Бенволио и Розалина (гет)

— Меч в руках держать умеешь?

Бенволио нерешительно кивнул. Он никогда не думал, что именно об этом его спросят первым делом по прибытии в Верону. После смерти матери оставаться в Мантуе не было смысла: кроме него, у отца было еще семь штук детей от первого брака, и осиротевшему последышу ничего не светило. Но в страже он в любом случае служить не собирался, а такие вопросы…

— Отлично. Наш человек! — Смуглый вихрастый подросток ни минуты не мог постоять спокойно. Он размахивал руками и едва не подпрыгивал на месте. — В следующий раз мы этих Капулетти сделаем. И Тибальд — знаешь Тибальда? Такая сволочь! Но дерется здорово, — будет драпать от нас, как последняя шавка.

— Но зачем мне с ним сражаться? Я его и не знаю даже, — Бенволио опешил от такого напора.

— Как — зачем? Ты же Монтекки! Кстати, я Ромео. Пошли, я тебе все здесь покажу.

* * *

Монтекки. Капулетти. Дурдом. За семнадцать лет, которые Бенволио прожил в Мантуе, ему не приходилось столько махать мечом, как за один месяц в Вероне. Человеком он был мирным, но очень хотелось жить, и желательно — с полным комплектом конечностей и зубов.

Под конец того месяца ему начало казаться, что он попал в страшную сказку, в город без выхода, где злые духи заколдовали жителей и обрекли их истреблять друг друга, пока не вымрут все до последнего.

Но именно во время очередной заварушки Бенволио встретил ее.

Она шла по дороге в сопровождении худой мрачной старухи — неторопливо и спокойно, как будто и не замечала злобных лиц, и не слышала звона оружия. Прошла мимо, а драка замерла. Противники исподлобья смотрели друг на друга, чувствуя себя нашкодившими мальчишками. И разошлись — молча. На этот раз.

Бенволио заинтересовался и на следующий день заговорил на рынке с той старухой. Парочка серебряных монет, кувшинчик сладкого вина — и через неделю ее хозяйка, Розалина Капулетти, согласилась принять Бенволио у себя в саду. Они сидели на скамейке, не касаясь друг друга даже краем одежд, а у ограды хмурой безмолвной тенью замерла дуэнья. Девушка прямо и испытывающе смотрела на него; не прятала глаза, не теребила в руках веер, как большинство его знакомых девиц.

— У вас ко мне дело, синьор Монтекки?

— Не то чтобы дело… — смущенно начал Бенволио. Почему-то при взгляде на нее все куртуазные речи напрочь вылетели из головы. — Я просто хотел познакомиться с вами.

— Будете говорить о моей небесной красоте и сравнивать с богинями? С Дианой или с Венерой? Или вам ближе египетская мифология?

— Нет. Я подарю вам этот цветок. — Он вытащил из ножен кинжал, наклонился и срезал самую большую и красивую розу. И с поклоном протянул Розалине.

— Рвать цветы — в тетушкином саду! Она же вас убьет!

— Вот видите, Розалина, я подарил не просто цветок — я жизнь свою положил к вашим ногам. Ведь стоит вам рассказать синьоре Капулетти о моем страшном преступлении, и мне конец.

Девушка улыбнулась и взяла розу.

* * *

Следующий год стал самым счастливым в его жизни. И таким познавательным! Розалина оказалась настоящим кладезем полезных сплетен. Он узнал, что у Тибальда на заду пятно от ожога — сел в костер, когда был ребенком. Что синьора Капулетти при первой встрече отравила своего будущего супруга, а когда тот как ни в чем не бывало пришел к ней на следующий день, влюбилась по уши. Что герцог Эскал — заядлый игрок, и очень невезучий. А потом… И надо же было Розалине заговорить о любви!

— Знаешь, ты ведь ни разу не признавался мне, что любишь. Это потому что ты такой стеснительный… или такой честный? — Она прищурилась — в уголках глаз, словно нарисованные тончайшим пером, разбежались морщинки.

Бенволио поперхнулся воздухом.

— Не знаю. Я никогда еще не испытывал любовной страсти — такой, как ее описывают поэты. Чтобы какая-то девушка стала для меня и солнцем, и воздухом, и самой жизнью. Наверное, я просто не умею любить. Зато я мечтаю положить голову тебе на колени и смотреть на облака, и лежать так вечно. Как тебе такое признание?

С минуту Розалина молчала, а потом вдруг произнесла:

— Я собираюсь дать обет безбрачия.

— Что?! — вскинулся он.

— Не хочу, чтобы мои дети враждовали с твоими только из-за своей фамилии.

— А если дети будут наши, общие?

— Мои родные никогда на это не согласятся, а я не настолько безрассудна, чтобы идти против их воли.

— Знаешь, Розалина… Если бы на моем месте был кузен Ромео, он взял бы тебя за руку, отвел к знакомому священнику и устроил тайное венчание.

— А, Ромео… — она сморщила нос и улыбнулась.

— Вы знакомы? — на душе что-то противно заскреблось.

— Милый юноша, и очень настойчивый. Он уже неделю слагает для меня стихи, смотрит в окна и жалобно вздыхает. Чувствую себя мегерой. Собственно, еще и из-за него я подумываю о том, чтобы принять обет — я сказала ему, что между нами ничего не может быть, потому что я решила хранить себя в чистоте.

— А он?

— Стал писать меньше стихов и тяжелее вздыхать. Ты его лучший друг, может, намекнешь ему как-нибудь, что в Вероне есть и другие девушки?

— Намекну, обязательно, — Бенволио с облегчением вздохнул.

— А пока я еще не дала обет, — Розалина вдруг покраснела — он никогда еще не видел, чтобы она так смущалась, — поцелуй меня, пожалуйста. — Наверное, у него был такой глупый и ошарашенный вид, что она торопливо продолжила: — Ведь должна же я знать, от чего отказываюсь! Или… ты не умеешь?

В голове Бенволио промелькнули девушки, в одежде и без, с которыми он целовался… и не только целовался. У него заполыхали щеки. «Боже, пусть она решит, что я стыжусь своей неопытности!» — подумал он и решительно притянул ее к себе.

Мягкие губы пахли малиной. И она не закрыла глаза. Позже Бенволио пытался вспомнить, каким он был, этот первый поцелуй, но вспоминалась только сладость малины на губах — помада? или она эти ягоды ела? — и широко распахнутые карие глаза, и золотые искорки в глубине.

А тогда они медленно отодвинулись друг от друга, и она улыбнулась и тихо сказала:

— Спасибо.

— Может, все-таки умыкнуть тебя и отвезти к священнику?

— Наверное, так было бы проще, — серьезно произнесла Розалина. — Но мы же не ищем легких путей, верно?

— Тогда придется попробовать другой план.

— Что ты задумал?

— Заделаться миротворцем. — Бенволио поморщился. — Это только звучит внушительно; на самом деле миротворец в Вероне — посмешище для обеих сторон, наподобие юродивого. Хорошо еще, если свои же не забросают камнями.

Розалина посмотрела ему в глаза — прямым и открытым взглядом, который ему в ней так нравился.

— И дело это очень долгое, понимаю. Я подожду. Только не забывай, через десять лет я уже буду старухой… Мужчинам с этим больше повезло.

— В Вероне десятки хорошеньких девушек, но только одна Розалина, — Бенволио нежно коснулся тонких пальчиков и вновь потянулся к ее губам.

— Все-таки ты льстец, — довольно улыбнулась Розалина.

У ограды громко кашлянула позабытая дуэнья, и он поспешно отпрянул.

* * *

— Как ты думаешь, герцог Эскал — некомпетентный болван или расчетливый мерзавец?

Розалина вопросительно подняла брови.

Бенволио принялся ходить взад-вперед по дорожке.

— Я несколько раз пытался. Встречался с ним, и намекал, и прямо говорил: это его город, он отвечает за то, чтобы здесь был порядок. Герцог — верховный судья города, ему подчиняется стража… почему он не прекратит этот кошмар?! Можно приказать бить плетьми любого простолюдина, участвующего в драке, а благородных запирать на месяц в тюрьму. Или, тысяча чертей, заставить забияк подметать улицы. Или договориться с церковью и запретить причащать их, пока не помирятся. А он? Он говорит: «Успокойтесь, юноша, вы принимаете все слишком близко к сердцу». Возможно, боится, что примирившись, наши семьи будут угрожать его власти? Или поправляет свое состояние — сколько денег он уже стряс на штрафы? Скажи мне, что я неправ! — Бенволио рухнул на скамейку, сжал кулаки.

— Не знаю. Но если на герцога рассчитывать нельзя, то что нам остается?

— Остаются главы семей, синьоры Монтекки и Капулетти. Очень, хм, милые люди.

— Да уж… Чтобы убедить их, нам точно понадобится лет десять.

Однако уже на следующий день Бенволио пришел к ней, сел и уставился в одну точку.

— Я ведь недолюбливал его. Фанфарон, задира, трепло — ни на минуту не затыкался, без конца болтал о всякой чепухе и рассказывал обо мне небылицы по трактирам.

Розалина молчала. Она знала, кто такой этот «он»: Меркуцио был настоящей достопримечательностью Вероны. Теперь уже бывшей достопримечательностью.

— Ромео изгнали. Зашевелился наконец наш герцог, когда собственного-то родственника убили. А пока других резали, всё у него нормально было.

Розалина опустила глаза.

— Я слышала, дядюшка договорился о свадьбе кузины с графом Парисом. Джульетта скорбит по Тибальду и умоляет отца подождать, но тот и слышать ничего не хочет.

— Думает свалить Монтекки в союзе с герцогом?

— Или откупиться. Меркуцио ведь убил его Тибальд. Бедняжка Джульетта.

— А что Джульетта? Молодой, красивый, богатый муж — чего ей еще надо? Скорее надо пожалеть Ромео, он ведь влюбился в нее. Опять затоскует… хотя в Мантуе тоже много красивых девушек. Но как же паршиво всё обернулось, я даже не успел поговорить с синьором Монтекки! Хотя какая теперь разница — не меньше года пройдет, пока всё хоть немного успокоится, — Бенволио тяжело вздохнул.

Розалина провела пальцем по его щеке.

— Все будет хорошо, вот увидишь.

* * *

Однако хорошо не стало. Злые духи, проклявшие Верону, не собирались прекращать свои игры. Внезапно скончалась Джульетта. «Отравилась», — шептались кумушки. Умерла от горя мать Ромео. Ромео вернулся из изгнания, убил Париса и выпил яд. Джульетта ожила, чтобы тут же заколоться…

Бенволио царапал кинжалом скамейку — с таким видом, будто мечтал вместо деревянного бруска поковыряться в чьей-то глотке.

— …А герцог занят любимым делом: читает всем мораль. Дескать, сами небеса наказали враждующие семейства, да и его, беднягу, заодно. Проклятый лицемер!

— Считаешь, это он во всем виноват? — вздохнула Розалина.

— Все мы хороши. И Капулетти — баран упертый, и любовники эти… раз сердце разбито — всё, надо сразу с жизнью кончать. Но правитель из герцога отвратительный, и я постараюсь сделать так, чтобы он никому больше не портил жизнь.

— Убьешь его? — распахнула глаза она.

— Нет, зачем. На его месте окажется другой, а лучше уж иметь дело с известным злом. Я просто смешаю с грязью его репутацию, чтобы собственные подчиненные показывали на него пальцем. Считаешь, он не заслужил?

— Наверное, заслужил. Но не слишком ли высоко ты замахнулся?

— Я же не собираюсь делать это прямо сейчас. Сначала попрошу твоей руки, — он встал на одно колено и поднял на нее взгляд. — Будешь моей женой?

Розалина слегка улыбнулась — впервые за этот день.

— Оригинальное предложение. Почти как в тот день, когда мы познакомились, и ты подарил мне розу из тетушкиного сада. — Она замолчала. Бенволио не двинулся с места. — Да согласна я, согласна, — махнула она рукой.

Он просиял.

— Не забудь сказать об этом своей ручной церберше, а то она в последнее время на меня волком смотрит. Значит, мы поженимся — не думаю, что твой дядюшка теперь мне откажет, — и займемся герцогом.

— Хочешь, чтобы я тебе помогла?

— Конечно. Ты ведь сумеешь пустить сплетню-другую, чтобы никто не узнал, что это ты придумала? Например, о том, что герцог Эскал проигрался в пух и вынужден был в уплату долга танцевать голым на столе?

Розалина задохнулась от смеха.

— Ну или что-то в этом духе. Извини, меня иногда заносит.

— Да уж, вижу. Ладно, я что-нибудь придумаю. Но если у нас получится…

— То через десяток лет Вероной станем править мы.

— Любовь и интриги в одном флаконе?

— А что? По-моему, идеальный союз. Хотя легенды сложат не о нас, а о Ромео и Джульетте.

— Пусть слагают. Я же первая и напишу что-нибудь трагично-романтическое. А мы с тобой будем просто жить. Долго и счастливо.

Второй поцелуй с Розалиной Бенволио запомнил гораздо лучше.