Сокровище Моргана (джен)

В таверне «У французского короля» стоял гвалт, обычный как для этого времени суток, так и для заведения, столь популярного у корсаров Тортуги.

Под потолком плавали сизые клубы дыма, а служанки не успевали таскать подносы с едой и кружки с выпивкой.

Экипаж «Арабеллы» занимал несколько сдвинутых столов в углу и шумно отмечал свое возвращение с богатой добычей, доставшейся им после десантной экспедиции на золотые прииски Санта-Мария на Мэйне. Было с чего гулять!

Отношение буйного берегового братства к капитану Бладу, равно как и ко всей команде «Арабеллы», уже давно было уважительным, его авторитет неуклонно рос. У него был прекрасно оснащенный корабль и тщательно отобранная команда. Слава о капитане гремела по всему Карибскому морю, так что в желающих служить под его началом недостатка не было

Питер Блад, опустив веки, курил трубку, набитую душистым вирджинским табаком, и слушал, как его люди, перекрикивая друг друга, вспоминают подробности последних операций. Кто-то тронул его за плечо. Питер обернулся и увидел Ибервиля, молодого, но известного своей лихостью французского корсара, только что поступившего к нему на службу. Француз прежде сам был капитаном, однако недавно удача изменила ему, и он потерял свой корабль. Блад уже успел оценить богатый опыт Ибервиля и назначил его одним из своих офицеров.

— Месье капитан, с вами хотят поговорить.

Блад слегка удивился, но кивнул: поговорить так поговорить. Он встал и направился следом за Ибервилем в противоположный угол таверны, где за столом сидел незнакомый Бладу невысокий, покрытый бронзовым загаром человек с черными вьющимися волосами и темными глазами. Он был в короткой безрукавке и узких штанах, и Блад невольно задержал взгляд на его необыкновенно широкой груди и бугрящихся мускулами сильных руках.

Ибервиль сказал:

— Это Коста, он родом с Кандии.

— Крит, — немедленно поправил тот. — Крит, а не Кандия!

Потом он взглянул на Блада из-под черных завитков волос и спросил вместо приветствия:

— Это ты тот капитан, который оставил Истерлинга с носом?

Конечно, Блад не забыл историю, случившуюся вскоре после его прибытия на Тортугу, однако теперь она казалась ему незначительным происшествием, и он не ожидал, что кто-то о ней еще помнит. В конце концов, теперь за ним числились и более громкие дела.

— Мое имя Питер Блад, и я действительно тот капитан, который тебя интересует. Чем могу быть полезен?

Коста довольно хмыкнул и, подозвав служанку, бросил ей серебряную монету:

— Бутылку лучшего рома и три кружки!

Когда девушка ушла, он негромко сказал:

— Истерлинг бахвалился, что знает, где Морган спрятал свои сокровища. Наверняка он показывал тебе карту или что-то в этом роде?

— И что с того? 

— А то, что он ни черта не знает! А я знаю. 

Питеру порядком надоели разговоры про невесть где зарытые клады, и он поморщился. Вмешался Ибервиль:

— Коста — ныряльщик, он кое-что нашел.

— Ныряльщик? 

Так вот чем объясняется невероятная ширина грудной клетки! Блад почувствовал пробуждающийся интерес. 

Тем временем служанка поставила перед ними запыленную бутылку и три вполне чистые кружки, и Коста разлил ром, придирчиво принюхиваясь и кривясь при этом.

— Ну и гадость же вы здесь пьете...

Питер отхлебнул из кружки и нашел ром вполне сносным, но критянин явно имел другое мнение.

Коста вытащил из-за пояса позеленевшую медную пластинку, на которой можно было различить надпись «Оксфорд». Вероятно, ранее она украшала собой лафет пушки или корабельный рундук. Блад недоуменно взглянул на нее:

— И что это значит?

— Фрегат «Оксфорд», на котором Морган хранил немалую часть своей добычи, взорвался у берегов Эспаньолы, — сказал Ибервиль.

— Я нашел его, — гордо добавил Коста. — И трюмы его полны ценностей.

— Почему же ты пришел с этим ко мне?

— Я рад, что Истерлинг получил по заслугам. У него есть должок передо мной. Этот лживый ублюдок не заплатил мне обещанную долю после того как я поднял груз утопленного им по дури испанца. Поэтому я и пришел к тому, кто смог его прижучить, — его губы скривились в усмешке. — Да и для перевозки клада нужен корабль со смелой командой.

— А ты не боишься остаться ни с чем и даже проститься с жизнью, раскрывая такую тайну?

— Это вторая причина, по которой я пришел к тебе. Я слышал, ты кое-что знаешь о чести и держишь слово.

— Помилуй Боже! Честь пирата — это что-то новенькое, — усмехнулся Блад. 

Тем не менее он подумал, что раз уж судьба не оставила ему другого выбора, кроме как стать корсаром, то почему же не попробовать отыскать клад Моргана? Это ведь будет скорее исследовательская операция, чем военная.

— Так где же находится клад? — спросил Блад. — Ведь, как я понял, «Оксфорд» взорвался.

— Поблизости от Эспаньолы есть один островок... Фрегат лежит на дне у его берегов.

— Но разве возможно силами одного ныряльщика поднять тяжелый груз со дна моря?

— Об этом не беспокойся, я кое-что придумал.

— Сколько ты хочешь?

— Половину стоимости поднятого.

— Однако! — воскликнул Блад, не ожидавший подобного. 

— Без меня вам не видать сокровища.

— Я подумаю — ответил Блад. — Мне нужно спросить мнение моих офицеров. Но должен сразу сказать тебе, что твои требования непомерны.

— Только не думай слишком долго, капитан. Я узнал, что в те места направляется Рескатор. Думаю, он тоже ищет сокровища Моргана.

— Это еще кто?

— Пират Средиземного моря и друг султана Марокко. Он несколько лет назад перебрался в Новый Свет, но у нас еще не забыли его. 

— Говорят, он ренегат и прежде был знатным вельможей, — заметил Ибервиль.

Блад удивился: при всем богатстве пиратской «фауны» Карибского моря, ему не приходилось слышать о последователях Магомета.

— Рескатор время от времени появляется в Карибском море. Как правило, он ищет затонувшие корабли, поэтому и нужно спешить, — сказал критянин.

— У него тоже есть долг перед тобой, Коста?

— Правитель Марокко — вассал турецкого султана, поработившего мою родину, — в глазах критянина зажегся мрачный огонь. — Я не хочу, чтобы его друг завладел сокровищем, которое я нашел.

* * *

Вполне закономерно, что размер доли ныряльщика не вызвал ни малейшего восторга у офицеров «Арабеллы».

— Одна пятая! — изрек Волверстон. — Как по мне, и то слишком щедро! Или пусть ищет кого другого. И неизвестно еще, что там на дне. За пару сундуков с золотом тащиться под бок к испанцам....

Его поддержал Дайк, но Блад чувствовал, как его все больше и больше захватывает эта идея. Найти один из кладов Моргана, о которых идет столько разговоров! Многие безуспешно искали сокровища знаменитого пирата — а они будут первыми, кто сможет этим похвастать. Кроме того, его интересовал сам процесс поднятия груза. Блад слышал про греков и мальтийцев, непревзойденных ныряльщиков, но ему еще не приходилось участвовать в подобном деле.

Он сказал:

— Считайте, что мы заплатим за опыт по поднятию затонувших ценностей. К тому же все снаряжение принадлежит Косте.

— А слава о том, что нам достался клад Моргана? Тот же Истерлинг лопнет от злости и зависти, и не он один! Да и риск нарваться на испанцев не так уж велик: Коста сказал мне, что остров расположен неподалеку от французской части Эспаньолы. — Ибервиль принял сторону своего капитана.

Хагторп пожал плечами. Он предпочитал жаркую схватку обсуждению любых условий любых контрактов.

В конце концов они остановились на одной третьей — и если Косту это не устраивает, сокровище лучше оставить там, где оно и пролежало все время.

* * *

На следующий день капитан Блад сообщил свое решение критянину. Они снова сидели в таверне «У французского короля», полупустой в этот утренний час. На столике стояла, как водится, очередная бутылка, ром даже был разлит по кружкам, но ни тот, ни другой не пригубили из них. 

Коста задумался — хотя на самом деле и не ожидал, что его условия будут безоговорочно приняты. Деньги были необходимы, его товарищи остро в них нуждались, но вряд ли кто-нибудь согласится дать больше... И нельзя забывать про риск оказаться за бортом после того как дело будет сделано! Этот пират, по крайней мере, ведет честную игру, чего нельзя сказать о других.

— Хорошо, — сказал он, — по рукам!

— Раз уж мы заключили сделку, могу я узнать, где конкретно находится остров? И как ты собираешься поднимать столь тяжелый груз?

В глазах критянина мелькнуло сомнение, и Блад усмехнулся:

— А еще говоришь, что знаешь кое-что обо мне.

— Я могу сегодня показать тебе то, что придумал, — Коста оглянулся, хотя поблизости никого не было. — Но про остров скажу, когда твой корабль поднимет якорь.

* * *

Критянин привел Блада к одному из портовых складов.Внутри обнаружилась напоминающая колокол конструкция высотой около четырех ярдов, покрытая слоем свинца, с окошком в верхней части и сиденьями для ныряльщиков внутри.

— На какую глубину ты сможешь опуститься? — спросил заинтригованный корсар. 

— Не менее двадцати пяти ваших ярдов. Этого вполне достаточно.

— А воздух? — Блад знал, что при затоплении остаются пространства, заполненные воздухом, но сколько времени сможет пробыть человек без вреда для себя, многократно его вдыхая и выдыхая?

Коста показал на груду бутылок в углу склада:

— Я заткну их пробками и буду разбивать уже под водой. Это поможет продержаться дольше.

— Как ты собираешься поднимать клад?

— Взрыв почти разломил корабль, часть золота рассыпана по дну и перемешана с обломками. Я еще не решил, как поднимать его, может, на месте придет что-то в голову. Но то, что осталось... Его ценность огромна. Я видел хорошо сохранившиеся сундуки — их достаточно будет обвязать веревками. А еще там были золотые идолы. Видать, Морган добрался до сокровищ инков.

Блад внимательно посмотрел на него. Коста не очень походил на простого греческого или критского парня, но каждый имеет право на свои тайны. Они отправятся к этому острову, и критянин выполнит свою часть работы, а потом их дороги разойдутся навсегда.

— Нам понадобится пара дней на подготовку, — сказал Питер. — Надо еще погрузить эту махину на «Арабеллу». Я дам тебе матросов в помощь, приходи, когда будешь готов.

Туманным мартовским утром старая и донельзя грязная шхуна бороздила неприветливые воды Атлантического океана, входя в Массачусетский залив. На борту ее красовалось имя «Пресвятая дева», хотя со святостью на шхуне дело обстояло еще хуже, чем с чистотой. 

Капитан суденышка пинком распахнул дверь своей каюты и вышел на палубу. Это был мужчина огромного роста и свирепого вида, с курчавыми черными волосами и помятым, сизым от беспробудного пьянства лицом. Он оглядел мутным взглядом океан, шхуну, затерянную в беспредельном его пространстве, и принялся на чем свет стоит костерить всех и вся. 

Досталось и океану, угрюмо катящему высокие изумрудные валы, слишком холодному в этих широтах после ласковой Карибской лазури, и ленивой команде, и несчастливой звезде капитана. Особое место в его проклятиях отводилось некоему докторишке.

Капитана звали Истерлинг. После неудачной попытки завладеть красавцем-кораблем «Синко Льягас», закончившейся потерей «Бонавентуры» и захваченного им галеона «Санта Барбара» с грузом ценностей, в его жизни наступила длительная черная полоса. Истерлинга еще немало помотало по Карибскому морю; почти вся команда покинула его, осталась лишь кучка никчемных ленивых мерзавцев, которым было все равно, с кем плавать.

В конце концов его занесло далеко на север, к берегам Новой Англии. Что делать — он и сам толком не знал, надеясь, что подвернется случай и он сможет захватить какое-нибудь судно или, на худой конец, получить фрахт. Северные территории бурно развивались, но хотя Истерлинг и слышал, что в Бостоне, этом центре деловой жизни английских колоний, привыкли иметь дело с людьми самыми различными, он не представлял, как ему удастся договориться с неуступчивыми суровыми квакерами, населяющими эти земли.

«Пресвятая дева» уже находилась в Бостонской бухте, как вдруг туман сгустился, охватывая шхуну своими призрачными щупальцами подобно мифическому кракену. 

Это вызвало новую порцию проклятий капитана. Он заорал на матросов, приказывая убрать паруса. 

Не зная этих вод, нечего было и пытаться двигаться в опаловом мареве, подсвеченном встающим солнцем, — особенно сейчас, когда начинался утренний отлив. Его приказ запоздал: не прошло и нескольких минут, как шхуна содрогнулась от сильного удара, раздался треск ломающегося дерева и скрежет песка под килем. «Пресвятая дева» накренилась на левый борт и замерла.

Команда наконец-то забегала по палубе, из грузового люка показалась растрепанная голова одного из матросов, и он крикнул, что шхуна получила пробоину, напоровшись на камни, и трюм заполняется водой.

Истерлинг едва устоял на ногах. Проклиная нерасторопность своей команды, он подскочил к рулевому — молодому, вечно сонному парню — и отвесил ему затрещину. Потом капитан кинулся к борту, пытаясь рассмотреть, на что они налетели.

Это был совсем маленький островок, скорее даже песчаная банка. Он едва виднелся над поверхностью воды, появляясь только в часы отлива, но шхуна крепко сидела на мели.

Богохульствуя и призывая небо и ад ответить, за что он терпит все эти несчастья, Истерлинг приказал бить в сигнальный колокол: не хватало еще, чтобы другой корабль врезался в них в этом чертовом тумане. Он знал, что судоходство здесь очень оживленное, и рано или поздно кто-то придет к ним на помощь.

И верно: довольно скоро порыв ветра разорвал кисею тумана, проступили очертания бухты и города впереди. А совсем недалеко от них обнаружился прекрасный трехмачтовый корабль с черным корпусом и позолоченными портами пушек. 

К

ажется, на корабле их заметили, потому что он замедлил ход. Туман все больше рассеивался, и Истерлинг, вне себя от бессильной злобы, через подзорную трубу жадно вглядывался в этого красавца, похожего на «Синко Льягас», как родной брат. Под лучами солнца на борту судна пламенело название, составленное из бронзовых букв. 

«Голдсборо», — прочитал капитан, уже видя, что на корабле спустили шлюпку и она движется по направлению к шхуне.

* * *

Жоффрей де Пейрак, прежде один из самых могущественных дворян Французского королевства, а ныне авантюрист, гроза Средиземного моря, широко известный там под именем Рескатор, прибыл в Бостон по важным делам. Несколько лет назад он оставил Средиземное море, вынужденный подчиниться ультиматуму алжирского пирата Меццо-Морте. Де Пейрак пытался спасти Анжелику, свою жену. Он еще надеялся воссоединиться с ней, но она вновь ускользнула, на этот раз — навсегда.

Тогда он отправился в Новый свет, чтобы начать все сначала, и немало преуспел в этом. Его радушно принимали в Новой Англии, особенно в Бостоне; ему удалось найти путь к сердцам замкнутых английских протестантов, поначалу с подозрением отнесшихся к французскому авантюристу.

«Голдсборо» был создан по его чертежам. Он оплатил строительство еще нескольких кораблей, и на верфях Бостона должны были приступить к выполнению его заказов. Как раз за этим он и посетил город; кроме того, в Гарварде обучались его сыновья, и он хотел повидать их. 

Покидая уютную Бостонскую бухту, де Пейрак взял курс на Голдсборо — основанное им на берегу Атлантического океана поселение, которое носило то же имя, что и его корабль. Там ждали дела не менее важные: освоение новых земель требовало постоянных усилий. 

Он поднялся на ют, к Язону, своему старому другу и бессменному капитану «Голдсборо».

Утро выдалось туманным, как это часто бывало в марте. До них донесся заунывный звон колокола, и сразу же раздался крик марсового: 

— Справа по борту шхуна села на мель!

— Неудивительно в этаком тумане, — проворчал Язон, глядя в подзорную трубу. Контуры терпящего бедствие корабля едва угадывались в тумане. — Что будем делать, монсеньор? Они напоролись на один из этих крошечных островков. Видимо, они впервые здесь.

Бухта Бостона изобиловала островами, большими и малыми; среди них были и такие, что появлялись только в отлив.

— Язон, прикажите лечь в дрейф и спустите шлюпку. Поможем этим несчастным.

Тот прокричал в рупор приказ, матросы засуетились, и вскоре шлюпка отошла от борта корабля. Туман редел, и шхуна, находившаяся в весьма плачевном состоянии, была уже ясно видна. 

* * *

Истерлинг услышал, как из подошедшей шлюпки прокричали по-английски с сильным акцентом:

— Эй, на шхуне! Помощь требуется, или подождете прилив?

Конечно же, им требовалась помощь. И дело было не только в том, что огромная пробоина в днище старого корабля не давала им шансов справиться с бедой своими силами. Истерлинг, которого продолжала душить злоба и зависть, продал бы душу, будь она в наличии, за возможность оказаться на «Голдсборо», и не просто оказаться, а завладеть им. Несмотря на отсутствие команды — не считать же командой ту кучку бездельников, что осталась с ним, — и длительную полосу неудач, он не оставлял мысли триумфально вернуться в Карибское море. 

Он оглянулся на стоящих рядом матросов и прошипел:

— Держите язык за зубами, дети дьявола! Ни слова о том, кто мы, если вам дорога ваша шкура.

Но поднявшись на борт «Голдсборо», пират сразу же приуныл. Ему хватило одного взгляда на встречавшего их высокого и широкоплечего мужчину в черном плаще, с резкими чертами лица и властным взором, чтобы его инстинкт шепнул: эта добыча ему не по зубам. Если он сам был волком, то перед ним стоял, по меньшей мере, горный лев. Старые шрамы на его лице свидетельствовали о жизни не менее бурной, чем была у самого Истерлинга. Ну что же, он не собирался сдаваться. В его голове зародилась уже одна мыслишка...Он растянул губы в улыбке:

— Благодарю вас, капитан... — Истерлинг не знал, как обратиться к нему.

— Можете называть меня монсеньор Рескатор, — прозвучал глухой голос. — Не стоит благодарности. Куда вы направлялись?

— В Бостон... и никуда. Меня зовут Истерлинг, я был капитаном торгового судна и потерял свой корабль во время шторма, как и почти всю команду. Вот все, кто выжил. — Он указал на своих матросов, перелезавших через фальшборт: — Мне удалось приобрести эту посудину, и я надеялся получить в Бостоне хоть какой-нибудь фрахт.

Истерлинг безнадежно махнул рукой. 

Рескатор проницательно смотрел на спасенного, словно читая его мысли, и тот отвел глаза.

«Врет, с такими рожами не занимаются фрахтом. Наверняка пират,— подумал де Пейрак. — Впрочем, какое мне дело до этого?».

Вслух он спросил:

— Что же мне с вами делать? Я не собираюсь возвращаться в Бостон, отлив уже заканчивается.

— А вы не сочтете возможным высадить нас в каком-нибудь ближайшем порту, монсеньор Рескатор? —

Истерлинг постарался, насколько это было в его силах, напустить на себя просительный вид. 

Пока длится путь, он постарается кое-что предпринять.

— Хорошо, — ответил Рескатор, — вас разместят на борту. Завтра утром мы сделаем остановку, и вы

сойдете на берег.

* * *

Весь день Истерлинг посвятил обдумыванию своих идей. Он не желал расставаться с мыслью завладеть кораблем, пусть даже подняв бунт. Пользуясь тем, что на них не обращали особого внимания, он попытался как следует осмотреться, а кроме того — прощупать настроение команды. Ему еще не доводилось видеть такого пестрого смешения различных национальностей, он даже заметил нескольких мавров в бурнусах. Один из них неотступно следовал за Рескатором, не расставаясь с богато отделанным мушкетом.

К своему большому разочарованию, он обнаружил, что вся эта разношерстная братия испытывала чуть ли ни собачью преданность по отношению к своему грозному предводителю. Кстати, капитанов на «Голдсборо» было два. Истерлинг заметил, что на палубе распоряжается коренастый невысокий мужчина с неприятным буравящим взглядом, которого звали Язон. Он с подозрением смотрел на Истерлинга, но ничего не говорил. И на том спасибо. 

Рескатор не вмешивался в деятельность Язона, проводя время то на квартердеке, то в своих апартаментах под ним, но по тому, с какой почтительностью все к нему относились, Истерлинг сразу понял, кто здесь истинный хозяин.

Апартаменты поражали роскошью. Пирату удалось заглянуть в них, когда хозяин корабля открыл дверь, чтобы вызвать к себе Язона, — и тогда же Истерлинг успел заметить некие детали обстановки, которые придали другой ход его мыслям... 

Ему пришлось-таки отказаться от своей идеи заполучить корабль, потому что не стоило рассчитывать на бунт команды, но во время своих блужданий пират заметил еще кое-что интересное. Его догадки подтвердились, а с ними изменились и планы .

* * *

Жоффрей де Пейрак развернул пергаментный лист с картой Карибского моря и склонился над ним, попыхивая трубкой. Он уже совершил несколько удачных рейдов к берегам Панамы, разыскивая лежащие на дне моря сокровища — для того, чтобы их поднимать, в его команде были мальтийские ныряльщики. Помимо обогащения, де Пейрака влекли тайны исчезнувших цивилизаций инков и ацтеков, и он, как правило, оставлял себе особо редкие или загадочные вещицы. Это давало пищу для его ума исследователя и утоляло тягу к прекрасному, которая продолжала владеть им, несмотря на все жизненные перипетии. 

Он попытался представить, каковы же были города инков. Несомненно, величественные, с башнями, покрытыми листовым золотом, с храмами, где совершались таинственные и ужасные обряды... Его размышления прервал тихий стук в дверь. Де Пейрак недовольно нахмурился и громко сказал:

— Кто там скребется, заходи.

Дверь приоткрылась. На пороге, в сопровождении мавра Абдуллы, стоял тот самый капитан, которого сняли поутру с севшей на мель шхуны. Что привело его сюда?

— Монсеньор Рескатор, простите, что отвлекаю вас, но могу ли я поговорить с вами? — пират старался быть почтительным.

— Что вам угодно? — не особо любезно спросил де Пейрак.

Истерлинг покосился на мавра и прошептал:

— Я хочу поделиться с вами кое-чем интересным. В прошлом году мы пополняли запасы воды на одном из островов Карибского моря. Я отправился побродить и наткнулся на хижину, в которой обнаружил скелет. Ничего удивительного, какой-то несчастный, жертва кораблекрушения, отдал здесь Богу душу — такова была моя первая мысль. Но потом я нашел вот это. — Он протянул Рескатору весьма потрепанные листки бумаги, скатанные в трубку. — Это часть дневника Моргана.

Конечно, Жоффрей де Пейрак слышал это имя. Как же, великий английский пират. Соотечественники даже возвели его в рыцари и назначили губернатором Ямайки. Он внимательно посмотрел на Истерлинга: нездешний оттенок загара, жадные взгляды, которые тот украдкой кидал на богатую обстановку каюты, а также рассказ о Моргане подтверждали его предположение. Перед ним, без сомнения, стоял один из пиратов Карибского моря. В этом не было ничего необычного. Де Пейраку уже приходилось иметь дело с береговым братством, ему даже удалось прийти к нейтралитету с основными его вожаками. В конце концов, его самого причисляли к этой же категории...

Он молча развернул протянутые листы и с трудом прочел несколько записей:

«...16 июля 1673. Прибыли на «Джамайка Мерчент» к западной оконечности Коровьего, где-то здесь взорвался «Оксфорд», мы приступим к его поискам... Я не могу оставить мои сокровища лежать на дне...» 

Далее буквы расплывались — видимо, бумага сильно намокла, и морская вода растворила чернила. Но в конце страницы текст вновь читался:

« ...28 августа 1673. Поиски ничего не принесли, и команда ропщет. Я должен возвращаться на Ямайку, попробую прийти сюда в следующем году...»

Он вернул листы Истерлингу и саркастически спросил:

— С чего вы взяли, что это писал Морган?

— Но как же, монсеньор, ведь считается, что на корабле под названием «Оксфорд» Морган хранил самую ценную часть награбленного.

— Вы думаете, что это он умер там, на острове?

— Нет. Морган скончался несколькими годами позже, на Ямайке, там до сих пор есть его могила. Думаю, это кто-то из его команды, высаженный на берег или сбежавший по той или иной причине. Отношения между Морганом и его людьми не всегда были гладкими, — Истерлинг криво усмехнулся. 

Это не расходилось с тем, что знал де Пейрак, но он продолжал все также саркастически:

— Зачем вы мне раскрываете такую ценную информацию?

— Затем, что это могло бы вас заинтересовать. Я хоть и не сильно удачливый капитан, но не дурак и не слепой. Я кое-что заметил на вашем корабле — совершено случайно, уверяю вас! Но я понял, что вы поднимаете сокровища с затонувших кораблей. Вот даже зеркало говорит об этом, — И он указал на странное зеркало, висящее на переборке. Его поверхность имела красновато-золотой отлив, а в оправе золотые солнца, переплетенные с радугами, образовывали затейливую и очень изящную гирлянду. — Его сделали инки...

— Откуда простому капитану торгового корабля знать об этом? — усмехнулся де Пейрак.

— Пути господни неисповедимы, и я не всегда был капитаном торговой шхуны. — Истерлинг решил добавить немного искренности.

— Ну, допустим, что дневник подлинный. Но, как следует из записей, Морган и сам мог поднять свои сокровища.

— Я знаю, что Морган больше не возвращался туда. 

— Вам известны даже такие подробности?

— Найдя дневник, я стал осторожно наводить справки — речь ведь шла о кладе самого Моргана! Мне повезло: в каком-то порту я разговорился с одним малым, который ходил на его корабле.

Де Пейраку пришла в голову мысль, что этим малым скорее всего и был сам Истерлинг. Вряд ли он осмелился соврать о существовании клада.

— Слишком гладко у вас получается: матрос Моргана, найденный дневник... Хорошо, в чем ваша выгода? 

— Я берег эти листы на крайний случай и сам собирался отыскать клад, но без оснащенного корабля и команды это невозможно. Мое положение отчаянное, и, думаю, пришел момент воспользоваться ими. Я решил довериться вам — в благодарность за спасение и в надежде, что вы, отыскав сокровище, поделитесь со мной. Скажем, одна четвертая... Возможно, мне хватило бы на покупку хотя бы шхуны — наподобие той, какую я потерял сегодня.

Говоря все это, Истерлинг совсем не врал. Он не стал рассказывать историю о кладе на Панамском перешейке, с помощью которой пытался заманить в западню Питера Блада. Морган и там зарыл кое-то, но Истерлинг посчитал, что добиться согласия Рескатора на подобную экспедицию будет труднее. Он чувствовал, что имеет дело с жестким и даже опасным человеком. 

Истерлинг ухитрился заполучить несколько страниц дневника Моргана, когда плавал со знаменитым корсаром. У него были сведения, что Морган, тяжело больной, потеряв во время шторма «Джамайка Мерчент», вернулся на Ямайку и больше не предпринимал попыток отправиться к месту гибели «Оксфорда».

Раз уж у монсеньора есть ныряльщики, стоило попробовать заняться этим делом. Положение пирата в самом деле оставляло желать лучшего. Оказаться в неведомом порту, в незнакомых землях... А вновь обзаведясь кораблем и командой, он сам сможет отправиться на Панамский перешеек.

— Где же этот ваш... остров сокровищ?

— Недалеко от французской части Эспаньолы... Я покажу вам на карте.

Де Пейрак задумался. Он собирался уже наведаться в зону Карибского моря. Даже если не удастся найти клад Моргана, у берегов Эспаньолы затонуло великое множество других судов.

— Ну что же. Я должен все взвесить. В любом случае, сейчас мы идем в Голдсборо — это поселение, основанное мной, оно находится в Новой Франции. Для такой экспедиции нужна подготовка. Размер же вашей доли еще подлежит обсуждению. Сокровище надо отыскать и поднять. Вас устроит одна шестая?

Истерлинга это совсем не устраивало, но у него не было другого выхода, и он кивнул головой.

«Голдсборо» покачивался на ласковых ладонях Карибского моря. Корабль стоял на якоре у небольшого острова Коровий — «Иль-а-Ваш», как называли его французы, — к юго-западу от Эспаньолы, которая туманным облаком лежала милях в десяти. Бухту окружали скалистые уступы, вся западная часть острова была возвышенной, а на востоке его сплошной стеной покрывали мангровые леса.

Жоффрей де Пейрак, сдвинув брови, рассматривал лежащие на столе предметы: несколько серебряных слитков, десяток золотых дублонов, чудом сохранившиеся блюдца превосходного фарфора, набор навигационных инструментов. Все это его ныряльщики подняли со дна моря. Они довольно быстро отыскали затонувший корабль, но назывался он не «Оксфорд», а «Джамайка Мерчент». Из дневника Моргана выходило, что именно на нем король пиратов появился здесь в поисках своего флагмана. Но то, что не удалось сделать корсару, не удалось и де Пейраку.

Он перевел взгляд на смущенного Истерлинга. Прошло полтора месяца с тех пор как он встретился с пиратом, и три недели — с их прибытия к острову Коровий; ныряльщики-мальтийцы обследовали все дно у западной оконечности острова, но никаких других кораблей не обнаружили.

— Где же ваше сокровище, Истерлинг?

Съежившись под его тяжелым взглядом, Истерлинг не знал, что ответить: для него самого все происходящее явилось крайней неприятным сюрпризом. Наконец он выдавил:

— Монсеньор, возможно, Морган намеренно указал неверное место, опасаясь, что дневник может попасть в чужие руки.

— Не исключено. Но что же нам теперь, перепахать все дно? Возможно, он и остров указал неверно?

— «Джамайка Мерчент»...

— Я помню. — Рескатор прервал Истерлинга нетерпеливым жестом руки. — У меня не слишком много времени, чтобы тратить его попусту, я и так чересчур долго занимался вашим мифическим кладом. Утром мы снимаемся с якоря. Что же касается вас... Должен сообщить, что мне придется лишить себя удовольствия и дальше наслаждаться вашим обществом. Вам дадут шлюпку и припасы. В это время года вы и ваши матросы без проблем доберетесь до Эспаньолы.

— Но, монсеньор Рескатор, отсюда еще далеко до Эспаньолы. Во имя Господа, не оставляйте нас здесь! — В голосе пирата была мольба.

— Вот наглец, — развеселился Рескатор. — До Эспаньолы рукой подать — что значит десяток миль для такого морского волка, как вы? Но так и быть: вы покинете корабль завтра, когда мы будем проходить вблизи ее берегов.

Он испытывал сильную досаду, — прежде всего на себя — что так легко согласился приступить к поискам и потратил на это столько времени. Хотя клад и мог бы покоиться где-то здесь — то, что сам Морган не сумел отыскать свой корабль, должно было насторожить его. Скорее всего, взрыв разметал судно, а море довершило дело. Но не беда, у него имелись и иные сведения о местах былых кораблекрушений.

* * *

Ранним утром следующего дня «Голдсборо», подгоняемый ровным попутным ветром, покинул свою стоянку, направляясь на северо-запад. Де Пейрак собирался обогнуть Эспаньолу и пройти вдоль северного ее побережья. 

Истерлинг, посылая мысленные проклятия небу, вновь оставшемуся глухим к его мольбам, вышел на палубу и посмотрел в сторону юта. Хозяин корабля был там, он о чем-то беседовал с Язоном.

Шлюпка с небольшим запасом еды и воды уже ожидала капитана и его матросов. К этому времени большая их часть, никем не удерживаемая, давно сошла на берег. С Истерлингом осталось всего лишь два человека.

Сверху раздался крик марсового:

— Справа по носу корабль!

Истерлинг глянул вперед, увидел корабль, появившийся из-за мыса, — и обомлел. Это был «Синко Льягас»! Невероятно! Глаза обманывают его, или это на небо, не внявшее его мольбам, подействовали проклятия? И наверняка Питер Блад по-прежнему капитан корабля... Истерлинг бросился к квартердеку.

Де Пейрак не особо встревожился, увидев фрегат с красным корпусом, идущий встречным курсом. Тем не менее он велел Язону отдать приказ готовиться к бою. Любая подобная встреча таила в себе неожиданность, тем более что на корабле не было никакого флага. Будет совсем нелишним продемонстрировать неизвестному капитану, что «Голдсборо» не является легкой добычей. Этого часто бывало достаточно, чтобы отпугнуть не в меру жадных пиратов, — а в том, что перед ними пиратский корабль, он почти не сомневался.

— Монсеньор Рескатор! Это пиратский корабль, я узнал его! — подтверждая его догадку, закричал внезапно появившийся на юте Истерлинг. — А командует им один из самых жестоких пиратов Карибского моря, его имя капитан Кровь — Ле Сан!

Истерлинг, который, несмотря на безупречный английский Рескатора, давно уже понял, что имеет дело с французом, буквально перевел фамилию Блада.

— Я не слышал этого имени, — Рескатор смотрел недоверчиво.

— Он относительно молод и недавно начал свою карьеру, но уже успел прославиться! Недаром он взял себе такое имя. Это беглый каторжник, осужденный за чудовищные преступления! 

«Тебе ли говорить о преступлениях», — подумал де Пейрак, не горя желанием ввязываться в бой без особой необходимости. 

Он пристально следил за приближающимся фрегатом, ожидая, что предпримет его капитан. Корабли почти поравнялись друг с другом, когда Истерлинг вновь завопил:

— Смотрите, он меняет курс! Он готовится атаковать!

Де Пейраку показалось, что в голосе пирата прозвучало злобное торжество.

Ноздри Истерлинга раздувались: пусть ему не улыбнулась удача, но он страстно желал, чтобы Блад вступил в бой и проиграл. Тогда он почувствовал бы себя отомщенным, ведь этому докторишке не выстоять в стычке с Рескатором.

Действительно, фрегат совершал поворот оверштаг, и на нем начали происходить те же приготовления, что и на «Голдсборо»: открывались порты пушек, на марсы стремительно поднимались матросы с мушкетами в руках.

— Это может быть всего лишь ответом на нашу демонстрацию силы, — Рескатор все еще был настроен скептически. — С чего ему атаковать нас? «Голдсборо» не галеон, полный золота, и не какой-нибудь торговый корабль.

Теперь красный фрегат двигался параллельным курсом, и Жоффрей де Пейрак мог разглядеть его название: «Арабелла». Странное имя для пиратского корабля... До них долетело пение сигнальной трубы.

— Вы слышите! — продолжал вопить Истерлинг. — Играют атаку! Какие могут быть сомнения?!

«И в самом деле, откуда эта нерешительность? Неужели я отвык от баталий, связавшись с купцами? Это обычный пират, и если он желает драться — будем драться». 

Времени на раздумья не оставалось. Де Пейрак махнул рукой, отдавая приказ сигнальщику «Голдсборо», и его горн немедленно ответил трубе с «Арабеллы».

* * *

«Арабелла», повинуясь указаниям Косты, уже почти обогнула Коровий, как вдруг трехмачтовый корабль под всеми парусами вышел им навстречу. Блад рассматривал его в подзорную трубу, пытаясь определить, какой стране он принадлежит. Но на мачте развивался невиданный доселе флаг: символическое изображение серебряного щита на красном поле. 

— Это флаг Рескатора! — голос подошедшего критянина был полон гнева. — Проклятье! Неужели этот подлый ренегат опередил нас?!

Стоящий рядом Волверстон хмыкнул:

— Ну, раз так, нам не придется нырять. Если клад уже в трюмах этого корабля, возьмем его на абордаж. 

— Подождите, — сказал Питер. Он не торопился отдавать соответствующие распоряжения, ему казалось странным, что на флаге не было полумесяца, обычного для алжирских или марокканских пиратов, в том числе и ренегатов. — Коста, почему столько ненависти?

Глаза критянина сверкнули:

— Он наводил страх на все Средиземноморье! Мой народ тонул в слезах и крови под властью завоевателей, а я много раз видел, как Рескатор ехал по правую руку от турецкого наместника, в его свите! У него была роскошная резиденция на Крите, его с почетом принимали в Стамбуле. Он, христианин, спокойно жил при дворе султана в Микнесе, где любой другой человек нашей веры мог быть только рабом! Он сражался с мальтийскими рыцарями и французским флотом, забыв о своих корнях! Это чудовище!

Корабли уже сблизились настолько, что они могли видеть, как на судне Рескатора идет подготовка к сражению.

— Чего же ты медлишь, Питер? Хочешь, чтобы он первым нанес удар? — спросил Волверстон.

— Джереми, поворот оверштаг. Готовимся к бою! — скомандовал Блад.

Ветер не благоприятствовал им, и он решил изменить курс «Арабеллы». На палубе началась суета, предшествующая сражению. Голоса горнов на двух кораблях прозвучали практически одновременно.

Пользуясь тем, что «Голдсборо» оказался немного сзади, де Пейрак попытался приблизиться, держа курс под острым углом к корме «Арабеллы», так как ее кормовые пушки не могли нанести ему значительный урон. Он намеревался отнять у противника ветер, затем возле самой кормы повернуть и пересечь курс фрегата, при этом салютуя пирату залпом своих бортовых орудий. Но его намерения были разгаданы: Питер Блад уклонился, вновь меняя курс, вынуждая и де Пейрака сделать то же самое. В результате маневров оба корабля, сблизившись еще больше, шли на восток вдоль побережья Коровьего. 

* * *

Корабли были в пределах досягаемости пушек друг друга, но их капитаны, несмотря на недоуменные взгляды подчиненных, до сих пор выжидали.

— Почему он не стреляет? — пробормотал Рескатор.

Истерлинг решил ускорить события: он был почти в отчаянии и не мог допустить, чтобы такой желанный для него бой превратился в своего рода совместную прогулку двух корсаров. В его голосе сквозило отчаяние, когда он закричал:

— Монсеньор, прикажите открыть огонь! Он хочет подойти поближе, чтобы взять нас на абордаж и сохранить для себя ваш корабль! У него на борту двести головорезов! Не подпускайте его, капитан Ле Сан известен тем, что никого не оставляет в живых!

— Вы слишком хорошо осведомлены о делах, творящихся в Карибском море! — резко бросил Рескатор.

— Простите, я скрыл от вас правду... Я и сам бывший пират. — Истерлинг решил идти ва-банк. — Но то, что делал я, меркнет перед злодеяниями этого мерзавца! Это он потопил мой корабль! Мне и нескольким моим людям чудом удалось спастись, я был оглушен ударом по голове, и меня приняли за мертвого. Мое судно медленно тонуло и не представляло для него ценности, он не стал возиться с нами... По счастью, нас спас проходящий мимо голландский бриг.

— Монсеньор... — в голосе Язона тоже была нешуточная тревога.

— Открыть огонь, — велел Рескатор. — Цельтесь по корпусу, не дайте ему возможности подойти на расстояние, пригодное для абордажа.

Де Пейрак никак не мог предполагать, что несколькими минутами ранее на «Арабелле» разыгралась похожая сцена.

Блад, видя, что с неизвестного корабля не раздалось еще ни одного выстрела, подобно Рескатору недоумевал, почему его капитан до сих пор не открыл огонь.

— Питер, ты никак желаешь отведать, каково оно — быть в плену у марокканского пирата? — Волверстон, хмурясь, смотрел на него.

— Лучше смерть! Вы не представляете, с кем имеете дело! Жестокости Моргана или л'Оллонэ — ничто по сравнению с тем, что творил тот же Меццо-Морте! — подлил масла в огонь Коста.

Блад бросил еще один взгляд на черный корабль, носящий имя «Голдсборо», потом крикнул, перегнувшись через перила:

— Огл, пора!

Согласно своей обычной тактике при абордаже, пираты стреляли по мачтам корабля, стараясь по возможности не повредить корпус, чтобы лишить неприятеля хода и не потопить его прежде чем они смогут освободить трюмы от груза.

Два залпа слились воедино, и противники окутались густыми клубами дыма — однако к этому моменту волнение моря усилилось, и это помешало канонирам обоих кораблей взять точный прицел. 

«Арабелла» получила несколько пробоин в корпусе, однако все они оказались несущественными. 

Пользуясь тем, что дым все еще скрывал их, Блад немедленно приказал Джереми Питту вести корабль прямо на «Голдсборо». Абордажная команда ждала своего часа, пригнувшись за фальшбортом и напряженно высматривая вражеский корабль. Как только в дыму показались его очертания, в воздух взвились крючья с прикрепленными к ним канатами.

* * *

Де Пейрак понял, что совершил редкую для себя ошибку: он слишком долго ждал действий пирата и тем самым позволил его кораблю опасно приблизиться к «Голдсборо». Пока он пытался определить, насколько действенным был залп, из клубов дыма вдруг надвинулся высокий красный борт, и глухой стук абордажных крючьев возвестил о том, что теперь противники должны сойтись в ближнем бою. На борт его корабля с диким ревом полилась толпа полуголых корсаров. Но ему случалось выпутываться из куда более опасных ситуаций, поэтому он остался наблюдать с юта за уже кипевшей на палубе схваткой. 

Напор пиратов был столь яростен, что в первый момент они потеснили моряков «Голдсборо». Тогда де Пейрак счел за благо вмешаться. Сопровождаемый Абдуллой, он кинулся в самую гущу схватки. Его матросы, увидев своего капитана, воспрянули духом, и постепенно бой переместился на палубу «Арабеллы». Вскоре все было кончено.

Рескатор, опираясь на плечо мавра, медленно шел по палубе захваченного корабля, направляясь к пленникам, которые угрюмой толпой стояли на шкафуте под охраной его людей. 

Они победили, но победа досталась дорогой ценой. Он сам схватился с одноглазым верзилой и уже выбил из его рук абордажную саблю, как вдруг откуда-то сверху раздался выстрел, и левое плечо обожгло. Он бы все равно свалил противника, но за эту секунду тот успел подхватить валявшийся под ногами обломок реи и обрушить его на голову Рескатора. 

И теперь в глазах все мутилось, по шее щекочущей струйкой сбегала кровь, а плечо при каждом движении пронзала резкая, дергающая боль. Сквозь повязку, наспех наложенную Абдуллой, уже проступили алые пятна, но хуже всего было то, что пуля не прошла навылет и оставалась в плече. Бедный мавр готов был броситься в море: в неразберихе боя он отстал и не успел защитить своего обожаемого хозяина.

Язон настаивал, чтобы монсеньор Рескатор немедленно позволил заняться собой. Что касается пленников, то было достаточно отдать приказ — и с ними расправились бы безо всякого сожаления, из мести за кровь своего капитана и погибших товарищей. Но Рескатор медлил, желая посмотреть на тех, кто так яростно с ним сражался. Этот бой стал для него неожиданностью — ведь обычно пираты, благодаря договоренностям, достигнутым с их вожаками, не досаждали ему. 

* * *

— Дьявол побери твою душу, проклятый пират! — произнес по-арабски хриплый голос.

Жоффрей де Пейрак в удивлении остановился. Кто мог обращаться к нему здесь, за тысячи миль от Средиземного моря, на арабском языке? Он взглянул на говорившего: невысокий широкогрудый человек злобно смотрел в ответ. Похож на грека... но он видел его впервые. 

К чему гадать? Ведь он уже решил предоставить пленников их судьбе, пригласив прогуляться за борт.

Сделав следующий шаг, он встретился взглядом с пронзительными и удивительно спокойными глазами мужчины лет тридцати в погнутой вороненой кирасе, который стоял немного впереди прочих пиратов. Судя по всему, это и был капитан Ле Сан. Во время схватки им не пришлось сойтись в поединке. Де Пейрак видел, как он увлекал своих корсаров в бой, и начал уже прорубаться к нему, когда на его пути появился тот одноглазый головорез. Теперь он молча рассматривал своего противника.

Если Жоффрей де Пейрак понимал что-то в людях, — а у него были основания так полагать, — то Ле Сан совсем не соответствовал образу, нарисованному Истерлингом. Он больше походил на испанца, чем на француза. В синих глазах де Пейрак не увидел ни следа порока или алчности, обычных для пиратов всех мастей, — напротив, в них читались ум и мужество. Несмотря на потрепанный после боя вид, на всем его облике лежал отпечаток изящества и благородства, и об этом же говорила гордая посадка головы и манера держаться. Ле Сан вдруг показался де Пейраку похожим на него самого в этом возрасте.

«Что за вздор, — тут же подумал он. — Что может быть общего у меня, калеки, который был, невзирая на увечье, эпикурейцем, любившем жизнь во всех ее проявлениях, с жестоким пиратом? Возможно, только это упорство во взгляде — упорство человека, не желающего склоняться перед судьбой, какой бы она ни была...»

Все же он признался себе, что этот человек принадлежит к одной с ним породе. Ну что же, и благородные сеньоры становятся разбойниками, он сам тому пример... Что это меняет? Разве полная опасностей жизнь не научила его, графа де Пейрака, потерявшего все, а потом вновь достигшего всех желаемых им высот, что не стоит проявлять слишком много милосердия, ибо это может привести к тяжелым последствиям? Он давно уже отвык оставлять у себя за спиной живых врагов. Он не будет обманываться благородным видом. Этот человек вступил с ним в противоборство и проиграл. Vae victis, как говорили римляне. Но неожиданно для самого себя он вдруг решил заговорить с корсаром.

* * *

Питер Блад смотрел, как к ним медленно приближается победитель. Все складывалось вполне удачно для них, пока в бой не вмешался этот высокий крепкий мужчина, одетый в черное. Он оказался страшным бойцом, никто не мог устоять перед ним. Волверстону повезло, что кто-то из корсаров, стреляя с мачты, ухитрился попасть в Рескатора. Но они все равно потерпели поражение. 

Однако Блад не собирался терять присутствие духа, даже когда стоящий рядом Коста обрисовал ему их печальные перспективы, в красках расписывая жестокость мусульманских пиратов. Пока что Блад не нашел ничего, что позволяло бы отнести Рескатора к их числу. Правда, он заметил нескольких мавров в его команде — один из них повсюду сопровождал своего капитана. Блад услышал, как Коста хрипло и гортанно сказал что-то, прекрасно понятое капитаном «Голдсборо». Тот остановился напротив них, потом его мрачные черные глаза изучающе глянули на Блада. 

Питер, чей ум лихорадочно искал выход из положения, в свою очередь разглядывал Рескатора. Это был человек лет пятидесяти, с властным жестким лицом и твердой линией губ; старые рубцы, пересекающие щеку, говорили о непростой жизни. Он был без камзола, по его белой рубахе расплывались кровавые пятна. По тому, как он наваливался на плечо идущего рядом мавра, Блад мог сделать вывод, что раны Рескатора не были пустяковыми. Он некоторое время молча смотрел на Блада, а потом спросил по-испански:

— Это вы командовали этим кораблем? Вы капитан Сангре? 

Если Блада и удивило, что Рескатору известно его имя, то он не подал виду и ответил тоже по-испански:

— Мое имя Питер Блад, и да, я капитан этого корабля.

— Бывший капитан, — язвительно поправил его Рескатор. — Теперь корабль принадлежит мне.

Глаза Блада строптиво сверкнули, но он оставил обсуждение этого вопроса до более благоприятного момента.

— Вы англичанин? — Рескатор перешел на английский.

— Ирландец, — не преминул уточнить Блад. — А вы, как я полагаю, капитан Рескатор?

Тот в знак согласия наклонил голову, немедленно взорвавшуюся сильной болью. Черт! И плечо горит, как в огне. Следовало побыстрее кончать с этим.

— Как вы намерены поступить с нами? — Блад успешно скрывал чувство неуверенности и даже обреченности, которое мимолетно возникло в нем после ужасных рассказов Косты.

— Ну а как бы вы поступили на моем месте?

— Я бы дал уцелевшим шлюпку и велел убираться к дьяволу.

Он издевается? Рескатор не удержался от сарказма:

— Да ну? Разве капитан Кровь оставляет кого-нибудь в живых? Я слышал совсем другое.

Неожиданно пленники, до сих пор в молчании слушавшие их разговор, зароптали, из их толпы выступил молодой корсар, глядевший на Рескатора со смелостью человека, которому нечего терять:

— Монсеньор Рескатор, кто поведал вам столь гнусную ложь? У капитана Блада есть свой кодекс чести, и он никогда бы не пошел на бессмысленную жестокость!

Это был Ибервиль. Он обратился к Рескатору по-французски, угадав своего соотечественника. 

Рескатор прищурился, глядя на нового участника их беседы, речь и манеры которого были уместны скорее при дворе, чем на залитой кровью палубе, и только взгляд выдавал лихого искателя приключений.

— Благодарю тебя, Ибервиль, но это было излишне, — сухо произнес Блад.

Рескатор едва не рассмеялся, настолько происходящее показалось ему абсурдным. Право, скоро в Карибском море будет не протолкнуться от благородных разбойников, на этом корабле они так и кишат. 

Интуиция подсказывала де Пейраку, что Истерлинг лгал ему, по какой-то причине желая этого боя. Однако в этот момент он больше всего на свете хотел лечь и был не в том состоянии, чтобы заниматься поисками истины. Иль-а-Ваш находился не так далеко, и у пиратов был шанс, хоть и небольшой, добраться до него вплавь — а там пусть полагаются на милость Всевышнего.

— К большому сожалению, господа, вынужден прервать нашу светскую беседу. Даже если это и правда, я не последую вашему примеру и предложу вам перешагнуть через борт, — голос Рескатора звучал глухо. 

От Блада не ускользнуло, что держится его противник из последних сил, и внезапно ему пришла в голову одна мысль.

— Несмотря на то, что вы настроены так решительно, монсеньор Рескатор, позвольте предложить вам сделку.

— В вашем ли положении говорить о сделке?

— И, тем не менее, я рискну. Я окажу врачебную помощь вам и членам вашей команды в обмен на наши жизни.

— Вы что, врач?

— Medicinae baccalaureus, — ответил Блад на латыни.

Еще и врач к тому же? Рескатор хотел было отмахнуться от неожиданного предложения, ему было не привыкать к ранам, но волной поднявшаяся дурнота заставила его пошатнуться. Пожалуй, он недооценил удар, полученный по голове. К тому же у него плече сидела пуля, а арабский врач Абд-эль-Мешрат, почти всегда сопровождавший его, в этот раз остался в Голдсборо. Старому ученому нездоровилось, и Рескатор не взял его в плавание.

— Черт с вами... Я потом решу, как с вами поступить. Сейчас ваши люди будут заперты в трюмах этого корабля, а вас покорнейше прошу проследовать за мной на борт «Голдсборо»... Мы вернемся к Иль-а-Ваш.

— Среди моей команды тоже есть раненые, я должен буду помочь и им. — Дерзость корсара не знала границ.

— Хорошо, вам будет предоставлена некоторая свобода передвижения. Если ваш соратник не лжет, мне будет достаточно вашего честного слова. Обещайте, что вы не попытаетесь бежать или не устроите какую-нибудь каверзу.

— Монсеньор Рескатор! — вскричал возмущенный Ибервиль.

— Ибервиль, успокойся. Я даю вам слово. Я должен взять лекарства и инструменты...

— Не нужно. Можете быть уверены: сундук корабельного врача на «Голдсборо» вас не разочарует.

Два корабля, все еще представляющие собой единое целое, медленно дрейфовали, увлекаемые течением в открытое море. На палубе «Голдсборо» Жоффрей де Пейрак отдал Язону приказ расцепить суда и идти на их прежнюю стоянку на западе Иль-а-Ваш, покинутую сегодняшним утром.

Солнце давно перевалило полуденную черту, и через несколько часов должно было стемнеть.

Язон молча кивнул, крайне неприязненно глядя на пиратского капитана, которого, как и его команду, монсеньор Рескатор по какой-то своей прихоти оставил в живых.

«Какой он врач, врачи не командуют ордой головорезов, — непримиримо думал Язон. — На месте монсеньора я бы не доверил этакому врачу и чирей лечить... Надо сказать ребятам, пусть смотрят в оба... Часть команды придется оставить на фрегате, и это не считая наших потерь. Эриксон будет в плохом настроении, он и так ворчит, что ему не хватает людей. А еще придется заниматься починкой... Да, Эриксон точно будет беситься, отправлю-ка я его на фрегат, пусть там срывает зло». — Храбрый Язон даже плечами передернул, представив в плохом настроении коротышку-боцмана, дурной нрав которого и так уже вошел в поговорку у экипажа. 

Матросы вовсю занимались перепутавшимися снастями; где возможно, чинили их на скорую руку, и вскоре освобожденные от абордажных крючьев «Арабелла» и «Голдсборо» направились к Иль-а-Ваш.

* * *

Поддерживаемый Абдуллой, де Пейрак с трудом дошел до своих апартаментов и в изнеможении рухнул в глубокое кресло.

Питер Блад, вошедший следом, с невольным любопытством оглядел роскошную каюту хозяина «Голдбсоро», подумав, что окружающая обстановка несет на себе вполне явственный отпечаток Востока. Но эта мысль недолго занимала его. В жестоком бою он потерял около трети команды убитыми, но тяжелораненых, к счастью, не было. Зная, что его корсарам предоставили все необходимое, он позволил себе не слишком беспокоиться об их состоянии и сосредоточился на пациенте, от которого зависели их жизни.

На столе уже лежал кусок полотна, там же стояли несколько изящных серебряных кубков, кувшин, глубокая миска с водой и раскрытый сундук.

Заглянув в сундук, Блад поразился разнообразию имеющихся лекарств, а набор хирургических инструментов, изготовленных из отменной стали и пребывающих в идеальном состоянии, вызвал у него профессиональное восхищение. На корабле явно не пренебрегали медициной.

Не теряя зря времени, он засучил рукава рубахи и начал отбирать нужные ему средства и раскладывать на полотне инструменты, посматривая при этом на своего грозного пациента, неподвижно сидящего в кресле с закрытыми глазами.

Позвякивание металла вывело того из состояния полузабытья. Открыв глаза, Рескатор сделал приглашающий жест и насмешливо сказал:

— На абордаж, доктор.

— С вашего позволения, монсеньор, — ответил Блад, подходя к нему. — Я начну с головы, ибо это одна из наиболее ценных частей тела. Сильные удары опасны, в том числе отдаленными последствиями, а у старины Нэда тяжелая рука. Как-то он на спор проломил дубовый стол, — с этими словами он пощупал пульс и проверил зрачки Рескатора. — В глазах не двоится? 

— Нет. Вы были бы рады, если бы этот ваш Нэд уложил меня, как быка на бойне? — в голосе Рескатора звучала ирония.

— Отнюдь. Конечно, ваша смерть могла привести к упадку духа моряков «Голдсборо». Но с большей вероятностью она зажгла бы в их сердцах жажду мести и отчаянную ярость, благодаря которым они вполне были способны смять нас. В таком случае мне бы не с кем стало договариваться, и все закончилось бы крайне печально... — Блад ощупал место удара и хмыкнул: — Должен вас поздравить, монсеньор, ваша голова будто сделана из железа. Кости целы. 

— Хорошо, что не из дуба, — усмехнулся Рескатор. — А вы не лезете за словом в карман.

— Так уж у нас, ирландцев, заведено, — вернул ему усмешку Блад. Обработав рану, он уже ловко накладывал повязку. — Без контузии, конечно, не обошлось, и еще несколько дней это будет вас беспокоить, но, думаю, все обойдется. Теперь посмотрим, что там с плечом. Лучше перейдете на это... ложе, — он показал на низкую и широкую восточную кушетку, стоящую у переборки.

Рескатор подозвал Абдуллу, застывшего у дверей подобно изваянию, и с его помощью перебрался на кушетку. Прикосновение к плечу заставило его стиснуть челюсти.

Синие глаза Блада серьезно взглянули на него, когда он вынес вердикт:

— Пуля задела кость, вам придется пережить несколько весьма неприятных минут. Постараюсь сделать все как можно быстрее. 

Он отошел к столу и взял одну из бутылочек, потом сказал, показав ее Рескатору:

— Лауданум. Порой это средство оказывает странное воздействие, а у некоторых и вовсе вызывает привыкание, но в данном случае без него не обойтись. Поможет притупить боль, и мы быстро закончим.

Рескатор мгновение колебался, также зная о действии опия, входящего в состав лауданума, но, уж никак не меньше этого пирата желая разделаться поскорее со своими ранами, кивнул. 

Блад взял один из кубков, стоящих на столе, наполнил его водой из кувшина, потом тщательно отмерил необходимое количество лауданума и протянул кубок Рескатору. 

Выпив лекарство, тот некоторое время молчал, готовясь к неизбежному, потом сказал:

— Приступайте.

* * *

Вытерев пот со лба, Блад бросил взгляд на Рескатора, забывшегося тяжелым сном. Он чувствовал усталость, но об отдыхе не могло быть и речи. Сейчас надо будет заняться ранеными матросами «Голдсборо», а потом он отправится на «Арабеллу», чтобы проведать своих корсаров.

Лучи солнца, стоящего довольно низко, били в окна, рассыпая блики на золотых безделушках и освещая тяжелую, странно смотрящуюся на корабле мебель, которой была обставлена каюта. 

Блад убрал все инструменты и бутылочки обратно в сундук и посмотрел на мавра, подобно верному псу сидящему на корточках у дверей и не сводящему с него немигающего взгляда. Понимает ли он хотя бы французский? Взяв сундук в руки, Питер направился к двери. Мавр встал.

— Твой хозяин отдыхает, а я должен заняться другими. Понимаешь?

Тот не удостоил корсара ответом, но посторонился, пропуская его. Питер вышел из каюты и увидел, что корабли уже встали на якорь в одной из бухт Коровьего. Моряки на палубе с подозрением косились на своего недавнего врага. Он обратился к одному из них, тоже по-французски:

— Проводи меня к остальным раненым.

Когда он, совершенно измотанный, закончил оказывать им помощь, уже стемнело. Блад увидел Язона, коренастого сподвижника Рескатора, которому тот отдавал приказание расцепить корабли. Язон смотрел по-прежнему неприязненно, но не стал препятствовать, когда Блад сказал ему, что направляется теперь на «Арабеллу», а потом вернется, чтобы присмотреть за капитаном «Голдсборо» ночью. 

Язон отдал распоряжение спустить шлюпку, и вскоре Питер Блад ступил на палубу своего бывшего корабля

Корсары оказались заперты в твиндеке, их охраняли несколько человек, вооруженных мушкетами, а на борту распоряжался злобный гном по имени Эриксон. Блад скрипнул зубами, едва сдерживая гнев.

Офицеры встретили его градом вопросов, но Блад слишком устал, чтобы удовлетворять их любопытство, и сказал только, что их жизням ничего не угрожает. И более того — он попытается добиться дополнительных уступок со стороны пленившего их Рескатора.

* * *

Зеленоватые волны накатывали на песчаный берег внизу, ветер срывал с них пену, и она мерцающей взвесью плыла в воздухе. По ярко-синему небу стремительно летели облака, а до горизонта тянулась бесконечная вереница песчаных дюн с чахлыми пучками травы, стелющейся под порывами ветра. 

Жоффрей де Пейрак стоял на невысокой обрывистой гряде, идущей вдоль изрезанной линии побережья с множеством бухт и выступающих мысов, и чувствовал, как соленая водяная пыль оседает на его лице. Прямо перед ним в море лежали два острова, а вдалеке виднелся город в зубчатой короне белых стен.

— Жоффрей! — Сквозь рокот прибоя он услышал ее нежный голос и обернулся: его Анжелика, одетая почему-то в темную грубую одежду служанки и странной формы чепец, стояла всего в паре шагов от него...

...Броситься к ней, сжать ее в объятиях, — живую, теплую, — забыть на мгновение о безвестной могиле, затерянной в пустыне... Сорвать нелепый чепец, освобождая золотой водопад ее волос, пахнущих ветром, зарыться в них лицом, вдыхая ее аромат, заглянуть в ее изумрудные глаза...

Она никогда не являлась ему во снах. А может, он и не спит? Де Пейрак помнил, что был ранен...

— Я умер? — спросил он.

— Нет, любовь моя, — с улыбкой ответила она, — у тебя впереди еще много лет.

Потом Анжелика высвободилась из его объятий, ее взгляд потемнел, стал тревожным:

— Приходи за мной, Жоффрей! Я жду тебя здесь, — она обвела рукой пустынный берег.

— Где «здесь»? Где это место?! — закричал он в отчаянии, потому что Анжелика стала отступать от него. 

Она не ответила, а солнце, выглянувшее из-за туч в эту минуту, ударило ему по глазам ослепительным светом. Силуэт Анжелики таял в этом неистовом свете, и рука де Пейрака, протянутая, чтобы удержать ее, ощутила лишь пустоту.

* * *

Блад, задремавший на узком диване в каюте Рескатора, услышал, как тот беспокойно мечется на кушетке. Было еще темно, но, посмотрев в окна, он увидел, что уже начинается рассвет. На столе неярко мерцала зажженная лампа. 

Он подошел и склонился над раненым, лицо которого искажала мука — однако у Блада сложилось впечатление, что не телесные страдания были тому виной. С губ Рескатора сорвался глухой вскрик:

— Анжелика!

На его сомкнутых ресницах предательски блеснула влага.

«Монсеньор Рескатор, а вы вовсе не из гранита и стали, как хотите казаться. Вам есть кого вспоминать... и кого оплакивать», — с удивлением подумал Блад.

Он услышал, как пробили две склянки: пять часов утра.

Рескатор открыл глаза. Обрывки сна, подобно клочьям тумана, все еще плавали вокруг него — сна, в котором он обрел и вновь потерял ее.

Над ним склонялся смуглый темноволосый человек. Ах да, тот пиратский доктор... Однако Рескатор разглядывал его, словно видел впервые, — настолько разительным был переход от залитого солнцем неизвестного побережья к полумраку каюты.

— Черт, — сказал Блад, — неужели удар по голове оказался сильнее, чем я предполагал? — В его взгляде мелькнуло беспокойство. — Монсеньор, вы помните, кто я?

— Разумеется, господин пират. Вы Питер Блад, я взял ваш корабль на абордаж. И в глазах у меня не двоится, — де Пейрак уже вновь владел собой, облачаясь в броню привычного сарказма, но в его голосе все же был оттенок смущения, когда он спросил: — Я кричал во сне? Что я сказал?

— Я не разобрал слов, — с чистой совестью солгал Блад.

— Это все лауданум, вы были правы, доктор, — Рескатор криво усмехнулся. — Сколько времени?

— Недавно били две склянки, — ответил Блад.— Как вы себя чувствуете? 

Он взял руку Рескатора, проверяя пульс.

— Хорошо.

Блад быстро взглянул на него, зная, что определение «хорошо» не вполне отвечает действительности, но возражать не стал, догадавшись о нежелании Рескатора демонстрировать слабость перед лицом врага. 

— Я должен проведать раненых на обоих кораблях, а после загляну к вам. Сегодняшний день покажет, но думаю, что кризис уже миновал, и мне будет достаточно навещать вас время от времени. Я останусь на «Арабелле». В случае необходимости смело посылайте за мной, — усмехнулся он. 

— Вы можете располагаться в каюте, смежной с моими апартаментами, — Рескатор показал на дверь в переборке.

— Это неприемлемо, монсеньор, — твердо ответил Блад. — Я провел эту ночь здесь, потому что исполнял долг врача. И дальше я буду оказывать вам и вашим раненым необходимую помощь, поскольку таковы условия нашей сделки. Но теперь мне надо вернуться к моим людям, этого требует мой долг капитана... хоть и бывшего, как вы изволили выразиться, — его усмешка на этот раз была полна горечи. — До принятия вами окончательного решения относительно наших судеб.

Он поднялся и, учтиво кивнув Рескатору, направился к двери.

Рескатор, чувствуя, что проникается уважением к своему противнику, остановил его. 

— Погодите, капитан Блад. Один вопрос: какого дьявола вы атаковали меня?

— А разве на «Голдсборо» не шли полным ходом приготовления к бою?

— Обычная предосторожность. Это часто помогает охладить чересчур воинственного или жадного до наживы противника.

— Да? А ваша попытка пересечь мой курс за кормой тоже была предосторожностью? — в голосе Блада теперь было не меньше сарказма.

— Мы услышали, что на вашем корабле играют атаку, — Рескатор рассмеялся. — Не будем уподобляться юнцам, которые толкаются плечами и раздумывают, не сцепиться ли им. То, что случилось, случилось... Если вы столь щепетильны, оставайтесь со своими корсарами.

— Раз уж мы заговорили об этом, проясните один момент: от кого вы услышали обо мне?

— От капитана Истерлинга, я подобрал его с севшей на мель шхуны. Кстати, совсем забыл: я уже собирался расстаться с ним, ему должны были дать шлюпку...

— Истерлинг?! Этот мерзавец здесь? Тогда понятно, почему вы были так настроены...

Рескатор с интересом взглянул на Блада, но в этот момент они услышали отдаленные выстрелы из мушкета, потом с палубы до них донеслись крики и беготня.

— Что за дьявольщина! — воскликнул Рескатор. — Абдулла!

— Монсеньор! 

— Не мешайте мне, — отмахнулся он.

Мавр уже стоял рядом. Рескатор, опираясь на него, поднялся. В глазах у него потемнело, но он, стиснув зубы, упрямо пошел по качающемуся словно в шторм полу. 

Они появились на палубе — и Блад не поверил своим глазам: в свете занимающегося дня «Арабелла» все быстрее и быстрее скользила к выходу в открытое море, на ее мачтах один за другим распускались паруса.

К ним подскочил капитан Язон.

— Что случилось, Язон? 

— Беда, монсеньор! Все было тихо, потом вдруг мы заметили, как с борта фрегата кинулся в воду человек. В него стреляли, я отправил за ним наших лучших пловцов. Сразу же фрегат начал двигаться. Убит часовой на корме «Голдсборо».

— Проклятье! Это ваших рук дело? — Рескатор повернул к Бладу гневное лицо.

— Ваш мавр караулил меня всю ночь, я здесь ни при чем. — Блад, пораженный до глубины души, был почти в отчаянии, но заставил свой голос звучать спокойно. — Для меня это полная неожиданность. То, что я нахожусь здесь, а не на борту моего корабля, должно бы убедить вас.

— Разберемся. 

Двое моряков подняли безвольное тело на палубу, и Рескатор медленно двинулся к ним.

— Язон, поднять паруса! Мы должны настичь фрегат.

Тот прокричал в рупор приказ. Матросы уже взбирались вверх по вантам, корабль поворачивался, устремляясь вслед за «Арабеллой».

Они подошли к раненому, выглядевшему довольно скверно.

— Как ты, Тормини? — обратился к нему Рескатор по-итальянски. 

— Ничего, монсеньор... заживет...

— Кто это был?

— Тот капитан, подобранный вами ... возле Бостона... 

— Вот как! — Рескатор обернулся к Бладу, который, не зная языка, не понимал, о чем они разговаривали. — Тормини говорит, что это был ваш друг Истерлинг!

— Он такой же мой друг, как и ваш. Полгода назад Истерлинг, рассказывая историю про клад Моргана, пытался заманить меня в ловушку, чтобы завладеть «Арабеллой».

— Так он и вам рассказал эту сказку? 

Блад помнил, что, по словам Косты, Рескатор прибыл в Карибское море в поисках сокровищ Моргана. Значит, он не нашел их... На всякий случай капитан решил пока ничего не говорить про критянина.

— Меня он пытался завлечь на Панамский перешеек.

— Этот ваш Морган... Хорошо, — ответил Рескатор. Он чувствовал, что Блад говорит правду, но ему еще трудно было доверять тому, с кем он недавно сражался. — Но он не мог в одиночку управиться с фрегатом! Кто-то из ваших корсаров ему помог.

Эта мысль и Бладу не давала покоя. Неужели его люди пошли на предательство? Он пожал плечами, не зная, что ответить.

— Осмотрите Тормини, может быть, вам удастся спасти его. 

— Вам надо вернуться в постель, монсеньор! — Блад видел, что на повязке, наложенной им на плечо Рескатора, вновь проступила кровь. — Я помогу раненому, потом приду к вам.

Он напряженно размышлял, что заставило его корсаров встать на сторону Истерлинга, и что будет, если Рескатор вновь захватит «Арабеллу».

Истерлинг торжествовал: как он и надеялся, Питер Блад потерпел поражение. Однако, затем ему пришлось испытать одно из самых сильных разочарований в своей жизни. Нет, воистину этот ублюдок послан самим адом, чтобы бесить его! Раненый Рескатор не расправился с Бладом и его людьми, немедленно перевешав побежденных, а возвратился на свой корабль в сопровождении чертового доктора — это значило, у Блада опять появлялся шанс выпутаться.

В суматохе все забыли о том, что Истерлинг с двумя своими матросами должен покинуть «Голдсборо». Он поспешил укрыться в кубрике, не желая, чтобы Рескатор его заметил, и спрашивал себя, может ли он что-то предпринять в связи с изменившейся ситуацией.

Корабли встали на якорь у Коровьего. Истерлинг вышел на палубу и уставился на вожделенный красный фрегат, носящий теперь имя «Арабелла». Глядя на корабль горящими глазами, он готов был взвыть от бессилия. Нужно что-то сделать!

Из разговоров с матросами он узнал, что команда заперта в трюмах и что на борту захваченного корабля находятся около трех десятков человек, необходимых, чтобы управлять им и охранять пленников. 

К ночи часть из них вернулась на «Голдсборо». Прикинув число оставшихся, Истерлинг решил, что это его последний шанс и что нужно действовать именно этой ночью: команда была утомлена после боя, а хозяин корабля еще не вспомнил про него. Он заметил, что поздним вечером Блад вновь появился на «Голдсборо». Тем лучше! 

Он надеялся, что сумеет найти среди его команды достаточно людей, чтобы справиться с парусами. Вряд ли они жаждут остаться в плену и настолько уж привязаны к своему капитану. Истерлинг прикидывал, с какими словами он обратится к пленникам, и думал, что корсары Блада не могут сильно отличаться от тех головорезов, с которыми ему приходилось иметь дело. Он поразмыслил и решил также привлечь последних двух членов своей команды. Было бы почти безумием пытаться провернуть все в одиночку. 

Однако несмотря на свои раны, Рескатор мог пуститься за ним в погоню. Нужно было ему помешать. Но как? 

Истерлингу пришла в голову идея повредить рулевое управление «Голдсборо». Еще засветло он припрятал пару абордажных топоров, попавшихся ему на глаза. Дождавшись самого глухого, предрассветного часа ночи, он в сопровождении обоих своих пиратов тихо выбрался на палубу. На корме стоял часовой. Сняв сапоги и сжимая в руке длинный испанский нож, Истерлинг тенью скользнул к нему. Часовой упал беззвучно, один из пиратов оттащил его в тень, отбрасываемую фальшбортом. Вместе с другим корсаром Истерлинг бросился к трапу и через минуту оказался в темном помещении под палубой, где штуртрос соединял штурвал с румпелем. Стараясь производить как можно меньше шума, они торопливо нанесли несколько ударов по едва различимому в темноте толстенному канату. Истерлинг не собирался полностью перерубать его, опасаясь, что такая поломка немедленно обнаружится, и поднимется тревога. Им нужно было время, чтобы пробраться на «Арабеллу». Однако он хотел повредить штуртрос так, чтобы тот лопнул при любом резком повороте штурвала. На ощупь убедившись, что неповрежденный осталась только треть штуртроса, Истерлинг шепотом сказал:

— Хватит, теперь надо спустить шлюпку.

Он поднялся на палубу и огляделся. Все было тихо. Часовой на носу продолжал спокойно стоять на своем посту — значит, поскрипывание корабельных снастей и плеск разыгравшегося к вечеру моря заглушили все звуки. Но в любую минуту кто-то из команды мог выйти на палубу, а потому надо было как можно скорее убираться с корабля.

Все так же тихо беглецы спустили одну из шлюпок на воду и вскоре гребли к «Арабелле». Находившиеся на ее палубе часовые так же спокойно подпустили шлюпку, отошедшую от «Голдсборо», за что и поплатились своими жизнями. Теперь у пиратов в руках были мушкеты.

На фрегате оставались еще несколько матросов с «Голдсборо», но Истерлинг подумал, что расправа не обойдется без шума, поэтому под дулами мушкетов их быстро согнали вниз. Ему пришла в голову жестокая идея поместить пленников вместе и посмотреть, что из этого получится. Матросов втолкнули в твиндек под удивленными взглядами находившихся там людей Блада. Им суждено было удивиться еще больше, когда следом вошел Истерлинг. 

— Вижу, что мне здесь не рады. А зря. Я забуду обиды, которые вы мне причинили, — Истерлинг глянул на Хагторпа и Волверстона, — если вы будете благоразумны и признаете меня своим капитаном.

Он рассчитывал набрать из пленников новую команду, но корсары, в большинстве своем отобранные лично капитаном Бладом, отличались от тех, с кем обычно плавал Истерлинг. Преданность своему капитану не была им чуждой. К тому же многие слишком хорошо знали стоящего перед ними человека, поэтому его предложение не вызвало никакого восторга. 

— Откуда ты взялся, Истерлинг? — спросил Волверстон. — И где капитан Блад?

— Какая вам разница? Думайте не о нем, а о спасении собственных шкур. Не надеетесь же вы, что этот негодяй Рескатор отпустит вас? Не знаю, почему он сразу не расправился с вами — может, он планирует продать вас в рабство или казнить особо изощренным способом... Меня вам послало само небо, — Истерлинг криво усмехнулся. 

Среди моряков с «Голдсборо», слушавших эту пламенную речь, раздались возмущенные возгласы, но тычки дулами мушкетов призвали их к молчанию лучше всяких слов.

— Он прав, — вперед вышел Коста. — Такие, как Рескатор, не щадят никого!

— Костанидос! — протянул Истерлинг. — Какая встреча! Не ожидал... Ты что, тоже не рад мне? У нас были размолвки, но сейчас не время сводить счеты: прежде нам надо унести ноги. Вы слышали, что он сказал? — Он, обрадованный неожиданной поддержкой, повернулся к остальным. — Вы можете не верить мне, но послушайте его!

Пираты заворчали. Практически всех посещали тревожные мысли о том, что их ожидает.

— Мы заключили сделку, и капитан Блад уверен, что Рескатор сдержит слово,— хмуро сказал Ибервиль, который по-прежнему сидел, прислонившись спиной к борту. 

— Ха, капитан Блад уверен! Да ни черта он не уверен! Я видел, как он пресмыкается перед этим дьяволом. Возможно, он и спасет свою жизнь, но кто позаботится о ваших? 

— Это ложь! — крикнул Хагторп. — Я не верю тебе, продажная тварь! Еще чего захотел, чтобы мы признали тебя капитаном! 

Он плюнул под ноги Истерлингу. Тот одарил его многообещающим взглядом и обернулся к остальным корсарам:

— Ну а вы, ребята? Найдутся тут мужчины, а не трусливые курицы? — он кивнул в сторону офицеров Блада.

Хагторп рванулся к нему, не обращая внимания на мушкет одного из пиратов, упершийся ему в грудь. Волверстон с трудом оттащил его.

Корсары колебались. Те, которые давно знали Питера Блада, не могли поверить тому, что говорил о нем Истерлинг. Но в новичках он посеял сомнение. Один за другим к нему вышли несколько человек, остальные продолжали хранить угрюмое молчание. Он пересчитал подошедших: дюжина. Это было намного меньше, чем он ожидал, но достаточно, чтобы сняться с якоря.

— Еще кто-нибудь? Нет? Дело ваше. Я не стану настаивать. Коста, пойдем-ка со мной, нам есть о чем поговорить по душам. Пока что, парни, развлекайтесь друг с другом, — Истерлинг махнул рукой в сторону десятка матросов с «Голдсборо». — Мне придется запереть вас, во избежание неприятностей. Возможно, вы одумаетесь. Вам будет достаточно сообщить мне об этом — я великодушен и все равно приму вас в мою команду...

Того, что произошло в следующий момент, никто не ожидал: один из моряков Рескатора, гибкий, смуглый южанин, с силой оттолкнул зазевавшегося конвоира и выскочил за дверь. Пираты бросились за ним, но тот взлетел по трапу и через мгновение, распластавшись в прыжке, бросился в море.

— Быстрее, парни, по местам, поднять якоря!

Пиратов не надо было подгонять. Истерлинг, схватив мушкет, целился в пловца. Терять было уже нечего: все равно тот поднимет тревогу. Он выстрелил и удовлетворенно крякнул, увидев, как вскинулся плывущий человек и поняв, что зацепил его. На «Голдсборо» все всполошились, но он знал, что корабль, даже выйдя в море, скоро окажется не в состоянии преследовать их. 

* * *

Идея Истерлинга стравить моряков двух команд не привела к ожидаемым результатам. Когда корсары Блада надвинулись на прижавшихся к переборке противников, Ибервиль, некоторое время не сводивший глаз с одного из них, вдруг вскочил на ноги, бросился вперед и воскликнул,:

— Эй, Ле Руа! Неужели это ты, каналья онисская?!

— Ибервиль! Дьявол тебя побери! Мне показалось, что я слышал твой противный голос...

Коренастый моряк шагнул к корсару, и они сжали друг друга в объятии столь крепком, что Волверстон с минуту раздумывал, не приложить ли незнакомца по голове, дабы спасти своего товарища. Ребра Ибервиля, кажется, уже начинали трещать. Но дело не дошло до смертоубийства — вместо этого раздалось чуть ли не всхлипывание:

— Разве тебе не снесло голову ядром, Ле Руа?

— Я вылетел за борт и долго еще цеплялся за обломок нашей бизани, дрейфуя вместе с ним к Сицилии. Когда монсеньор Рескатор подобрал меня, я уже прощался с жизнью...

Случай ли сыграл свою шутку, или это было вмешательством Провидения, но Ибервиль встретил своего друга, с которым плавал недолгое время в Средиземном море перед тем как появиться на Тортуге. 

— Рескатор занимается спасением тонущих христиан, да к тому же берет их в свою команду? — спросил Хагторп.

Он, как и все присутствующие, скептически смотрел на друга Ибервиля, наслушавшись рассказов мрачного критянина.

— Истерлинг! Мы сняли эту гадину в Бостонской бухте со старого корыта, а он отплатил предательством и гнусной ложью! — гневно ответил тот. 

— Так он давно на «Голдсборо»? И наверняка узнал наш корабль еще до начала боя... — задумчиво проговорил Ибервиль.

— Монсеньор — один из самых благородных людей, каких я знаю. Для него все равно, какой ты веры, лишь бы ты годился в дело. Он и сам христианин, если на то пошло, а в его команде есть и мусульмане, и язычники-индейцы, — возмущенно продолжал Ле Руа.

Пираты слушали недоверчиво: слишком неожиданной была сама встреча двух друзей, не говоря уже о словах, прозвучавших в защиту того, кто представлялся им исчадием ада. 

— Вы можете верить его словам: это мой друг и я ручаюсь, что он не врет, — заявил Ибервиль.

Корабль между тем двигался, они все больше ощущали качку. А их капитан остался на «Голдсборо»! 

— Питер там, — с тревогой сказал Волверстон. — Этот ваш благородный монсеньор вздернет его...

— Он не сделает этого, — сказал Ле Руа.

— Ты не можешь этого знать наверняка. — Волверстона нелегко было убедить. — Куда же направился этот гаденыш Истерлинг? И что будем делать, ребята?

* * *

Когда Питер Блад вернулся в каюту хозяина «Голдсборо», ему показалось, что тот спит, но Рескатор тут же спросил, не открывая глаз:

— Что Тормини?

— Выживет.

— Хорошо. А Истерлинг? — задав вопрос, Рескатор открыл глаза и в упор посмотрел на Питера.

— «Голдсборо» начинает нагонять «Арабеллу».

Тревожные мысли продолжали терзать Блада. Если Рескатор настигнет корабль, его людям останется только снова вступить с ним в бой. И каков же будет исход такого боя? Рассказы Косты об этом пирате совсем не соответствовали действительности. Блад видел перед собой не жестокое чудовище, а сильного и справедливого человека. Пусть Рескатор и был закован в броню язвительности и суровости, но Блад не забыл, как этой ночью услышал его крик, полный душевной боли...

Команда Рескатора, от капитана Язона до юнги, испытывала по отношению к своему командиру не страх, а преданность и почтение. Можно ли как-то предотвратить кровопролитие? Бладу уже стало ясно, что Коста с одной стороны, а Истерлинг — с другой сыграли роковую роль, превратив их в противников. Не будь этих двоих, дело скорее всего ограничилось бы «мерами предосторожности», как это назвал Рескатор.

Это же было очевидно и для Жоффрея де Пейрака. Он понимал, что Истерлинг, желая мести, попытался как можно сильнее очернить капитана Блада в его глазах, а он вовремя не понял этого, несмотря на всю свою проницательность. Де Пейрак посмотрел в мужественное лицо человека, стоящего перед ним, и встретил его понимающий, но твердый взгляд. Пожалуй, этот пиратский капитан готов сам надеть петлю себе на шею, чтобы разделить судьбу своей команды. Вздохнув, де Пейрак сказал:

— Капитан Блад, я сожалею, что так вышло. Сейчас у меня превосходство в людях. Если ваши корсары сдадутся без боя, я даю слово отпустить вас и дать шлюпки, чтобы вы смогли добраться до Эспаньолы.

— Я не могу обещать вам, что они сделают это, монсеньор.

— Понимаю. Если представится возможность, попробуйте убедить их сложить оружие.

— А если на этот раз удача изменит вам?

Самообладание молодого корсара нравилось Рескатору все больше.

— В своем лице вы дали мне очень ценного заложника.

— Вы преувеличиваете мою значимость. Как вы верно заметили, минимум треть моих людей перешла на сторону Истерлинга.

— Что же, не будем гадать. Положимся на судьбу, иногда это бывает полезно.

Рескатор попытался сесть на своем ложе, и Абдулла, не отлучавшийся от него ни на минуту, немедленно подошел.

— Вам не следует вставать, — Блад вспомнил о своей второй ипостаси.

— Пустяки. Все не так уж и плохо. Вы хороший врач и вряд ли должны были испытывать нехватку пациентов. Как случилось, что вы стали капитаном пиратского корабля?

— Именно благодаря профессии врача я им и стал, — буркнул Питер, которому надоело в который раз отвечать на этот вопрос самым различным людям.

— Уверен, это захватывающая история. Я бы не отказался выслушать ее… в более спокойной обстановке, — сказал Рескатор, поднимаясь на ноги и отстраняя руку мавра. 

Он и в самом деле чувствовал себя лучше, хотя голова еще кружилась и плечо продолжало его донимать. Блад помог ему устроить раненую руку в перевязи, сделанной из широкой косынки.

Оказавшись на палубе, де Пейрак увидел «Арабеллу» в нескольких кабельтовых впереди.

Вместе с Бладом они подошли к квартердеку, где был Язон. 

«Голдсборо» проходил восточную оконечность Иль-а-Ваш, и как только остров перестал закрывать от них Эспаньолу, марсовый закричал, что видит французский военный корабль слева по носу. Наперерез «Арабелле» шел патрульный фрегат с явно недружественными намерениями. 

— Черт побери! Еще его нам не хватало, чтобы почувствовать себя полностью счастливыми! — воскликнул Рескатор.

Но до полноты счастья им не хватало того, что произошло в следующий миг: послышался хлопок, и «Голдсборо» тут же повело, разворачивая поперек курса. Паруса захлопали, и стоящий у штурвала матрос завопил, что корабль не слушается руля.

Они увидели, что француз изменил курс и теперь направляется прямо к ним. Рескатор стоял, сдвинув брови. Если фрегат намерен атаковать, то их положение отчаянное. Наверняка его капитан принимает их за пиратов, собирающихся напасть на побережье Эспаньолы. Тогда он просто расстреляет их издали, пользуясь беспомощностью «Голдсборо».

— Язон, убрать паруса. Отдайте приказ канонирам действовать по обстановке, все зависит от дальнобойности наших и его пушек. Пусть целятся лучше, нам важна точность, а не интенсивность огня. Возможно, он отважится на абордаж. Раздайте мушкеты. Выясните, насколько серьезна поломка руля.

— Это ваши соотечественники, — заметил Блад.

— Вот именно. Вам что, не приходилось остерегаться ваших? 

Блад увидел, насколько слаженно и быстро исполнялись приказы хозяина «Голдсборо». Не успел Язон в рупор повторить приказ, как все, кто был на палубе, пришли в движение, готовясь оказать отпор без лишней суеты и паники, несмотря на всю трудность и даже катастрофичность ситуации.

Рявкнула носовая пушка фрегата, и ядро подняло фонтан брызг в нескольких десятках ярдов от них. 

— Мог бы не предупреждать, и так все ясно, — пробормотал Рескатор.

Подбежал запыхавшийся матрос:

— Монсеньор, обрыв штуртроса, кто-то повредил его. Такую поломку не исправишь за несколько минут.

— Истерлинг! Тем не менее — немедленно приступайте к починке.

С фрегата, разворачивающегося бортом, прогремел залп. Людей на палубе окатило водой, взметнувшейся при падении ядер, но французский капитан несколько поторопился отдать приказ об открытия огня. Залп не достиг цели.

Канониры Рескатора медлили с ответом, ожидая, когда патрульный корабль подойдет ближе. Фрегат вновь поворачивался, готовясь разрядить в них орудия другого борта. На этот раз «Голдсборо», тяжело переваливающийся на волнах и не способный маневрировать, содрогнулся всем корпусом, послышался треск дерева, кто-то завопил от боли. Пушки «Голдсборо» начали отвечать вразнобой, канониры выполняли приказ Рескатора о прицельной стрельбе.

На палубе обреченного корабля раздался крик ликования, когда фор-стеньга фрегата надломилась и рухнула вниз, обрывая и перепутывая снасти. Но Рескатор мрачно смотрел на противника. Следующий залп будет для них последним — это понимал и стоящий рядом Блад.

— Монсеньор, если дело дойдет до абордажа, я бы хотел иметь в руках хотя бы саблю, — негромко сказал он.

— Для вас было бы лучше не принимать участие в бою. Так вы вернее сохраните себе жизнь.

— Для французов я пират — как и все, кто находится на вашем корабле. Невмешательство ничего не даст. 

— Могу заковать вас в кандалы для придания большей достоверности, — хмыкнул Рескатор.

— Благодарю покорно. Скажем, я буду биться за себя, а не за вас, — Блад ответил ему самой любезной своей улыбкой.

— Не думаю, что капитан фрегата пойдет на абордаж. Он предпочтет утопить нас как котят, вот только перезарядит пушки...

— Монсеньор Рескатор! — вскричал вдруг Язон, смотрящий в подзорную трубу вправо. — «Арабелла» возвращается!

Рескатор посмотрел туда же, потом быстро взглянул на Блада:

— Ваш Истерлинг, часом, не является капером на французской службе? Возможно, он решил помочь разделаться с нами.

— Вряд ли кто-то в здравом уме примет такого мерзавца на службу, — рассеянно ответил Блад, вспоминая, есть ли на «Арабелле» французский флаг. 

Ему уже приходилось маскироваться под испанцев, но столкновений с французами еще не было.

Возвращение удравшего было корабля заметили и на французском фрегате. Придя к очевидному выводу, что подвижный противник является более опасным, чем неподвижный, его капитан не произвел очередного залпа по «Голдсборо», а начал разворачиваться к «Арабелле», не зная, чего ожидать, и готовясь к отражению возможного нападения. 

Действительно, обе ее носовые пушки выплюнули по облачку дыма, но, к изумлению людей на корабле Рескатора, ядра шлепнулись в воду не рядом с ним, а недалеко от француза. Канониры «Голдсборо» добавили переполоха на борту последнего, воспользовавшись замешательством противника для того чтобы перезарядить свои пушки.

Видимо, этого оказалось достаточно для французского капитана. У него и так уже были серьезные проблемы с фок-мачтой — не считая других, более мелких повреждений. Он не пожелал оказаться между двух огней и решил удалиться с места боя.

Блад до рези в глазах всматривался в свой корабль, медленно идущий к ним. Почему Истерлинг вернулся, а главное, обстрелял фрегат? Неужели он решил отпугнуть француза для того, чтобы атаковать их? Получается, что вся команда «Арабеллы» поддержала его...

Похожие мысли пришли в голову и Рескатору. 

— Вот Судьба и вмешалась, капитан Блад. Пусть «Голдсборо» находится в бедственном положении, но мы дорого продадим наши жизни.

— Я не сомневаюсь в вашей храбрости и не меньше вашего сожалею, что стечение обстоятельств привело к противостоянию между нами. Погодите стрелять, монсеньор. Вы обещали дать мне возможность убедить мою команду не вступать в бой.

— Ситуация изменилась, теперь козыри у ваших людей.

— Пусть судьба лишила вас преимуществ, я не хочу допустить нового сражения.

В синих глазах Блада вспыхнула отчаянная решимость. 

— И как вы собираетесь сделать это? — скептически осведомился Рескатор.

— Я поднимусь на ванты, чтобы меня было хорошо видно, и попытаюсь обратиться к своим людям. Если Истерлинг задурил им головы, сказав, что вы, к примеру, меня повесили, это могло бы оказать действие...

— Это огромный риск. Один выстрел того же Истерлинга — и с вами будет покончено. — Во взгляде Рескатора на миг появилось уважение и одобрение. — Язон, передайте канонирам, пусть будут в полной готовности, но огня пока не открывать.

Язон, посмотрев на безрассудного пирата со смесью недоверия и чем-то, тоже похожим на уважение, поспешил передать распоряжение Рескатора. 

— И все-таки попробовать стоит, — упрямо заявил Блад. Измотанный сильнейшим нервным и физическим напряжением последних суток, он был почти рад пойти на этот риск.

— Наденьте хотя бы кирасу.

— Мои люди не должны видеть, что я опасаюсь их.

Не желая дальше спорить, он сбежал с квартердека и легко взобрался на грот-ванты. «Арабелла» была уже близко. Ее пушки молчали, и это давало Питеру Бладу надежду.

Эйфория Истерлинга, заполучившего корабль, о котором он так мечтал, длилась совсем недолго. Он выбрал курс на юго-восток и поначалу спокойно наблюдал, как на корабле Рескатора ставят паруса и как он выходит в море вслед за «Арабеллой». 

Он ждал, когда штуртрос оборвется, чтобы посмеяться над незадачливым монсеньором вкупе с ненавистным ему капитаном Бладом. Однако корабль все набирал ход, и расстояние между ними начало сокращаться. Истерлинг уже с тревогой поглядывал на преследующий его «Голдсборо». Дьявол, непохоже, что у корабля трудности с управлением… Неужели он недостаточно повредил штуртрос? Во время шторма эта неисправность уже давно превратила бы «Голдсборо» в игрушку волн, но море было спокойным, и Истерлинг начал серьезно опасаться, что Рескатор настигнет его — и что тогда? Драться, имея на борту так мало людей, он был не в состоянии. Он совсем не думал, что лишь немногие корсары согласятся принять его предложение. Людей катастрофически не хватало не только для боя, но и для маневров. 

Едва остров Коровий остался позади, как матрос на марсе закричал: 

— Слева по борту корабль, идет наперерез!

Истерлинг глянул налево и разразился самими грязными ругательствами, которые знал. Освещенный яркими лучами утреннего солнца, к ним приближался военный корабль под французским флагом. Видимо, их возня вблизи Эспаньолы привлекла внимание патрульного фрегата.

Увеличить ход было невозможно: «Арабелла» и так уже несла опасно много парусов для корабля, нуждающегося в ремонте. Истерлинг надеялся, что ему удастся проскочить перед фрегатом, а там — кто знает, может, он и поймает удачу за хвост. Он решил еще раз наведаться в твиндек, возможно, сейчас, перед лицом новой угрозы, пленники окажутся сговорчивее. И точно: едва он сказал, что у них теперь сразу два противника, вперед вышел Волверстон, а с ним еще десятка два корсаров. Вместе с теми, кто уже согласился пойти к нему на службу, это составляло чуть меньше половины команды Блада. Среди оставшихся были Хагторп, Ибервиль, молодой штурман Питт и раненые. 

Истерлинг с неудовольствием заметил, что моряки Рескатора, которых он отдал на растерзание их врагам, живы и здоровы, но сейчас ему было некогда раздумывать, почему обозленные корсары их не пришибли. Выйдя на палубу, Истерлинг вновь впился глазами в приближающийся фрегат и заметил, что тот отклонился вправо от прежнего курса. Он оглянулся назад и с безграничным облегчением увидел, что «Голдсборо» потерял управление, там спешно убирали паруса. Французский корабль, оставив погоню за «Арабеллой», теперь шел к нему — видимо, его капитан решил заняться более доступной дичью. Не прошло и десяти минут, как заговорили пушки фрегата, явно вознамерившегося расправиться с кораблем под неизвестным флагом.

Истерлинг поспешил подняться на корму «Арабеллы», чтобы оттуда следить за расстрелом беспомощного «Голдсборо». Поглощенный этим зрелищем, он не услышал шагов за спиной и поэтому очень удивился, когда ему в спину уперлось нечто твердое. Он с ужасом опознал дуло мушкета, а голос Волверстона сказал:

— Поигрались — и будет. Не дергайся, если не хочешь, чтобы я продырявил тебя.

Истерлинг осторожно повернул голову и попытался улыбнуться:

— Не дури, Волверстон, какая муха тебя укусила?

— Это тебя кто-то укусил, если ты всерьез решил, что мы подчинимся тебе. Давай шевелись, тебя ждет уютный трюм.

Истерлинг быстро огляделся, разыскивая своих пиратов. Оказывается, их тоже уже разоружили и подталкивали мушкетами к трапу. Он заскрежетал зубами, яростно глядя на суровые лица корсаров Блада. Если бы черти не принесли этого француза, он проявил бы больше осмотрительности! Сейчас Истерлинг понимал, что Волверстон слишком быстро согласился принять его предложение. Но ему оставалось только подчиниться и молча проследовать в трюм. Волверстон отдал распоряжение охранять пленников, потом повернулся к тем, кто сразу принял сторону Истерлинга:

— Я не ожидал от вас такой трусости, парни. Стоит запереть и вас тоже или вы уже одумались? 

Раздались крики, что да, одумались и надеются искупить.

На палубу поднялись освобожденные Ибервиль, Хагторп и остальные, включая легкораненых и матросов Рескатора. Взгляды всех сразу же обратились в сторону отчаянно сражающегося «Голдсборо».

— Нам нужно немедленно вернуться, — с беспокойством сказал Ле Руа.

— Мы вернемся, потому что там наш капитан. Но если Рескатор казнил его... — в голосе Волверстона прозвучала угроза. — Мы не хотим неожиданностей с вашей стороны, поэтому, пока все не выяснится, посидите-ка и вы под замком. Без обид, ребята, — если все в порядке, мы обменяем вас на него, — добавил он в ответ на их возмущенные взгляды. — И ты, Ибервиль, не вскидывайся: сам понимаешь, что я прав. 

Молодой француз неохотно кивнул головой. 

— Ле Руа, — окликнул Волверстон друга Ибервиля, — останься, пусть твой монсеньор видит, что мы не причинили вам вреда.

* * *

Джереми Питт, занявший свое место за штурвалом «Арабеллы», вел ее к месту боя. Хотя было еще далеко, Волверстон сказал Оглу:

— Ну-ка, пугни тот фрегат, а то он потопит «Голдсборо» прежде, чем мы сможем вмешаться.

С удовлетворением убедившись, что потрепанный француз оставляет место сражения, корсары пытались рассмотреть, что происходит на палубе «Голдсборо». 

— Взять рифы! — скомандовал Волверстон. — Надо понять, как там дела. Но ты, Огл, будь готов открыть огонь. 

Вдруг Хагторп, завладевший подзорной трубой Истерлинга, радостно завопил:

— Я вижу Питера, вон там, на грот-вантах, он машет нам!

Радость и облегчение испытал и Блад, увидев своих офицеров, стоящих на носу «Арабеллы». Истерлинга среди них не было. 

— Эгей, Питер! — донесся до него зычный глас Волверстона. — Пусть он не стреляет, мы не собираемся драться!

— Нэд! Вы все целы? А где Истерлинг?

— Под замком!

Рядом с ним стоял незнакомый Бладу моряк.

— Ле Руа!— хрипло воскликнул подошедший Рескатор.

— Монсеньор! — крикнул тот. — Не стреляйте, они хотят обменять нас на своего капитана!

Блад соскользнул с вант и повернулся к Рескатору:

— Вас устраивает такой обмен, монсеньор? — спросил он.

— Вполне. Я бы отпустил вас просто так. Но раз Истерлинг жив, то я хотел бы получить его.

— На что он вам сдался? Хотя дело ваше. Но «Голдбсоро» еще не скоро сможет пуститься в путь, а тот фрегат наверняка отправился за подмогой. 

Рескатор философски пожал плечами:

— Значит, так тому и быть.

Помолчав немного, Блад сказал:

— «Арабелла» в состоянии взять ваш корабль на буксир. Дотянем вас до какого-нибудь островка, где вы сможете спокойно закончить ремонт. 

— И вы предлагаете помощь мне, вашему недавнему противнику?

— Не думаю, чтобы мы стали противниками при других обстоятельствах.

— Благодарю вас, капитан Блад. — И де Пейрак протянул ему руку, которую Блад после секундной паузы пожал.

— Раз вы согласны принять мою помощь, приглашаю вас быть гостем на борту моего корабля — если, конечно, ваши раны позволяют вам это.

Жоффрей де Пейрак не ожидал подобного и удивленно воззрился на Блада, который, приподняв бровь, испытующе смотрел на него. На губах де Пейрака появилась улыбка, и он ответил: 

— Думаю, что позволяют. Я с удовольствием приму ваше приглашение.

Моряки обеих команд, напряженно ожидавшие, чем закончится противостояние, прекрасно видели рукопожатие капитанов. У всех отлегло от сердца, и они выразили свой восторг громкими криками. 

Через несколько минут от борта «Арабеллы» отвалила шлюпка, в которой были матросы Рескатора. Вскоре они уже поднимались на «Голдсборо», и там их награждали дружескими тумаками, от которых бедняги едва не валились с ног. Досталось даже боцману Эриксону. Возможно, пользуясь моментом, его поприветствовали чуть более сильным тычком, чем прочих, но он стоически вытерпел и такие бурные проявления радости.

Рескатор отдал Язону необходимые распоряжения о подготовке «Голдсборо» к буксировке и, в сопровождении Абдуллы, спустился в ожидающую их шлюпку.

* * *

На борту «Арабеллы» Питера Блада встречали с не менее бурными чувствами. Волверстон сгреб его своими медвежьими лапищами.

— Ох, здоровый же ты, Нэд! Черт, отпусти меня, пока не задушил! Встретить смерть в твоих объятиях — это достойный финал, но я, пожалуй, еще поживу — просипел Питер, с трудом освобождаясь от его хватки.

Появление Рескатора на палубе заставило корсаров притихнуть. Они заприметили его еще в лодке и недоумевали, с какой радости он направляется на «Арабеллу».

— Монсеньор Рескатор любезно согласился быть моим гостем, — сказал Блад и добавил с металлом в голосе: — Мы окажем ему радушный прием, не правда ли?

Рескатор оглядел окруживших его корсаров прищуренными черными глазами и склонился в подчеркнуто учтивом приветствии. Офицеры Блада молча наклонили головы в ответ.

— Мы поможем «Голдсборо» убраться отсюда. Нэд, готовьтесь взять его на буксир. Пусть кто-нибудь отправится на корабль, чтобы скоординировать наши действия. Не будем дожидаться появления других французских фрегатов, живей, ребята!

— Я пойду туда, — сказал Ибервиль, — я встретил друга, которого считал мертвым...

— Вот как! Тем лучше, это поможет преодолеть недоверие. Однако подожди немного... Будь любезен, проводи нашего гостя в кают-компанию, я подойду через несколько минут, только отдам пару распоряжений. Прошу вас, монсеньор, — Блад приглашающим жестом указал Рескатору в сторону кают-компании.

Ибервиль отвесил поклон, достойный Версаля, и самым непринужденным тоном произнес:

— Как вы находите сегодняшнюю погоду, монсеньор Рескатор?

До обалдевших корсаров донесся негромкий глухой голос Рескатора, ответившего, что утро, безусловно, чудесное.

Блад усмехнулся и позвал: 

— Бенджамен, где ты, бездельник? У нас найдется что-нибудь, из чего можно приготовить сносный обед? 

— Я здесь, хозяин! — Слуга Блада все еще выглядел весьма испуганным. — Надо посмотреть, если эти разбойники что-то оставили на камбузе...

— Не называй их разбойниками, — повернувшись к остальным корсарам, Блад тихо спросил:

— Я не вижу Косту, где он?

— Не знаю, Питер. Его увел Истерлинг еще в самом начале. Потом я заметил, как Коста спускается вниз — уже после того как мы отправили в трюм Истерлинга и его людей — и с тех пор не видел его, — ответил Хагторп.

— Как вам удалось освободиться?

— Истерлинг был слишком напуган, когда увидел французский фрегат. Он позволил мне и ребятам выйти на палубу, а там уж мы не сплоховали, — проворчал Волверстон. — Питер, может, тебе тоже досталось по голове? Какого дьявола ты решил помочь Рескатору? Пусть бы выпутывался сам — хватит и того, что мы не стали его топить. А кстати, если он опередил нас в поисках клада, может, взять за помощь звонкой монетой?

— Не думаю, что он нашел сокровища... Перестань, Нэд. Он совсем не такой, как о нем рассказывал критянин. Я опасаюсь за Косту. Найдите его и заприте до тех пор, пока Рескатор не вернется на свой корабль.

* * *

Коста из-за спин корсаров наблюдал за прибытием на «Арабеллу» Рескатора. Вначале он со злорадством подумал, что тот является пленником, но сразу же увидел, что это не так. Никем не замеченный, Коста отошел к трапу, ведущему на орудийную палубу.

Совсем недавно Истерлинг очень и очень настойчиво выведывал, зачем Коста приплыл на «Арабелле» к берегам Коровьего. Этот разговор «по душам», вероятно, превратился бы в допрос с пристрастием, будь у Истерлинга больше времени. После того как корабль перешел вновь под контроль корсаров Блада,

Коста вздохнул с облегчением. Но сейчас он испытывал огромное разочарование и гнев, поняв, что Питер Блад решил помочь проклятому ренегату спастись от заслуженного возмездия. Это резко изменило отношение Косты к капитану Бладу. Два пирата стоили друг друга, раз они нашли общий язык. 

Для критянина это означало, что его планы раздобыть средства для борьбы за свободу Крита в лучшем случае отодвигались на неопределенный срок, а в худшем... 

Он поступил правильно, лишь приблизительно указав этому пирату, где находится «Оксфорд». Пусть лучше сокровище останется на дне — еще не хватало, чтобы и Рескатор воспользовался его находкой. Не следовало также ждать очередного «душевного разговора»... 

* * *

Бенджамен, все время причитая и сокрушаясь по поводу урона, нанесенного его хозяйству, тем не менее приготовил вполне приличный обед, которому присутствующие отдали должное. И немудрено: едва ли у кого-то в предшествующие сутки кусок лез в горло. Кроме Блада и Рескатора, за столом собрались офицеры с «Арабеллы» — только Ибервиль оставался на «Голдсборо». Два корабля, соединенные буксирными канатами, неторопливо двигались на юг, прочь от негостеприимных берегов Эспаньолы. Блад рассчитывал оставить «Голдсборо» у ближайшего кораллового островка, а потом, подлатав «Арабеллу» и выждав некоторое время, чтобы французы успокоились, вернуться назад. Он был уверен, что Рескатор не нашел клад. 

Его офицеры с любопытством разглядывали своего бывшего врага, оказавшегося остроумным собеседником, сумевшим растопить ледок недоверия и отчуждения. Любопытство вызывал и мавр в восточных одеяниях, стоящий у двери и следящий за каждым их движением. 

Обед подошел к концу, и Рескатор, не оправившийся еще от ран и чувствующий потребность в отдыхе, поднялся:

— Позвольте мне откланяться. Обед был превосходным. 

— Это ваше общество придало особый вкус нашей грубой пище, — светски ответил Блад, тоже вставая. — Я должен еще раз осмотреть ваши раны, хотя уверен, что все идет хорошо. Думаю, что в крайнем случае завтра мы достигнем подходящего места для ремонта кораблей. 

— Мы говорили об Истерлинге.

— Конечно. Нэд, где вы заперли его?

— В носовом трюме, — в голосе Волверстона прозвучало удивление.

— Приведите его. Мы передадим Истерлинга монсеньору Рескатору, у него есть ряд вопросов к нашему другу.

— Надеюсь, что беседа будет короткой, как и веревка, — ухмыльнулся Нэд.

— Пройдемте, монсеньор.

* * *

Коста притаился в полумраке, ожидая окончания обеда. Один из врагов его родины в двух шагах, и он может внести свой вклад в их дело. Собственная участь не волновала его больше.

Вот дверь кают-компании открылась, и он увидел Рескатора вместе с Бладом, за их спинами маячил бурнус мавра. Критянин выпрямился и прыгнул на Рескатора, окостеневшими пальцами сжимая стилет. Взмахнув им, он крикнул по-арабски:

— Умри, собака!

— Коста, нет, стой! — Блад стремительно шагнул вперед, двумя руками перехватывая руку критянина. В течение нескольких секунд ему удавалось удерживать ее, однако Коста оказался очень силен и сумел высвободиться. 

— И ты тоже! — он вновь взмахнул стилетом. 

Питер откинулся назад, поворачиваясь на пятках в попытке уйти от узкого длинного клинка, но Коста, предугадав его движение, резко вывернул кисть, изменяя направление удара.

Раздался выстрел, и лезвие лишь чиркнуло по ребрам Питера с левой стороны. Коста уже падал, в устремленном на них гаснущем взгляде критянина все еще была жгучая ненависть.

Абдулла, державший в руках дымящийся мушкет, был доволен: на этот раз он успел вовремя. На шум выскочили все, кто был в кают-компании, сбежались и корсары, услышавшие выстрел. К Бладу, зажимавшему рукой обильно кровоточащий глубокий порез, кинулся Волверстон.

— Питер, ты как?

— Ерунда, он только оцарапал меня, — Блад склонился над лежащим критянином. — Мертв. Он что, совсем обезумел? 

— Я должен снова поблагодарить вас, капитан Блад. Если бы не вы... — Рескатор смотрел на тело Косты.

— Не стоит. Думаю, что мы оба должны благодарить вашего мавра, — отозвался Блад. — Вам знаком этот человек, монсеньор?

— Нет. Кто это был? — Рескатор помнил слова убитого, прозвучавшие после боя, и как тот смотрел на него.

— Коста. Костанидос Георгиадис.

— Долог путь с Кандии, — проговорил Рескатор. Он знал это имя. — Теперь все понятно. Георгиадис, один из самых непримиримых и бесстрашных вождей сопротивления Кандии турецкому владычеству... Он считал любого, кто не сражался с турками, врагом и предателем, в том числе и меня. Что он делал на вашем корабле?

— Надо же... Для нас он был обычным ныряльщиком. Вы появились здесь в поисках «Оксфорда» и не нашли его, ведь так? 

— Я решил, что взрыв уничтожил корабль.

— Корабль лежит где-то у острова. Коста отыскал его и утверждал, что тот неплохо сохранился. Но его недоверие было настолько сильным, что даже приведя нас к Коровьему, он до последнего не желал открывать точное местонахождение корабля... 

— И унес свою тайну в могилу.

— Пройдемте в мою каюту, — повторил Блад. — А ты, Нэд, отправляйся за Истерлингом.

— А его люди?

— Меня они не интересуют, — обронил Рескатор, о чем-то размышляя.

— Высадим их при первой же возможности, что еще с ними делать, — решил Питер.

…Кандия... Это название вызвало у Жоффрея де Пейрака непрошеные воспоминания. Там он мог еще спасти Анжелику, если бы успел открыться ей... Увиденный ночью сон завладел его мыслями. Де Пейрака больше не задевало, что он потерпел неудачу в поисках клада, и все насущные проблемы стали как будто меньше занимать его. 

Анжелика верила в сны. А что, если она... жива? Но где это побережье из его сна? Он неплохо знал средиземноморский берег Франции и мог с уверенностью сказать, что там не было подобного места. Скорее север или северо-запад. Бретань, Онис? Кажется, Ле Руа из тех мест, надо спросить у него. Он запомнил город вдали и два острова напротив...

Де Пейраку вдруг захотелось отправиться в Европу: ему было чем заполнить трюмы «Голдсборо» и без сокровищ Моргана. Надо поскорее выбираться из этой истории...

Блад только начал осматривать самого необычного из своих пациентов, когда в его каюту ворвался растерянный Волверстон:

— Истерлинг бежал!

— Как это бежал?! Он что, бесплотный дух, чтобы исчезнуть из запертого трюма?

— Я даже поставил часового! Он пропал, как и два матроса, запертые с Истерлингом!

— Истерлинг умеет был убедительным, и мой опыт доказывает это, — Рескатор вышел из своего задумчивого состояния. — Кто знает, что он наплел вашему часовому, месье Волверстон. Наверняка у вас обнаружится пропажа шлюпки и еще чего-нибудь.

— Он воспользовался тем, что мы были заняты другими делами, — сказал, возвращаясь к прерванному занятию, Блад. — Мы не можем сейчас его искать. Будем надеяться, что французы перехватят его — пусть тогда им рассказывает свои небылицы.

Остров Коровий, продолжавший хранить тайну гибели флагмана Моргана, уже был едва различим из окон капитанской каюты. 

* * *

Прошло несколько дней. Оба корабля мирно покачивались бок о бок в бухте с кристально прозрачной бирюзовой водой. Небольшой остров милях в двадцати к югу от Эспаньолы дал им пристанище. 

Отношения двух команд не сразу наладились: им было непросто забыть пролившуюся кровь. Не обошлось и без пары инцидентов, однако отеческие увещевания Эриксона и Волверстона и щедро раздаваемые ими затрещины остудили горячие головы.

Как это ни странно, коротышка северянин отлично поладил с одноглазым гигантом, их даже можно было увидеть за мирной беседой. Команда «Голдсборо» зубоскалила, что их боцман просто никогда не встречал человека настолько выше себя — видимо, имея в виду все-таки рост Волверстона.

Ибервиль проводил большую часть времени со своим другом. В конце концов они дали друг другу слово непременно встретиться снова, если небо будет к ним благосклонно. 

Ремонт был закончен, и пришло время расставаться. Пожимая на прощание руку Рескатора, Блад, улыбаясь, сказал:

— Будете в Карибском море, заглядывайте к нам, на Тортугу.

Рескатор внимательно посмотрел в веселые синие глаза корсара и серьезно ответил:

— Нет уж, лучше вы к нам, на север. Такому человеку, как вы, должно понравиться в Новой Франции.

— Кто знает, возможно, однажды... — беспечно ответил Питер Блад.

С борта «Арабеллы» он долго глядел на «Голдсборо» и на высокую фигуру Рескатора, вскинувшего руку в прощальном жесте. 

— Где прятался этот чертов критянин, мы не могли сыскать его, — подошедший Волверстон был недоволен.

— Зря ты не позволил мне поболтать с ним сразу после отплытия и выяснить точно, где находится клад. Остались мы ни с чем, вот ведь неудача! 

— Неудача? — прошептал Блад. — О нет, не думаю... 

— Что? — переспросил Нэд.

— Плохо искали. Поболтать, говоришь? Вряд ли тебе бы удалось заставить Косту поделиться своей тайной. Да и как бы мы подняли клад без ныряльщика?

— Блад ободряюще хлопнул его по плечу. — Не унывай, старина, нас ждут испанцы, и в их трюмах найдется немало интересного. Думай о них!

Питер Блад, губернатор Ямайки, — вернее, уже бывший губернатор, — отложил полученное нынешним утром письмо лорда Уиллогби, в котором тот с глубоким сожалением извещал, что наконец-то принимает его отставку. Его преемник был уже назначен, и Бладу следовало дождаться его прибытия на остров и передать дела, а после он был волен вернуться в Англию или выбрать себе любое другое место жительства. 

Семь лет... Семь долгих лет был он губернатором острова.

Питер вздохнул и задумчиво посмотрел в окно своего кабинета, из которого был виден залив. 

Море, омывающее берега его родины, было совсем другим. Он еще не решил, хочет ли вернуться в Англию. Необозримые просторы Нового Света, его многоцветье и пряные ароматы, яркое небо, отраженное в водах Карибского моря, проникли в кровь Блада, стали частью его самого. Он понял, что ему вновь придется привыкать к Англии, ее неброской прелести, пастельным тонам и туманам. И уже не будет того чувства свободы, которое он ощущал все последние годы.

А сможет ли прижиться там Арабелла? Сможет ли она полюбить вересковые пустоши и известняковые холмы Сомерсетшира? Наверняка климат Англии покажется ей слишком промозглым.

Его средств хватит, чтобы вести обеспеченную жизнь и в любой другой колонии Нового Света. Возможно, ему стоит подумать об этом? 

Но чем же он займется? Деятельная натура Блада отвергала праздную жизнь, однако на этот вопрос у экс-губернатора тоже пока не было ответа. Его взгляд упал на пухлый конверт, доставленный сегодня. Летящий почерк на нем был смутно знаком Бладу. 

Он сломал печать на конверте и развернул листы. Его сердце забилось от волнения при взгляде на подпись, потому что письмо было от Ибервиля. Последний раз они виделись еще в Картахене, перед тем как Блад вместе с Хагторпом отправился в погоню за эскадрой де Ривароля. 

Питер жадно вчитался в строчки. Он с удивлением узнал, что Ибервиль пару лет назад оставил Карибское море и перебрался далеко на север, в Новую Францию, разыскав там Ле Руа. На нескольких страницах шло краткое изложение событий последних лет, выдавшихся весьма бурными для Ибервиля, и восторги по поводу девственной природы Северных территорий.

«...Мой друг, какие здесь леса! Осень одевает их в бронзу и пурпур, лето дарит великолепную изумрудную листву. Корабельные сосны пронзают небо, их высота и мощь поражает... Среди их величественного безмолвия и покоя я забываю обо всем и словно оказываюсь на земле обетованной. 

Неприступные скалы, бесконечные озера и бурные реки...

Мы, уроженцы густонаселенной Европы, не можем представить себе таких просторов».

Ибервиль вдруг перешел на официальный тон:

«Ваше Превосходительство, Вас, наверно, интересует, почему я написал Вам через столько лет и как я узнал, куда отправить письмо? Надо сказать, Ваши достижения, господин губернатор, принесли Вам известность, распространившуюся довольно широко и достигшую Новой Англии. А сообщил мне о Вас монсеньор Рескатор, у которого тесные деловые связи с тамошними квакерами. 

Да, Питер, я недавно встретил его в Квебеке, он узнал меня, и мы проговорили несколько часов. Это необыкновенный человек, и его судьба достойна быть описанной в романе. Он принадлежит к одному из знатнейших родов Франции, его настоящее имя граф Жоффрей де Пейрак. На родине граф де Пейрак претерпел жестокие гонения, а сейчас он один из влиятельнейших людей в Новой Франции и Мэне. Он развернул грандиозную деятельность в различных направлениях, его владения простираются от побережья Атлантики до верховьев Кеннебека, у него целая флотилия кораблей. В числе его друзей и партнеров есть и коммерсанты из Бостона, и корсары, и индейские вожди.

У него очаровательная супруга, с которой он был разлучен долгие годы. Питер, какая женщина! Необыкновенная, редкая красота, и время, кажется, совсем не властно над ней. А душа, а ум... Все, умолкаю!

Граф де Пейрак очень тепло отзывался о тебе и, зная, что я собираюсь послать тебе весточку, настоятельно просил снова передать свое приглашение прибыть в Новую Францию. 

Право, Питер, сколько можно сидеть на этом дрянном острове с его дрянным ромом? Земля Новой Франции полна неисчислимых богатств и тайн, но она не покорится без борьбы. Нужно основывать новые поселения, нужно учиться вести диалог с индейскими племенами, а иногда и воевать с ними.

Этой земле нужны люди с горячим сердцем, смело глядящие в лицо судьбе. 

В Голдсборо ждут тебя, мой капитан, и будут рады новой встрече с тобой! Я тоже получил заманчивое предложение от графа и собираюсь принять его...»

Блад дочитал письмо, потом встал и подошел к окну. Он смотрел на море, но видел не его синеву, а безбрежные изумрудные леса, волнующиеся под порывами ветра. Пожалуй, его средств хватит и на покупку крепкого брига. Из всех членов его команды, уцелевших в бою с де Риваролем, к этому дню на Ямайке оставался только Джереми Питт, который нес службу на одном из кораблей ямайской эскадры. Надо спросить, не желает ли он пойти к нему штурманом, как в прежние времена.Набрать экипаж не составит труда, однако Питту он доверял, как себе, и надеялся, что Джереми согласится.

В который раз Питер Блад оказался на перепутье. Но он был убежден, что всегда можно все начать сначала.

Он услышал за спиной легкие шаги жены и обернулся к ней:

— Дорогая, у меня для тебя две новости.

Увидев тревогу в ее карих глазах, он сразу же добавил:

— Не беспокойся, они обе хорошие.