Побег (джен)

Оконная рама с тихим шорохом подалась под чуткими пальцами. Сириус замер, настороженно прислушиваясь: не донесется ли откуда звук открывающейся двери или не заскрипит ли лестница под неторопливыми шагами Кричера, но нет, особняк на площади Гриммо был погружен в абсолютную тишину. Голову кружило от чувства вседозволенности, от осознания того, что еще шаг — и он будет свободен от давящей на плечи ноши чистокровных устоев, так чтимых дражайшей maman. Гнев, клокотавший в нем весь вечер, успел сойти на нет, и только где-то глубоко внутри продолжали тлеть отголоски накрывшей его в момент ссоры ярости.

Отойдя на середину комнаты, Сириус в последний раз проинспектировал содержимое рюкзака: шанса на возвращение за забытой вещью ему уже никогда не представится — это он понимал лучше всего. Да и не сильно-то хотелось возвращаться в дом, который так и не стал той гаванью, что так часто описывается в книгах. Может, для других членов семьи особняк на площади Гриммо и был крепостью, но для Сириуса он превратился в тюрьму, из которой надо было выбраться любой ценой, даже оставляя после себя окровавленные ошметки собственного сердца.

Первоначально Сириус хотел оставить записку брату, объяснить причины такого радикального шага, но потом вспомнил холодные серые глаза и легкую гримасу недовольства, сковывающую лицо Регулуса, и желание что-либо писать умерло на корню.

Палочка, заведомо вытащенная из бюро maman, приятно грела пальцы, и Сириус чуть рассеянно прокручивал ее, горя желанием напоследок отплатить семье за все те годы, что из него лепили наследника великого рода Блэк. Хитрая улыбка скользнула по его губам, когда взгляд упал на увешанные плакатами стены.

Когда-то он притащил их только для того, чтобы лишний раз увидеть, как перекашивается светски-невозмутимое лицо maman при виде его спальни. Тогда ему пришлось хорошенько прошерстить блошиный рынок Лондона, чтобы найти изображения максимально развратных, с его точки зрения, девиц и украсить ими стены. Результат превзошел даже самые смелые его ожидания: Вальбурга, лично отконвоировавшая его в комнату, брезгливо скривила губы и взмахом палочки сорвала плакаты.

— Не надо позорить меня отсутствием надлежащего воспитания, Сириус Блэк! — прогрохотала она на весь дом, презрительно оглядывая получившуюся бумажную кучу посреди комнаты.

Сириус до сих пор помнил ощущение эйфории от удавшейся каверзы и то, как посмеивался, склеивая плакаты и возвращая их на те же самые места. О да, это была самая лучшая гримаса maman за все то время, что он знал ее. Напоследок стоило обеспечить ей это прекрасное выражение лица надолго — и, подняв палочку, Сириус принялся обрабатывать изнанку плакатов заклинанием вечного клея. Очень хотелось верить, что maman не удастся снять их, даже если придется срывать шелковые шпалеры.

Полтора часа спустя, когда заклинанием были обработаны не только плакаты, но и вообще все вещи, лишний раз напоминающие о недостойном Блэка факультете, Сириус удовлетворенно вздохнул, оглядывая результаты своих трудов. Хотелось бы, конечно, увидеть реакцию maman, когда она наведается утром к нему в комнату с очередной порцией мозговыносящей ерунды, да время поджимало. Оставалось еще несколько невыполненных дел, которые непременно надо было завершить до того, как он окончательно распрощается с родительским домом.

Крадучись, Сириус вышел из комнаты, стараясь ступать как можно тише. Дом тихо поскрипывал перекрытиями, живя своей жизнью. Если бы Сириус лично в детстве пару раз не перерыл чердак в поисках фамильных призраков, он бы с легкостью мог предположить, что где-то среди никому не нужного мусора обитает милое привидение... хотя, если учесть, что семейку Блэков назвать милыми язык повернется разве что у пациента психиатрического отделения Мунго, привидение, скорее всего, окажется мрачным типом с ужасным характером, совсем как у дражайшего дедушки Финеаса Найджелуса Блэка, чтоб земля ему была камнями, как говорят магглы.*

Хорошо бы противный Кричер в данный момент тихо спал в своей убогой постели, а не шатался по дому с метелкой наперевес, смахивая с драгоценного фамильного фарфора несуществующую пыль, или же сидел на лестнице и влюбленно созерцал мумифицированные головы домовиков. От одного его мечтательного взгляда Сириуса начинало не на шутку тошнить: это насколько же надо было двинуться мозгами на службе, чтобы мечтать о том дне, когда тебе отрубят голову?..

Акт вандализма, задуманный Сириусом, уступал по размаху разве что готскому нашествию, которое вдребезги развалило Рим, как рассказывала Лили, однажды попытавшись увлечь их с Джимом историей маггловского мира. Увлечься историей они не пожелали, но этот пример намертво засел у Сириуса в голове. И сейчас наступило донельзя лучшее время, чтобы окончательно показать maman, что не так плох тот Блэк, который не всегда считается с правилами, как тот, который вообще не ставит их ни в кнат.

Уродливые головы, доводившие в детстве впечатлительного Регулуса до икоты, равнодушно взирали на него со своих подставок. Сириус склонил голову набок, задумчиво разглядывая будущее поле деятельности, а затем решительно закатал рукава и принялся творить.

Еще полчаса спустя Сириус ухмыльнулся и поправил трансфигурированному ночному горшку с характерными чертами домового эльфа ярко-малиновый колпак. Другие семь голов отличались от этой разве что узорами на пузатых стенках, да совсем уж дикими сочетаниями использованных Сириусом цветов.

Довольно хмыкнув, он с предвкушением потер руки и осмотрелся, гадая, сколько еще времени у него осталось в запасе. Как бы там ни было, диверсию века непременно надо было закрепить финальным штрихом, который будет для дражайшей maman сродни контрольному выстрелу.

Гостиная с главным сокровищем матери — фамильным гобеленом — встретила его настороженной тишиной, словно дом, не ожидая от наследника (бывшего наследника, тут же поспешил исправиться Сириус) ничего хорошего, внутренне готовился к вокальной разминке в исполнении громогласной миссис Блэк рано утром, когда она увидит, что ей подготовил «любимый» сыночек.

Золото нитей на темно-зеленом фоне неярко блестело в падающем из окон лунном свете. И Сириусу на мгновение стало жаль труд неизвестных мастериц его семьи, вдохнувших магию в этот кусок ткани. Но странный порыв быстро прошел, и, подняв палочку, Сириус легким движением руки вывел надпись «Born To Be Freedom!». Оглядев получившуюся картину, он остался недоволен результатом и, почти уткнувшись носом в гобелен, поставил завершающую точку, изобразив пацифистский знак мира. Буквы вышли большими и объемными, переливающиеся по краям огненными всполохами, отчего казалось, что они горят на ткани. Вышитые на гобелене имена почти полностью скрылись за нахальной надписью, занявшей почти все пространство. И лишь девиз семьи, вьющийся по самому краю фамильного древа, по-прежнему гордо вещал «Toujours pur».

— И поделом тебе, — мстительно прошептал Сириус, оглядывая надпись, только что украсившую старинный гобелен. — Недаром я так тебя ненавидел за все те часы, что maman заставила меня провести, изучая идиотских родственничков. Простите, миссис Поттер, это я не о вас.

Отвесив шутовской поклон исписанному гобелену, Сириус решительно развернулся и направился в свою комнату за рюкзаком. Настало время навсегда покинуть отчий дом.

_______

* Сириус неправильно цитирует пословицу, в силу незнания особенностей данного выражения