Человек (джен)

Эдемский сад приводил меня в задумчивое настроение. Довольно редкое качество — ни одно другое место не оказывало такого эффекта. Кажется, я вообще ни разу в жизни не приходил в задумчивое настроение. До того дня, как меня убили. Тогда мне показалось, что я века пролежал в траве, просто размышляя. За эти века мне должны были прийти какие-то стоящие мысли, так? Но нет, всё забылось как сон, стоило мне прийти в себя.

Нам с Дафной и Варсусом дали пару суток на отдых, потом мы, наконец, приступим к нашему ужасно важному заданию — делать опись магических существ России. Мда. С одной стороны, чего-то такого и следовало ожидать — когда я был всемогущим наследником мрака, я занимался в основном подписыванием бумажек комиссионерам и прочему мерзкому сброду. Но теперь я страж света, златокрылый; и моё всемогущество, как бы пассивно оно не было, никуда не делось! Да и Варсус — как минимум один из лучших бойцов света, хоть и с бронзовыми крыльями, вместе с ним мы живыми вернулись из Нижнего Тартара! Видимо, Троил посчитал, что студент-биолог из меня получился лучше, чем кто-либо ещё.

Моё обучение не закончено, и не будет закончено ещё лет пятьсот. Не могу представить, что до тех пор я не совершу ничего стоящего. Что, если поставить вопрос по-другому: что я могу сделать прямо сейчас, кроме работы на бюрократическую машину?

Я неплохо владею мечом и, в меньшей мере, другим холодным оружием. У меня есть силы Кводнона, которыми я почти не умею пользоваться. У меня есть всемогущество, полученное в Храме Вечного Ристалища, которым я не умею пользоваться совсем. У меня есть золотые крылья, содержащие энергию благодарности спасённых не мной эйдосов, на которых я летаю немного лучше курицы. Этого недостаточно, чтобы, например, уничтожить всех известных мне стражей мрака. Если я действительно хочу сделать что-то подобное, мне понадобятся союзники.

За свою недолгую, но очень насыщенную жизнь я как-то умудрился ни разу не полюбоваться действительно впечатляющим видом, если не считать унылые тартарианские пейзажи. Мне даже казалась странной мысль о том, что всего лишь наблюдение холмов и рек может впечатлить так же, как идеально сбалансированный клинок или дуэль мастеров битвы уровня Хоорса. Эдем успешно показал, что я был не прав — тут сложно было найти не впечатляющий вид! Только со своего места я видел четыре радуги; реку , которая делала поворот на 180 градусов и впадала сама в себя; горную гряду, теряющуюся за слоем облаков, скрывающих Второе небо. Почти на каждом дереве росли плоды с манящими названиями — сливы честности, персики храбрости, груши ума, маслины мудрости. Яблоки размером с арбуз аппетитно свисали с пальмы, будто издеваясь над всем, что я выучил в универе. Несмотря на вид, эдемская флора заставляла быть очень осторожным. Дафна тщетно пыталась меня убедить, что виноградник вечного блаженства не выделяет в воздух опиаты, а галлюциногены из рощи творческих грёз не оказывают отрицательного влияния на мозг, но сама при этом не выглядела полностью уверенной. С холма, на котором я стоял, можно было видеть несколько десятков стражей света, гуляющих и музицирующих. Никто из них не был похож на завзятого наркомана. На первый взгляд.

Единственный, кто мог одобрить мою тягу к приключениям, не поможет мне. То, что он не обиделся, когда я отрубил ему голову и обрёк на вечность в Нижнем Тартаре — уже выше всяких ожиданий. Продолжай думать.

Я вспомнил самое начало моего обучения. Арей никогда не говорил, что мрак — это только разрушение и одним из первых заданий было сотворить что-то. Со второго раза у меня получилось сотворить яблоко, именно такое, которое я представлял себе, и его даже можно было есть. Тут главное — тщательно продумать всю историю создаваемого объекта, чтобы не создать пустышку, иллюзию. Я крепко зажмурился и сосредоточился.

Историю того, что я сейчас создавал, мне даже не пришлось выдумывать — я знал её от начала и до конца. Этот предмет был сложнее, чем яблоко, но не принципиально сложнее, если биофак меня хоть чему-то научил. Я открыл глаза и увидел…

…молодого парня с длинными русыми волосами, слегка приоткрывшемся в удивлении ртом, сколотым передним зубом, шрамом в виде запятой на щеке и золотыми крыльями на шее.

… молодого парня с длинными русыми волосами, слегка приоткрывшемся в удивлении ртом, сколотым передним зубом, шрамом в виде запятой на щеке и зияющей дырой вместо эйдоса в груди.

Затем эта дыра закрылась. Нового эйдоса не появилось, но мой, как видно, принял ещё одного Мефодия Буслаева как должное, связывая два сознания в одно. Я видел двумя парами глаз одновременно, чувствовал два тела, которые могли двигаться по отдельности. Это могло ошеломить, но я также имел два мозга, чтобы справиться с этим потоком ощущений.

Получилось лучше, чем я рассчитывал. И не сосчитать, сколькими способами эта затея могла пойти ужасно неправильно. Я даже не чувствовал утомления.

Что теперь? Похвастаться Варсусу? Забыть про войну и обрадовать Дафну? Сообщить Троилу, что теперь я могу создать армию камикадзе во имя света? Если я правильно помню, Дафну чуть не изгнали из Эдема за использование слов вроде “прикольно” и опыты с серной кислотой. Опыты не в смысле «что будет, если налить серную кислоту в еду товарищу», а классические, из школьного учебника по химии. И изгнали бы, но в куче древних пророчеств для неё была приготовлена другая судьба. Противный голос в моей голове уже начинал зачитывать список смертных грехов, которые я только что совершил. Я-златокрылый убедился, что нет сильного ветра, и призвал крылья. Ни одно перо ещё не потемнело. Ободрённый, другой я направился к воротам Эдема.

Пожалуй, я поставлю Троила перед фактом.

* * *

Стражи у ворот не стали чинить мне препятствий — всё-таки меня тут знали. Сразу от ворот я телепортировался на Екатерининский остров. Это было достаточно тихое место, подойдёт для создания генерального плана.

В школьном учебнике биологии были простенькие расчёты, показывающие, что бактерии, лишённые сдерживающих факторов, могут покрыть Землю многометровым слоем за сутки. Я могу создавать свои копии в шестьсот раз быстрее, и лишён сдерживающих факторов.

Идея завалить мрак пушечным мясом никак не могла быть единственной — даже с учётом неограниченного экспоненциального размножения в Тартаре может найтись больше низших духов. Каждый Мефодий должен использовать свой потенциал по максимуму. Например, Прасковья не владела копьём валькирии в полной мере, зато смогла убить Кнора из Чёрной Дюжины обычным рельсом. Огнестрел будет ещё эффективнее.

Некоторые стражи мрака имеют довольно крепкие тела — Арей выдержал попадание из снайперской винтовки в висок и разбивал скалы кулаками. Не похоже, чтобы это хоть что-то меняло — всё равно с дархом страж бессмертен, а без него беспомощен. Но раздобыть больше огневой мощи не помешает. И снайперские винтовки?.. Нет, концепция снайперских винтовок — хирургически точные атаки, которые нельзя предвидеть или блокировать — сработает даже лучше, применённая к магии.

Все мои тысячи глаз видели один и тот же пустой остов, и это приводило к почти невыносимой скуке. Я всё ещё не научился думать с такой скоростью, чтобы занять все свои мозги, всё ещё не мог использовать свой потенциал на полную мощность.

У меня неплохо получается элементарная магия. А Истинным зрением я могу видеть вероятности в недалёком будущем — около пяти минут. Что увидят мои глаза, если я сейчас вломлюсь в библиотеку Тибидохса и начну читать все книги одновременно? Если я-златокрылый попробует наложить лапы на все книги, что есть в Эдеме?

Только когда поток информации начал утолять мою жажду знаний, я понял, что вообще чувствовал эту жажду. Никогда раньше особенно не стремился изучить что-то новое, учёбу в универе воспринимал в основном как испытание силы воли; но то, что происходило сейчас? Это было лучшее, что я когда-либо испытывал.

На мой зов откликнулись и эйдосы, связанные с моими крыльями, добавляя к знаниям о магии многие искусства смертных. И ещё кое-что, что оказалось совершенно неожиданным — посмертный опыт всех этих людей. Точнее, его отсутствие. Эссиорх говорил, что после попадания в Эдем перед эйдосом открыты все пути: стать пыльцой на крыльях у бабочки, или глазом кентавра, или звездой в созвездии Стрельца. Тогда я ещё подумал: «Кто хочет быть глазом кентавра? Да и звездой быть не лучше, если подумать». Эти люди думали также. К сожалению, выбора им не предоставили. Никто из них не стал человеком в Эдеме. А когда ты — волос на хвосте единорога, получать удовольствие от жизни очень сложно. Предметы не могут думать. Они не страдали, но и не жили — будто находились в коме, имея возможность мыслить, только когда кто-то обращался к ним.

Это было шоком. Почему свет так поступает с людьми? Высшие небеса даже не физические, там можно было создать настоящий рай безо всяких затрат! Я бы просто не поверил тому, что узнал сейчас, но это слишком хорошо согласовывалось с остальными известными фактами. Эйдос Варвары отправили на Землю, потому что она погибла ребёнком, и эйдос не закончил своего развития. Ещё тогда мне следовало задаться вопросом — что же происходит с людьми после «соединения со светом», что они не могут там развиваться? И случай Варвары был типичным, насколько я знаю. Если бы люди могли жить в Эдеме, они могли бы и размножаться там, и, наверное, я бы знал об этом, но Дафна всегда подразумевала, что эйдос может попасть на небеса только с Земли.

С другой стороны — почему бы свету не поступать так? Стражи света и мрака отзывались о смертных с одинаковым пренебрежением, считали их неспособными ни на что. Стражи мрака презирают людей, в том числе из-за того, что люди похожи на обезьян, при этом сами выглядят в точности как люди. Стражи света презирают людей, потому что люди не видят у себя под носом то, что стражи сделали невидимым. Стражи при мне говорили об эйдосах как о трофеях, и никогда — как о личностях. Столько душ могло быть спасено, если бы свет просто объявил на весь мир, что слово «эйдос» означает «душа» и когда вас просят его продать, надо говорить нет. Но тогда было бы меньше возможностей для спасения эйдосов, а только от этого стражи света получают силу. И «спасённые» эйдосы не возвращают людям — ведь тогда их благодарность не сможет питать силу крыльев, и люди без эйдосов доживают свои дни и умирают, исчезают навсегда в мире, где могли бы жить вечно. Однажды Троил при мне сказал, что все страдания людей не имеют никакого значения, и при этом у него был такой вид, будто он сообщает мне великую и высокоморальную мудрость, а не пытается найти оправдания для своей неспособности помочь хоть кому-то. Я вообще хоть раз видел, чтобы свет творил добро, кроме противостояния мраку, а мрак творил зло, кроме противостояния свету?

Думать так о Дафне было больно. Но я не отвернусь от правды.

И я даже не могу ненавидеть стражей света. Тысячи лет они растут в Эдемском саду, где нет непсихоактивной еды. Как после этого можно быть храбрым, когда тебе нужно защитить своих близких, а не когда ты съел персик храбрости? Ощущать себя гением от того, что ты блестяще решил сложную проблему, а не от того, что ты закусил маслину мудрости грушей ума? Испытывать эйфорию от победы, а не потому что ты её просто выпил на вечеринке? Жаждать познания, когда подходить к древу познания строго запрещено? Любить кого-то за его достоинства, а не потому, что набросил крылья ему на шею? Да и было ли у стражей самосознание для начала? У них нет эйдосов. Творец поместил их в тщательно контролируемую среду, где даже эмоции вызываются не сложными ситуациями, а простыми фруктами; изучил то, что получилось, и остался недоволен результатом; создал людей, которые были настолько очевидно лучше стражей, что даже сами стражи это заметили; затем переместил людей в мир, управляемый простыми физическими законами и в данный момент без вмешательств наблюдает за тем, что получилось. Нет, я не ненавижу стражей света. Как можно ненавидеть собственную бета-версию?

Думать так о Дафне было ещё больнее.

Когда я покинул мрак, я собирался стать нейтралом. Но Дафна мимоходом сравнила это с докуриванием окурков с земли, и я как-то резко передумал и начал «стремиться к свету». С меня хватит. Я выбрал свою сторону — я буду сражаться за людей против всего, что станет на пути воплощения моей утопии.

Каждое перо на моих крыльях потемнело в этот момент.

Теперь я знаю, что нужно сделать. И больше ни секунды я не буду медлить.

* * *

Я появился по всему миру: под землёй, на МКС — везде, где были люди. Приоритет №0 — обеспечить выживание всех людей без эйдоса или со смертным эйдосом до тех пор, пока я не придумаю, как дать вечность и им. Некоторые из смертных перестали дышать совсем недавно — их тела всё ещё можно починить. Другие испытывают невыносимые муки — их можно спасти.

В эту же секунду все низшие духи мрака были изгнаны обратно в Тартар. Не понадобилось даже осознанного желания — теперь они просто не могли находиться близко ко мне, а мест далеко от меня на Земле не осталось.

Через семь секунд все резиденции мрака на поверхности были уничтожены. Большинство было спрятано рунами пятого измерения, но любую руну можно стереть или изменить. После эвакуации всех смертных, искавших у мрака благ или пощады, осталось только телепортировать в каждый дарх по микрограмму антивещества. Плюс быть златокрылым — среди «спасённых» тобой эйдосов запросто может оказаться профессиональный физик-ядерщик.

Следующей целью был Тартар. Я не мог телепортироваться туда напрямую без некоторых артефактов, и ни одному из таких артефактов я не доверял. К счастью, эти ограничения не распространялись на создания копий в Подземье, откуда уже можно было попасть в Тартар. Нежить, обитающая в Подземье, не имела вечности, но, вполне возможно, хотя бы некоторые виды имели разум. Всё, что встречалось мне там, я просто обездвиживал магией. Теперь, когда и численное преимущество было на моей стороне, нежить не могла ничего противопоставить.

Минут, которые ушли на исследование Подземья, хватило на то, чтобы полностью разобраться с элементарной магией. Я мог становиться невидимым и неосязаемым, улучшать многие характеристики своих тел, включая меткость, скорость и реакцию, и делать с материей почти всё, что имело хоть какой-то смысл в рамках законов физики. Как я не прислушивался к своим ощущениям, я не смог заметить ни малейших признаков истощения моих магических запасов. Наверное, так и чувствуется всесилие.

К сожалению, пока не существовало способа принципиально улучшить интеллект. Я очень быстро решал задачи, которые было легко распараллелить по разным мозгам, но не чувствовал почти никакого улучшения на проблемах с более сложной структурой. Пятнадцати секунд хватило, чтобы выучить и разложить по полочкам почти все знания о магии этого мира, но за четыре минуты размышлений я не сделал ни одной подвижки в вопросе создания сильного искусственного интеллекта.

С антивеществом тоже были проблемы. Я неплохо представлял способ его изготовления, но вместе с усилиями, потраченными на постройку собственного ускорителя частиц или изобретение новых, сверхточных телекинетических заклинаний, эта затея просто не окупалась. Мне удалось наскрести совсем немного позитронов и ещё меньше антипротонов в космических лучах и поясе Ван Аллена, открывая на границе атмосферы и дальше в открытом космосе порталы и запрещая нормальной материи проходить сквозь них; этого едва хватило, чтобы устроить несколько точечных взрывов на поверхности. Ни телепортировать, ни нести антивещество пешком в Тартар я, конечно, не мог.

С другой стороны, в аду мне и не понадобится быть аккуратным.

* * *

Стражи мрака отправлялись в Расщелину Духов один за другим. Многие даже не успевали заметить, как лучи горячее поверхности Солнца и лавы Тартара прорезали каменные стены или появлялись из-за поворота и испаряли мерзкие сосульки на их шеях, разрывая каждую клеточку их тела давлением пара. Некоторых интуиция заставляла вздрогнуть, вскинуть алебарду или попытаться уклониться за секунды до выстрела… Это не помогло никому из них. Они не могли быть быстрее моего взгляда. Освободившиеся эйдосы, за неимением лучшего варианта, отправлялись в Эдем.

Тартарианские твари не были разумны — это я знал точно — поэтому с ними можно было не церемониться. Тех, что жар не брал в принципе, я просто телепортировал с безопасного расстояния в пару сотен кубометров скал одновременно — такого пережить не мог никто.

Больше проблем доставляла геометрия в Тартаре. Слово неевклидовость… не описывало до конца все выверты пространства здесь. Несколько раз я терял драгоценные минуты, теряясь в абсолютно прямых коридорах без ответвлений, которые три раза заканчивались сами в себе. Тогда я стал чертить руны. Магия пятого измерения отрезала области пространства и помещала их в мои личные карманные вселенные, значительно упрощая навигацию в том, что оставалось.

Дойдя до Среднего Тартара, я впервые начал встречать активное сопротивление. Более-менее организованные отряды воинов телепортировались в мои ряды, надеясь застать меня врасплох. Вот только телепортация никогда не мгновенна, и свернуть в процессе они уже не могли. Истинное зрение позволяло точно узнать время и место их появления. Ни один из их клинков не оказался быстрее лазера.

Лигула я нашёл в его канцелярии, за тремя рядами охраны. Удивительно, что он до сих пор не сбежал — с другой стороны, куда ему бежать? Только Нижний Тартар ещё не зачищен, но туда никому не хочется. В руке горбун судорожно стискивал Жезл Лилит. Считалось, что это первоартефакт — имя Лилит не носил ни один хоть сколько-нибудь важный исторический персонаж. Стоит ему хоть мельком увидеть меня с этим жезлом в руке — и я буду полностью стёрт из всех времён, каждое моё действие с момента рождения будет отменено.

Зуб Лигула был артефактом экстренной неотслеживаемой телепортации, который сработает от одной мысли. Линзы в его глазах обеспечивали Истинное зрение примерно такого же уровня, как моё. Ещё десяток амулетов должны были обеспечивать невидимость, незаметность, отвод глаз и все прочие виды маскировки, но ничто не могло заглушить волны страха, излучаемые горбуном.

Я не делал ни шага, не убедившись для начала с помощью Истинного зрения, что меня ждёт успех. Когда я планировал убить Лигула, Истинное зрение показывало только абсолютную пустоту.

Любую мою атаку Лигул видел заранее, линзы позволяли ему отыскать меня по этой атаке, и жезл Лилит завершал работу. Я мог бы, наверное, уничтожить его косвенно, не попав в его зрение, но тогда он просто телепортируется за пять минут до этого, а мне совсем не хочется постоянно ждать его возвращения, особенно с этим жезлом.

Истинное зрение показывает наиболее вероятное развитие событий. Это означает, что до самого последнего момента мой удар должен оставаться маловероятным. Остаётся один вопрос: углерод-11 или азот-13?

Азот-13 послужит спусковым механизмом для моего квантового револьвера — или скорее самонаводящейся лазерной квантовой снайперской винтовки — распада углерода-11 пришлось бы ждать в среднем полчаса, а у меня есть дела и поинтереснее.

Я прицелился и стал ждать.

Минута…

Пять минут…

Десять минут…

Предсказания Истинного зрения не всегда сбываются, но чем более близкое будущее ты пытаешься увидеть, тем точнее будет картина. И эта картина уточняется на лету, поэтому почти невозможно удивить того, кто постоянно смотрит. Но выстрел из моей винтовки за миллисекунду превратил невероятность в неизбежность, уничтожив всю стражу Канцелярии мрака, взорвав дарх Лигула, испарив его челюсть с зубом-телепортом и руки ниже локтей. Уверен, он удивился.

* * *

Нижний Тартар был исследован и вычищен даже тщательнее, чем Средний или Верхний, потому что, конечно же, у Лигула тут было ещё трое похищенных детей с эйдосами. Тартар был бесконечен, но я исследовал больше, чем все стражи. Когда основные силы мрака были разбиты, многие из оставшихся пытались сдаться, перейти ко мне на службу… Я смеялся, сжигая их. К счастью, мои перья не могли потемнеть ещё сильнее.

Я стоял на небольшом островке в центре огромного океана лавы. Сильный горячий ветер постоянно дул сюда со всех сторон. Магические щиты, покрывающие всё моё тело, превращали смертельный жар в безвредное золотое сияние. Повсюду я видел «грешников», постоянно горевших заживо, но всё равно пытающихся построить что-то прямо из расплавленного камня. Я не мог помочь им. Это были лишь тени эйдосов — людей — заточённых в чёрном сосуде на трёх львиных лапах, стоящем передо мной, и именно этот сосуд был источником страданий. Последний выживший страж мрака, горбун Лигул, валялся у моих ног, повизгивая от боли. Его челюсть уже регенерировала благодаря паре его целебных артефактов, которые также поддерживали в нём жизнь.

Этот сосуд поглощал всё, не только эйдосы. Сверхмощные лазеры и артефактные клинки, разогнанные до нескольких Махов, будто стирались из реальности, касаясь его. Истинное зрение не показывало ничего, что кроме бездонной дыры, вырезанной в мироздании. Мне пришло в голову, что я и антивещество могу просто создавать из своего воображения, без ускорителей, но и антивещество не оказало на сосуд никакого видимого влияния. Лишившись контроля стражей мрака, Тартар теперь полностью подчинялся мне (например, позволяя свободную телепортацию), предлагая ещё один бесконечный источник силы, но каждый магический удар всё равно делал сосуд лишь сильнее, и каждый физический удар будто игнорировался. Я знал, как создаются артефакты; внутри творения Кводнона была некоторая структура, которую можно было разрушить; но способа добраться до неё я не находил.

— Как уничтожить сосуд Кводнона и освободить эйдосы? — я решил опустить очевидные угрозы.

— Я.. Я знаю, как это сделать. Тебе нужно будет найти… — горбун прервался, когда его плоть начала испаряться под моим взглядом. Я и в двенадцать лет понял бы, что он врёт, и мне было совсем неинтересно выслушивать его жалкие попытки заманить меня в ловушку.

Я остался на островке один. Когда-то я бы серьёзно задумался над тем, чтобы продать свою душу за смерть Лигула. Сейчас это не значило ничего.

Я поднял с земли большой камень и плавно опустил его в сосуд. Пока камень погружался в чёрную поверхность, сила притяжения, действующая на него, не менялась. Значит, какая бы магия ни удерживала сосуд фиксированным в пространстве, она не создавала эффект антигравитации внутри него. Чудесно.

— Эй, посудина! Я наследник твоего создателя, обладаю всей его силой, и эта сила — капля в море моих способностей. Я прошёл лабиринт Храма Вечного Ристалища, получил всесилие, равное богам, и это всесилие — капля в море моих способностей. Я обладаю всеми знаниями человечества, и именно этого тебе следует бояться! Если у тебя есть хоть что-то, напоминающее разум, ты выпустишь все эйдосы — или станешь Самым Уничтоженным Предметом В Истории Вселенной!

Ничего не произошло. Если вспомнить «завещание» Кводнона и его отношение к своим наследникам, странно было бы ожидать чего-то хорошего, но я должен был попытаться.

Мои тела одно за другим исчезали из Тартара, оставляя повсюду руны пятого измерения, запрограммированные сделать небольшую временную перестановку на то время, что меня здесь не будет. Когда последнее тело вернулось в Подземье, все входы в Тартар захлопнулись, временно отрезая его от остальной вселенной. На той стороне руны начали аккуратно нарезать адские пейзажи на небольшие карманные вселенные. Сосуд Кводнона удостоился отдельной вселенной, не содержащей кроме него ни атома. С двух сторон, в миллиметре от сосуда открылись порталы в остальные подвселенные, наслаиваясь друг на друга, с запретом на прохождения материи к сосуду, но не от него.

Каждая подвселенная весила несколько тысяч тонн. Миллиарды миллиардов этих вселенных сейчас находились совсем рядом с сосудом. И гравитация прекрасно проходила через порталы. Если бы сосуд был материальной точкой, силы притяжения, действующие на него, уравновесили бы друг друга. Но он не был. Гравитационный градиент, который он сейчас испытывал, был сильнее, чем создавали около своей поверхности самые плотные чёрные дыры. Через три секунды Тартар вернулся в исходное состояние.

Ещё до того, как я снова открыл проход в Тартар, я знал, что увижу. Сила наследника мрака, сила, доставшаяся мне от Кводнона, сила, подпитывавшаяся страданиями всех людей в аду, исчезла навсегда. Прощай, я не буду скучать.

Из открывшегося прохода вырвались на свободу пятьдесят два миллиарда эйдосов. И немного гамма-излучения.

* * *

Мой хохот разносился по Подземью, пугая нежить и рискуя устроить где-нибудь обвал. Мне стоило как-нибудь восстановить запасы кислорода, но я просто не мог прекратить смеяться.

Серьёзно? Серьёзно, мрак? Размахивать острыми и слегка зачарованными железками — это лучшее, что пришло вам в голову? Уничтожить вас даже не было трудно! Я на ходу обвешивал каждое тело артефактами, но мне хватило лишь слегка усиленного огненного взгляда, которым я в школе хулиганов распугивал! Лучшие доспехи стражей мрака могли выдержать это, но в любом доспехе были отверстия для глаз — им не пришло в голову сделать артефакты из своих тел. Я разработал систему резервного копирования своего сознания на случай наведённого безумия, но и это не пригодилось — я вообще не потерял ни одного тела!

Всё это время с гораздо более сложными задачами я сталкивался на поверхности: наладить поставки продовольствия куда надо; обеспечить всем смертным доступ к лучшей волшебной медицине; спроектировать исправительные учреждения, которые реально будут исправлять преступников, а не сбивать их в банды; реформировать систему образования так, чтобы она хотя бы не затормаживала естественное развитие детей; обсудить всё это и ещё миллион тем со всеми умными людьми на планете; а потом сделать всё то же самое для сотен разумных магических видов… Почти уверен, что я сломал мировую экономику — её тоже нужно будет поправить позже.

Я прекратил смеяться, но продолжил слышать неприятный старушечий смех. Даже с Истинным зрением я не смог заметить Аиду за спиной одного из моих тел раньше, чем я услышал её. И теперь мне надо очень срочно ответить на вопрос — как убить Смерть?

— Эх, чего удумал. А силёнок хватит, касатик? Ох, и наглая же молодёжь пошла. А я ведь тебя поблагодарить пришла! Порадовал ты бабушку, порадовал. Вот уж не думала, что получится у меня на пенсию уйти! Теперь и помощницу искать не надо. Ох, правда без работы, наверно, совсем сопьюсь…

Старуха исчезла со стеклянным звяканьем ещё до того, как я успел поражённо пробормотать «Обращайтесь!». Я всегда знал, что свою работу Аида не любит, но слуги мрака не должны быть способны на благодарность… Мне не нравилась мысль, что Смерть считалась нейтральной, естественной силой, хоть и предпочитающей компанию стражей мрака. Проще было представлять её ужасающей силой тьмы, которую я должен одолеть в эпическом поединке. Но и так неплохо.

* * *

Волна освободившихся эйдосов донесла до Эдема вести о переменах одновременно с разведчиками, вернувшимися из человеческого мира. Я ухитрился пропустить момент, когда моё златокрылое тело стала окружать толпа стражей света. На их лицах можно было прочитать тревогу, беспокойство, опасение, даже боль. Ни у кого я не видел такого же ликования, которое переполняло меня. Не было обсуждений — будто все вдруг единогласно пришли к мнению, что я умираю от рака.

Ах да… Они смотрели на мои крылья. Я не прятал их — всё равно увидели бы рано или поздно. Всё больше стражей летели к холму, на котором я стоял, и один из них не собирался останавливаться.

— Буслаев, ты сумасшедший! Что ты сделал? — Дафна обняла меня прямо в полёте, не отзывая крылья, почти сбив меня с ног.

— И что важнее, что ты собираешься делать дальше? — это уже спросил Троил. Он выглядел значительно серьёзнее, чем в нашу последнюю встречу.

— Я собираюсь забрать всех людей из Эдема и вернуть их в человеческий мир, где им всем и место, — мне точно следовало сообщить это как-нибудь аккуратнее, но для этого в моих жилах было слишком много адреналина. Я ожидал какой-то реакции от толпы, но они продолжали так же печально смотреть на меня.

— Мефодий! Ещё не поздно одуматься, свернуть с этой дороги. Эйдосам не место на Земле, они сами выбрали свою судьбу. Ты уже пришёл однажды к Свету, у тебя должно хватить силы воли сделать это ещё раз! — голос Троила звучал очень убедительно, и его глаза светились мудростью. Вот только голос не имеет значения, а его слова мне совсем не нравились.

— Я не выбирал мрак, Троил, я уничтожил его! И я не хочу заставлять людей делать что-то насильно, я хочу лишь предложить им выбор — пусть вернутся только те, кто хочет. Пусть люди смогут свободно путешествовать между Землёй и Эдемом, пусть они смогут наконец встретиться с ушедшими близкими! Сейчас они не могут — они лишь существуют здесь, не живут, не имеют возможности ни думать, ни действовать! — изо всех сил я пытался выгнать из голоса ярость и сделать его таким же убедительным, как у Троила. К сожалению, даже с другими телами я не мог по-настоящему услышать и увидеть себя со стороны.

— Даже самое благородное деяние, совершённое методами мрака, не приносит никому счастья. И твои методы точно не были методами света — Арей научил тебя? «Убийца дракона сам становится драконом» — это выражение сейчас подходит как нельзя лучше. Крылья не врут — ты сделал то, что сделал, из гордыни, и из гордыни же ты хочешь забрать себе эйдосы — как и Кводнон когда-то. Мы — стражи света, наша работа — охранять эйдосы, а не раздавать их! Может, некоторые из них и пойдут за тобой, как и некоторые стражи пошли за Кводноном, обольщённые его речами. Но хороший родитель — не тот, кто поощряет всем разрушительным прихотям ребёнка, а тот, кто думает о его благе. Самое главное, единственно важное благо — свет, находящийся в каждом эйдосе. И если люди смогут заходить в Эдем, как к лавочнику по соседству, то эта обыденность погасит трепетное отношение к свету надёжнее, чем любые ухищрения мрака! — теперь даже лысина Троила отблёскивала правотой и немереным интеллектом. Мозг, находящийся в моём златокрылом теле, немедленно сдался и предложил попросить у Троила прощения. Мозги в оставшихся миллиардах тел не согласились и по итогам голосования запустили протокол защиты от физиологического влияния на сознание; успешно.

Интересно. Генеральный страж закусил бананом убедительности по дороге? Если бы я знал, что так можно, то просто сломал бы волю всех стражей напрямую, превратил их в марионеток и заставил бы сделать всё, что мне нужно…

…Нет. Нет, я бы никогда не стал такого делать. Люди в Эдеме не страдают, а значит мне можно не спешить.

— Ты прав лишь частично, Троил. Меня научил магии творения Арей, но разве это магия тьмы? Я действительно горд, что освободил всех этих людей из Тартара, но гораздо сильнее я рад тому, что они больше не страдают. Если честно, то, что я сделал с мраком, не такое уж достижение. Ломать не строить! И мой эйдос всё ещё при мне, а значит стражи тьмы не могли навредить мне. И мораль, с которой я вырос, не запрещает гордиться своими успехами. И почему это возможность путешествовать между Эдемом и Землёй не вредит стражам, но точно уничтожит свет в людях? Вы это проверяли? Мы можем провести эксперимент — отпустить и впустить по десять людей для начала. Как скоро, по этой теории, проявятся негативные эффекты? Как именно можно измерить «трепетность» отношения к свету? И самое главное — я не хочу забрать людей себе. Я хочу дать людям свободу! Миллиарды людей страдали в аду, а я с рождения получал от этого силы! Я освободил их оттуда, но теперь они здесь, заточены в безвременье, и я всё ещё пью их энергию, теперь уже через крылья. Я этого не хочу! — в последних словах мои эмоции всё же прорвались. Плохо.

— То есть, в конце концов, это всё о тебе, не так ли? Ты должен понять одну вещь — ты всё ещё здесь только потому, что мы все надеемся, что ты одумаешься, но пока я не видел никаких знаков раскаяния. Моей величайшей ошибкой было позволить Кводнону распространять свои лживые обещания. Прекрати вмешиваться в дела смертных и развей армию своих прислужников, или ты немедленно будешь лишён крыльев, которые ты не заслужил, и изгнан из Эдема! — теперь, когда мой мозг был защищён, Троил уже не казался таким очаровательным.

Я взглянул на лицо Дафны, которая всё ещё обнимала меня одной рукой. Её лицо выражало решительность, но небольшой оттенок растерянности подсказывал, что она сама пока не поняла, на что же решилась. Гораздо больше говорили её крылья — перья, о белизне которых Дафна так заботилась, чернели одно за другим. Она совершенно точно чувствовала это, но её решимость не убывала. Я ухитрился получить лучшую девушку в Эдеме.

— Вот тут ты ошибся серьёзно, Троил. Это не прислужники. Это я. Это я сейчас стою рядом с каждым человеком на Земле. Я вижу все их страдания. Предлагаешь просто отвернуться от них, как делают стражи? Я человек, Троил. Последняя чёрная дыра испарится задолго до того, как я соглашусь на твои требования.

— Тогда тебе пора, — настойчивость на лице Троила сменилось печалью, он шагнул ко мне, протягивая руку…

— Нет! — Крыло, на котором светлых перьев оставалось меньше половины, загородило меня от Генерального стража: — Всё не должно так заканчиваться! Не может быть, чтобы не было выхода! Дайте больше времени, мы придумаем что-нибудь! — голос Дафны звучал с силой, которую не мог дать ни один фрукт Эдема.

— Хорошо, Дафна. Если кто и может на него повлиять, так это ты. У тебя есть час. Оставить вас? — теперь Троил смотрел на нас скорее устало.

Дафна повернулась ко мне, не зная, что сказать.

— Спасибо! Спасибо, Дафна, это сильно поможет. Не волнуйся, у меня есть план.

Итак, час. Аргументы не подействуют на Троила — у него просто совершенно другие представления о добре и зле, несовместимые с утилитарной этикой.

К счастью, тут совсем недалеко растёт древо познания добра и зла.

Если я попрошу добровольца на дегустацию, это не закончится ничем хорошим. Можно попросить Дафну, но я ведь понятия не имею, что произойдёт, и рисковать так не хочу. Необходимость провести опасный эксперимент естественным образом вызывает вопрос: где Варсус?

* * *

Варсус нашёлся на вершине Эвереста. Видимо, менее эпическое место не соответствовало его настроению. Сюрпризом оказался дарх на его груди, который он и не пытался прятать. Сотни людей страдали внутри, может быть десятки тысяч. И я не собирался их выпускать — Истинное зрение показало, что тогда моя затея обречена на провал. Шансы есть, только пока Варсус считает, что уже потерял всякую надежду на свет.

Мерзко.

— Привет, Варсус! Слабо попробовать плод познания? — кажется, у меня атрофирован участок мозга, который у других людей отвечает за то, чтобы в разговоре плавно подходить к нужной теме.

— А мы не узнаем. Или ты думаешь, что меня пустят в Эдем с этим? — Варсус не потрудился показать, с чем — и так было ясно.

— Я проведу. Пока ты тут страдал, а спас из Тартара больше людей, чем все остальные стражи, вместе взятые. Я могу телепортироваться сквозь ограду Эдема и брать с собой груз вроде тебя.

— А сам-то что не попробуешь? Или ты только других подначивать горазд?

— Я человек; я и так уже всё знаю. Но если ты так хочешь, можем одновременно попробовать. Ну так?

— А не слабо! Проводи!

Последние звуки он договаривал, уже стоя под древом познания. Я сорвал пару яблок и протянул одно ему.

Мы откусили одновременно с тем, как сотни стражей света устремились к нам, выхватывая флейты — они почувствовали дарх в Эдеме.

На вкус — яблоко как яблоко. Я откусил второй раз.

Варсус выронил своё, едва надкусив. Его лицо исказилось, будто от невыносимой боли, он сорвал цепь дарха со своей шеи и раздавил сосульку голой рукой. Вспышка освободившихся эйдосов точно была видна остальным стражам, которые теперь были от нас всего в сотне метров.

Варсус стоял на месте, уставившись куда-то в пространство, не обращая внимания на кровоточащую руку, и шептал, повторяя одно и то же: «не могу поверить, что я держал это на своей шее».

Вот теперь стражи света были поражены.

— Дайте угадаю, — громко сказал я, обращаясь к ним: — никто прежде не мог устоять перед силой, которую предлагает дарх, не так ли? Только Варсус. И я, пару лет назад, если вы знаете эту историю. И не похоже, чтобы мы сейчас были изгнаны из Эдема Творцом, не так ли? С чего вы вообще решили, что познание — это что-то плохое? Только потому, что Адам и Ева отправились покорять Землю, попробовав это яблочко? Вы считали, что Творец ошибся в людях, раз они «ослушались» его? Не думаю, что Он ошибается.

Я повернулся к Варсусу:

— Добро пожаловать в Человечество, дружище.

Освобождённые им эйдосы уже разлетелись, но в его груди начинала разгораться его собственная голубая искорка.

* * *

То, чего любой страж хотел больше всего. Собственный эйдос. Сознание в полном смысле этого слова. Способность чувствовать мораль, добро и зло, плохое и хорошее, а не просто повторять заученные тысячелетия назад заповеди. Этого оказалось достаточно, чтобы Троил передумал.

Кажется, моя работа сейчас закончена. Конечно, ещё многое предстоит сделать — хотя бы найти место для ста миллиардов человек на Земле. Видимо, придётся серьёзно очищать Тартар от всей мерзости, что наплодили там стражи мрака. Я слышал, что в первозданном виде он был идеален — отражал именно то, что было нужно любому, кто туда входил; очень жаль, что будущие стражи тьмы добрались до него раньше, чем люди. И его свойство иметь ледники рядом с кипящей лавой — бесконечный источник энергии в доступной форме; при правильном подходе это может предотвратить тепловую смерть Вселенной. Исправлять обитателей Расщелины Духов и Хаоса за Жуткими Воротами, видимо, тоже придётся мне.

Но у меня больше нет сомнений, что всё это у нас получится. Вот только…

Люди сейчас встречаются со своими ушедшими; я временно работаю системой связи и поиска. И в половине случаев найденный человек лишён воспоминаний о последних годах своей жизни. Или почти обо всей. Потому что его эйдос был похищен духами мрака, и весь опыт его оставшейся жизни был уничтожен в момент его смерти. Некоторых не удавалось найти вовсе — их эйдос оказался смертным, и исчез вместе с телом.

Я видел всех людей на Земле и, что важнее, все их эмоции. Здоровая доля страха, сопутствующая моё появление, быстро сменялась надеждой и радостью, когда я начал менять мир к лучшему, и гораздо большей радостью, когда я стал давать правильным людям возможность менять мир к лучшему. Сейчас я видел слишком много печали — слишком многим приходилось говорить, что я не смог выполнить своё обещание и действительно вернуть их ушедших.

Так не пойдёт.

Я стиснул золотые крылья на своей шее. Время. Сейчас я могу вернуться в прошлое, далеко, серьёзно переписать историю. Уничтожить всю эту временную линию, стереть все страдания, каждую смерть, сделать так, что всё с первого раза пойдёт правильно. Но стоит ли? Я убью сто семь миллиардов человек и бесчисленное множество других разумных созданий, и даже не буду уверен, что стёртые страдания действительно «не считаются».

Я могу взять всех с собой, но какой тогда смысл? Они будут помнить всю свою боль, и если мы будем менять историю, то их близкие даже не родятся.

Нет. Я отправлюсь в прошлое один. Я буду невидимым, бестелесным, я не сдвину в реальности ни атома. Я пройду мимо всех страданий, что увижу, и не помогу, как бы ни хотелось. Я не знаю, что будет в случае парадокса. Но я запомню всех, кто жил и умер без эйдоса, запомню их до последнего нейронного импульса. И когда я вернусь в настоящее, я смогу просто сотворить их. Никто не будет по мне скучать, потому что никто не заметит моё отсутствие. И если кто-то спросит, как я воскресил всех смертных, я просто скажу что-то про время-шремя.

Я стиснул крылья чуть сильнее.