Вакансия (джен)

— Значит, вы предлагаете мне должность преподавателя?

— Да, — спокойно подтвердил Флитвик.

Они стояли в небольшом кабинете — Эрни казалось, что в нём у их выпуска даже никогда не проводили занятия, — состоящем из кафедры, нескольких исцарапанных ученических столов из почерневшего от старости дубового массива, стоящих в три ряда, и пары деревянных сплошных шкафов, закрывавших всю дальнюю стену до потолка. За окном вовсю властвовал август, месяц, во время которого окружающие горы выглядели едва ли не наиболее живописно в своей зелени. А внутрь сквозь пыльное стекло светило солнце. То, что сейчас происходило, казалось чем-то неподобающе, вызывающе странным: только что выпустившемуся ученику уже предлагали место профессора. Картинка не складывалась. Недавно — события последних дней, недель и даже месяцев сливались в единый плохо разделяемый поток, и уже не было понятно, когда именно было сказано то или иное — Гарри сообщил ему, что Том Риддл (а тогда он был ещё Томом Риддлом) стремился после выпуска остаться в роли преподавателя, и ему отказали. А ведь он уже тогда был признан гением — в отличие от просто очень хорошо учившегося Макмиллана.

— И вызвали меня сюда, чтобы сообщить об этом с глазу на глаз?

— Да, — снова согласился он. — Видишь ли, мне подумалось, что предложение покажется тебе немного необычным…

— Это ещё мягко сказано, — выпалил Эрни. — Вы же понимаете, что я только недавно закончил обучение, да и более того, последний год в стенах Хогвартса… — он запнулся, — не способствовал поглощению знаний.

— Во-первых, некоторые бесценные навыки ты наверняка приобрёл, — заметил Флитвик, — хоть и цена их была слишком высока, — закончил он с печальной улыбкой.

Действительно, то, что творилось на последнем учебном году в школе, не могло не повергнуть любого сколько-то впечатлительного волшебника в шок: возвращение телесных наказаний, испытания Круциатуса и Империуса, явное неравенство и издёвки слизеринцев над остальными, и поверх всего этого — возвеличивание Тёмного Лорда, Того-Кого-Нельзя-Называть, величайшего злодея за всю историю Магической Британии. Эрни, конечно, очень помогло то, что он научился за первые шесть курсов обучения старанию, терпению и сдержанности — иначе пришлось бы ему изучать не обычные магические дисциплины, а сопротивление физическому и психическому давлению, как, допустим, тому же Невиллу. Многое ли дали им эти их акции неповиновения? Да ничего не дали, на самом деле, кроме Круциатусов, нескольких шрамов на теле и неизвестно скольких — в душе. Зато это показное неповиновение испортило едва ли не всю деятельность, направленную на воссоздание подпольного Отряда Дамблдора. Если бы Пожиратели и впрямь очень сильно захотели, они бы без особого труда смогли бы переловить всех членов ОД — впрочем, те и так время от времени попадались. А ведь всего можно было избежать, если действовать более скрытно. Но они так не умели.

Зато Эрни — умел, научился. И потом действительно помогал на всех важных акциях, пусть и не всегда действуя на первом плане. Он научился жить в постоянной опасности, увиливать от наиболее неприятных ситуаций — и при этом учиться, усердно учиться всему, до чего только мог дотянуться.

— И вы считаете, что эти… назовём это навыками, — поморщился Эрни, — сделают меня несравненным учителем?

— Я считаю, они помогут тебе заметить больше, — Флитвик сделал упор на это слово, — чем могут разглядеть остальные. Возможно, помогут не принимать поспешных решений. А во-вторых, мне кажется, что свои знания ты несколько приуменьшаешь. И твои знания материала явно достаточно обширны, как в зельеварении или ЗОТИ, так и даже в маггловедении. И к тому же, у нас не слишком много кандидатов… — преподаватель развёл руками.

— Неужели? — удивился Эрни.

— Компетентных — практически нет, — признался Флитвик.

— Думаю, немало моих однокурсников обладает необходимой компетенцией, — заметил Макмиллан.

— Эрни, — мягко остановил его профессор, — почти все твои однокурсники не сдавали или не сдали в этом году ТРИТОН, более того, многие из них продолжат обучение на следующий год. Хотя, погоди-ка… — он улыбнулся, — тебя смущает то, что преподавать придётся в том числе и им, да?

— Если говорить откровенно… — Эрни замялся, но быстро взял себя в руки. — Да. Преподаватель должен лучше всех знать материал, он должен обладать авторитетом, способным разрешить любую возникшую на уроке проблему, — его речь становилась всё более быстрой и напористой. — А каким авторитетом смогу обладать я? Как я смогу контролировать… да не то чтобы самого Гарри Поттера, — сказал он в саркастическом тоне, — а того же Рона Уизли или Невилла Лонгботтома?! Да одна Гермиона выучит весь учебник от корки до корки, вместе со всеми дополнительными материалами — и что будут значить против этого мои куцые знания?!

— Твои куцые, — ответил Флитвик, — как ты выразился, знания смогли обеспечить тебе то ли десять, то ли одиннадцать ТРИТОН, из которых, если я не ошибаюсь, восемь сданы на «превосходно»? — профессор усмехнулся.

Эрни поразился, откуда профессору вообще были известны результаты, если общих экзаменов в этом году в Хогвартсе вообще не проходило. После битвы за Хогвартс и падения режима Того-Кого-Нельзя-Называть (Эрни по привычке старался всё же пореже называть его по кличке, Волдемортом) нужно было решать множество куда более срочных проблем, и проводить ТРИТОН в этом году в школе не стали. Тем не менее, Министерство как-то смогло организовать их для всех желающих (коих, признаться, было немного) — и Эрни стал одним из таких. А вот многие — не стали, и обучать их теперь казалось ему чем-то противоестественным.

— Вы же понимаете, что все эти «превосходно» не значат ничего против ордена Мерлина, первой он степени или второй? — ядовито заметил Макмиллан.

— Конечно, есть определённые сложности, — согласился Флитвик, — но на твоей стороне будет преподавательский коллектив, более того, директор МакГонагалл лично проведёт с некоторыми учениками, — намекнул он, — разъясняющие беседы, в которых объяснит и о возросшей ответственности, и о необходимости не перечить преподавателям.

— И вы полагаете, что я сейчас и правда не откажусь? — он приподнял одну бровь.

— Никто не будет тебя заставлять, Эрни, — вздохнул профессор. — Но давай ты мне скажешь, чем для тебя был всё это время — ну, кроме последнего года — Хогвартс? Что ты в нём находил? С чем он у тебя ассоциируется?

Эрни задумался. Действительно, если вспоминать, выходило, что каждый год здесь был страшен и интересен одновременно — и интересен больше, чем страшен. Здесь всегда были друзья, проблемы, казавшиеся теперь мелкими, здесь всегда была компания, была жизнь. Он наизусть помнил многие ходы и коридоры, помнил укромные уголки, изгибы каменных стен, шершавых и холодных, перед его глазами вставали кабинеты и аудитории, Большой зал, гостиная Хаффлпаффа, место, всегда уютное, свободное от внешних тревог, ставшее частью его самого. Впрочем, частичку себя он, наверное, забыл в замке. Когда-то это место приютило его, стало ему вторым домом, сроднилось с ним, помогало ему в трудные времена… Теперь оно само нуждалось в его помощи. Конечно, никто бы его силком не затащил на место преподавателя, да и всегда можно было отмазаться, сославшись на то, что даже если сам он не против, то семья может не понять такой выбор. Но мог ли он вообще отказать, испугавшись выпавших трудностей?

— Ну хорошо, — хмуро кивнул Эрни. — Как я понимаю, вряд ли мне стоит преподавать маггловедение. Значит, остаются два варианта: ЗОТИ и трансфигурация. И зная о проклятии, решусь предположить, что именно ЗОТИ мне и достанется… Ну что ж, я готов. Так я прав, да?

— Не совсем, — Флитвик тяжело вздохнул и продолжил. — Видишь ли, мы хотим поставить перед тобой более сложную задачу. Понимаешь… — он замялся.

— Что?

— Профессор Слагхорн больше не сможет преподавать — здоровье его, и без того далеко не безупречное, в его-то возрасте, было подорвано за последний год, — профессор старался аккуратно подбирать слова. — И теперь нам нужна замена на место преподавателя зельеварения. И декана Слизерина, — добавил он на выдохе.

Эрни рассмеялся. Он согнулся пополам, но никак не мог остановить свой истеричный, неконтролируемый смех. Теперь становилось очевидно, какую именно свинью подложил ему профессор, а скорее всего, и весь преподавательский коллектив. Интересно, почему директор МакГонагалл не сообщила ему эту новость сама? Боялась, что не сумеет убедить? Просто слишком для этого занята? Или, может, знала, что Флитвика Эрни уважал едва ли не больше всех остальных преподавателей? В любом случае, масштабы свалившихся на его плечи проблем теперь оказались ясны и что-то начало становиться на свои места. А он-то ещё только что вспоминал про Тома Риддла! И получалось-то до безобразия, издевательски смешно: должность мечты (а должность декана Слизерина явно была чем-то из разряда несбыточных желаний для юного Тома) будущего величайшего тёмного мага столетия, одного из главных злых гениев века, досталась, в общем-то, обычному, хоть и очень хорошо знающему школьный материал выпускнику. И досталась не за какие-то несбыточные заслуги, а скорее просто в порыве отчаяния. Впрочем, и должность уже была совсем не та…

Понятно, почему Слагхорн покинул свой пост — дело тут было, конечно, совсем не в здоровье. То есть вряд ли он и впрямь был здоров: Эрни в последний год развил в себе наблюдательность и подмечал, что даже во время уроков у профессора был тремор, вид его тоже стал менее опрятным по сравнению с шестым курсом, и было очень, очень похоже, что Слагхорн сильно злоупотреблял алкоголем. Возможно, из-за того, что никогда не отличался большой храбростью, или потому, что только так мог смотреть на всё, что творилось в стенах школы. Но основной проблемой была наверняка не эта. Дело наверняка было в том, что теперь, после войны, именно Слагхорн должен быть деканом Слизерина и разбираться со всеми их проблемами. А какие проблемы могли быть у факультета, на котором учились члены пожирательских семей? У факультета, представители которого последний год могли безнаказанно издеваться над остальными учениками — и многие ведь пользовались этой возможностью! Эрни ещё не до конца представлял себе обязанности декана, но уже догадывался, какой масштаб у проблем, которые должны на него обрушиться. Если этот масштаб вообще можно было хоть как-то оценить…

Профессор Флитвик тем временем терпеливо ждал, пока Эрни хоть как-то успокоится. Наверное, в этот момент, когда он едва ли не валялся и не катался по полу от истерики, они даже были практически одного роста. Как когда-то давно, на первом курсе… Почему-то именно эта мысль помогла перебороть себя и успокоиться. И всё-таки, мог ли он отказать теперь, когда понял весь масштаб того, что его ожидало? И кто бы тогда пошёл на эту должность вместо него?

— Хорошо, — выдохнул Эрни. Брови Флитвика даже приподнялись. — Я согласен.

— Помни, что мы всегда поможем тебе, советами или чем, — сказал профессор после небольшой паузы.

— Наверняка это потребуется, — добавил Эрни без особого энтузиазма. — Судя по тому, что нужно делать мне…

— Ну, первое, что тебе нужно понять, что наверняка основной задачей твоей станет не защита других факультетов от слизеринцев, — напомнил ему Флитвик.

— А защита слизеринцев от других факультетов. Их заслуженного презрения и кары, — подтвердил Макмиллан. Он, конечно же, следил вполглаза за новостями, которые были посвящены, как правило, двум темам: восстановлению страны после падения предыдущего режима и судебными процессами над теми, кто этот режим активно поддерживал. Большинство служащих особо не трогали — как объяснили Эрни дома, если бы карали вообще всех причастных, то Магическая Британия обезлюдела бы. Но всех действительно засветившихся в помощниках у Пожирателей судили, сажали и давали немалые сроки. Эрни видел, как жалко выглядели казавшиеся ещё совсем недавно грозными каратели, видел и слышал, как пытались оставить хоть что-то старые семьи, с радостью поддержавшие Того-Кого-Нельзя-Называть, а заодно и все, кого заподозрили за компанию. Конечно, колдографии не до конца отражали реальный вид тех, кто на них изображён, но осуждённым на них чаще пытались придать злобный вид. Не получалось — смотрелись они скорее сломленными и затравленными. Он не испытывал никаких иллюзий ни относительно влияния, которое могло остаться у родителей большинства нынешних слизеринцев, ни относительно отсутствия попыток бывших жертв поквитаться со своими мучителями, которые почти год могли безнаказанно творить едва ли не всё что угодно, ни относительно того, на чьей стороне будут в грядущих конфликтах все симпатии. А если его подопечные ещё и выглядели жалко, как какие-нибудь Малфои или Амбридж в зале суда, то издевательств должно было стать раза в два больше.

— Тогда первое, что тебе нужно усвоить, — сразу же выпалил профессор, — что все «заслуженные кары и презрения» со всеми виновными уже случились. А все ученики, оставшиеся в Хогвартсе, равны, как бы многим ни хотелось верить в обратное. На твоих подопечных наверняка будут смотреть свысока, а ученики других факультетов нередко будут с ними несправедливы, — продолжил объяснения он. — И именно тебе придётся стать для них одним из главных защитников. Главное для всех учеников — в том числе слизеринцев — возможность комфортно учиться в школе. Но разве она может быть соблюдена, если даже их декан будет считать презрение или издевательства над ними учеников с других факультетов справедливой карой? — задал он риторический вопрос.

— Хорошо, я понял, — кивнул Макмиллан.

— Послушай, — спокойно заметил Флитвик, — я прекрасно понимаю, что ты не испытываешь ко многим из них никаких тёплых чувств, но поверь…

— Да всё я понимаю, — поморщился Эрни. — И не сказать, чтобы я их презирал или что-нибудь в таком духе.

В общем-то, всё и без того было понятно: у многих из них не было особого выбора при таком повороте событий, что случился с приходом Того-Кого-Нельзя-Называть, а даже если выбор и был, то сделать его было намного сложнее, чем ученикам, допустим, Гриффиндора. Да даже просто потому, что мало кто сможет променять ситуацию, в которой он среди верхушки, на ту, где он выступает против своих и становится отбросом. И это если не учитывать разного рода другие факторы. А расплачиваться за всё придётся всё равно им, вне зависимости от выбора. И ещё почему-то Эрни. Отчего так? Да оттого, что Слагхорн, который должен быть их деканом, взял самоотвод, испугавшись, как и, наверное, всегда. От мысли, что ещё год назад Эрни хотел чего-то там доказать этому волшебнику по поводу своих способностей к зельеварению, расстраивался, когда попытки не увенчались успехом, старался — от всего этого становилось как-то противно. Раньше он ведь и правда думал, что тот замечательный и обходительный человек, который чего-то стоит. А на поверку…

— Интересно, — спросил он Флитвика, — а почему всё-таки именно я? Даже если среди выпускников этого года, — лицо профессора дёрнулось, — я и правда предпочтителен, то должно же оставаться ещё много кандидатов… — он сделал паузу. — Только можно ответить максимально честно, без недомолвок?

— К сожалению, — неожиданно твёрдо ответил Флитвик, — немало таких кандидатов из числа магглорождённых, да и не только, было уничтожено за последний год, оставшиеся квалифицированные зельевары в Мунго, в Министерстве и просто среди аптекарей и так на вес золота, — продолжал он. — А среди неблагонадёжных волшебников мы и сами в любом случае никого набрать не можем. К тому же, нам кажется, ты — хотя бы просто в силу своего происхождения — сможешь лучше понять своих будущих подопечных и найти с ними общий язык.

— Происхождение… — задумчиво произнёс Эрни. — Что ж, это многое объясняет.

Макмилланы были семьёй состоятельной, известной, и что самое важное, входящей при этом в «Священные двадцать восемь». Эдакие чистокровные среди чистокровных. Это само по себе означало, что с ними считались в Визенгамоте, с ними считались все старые семьи, да и в круг общения типичного Макмиллана входили скорее Малфои, Нотты и Гринграссы, чем Уизли или магглокровки. Так что Эрни, конечно, имел понятия о традиционных ценностях, о том, что и как в волшебном мире устроено, — но при всём этом его семья явно не поддерживала Того-Кого-Нельзя-Называть во время войны, да и сам он в битве за Хогвартс сражался в первых рядах. Со своими однокурсниками из Слизерина он общался мало, но знаком был, да и не сказать, что отношения с ними были какими-то очень плохими. По крайней мере, под раздачу он обычно не попадал, да и вообще для них он был равным.

Конечно, Гермиона или Малфой знали зельеварение наверняка не хуже него. Но только первая явно не смогла бы поладить с представителями старых семей, да и стала бы она с её амбициями идти в учителя, пусть даже и в такую школу как Хогвартс? Драко Малфой же… в данный момент он изо всех сил старался не попасть в Азкабан, и процесс, насколько было известно, ещё продолжался. Если учитывать эти факторы, то, конечно, выходило, что кандидатура Эрни на роль декана Слизерина была не такой уж и плохой, как могло показаться на первый взгляд, если, конечно, забыть о полном отсутствии опыта. Да и положение его семьи после войны явно не менялось в худшую сторону, и теперь Макмилланы были, пожалуй, одной из самых влиятельных семей в стране, как какие-нибудь Блэки лет эдак пятьдесят назад. Только гораздо более лояльно относились к магглам, тем самым соответствуя новому курсу Министерства.

Сам Эрни достаточно рано понял, что магглы особо не отличаются от магов, ещё в первые годы обучения. Вместе с ним учился магглорождённый Джастин Финч-Флэтчли, а потому Эрни достаточно долго сравнивал, в чём же они схожи, а в чём различаются — и выходило только лишь, что вся их разница заключалась в том, что один из них был привычен к магии, а второй — нет. В мире магглов тоже были свои Малфои или Макмилланы в лице тех же Финч-Флэтчли, были свои Брауны, ничем особо не выделяющиеся, были свои отщепенцы или маргиналы вроде Уизли. И ни в какие истории про то, что магглы — это варвары, которым чуждо всё высокое и красивое, что магглорождённые воруют магию… во всё это уже не верилось ни капли. Вероятно, раньше дела обстояли совсем иначе, и нелюбовь к магглам была гораздо больше обоснована, но это… было давно.

— И что мне теперь делать? — спросил он Флитвика после минутного молчания.

— Ну, я передам директору МакГонагалл, что ты согласен, — ответил тот. — А тебе стоит понять, как же именно стоит себя вести со своими будущими подопечными и со всеми остальными. Думаю, непосредственно с преподаванием, — профессор чуть задумался, — проблем возникнет гораздо меньше, чем с курированием факультета. А так… — он взял паузу, — для начала рекомендую посмотреть на действия того же Северуса Снейпа, когда он стал деканом. Не думаю, что всё из этого надо перенимать, но не забывай, что он в своё время оказался в похожей ситуации.

— Нет уж, — Эрни скривился, — вести себя как конченный мудак я не собираюсь. Вы бы ещё предложили мне применять методы Кэрроу, — завершил он резко.

— Ты слишком строг, — спокойно заметил Флитвик. — Это абсолютно разное, к тому же, допустим, Гарри Поттер считает Снейпа героем, а не, как ты выразился, мудаком.

— Гарри может считать всё, что ему угодно, — с чувством ответил Эрни. — Нет, ему правда можно — с тем, что он сделал для всех нас. Но я, — он почувствовал, что начинает заводиться, — я отказываюсь признавать, что человек, гнобивший всех, кроме одного факультета за просто так, человек, позволявший представителям этого факультета делать всё, что им заблагорассудится, человек, уроки которого все ненавидели и боялись, что он — герой, а не последний мудак. Я не берусь расценивать, что он делал вместе с Пожирателями — пусть за это его судят те, кому известно больше, — но вот по данной части всё однозначно.

— Увы, — печально развёл руками Флитвик. — Я бы не согласился. Здесь всё совсем не так однозначно, как может показаться на первый взгляд.

— Да, да, конечно. Конечно же, здесь всё совсем не однозначно! Кругом всё неоднозначно! — Эрни почувствовал, что ещё немного — и он перейдёт на крик, он махнул рукой и замолчал, отойдя к окну, в противоположный конец кабинета.

Когда-то его учили, что настоящий чистокровный волшебник не должен теряться никогда — всегда есть то, что надо сделать в данном конкретном случае. Всё регламентировано: пределы поведения, доступные увлечения, выбор профессии, как нужно одеваться, сидеть за столом, какую мантию как и куда носить… Впрочем, даже в те незапамятные времена оговаривалось, что не во всех местах надо придерживаться правил совсем строго, да и не во всех отношениях многие чистокровные семьи правы — допустим, в отношении к магглам и магглкровкам, — да, эти неточности были уже тогда. Но всё равно, казалось, главное — одно: делать всё единственно верным образом, оценивать по одной шкале оценок. И Эрни пытался. Потом оказывалось, что зря он подозревал Гарри Поттера на втором курсе, когда все улики были против него, и открыто говорил про это, зря подозревал его в мошенничестве во время Турнира, зря вообще пытался в начале пятого курса чего-то стоящее найти в Амбридж, не те ориентиры взял годом позже… Оказывалось, что всё то, что было едва ли не очевидно, поворачивалось совсем иной стороной. Все якобы улики имели иное объяснение, Министерство только и умело, что прятать голову в песок, а тот преподаватель, которому больше всего хотелось открыться с иной стороны, наверное, и оценивал в первую очередь не умение готовить зелья. Все его прямые, простые, какими они и должны были быть, действия не приносили хороших, нужных результатов. Зато то, что он практически до самой развязки не поддерживал открыто сопротивление режиму Того-Кого-Нельзя-Называть дало не только относительную безопасность, больше информации с другой стороны — но и иной взгляд на эту самую сторону, схожий с тем, каким он казался в детстве.

Чёрное оказывалось белым, белое — чёрным, всё смешивалось, усложнялось, становилось сложно различимым друг от друга. Нельзя было разобраться, кто прав, кто виноват, что действительно было необходимо, а что оказалось бесполезным, что было оправданным, а что — нет. Не было понятным, почему один из самых приятных преподавателей оказался ничтожеством, а действия другого, самого ненавистного, не сделавшего в итоге, казалось, почти ничего хорошего, расцениваются чуть ли не как подвиг. В какой момент вообще некто перевернул привычную картину мира, взболтал, перемешал и вылил обратно на голову Эрни? И всё — разбирайся, как хочешь.

Интересно, возникали ли такие же вопросы у профессора Флитвика? Как тот на них отвечал, чего решал для себя? Возможно, решал просто рубить напрямую и действовать так же, как и раньше? В конце концов, он всегда казался импульсивным — это сейчас профессор явно устал и, возможно, поэтому говорил спокойно и почти вдумчиво. Или у него в подобное время были совершенно другие проблемы? Он же на четверть гоблин, а потому сильно отличался от обычного волшебника. Сейчас Флитвик терпеливо ждал возле кафедры, и дольше предаваться бессмысленным раздумьям было уже неприлично. Эрни обернулся, выдохнул и подошёл поближе.

— И что… дальше? — он не знал, казался ли его голос потерянным, но если хоть немного отражал то, что творилось внутри…

— Да ничего, — пожал плечами Флитвик. — Поговоришь с Минервой, она тебе объяснит, что и как, введёт в курс дела. Какие-то записи от Горация и Северуса тебе тоже достанутся, думаю, они окажутся полезны, — он сделал небольшую паузу. — Когда появятся какие-нибудь конкретные вопросы, не стесняйся обращаться к нам… коллега. Я ведь теперь могу тебя так называть? — пауза. — Думаю, Минерва пригласит тебя на разговор уже завтра, — он снова ненадолго умолк. — А вообще, я думал, что ты, скорее всего, не согласишься.

— Я тоже так думал, — сказал Эрни. Больше ответить ему было нечего. Что делать, он, в общем-то, тоже не знал. Был уже последний месяц лета, и ничто не предвещало такого резкого поворота событий. Хогвартс от рассвета и до заката восстанавливали после битвы, и скоро следов сражения почти не должно было остаться, правительство Кингсли окончательно утвердилось во власти, а процессы над приспешниками Пожирателей шли полным ходом. Страна пыталась начать подниматься из ямы, в которую падала до этого, в Министерстве, в бизнесе были открыты едва ли не все пути, а он выбрал стать деканом самого сложного факультета. Возможно, когда-то такой пост был бы огромным достижением, но в данный момент грозил только неподъёмными проблемами. Зачем он совершил такой выбор?

Эрни пошёл прочь по коридору, вдыхая душный и тяжёлый воздух нагретого за день замка. Хотелось оказаться снаружи, там, где не так душно, более прохладно и уютно. Он спустился по лестнице, следующая спустила его сама, почти прямо к главным воротам. С усилием распахнув створки, вышел наружу и почти сразу повернул в сторону, туда, где ещё одна лестница спускалась сначала на нижнюю лужайку, а потом прямо к озеру, к причалам. Солнце, отражаясь от водной глади, слепило глаза так, что изредка приходилось хвататься за перила, шершавые и тёплые. Только у воды на Эрни наконец дохнуло настоящей влажной свежестью, а на мгновение в лицо даже дунул слабый порыв ветра. Эрни сел на ступеньки и, сощурив глаза до узеньких щёлочек, уставился вдаль, почти прямо на заходящее на далёкие разноцветные домики Хогсмида солнце. Руки он положил на согнутые в коленях ноги: если сидеть на ступенях на лёгкой ткани мантии было ещё нормально, то ладоням было некомфортно от горячего камня лестницы. Лето выдалось очень жарким.