Звездочеты (джен)

Магориан проснулся от кукования прямо над головой. Полежал, посчитал, усмехнулся и поднялся. Хлестнул хвостом по бокам, освежая чувствительность. Сменил рубаху, накинул на плечи куртку. Это только летом кентавр может ходить без одежды, а зимой — это несколько необдуманно. И без оружия ходить — тоже не очень обдуманно. Магориан не относился к не обдумывающим свои действия кентаврам.

Выходя из палатки, «жаворонок» окинул взглядом стойбище. Как ни пытались кентавры опередить вождя в пробуждении — не выходило. Снег скрипел под копытами, вождь обходил границы своих владений.

Внезапно взгляд зацепил акромантула, сползающего с одного из деревьев. Совершенно обнаглели твари — не боятся даже так близко подходить.

Пока стрела ложилась на тетиву, Магориан опустил взгляд — ведь не просто так же паук покидал место засады.

Под деревом, и ухом не поводя, стоял фестрал и зарывался мордой в снег. Стрела пронзила головку паука, и тот тяжело упал на снег рядом с фестралом. Крылатый конь смерти возмущенно заржал и скрылся в чаще. Так и есть — снег в том месте, где топтался фестрал, был окрашен чем-то алым, и Магориан не заблуждался на тему наличия в огромном лесу человеческих красок. Вероятность того, что даже Лейну принялась рисовать, была низка, да и потом — Лейну бы собрала щитовок и сделала бы краску из них. А значит, кровь.

А следы крови с утра пораньше совсем вблизи от поселения кентавров — это повод для волнения.

Рог вождя запел песню срочного подъема. Из палаток начали выглядывать встрепанные и не очень кентавры.

— Проверьте, все ли на месте, — коротко приказывал Магориан, иноходью пробегая по лагерю.

Недолго пришлось — не нашелся младший сын племени — Хименейр, появившийся только в прошлом году.

— Разделиться по четверо, прочесать лес, — если юный кентавр попался акромантулам или ночному оборотню — его надо выручать. Если, конечно, еще есть кого выручать.

Магориан, сам того не осознавая, сжимал пальцами короткий узловатый жезл, что был пристроен на перевязи рядом с рогом.

Хотя все и так знали — в дни затемнения Прозерпины слишком велика вероятность смерти и опустошения. Это, конечно, не касалось конкретного племени кентавров, но лишь подчеркивало, что и народ небесных читателей не избавлен от звездной воли.

— Ронан отправился к Арке, — к вождю подошел Бейн, — один.

— Пойду его проверю, — Магориан подхватил копье, проверил достаточность стрел в колчане и немедля двинулся рысью по лесу.

География Запретного Леса была не изучена целиком даже кентаврами, не то что волшебниками.

От мыслей Магориана внезапно отвлек упавший ему на голову сук. Один из раньше положенного проснувшихся лукотрусов извиняющеся скрипнул и снова пополз в свое дупло.

Итак, география. Кентавры кочевали примерно в одной и той же части Леса по вполне объективным причинам — у них здесь находилась святыня. Волшебники бы хотели узнать о её положении, но благодаря шаманизму магическое излучение святыни удавалось скрыть на протяжении уже многих веков. А может, играло роль то, что неподалеку была школа волшебства, чье волшебное излучение могло перекрыть одну небольшую Арку.

По пути Магориан свиделся еще с тремя пикси, которые никак не могли поделить грачиное гнездо, заложил небольшую петлю из-за проснувшегося и разминавшегося Грохха и наконец вышел к поляне.

Ронан стоял у Арки, разглядывая грубоватый камень, из которого она была сложена. Магориан с облегчением тряхнул головой. Он мог понять Ронана, что сегодня встал с утра и отправился сюда. И сегодня он беспокоился за старого друга.

Первый весенний день, солнце светило, снег, разлегшийся по прогалинам, смущенно плакал под столь пристальным вниманием первейшей звезды системы. Месяц Марса начинался с того, что Нептун наливался зеленым светом.

Если бы Магориана спросили, каково это, быть кентавром, Магориан бы ответил — странно. Впрочем, он знал, что произойдет сегодня. Не должен был, но знал. Как и Ронан, сейчас скользящий задумчивым взглядом по камню.

Ронан провел пальцами по покрытому желтым лишайником камню Арки. Черное марево колыхалось, дрожа от нетерпения. Оно ждало.

Над головой затрещала ветка. Ронан вскинул лук, и акромантул, нависший над его головой на своей мерзкой паутине, рухнул к копытам несостоявшейся жертвы, но состоявшегося охотника, с пронзенной стрелой отвратительной головой, запоздало щелкая жвалами. Сколько еще этой мерзости ползает по лесу, сколько еще ее истреблять — конца края не видно.

Повеяло холодом. Все же еще была не весна, и ветер был совершенно не весенний. Ронан поглубже укутался в шерстяную куртку.

— Ты здесь, — Магориан вышел на поляну.

— Где мне еще быть? — Ронан прихватил акромантула за лапу и потащил прочь от Арки. Не место этой ядовитой мерзости рядом со святыней, тем более в такой день.

— Ты ушел один, не стоило этого делать.

— Ты же знаешь, почему.

— И все же — сегодня нашли кровь и не нашли Хименейра. А если бы что-то случилось с тобой?

— Хименейр совсем жеребенок, меня так просто не взять, — Ронан любовно провел пальцами по луку. На каждой ладони и до локтя были грубые шрамы. Ронан утверждал, что появился уже с ними. Правда, откуда они у него, знал только Магориан, ровно как и то, какую роль сыграло их происхождение для самого Ронана.

— Встретим его? — невзначай поинтересовался Магориан.

— Бейн не одобрит.

— А что мне Бейн, — Магориан провернул на пальце невзрачный перстенек, — пусть полагается на волю звезд. Мы то знаем, что все одно — чему суждено — то и свершится.

— Тогда пойдем, — Ронан кивнул с облегчением. На окраину леса они вышли довольно быстро, все же знали, где срезать, да и галоп многое определял.

Хогвартс сиял заледенелыми крышами, которые не успевали оттаять. У Черного озера стоял, касаясь пальцами белого обелиска, рыжеволосый паренек в бордовом свитере и красно-желтом шарфе и шапке.

Пальто сброшенным валялось на скамье под раскинувшейся над черной водой ивой. Солнце и вправду хотело обмануть наступившей теплотой. Одного обмануть ей даже удалось. Постояв еще некоторое время у памятника, рыжий, запустив руки в карманы и так и оставив пальто на скамье, зашагал в сторону хижины Хагрида. Побарабанил в дверь. Постоял, еще раз побарабанил и, так и не дождавшись ответа, побрел в сторону Леса.

Ронан дернулся и сбил еще одного шевельнувшегося в направлении тропы акромантула. Нет, сегодня эта мерзость никого не напугает.

— Он бы все равно не помешал, — шепнул Магориан, — можешь ли посдержанней?

— Месяц Марса. К Прозерпине сдержанность, — дело было вовсе не в Марсе, но Магориан деликатно удержался от насмешки. Ронан иногда был к ним слишком чувствителен.

— Не накликай. Она набирает силу.

— Как будто слова спасут ее от помрачнения. Год будет тяжелый для нас.

— Давно такого года не было, — Магориан мрачно качнул головой.

А под сень Запретного Леса шагнул волшебник. Первый же лесной ветер напомнил ему, что не все в жизни так постоянно. Но за пальто он не вернулся. Шагал себе и шагал, понурив веснушчатый нос. Ронан и Магориан, скрывшись в тени деревьев, шли за ним.

— Знаешь, если бы я не знал, что будет дальше, я бы, наверное, волновался.

Магориан усмехнулся. Его, как ни странно, волновал только Хименейр и то, что случилось с ним.

— Меня больше волнует месяц Юпитера.

— Точнее, возвращение Флоренца тебя волнует, вождь. — Ронан хлестнул хвостом, — ведь его там уже никто не удержит.

— Нет, не волнует, — процедил Магориан. Не простил. И еще долго не простит. Впрочем, есть за что таить гнев. Магориан родился по иному закону и по своей воле. С Флоренцом было сложней. И с тем, что связывало его и Магориана, тоже.

А тем временем рыжий уже дошел до поляны Арки. Да, его время пришло. Он безошибочно слышал зов. И, видимо, в решении не сомневается.

Пальцы волшебника тронули лишайник в том же месте, где час назад касались Арки пальцы Ронана.

Он должен бояться, но такова судьба — все, кто сами приходят к Арке, не боятся ее. В большинстве случаев они даже понимают, что не умрут.

И вот рыжий волшебник, сжав в руке волшебную палочку покрепче, шагнул сквозь завесу.

— С днем рождения, — ладонь Магориана опустилась на плечо Ронана.

Палочка Рона Уизли упала на вытаявший камень постамента.

Ронан помнил этот момент. Помнил весь период, что был перед этим. Даже знал, почему помнил. Шрамы на ладонях были и в этой жизни.

Весь тот двадцать четвертый год был точно омрачен Прозерпиной. В который раз бросила его Гермиона. Кажется, в этот раз — в последний. И снова — просто раскинув локти по простыни в ромашек и глядя в зеленый потолок: «Прости, Рон, но не срастается».

В который раз она это говорила, в третий? Каждый раз он — словно разрубленный пополам — молча смотрит, как она одевается и, не оборачиваясь, идет к камину.

Нет никого кроме нее, но удерживать ее — не достоин.

Она — министр Магии. «Самый молодой министр в истории», как всегда и везде — самая первая, самая лучшая.

Что сделал Рон после этого? Естественно, пошел к лучшему другу. Гарри Поттер встретил понимающим взглядом и, выслушав, вытащил из чулана ящик огневиски. Короче говоря — в Хогвартс Рон прибыл в изрядном подпитии и мягко говоря — чудо, что не шатался. У леса — он помнил точно — ему померещился шепот, хотя в том состоянии было странно не слышать голосов и не видеть зеленых человечков.

А потом — густая ткань Арки и растворение в пустоте, чтобы собраться тут же, но два звездных кольца[1] в обратную сторону уже совершенно другим существом.

Отвлекаясь от размышлений, Ронан признал, что вообще лучше бы заняться насущными проблемами — например, пропажей Хименейра. Дань заветному событию он отдал.

В стойбище возвращались не только Магориан и Ронан. Возвращались с прочесывания леса понурые охотники, зябко кутаясь от неверно холодных ветров первого дня месяца Марта в шерстяное тепло курток. Магориан бросался навстречу каждому, вцепляясь глазами в лица прибывающих. Хименейр был совсем юным кентавром, недавно появившимся в племени.

— Есть хотя бы вести о том, кто его утащил? Акромантулы? Оборотни?

— Следов почти нет, мы можем только догадываться.

— Соберите весь молодняк. Всех, кто еще не знает, что меньше чем двойками ходить нельзя. Теперь все ходим по трое — минимально. Строго-настрого запретите лишний раз покидать стойбище. И приготовьтесь сменить место остановки. Спустимся к реке, по течению. И найдите мне сову.

Магориан не хотел этого. Он все еще был зол на предателя, что оставил свое племя, свою семью и тех, кто им дорожил.

Отчасти он мог его понять — но лишь отчасти. Не один Флоренц нес в себе бремя памяти прошлой жизни. И каждый из них по-своему. Сам Магориан, например, помнил все исключительно из-за особенностей магии. Но, как и Ронан, — он пришел к Арке сам. К этой Арке, из которой выходили все входившие в Арки, закольцованные на этой. Арок было три — одна здесь, вторая в Лондоне, захваченная волшебниками, что стачивали ее камень на маховики времени, и третья в Ирландии.

Ирландская была самая дальняя — она отсылала на три звездных кольца назад. Местная — здесь зашел, здесь же и вышел — но два кольца назад. И наконец, Лондонская — ослабленная сточенным песком — отсылала в текучке чуть больше чем на полтора оборота. Потом, наверное, ослабнет еще, но все равно с нее почти никто не приходил. Хотя Флоренс вот пришел.

К нему Магориан и отправил сову.

Он носил имя человеческого города. Потому что, когда пришел черед превращаться из безымянного ученика в признанного звездочея, ему захотелось быть названным именно в честь этого города. Города, которого он в этой жизни не видел, но было ощущение, что там было когда-то прекрасно. Там водились яркие тропические птицы, которые летали — к кому же они летали?

Об этом Флоренц вспомнил не сразу.

Лишь когда увидел маленького Гарри Поттера, отступающего от проклятого — вурдалака, насосавшегося крови единорога. Вурдалак получил по морде копытом и, кажется, даже остался без пары зубов, Гарри Поттер покатался на спине кентавра, а Флоренц имел серьезный разговор с Магорианом, которому его выдали Бейн и Ронан.

Флоренц лежал в кабинете, что превратили в лес специально для него. Даже дали юрту. Все как дома — в племени, но не дома — и ничего тут не попишешь. Где-то заухала сова — видимо, нашла реальную границу комнаты, влетела в раскрытое окно и теперь искала адресанта.

Сова была дикая, рябая и дважды укусила Флоренца за палец, пока он отвязывал от ее лапы записку.

«Мне нужен Филч, передай ему, Магориан».

Лесные совы не носили сов двуногим и не непарнокопытным обитателям Хогвартса. Впрочем, это была неплохая возможность поговорить с Магорианом и понять — долго ли еще он будет выдерживать опалу на Флоренце.

Аргус Филч был в своей каморке и занимался каталогизированнием.

— Ты что так рано встал?

Филч недовольно зыркнул на Флоренца, и тот запоздало улыбнулся. Да, точно, в отличие от школьников — он был в курсе бессонницы завхоза Хогвартса. И того, почему завхоз в Хогвартсе лишь стареет, но никак не помрет, — тоже.

Дела были в давно минувших днях, еще во времена гоблинских войн.

Когда-то и за этот замок бились, и тогда ночной народ — вампиры — встали на сторону волшебников, и их князь был захвачен в плен. Там у него забрали кровь, которая позже стала одним из ингредиентов для философского камня. Там же ему вырвали с корнем глазные зубы в качестве наказания за то, что он пошел против народа гоблинов. Вампиры вырвали своего князя из плена.

Однако — кровь он пить больше не мог. Его союзники предложили ему право на вечный приют в стенах Хогвартса, и князь вампиров согласился. Он мог бы занять любое место — но зачем-то занял место завхоза. И старел-старел-старел-старел. Ведь кровь поддерживала в вампире именно вечную молодость.

Думаете, нельзя вечно стареть? Аргус Филч — вечно неспящий завхоз Хогвартса с вами бы поспорил. Он мог постареть настолько, что его не узнавали предыдущие поколения.

— Магориан, значится? — проскрипел Филч и снял с вешалки черный плащ. — Ну пойдем, пока эти малолетние кровопийцы на уроках...

Снег не скрипел, а хрустел, напоминая, что его время на исходе.

Флоренц наклонился и запустил снежком в завхоза.

— Все неймется, коняшик? — ощерился Филч.

— Грустно просто, — отозвался Флоренц, цепляя взглядом двух кентавров на прогалине леса. Рыжие волосы Ронана были видны издалека. Бейн не пришел. Грудь заныла, хотя синяк от копыта, нанесенный много лет назад, уже отболел.

— Я тебе на завтрак буду еще год эльфам овсянку заказывать.

— У тебя очень устарело чувство юмора, ты знаешь?

— А ты слишком громко цокаешь по ночам копытами. Тебе мало неба на потолке? Зачем ходишь на башню?

— А ты бы хотел крови из стакана?

— А смысл? — Филч усмехнулся. — Чего сам не добыл, то сил не даст.

— Ну вот и не спрашивай, зачем мне нужно настоящее небо.

Магориану, наверное, неприятно видеть школу человеческих волшебников. Да и предателя, шагающего по снегу луга, разделявшего школу и Лес, — не особенно радостно. Сам Флоренц, впрочем, мог попросить прощения за это, но имело ли смысл? Магориан его вряд ли простит, по крайней мере сейчас.

— Зачем пришел? — хмуро произнес Магориан, скрестив руки на груди. — Я ясно сказал тебе, что нужно от тебя племени. Твоего присутствия нужно не было.

Флоренц виновато улыбнулся.

— Ты ведь знаешь, что мое время кончается в мире людей.

— И зачем ты пришел? — Магориан нетерпеливо ударил копытом.

— Хочу в племя…

— Ты бросил племя.

— Я всего лишь следил за своей семьей.

— Это прошлое, — Магориан скривился.

Флоренц бы тысячу раз объяснил, что он заботился о Гарри, но Магориан лишь отрезал бы, что тот человеку все равно помочь не мог. Не мог. Но быть рядом, видеть его хотя бы три раза в неделю на уроках — это ли плохо? Поэтому остановить его никто не мог — как и Ронан, как и Магориан, Флоренц сохранил воспоминания о своей прошлой жизни. Потому что упал в Арку, а не вошел. Те, кто входят, не приняв окончательного решения, — могут вспомнить. Вспомнил он не сразу.

Озарение пришло внезапно, и тогда он и предпочел племя зову памяти прошлой жизни. Но преодолеть зов памяти Флоренц не смог — сорвался в Хогвартс, как только звезды предложили ему такой шанс. А ведь терпел — долго терпел. Даже помог закрыть цикл Бэйна.

Правда, он плохо помнил этот день.

Бродяга, что слонялся по Запретному Лесу и ловил мелкую живность. А потом перед носом черного пса рухнула сраженная стрелой белка.

Флоренц пару секунд глядел на собаку, переступая копытами; лук был опущен.

— Превращайся, носящий звездное имя, — кротко сказал он, — сырое мясо не так вкусно, не находишь?

Потом были треск костра и задумчивое молчание.

— Тебе что-то нужно? — обкусывая беличью тушку, поинтересовался Сириус Блэк.

— Сегодня день рождения Бейна, — заметил кентавр, — я должен ему что-то подарить.

— А я при чем?

— А ты мне просто поможешь, — судя по глазам Сириуса, он был поражен спокойствием и уверенностью Флоренца.

Впрочем, на сытый желудок ему было уютней, и собачиться с представителем племени, занимающего большую часть Леса, не особенно хотелось.

Они вышли на опушку, где чернела притоптанная, но все же очевидно недавно растревоженная земля. А дальше пес просто рыл землю и тащил огромную старую, пахнущую червями и сухостью кость. Не костью она пахла совершенно. Ее даже в пасть взять не хотелось.

Поэтому Сириус, перекинувшись, первым делом дернул из кармана волшебную палочку:

— Фините Инкантатем.

Он много чего ожидал, но не того, что на лесной подстилке растянется тело Бартемиуса Крауча-старшего, бледного, без единой кровинки в лице.

Флоренц склонился над человеком, прощупывая грудь бледными тонкими пальцами.

— Он мертв?

— Разве ваша трансфигурация убивает? — искренне удивился Флоренц, поднимая свои бледно-синие глаза и уставившись на Блэка.

— Ну ведь можно и заавадить было, — смущенно буркнул тот.

— Ну, либо враг этого человека не смог этого сделать, либо захотел подарить ему мучительное пленение на веки вечные под землей.

Флоренц похлопал Крауча по щекам.

— Энервейт, — запоздало сообразил Сириус. Флоренц благодарно кивнул. Крауч застонал, и пока он не раскрыл глаз, Сириус вновь обернулся Бродягой и помчался по лесу. Скоро должен был состояться третий тур Турнира Трех Волшебников. Нужно ли ему было, чтобы его сцапали до него? Точно нет.

Барти Крауч долго сидел и смотрел на Флоренца.

— Это какая-то ловушка, — с подозрением осведомился он.

— О нет, — Флоренц тряхнул волосами, — просто сегодня ты пойдешь куда захочешь.

— Куда захочу?

— Несомненно.

— И я могу встать и уйти?

— Хоть прямо сейчас.

Крауч все еще недоверчиво поднялся и, оглядываясь, зашагал по Лесу.

Флоренц усмехнулся, отмечая, что траектория пути ведет как раз к Арке. Видимо, зов потерянного человека уже зацепил Барти Крауча и вел его к судьбе.

Однако это было так давно, что сейчас уже казалось чем-то несвершившимся.

— Уходи, — произнес Магориан.

И когда Флоренц отвернулся, он услышал: «Время возвращения еще не пришло». Фразу, сказанную существенно тише, но все-таки сказанную.

Хотелось развернуться и обнять крестника, но все же это был перебор.

Бейн терпеть не мог волшебников. С первого своего взгляда на первого же своего волшебника. Да, он знал, что кентавры — это волшебники или люди, когда-то услышавшие зов Арки Смерти и почти всегда лишенные памяти.

Кто сказал волшебникам, что они стали выше просто потому, что имеют волшебные палочки и заклинания? Кентавры — куда более древний народ, чем волшебники. И никогда и никому не покорный.

Сейчас Бейн смотрел, как по Лесу рядом с вождем, водя по сторонам носом, шагал даже не волшебник, а волшебничий наперсник. Гелиос поглотил бы это порождение мрака.

— Это бессмысленно, нам нужно уходить дальше от людей, — Бейн замолчал, поймав острый взгляд Магориана.

Чертов малолетка, выхватил у Бейна из рук управление племенем. Просто звезды читал лучше, и за ним шли уверенней. А ведь не был он отстранен, не был предан делу кентавров. Потому что был одним из пронесших память.

Сам Бейн был абсолютно чист — он вышел из Арки на пустой камень и окунулся в глубокую синь ночного леса. Стоял и смотрел на звезды, а вокруг колыхалась лиловым маревом ночь. А юный кентавр смотрел на звездный холст и не мог оторвать от них взгляда. Перед его взором они складывались в фигуры, и фигуры эти то вонзались друг в друга, то накладывались и переплетались. И не помнил он ничего — ни имени, ни того даже, какому народу принадлежал. И незнамо почему, но Бейн неизменно усмехался тому, как наивные Ронан и Магориан — каждый по-своему — преодолевали свою память. Очищались от людских предрассудков. Он был от этого чист.

Вампир, что пришел c Магорианом, присел у пятна крови и долго обнюхивал сгребенный в пригоршню снег.

Затем встал и зашагал по лесу. Магориан махнул рукой, и Ронан и еще семь кентавров двинулись за ним. Бейн хотел поглядеть на то, что они найдут, потому и зашагал вслед за процессией с вампиром во главе.

Сама дорога мало чем могла запомниться. Пара убитых акромантулов, запущенная в ладонь Грохху стрела, чтобы отвязался, небольшой крюк, чтобы обогнуть мантикору, — и вот они вышли к маленькому домику, от которого просто несло-таки духом немытых волков.

Два оборотня в человеческом виде нашлись позади дома, они стояли у пылающего костра, с которого свисали ноги кентавра.

По три стрелы пронзили каждого из недоволков до того, как они успели шевельнуться.

Магориан с возмущенным воплем расшвырял копытами пылающие куски древесины и стащил Хименейра на землю. Точнее, то, что осталось от Хименейра.

Бок кентавра был вспорот и неумело зашит. Глаза — выколоты, на запястьях чернели странные синяки. Вампир, шевеля губами, принюхивался.

— В нем очень мало крови, — заметил он, — я бы даже сказал — вообще почти нет.

Если судить по отсутствию всех вышеупомянутых частей кентавра — двое погибших волков имели к его смерти отношение очень слабое. Хотя и непричастными не были точно.

Магориан держал тонкое запястье сына племени в ладонях.

— Ты понимаешь, почему нам нужно уходить, вождь? — вполголоса произнес Бейн. — Ты знаешь, что обещает свет Прозерпины.

— И ты думаешь, что это спасет нас? — рявкнул Магориан, подымаясь на дыбы. Бейн попятился, спасаясь от копыта вождя.

— Кто бы это ни был, что бы это ни было, я не верю, что оно остановится на том, что заберет одного сына Хирона и успокоится.

— Зачем это может быть нужно? — сухо произнес вампир, укутавшись в плащ.

— Сначала мы проводим в последний путь нашего погибшего, не возражаешь?

Вампир зябко повел плечом и зашаркал по тропинке, натоптанной кентаврами.

Хименейра жгли, как и полагается — облив льняным маслом, специально хранимом для подобных церемоний, на костре из рябиновых поленьев.

Спели прощальные куплеты, пожелав удачной реинкарнации, развеяли его прах в Арку.

Вампир неподвижной черной тенью все это время стоял и смотрел на кентавров.

— Ты ведь знаешь, как мы появляемся?

— Ходите в Арку людьми — выходите копытными, — Филч поднял подбородок, скребя обвисшую кожу на нем.

— И наверняка знаешь, как передается дар прорицателя?

— Убийством, — пожал он плечами. Ему было слишком много веков, чтобы это знание ускользнуло от него.

— А как появился первый прорицатель у людей, знаешь?

Черные глаза Филч поднялись на уровень переносицы Магориана.

— Так вот — первый людской пророк убил Хирона.

— Геркулес?

— Мне нет дела до имени того ублюдка. Важно, что он проболтался своей супруге про то, что стал видеть будущее после убийства Хирона, а жена возьми его и убей. Она-то хотела позже торговать этим секретом, а вдобавок ко всему — получила провидческий дар. Болтала она немногим, а тем, кому болтала, слишком много платили за полученные сведения, чтобы распространять знание бесплатно. Но с той поры мое племя и платит за свое соседство с людьми кровавую цену.

— Значит, того мальчишку убили за дар Пророка?

— Наверняка не только за него, забрали кровь, часть органов. Это используется волшебниками в ритуалах и зельях, — по бледному лицу Магориана бродили алые пятна. Происходящее не могло навевать ему ничего, кроме ужаса.

— А еще вампиров называют кровожадными тварями, — тихо пробормотал Филч, — что дальше будешь делать, вождь?

— Искать. Бороться, что могу — то и сделаю.

— Я попробую написать министру. Раньше она болела за справедливость. Правда, кто послушает старого сквиба?

Магориан промолчал, глядя на горизонт, что вот-вот грозил спрятать в себя солнце.

Сегодня был очень тяжелый день.

Был закрыт один из циклов. Потерян один из детей племени.

Столько забот свалилось на Магориана, что он даже отпустил утреннюю мысль о том, как спустя четыре месяца, на исходе месяца Юпитера, Гарри Поттер с мантией-невидимкой на плечах, с тисовой палочкой в кармане и с воскрешающим камнем в колечке шагнет сквозь лесную Арку. И встречающий его Ронан усмехнется, услышав: «Ты как был рыжим, так и остался».

[1] прим. манулирующего автора:

Звездное кольцо = кольцо зодиака в годах. Читай — один оборот (одно кольцо) — 12 лет.

P.S. Автор плакает без комментов, неужто даже сказать нечего?