Просто прикоснись (гет)

Одни говорят, что у Габриэля Агреста никогда не было родственной души. Другие утверждают обратное, предполагая, что она погибла по нелепой случайности. Кто-то считает — по этой причине Адриан, его сын от погибшей половинки (или какой-либо другой женщины), и носит, не снимая, тонкие перчатки. Мол, лучше он вообще не познает счастья от обретения своей родственной души, чем однажды их разлучит судьба.

«Какая ирония, — думал Адриан, сидя как-то ночью рядом с Ледибаг, — что у перчаток Кота Нуара изначально нет пальцев».

Ему казалось, что это было связано с его подсознательным желанием поступать наперекор собственному отцу. Когти выбили дробь по маске, закрывавшей лицо, словно придумав себе хоть какое-то занятие, стараясь удержаться от того, чтобы заправить Ледибаг прядь волос за ухо.

Если он все же поддастся этому желанию, то может случайно задеть пальцами ее обнаженную кожу. А если это произойдет, то возможны два варианта развития событий.

В первом случае будет вспышка видений совместного будущего. Сплетенные руки, прогулки, разговоры, поцелуи, может, даже создание семьи, их общей семьи. Все, чего он когда-либо хотел, на что надеялся. Но следом он получит информацию о личности Ледибаг. Она не желала раскрывать себя, не была к этому готова, и он бы никогда не предал ее доверие подобным образом.

Во втором случае не произойдет ничего. Просто кожа скользнет по коже. Ни волшебной искры, ни видений. Ничего, за исключением простого «Спасибо» и улыбки. Возможно, Леди извинится за то, что она — не его родственная душа. Наверняка пожалеет Кота. Но его сердце не сможет смириться с подобным разочарованием. Какая-то часть Адриана боялась, что между ними ничего не произойдет, и именно поэтому он старался не прикасаться к Леди там, где ее кожу не защищал костюм.

Но — ох — как же он хотел знать. Наверняка.

Ее родственная душа — Адриан Агрест, Маринетт была уверена в этом. Нутром чуяла — если подумать, эта фраза из обихода Хлои, поэтому обычно Мари старалась не использовать подобных выражений. Но поверьте, она знала, что им с Адрианом суждено быть вместе.

Точнее сказать, она надеялась на это. Как же ей хотелось отпустить свою одержимость Агрестом. Или, на крайний случай, не чувствовать себя так мучительно неловко в его компании. Возможно, если бы она могла произнести при нем хоть одну фразу, не заговариваясь, он бы посмотрел на нее не только как на друга? Сплетенные руки, прогулки, разговоры, поцелуи — насколько потрясающе все это может быть?! В ее воображении так ярко представлялись образы — он теряет перчатку и случайно задевает ее руку, передавая карандаш. Они замирают на секунду, пока мысли наполняются радостным смехом их общих детей, играющих во дворе небольшого дома в пригороде.

Ах, она могла мечтать об этом целый день. И была железно уверена, что именно так все и случится. По крайней мере, Мари очень на это надеялась.

Потому что, когда он обернулся, чтобы взглянуть на нее, с этой невозможно сияющей улыбкой и еще более яркими глазами, она просто провалилась в его взгляд. Потерялась где-то там, в глубине, чувствуя, как тонет, прежде чем с замиранием сердца зацепилась за его весело изогнутые губы. Она не переживет, если выяснится что он — не ее родственная душа. Просто разочаруется в жизни, и, несмотря на все разговоры с Альей на тему «на самом деле не все влюбленные парочки — родственные души», больше никогда не будет прежней.

Так может, оно и к лучшему, если их чувства расцветут сами собой, а не под влиянием магии момента, которого и вовсе может не случиться. К тому же, никто не знал, почему Адриан носит перчатки — из-за распоряжения отца, или же опираясь на собственные решения. Она, в свою очередь, не осмелится подстроить ситуацию, в которой он невольно узнает, кто — его родственная душа.

Это было нехорошо. Просто отвратительно. Вновь акума напал на школу, и снова Маринетт не могла найти места для трансформации.

Поэтому она решила, что наилучшим вариантом в этой ситуации будет сбежать. Так что, стоило акуме развернуться на каблуках, Мари бросилась прочь. Периодически оглядываясь, она уж подумала, что, нырнув за угол, успеет спрятаться, но тут акума рванул за ней.

Мари не заметила, как открылась дверь, просто увидела Кота Нуара, выскочившего в коридор. Резко выдохнув, отпрыгнула как можно дальше, чтобы позволить ему проскользнуть мимо нее к злодею. Но вот чего не ожидала — что руки Кота сомкнутся на ее талии, и он затащит ее в библиотеку, беззвучно потянув к полкам.

Акума выбил дверь, которая разлетелась на куски, и Нуар бросил Мари на пол, нависая над ней, чтобы защитить от обломков. Прижал палец к ее губам, заставляя молчать — как будто она не понимала, что происходит.

А вот чего Кот точно не ожидал — розовой вспышки, после которой он обнаружил себя сидящим за партой. Почувствовав, как кто-то взял его за руку, он поднял взгляд и увидел Натаниэля, улыбавшегося ему. Обстановка сменилась, и он уже стоял в комнате Маринетт, глядя на фотографии с ней, Альей и Нино, и на свои собственные снимки — вырезанные из журналов, а не распечатанные в ателье, как другие. Вновь смена декораций — Габриэль Агрест приветствует его — своего стажера. И вот, последняя сцена — он знал его, этот вид на ночной Париж с вершины Эйфелевой башни. С их с Ледибаг любимого места. Он скользнул в темноту, отправив в полет знакомое йо-йо. Руки обтягивал красный костюм в черную точку. Заглянул в стекло высотки — там отражалась Ледибаг.

Это потрясло его до глубины души. Он ясно понял, что произошло. Его родственной душой оказалась Маринетт. Красивая, чудесная, добрая Маринетт. Но это было не единственным открытием. Она же оказалась и Ледибаг!

Ему хотелось расхохотаться. Это было так нелепо. Все еще чувствуя, как подрагивают его улыбающиеся губы, он сморгнул дымку видения прочь.

— Вернулся, Котенок? — поприветствовала его Маринетт. Она улыбнулась, глядя на него сверху вниз, и лицо ее залило краской.

Вот только не румянцем. Он в ужасе ахнул, когда понял, что это — кровь.

Адриан увидел, что ждет Маринетт, когда прижал палец к ее губам. Маринетт тоже увидела его будущее — те несколько секунд, что ему остались. Когда ее настигло видение, она увидела себя, лежащую на полу библиотеки. Что она чувствовала? Было, черт возьми, адски больно. Когти распороли прочную ткань костюма Нуара, зацепив бок. Ему было больно даже через пелену видения. Поэтому, когда оно закончилось — слишком быстро, на взгляд Маринетт — она перекатила Нуара так, чтобы оказаться над ним, прикрывая его от смертельного удара.

Да, это было вовсе не умно. Ледибаг исцелила бы все раны Кота всего за пару секунд с помощью Талисмана удачи.

— «Но, — она понимала, — я бы поступила так же. И повторись все хоть миллион раз — я бы поступила так же».

В этом Мари была уверена. И пусть ее живот охватила жгучая боль, она бы поступила так же. И пусть силы стремительно покидали ее тело, она бы поступила так же. И пусть руки Мари подломились, роняя ее тело на Кота, она бы поступила так же. Потому что он выглядел счастливым.

Он выглядел счастливым, пока переживал свое видение. Нереально, искренне счастливым. Подобное выражение лица она видела у него и раньше, но тогда эти эмоции не были и вполовину так сильны, как сейчас. Блаженная улыбка, расфокусированный взгляд. Светлые волосы, черная маска. Кровь и слезы, стекающие по его лицу.

— «Ой, нет. Это же у меня все». — Истерически хихикнув, она улыбнулась, заметив, как заморгал парень.

— Вернулся, Котенок? — спросила тихо. Адриан улыбнулся, чтобы через секунду задохнуться в ужасе. Выскользнув из-под нее, парень подхватил Маринетт, зажимая ладонью рану на ее боку. — Нет, стой, Котенок. — Она оттолкнула его руки. — Сначала займись акумой.

— Л-ладно, — пробормотал он, потом подхватил ее на руки и выпрыгнул из помещения. Маринетт наморщила нос. Она же не об этом говорила. Ему следовало остаться, чтобы победить акуму, или хотя бы отвлечь внимание злодея. Она бы трансформировалась сразу же, как только Кот с акумой покинули кабинет. Черт, да она бы перевоплотилась немедленно, если бы он только поставил ее на ноги. Интересно, а получится измениться в его объятьях?

Можно попробовать, больнее не станет. Она открыла сумочку, все это время остававшуюся с ней, и попыталась позвать Тикки. Кот Нуар услышал полное ужаса «Нет!» квами и моментально закрыл сумочку.

— Прости, Маленькая Леди, — сказал он сразу и Маринетт, и квами, — но Ледибаг стоит отдохнуть.

— Ледибаг должна сражаться! — уставилась на него Маринетт, но он ее просто проигнорировал. Посадил ее в безопасном месте, отобрал сумочку. Заправил пряди волос за уши.

— Сережки, так? — пробормотал себе под нос. Она замотала головой, отстраняясь, когда он попытался снять их. — И с каких пор ты стала такой упрямой? — вздохнул Нуар тяжело. Придерживая девушке голову, бережно вытащил сережки из ее ушей.

— Стой, — слабо попыталась возразить Маринетт. Из-за шока, или же потеря крови тому виной, но она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, и это пугало его до чертиков. Он вылетел из комнаты, открыл сумку, позволяя ее квами выбраться.

— Как все исправить? — первое, о чем спросил Нуар.

— Подбросить йо-йо в воздух и прокричать «Талисман удачи!». Нужно использовать предмет, в который трансформируется талисман, чтобы победить акуму. Я помогу составить план. Когда предмет перестанет быть нужным, опять подбросишь его в воздух и прокричишь «Чудесное исцеление Ледибаг!». Потом — очистишь акуму.

— Понял, — и он убежал, прихватив Тикки с собой, оставив Маринетт там, где ее и нашла Алья.

Плагга вместе с кольцом Адриан оставил в сумке Мари, по-прежнему закрепленной у него на поясе. Для того, что он задумал, не были нужны оба камня чудес. Ему нужно просто исправить все случившееся.

Что он и выполнил в рекордно короткие сроки. Подбросил талисман в воздух, стремясь как можно скорее вернуться к Маринетт, и едва не забыл про акуму. Вспомнил о ней только с последним сигналом сережек, едва уложился в оставшееся время, выпустив белую бабочку из йо-йо за секунду до того, как оно исчезло.

И помчался в зал, где оставил Маринетт. Ее окружала толпа настолько плотная, что саму Мари почти не было видно. Он не церемонился со студентами, продираясь сквозь сомкнутые тела. И даже не отрицал своей грубости. Да, отпихнул локтями и, возможно, сбил с ног пару младшеклассников, но он, не задумываясь, повторил бы все свои действия для того, чтобы убедиться — с ней все в порядке.

«Ведь с ней, слава Богу, все хорошо».

Она сидела, опершись на Алью, и разговаривала с подругой, стараясь как-то ее успокоить.

— Я цела, — шептала она Алье в волосы. — цела. Честно. На мне ни царапины!

Это было так похоже на нее. Утешать других, когда больше всего на свете те боялись потерять ее. Когда именно она едва не погибла. И это было до странного смешно.

И пусть он не рассмеялся, тихое фырканье все же сдержать не удалось. Лишь один звук. Но этот смешок — скорее даже легкий выдох — моментально привлек внимание к Адриану. И когда Маринетт подняла глаза — ее прекрасные, небесно-голубые глаза, настолько полные жизни — у него словно завод закончился. Просто не осталось сил — ни физических, ни душевных.

Адриан упал перед ней на колени и разрыдался. Обнял ее, уткнувшись лицом в плечо, не оккупированное Альей. Цеплялся за ее футболку, за пиджак, сорвал с себя перчатки, чтобы чувствовать ее кожу, ощущая тепло под руками. Не в силах совладать с собой, он обнимал ее все крепче, притягивал ближе, не прекращая всхлипывать.

Сперва она была шокирована. Не могла подобрать слов. Но потом, обратив внимание на его помятый вид, Мари заметила черный отблеск за воротником рубашки и все поняла.

Поэтому она просто обняла Адриана в ответ. И гладила его спину ладонями, прижавшись к своему котенку как можно ближе.