Ночь длиною в жизнь (джен)

Шел третий час совещания неполного состава Уизенгамота, когда совы стали прибывать в таком количестве, что пришлось наложить на зал чары, временно прекратив доступ почтовых птиц к адресатам, и поднять на дежурство всех сотрудников министерства. Поэтому одно срочное письмо глава Уизенгамота прочел лишь под утро — секретарь заседания не счел его важным.

«Уважаемый профессор Дамблдор!

Дом в развалинах.

Мальца не нашел.

Магглы набежали позже.

Хагрид».

Надо отметить сразу, что письмо профессору Дамблдору весьма и весьма не понравилось. Он нахмурился, и если бы мы могли услышать его мысли, то узнали бы, что он задает себе один и тот же вопрос: «Неужели предатель убил мальчика?».

Неизвестно, о том ли мальчике тревожился глава верховного суда магов, но в то же самое утро один годовалый ребенок сладко спал в обычном номере обычной пригородной гостиницы Лондона. Крошечная детская кроватка, трансфигурированная из стула, покачиваясь, тихонько приподнималась в воздухе, если малыш начинал беспокоиться, — излишняя предосторожность после бессонной ночи в Годриковой Лощине.

Слева от волшебной колыбели на журнальном столике стояла клетка с крысой. Крыса вела себя на удивление по-человечески. Пока бодрствовал взрослый постоялец, она делала вид, что спит, однако как только он заснул — крыса принялась шмыгать по клетке, пытаясь ее раскачать и столкнуть со столика вниз. То ли ее привлекала пустая бутылка огневиски, закатившаяся за кресло, то ли были еще какие-то свои крысиные дела, но тот, кто сейчас спал поперек кровати одетым, не разувшись и не раздевшись, неплохо колдовал.

Да-да, то был настоящий колдун, заселившийся поздно ночью или рано утром, как посмотреть, в мотель «Sweet Dreams». Администратор Джон Смит видывал разных постояльцев, но байкера с ребенком в одной руке и крысой в другой — впервые. Несмотря на то что клиент заплатил сразу за два дня, Смиту он казался подозрительным. Шума ни от него, ни от ребенка никто не слышал, и одно это уже настораживало. Где вы видывали такого тихого ребенка? Кроме того, горничная Глэдис отказалась убирать номер пятьдесят два, потому что испугалась летающей детской кроватки и чересчур умной, но немой крысы, жестами упрашивавшей открыть клетку. Джон, чтобы не слушать небылиц, отправил горничную домой отдохнуть от переутомления (раз уж дошло до полетов мебели, которая должна твердо стоять на земле), а сам задумался. С одной стороны, в летающие предметы ему верилось слабо, а с другой — возникал вопрос: откуда вообще в их захудалом мотеле взялась детская кроватка? У постояльца точно ничего подобного с собой не было. Не мог же он кроватку растворить в воздухе, или, как Мэри Поппинс, пронести в саквояже? Кстати, и саквояжа в наличии не имелось, только огромный мотоцикл, застывший сейчас на заднем дворе.

Джон Смит посмотрел сквозь стеклянную террасу на залитый асфальтом двор с засохшими клумбами, где стоял металлический монстр, и цокнул: вот до чего дошла техника. Интересно, тяжело ли им управлять? Мотоцикл казался слишком здоровым даже для верзилы-баскетболиста. И кто такие выпускает? Наверняка, Штаты, янки страдают гигантоманией. От них вся мода и пошла. На длинные волосы. На джинсы. На кожаные куртки. На бродячий образ жизни.

«Хорошо хоть этот пристойно одет, — подумал Джон, промокая лоб носовым платком, — настолько пристойно, насколько оно возможно для таких ребят. И по нему не заметно, что он пренебрегает гигиеной, что байкерам весьма и весьма не свойственно».

Он еще раз взглянул на мотоцикл и вздрогнул. Во дворе стоял молодой парнишка в потертом коричневом костюме, слишком легко одетый даже для необычайно теплого в этом году ноября. Он точно не жил в мотеле и точно не мог очутиться там, не пройдя мимо Смита.

«Наверное, я задремал, — решил администратор, — а из-за прошедшего Хэллоуина впадаю в мистику. Сейчас продеру глаза, и парень провалиться сквозь землю».

Но у гостя, с интересом осматривавшего байк, оказались несколько другие планы. Он, заметив, что на него смотрят, пересек широкими шагами двор, подошел к стойке Джона и представился:

— Рем Люпин.

Джон моргнул, но это не помогло: молодой человек стоял прямо перед ним и не думал никуда проваливаться.

— Простите, что отрываю вас от дел… — Смит еще раз моргнул и оглянулся: никому, кроме них двоих, в такую рань не пришло в голову бодрствовать. Да и он сам почти задремал, так о каких делах толкует этот парень?

Посетитель встрепенулся, сунул руку под пиджак — видимо, прихватило сердце. Заглянул за спину администратора. Естественно, ничего там не обнаружил и не без облегчения продолжил:

— …но не будете ли вы так любезны напомнить, в каком номере остановился мой друг?

— Ваш друг? — хрипло спросил Смит, чтобы хоть что-нибудь сказать. О ком идет речь, он, разумеется, понял.

— Да. Хозяин байка.

— В пятьдесят втором, но он сейчас спит.

— Благодарю, — коротко кивнул Люпин, направляясь к лестнице. Джон уловил быстрое движение: мистер Люпин что-то доставал из внутреннего кармана пиджака. Шагал он быстро и уверенно.

— Может, подождете здесь? — обратился Смит к неестественно прямой спине и виновато добавил: — А то разбудите ребенка.

Люпин резко затормозил и, обернувшись, глухим голосом повторил:

— Ребенка?

— Да, ребенка. Чудное дитя, честное слово. Спит как убитый который час — не то что другие. Жаль будет, если проснется.

— Как убитый?

Джон много раз встречал в романах, которые ему подсовывала жена, фразу «он застыл, как громом пораженный», а сейчас, наконец, смог увидеть, как это выглядит воочию. Люпин секунды две стоял белый как привидение, а потом рванул к лестнице.

— Я же не буквально! — крикнул ему вслед Джон, но его уже не услышали.

Если бы Смит поднялся за посетителем наверх, то снова бы удивился: как этому Люпину, который внешне совсем не походил на домушника, впрочем, как и на друга байкера, удалось быстро и беззвучно открыть запертую дверь? Хотя от современной молодежи чего угодно можно было ожидать.

Дверь с тусклыми латунными цифрами «52» бесшумно распахнулась, и Люпин осторожно заглянул в номер — его взгляд метнулся от зависшей в воздухе колыбели к «другу», раскинувшемуся поперек кровати. Длинные волосы полностью закрывали лицо байкера, как и вытянутая правая рука, в которой спавший что-то крепко сжимал. Что-то весьма похожее на волшебную палочку.

Пустую бутылку из-под виски Люпин тоже заметил. Поморщился, пройдя внутрь, и закрыл за собой дверь.

И тут его поджидал сюрприз.

— Expelliarmus, — медленно произнес бодрствующий друг.

Волшебная палочка, как ни пытался ее удержать Люпин, дернулась и вылетела из руки, ударилась об угол опускавшейся детской кроватки и покатилась к окну под столик. И достать ее пока не представлялось возможности: постоялец номера уже сидел на постели и не сводил с Рема взгляда.

РАЗ

Сириус, узнав вошедшего, с облегчением перевел дыхание и расслабился.

— А это ты, Рем, — протянул он и зевнул. — Не ждал тебя так рано.

— Мне зайти позже, когда ты выспишься? — съязвил Люпин.

— Зачем? — Сириус махнул палочкой, и дверь защелкнулась на замок. — Давай сейчас разберемся, — и замолчал, выжидательно глядя на безоружного друга.

Люпин разочарованно огляделся. Как же он не предусмотрел, что Блэк поставит сигнальные и звуконепроницаемые чары?

— Любопытно, давно ты такой осмотрительный? Знал, что найдут, и подготовился? — Сириус кивнул в ответ. — Только учти, я тоже подготовился и сказал орденцам, куда направляюсь.

Блэк недоверчиво посмотрел на Рема.

— Совсем не по-мародерски, и совсем на тебя не похоже.

На лице Люпина отразилась гамма эмоций, но он сумел сдержаться:

— Значит мы смогли взаимно удивить друг друга.

Сириус настороженно бросил взгляд на дверь и криво усмехнулся:

— Когда ждать гостей?

— Мы успеем поговорить, — коротко ответил Люпин и напряженно замолчал. С ним за компанию замолчал и Блэк, никогда ничего не державший в себе.

Так часто бывает, когда слов слишком много — так много, что минута тишины вибрирует, отдает эхом эмоций людей, ставшими за одну ночь сгустками оголенных нервов.

Люпин не выдержал такой тишины первым.

— Ты должен был понимать, Сириус, что безнаказанным на этот раз не останешься.

— На этот раз? — сразу ощетинился Сириус.

— Я молчать не стану.

Сириус хмыкнул и опустил волшебную палочку.

— То есть ты все-таки никому ничего сказал. Ни куда направляешься, ни к кому.

Они оба посмотрели на палочку Люпина, лежавшую на полу у окна. Потом друг на друга. И Сириус медленно заговорил:

— Ты пришел за моей жизнью… но ты должен меня выслушать.

— Ты сдал Волдеморту Джеймса!

— Да, — глухо подтвердил Сириус, — получается, что сдал. Но…

Люпин взглядом остановил его.

— Ты не думал, что так все закончится, ты хотел лучшего. Старая песня, я надеялся услышать что-то новое.

— Я действительно не думал…

Люпин сделал шаг к нему.

— Это ключевое. Ты никогда не думаешь, к чему могут привести твои поступки. Но и я не думал, что ты способен на такое, — лицо Люпина исказилось. — Еще несколько дней назад я бы не поверил, как не верят многие в Ордене. И это несмотря на то, что я знаю о Хижине, а они — нет.

— О Хижине? — удивился Сириус. — А при чем здесь Хижина?

— Как это при чем? — не меньше удивился Люпин. — Ты готов был подставить одного своего сокурсника, которого называл другом, и подвергнуть опасности другого. Необдуманно, конечно, без всякого расчета. Шутки ради.

— Необдуманно… без расчета… — глухо повторил Сириус и отвернулся.

Как объяснить Луни, что как раз беда случилась из-за тщательно обдуманного поступка? Спланированного. Казавшегося безупречным. И так неожиданно давшего сбой.

Он сам доверился не тому человеку, а пострадали другие.

Люпин перевел взгляд с друга на свою палочку, что-то прикидывая, а потом посмотрел на столик. И, наконец, разглядел клетку с крысой.

В висках гулко застучало: «Тук-тук-тук».

Здесь и сейчас, увидев клетку, Рем окончательно поверил в предательство. Когда шел за бывшим другом, то ждал оправданий — вопреки здравому смыслу, вопреки словам Дамблдора, вопреки разрушенному дому.

— Это Питер? — хрипло спросил он.

Крыса и до того вела себя беспокойно, а теперь и вовсе сошла с ума: она беззвучно несколько раз раскрыла рот, жестами указывая на постояльца, пробежалась туда-сюда и снова принялась раскачивать клетку.

— Сам видишь, — Сириус повернулся, и Люпин увидел, как у него дернулся левый угол рта. А голос... голос дрогнул.

— Но почему? Сириус, почему?.. — растерялся Люпин.

В это «почему» входило все: и почему ты его не убил, почему ты медлишь со мной и что тут за балаган с детской кроваткой?

Сириус не ответил, и неприятную тишину прорезал детский плач.

Кроватку закачало сильнее, но ребенок не унимался.

Блэк легким взмахом палочки опустил ее на пол и растерянно посмотрел на Люпина:

— Отчего он плачет?

Люпин стоят и смотрел на растерянное и осунувшееся лицо друга, на бившуюся в беззвучной истерике крысу и ничего не понимал, кроме одного.

— Жив? — не спросил, а выдохнул он, подходя ближе.

Мальчик определенно был жив. И ревел во все горло.

— Что ему нужно? — обеспокоенно спросил Сириус. И Люпина поразило, сколько всего в этих простых словах смешалось: и тревоги, и теплоты, и страха.

— Э-э… может, он хочет есть? — предположил Рем.

Сириус выглядел озадаченным.

— А чем их кормят?

Люпин пожал плечами:

— Не знаю. Молоком, наверное. И мать должна кормить. Вот только…

Вот только не было у маленького мальчика больше матери.

Люпин еще раз взглянул на крысу в клетке и на друга.

— Не понимаю, — как можно спокойней проговорил он. — Ты ведешь себя так, будто невиновен. Будто виновен Питер, а ты… Мерлин! — он понял, хотя Сириус вслух не произнес ни слова. Разве что взглядом.

Комната поплыла, будто кто-то раскачал гостиницу. Сириус невесть откуда материализовал стакан с виски и вложил другу в руки. Отпив за раз залпом гораздо больше, чем обычно, Люпин отдышался и договорил:

— Вы выбрали другого хранителя!

ДВА

— Он спит? — шепотом спросил Сириус.

— Да. Попил молока и уснул. Смелый весь в…гм… не боялся ни капли. Хотя меня явно не помнит, все-таки в последний раз я был у…гм… месяц назад. А ты чего так долго?

— Магазины закрыты!

— Как закрыты? — не понял Люпин. — А на Диагон-аллее?

— В первую очередь, на Диагон-аллее. Все празднуют.

«Празднуют» у Сириуса не вышло совсем. Голос на этом слове треснул.

Им праздновать было нечего. Победа досталась слишком дорогой ценой.

— Значит, ты ничего не купил.

— Нет. Но пришел не с пустыми руками, — он вытряхнул на пол из карманов маленькие свертки, затем махнул волшебной палочкой и произнес: — Engorgio!

Свертки стали расти, и вскоре вся комната была уставлена ими.

— Откуда? — удивился Рем.

— Сгонял в гости к кузине. Она поделилась. Мы долго разбирали вещи, у нее все-таки дочь. Смотри, что есть, — он открыл одну из маленьких коробочек, — это мне племянница для Гарри подарила. От сердца оторвала свою любимую игрушку.

Из коробки вырвались три золотых колокольчика, взмыли вверх и зависли над кроваткой.

— Они так красиво звенят, когда пытаешься до них дотронуться, и ускользают.

— Словно снитчи!

— Словно снитчи, — эхом повторил Сириус. — Поэтому я побывал еще и в Лощине.

— Нет.

— Нашел… метлу Гарри. Она целая. Странно, да? Дом разрушен, люди мертвы, а какая-то дурацкая игрушка…

Он просидел там несколько часов, словно в кошмарном сне снова и снова вспоминая прошлую ночь: как его весь вечер грызло беспокойство, как тревога усилилась, когда Питера не оказалось дома, как он увидел дом друзей. Еще не найдя на пороге Джеймса, он уже все понял...

Снова навалилось отчаяние, от которого его тогда шатало, и он буквально ничего не соображал, пока не наткнулся на Гарри. Живого Гарри. Казалось, в голове щелкнул переключатель: свои потери всегда успеешь оплакать, от своей вины никогда не отмыться, на спасение надежды нет, зато есть Гарри. Последнее, что осталось от...

— Сириус!

Выбираясь из дома с Гарри на руках, почуял крысу. Не раздумывая, действуя на уровне рефлексов, вокруг крысы наколдовал клетку — перед тем как убить, хотелось поговорить. Но сперва нужно было позаботиться о сыне Джеймса.

Так они втроем оказались в гостинице, где их и нашел Луни.

— Сириус! — снова позвал Рем. — Поэтому ты так долго? — понимающе спросил он. — Не мог уйти оттуда?

Сириус просто кивнул в ответ.

— Я бы не смог пойти туда, — признался Люпин. — Пусто...

— Наоборот, в Лощине полно веселящегося народу. Даже магглы празднуют, хотя не понимают, что именно.

— И тебя никто не видел?

— Меня все видели как Бродягу. И я всех видел.

— Так не пойдет, — нахмурился Люпин. — Надо срочно брать Питера и идти к Дамблдору. Кстати, что с ним такое? Почему он онемел?

— Верещал как резаный, а Гарри не мог уснуть. — Рем ждал другого ответа, и Сириус пожал плечами. — Подумаешь, обычный Silencio наложил.

— Я что-то такое и предполагал, — улыбнулся Люпин. — Хорошо.

Он махнул палочкой, и клетка сама прыгнула ему в руку.

— Нет, — слова Сириуса остановили Рема у двери. — Мы должны сами с ним разобраться.

— Сами? Но где? Здесь? С Гарри?

Сириус задумчиво покачал головой. В самом деле, хватит уже с мальчика потрясений. Но поговорить с Питером надо. Пусть даже и в штабе Ордена.

— Я с тобой.

— Кто-то должен остаться с Гарри.

— Ты останешься с ним, а я…

— Он скоро проснется.

— Чтобы поесть...

— Сириус, Гарри не новорожденный, чтобы только есть и спать.

— Он любит играть, — вспомнил Сириус.

— И он знает тебя, даже зовет по имени... поэтому... И… не стоит тебе туда идти, ты…

Сириус вскинул голову:

— Ты считаешь, что я не смогу сдержаться?

Люпин покачал головой:

— Я считаю, что тебя не станут слушать.

— Тем более!

— Сириус, тебя ищет министерство. Любой аврор и слова не даст сказать, ударит непростительным.

Блэк долго молчал, потом нехотя кивнул:

— Хорошо.

— Ты нужен сыну Джеймса, — мягко проговорил Рем, — а он нужен тебе...

ТРИ

Люпин вернулся затемно. Гарри на этот раз не спал: летал по комнате с колокольчиками и смеялся, когда Сириус пускал из палочки клубы разноцветного дыма. Как Джеймс. Столько раз он наблюдал семейную идиллию и вот теперь заменяет родителей, как будто можно их заменить.

— Все в порядке. Питер заговорил, — первое что сказал Люпин, а, увидев клубы дыма и услышав смех Гарри, улыбнулся через силу. — Он сейчас, наверное, уже в Азкабане.

— А суд? — не понял Сириус.

— Чрезвычайное положение, на всех судов не хватает. К тому же, Дамблдор расспросил его обо всем. Открылись любопытные вещи.

— Какие?

— Питер прятался в доме у Поттеров, под видом крысы, когда туда заявился Волдеморт, поэтому картина происшествия самая наглядная. Первым погиб Джеймс, но ты это и так знал. А вот Лили, ее никто не собирался убивать, и она заслонила собой ребенка...

Люпин рассказывал будничным тоном, и чем спокойней он говорил, тем сильней хотелось Блэку разом выть, рвать и метать. И уж точно — задушить крысу.

— Не нужно было отдавать им Питера, Рем, — хрипло произнес Сириус. — Мы должны были сами с ним разобраться.

— Первое смертельное заклятье взяла на себя Лили, а второе отразилось от Гарри в Волдеморта, — словно не расслышав друга, продолжил Люпин.

— Отразилось? — ошарашенно переспросил Сириус. — Но почему?

— Я тебе хотел задать тот же вопрос. Не встречал ли ты дома в книгах чего-нибудь подобного? Что могло спасти мальчика?

Сириус вспомнил домашнюю библиотеку — тяжелые фолианты, наполненные темномагической ерундой: ритуалы, заблуждения, истоки магии.

— Вроде нет… не знаю. Разве что… отдача материнской жертвы могла сыграть свою роль. Но чтобы так… — Сириус покачал головой.

Люпин кивнул.

— Альбус думает в том же ключе. О магии крови. О том, что жертву можно усилить. Если...

Сириус вскочил с места:

— Отдать Гарри сестре Лили?

Гарри понял, что дыма больше не будет, и потянулся к дальнему колокольчику. Тишину нарушил печальный звон.

— У нее как раз маленький сын, на месяц старше.

— Нет!

Луни и Бродяга стояли друг напротив друга. Никто из них сдаваться не собирался.

— Ребенку нужна мать.

— Мать — да. Но не тетя.

— У Гарри много врагов...

— Я буду рядом!

— Я тоже, но...

— Они меня назначили опекуном, Рем. Меня. Не сестру, с которой Лили не ладила.

Люпин устало сел на стул.

— Ты не понимаешь…

— Я все понимаю, — отрезал Сириус. — Скажи, чему магглы смогут его научить? Кто ему расскажет про Джеймса и Лили? А как они воспримут первые проявления магии?

— Сириус, — слабо улыбнулся Люпин, — я рад, что тебе Гарри нужней, чем ты ему. С ним у тебя есть смысл жизни.

— Что в этом плохого?

— Ничего, кроме того, что родовая защита — сильнейшее средство. У мальчика много врагов. Все считают его равным Волдеморту, потенциально равным.

— Это защита хороша только до совершеннолетия. А потом он будет уязвим. Смысл?

— Знаешь, — улыбнулся Рем. — Я Альбусу привел те же самые аргументы. Он возражал и убедительно...

— Установим на дом Fidelius, если Дамблдору так спокойней, пускай даже на этот раз сам становится Хранителем.

— Ты свой дом продал, — напомнил Рем.

— Да, продал, когда Джеймс и Лили вынужденно прятались в разных местах. Чтобы быть рядом и в случае чего прийти на помощь. Мы трижды уходили от Волдеморта, — голос Сириуса дрогнул, — пока не придумали эту авантюру с хранителями.

— Авантюра началась, когда Джеймс отказался слушаться Дамблдора, — возразил Люпин, — а мы стали сомневаться друг в друге, но не в Питере.

— Я подозревал тебя, — признался Сириус.

— Потому что меня не было рядом во время нападений?

— И поэтому тоже...

Гарри кувыркнулся в воздухе, и Сириус с Ремом тут же подскочили, чтобы поймать его. Широко улыбаясь, мальчик сам уцепился за шею крестного:

— Сиииус, ня… — разжал кулачок. На маленькой детской ладошке звенел колокольчик.

Рем и Сириус переглянулись и рассмеялись:

— Ловец.

Сириус усадил мальчика в кроватку.

— Рем, — спросил он совершенно серьезно, — если бы у меня был сын и Джеймс остался в живых, как бы он поступил?

Люпин не стал произносить очевидное: Джеймс бы никогда не отказался от крестника и никому бы его не отдал.

РАЗ

— Так, Гарри, ну-ка, давай еще раз.

Сириус, раскачиваясь на стуле, неторопливо посылал игрушку за игрушкой в большую разноцветную корзину, находившуюся на другом конце комнаты. Полуторагодовалый Гарри сидел на полу и копировал крестного. Настоящей волшебной палочки у него не было, но малыша ее отсутствие не смущало. Он размахивал игрушечной, на кончике которой сидел клоун и пищал, если Гарри задевал палочкой об пол.

Они уже несколько месяцев жили в графстве Корнуолл, в небольшом домике на солнечном побережье Атлантики. После Годриковой Лощины, когда одна ночь заморозила Блэка на всю жизнь, ему везде было холодно. Поэтому постепенно и не вполне осознанно он перебирался на юг, к теплому Гольфстриму. Хотя искренне считал, что они переезжают только в целях безопасности.

— Смотри, — Сириус взмахнул палочкой, и большой надувной мяч поплыл к корзине. — Теперь твоя очередь.

Люпин, когда гостил у них, обычно не выдерживал и под предлогом, что Гарри пора спать, сам убирал все игрушки.

— Ты с ума сошел, Бродяга, — говорил он Блэку, — требуешь от ребенка умения контролировать свою магию.

— Если он умеет ее контролировать во время полета на метле, — отвечал Сириус, — то уж с отсылающим заклятьем запросто справится.

— Дети развиваются быстро, — возражал Рем, — но ты хочешь, чтобы он сразу стал взрослым. Так не бывает.

Но Сириус не уступал.

Гарри щелкнул палочкой и заливисто засмеялся. Ни одна игрушка не двинулась с места.

— Хорошо, — Сириус переместился со стула на пол, — давай развивать меткость.

Он схватил пирамидку и бросил ее в корзину. Как ни странно, новая игра Гарри понравилась больше, чем старая. Правда, докинуть игрушку хотя бы до центра комнаты ему никак не удавалось, однако минут через пять около них на расстоянии вытянутой руки не осталось ничего, что можно было бы с удовольствием метнуть.

— Да, Гарри, — с серьезной миной проговорил Сириус, — карьера квиддичного охотника тебе не светит.

— Иаове! — шумно высказал свое мнение Гарри.

— Ты ловец? — засмеялся Блэк. — Не хочешь, значит, быть охотником, как папа?

— Иовеитамете! — крикнул Гарри и для пущей убедительности щелкнул палочкой. Надувной мяч метнулся из корзины в сторону малыша. Сириус растерялся, глядя, как мяч врезается точно в лоб и опрокидывает ребенка на пол.

Гарри, конечно, разревелся от обиды.

— Хватит, хватит, ловец, — сконфуженно пробормотал Блэк, хлопая крестника по плечу. — Ты же мужчина, а мы не плачем. В следующий раз будешь не зевать, а ловить мяч.

Гарри его не слушал. Поэтому Сириус взял малыша на руки и принялся укачивать, хотя Гарри никак не хотел утихать.

— Сейчас придет Рем и снесет мне голову за то, что ты еще не спишь. Ну же… Гарри…

Но малыш не думал униматься.

Оставалось последнее средство. Осторожно опустив Гарри на пол, Сириус перекинулся в Бродягу.

Большой пес подошел к малышу и лизнул его в щеку.

— Авав! — восторженно закричал Гарри. Слезы тут же высохли, как по волшебству. Мальчик схватил собаку за влажный черный нос, и Бродяга заскулил. Ему было не больно, но очень неприятно. Наверное, так же, как Гарри несколькими минутами раньше.

Дверь отворилась, и мальчик с собакой повернулись встретить Луни, но на пороге комнаты стояла черноволосая женщина в темно-зеленой мантии и колдовской шляпе.

ДВА

Сириус узнал гостью, и мгновенно перекинулся обратно. Женщина никак не выдала своего изумления, хотя трюк с анимагией ей пришелся по вкусу, и с интересом взглянула на ребенка.

— Так это и есть победитель Волдеморта?

Сириус взял Гарри на руки. А тот во все глаза смотрел на пришедшую и улыбался.

— Как странно, — продолжила она, не спуская глаз с Гарри, — что такой маленький ребенок смог остановить самого сильного мага столетия. Неужели полукровка сильней своего чистокровного отца и сильней Темного Лорда?

— Иаове! — сообщил ей на всякий случай Гарри.

— Простите? — удивилась она.

— Иабуаоец!

— Он говорит, — пояснил Сириус, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, — что он ловец. И будет как отец.

— Последний в чистокровном роду Поттеров… — тихо произнесла гостья. — А воспитывает его последний Блэк.

— Меня вычеркнули из рода, если помнишь. К тому же, я не последний…

— Последний наследник. Девочки — уже не то.

Они неприязненно уставились друг на друга.

— Я ушел из дома…

— Пренебрег семьей.

— В шестнадцать лет…

— Сбежал…

— Ты вычеркнула меня из рода, лишила наследства…

— А Альфард его вернул…

— Ты не изменилась… почти…

Они помолчали. А потом гостья произнесла:

— А ты возмужал. И воспитываешь ребенка…

— Сына магглорожденной волшебницы, — специально уточнил Сириус, но его поправили:

— Победителя Волдеморта.

Сириус дошел до манежа и посадил заскучавшего Гарри туда. Тот во все глаза глядел на странную женщину, которая прогнала Бродягу, и уже начинал хмуриться.

— Тебе раньше была важна не сила, а лишь чистокровность, — заметил Сириус.

— Мальчик победил того, кто… — Гостья впервые за весь разговор запнулась, и сразу стали видны и ее возраст, и слабость, которую она всячески маскировала надменностью и строгостью.

— Да, он победил того, кто убил Регула.

Сириусу очень хотелось сказать вместо «Регула» — «твоего наследника, которого ты сама отдала Волдеморту», но он не смог. Глядя на нее такую, он впервые дрогнул.

От произнесенного имени гостья поежилась. И Сириусу бросилась в глаза седая прядь в черных волосах. Сердце сжалось, и снова стало холодно.

— Как ты меня нашла? — хрипло спросил он и добавил, с очень большим усилием: — Мама.

Она вскинула голову, и у нее заблестели глаза.

— Я могла найти тебя в любую секунду. Как и Регула раньше. Но я его не нахожу третий год, а это значит, что…

Она не договорила, но Сириус понял.

— Я слышал, — произнес он, — что Регул хотел уйти от Волдеморта.

Вальбурга Блэк кивнула.

— Дома ничего не изменилось, я не трогала его комнату. И твою тоже. Все так, будто вы скоро приедете домой на каникулы. Пусто и холодно. Четыре этажа пустоты…

Сириус смотрел на нее и не мог дышать.

Помог ему Гарри. Ему наскучило, что взрослые заняты своими делами, поэтому он махнул палочкой, и игрушки, все еще разбросанные по полу, взметнулись вверх.

Разом потеплело. И появилось возможность глубоко вдохнуть.

— Стихийная магия? — одобрила Вальбурга и стала как прежде.

— Не просто стихийная магия, а практически контролируемая магия, — с гордостью отозвался Сириус и повернулся к ребенку. — Молодец, Гарри! — похвалил он его.

Гарри залился смехом.

Минуты утекали одна за другой, и Сириус с матерью больше ни о чем серьезном не разговаривали. Он уложил Гарри спать и долго сидел возле кроватки, потому что малыш, впечатленный событиями, никак не хотел униматься.

Вальбурга коснулась палочкой кроватки, и взметнулись вверх, как бабочки, мелкие звезды, так похожие на звезды из фольги, которыми обычно украшают покрытые глазурью пирожные. Гарри и Сириус во все глаза смотрели на них. Вальбурга улыбнулась и внезапно стала моложе.

А когда звездочки зашелестели колыбельную, Сириус внезапно вспомнил, как мама приходила к ним в детскую, запускала звезды и пела ее. Сколько же им было лет?

Спи малыш, усни скорей,

Чтобы вырасти быстрей.

Все заветное во сне

Пусть придет, мой сын, к тебе.

Спят игрушки, звезды спят,

Ждут во сне они ребят.

Все напасти нипочем,

Если спишь глубоким сном.

Спи малыш, усни скорей,

Чтобы стать во сне сильней.

Гарри убаюкала бесхитростная песенка, и Вальбурга собралась уходить.

Сириус, провожая ее до дверей, неожиданно пообещал:

— Я вернусь домой.

Она застыла, не веря услышанному. А Сириус обернулся, взглянул на сопевшего Гарри и поправился:

— Мы вернемся домой.

И холод окончательно отступил.

ТРИ

Летнее солнце палило нещадно, поэтому у мороженщицы собралась небольшая очередь.

— Пропустим даму? — спросил Сириус у Гарри, и они посторонились, пропуская вперед смешную рыжеволосую женщину с двумя точно такими же рыжеволосыми детьми: мальчиком-ровесником Гарри и девочкой чуть помладше.

— Выбрал, что будешь?

Гарри замер, наблюдая, как женщина ищет и никак не находит нужную купюру в свой сумочке. Мороженщица терпеливо ждала.

— С шоколадной крошкой, — сообщил он.

А потом... потом он будет фруктовый лед.

До школы оставалось две недели, и крестный решил, что перед сентябрем хорошо бы попрощаться с миром магглов. Поэтому они с утра колесили по Лондону, как два неволшебника. Зашли в кинотеатр и посмотрели мультфильм об утках-магглах. Покатались на теплоходе по реке и теперь просто гуляли по парку.

Очередь дошла до них, и сонная продавщица мигом оживилась.

— Два ореховых? — бойко спросила она, поправляя прическу.

— Нет, — ответил ей Гарри, — два шоколадных.

— А я буду клубничное и тебе попробовать не дам, — возразил Сириус и подмигнул крестнику.

— Какой у вас серьезный сын, — сказала мороженщица, подавая Гарри два стаканчика, пока Сириус расплачивался.

— Мы просто играем, — засмеялся последний.

— Во что? — кокетливо спросила девушка. Отпускать покупателей ей не хотелось.

— Гарри доказывает мне, что достаточно взрослый, чтобы погулять одному с собакой. Еще пятнадцать минут, и я безнадежно проиграю.

— Ты не хочешь превращаться в Бродягу? — обеспокоенно спросил Гарри, когда они отошли в сторону. — Тогда не надо, конечно. Я думал, тебе будет весело.

— Я просто не смогу с тобой разговаривать, — пояснил Сириус. — Только слушать.

Мороженое приятно холодило нёбо, но Гарри почти не замечал вкуса.

— Значит ты все понимаешь, когда становишься Бродягой?!

— Уж поверь, кто съел шоколадушки до ужина и раскидал карточки, я бы догадался, даже если бы не видел своими глазами. То есть глазами Бродяги.

— Не понимаю: Бродяга, получается, и собака, и человек?

— Уж не обычная собака — это точно, — хмыкнул Сириус. — Ешь свою порцию, а то Бродяга отнимет.

Гарри быстро доел мороженое и почти не испачкался.

— Что-нибудь хочешь еще?

— Расскажи мне о папе. Он в кого превращался?

Гарри давно уже знал, что папа мог превращаться в оленя, но ему было очень приятно слушать истории про родителей снова и снова. Сам он еще не решил, кем хочет оборачиваться: оленем или собакой (лучше, конечно, и тем, и другим, но крестный сказал, что так не бывает). Для этого Гарри усиленно занимался, заучивая заклинания, чтобы в школе их попробовать.

В школу очень хотелось. Перед сном он доставал коробочку с волшебной палочкой и любовался ею: какая она удобная и красивая. А школьные мантии, а учебники, которые пахли типографской краской? Ему так хотелось поскорей увидеть коридоры Хогвартса, чтобы повторить все подвиги Мародеров.

— Значит, вы с папой сразу подружились? Как друг друга увидели?

— Сразу, — подтвердил Сириус. — Можно сказать, с первого взгляда.

— А у меня тоже сразу появится друг? — Гарри попытался унять волнение. Сириус с улыбкой смотрел, как маленький Поттер ерошит волосы и поправляет очки.

— Обязательно появится, — пообещал Сириус. — А если не сразу, не забывай, что у тебя уже есть Бродяга.

Гарри развеселился, представив себе, как он с Бродягой исследует замок, все тайные проходы зарисовывая на карту.

— Ты сможешь приехать? Как Бродяга? — смущенно спросил он.

— Обязательно, если понадобится. Только свистни.

— А ты услышишь?

— Конечно. Но я думаю, что ты и без меня справишься.

Они обошли весь парк, когда Гарри предложил:

— А давай заглянем на Диагон-аллею?

— Но ведь она не относится к миру магглов, — удивился Сириус.

— Я же ее полгода не увижу, — возразил мальчик.

— Что же… пошли. К твоему любимому магазину.

У витрины «Все для квиддича» толпились не только мальчишки, но и взрослые, так как сегодня выставили новенькую модель «Нимбуса».

— Жаль, первокурсникам нельзя играть в квиддич, — вздохнул рыжий мальчик, которого они уже встречали в парке.

— А ты за кого хочешь играть? — спросил у него Гарри, любуясь метлой.

Рыжий мальчик почему-то смутился.

— За вратаря, — неохотно буркнул он.

— А я бы за ловца сыграл, — Гарри по привычке взлохматил волосы, и рыжий мальчик увидел шрам.

— Ты! — выдохнул он.

— Тсс, — Гарри пригладил челку и оглянулся по сторонам. — Да. Я Гарри Поттер. Только тише, а то начнется… А как тебя зовут?

— Рон, Рон Уизли. Значит, это ты победил Того-Кого-Нельзя-Называть? — шепотом спросил рыжий мальчик.

— Волдеморта? Нет, конечно, — тихонько отозвался Гарри.

— Но все говорят…

— Ерунду!

На них стали оглядываться, и мальчики отошли в сторону.

— Откуда у тебя шрам? — не унимался Рон.

— Оттуда, — раздраженно ответил Гарри. — От Волдеморта, конечно, — в глазах Рона зажглось восхищение, и Гарри быстро добавил: — Но я его не побеждал.

— А кто тогда?

— Мои родители, — произнес он таким тоном, что Рон не осмелился ничего уточнять и замолчал.

Гарри легко сменил тему:

— А ты на какой факультет хочешь попасть?

— Все мои братья учатся в Гриффиндоре. И родители оттуда, так что, скорее всего, я там и окажусь.

— Правда? — оживился Гарри, — Мои родители там учились. И крестный тоже, — он повернулся, но вместо Сириуса увидел черного волкодава.

— Что это за зверюга? — обеспокоенно прошептал Рон. — Ты ее знаешь?

— Конечно, это же Бродяга. Бродяга хороший, — Гарри погладил пса, и через мгновение к нему присоединился новый друг. — Знакомься, Бродяга, это мой друг — Рон.

— Очень приятно, — буркнул Рон и смутился. Ему показалось, что пес понимает человеческую речь.

РАЗ

В сумерках таяли силуэты ряженых и слышался смех прохожих — то магглы и волшебники праздновали Хэллоуин. В окнах домов сквозь прорезанные щели тыкв пробивалось беспокойное пламя свечей, и казалось, будто в воздухе разлита тревога.

Тревога выгнала Сириуса из дома шляться по улицам, заставила ускорить шаг, чтобы избавиться от смятения, но беспокойные мысли не отступали. «Что-то должно случиться», стучало в висках, и липли от пота ладони.

Что-то должно случиться...

Сверху накрапывал дождь, и порывами налетал ветер. Несмотря на холод, Сириус не мог себя заставить вернуться в тепло, не мог заставить себя проверить убежище.

На него словно нашло странное оцепенение, будто в тягучем кошмаре, из которого самостоятельно не вырваться.

Бумажные пауки на витринах магазинов, размалеванные детские лица.

Сквозь шум ветра донесся отрывок разговора:

— Мне купили крысу, — говорил мальчишка другу, — а она удрала.

Слова отрезвили Сириуса, и он бросился за мотоциклом, забыв, что умеет аппарировать, забыв про все на свете.

Рев мотора оглушал. Выжать газ до отказа и сквозь облака рвануть вперед. Убедиться, что все в порядке и причин для паники нет.

Над землей неистово хлестал дождь. Руки тут же свело от холода, и зубы принялись выбивать дробь. Сириус глубоко вдохнул и попытался расслабиться — дрожь отступила.

Землю затянуло белым саваном. Не видно ни огней, ничего живого. Ночной полет все больше походил на дурной кошмар.

Липкий страх охватил Блэка: неужели я один остался в живых?

«Я не сплю, над землей туман, все живы», мысленно твердил он как заговор.

Несмотря на то, что он мягко зашел на посадку, переднее колесо подпрыгнуло от удара по тугой бетонной ленте проселочной дороги, и Сириус пригнулся к рулю, чтобы удержать равновесие и усмирить мотоцикл. Тот не сразу поддался, еще раз подбросив вверх своего ездока, а потом послушно коснулся вторым колесом дороги и заскользил вдоль небольших деревенских домиков.

Третий поворот направо. Заглушить мотор, взметнув вверх ворох опавших листьев. Сквозь ветер и шум дождя поразиться шуму цикад. Под их стрекотание с гулко бьющимся сердцем подойти к дому.

Короткий опознавательный стук в дверь. Их выработанный шифр. И в ответ — тишина.

Сириус выхватил волшебную палочку и выкрикнул:

— Alohomora!

Дверь отворилась. Маленький домик как на ладони: гостиная, которая служила и столовой, и кухней; дверь в спальню, дверь в кладовую.

И везде пусто.

Холод сковал горло — ни закричать, ни глубоко вдохнуть. Странно пусто. Страшно пусто. А самое страшное, что нет следов борьбы, нет следов взлома. Убежище покинули по доброй воле.

Ему казалось, что он навечно примерз к полу, но на самом деле не прошло и минуты, как Сириус выскочил из дома, не потрудившись захлопнуть за собой дверь.

Он машинально повернул ключ в замке зажигания, левой рукой выжал сцепление, а ногой включил передачу и правой рукой добавил газу. Так плавно и быстро, так безукоризненно Сириус еще ни разу не разгонялся, но ему было не до того, чтобы заметить, запомнить и обрадоваться. Дорога побежала под колесом, и он снова продрог, но остановиться и наложить согревающие чары или наколдовать себе перчатки со шлемом не мог. Тревога гнала вперед, и Сириусу казалось, что он безнадежно опаздывает.

В Годриковой Лощине ветер выл, как бездомный пес, и гонял листья над землей. Сириус вывернул на темную улицу — туда, где жили друзья.

Меньше полминуты до конца ряда домов, меньше полминуты до того, как он увидел, что у последнего коттеджа нет ни крыши, ни второго этажа.

Жалобно застонали покрышки по мокрому асфальту — то Сириус резко выжал задний и передний тормоз; его стало заносить, но было уже все равно. Не дожидаясь остановки, он соскочил с мотоцикла, не заботясь больше о нем, и помчался к разрушенному дому, еще надеясь на чудо — не веря, но надеясь. Перемахнул через живую изгородь — до калитки слишком далеко.

На пороге дома холод добрался до сердца, и оно почти остановилось. Перед глазами закачалась и поплыла прихожая. Перед ним лежал друг: черные волосы взъерошены, очки набок. Глаза открыты, а в них вызов и решительность. С открытыми глазами Джеймс был живым; казалось, он замер и сейчас поднимется, захохочет от того, что напугал Бродягу.

Сириус опустился на колени и приложил руку к шее. Пульс не прощупывался.

Сириуса затрясло, но уже не от холода.

Сохатый. Такой живой, такой всегда теплый лежит на холодном полу, и ветер укрывает его мокрыми листьями.

Вдох-выдох, хочется выть и кататься по полу, но сила есть только для того, чтобы раскачиваться из стороны в сторону, как молодому ясеню на ветру. Сириус и сам не подозревал, как он прирос к Поттерам.

— Блэк? Сириус Блэк? — кто-то коснулся его плеча. Сириус поднял голову и увидел Хагрида с ребенком на руках. Хагрид продолжил что-то говорить, но Сириус его уже не слышал.

Гарри жив. Сын Сохатого жив.

Слова сложились сами собой, такие простые и такие правильные. Сириус поднялся с пола, не замечая, как покалывает в ногах.

— Отдай мне Гарри, Хагрид.

Хагрид замолчал и замотал головой.

— Никак нет, Сириус Блэк. У меня приказ Дамблдора: доставить мальца к тетке с дядей.

— Но я его крестный, — заспорил Сириус, — я должен его опекать.

Его еще слегка качало.

— Я его крёстный, я о нём позабочусь.

Возразил, но уже понял, что бесполезно, — не драться же с Хагридом. И спорить с ним бесполезно, нужно разговаривать с Дамблдором.

Но сперва... сперва нужно найти крысу… а для этого нужно отправить Хагрида отсюда, так как от его утешений больно, а раскисать Сириусу никак нельзя.

Решение пришло мгновенно:

— Как ты попадешь в Сюррей?

Хагрид удивился:

— Да как-нибудь попаду…

— Возьми мой мотоцикл, — предложил Сириус, — ключи в зажигании. Быстрее доберетесь.

Внутри все скрутило оттого, что он сам, своими руками отдает Гарри чужим людям.

— Благодарствую, а ты туточки будешь еще?

Хагрид что-то снова проговорил, и хоть на этот раз Блэк его услышал, смысл слов понял не сразу.

— Что? — рассеянно переспросил он. — Да, буду.

— Ну так я мигом туды-сюды и верну тебе его, лады?

— Лады.

Когда Сириус услышал шум мотора, холод заполнил его целиком, и он снова опустился к Джеймсу, чтобы закрыть другу глаза. И так и остался сидеть на коленях. Дважды порывался вскочить, чтобы броситься искать крысу, и дважды ему казалось, что Джеймс еще дышит.

ДВА

Очнулся Сириус от ледяного ветра, не чувствуя кончиков пальцев. Открыл глаза, не понимая, где находится — только что сидел в Годриковой Лощине над телом друга и слушал, как Хагрид увозит Гарри.

Хагрид увозит Гарри? Но ведь он, Сириус Блэк, нашел Гарри и никому не отдал.

Сириус взглянул наверх и не смог взять в толк, куда его занесло. Это точно не дом на Гриммо, не гостиничный номер, не маггловский коттедж. Грязный каменный потолок, шум дождя за стеной и тусклый свет. Голые стены.

Он судорожно выдохнул. Изо рта вырвалось облачко пара, и Сириуса ошпарило открытие: Азкабан.

Он находился в своей камере усиленного режима с двумя дементорами за дверью. Вот почему здесь так холодно, вот почему и во сне он замерзал, за одну ночь проживая две жизни: счастливую и свою собственную. Голод вызвал удивительные видения, и он чуть не забыл, для чего перестал есть.

«Не может быть правдой эта стылая камера. И последний сон про Лощину», горько подумал он, понимая обратное.

Как жаль, что цветные сны не были реальностью. Как жаль, что нельзя вернуться в них и досмотреть, чтобы узнать: станет ли Гарри ловцом, выиграет ли Гриффиндор кубок?

В Азкабане нет цветов — все серое. Нет солнечного дня, нет смеха, нет ничего радостного. Вместо всего, что было в сегодняшних снах. И обычные сны узников мало отличаются от будней. Воспоминания за двенадцать лет выцветают и становятся чужеродными, тем удивительней смотреть их в ярких красках и заново переживать. Даже если вспоминается роковая ночь, когда он всюду опоздал. Такую ночь не пожелаешь и врагу, но заново ощущать боль потери…

Ощущать заново — значит, быть живым.

Ах, если бы, если бы он не заезжал к Питеру, то успел бы в Лощину раньше Хагрида. И тогда бы не попал сюда, тогда бы не позволил крысе загнать себя в угол.

Сон… лишь последний сон был правдой, а все прочее — нет. Ему казалось, что он воспитывает Гарри, что Гарри его знакомит с другом.

Откуда он взял этого друга Гарри? Он определенно помнил, что видел его лицо.

Сириус оглядел камеру внимательней, и его бросило в жар. На табурете лежал потрепанный номер «Ежедневного пророка» с колдографией семьи, выигравшей путевку в Египет. На плече мальчика сидела крыса.

Питер в Хогвартсе, рядом с Гарри, и никто не знает, что шпион Волдеморта жив и на свободе.

И никто, никто кроме него не знает, что Питер жив.

Нужно срочно рвать отсюда когти.

ТРИ

Пес караулит у дверей. Как только принесут завтрак, он выскользнет за дверь, пробежит по бесконечному коридору, протиснется сквозь решетки и нырнет в ледяную воду. Вода ошпарит его холодом, но радость побега будет перегонять адреналин по венам и толкать вперед. Добравшись до земли, не отдышавшись и не обсохнув, пес помчится дальше. Когда Азкабан останется позади, а его обступит лес, он превратится в человека и глубоко вдохнет. Весь мир, что пытались выкачать из него дементоры, вольется обратно звуками, запахами, цветами, которые будут кружить, как кружит голову воздух свободы...

Дверь камеры приоткрылась, и пес рванул вперед…