Палочка из остролиста (джен)

Над Косым Переулком взошла луна. Где-то в Лютном завыл оборотень.

В окне маленькой лавчонки под обшарпанной вывеской мелькал свет.

Если бы кто-то заглянул сейчас в окно, он был бы удивлен происходящим. Старый и известный всему Косому переулку колдун сидел на полу в очерченном мелом круге с рядами непонятных знаков. Одаренный умом, коих ныне водилось мало, мог бы узнать в части символов то ли греческие, то ли коптские письмена. Горели свечи, расставленные вокруг каждого круга. Две чаши возле кругов дымили. Особенно чуткий нюх ощутил бы доносившийся из открытого окна запах рябиновых благовоний.

Напротив круга волшебника был начерчен еще один круг — со звездой, также испещренный письменами.

И по кругу этому, о ужас, ползал крошечный, беспомощный младенец. Маленький, розовый и совершенно беззащитный — он, кажется, обжигался, когда натыкался на меловую линию. Правда, под определенным ракурсом становилось видно, что у младенца вместо носа свиной пятачок, да и уши подозрительно хряковские.

Некоторое время старик следил за потугами младенца покинуть круг, затем прокашлялся, видимо, утомившись скучным зрелищем.

— Я — твой господин силою уз круга, граней пентакля и цепи рун! Ты будешь повиноваться моей воле! — прозвучали слова Управления и Контроля.

Джинн, метавшийся по пентаклю, недовольно вскрикнул, однако старый волшебник не был в настроении слушать чьи-то визги, и демон заверещал уже от раскаленных игл, вонзившихся в него, попутно превратившись в невысокого темноволосого мальчика с подозрительно египетским профилем.

— Так каковы же будут твои приказы, Хозяин?

— Назови свое имя.

— Серьезно? — джинн зевнул. — Если я тут, то мое имя ты знаешь.

— Иглы…

Младенец возопил так, что, кажется, погасли несколько свечей.

— Бартимеус, — джинн улыбался так очаровательно, что было ясно, под каким соусом он сожрал бы заклинателя. — Какие дальнейшие приказы, о господин?

— У меня нет для тебя приказов, — отозвался маг.

Подобное заявление, похоже, слегка выбило демона из колеи — настолько, что маска учтивости треснула, осыпаясь на пол гипсовой пылью:

— И на кой ты тогда меня вызвал?

— Чтобы заточить, — и зазвучали слова заклинания Заточения.

Стены содрогнулись от демонического вопля — ему, разумеется, не хотелось служить никому долгий срок. Однако заклинание было неумолимо, и маленький объект, лежащий в центре пентаграммы, начал затягивать в себя демона. Бартимеус цеплялся за половицы, однако ни единого слога не было произнесено неверно.

Заточение произошло.

Над волшебной палочкой, лежащей в центре пентаграммы, курился легкий дымок.

Гаррик Олливандер улыбнулся. Однако у него было немного свободного времени: пора было призывать следующего демона.

Бартимеус

У меня не хватает цензурных слов, кроме тех трех букв, что стоят в названии этой полной стенаний ⁽¹⁾ главы моей автобиографии. Несмотря на все, что я натерпелся от волшебников за все эти тысячи лет, я опять был призван на эту чертову британскую землю и заточен в чрезвычайно тесную камеру из дерева, имея возможность обозревать происходящее только демоническим зрением. Спасибо, что Сковывающее Заклинание было построено так, что позволяло это делать. Хотя слабым оно от этого не стало, увы.

Могу провести для вас краткий экскурс в историю, тем более, что мне его в принципе провели шушукающиеся рядом со мной — такие же обитатели волшебных палочек, как я. После того, как Нат скопытился, оклематься Британии как магической стране было довольно трудно. Какое-то время волшебники и простолюдины пытались жить рядом.

Но простолюдины требовали слишком многого: в частности, прекращения волшебных практик ⁽²⁾, уничтожения артефактов, — и даже пытались эксплуатировать волшебников.

Подумав некоторое время, волшебники скрылись. Урок пошел им на пользу. Они поняли, что нужно использовать меньше магии. Но все еще оставались те, кто видел демонов. И вот они портили жизнь, мешая исчезнуть окончательно.

Еще сколько-то времени ушло на то, чтобы с помощью определенных материалов нейтрализовать ауры магических предметов, в которые вселяли демонов.

Хотя к каждому демону и приходилось подбирать отдельную комбинацию сосуда и изолирующего материала, с момента исчезновения магов из мира людей волшебникам пришлось принять ряд решений.

Во-первых, им нужно было обучать волшебников в большем количестве.

Если всех волшебников Лондона получалось собрать в одном театре, пусть и большом, значит, что-то в идее построения власти, основанной на волшебстве, работало неправильно.

Одаренные рождались и раньше. Проблема была в том, что простолюдины не имели привычки шифровать имена своих детей. Ну, то есть, для демонов, разумеется, это не было никакой проблемой. А вот для волшебников, что пытались воспитать вышедших из простолюдинской среды отпрысков, проблема, конечно, была. Именно поэтому к каждому волшебнику из простолюдинской семьи было решено направлять знающего волшебника, который и объяснял, что никоим образом нельзя носить в волшебном мире имя, данное при рождении. Поэтому документы ребенка уничтожались, память всех, кто соприкасался с ним ранее, модифицировалась, и ребенок терял какой-либо доступ к будущему в мире простолюдинов. Впрочем, ему открывался иной мир, где было много людей, где были неведомые возможности и множество неизведанных чудес. Волшебники предпочитали брать в обучение тех, кто обладал проявлениями магии, — видел ауры или мог использовать простейшие демонические чары, вроде левитации или растворения. Они слишком хорошо поняли, чем аукнулось им Сопротивление.

Но демонов призывать они не учили.

Вместо этого они подняли трактаты римских магов, дали каждому школьнику в руку по палочке с джинном и начали обучать волшебников тем заклинаниям, которые практиковали римляне.

Вызывать демонов теперь умели лишь единицы, в частности — создатель волшебной палочки, в которой сидел теперь я и ждал, пока меня отдадут следующему хозяину.

Сидеть в Заточении, я вам скажу, самое долгое и нудное занятие, которое просто не может устроить столь неординарную личность, как я. Но настал мой час. Старик притащился и, набрав целую кучу палочек, включая меня, вынес их в магазинную часть своего дома, выложил перед тощим недомерком в перемотанных скотчем очках.

— Итак, мистер Поттер, попробуйте эту, — кажется, в той палочке была заточена Ниджа. Интересно, как вообще протекает процесс подбора, и чего они ждут?

Мальчик откладывал одну палочку за одной. Наконец пальцы его коснулись моего остролистового сосуда. Это чувство было очень знакомо. Примерно то же ощущение было у меня, когда Нат подселял меня в свое тело. Только теперь меня словно оглядело что-то огромное. Оглядело — и отвело взгляд. Я возмутился. Как можно не обратить внимания на меня? И я решил сотворить магию. Нагрел дерево палочки в руках мальчишки, вызвал поток ветра ему в лицо и, кажется, бабахнул маленький фейерверк.⁽³⁾

— Вот вас и выбрала ваша волшебная палочка, — радостный какой, будто и не получил заряд пороха прямо в лицо. Ну почти в лицо. Серьезно, я выбрал пацана? По-моему, кто-то пытается меня спихнуть. Или это мне таки месть за фейерверк.

— Странно, мистер Поттер, что вас выбрала именно эта палочка, — старик впал в глубочайшую задумчивость. Возможно, у него маразм.

— Почему?.. — черт, по высоте голоса мой новый хозяин грозил сравниться с Натом во времена его первого знакомства со мной. Он будет командовать мной этим комариным писком? До конца жизни? А можно меня в серебряную шкатулочку на дне океана?

— Хозяин побратима этой палочки оставил на вашем лбу этот шрам.

Побратим?

Оп-па. Нет, только не говорите мне, что Факварл тоже не сдох и что даже ухитрился вернуться в Иное Место. И это после всего, что между нами было...

Я взглянул на пацана на седьмом плане и воззвал к светлой памяти вавилонских блудниц. Я такую тень только у Хабы и видел. И эта дрянь еще пацана не сожрала? Что ж, ладно, если пацан не моргнув глазом носит при себе такую сильную тварь, то ничтожный и великий я готов потерпеть комариный писк его голоса. Стесняюсь даже спрашивать, чем таким пацан эту тень травит. Жаль, на шраме нет подписи того, кто его оставил. ⁽⁴⁾

Звякнул колокольчик, и появилось новое действующее лицо.

Верзила, волосатый, как Дюваль. С клеткой под мышкой. В клетке ухал несчастный фолиот в виде совы.

— Рубеус Хагрид, верно я понимаю? — хозяин лавки “подслеповато” прищурился, а на деле лишь нагнетал усилия линз с двух планов до трех.

Верзила что-то виновато промычал, пытаясь одной рукой спрятать за спину розовый зонтик, от которого на четвертом плане исходило явное артефактное свечение.

— Вы ведь не колдуете, да, сэр?

Имей я возможность говорить, я бы, несомненно, промолчал. Ну разве это мое плебейское дело — отмечать, что зонт явно того же происхождения, что и всё содержимое этого магазина? Тем более, если верзиле и впрямь сломали палочку, значит, он совершил что-то, что в этом мире сейчас является довольно сложным. Он привязал демона из волшебной палочки к зонту и заставил служить так же, как и раньше. Это многого стоит, если учесть, что призывать демонов сейчас не учили всех волшебников. А нужны ли мне проблемы с тем, кто умел призывать демонов? Нет. Тем более, что я вежливо сидел в отведенной мне волшебной палочке и предпочитал не подавать голоса.

Честно говоря, знакомство с моим новым хозяином было самым спокойным днем в нашей с ним жизни.

Как только он пересек магический барьер, разделявший человеческую и магические части Англии, спокойной жизни настал конец. Я узнал, что за прошедшее время волшебники научились главному: двигаться вперед. Были изобретены сотни новых заклинаний — от сильных до бесполезных. Волшебники научились передавать часть изменчивости демонов окружающим их предметам и называли это трансфигурацией. От заклинания веяло классической конструкцией Мейкписа со вселением демона в тело человека, но трансфигурация стояла даже не на ступеньку, а на несколько пролетов лестницы выше тех топорных и необдуманных приемов. Конечно, демоны воле волшебников подчинялись неохотно и не сразу. Для того, чтобы подчинить обитателей волшебных палочек — их хозев и отправляли в школу.

Эта школа была защищенней Уайтхолла времен Деверокса. Здесь был личный демон уровня Рамутры, правда, он вел себя как слабоумный и его представляли школьникам как полтергейста. Сотни доспехов, в которых были заключены ифриты, явно стояли не только для красоты. Фолиоты и бесы, в виде призраков или вселенные в портреты, обеспечивающие круглосуточное наблюдение в коридорах ⁽⁵⁾. На кухне вкалывали три сотни джиннов средней руки, все как один превращенные в лопоухих и лупоглазых созданий. Лес обороняли довольно странные твари — кентавры. Насколько я понял, это были потомки демонов, оставшихся заключенными в человеческих телах. И их волшебники нашли смогли снова подчинить.

С идеей сохранения имен волшебники тоже не плошали. Насколько я понял, фальшивые имена юным волшебникам выбирали едва ли не при рождении и тут же вносили в список школьников. Прирожденных волшебников продолжали воспитывать в четком понимании важности сохранения подлинных имен в тайне. Магглорожденные часто придумывали себе имена сами, одна из явных поклонниц Шекспира даже назвалась Гермионой.

Школа имела как минимум трех заклинателей, несмотря на то, что учеников этому искусству не обучали. И если лесник и завхоз могли призывать и подчинять джиннов лишь малого уровня, то местный директор пугал как аурой, так и количеством таскавшихся за ним тварей.

Мой хозяин умел находить демонов. Я так понял, он слышал какой-то звон и постоянно находил вещи, в которые были вселены демоны. Палочку со мной он регулярно тряс, вызывая у меня мигрень. Он залезал в запретный коридор, дав мне возможность полюбоваться на результаты селекции демонов, производимой некоторыми волшебниками.

Демоны, демоны были повсюду. В метлах, в палочках, в волшебных мячах для их квиддича, в совах и мелких артефактах, вроде напоминалок или вопиллеров, даже волшебные банки обслуживались демонами. В волшебных протезах, в зеркалах, в хрустальных шарах… Повсюду. Даже местная прорицательница выдавала за “пророчества” честные ответы одного из демонов высшего порядка. Пользоваться этим даром она могла редко, демон отличался крайне быстрой скоростью сбора и сопоставления уже свершившихся фактов, например, выбор одной беременной матерью демона для охраны её маленького ребенка и решение одного волшебника напасть на родителей этого ребенка.

А моего хозяина окружали демоны высших порядков. Защитник прятался в тени, я в палочке, позже появилась прозрачная мантия с маридом, прятавшая хозяина ото всех на первых пяти планах. Пацан с легкостью укрощал слабеньких демонов вроде вселенного в снитч или фолиота-совы. Позже, сам того не замечая, он не только освободил чужого демона от связывающих чар, что было само по себе беспрецедентно, но и подчинил его своей воле. Его побаивались даже демоны, принудительно вселенные в тела животных, уже давно не видевшие Иного Места. Когда одноклассник моего хозяина пострадал от «гиппогрифа», мой хозяин спокойно подчинял того же демона своей воле.

Но враг, какой же сильный у Гарри Поттера был враг! Он мог вселять сотни демонов в трупы магглов. Он слился с сущностью Факварла ⁽⁶⁾) и создавал странные артефакты, в которых была навечно заточена не только часть сущности джинна, но и осколок души волшебника — не давая умереть обоим. Даже не знаю, кто его научил этой гадости.⁽⁷⁾

Между прочим, уничтожать эти цацки было очень сложно — даже чистого серебра для этого было мало. Волдеморт не был идиотом, он вселял клочки своей души лишь в то, во что кто-то когда-то уже вселил могущественного демона.

Я не заметил, как вновь привязался к человеку. Это уже стало вредной привычкой: третий волшебник за мою скромную жизнью. Надо попросить Факварла почитать мне курс по челоконенавистничеству. Если Птолемей брал меня отношением как к равному и неистребимым желанием познать суть демонов, если Натаниэлю я отвечал взаимностью лишь на его сентиментальность, то Гарри Поттер брал человечностью. Он ловил заговоренные руки джинна Добби — и узы заклятия Самоистязания слабели. Он давал честное слово — и держал его. Он смог вытянуть из Хагрида очень многое из того, что школьникам не рассказывали. Действительно, если приучить детей, что все за них делают демоны, они, став взрослыми, уже не увидят ничего страшного в том, чтобы владеть рабами.

Пацан так и не научился призыву демонов, Хагрид молчал, и я подозревал, что молчит он, потому что пока не готов брать ученика. Пацану это и не было нужно. Он знал, что то, что его охраняет, будет охранять его до совершеннолетия, и до той поры ему было нужно найти альтернативу этому демону, призванному его матерью.

А потом умер его учитель. Я видел, как он сгорал, съедаемый могуществом Уразиила; но Альбус Дамблдор не был ровней Соломону, каким бы великим он ни был. Он решил умереть до того, как Уразиил выпьет из него все силы. Он пробовал уничтожить тюрьму моего старого знакомого, но когда много позже мой хозяин получил Кольцо, Уразиил по-прежнему находился в нем. Лишь тогда я ощутил все могущество мальчишки. Он единственный не замечал тяжести ношения Кольца. Он просто призвал духов, они обратились в его родителей и близких, говорили ему все то, что он хотел услышать. Все хотели обладать Кольцом, в котором был заключен Уразиил, а мальчик просто оставил его в лесу.

Если так подумать, то у нас нет выбора. У меня нет иного выбора, кроме как спасти моего хозяина, как бы он ни пытался умереть. А потом вместе с ним уничтожить последние книги о призыве демонов, вернуть в Иное Место всех демонов, что наполняют человеческий мир. Я не хочу более пускать это на самотек, пусть эта мечта и безнадежна. Мы умрем, но когда-нибудь будет начертана очередная пентаграмма и названо случайное имя. Снова появится раб.

И никто не скажет ему: “Ты свободен”.

Люди так не поступают.

1) И подлинной доблести, разумеется, тоже

Вернуться к тексту

2) Мол, ваши демоны нарушают неприкосновенность нашей жизни...

Вернуться к тексту

3) Нет, я не целился в лицо Олливандеру. Я даже не попал. Не надо придираться.

Вернуться к тексту

4) Ну, вроде: “Здесь был Барти, ничего так черепок, твердый”.

Вернуться к тексту

5) Хотя они сильно халтурили, сообщая директору школы только об действительно опасных нарушителях, вроде преступников в розыске, а за выкрутасами учеников наблюдая с затаенным удовольствием. Одна джинния даже изображала истерику, после того как на неё напал маг, с ножом, смазанным рябиновыми благовониями. Ей особо не повредило, но волшебникам это было знать совершенно не обязательно

Вернуться к тексту

6) Когда я узнал, что мне удастся убить моего любимого противника еще раз, то был счастлив до крайности... А видели бы вы как Факварл изменил тело того волшебника — спать не смогли бы суток, эдак — трое.

Вернуться к тексту

7) Это был Факварл, разумеется. Вы знаете еще одну столь живучую тварь?

Вернуться к тексту