Благороднейшему из Блэков (джен)

Лондон, площадь Гриммо, 12. 1975 год

— Перстень вашего отца, — Вальбурга вздрогнула и подняла взгляд на вошедшего мужа. На бюро перед ней лежала старинная серебряная шкатулка, в которой покоился древний перстень, передававшийся от одного главы рода к другому. Брат Вальбурги, Сигнус, ожиданий не оправдал: он породил на свет лишь трёх дочерей. Тем более, Поллукс всегда больше симпатизировал своей старшей дочери. Он видел в ней отражение своего сильного характера и пылкой натуры. Оттого, наверное, когда та родила мальчика, Поллукс, не раздумывая, передал ей кольцо, надеясь, что когда-нибудь его с гордостью будет носить молодой Сириус Блэк.

— Вы хотите передать его Регулусу в это Рождество? — задумчиво спросил Орион. В голосе его проскользнуло едва заметное огорчение. Без Сириуса, окончательно покинувшего этим летом отчий дом, стало пусто. Однако Орион никогда бы не признался в этом вслух, чтобы не вызвать гнева жены. Все вокруг, включая Сириуса, считали, что гнев этот был вызван лишь тем, что старший сын не оправдал ожиданий властной и холодной женщины. И только муж знал, что сердце Вальбурги разбито уходом любимого сына. Да, она любила его. Любила, как умела.

— Нет, пожалуй, — задумчиво проговорила женщина. Вальбурга встала из-за бюро, оправила подол изумрудного платья, вложила только что написанную ею записку в шкатулку и закрыла серебряную крышку. — Регулус ещё слишком юн.

Лондон, площадь Гриммо, 12. 1995 год

Старинный дом на площади Гриммо замер: Гарри и его друзья отбыли утром в Хогвартс, Орденцы разбежались по заданиям. Сириус и Ремус сидели в гостиной. Каждый думал о своём, молча наблюдая за пляшущими языками пламени в камине. Огненные отблески заставляли шарики на ёлке мерцать яркими искрами.

Тихонько скрипнула дверь, но мужчины не шелохнулись. В тягучей тишине раздался топоток. Кикимер остановился прямо около хозяйского кресла. Помялся пару мгновений, а потом всё же забавно бухнулся вперёд в поклоне, бормоча при этом всевозможные проклятия в адрес последнего Блэка. Сириус только брезгливо сморщился: «Да встань ты ровно!»

— Хозяин, — прокаркал домовик.

— Пшёл прочь, — процедил Блэк, не обратив внимания на укоризненный взгляд Люпина.

Домовик с минуту хлопал глазами, что-то соображая, но с места так и не тронулся.

— Моя Госпожа просила передать вам подарок, — пробубнил он, протягивая Сириусу небольшую серебристую шкатулку, — Поганый мальчишка разбил ей сердце, а Госпожа, о, моя несчастная добрая Госпожа, ещё и подарки ему дарит…

Сириус удивлённо поднял брови, отставил на столик бутылку с янтарной жидкостью и взял старинную шкатулку. Кикимер, выполнив последний приказ, тут же ретировался.

— Это может быть опасно, — предостерёг бывший преподаватель Защиты от Тёмных искусств, косясь вслед ускользнувшему домовику. В ответ Блэк только плечами пожал.

Ремус вздохнул: он уже привык, что Сириусу на всё наплевать. Привык, но не смирился. Прежде чем Блэк успел что-либо сделать, Ремус достал палочку. Шкатулка вспыхнула золотистым светом… и ничего не произошло.

— Это даже забавно. Я и не помню, когда последний раз получал подарок от дражайшей маман.

Блэк открыл шкатулку. И окаменел.

— Сириус?

Мужчина часто заморгал. Его пальцы чуть дрожали — не иначе, виновата злосчастная бутылка с янтарной жидкостью.

— Эй, Бродяга. Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Ремус. Он встал, обошёл кресло и заглянул в шкатулку через плечо друга. Внутри на бархатной изумрудной подушечке лежал перстень с монограммой Блэков, а рядом записка:

«Благороднейшему из Блэков. Любимому сыну. ВБ».

Краем глаза Ремус заметил золотистое свечение. Ничего не понимая, он приблизился к пушистой ели, вернее, к гобелену за ней, на котором было изображено древо «Благороднейшего и древнейшего семейства Блэк». Разлапистые хвойные ветви по воле Сириуса закрывали болезненное напоминание о ненавистной семье.

Ремус отвёл рукой колючую ветку и сдавленно охнул: от имен Ориона и Вальбурги золотые нити тянулись теперь не только к Регулусу, но и к портрету их старшего сына — Сириуса Блэка.