Сказка о мальчике-одуванчике и прекрасной речной деве Софьюшке (гет)

Случилась эта история давным-давно, много лет назад, когда еще на земле повсюду была весна, когда заливались соловьи, когда солнце светило ярко-ярко, а трава была зелёная-зелёная, не то что сейчас — блеклая, пасмурная. Появилась в нашей деревне тогда нежданно-негаданно девица-красавица. Кожа у неё была белая-белая, а волосы медными змеями струились по спине. Имя ее было Софьюшка, а в народе прозвали ее речной девой. Поговаривали, что любая река перед ней разливает воды свои, что на любой водной поверхности умеет рисовать она узоры дивные-дивные. Поселилась Софьюшка в маленьком домике на холме и по воскресным дням устраивала гулянья-празднества на большой поляне перед своим домом, где собирались теперь все девицы деревни — ее подруги.

Заприметила Софьюшка на одном из таких гуляний молодца. Стоял он поодаль и любовался на танцующих, не решаясь к ним присоединиться. Было ему не больше шестнадцати лет от роду, и был он тонкий, загорелый, улыбчивый, а на лице его читалась сама юность, само веселье, сама жизнь. Звали его Диметрий, или мальчик-одуванчик, как привыкли величать его в народе. Поговаривали, что живет он где-то за деревней, в одуванчиковом поле, и что крышей ему служит открытое небо, а каждый из цветков создан его чарами…

Софьюшка махнула ему рукой, как бы приглашая присоединиться. Когда он подошел, она обняла его за шею, и они закружились в танце. После этого случая жители деревни стали часто видеть их вместе — то сидели они на траве перед домиком Софьюшки и о чем-то с улыбкой переговаривались, то гуляли по деревне, держась за руки, то, тесно прижавшись друг к другу, лежали на песке у реки и слушали мерный шепот маленьких волн.

А однажды так же танцевали они на той самой поляне. На Софьюшке было чудесное белое шелковое платьице, а в волосах — венок из золотистых одуванчиков, сплетенный ее мальчиком. И вдруг он наклонился к ее губам и поцеловал ее — быстро, смазанно, смущенно, и сразу отстранился. А Софьюшка громко, заливисто засмеялась, и счастливый смех ее, будто звон крохотных серебряных колокольчиков, пронесся по всей деревне. И она обняла лицо Диметрия руками и расцеловала его — и лоб, и глаза, и нос, и полураскрытые жадные губы, и смешную родинку на подбородке. И сама матушка-природа будто возрадовалась их любви — звонко запели птицы, раскрылись самые дивные, самые прекрасные цветы, а солнце выглянуло из-за кромки деревьев и словно уставилось на влюбленных с неподдельным любопытством.

Но недолго продолжалось их беззаботное, ребяческое счастье.

В соседнем дремучем лесу жил колдун, и страшен был его облик: глаза его были чернее ночи, а рот вечно искривлен в злобной усмешке. Прослышал колдун о красоте да добродетели милой Софьюшки и решил, что как раз такая невеста и нужна ему. Узнав, что уже отдана девица другому, он решил добиться ее силой да хитростью. Обернулся он вихрем и темной ночью похитил Софьюшку с одуванчиковой поляны. Проснулся поутру мальчик-одуванчик, не обнаружил рядом милой своей, ненаглядной, сел и горько-горько заплакал. И каждая слезинка его, едва касаясь земли, превращалась в золотистый цветочек.

Тем временем Софьюшка, решив не отчаиваться, а натура она была смелая, задумала во что бы то ни стало выбраться из жилища колдуна. Вскоре получила она от него разрешение гулять по замку свободно, но строгий был дан ей наказ: коли попробует она сбежать, ждать ее будет наказание суровое. Не ведал колдун, насколько решительной, отчаянной и всегда упрямо добивающейся своего была Софьюшка. Несколько дней потратила она на изучение покоев, разузнала про все входы-выходы, и однажды за ужином, воспользовавшись тем, что колдун отлучился, зачаровала вино в его бокале, и превратилось оно в крепкое сонное зелье. Колдун, ослепленный любовью к прекрасной девице, ничего не заметил, и, едва сделав глоток, заснул мертвым сном.

Целую ночь шла милая Софьюшка до одуванчикового поля, к драгоценному суженому своему. А когда пришла, опустилась на траву позади него, обняла, уткнулась ему в шею, и так просидели они несколько часов, вслушиваясь в мерное дыхание друг друга и не веря. Не веря, что спаслась она, что вырвалась из цепкой хватки страшного колдуна.

Но не все было так просто. Что-то произошло с Софьюшкой, случилось с ее душой, будто похолодела она, будто все же очернили ее темные чары. Стала часто уединяться она в своем домике, не впуская никого, даже ненаглядного своего Диметрия, ее дорогого мальчика-одуванчика. Все, что раньше казалось ей родным и милым сердцу, теперь стало серым да скучным. Душа ее стала чуждаться покоя, умеренной, беззаботной деревенской жизни. Стали они ссориться часто с мальчиком-одуванчиком, все реже можно было увидеть их веселыми, жизнерадостными, счастливыми. А потом случилось неизбежное: Софьюшка ушла. Ушла из дома, из деревни, ушла от него. Говорили, что в тот день они о чем-то долго беседовали, и лицо у нее было печальное и сосредоточенное, и она говорила ему, что жизнь эта перестала привлекать ее, что чувства ее остыли, что надобно ей чего-то нового, неизведанного. Диметрий слушал ее молча, нервно кусая губы. По щекам его текли слезы, и она аккуратно стерла их пальчиками и протянула ему платок.

В его душе вспыхнула вдруг надежда, зацепился он за этот невинный жест, схватил ее за руки, стал пылко целовать их, умолял ее остаться. А Софьюшка, разозлившись отчего-то еще больше, сорвала с головы венок, им подаренный, бросила на землю и растоптала. А потом развернулась и ушла; но к горлу ее начал подступать вдруг комок, будто что-то перевернулось в ее душе, словно вновь стала она такая, как прежде.

А Диметрий поднял с земли венок, бережно прижал его к груди и пошел прочь. Софьюшка вдруг оглянулась и уже было хотела окликнуть его, своего любимого да ненаглядного, но не смогла. Словно лишилась она дара речи, словно забыла все человеческие слова. И замерла она, и просто смотрела она со слезами на глазах вслед ему, не зная, свидятся ли они еще, нет ли.

А на следующий день начались дожди и шли они, не переставая, будто сама матушка-природа оплакивала горькое расставание любимых детей своих. А потом землю накрыл снег, словно решила она закутаться от всех бед-невзгод человеческих в теплую белоснежную шаль. Вслед за зимой, как стали люди называть это время года, вновь наступила весна, только была она уже теперь другая — какая-то одинокая, грустная, унылая…

Так и продолжается все на земле с тех далеких времен, как расстались речная дева Софьюшка и мальчик-одуванчик Диметрий. Говорят, до сих пор, раскаявшись, ходит-бродит Софьюшка по миру, ищет своего суженого, своего милого да ненаглядного, и верит, что однажды найдет его, расцелует, прижмет к сердцу и уже никогда больше не отпустит.

И вот тогда вернется опять на землю настоящая весна.