежащей на нем. — Здесь тебе будет уютно меня целовать.

— Ничего подобного. Этого не случится!

— Тогда нам придется просидеть тут довольно долго, — наклонил он голову и прошептал ей прямо на ухо. От его шепота ее обдало новой горячей волной.

«Он не вейла, он никакая не вейла! А я совсем не хочу… его целовать!»

— Отпусти меня. Ты помнешь мне платье.

— Так сними его, — сказал он просто, пожимая плечами.

Она вспыхнула:

— Твоя наглость взлетает быстрее снитча.

— Ты забыла, — парировал он, — я — ловец снитчей.

— ...Обойдешься!

У нее внутри пробежал противный холодок, когда она поняла, что едва только что не брякнула: «Пока обойдешься»! Похоже, от ее самоконтроля остались одни воспоминания. Видимо, он уже дунул на нее, как она и боялась, или, по крайней мере, уже начал дуть. Держись за платье, Гермиона!

— Ну, раз не хочешь, я воспользуюсь тем, что на виду, — он стащил очки и отбросил их подальше на край дивана.

А потом просто опустил голову и начал покрывать поцелуями ее голую шею, плечи, тонкие ключицы, ныряя языком в ямочку между ними, осторожно поглаживая подушечками пальцев кожу на ее спине.

— Буду делать это, пока не поцелуешь, — пробурчал он невозмутимым тоном, на секунду делая перерыв.

Она поняла, что задыхается от его ласки. С ней еще никто не обращался так! Эта ночь действительно творила какие-то невероятные чудеса. Несколько минут назад она готова была прибить его, а сейчас… позволяла… боже мой! Что она позволяет ему?! Его щека мягко скользила вдоль ее щеки, когда он опускал голову, выцеловывая цепочку на ее шее от ямочки за ухом и ниже, волосы приятно щекотали ее лицо; она уперлась лбом в спинку дивана и шумно дышала, не понимая, что же это такое творится. Ей было так хорошо от его прикосновений, хотелось буквально улететь куда-то под потолок, почти так же, как на балу, когда ее подбрасывали сильные руки. При этом она понимала, что они, возможно, перешли границу, это уже даже были не поцелуи, это…

«Лучше бы я сразу сдалась и поцеловала его!» — подумала она, чувствуя, как его горячее дыхание распространяется по ее коже, сопровождая каждое прикосновение губ. Оно было, наверное, таким же горячим, как и ее, обдавая приятным жаром, забираясь под лиф…

«Что?!»

В том полунаклоненном положении, в котором она сейчас находилась, ткань лифа ее платья слегка отвисла, и при желании он с легкостью мог бы увидеть… всё! Она судорожно прижала ткань рукой к груди, а в голове с раздражающим смущением крутилась злая мыслишка, что ему долго пришлось бы искать, прежде чем что-то там разглядеть.

Она жутко покраснела и попыталась прекратить, наконец, всё это сумасшествие.

— Довольно! — сказала она строго, пытаясь выпрямиться. — Гарри, отпусти меня.

— Ты разве не поняла, Гермиона? Я теперь никогда больше тебя не отпущу. Никогда!

— Что, предлагаешь так сидеть до самого утра? — усмехнулась она.

— Послушай, давай этот остаток ночи просто проведем вместе?

— Этой сумасшедшей ночи.

— Пусть так.

— Если я тебя поцелую, ты меня отпустишь?

— Не-а, — он помотал головой. — Но ты всё равно поцелуй.

— Дай, я хоть устроюсь поудобнее, — она заерзала на его худощавых ногах, — всё, вот тебе! — она чмокнула его в губы, — а теперь давай спать…

— Спи, моя фея!

— Королева фей! — отозвалась она самодовольно.

Он откинулся на спинку еще дальше, и она снова улеглась на него, положив голову ему на грудь. Это и правда было сумасшествие, натуральное сумасшествие!

— Нет, вы только поглядите на них! — голос Лаванды звучал звонко, словно будильник. — Совсем обнаглели!

Она не хотела даже открывать глаза. Пускай себе молотит, что хочет.

— А в следующий раз что? Мы выйдем с утра и увидим вас тут голыми друг на дружке?!

— Отвали!

Она приоткрыла один глаз, протянула руку, подбирая маленькую подушку, и швырнула ее куда-то в сторону голоса. Потом закрыла глаз.

— Нахалка ты, Грейнджер! И это в благодарность за мои старания над твоей прической.

— Оставь их, — Парвати как всегда говорила чуть-чуть снисходительным тоном. — Они неинтересны. С ними всё было совершенно ясно уже со второго курса. Пойдем.

— Хочешь сказать, Венера в Деве?

— Хочу сказать, что они части единого целого, которые были насильно разделены.

— Чем?

— Чем-то дурным, как всегда… Глупостью... слабостью… или даже алчностью… Но карму не обманешь…

Их голоса затихали и исчезли, когда медленно прикрылась внешняя дверь гостиной.

— Чего они хотели? — кажется, он проснулся. Какой трогательный у него вид, когда он сонный. Впрочем, она же всегда это знала. Ее губы прикоснулись к его щеке и сомкнулись — медленно-медленно, втягивая его кожу.

— Ничего, — сказала она еле слышно, — они просто завидуют. Просто завидуют…