Ирония Судьбы (джен)

Четыре ярда в длину и два — в ширину. Узкое забранное решеткой окно скорее напоминает бойницу. По иронии судьбы, когда пушки де Ривароля сравняли форт с землей, тюрьма уцелела. Форт постепенно восстанавливали и даже начали строить дополнительную линию обороны — по распоряжению его превосходительства губернатора Блада.

Губернатором Блад был недолго. Через пять месяцев из Англии пришел приказ об его аресте, и, все по той же иронии судьбы, полковник Бишоп вновь занял свой пост — временно, до окончания всех разбирательств. Видимо, поэтому Блад был все еще жив. Да, самое время поразмышлять о превратностях судьбы...

Из смежной камеры послышался стон. В неверном свете свечного огарка с трудом можно было различить фигуру человека, сидевшего на грубо сколоченной кровати.

— Вам надо лежать, дон Мигель, — заметил Блад, покосившись на него.

— Подите к дьяволу, дон Педро, — отозвался тот, обхватывая голову рукой.

— При контузиях необходим покой, — поскольку испанец не отвечал, Питер вздохнул: — Вы напрасно не прислушиваетесь ко мне. Если бы вы последовали моему совету и оставили морское дело, то не оказались бы в английской тюрьме по обвинению в пиратстве.

— О, только вам и давать советы! — дон Мигель вскочил, но тут же охнул и повалился обратно на свое убогое ложе.

Дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес был пленен несколько дней назад, и этим утром его приволокли в тюрьму под аккомпанемент сочных кастильских проклятий. Впрочем, для повисавшего на плечах двух солдат испанца это был единственный способ выразить свое отношение к происходящему.

По случаю поимки очередного пирата тюрьму посетил торжествующий полковник Бишоп. Ему и принадлежала идея поместить дона Мигеля по соседству с Бладом.

— Вам будет о чем поговорить, — плотоядно улыбнулся Бишоп.

Друг от друга и от неширокого коридора узников отделяли толстые прутья. Напротив была точно такая же камера, правда, пустующая. Эта часть тюрьмы предназначалась для особо важных или привилегированных заключенных, и, помимо запирающихся на крепкий замок решетчатых дверей камер, в коридоре была установлена еще одна — окованная железом и снабженная засовами.

Когда губернатор и солдаты охраны ушли, Питер обратился к лежащему на кровати испанцу:

— Не могу назвать утро добрым, дон Мигель...

Тогда только обнаружив, с кем свело его Провидение, тот разразился очередной серией ругательств: давним врагам и в самом деле нашлось о чем поговорить. Высказав все, что он думал по поводу «проклятых еретиков» в целом и Блада в частности, он напоследок обратился к Небу с упреками в несправедливости, а после замкнулся в угрюмом молчании.

Помимо контузии, у де Эспиносы была прострелена левая рука, наспех наложенная на предплечье повязка побурела от крови. Вечером его осмотрел-таки врач, и, насколько мог заметить Питер, рана испанца выглядела скверно. И так же скверно пахла — среди прочих малоаппетитных ароматов, наполняющих воздух камеры, его чуткий нос улавливал едва ощутимую сладковатую нотку гниения.

Блад вздохнул еще раз и, подойдя к окну, взялся руками за решетку. Небо было усыпано крупными звездами, и его наметанный взгляд тут же выхватил Южный Крест среди прочих созвездий. Блад скрипнул зубами, его пальцы стиснули шероховатые, покрытые окалиной прутья, будто бы он мог выломать их из каменной кладки. В первые дни он в ярости метался по камере, называя себя последним болваном. Как можно было поверить в обещания лорда Уиллогби!

Хотя ордер на арест бывшего пирата пришел из Лондона, так что его светлость тут ни при чем. Да и особого выбора тогда не было...

Прикинув, какое сегодня число, Блад грустно усмехнулся: его свадьба с Арабеллой, должна была состоятся через неделю. Но лучше ему не думать об этом, иначе тоска станет невыносимой.

За его спиной стукнула о стол кружка, и он спросил, не поворачивая головы:

— Хотите пить?

Де Эспиноса не удостоил его ответом, но Блад понимал, что испанец, потерявший много крови, страдает от жажды. Здание тюрьмы раскалилось под знойным солнцем, и даже ночью узники изнывали от духоты. Однако, по распоряжению губернатора, в день им приносили только один кувшин воды.

— Ваш кувшин пуст, а в моем еще осталось немного воды. Полагаю, что зазор между прутьев позволит протолкнуть кружку.

— Обойдусь, — буркнул дон Мигель, — не хватало еще, чтобы я принял от тебя помощь, английская собака!

— Ирландская, — привычно поправил Блад, пожимая плечами. — Вы утомительны в своей ненависти, дон Мигель.

— А вы — в свершении благих деяний, капитан Блад.

— Я как раз размышляю о благих деяниях и прихотливой игре случая, — усмехнулся Питер, — и если желаете, мы можем побеседовать об этом. Времени у нас предостаточно, — он развернулся к испанцу. — Что есть зло, а что благо — все зависит от точки зрения. К примеру, пребывание в этих стенах для нас благом не является, чего нельзя сказать о губернаторе Бишопе.

Де Эспиноса пробормотал что-то сквозь зубы, однако Питер расслышал «el pirata» и «maldito».

— Кстати, о пиратах. Если взять налет дона Диего на Барбадос, что явилось источником безграничных страданий для его жителей...

— Не тебе, подло убившему моего брата, тревожить его тень! — гневно воскликнул дон Мигель.

— Думаю, жертвы его рейда не согласятся с вами, — возразил Блад. — Но вы не дослушали. Я и мои товарищи могли бы быть признательны дону Диего за освобождение, а некоторые из нас — за спасение от неминуемой гибели. И если бы он не предал нас, то, скорее всего, сам бы до сих пор здравствовал.

— Ты гнусными угрозами принудил Эстебана помогать тебе, — превозмогая слабость, де Эспиноса поднялся на ноги и подошел к решетке. — И ты все равно прикончил бы Диего.

Блад поморщился:

— Гнев и рана мешают вам мыслить логически, дон Мигель. Мы заключили соглашение с вашим братом, и он дал честное слово, что приведет «Синко Льягас» в Кюросао. Разве возможность обнять вашего племянника не свидетельствует о том, что я, в отличие от дона Диего, выполнил свое обещание?

— Слово, данное еретикам, — ядовито вставил де Эспиноса, однако Бладу показалось, что он был несколько смущен.

— Дон Эстебан не рассказал вам об этом? — проницательно спросил он, а затем продолжил: — Дон Диего тоже считал, что свершает благое деяние, но, сдержи он слово, и, весьма вероятно, испанские корабли и колонии никогда бы не подверглись нападениям капитана Блада. Что возвращает нас в начало дискуссии...

Испанец тяжело перевел дух, на его висках блеснули капли пота:

— Готов поклясться, что вы одержимы дьяволом, дон Педро!

— У нас обоих есть неплохой шанс вскоре встретиться с ним, — философски заметил Блад, — как и с вашим братом. Так вы хотите воды, дон Мигель?

— Да, черт вас побери!

Напившись, де Эспиноса улегся на кровать и затих. Догорающая свеча затрещала, на мгновение ярко вспыхнула, затем камера погрузилась во тьму, а Блад вернулся к созерцанию ночного неба.

* * *

Утро, как и две дюжины других, проведенных Питером в тюрьме, началось с лязга засовов, возвещавшего приход караульного, который принес узникам вожделенную воду и по паре ломтей не слишком свежего хлеба.

Дон Мигель мрачно смотрел перед собой, баюкая раненую руку.

— Как ваша рана, дон Мигель?

— А вы как думаете, дон Педро? — испанец встал и принялся расхаживать по камере, бросая вокруг гневные взгляды. — Будь она проклята, ваша Англия! Я знатного рода и вправе требовать достойного обхождения, а меня держат в этой клоаке.

Питер счел нужным возразить:

— С вами не так уж и дурно обходятся, дон Мигель. Верно, вам не доводилось бывать в тюрьмах вашей родины.

— Благодарение Господу... — дон Мигель остановился напротив Блада и подозрительно уставился на него: — А вам что, доводилось?

— Я провел два года в тюрьме Севильи как военнопленный. А там не видели разницы между знатным сеньором и простолюдином. Камеры переполнены настолько, что в спертом воздухе едва тлеют факелы, а едой, которой кормят заключенных, побрезговали бы бродячие собаки. Впрочем, для разнообразия узника могут бросить и в одиночную камеру, — в глазах Блада появилось жесткое выражение. — Каменный мешок, где нельзя ни встать в полный рост, ни лечь, и, даже сидя, не удается выпрямить ноги до конца. В таком положении и в полной темноте несчастный находится неделями, а нередко — и много, много дольше... Нужду он справляет под себя. Раз в сутки ему, как дикому зверю, через решетку кидают кусок хлеба, и только так он может догадаться, что прошел еще один день. Мышцы ног сначала разрываются от боли, затем теряют чувствительность. Не ко всем возвращается способность ходить, — он усмехнулся. — Здесь, по крайней мере, просторно и есть свет.

Де Эспиноса передернул плечами.

— Как военнопленный? — переспросил он после паузы.

— Да, я воевал в рядах французской армии. Однако, в настоящий момент Испания не воюет с Англией. Как вы угодили в плен? Неужто вы пошли на то, чтобы атаковать какое-то английское поселение? Тогда вам еще повезло, что вас не казнили немедленно.

При последних словах Блада лицо испанца исказилось от ярости.

— Я не нападал ни на какие поселения, напротив, я был вынужден вступить в бой с тремя кораблями, по виду — пиратскими, а на поверку оказавшимися английскими каперами. Англия щедро раздает каперские грамоты пиратам и даже принимает их на государственную службу! — он саркастически скривил губы. — А уж затем меня передали в руки губернатора Бишопа — меня, гранда Испании! Как... какого-то пирата.

— А ваши люди?

— Мне неизвестно, что с ними стало, — пробормотал дон Мигель. — Скорее всего, с ними расправились на месте.

— Скорее всего, — кивнул Блад, хорошо понимая, что судьба простых испанских моряков была печальна. В который раз он подумал о тех корсарах, которые, подобно ему, поверили в амнистию и остались на Ямайке: их тоже могли арестовать и даже отправить на виселицу. Помолчав, он добавил с ноткой иронии в голосе: — Впрочем, вы адмирал и из влиятельной семьи. Вряд ли ваше заключение продлится долго. Возможно, губернатору Бишопу еще придется принести вам извинения за причиненные неудобства.

— Если только губернатор Бишоп не поспешит казнить меня, ни во что не вникая, — де Эспиноса отвернулся к стене. — И не могу сказать, чтобы я был в милости у его величества Карлоса в последний год.

— Не думаю, что Бишоп настолько глуп, чтобы сделать это, иначе ему самому не сносить головы. И спокойнее — волнение вредно для вас, дон Мигель, я говорю это как врач.

— Питер!

Оба вздрогнули, услышав нежный голос. Мисс Бишоп, в светло-лиловом платье, стояла по ту сторону решетки, словно видение из другой жизни. Рядом переминался с ноги на ногу давешний караульный.

— У вас четверть часа, мисс Бишоп, — пробормотал он. — Я обожду там, за дверью.

— Арабелла, дорогая... — Блад быстро подошел к решетке. — Как тебе удалось?

— Я добилась от дяди разрешения на свидание с тобой, — девушка протянула руку сквозь прутья, и Блад припал к ней губами. — Питер... — она недоуменно посмотрела на испанца, — но...

— Дон Мигель де Эспиноса, — тот церемонно наклонил голову.

— Я помню, кто вы, — холодно сказала Арабелла. — Вот уж не думала еще раз встретиться с вами, дон Мигель, тем более — здесь.

— И я, признаться, тоже не ожидал вас здесь увидеть, мисс Бишоп, — ответил де Эспиноса, с любопытством переводя взгляд с нее на Блада.

— Хотя это закономерно — учитывая обстоятельства нашей прошлой встречи, — еще более холодно добавила Арабелла, и дон Мигель хмыкнул, пряча усмешку.

— Арабелла, — Блад, наблюдающий за обменом любезностями, улыбнулся, — сеньор де Эспиноса оказался в заключении по недоразумению...

— Это ты попал сюда по недоразумению! — возразила она. — Я написала прошение лорду Уиллогби, и он принял меня. Его светлость весьма опечален из-за твоего ареста и не скрывает своей озабоченности, но поскольку приказ исходит от его величества Вильгельма, в его власти — лишь не допускать, чтобы дядя проявлял в отношении тебя жестокость... Но самое главное, — девушка понизила голос, — лорд Уиллогби сказал мне, что судебное разбирательство состоится в Лондоне.

— Даже так? — приподнял бровь Блад.

— Да, Питер, — глаза Арабеллы наполнились слезами. — Ожидается прибытие корабля, который доставит тебя в Англию... но ведь это чудовищная несправедливость! Разве все мыслимые обвинения не перекрывает тот факт, что ты защитил Порт-Ройял от французов?

— Значит, у правосудия ко мне остались какие-то вопросы, — Питер прижал руку Арабеллы к своей щеке. — Что еще сказал его светлость?

— Еще он говорил о сложности политического момента и необходимости действовать осторожно...

— Мисс Бишоп, — вернувшийся солдат смущенно кашлянул, — вы уж простите, но дольше вам оставаться никак нельзя...

— Питер, я отправлюсь в Лондон за тобой! И дойду до короля! — воскликнула Арабелла, в отчаянии глядя на Блада.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы отпустить ее руку.

— Будем надеяться, Арабелла, что этого не потребуется.

После ухода Арабеллы Питер погрузился в мрачную задумчивость.

«Вы еще вспомните обо мне, капитан Блад!»

В памяти всплыл взгляд Джулиана Уйэда, полный гнева и ненависти. Что же, вполне вероятно, Уэйд осуществил свою угрозу. Питер не ждал для себя ничего хорошего от процесса — тем более, если тот должен состояться в Англии и в дело вмешалась политика.

— Дон Педро, ваш источник красноречия иссяк? — через некоторое время осведомился посматривающий на него де Эспиноса. — Кстати, это правда, что вас назначали губернатором этого благословенного острова? До меня доходили слухи...

— Правда, — неохотно подтвердил Блад.

— Пожалуй, вы правы, говоря о Судьбе, затейливой в своих забавах. Сперва головокружительный взлет, любящая невеста и грядущее счастье, а затем вдруг тюрьма и перспектива стать пешкой в политических играх, — испанец обессилено прислонился к стене и прикрыл глаза. Немного помолчав, он вновь заговорил: — Раз уж Англия оказалась на стороне Испании в этой войне, возможно, для короля Вильгельма вы выгодны не столько в качестве губернатора, сколько в качестве обвиняемого. Осудив вас, он пойдет навстречу желаниям своего союзника...

Питер ничего не ответил на эту язвительную тираду, в глубине души признавая правоту своего врага.

Солнце уже клонилось к западу, когда вновь раздался лязг дверных засовов. На этот раз пришел мистер Лонели, врач. Блад, который лежал на кровати, заложив руки за голову и вперив взгляд в потолок, стал невольно прислушиваться к разговору.

— Ваша рана затягивается, сеньор де Эспиноса, — сообщил своем пациенту Лонели, — вы скоро поправитесь.

Поскольку у Блада было иное мнение, он сел и громко сказал:

— На вашем месте, мистер Лонели, я не был бы так уверен в этом.

Тот опасливо покосился в сторону Блада, но огрызнулся:

— Не представляю, как вы могли бы оказаться на моем месте, мистер Блад. Я, конечно, наслышан о ваших бесконечных талантах, но не вы, а я нахожусь рядом с пациентом. На поверхности раны образовывается короста...

— А под ней продолжается воспаление, — прервал его Питер, подходя к решетке. — Я отсюда могу видеть, что сеньора де Эспиносу лихорадит и предплечье у него распухло, а неужели вы, находясь рядом с ним, этого не замечаете? Рану надо вскрывать и чистить, мистер Лонели, иначе ваш пациент долго не протянет.

Побледневший врач прошипел, едва разжимая губы:

— Когда мне потребуется ваша консультация, мистер Блад, я обращусь к вам. Отек и лихорадка — абсолютно нормальные явления...

С постным лицом мистер Лонели наложил свежую повязку и, не говоря больше ни слова, ушел.

Де Эспиноса во время спора сохранял отсутствующий вид, как будто происходящее его вовсе не касалось, но когда шаги врача стихли, он со вздохом вытянулся на кровати и спросил:

— Почему вы вмешались, дон Педро?

— Профессиональная привычка, — хмуро ответил Блад. — Толку все равно не было.

— Как умер мой брат? — испанец приподнял голову и в упор смотрел на Питера.

Вопрос прозвучал неожиданно, но Блад не отвел глаза, хотя ответил не сразу.

— Полагаю, у него не выдержало сердце.

— Он... долго мучился?

— Нет, — твердо сказал Блад. — Его смерть была мгновенной.

— Хорошо, — прошептал де Эспиноса, откидываясь на подушку, — я... верю вам.

* * *

Дневной свет постепенно мерк, еще одна душная ночь опускалась на Ямайку. Дон Мигель забылся беспокойным сном, а Питеру не спалось. Когда раздались звуки, похожие на приглушенные расстоянием раскаты грома, он тут же вскочил с кровати и бросился к окну. Ему ничего не удавалось разглядеть, однако пушечные залпы он не спутал бы с чем-либо иным.

Де Эспиноса пошевелился.

— Что там, дон Педро?

— Мне тоже хотелось бы это знать, дон Мигель.

Неужели французы вновь атакуют Порт-Ройял? Активных боевых действий в Вест-Индии не велось, но такого поворота событий нельзя было исключать.

«Арабелла!»

Что будет с ней? С другими жителями города? Ощущение собственной беспомощности сводило Блада с ума. Форт восстановлен не до конца, а часть эскадры еще до его ареста отправилась к северным территориям для поддержки английских войск с моря.

Звуки канонады как будто отдалялись, и это было странно: если бы враг напал на Ямайку, то с боем прорывался бы сейчас в гавань.

Затем совсем близко что-то громыхнуло, и вслед за этим раздались пронзительные завывания и одиночные мушкетные выстрелы.

— Так могли бы вопить души грешников в аду, — пробормотал испанец, садясь на кровати.

Тем временем крики и выстрелы послышались уже во дворе, и даже в здании тюрьмы. От сильного удара перегораживающая коридор дверь едва не слетела с петель, и узники воззрились на появившегося в проеме огромного детину, покрытого пороховой гарью.

— Нед! Какой дьявол тебя сюда принес? — воскликнул пораженный Блад.

— Морской, какой же еще! — насмешливо прищурив единственный глаз, жизнерадостно пробасил Волверстон. — У тебя тут уютно, Питер!

— Вы спятили, если решились напасть на Порт-Ройял!

— Не мог же я позволить Бишопу вздернуть тебя. А Ибервиль увязался следом. Извини, совсем без шума прийти не получилось, — ухмыльнулся Волверстон. В его руках звякнули ключи, заскрежетал металл, и спустя мгновение дверь камеры Блада была открыта.

— Кто там стреляет из пушек?

— Твоя эскадра, а Ибервиль изображает французский флот, но я тебе потом расскажу. Давай-ка пошевеливайся...

— Погоди, — сдвинул брови Блад.

Его внезапно охватило двойственное чувство: с одной стороны, он страстно желал вырваться на свободу, а с другой... Побег вновь ставил его вне закона, надолго, если не навсегда разлучая с Арабеллой и почти лишая надежды когда-либо вернутся на родину.

Впрочем, как раз в Англию его и собираются отправить — под охраной и в кандалах, а справедливость королевского правосудия была ему слишком хорошо известна...

— Ты чего, Питер? — встревоженно спросил Волверстон.

Блад тряхнул головой и оглянулся на де Эспиносу:

— Дон Мигель, у вас есть шанс выбраться отсюда.

— О как, — присвистнул Нед, уставясь на испанца, — какие люди!

— Что за странная мысль пришла вам в голову, дон Педро? — глухо спросил дон Мигель. — Вы же сами изволили заметить, что меня отпустят... с почестями.

— Э, Питер, ты что задумал? — нахмурился Нед. — Это же треклятый испанец, к тому же полудохлый!

На губах де Эспиносы появилась язвительная улыбка.

— Вашим людям тоже не по вкусу эта идея.

— Что вы застряли, якорь вам в задницы?! — следом за Недом, в коридор влетел Дайк. — Сейчас они очухаются!

— Да вот, капитан блажит, — буркнул Нед. — Ну же, Питер, ты слышал?

Блад свирепо глянул на обоих и, повернувшись к испанцу, резко бросил:

— Лечение мистера Лонели сведет вас в могилу скорее веревки или топора палача. Решайтесь. Или вы хотите сгнить в этой камере от гангрены?

— Не самый желанный удел, — де Эспиноса медленно встал на ноги и покачнулся.

— Питер, он не дойдет, а на себе я тащить его не собираюсь — предупредил Волверстон, под пристальным взглядом Блада сноровисто отпирая камеру испанца.

— Быстрее же! — взвыл Дайк, подскакивая к дону Мигелю и подставляя ему плечо

Сопровождаемые улюлюканьем и проклятиями остальных заключенных, они выбежали во двор, где к ним присоединились полтора десятка человек из команды Волверстона. Заполошно метались тени, кое-где слышалась стрельба и лязг сабель. На каменных плитах лежало несколько тел, но убитых было меньше, чем опасался Блад. Серьезного сопротивления гарнизон не оказывал. Вероятно, солдаты ожидали атаки с моря, и орда полуголых воющих дьяволов, возникших как из-под земли прямо под стенами форта, застигла их врасплох. Однако не стоило рассчитывать, что замешательство продлится вечно.

У причала покачивались на волнах три шлюпки, и вскоре пираты гребли к шхуне с потушенными огнями. По ним начали стрелять, мушкетные пули вздымали фонтанчики воды, затем ухнула пушка.

— Это не «Атропос» — заметил Блад, взглянув на корабль.

Волверстон осклабился:

— Нет, эту красавицу мы перехватили в паре миль от Ямайки. Ну и позаимствовали... чтобы без помех войти в порт. Не беспокойся, Питер, — предупреждая его вопрос, добавил он, — команда заперта в трюме, вот вырвемся отсюда...

Их шлюпка с глухим стуком ткнулась в темный борт. Нэд скептически оглядел дона Мигеля и, вполголоса изрыгая проклятия и не выказывая почтительности, сграбастал высокородного сеньора, чтобы помочь тому одолеть штормтрап.

Солдаты приходили в себя, вразнобой палили пушки, однако темнота препятствовала точному прицелу, и ядра лишь вспарывали воздух над головами пиратов. В тот момент, когда Питер поднялся на палубу, со стороны открытого моря прогремел мощный залп, озарив ночь всполохами огня.

— Ну вот и «Атропос», — возвестил довольный Нед.

На палубе беглецов приветствовали восторженным ревом, который сменился ропотом, стоило людям Волверстона наконец-то разобраться, кем был спутник Питера.

— Дон Мигель де Эспиноса оказал мне честь.... сбежать со мной, — Блад переводил взгляд с одного корсара на другого, и те опускали глаза, недоуменно пожимая плечами.

— Говорю же — блажь... — пробурчал Волверстон, а испанец надменно выпрямился.

— А Джереми? Он разве не с вами? — спросил Питер, не видя штурмана в толпе пиратов.

— Он на «Лахезис», — хмыкнул Дайк, — Рвался с нами, да только Нед не пустил.

— Пусть лучше курс прокладывает, — нахмурился Волверстон, — Нечего тут... под ногами путаться.

— Сурово, — усмехнулся Блад, догадываясь, что дискуссия по поводу участия Питта в спасательной операции была бурной, и задал новый вопрос: — А кстати, как Ибервиль выманил эскадру?

— Он у нас теперь навроде адмирала, — захохотал старый волк, многозначительно косясь на дона Мигеля. — Самого дьявола перехитрит. Настроил со своими парнями плотов, да навтыкал там мачты с французскими флагами. Ну и его «Лахезис», само собой, при деле, надо же иногда постреливать.

Под прикрытием огня «Атропос», шхуна устремилась к выходу из гавани. Блад смотрел, как мощные орудия разносят форт, и у его радости обретенной свободы был отчетливый привкус пепла.

В нескольких милях от побережья Ямайки корабли легли в дрейф. Волверстон предложил было высадить команду шхуны в шлюпки, но Питер высказался категорически против этой идеи. Ночь скрывала очертания острова, однако он, стоя на юте «Атропос», продолжал вглядываться во мрак. Де Эспиноса подошел к нему и тяжело оперся на перила.

— Куда теперь, капитан Блад? На Тортугу?

— Мы постараемся доставить вас на Эспаньолу, дон Мигель.

— А вы? Опять выйдете в море?

— Год назад я покончил с пиратством и не намерен вновь им заниматься.

— Тогда что?

— Несколько преждевременно говорить об этом, — улыбнулся Блад. — А сейчас пройдемте в кают-компанию, я займусь вашей рукой.

* * *

Море в этот ранний час было гладким, как стекло. Белые клубы тумана стлались по воде, и среди них призрачной тенью скользил трехмачтовый корабль. Мельчайшие капельки оседали на снастях, влажным флером покрывая палубу и поблескивая на отполированных рукоятках штурвала. Паруса, кроме грота, были зарифлены, и корабль продвигался вперед медленно, будто крадучись. В молочном мареве время от времени слышались приглушенные голоса матросов, измеряющих лотом глубину.

Без приключений обогнув западную оконечность Эспаньолы, «Атропос» шла на восток вдоль ее северного побережья. Сильный туман, помогая избежать пристального внимания береговой охраны, в то же время намного увеличивал риск напороться на скалы, и Волверстон долго спорил с Бладом по поводу его чрезмерного — если не сказать больше — мягкосердечия.

— Довольно и того, что дона вытащили из тюрьмы. Пусть пару миль сам гребет до берега или болтается в море, рано или поздно, его подберет какой-нибудь корабль, а подохнет, так не велика печаль, — говорил старый волк, упрямо наклоняя голову.

Но в итоге он был вынужден сдаться, хотя и продолжал недовольно ворчать.

Питер спустился в каюту штурмана «Атропос», предоставленную де Эспиносе. Испанец, в наглухо застегнутом потрепанном камзоле, стоял возле окон и смотрел на густую туманную пелену. Его рука все еще была на перевязи, но лихорадка отступила. Он обернулся, услышав шаги, и наклонил голову, приветствуя Блада.

— Как вы себя сегодня чувствуете, дон Мигель? — счел своим долгом поинтересоваться Питер.

— Благодаря вашей заботе, дон Педро, прекрасно.

— Мы приближаемся к Эспаньоле. Примерно через час мы ляжем в дрейф, и вас отвезут на берег. Пуэрто Плато находится в нескольких милях восточнее. Сожалею, но мы не можем подойти еще ближе к городу из-за угрозы быть замеченными из форта Сан-Феллипе.

— Вы и так сделали для меня слишком много, и я теряюсь в догадках — для чего это вам понадобилось?

Губы Блада чуть тронула улыбка.

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос.

— Как вам будет угодно, — вернул ему усмешку де Эспиноса. — И что же, прежняя слава в самом деле больше не прельщает вас? За эти дни я убедился, что ваши... гм, последователи восторженно восприняли ваше освобождение, и подозреваю, что отказ вновь их возглавить вызовет, по меньше мере, глубочайшее разочарование.

— Им придется принять мой выбор, — твердо ответил Блад.

— Тем не менее, вы до сих пор не разубедили их, почему?

— Давайте сначала мы доставим вас на Эспаньолу, дон Мигель, — самым любезным тоном произнес Блад, вновь уклоняясь от ответа.

— Уж не на французскую ли службу вы пойдете? — иронично осведомился испанец.

— Есть и другие страны, кроме Англии и Франции, — пожал плечами Питер. — Незадолго до ареста я услышал любопытную вещь: молодой царь московитов строит флот и принимает людей любых наций и вероисповеданий, готовых служить ему.

— Московия?! — де Эспиноса посмотрел на Блада, как на умалишенного. — Так это же дикая страна! Вы рискуете бесследно сгинуть в ее снегах. Даже добраться туда — как вы это сделаете?

— Полагаю, тот или иной способ отыщется. Кстати, дон Мигель, я размышлял над вашими словами о пешке в партии политических шахмат. А вы сами не опасаетесь преследования со стороны своих соотечественников за действия, весьма схожие с пиратскими?

На лице де Эспиносы не дрогнул ни один мускул.

— Да, меня посещала такая мысль, — спокойно ответил он. — Как сказала мисс Бишоп, это закономерно, но преодолимо...

Блад помрачнел и отвернулся: все эти дни он не переставал думать об Арабелле, понимая, что она потеряна для него. И все же, не желая смиряться, он твердил себе, что решение обязательно найдется. Просто нужно время...

— Прошу прощения, если я затронул ваши чувства, капитан Блад, и что говорю откровенно, — услышал он голос дона Мигеля. — Мисс Бишоп, ваша невеста. А как же она? Неужели вы не попытаетесь...

— Выкрасть ее? — закончил за него Питер и горько усмехнулся: — Чтобы она связала свою жизнь с беглым преступником? Нет. Но я все же надеюсь, что однажды...

— Если у вас возникнут... разногласия с вашими людьми, либо вам просто потребуется корабль, сможете ли вы известить меня? — вдруг спросил де Эспиноса, испытующе глядя него.

Бладу понадобилось несколько мгновений, чтобы справиться со своим изумлением.

— Не представляю, как бы это было возможно, дон Мигель.

— Тогда так: я все еще в состоянии снарядить корабль, и через два месяца он придет в одну уединенную бухту, к западу от развалин Сан-Фернандо-де-Монте-Кристи. Там я буду ждать вас. Скажем... десять дней. Я напишу координаты, благо, здесь есть все необходимое, — он указал на стоящий возле переборки стол, на котором были письменные принадлежности, оставленные или попросту позабытые штурманом Хитчем.

Подойдя к столу, де Эспиноса макнул перо в чернила и быстро написал несколько цифр, а затем нарисовал набросок береговой линии.

— Теперь я не понимаю, зачем вам это, — заметил Питер, все также удивленно наблюдая за действиями испанца.

— В нашей семье принято платить сторицей за зло... и добро, — дернул уголком рта де Эспиноса.

— Вряд ли до этого дойдет, но в любом случае — благодарю вас.

— Питер, пора, — на пороге каюты стоял хмурый Волверстон.

— Прошу вас, дон Мигель, — приглашающе махнул рукой Блад.

Когда они поднялись на палубу, то обнаружили, что туман рассеивается. Сквозь его клубы по правому борту смутно проступал изрезанный бухтами берег, до которого было не больше полумили.

— Шлюпка ждет вас, — Блад указал вниз, где на волнах покачивалась шлюпка с четырьмя гребцами. — Наши пути расходятся, и, вероятно, — навсегда.

В темных глазах де Эспиносы появилось нечто похожее на сожаление. Однако почти сразу его взгляд вновь стал непроницаемым.

— Прощайте, капитан Блад, — сказал он и неожиданно протянул руку. — Но... помните о моих словах.

— Я не забуду, — после паузы ответил Блад, пожимая ему руку: — Прощайте, дон Мигель.