На счет "три" (гет)

— Ладно, что с тобой стряслось?

— А? — голос Кота звучал так, словно она выдернула его из самых сладких грез.

Ледибаг поджала губы, качнулась на нити и спустилась к напарнику. Супергеройский дуэт замер на краю высотки, Маринетт видела, что Кот устроился на подоконнике чуть ниже ее. Тусклые фонари, расположенные вдоль улицы, не рассеивали тень, омрачавшую его лицо — ламп было слишком мало. Но эта тень не могла скрыть от нее его светящиеся зеленые глаза.

— Почему ты остановилась? — спросил Кот. — У нас еще половина маршрута впереди!

Ослабив нить йо-йо, Ледибаг рывком приблизилась к Коту, теперь их глаза были примерно на одном уровне. Нуар этого точно не ожидал, он вздрогнул, зашипел и едва не соскользнул с уступа, на котором примостился. Если бы у него была шерсть — наверняка бы встала дыбом.

Она, рассмеявшись, осторожно его придержала:

— Аккуратней, Котик. Что случилось с твоими кошачьими рефлексами?

Леди ждала, что он оценит ее шутку — может, даже ляпнет что-то в ответ — но когда единственной реакцией Кота оказалась слабая полуулыбка, по ее позвоночнику прокатилась волна тревоги.

Что-то точно случилось. Что-то очень плохое.

Не задумавшись ни на секунду, она сказала:

— Пожалуй, на сегодня мы с патрулем закончим.

— Что? — недоуменно ответил он. — Нет! Я и так уже пропустил слишком много ночных патрулей! Нормально все! То есть, я могу…

Она все еще держала Кота за руку, потому было просто заставить его замолчать, легонько сжав его ладонь. Раньше Маринетт никогда бы не подошла к Нуару так близко, ни за что бы не позволила себе так небрежно, между делом, прикоснуться к нему, но сейчас все изменилось. Ей все еще было стыдно, ведь хватило одного мощного удара — последствия которого не смогло исправить даже ее Чудесное Исцеление — чтобы она поняла, насколько ее партнер дорог ей.

Какой же дурой она была, принимая его отношение как должное!

— Нормяульно, — пробормотала Леди себе под нос. — Нормяульно все, — глядя, как Кот хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, Мари грустно улыбнулась. — Кот, уж одну-то ночь Париж в состоянии позаботиться о себе сам.

— Но… Что? Ты только что скаламбурила? Моя Леди, что происходит? Что-то случилось?

«Да, — хотелось ей ответить, — случилось. С тобой».

Маринетт молча вытолкнула свое тело вверх и, сделав сальто, оказалась на крыше. Зная, что Кот наверняка последует за ней, она, сбиваясь, начала говорить еще до того, как его ботинки коснулись настила:

— Сначала мне казалось, что это здорово — когда так тихо, — неловко попыталась пошутить она, — я подумала: «Эй, сегодня мне наконец-то удастся сосредоточиться, глупый напарник не будет отвлекать меня в тот самый момент, когда мы должны высматривать, не приключилось ли где беды», но прошла минута, и мне стало не по себе. Это было странно, очень странно.

Кот, приземлившись на крышу сразу на все четыре лапы, выпрямился и скривился. Ледибаг не понравилось выражение его лица. Абсолютно бесстрастное, словно маска, которую он вдруг решил примерить. Это было неправильно, ей было больно видеть его таким…

Потухшим.

«Это — не Кот».

— Я надеялся…

— На что? Что я не замечу? — она положила руки на бедра. — Во время патрулей, даже когда тебе нездоровилось, ты обязательно находил повод, чтобы подурачиться! Если честно, это всегда поражало меня… Как ты мог постоянно быть таким веселым?.. Но сегодня кажется, что мыслями ты вообще не здесь! Ты не поддразнил меня, когда я поскользнулась! Не смеялся, не вскрикивал, не шутил, ни разу не пытался подкрасться ко мне, и я не услышала от тебя ни единого каламбура! Было как минимум два шикарнейших шанса, а ты…

Маринетт осеклась, заметив, что накладные уши Кота все сильнее прижимаются к голове, а выражение его лица и уверенная поза осыпаются, словно карточный домик. Он и не пытался что-либо скрыть — смотрел на нее, будто она — лекарство от смертельной болезни, поразившей его. Часто и тяжело дышал, пытаясь взять себя в руки.

Прошло уже шесть недель с того момента, как она увидела Кота без сознания. В тот день его загнали в угол, он был абсолютно беспомощен, а она появилась слишком поздно, позволив его поранить… И в этот момент она действительно испугалась.

Что бы его ни мучило, это оказалось куда серьезнее, чем она первоначально думала.

— Кот? — нерешительно приблизившись, спросила Ледибаг. — Это ребра? Все еще болят? Но ты же сказал…

Он замотал головой:

— Нет, нет, все нормально. Я в порядке. Давай продолжим патруль? Ну пожалуйста.

Он попытался сменить тему, но ему это не удалось. Она скрестила руки на груди:

— Ты не в порядке, Котик.

— Я уже здоров, — заявил он. Легко сделал пару наклонов, поднял руки и потянулся. Она с облегчением заметила, что Нуар не морщился от боли. Маринетт была благодарна своей удаче — удаче Ледибаг за то, что жертва акумы, с которой они сражались в тот день, оказалась медсестрой. Девушка, чувствуя себя виноватой за весь ущерб, который причинила, в качестве компенсации предложила подлечить Кота… И, в дальнейшем, присматривать за обоими супергероями, если вдруг им понадобится медицинская помощь. Хотелось, чтобы в мире было больше таких гражданских. Хайди была настоящим ангелом, без ее помощи…

Ледибаг содрогнулась при мысли о том, чем бы все могло обернуться.

Вновь привлекая ее внимание, на губах Кота расцвело бледное подобие его обычной торжествующей ухмылки:

— Видишь?

Ледибаг, наклонив голову, рассматривала своего напарника. Она понимала, что он старался — изо всех сил старался доказать, что он — не обуза. В этот раз она впервые позволила ему участвовать в патруле от начала и до конца. После того, как Кот был ранен, и именно Ледибаг (по настоятельной рекомендации Хайди) посадила его под домашний арест, ему было важно показать напарнице, что он готов исполнять свой долг.

Он, должно быть, с ума сходил, ожидая дня, когда наконец-то получится вернуться на улицы. От того, как медленно все заживало, насколько терпеливым и осторожным приходилось быть, чтобы не привлекать внимание к своим травмам, он, скорее всего, расстраивался еще больше.

Но сегодня она впервые видела, чтобы Кот так явно все это показывал. В последние несколько недель, когда бы она не позвонила, чтобы узнать, как он там, Кот казался настоящим сгустком радости: он широко улыбался и был позитивен как никогда. Ни разу не показал обиды за то, что она так усердно опекала его почти весь прошлый месяц. И за то, что она не помогла ему в тот самый день — за это он тоже ни разу ее не упрекнул.

Она на его месте давным-давно бы взорвалась, но, опять-таки, Кот был сильнее ее. И Маринетт прекрасно об этом знала.

Тогда в чем проблема? Она не понимала. Что-то сжирало его заживо, довело до ручки — он нервно крутился, смотрел на что угодно, кроме нее, и она не взялась бы ответить, старался ли он изо всех сил сдержать себя, чтобы не закричать в небеса, или же все, чего он хотел — сбежать так далеко и так быстро, как только бы он смог.

Инстинктивно она знала, что должна удержать его здесь. От этого — не убежишь.

«Мне нужно, чтобы с тобой все было хорошо, Котик».

— Это не значит, что с тобой все хорошо, — прошептала она.

Кот медленно моргнул. Он глубоко вздохнул, и прямо у нее на глазах, его нервное возбуждение сменилось застарелой усталостью.

— Нет… — признался он едва слышно. — Ты права.

«Я должна была догадаться».

— Ты… Ты же знаешь, что я рядом, да? — спросила Ледибаг. — И что ты можешь поговорить со мной?

Она потянулась к нему — Кот отшатнулся. С тихим, задушенным рыком, он резко отвернулся от нее и запустил когти в свои растрепанные волосы.

— К-кот?

Когда он замотал головой, Маринетт решила — да бес с ними, с его заморочками, и все же положила руку на его напряженное плечо. Пусть сам Нуар и не хотел этого, однако именно это было ему сейчас нужно. После ее прикосновения мышцы Кота расслабились. Она, не сказав ни слова, предложила ему присесть рядом. Следующие несколько минут они провели на краю крыши. Сидели в потемках друг напротив друга.

— Мне нужно еще немного времени, — неожиданно пробормотал он, нарушив тишину. — Я пытался придумать, как рассказать об этом. Как объяснить, насколько для меня… То есть, я не… Я не знаю… — он сморщил нос, казалось, его тошнит от самого себя, от того, что он пытался, и так и не смог объяснить, о чем именно он хотел поговорить. Рука, все еще сжимавшая пряди волос, наконец-то соскользнула с его головы, и он уставился на Леди зелеными глазами, полными мучительного отчаянья.

— Ледибаг, а ты боишься? — выпалил он.

Она ответила, даже не задумываясь:

— Акумы становятся сильнее. Конечно, меня это пугает.

— Я… Я боюсь не акум. И не Хищной Моли.

— Травмы?

Он фыркнул:

— Ага, сейчас.

— Кот Нуар!

Услышав ее осуждающий тон, он распахнул глаза и сразу же поднял руки, пытаясь ее успокоить:

— Да не шипи ты, мамуля.

Маринетт, услышав каламбур, бросила на него смурной взгляд — Кот выглядел довольным. Казалось, наконец-то все устаканилось, но тут он отвел взгляд и пробормотал:

— Мне не нужна еще одна лекция о том, что я разбрасываюсь теми жизнями, что у меня остались, словно они вообще ничего не стоят. Думаю, с меня хватит.

Даже не пытаясь нахмуриться или улыбнуться, Маринетт ничего не ответила на это заявление — Кот назвал ее курицей-наседкой. Вместо этого она ждала, не подталкивая Кота к продолжению разговора. Надеялась, что он обо всем расскажет сам.

— Просто… Это больно — понимать… Что никто не замечает.

Слова, прозвучавшие не громче шепота, едва не унес парижский ветер. Мари едва не пропустила эту фразу, но когда до нее дошел смысл последних трех слов, она напряглась:

— Что?

В улыбке Кота — горькая насмешка над самим собой:

— Никто не замечает, — сказал он. — Никто. Я… — он посмотрел на нее, словно спрашивал разрешение на то, чтобы продолжить. Что бы он ни увидел на лице Маринетт, это придало ему сил, и он смог пояснить: — Их нет. Вокруг меня всегда столько народа, но во всей этой толпе не так уж много людей, с кем я по-настоящему близок. Похоже, в этот круг входим я и Плагг. И… И ты.

Она подозревала, что у него не все ладно дома, но впервые с тех самых пор, как они стали напарниками, ее подозрения подтвердились.

— О, Кот…

Кот перебил ее на полуслове. Сидя на крыше, он болтал ногами, с силой отталкиваясь пятками от кирпичной стены под ними:

— Я знаю, не позволив СМИ пронюхать о том, что со мной случилось, мы получили… Некое преимущество. И Хищной Моли не удалось нас обыграть. А еще нужно было оттянуть внимание от моего несупергеройского «я», особенно сейчас, когда мы так уязвимы. Я понимаю это. Правда понимаю. Я хорошо это понял. Но просто… Моя семья… — он замотал головой, решив не заканчивать мысль.

Но и того, что было сказано, хватило Маринетт, чтобы сделать определенные выводы.

— И даже с теми немногими, по-настоящему близкими друзьями, — продолжил Кот, — я настолько вживаюсь в образ — это жутко. Иногда я ненавижу его, человека, роль которого я должен играть для людей, меня окружающих, и это тоже меня пугает, потому что он — это я. Он должен быть мной, я должен быть им, но я… Никто не знает… А это… Я…

Он прерывисто дышал, его голос срывался, и, чувствуя, как в сердце болью отдается пульс, Ледибаг придвинулась ближе, чтобы поддержать его:

— Никто? — повторила она тихо, отчаянно пытаясь понять.

— Нет, — всхлипнул он.

Там, у него дома, не всегда все ладилось. Его жизнь была одинокой, выматывающей и, если уж говорить начистоту, порой — неблагодарной. Без Тикки и Кота Маринетт бы пропала. А без постоянной поддержки семьи, без доброты Альи? Да, они не знали ее как Ледибаг, но то, что она сохранила рассудок — их заслуга. Они помогли ей сохранить ощущение нормальной жизни. Несмотря на все подозрения, что возникли у нее насчет его повседневной жизни, Мари все же думала, что и у Кота в семье дела обстоят подобным образом. Осознание того, что все не настолько хорошо, как ей представлялось, потрясло ее до глубины души.

Их тайны разрывали его на куски, а она не могла понять его переживаний, не разделила с ним ни грамма того чувства одиночества и собственной ненужности, что он испытал. И это — ее Котенок. Ее веселый, смешливый, порывистый Кот.

— Даже… Даже ты знаешь не обо всем, так же? — безрадостно хохотнул Кот. — Этого не скроешь, Баг. Даже ты смотришь на меня так, словно я должен быть кем-то другим.

Маринетт задохнулась от острой вспышки вины. Ей нечего было возразить.

— Однажды кто-то сказал, что печальные люди улыбаются ярче всех, — прошептала она, слабо улыбнувшись, когда он фыркнул на затертую фразу. — Знаю, что от этого не легче. Прости, Кот.

«Я не поддержала тебя».

Он рассеянно кивнул и сделал вдох, стараясь успокоиться:

— Я… Я просто не могу выбросить это из головы… А вдруг что-то случится? А если Хищная Моль меня все же достанет? И акума после очищения не обернется медсестрой, как Хайди? Если закончатся даже те крохи удачи, что у меня еще остались? Что тогда? У меня не будет и шанса на…

— Не думай об этом! Мы его поймаем, Котик.

— Я не о том. Я про… — Кот поднялся, нервно размахивая хвостом. — Я не о нас, и не о нем! Могу я хоть что-то в своей гребанной жизни сделать ради себя? Ты можешь назвать меня эгоистом. Сказать, что это по-детски, но я боюсь, что если что-то случится… Никто и не узнает. Никто и не узнает, что на самом деле со мной случилось, почему это произошло. Никто не поймет. И кому… — тут голос подвел его, испарив за компанию с собой и весь запал из этой тирады. Резко развернувшись на пятках, он уставился на город и продолжил, — кому вообще будет до этого дело?

Ледибаг вскочила на ноги, и еще до того, как она успела все осознать, произнесла:

— Мне.

Широко раскрытые зеленые глаза вновь с недоверием посмотрели на нее. Она отметила: от того ли, что он действительно был настолько хорошим актером, или же причиной оказалась их близость, но она буквально чувствовала ту надежду, что едва его не захлестывала.

— Тебе? — выдохнул он.

Страх просочился в душу и свернулся комком в животе. Умозаключения самой Маринетт, потребности Кота — все померкло перед осознанием. Потому что сейчас она ясно видела, насколько важно это было для Кота. Как отчаянно он в этом нуждался. До того, как дело приняло серьезный оборот, до стрелы Темного Купидона, прикосновения Таймбрейкера и инструментов Хирурга, она всегда считала напарника эдаким увальнем, думала, что вся жизнь для него — лишь площадка для игр. Но теперь, в момент поразительного, душу вынимающего прозрения, она поняла, что скрывалось за его беспечным поведением. Она увидела, как печаль пожирает солнечный свет и смех, из которых, казалось, и состоял это удивительный мальчик. Она увидела его одиночество, его страх. Страх того, что однажды никто о нем и не вспомнит, что он покинет этот мир, не оставив и следа... Ни в истории мира, ни в человеческой памяти.

Неожиданно Кот улыбнулся, его нервозность сменилась каким-то странным смирением. Кивнув собственным мыслям, он шагнул вперед и взял Мари за руку:

— Я хочу рассказать тебе, — произнес он, и у Маринетт перехватило дыхание. Приняв ее реакцию за неодобрение, он успокаивающе погладил ее по тыльной стороне ладони, рисуя когтями круги. — Прошу тебя. Я не жду ответной любезности, если ты не готова — я не буду допытываться, но мне нужно рассказать тебе о том, кто я такой. Для меня это важно. Потому что я не хочу... — он замялся и отвел взгляд. — Ну, я не хочу исчезнуть, понимая, что никто не видел меня... Настоящего.

Маринетт глубоко вздохнула. Она была рада, что именно Кот начал этот разговор — впрочем, все в их отношениях начиналось с его подачи — ведь теперь пути назад не было, и придумывать себе оправдания было бессмысленно. Она всегда лучше работала в сложных ситуациях:

— По-твоему, я об этом не думала? — спросила она тихо.

Кот вытаращился на нее, словно не веря своим ушам, и застыл:

— ...Что?

— Я думала над этим, — сказала Ледибаг, — для нас теперь не знать ничего — намного опаснее. Могу лишь гадать, с чем бы мы справились лучше, может, ты бы и не пострадал вовсе...

— Постой, мой Леди! — воскликнул Кот, подняв руку. — Если ты снова собираешься сказать, что все — из-за тебя...

— Нет, нет! Я... ну, да, может быть... — признала она. — Но это не важно! Суть в том, что больше нет смысла скрывать, кто мы на самом деле, так? Если бы мы знали друг друга, то смогли бы лучше планировать бои, лучше тренироваться, мы бы сами стали лучше. Кот, ты — не единственный, кто хочет освободиться от этой тайны. Было эгоистично с моей стороны — так долго скрываться от тебя. Я была неправа, и от моих глупых оправданий было больше вреда, чем помощи. Теперь я это понимаю, и я доверяю тебе, Кот. Я доверяю тебе свою жизнь, доверяю свою семью и своих друзей, раз уж на то пошло. Ведь именно так все и должно быть.

На героев опустилась тишина, и смысл их соглашения накрыл пару подобно цунами. Мари замерла, дожидаясь реакции Кота, но тот, конечно, молчал — слишком ошарашенный, он просто застыл.

А потом, к ее дичайшему удивлению, он расхохотался. Это не было похоже на его привычную довольную усмешку, ликующие вопли или его настоящий смех, которым Мари была просто очарована (да, она никогда не признает это вслух), хотя и слышала его не слишком часто. Этот смех был слабым, но переполненным облегчением, и прежде, чем она поняла это, руки Нуара сомкнулись вокруг нее в крепких объятиях. Неготовая к внезапным обнимашкам, она позволила ему приподнять себя и немного покружить.

Кого она пыталась обмануть? Даже если бы она ждала от него подобных действий — все равно бы позволила ему поступить так же. В ушах глухо бился пульс.

— Так ты все-таки ходишь в мою школу! — отстранившись, взволнованно прошептал Кот, изучая ее лицо светящимися глазами. Брови Ледибаг взмыли вверх, и Нуар подмигнул: — О чем еще может думать кот, пока он без костюма? Только предаваться мечтам о своей Леди! Это было несложно выяснить, слишком много совпадений, а уж если учесть тот факт, что примерно шестьдесят девять процентов нападений акум происходило в школе... И в семидесяти четырех процентах от этого числа ты добиралась на место раньше меня.

Маринетт не знала, с чего начать. Этой убийственной статистики, доказывающей, что они с Котом вполне могли знать друг друга в гражданской жизни — а вероятность этого оказалось очень высокой,— было более чем достаточно, чтобы шокировать ее до глубины души. Она никак не ожидала этого с учетом того, насколько большим городом был Париж. Шок сменился всплеском стыда, и Маринетт поразилась собственной рассеянности. Кот был прав — все буквально под носом лежало. Все было настолько по-глупому, умопомрачительно очевидно, что ей хотелось просто стукнуть себя. И единственное, что не укладывалось у нее в голове...

— Ты... Ты все подсчитал?..

— Котсчитал, мадемуазель, — легкомысленно поправил Нуар, — месье Жирар не вдохновляет на занятия математикой, да? Я сам придумываю себе развлечения.

«Боже мой! — Маринетт прижала ладонь ко лбу и сделала несколько вдохов, чтобы успокоить дыхание. — Он в моем классе. Он...»

Осколки всех событий, которым она была свидетелем, пусть полузабытых и основательно подзаброшенных — все они сложились в единую картину и от понимания, как обернулась судьба, у Маринетт перехватило дух.

— Моя Леди? — спросил Кот. Неуверенность, страх и беспокойство смыли с его лица счастливую улыбку, и в эту секунду она бы что угодно отдала, лишь бы вернуть ее обратно. — Я... Прости, пожалуйста. Я не хотел... так напирать. Или фонтанировать эмоциями. Если ты... если ты не готова, если тебе все-таки не по себе — ничего страшного. Я могу... мы можем просто...

Ледибаг, шикнув, нажала пальцем ему на нос:

— Ага, аж два раза, дурачина. Если уж тебе приспичило снять маску, я не останусь в стороне. Мы вместе в этом деле.

От улыбки Кота можно было ослепнуть. Маринетт впитывала его тепло сердцем, и там, на самой обычной крыше, в темных осенних сумерках, она была готова признать, что любила Кота так же отчаянно, как и Адриана. А быть может — даже сильнее.

И, на удивление, совсем от этого не страдала!

Когда она подняла на него взгляд, казалось, в животе порхают дюжина акум Хищной Моли. Кот улыбнулся ей... Призывая ее расслабиться, пытаясь ее успокоить? Она не знала и, сглотнув, взяла его за руки.

Мари не была уверена, как он отреагирует, наконец-то узнав, кого он вознес на такой высокий пьедестал. Она не могла знать, как она сама отреагирует, узнав, кто он — этот парень под маской, внушивший ей, что она достойна быть героем Парижа. Еще два месяца назад, стоило лишь представить этот момент, и страх скручивал ее душу. Нынешнее предвкушение было не менее мучительным, но... Его можно было пережить. В конце концов, чего бояться-то? Ну постоят пару секунд, пялясь друг на друга и не зная, куда себя деть. Уж с этим она справится: за последние два года у нее было достаточно подобной практики с Адрианом. Сейчас, когда они уже были хорошими друзьями, воспоминания о тех временах заставляли Маринетт краснеть.

А вот потерять Кота она не готова. Не после всего, что было.

— Я не могу пообещать, что все вот это... — она повела рукой, пряча взгляд, — не изменится.

— Вместе, — повторил он. — Неважно, что сейчас произойдет. Мы вместе в этом деле.

Когда он так смотрел на нее — будто ничего на свете не сможет изменить его мнение о ней — Мари могла верить, что эту клятву он никогда не нарушит.

— Хорошо, — сказала она, застенчиво улыбаясь. — На счет три?

Кот кивнул:

— Un.

— …Deux…

— …Trois.*

* фр. — Один, два, три

Свет погас, и квами уже скрылись вдали, а все, на что была способна Маринетт — просто смотреть. Все винтики и шестерни в ее сознании напрочь заклинило, все наносное — смыло, оставив ее, завороженную, трепетать в восхищении. Она была не в том состоянии, чтобы заметить — Адриан был потрясен не меньше, чем сама Маринетт. Мари даже засмущаться не смогла — под его пристальным взглядом ей просто не удалось собрать себя в кучку.

Потому что, ну конечно. Конечно же, это был он.

На месте Кота Нуара стоял Адриан Агрест, это он держал ее за руки и, похоже, совсем не собирался отпускать. Налетевший ветер разметал его золотые волосы в восхитительном беспорядке, заслонив от Мари глаза цвета весенней зелени, но, несмотря на дрожь, Адриан держался твердо и уверенно, он не двигался с места и не моргал.

Ее chaton. Адриан и был Котом, она смотрела на парня перед собой и понимала — об этом кричала каждая, самая незначительная деталь. Как могла она не заметить этого? Как не заметила, что озорная улыбка Адриана напоминает ей Кота, а мягкая, тактичная улыбка Кота заставляет вспомнить Адриана? Как упустила из виду, насколько они были уверены в себе, с каким изяществом держались? Как не обратила внимания на их остроумие, храбрость, упорное нежелание поберечь себя, когда в помощи нуждался кто-то другой? Как могла она не связать эти чуткость и игривость с участием и позитивом? И как, скажите на милость, она вообще могла изводить себя мыслями о том, с какой легкостью ее чувства к Адриану отошли на задний план, вытеснившись чувствами к Коту, если оба парня были одним и тем же человеком?

Это было так очевидно.

Эти парни — этот парень — изменил ее жизнь. Ради нее он подставлялся под пули, был готов пожертвовать своей жизнью. Контроль над его телом перехватывали, им управляли, как марионеткой, защищая Ледибаг, он не раз пострадал — и физически, и эмоционально. Это он подбодрил ее в тот самый день, когда Мари получила свои камни чудес, из-за него одного каждый божий день ей хватало сил выдержать эту ношу. И, в то же самое время, именно его она когда-то обвинила в том, что он прилепил жвачку на ее стул; это он навещал пекарню ее родителей и помогал там просто потому, что любил таскать тесто для торта и отчаянно не хотел возвращаться в свой пустой особняк; он резался в видео-игры; он работал моделью, занимался фехтованием, играл на фортепиано и был совершенно повернутым на физике и аниме, и…

Именно в этого парня она и влюбилась. Дважды.

Ее обняли мягкие руки и Маринетт, моргнув, сосредоточилась на Адриане. Он улыбался ей, и улыбка была не совсем Нуаровской, но и не походила на привычную улыбку Адриана. А когда Мари, чувствуя подступающий смешок, улыбнулась в ответ — так же счастливо и слегка глуповато — Адриан нарушил тишину:

— Мари…

Почему-то именно ее имя — ее прозвище — произнесенное таким любящим тоном, и обрушило сразу все. Ее восхищение и полнейший восторг, что это он, ну конечно же, это — он, провалилось в черную дыру тихого ужаса.

— Никто не замечает, — сказал Кот… Адриан. — Никто.

Его слова, полные отчаяния и одиночества, лавиной обрушились на сознание Маринетт. Чувство вины выгрызало ее изнутри, пригласив себе в помощницы осознание собственной никчемности.

— А… Адриан, — сбивчиво прошептала она. На глазах вскипели слезы, в памяти пронеслись события последних шести недель. Беспокойство о Коте. Занятия в школе, время, проведенное с друзьями. То, что она была рассеяннее обычного, заметил даже Нино. И Адриан… Боже, Адриан… — Господи, я не… Я не…

Как ему удалось скрыть три сломанных ребра, серьезную рану на животе и прочие повреждения, которыми Кота наградил Хирург? С учетом всех фотосетов, команд стилистов и гримеров, его собственного отца, занятий в школе, фехтования… Нет, стоп, он же уговорил Габриэля, и тот освободил его от занятий на сезон, чтобы Адриан мог сосредоточиться на изучении языков?.. Ладно, даже без фехтования, при одной только попытке представить, каково было Коту, кипели мозги…

Адриан нахмурился, скользнул ладонями вдоль предплечий, поддержав пошатнувшуюся Мари:

— Эй, — сказал он мягко, — Маринетт, все в порядке. Все…

От его попыток успокоить все стало только хуже, и Маринетт, расплакавшись, бездумно уткнулась ему в грудь. Возможно, шесть недель волнений за этого идиота все-таки ее доконали. Может быть, ее добило осознание — шесть недель она не обращала внимания на Адриана из-за Кота — по сути, одного и того же человека, что было довольно странно, очень круто, но… Не совсем честно. Может, все от того, что облегчение, страх, радость и печаль — все эти чувства сплелись воедино. Или потому, что она была так слепа, не заметив, как с ее другом случилась беда. Из-за этого было больно.

Что бы ни было тому виной, именно Маринетт сорвалась. Не Адриан.

— Ничего подобного, — пробормотала она ему в рубашку. — Это что угодно, только не порядок.

— Багабу, Маринет, чш-ш-ш… — его пальцы очень робко, едва заметно коснулись волос напарницы. — Не пойму, о чем ты?

Боже, она же его всего перепачкала! Похоже, испортила рубашку косметикой. Черт, она просто омерзительна — так разреветься. Нехотя отодвинувшись, Мари пролепетала:

— Я не заметила. Тебя ранили. Шесть недель прошло. И за все это время ты… И я не… Еще до того, как… Ты…

Адриан распахнул глаза, когда Маринетт оборвала себя, попытавшись обуздать эмоции и собраться с мыслями. В какой-то момент ей показалось, что он сейчас накричит на нее. Чего она точно не ожидала — румянца, разлившегося по его щекам.

— Ох, слава Богу, — едва слышно выдохнул он. — Я уж было подумал, что ты злишься на меня за то… Ну, я…

— Что? Нет! Нет-нет-нет, нет, почему я должна сердиться на тебя? Я… Я так рада, Адриан. Я счастлива, что это — ты! На кого я действительно зла, так это на себя.

Адриан прочертил пальцем по ее щеке след от пролитых слез, смахнув влагу с нежностью, которой Маринетт не заслужила:

— Не стоит.

— Еще как стоит! Я отвратительный друг! Как я могла не заметить? Как упустила?

— Так, во-первых: ты не отвратительный друг, вы обе — мои лучшие друзья, и, во-вторых… Маринетт, которая Ледибаг, — от благоговения в его голосе Мари стало дурно. — И, Ледибаг, которая Маринетт. Обе эти личности, связанные магией квами, были рядом, когда все другие от меня отвернулись. Ты… не знала этого наверняка, но неправильно будет сказать, что ты не…

— Какая разница?! — перебила Маринетт. — Ты не можешь вот так просто забыть… Я о том, что ты… Я была нужна тебе, мы были тебе нужны, а чем же мы в это время занимались? Эти… Эти чувства, сомнения — им никак не шесть недель, Адриан, они появились намного раньше! А мы никогда… Мы просто позволяли тебе вести себя, как ни в чем не бывало, и… — в Мари словно что-то переключилось, и она вдруг отодвинулась от Адриана, а потом и вовсе оттолкнула напарника. — Стоп, беру свои слова назад!

— Хм… Ты о чем?

— Про «нет»! Потому что да, я зла на тебя! Ты давным-давно должен был рассказать мне о своих мыслях! Я бы могла тебе помочь! Сразу же! Ты правда думаешь, что ни она, ни я бы не бросили все свои дела ради тебя? — глаза Адриана комично расширились, и он даже сделал короткий шаг назад, когда Мари опять подобралась слишком близко. — Слушай сюда, Адриан Агрест: ты никогда не останешься в одиночестве, понял меня? Никогда. И даже не думай о том, чтобы притворяться, когда я рядом!

Недоверчиво сощурив свои чудесные зеленые глаза, он кончиками дрогнувших пальцев отвел с ее глаз упавшую челку:

— Теперь я знаю это, — сказал, затаив дыхание, — Я…

— Вот и хорошо, — не позволив ему договорить, она отвела его руку от своего лица. Ей нужно было сосредоточиться, а его действия только отвлекали. — Потому что я хочу, чтобы ты знал, я — на твоей стороне, Коте… Адриан. Прости.

— Можешь звать меня и так, и так, — пробормотал он. — То есть, эм… — он замялся на секунду, словно слегка растерявшись, а потом неловко закончил, — ну, когда мы одни.

— Хорошо. Ммм… И ты меня зови, как тебе удобно, — совсем не так Маринетт представляла себе Грандиозное Разоблачение. Слишком хорошо они знали друг друга в обоих обличьях, было шоком — понять, что больше ничего не будет как прежде… Ан нет. Конечно, Мари понимала, что все это — все, что с ними произошло — было более чем странным, но, на удивление, не считала все события какой-то нереальной дичью. Парадокс, но от этого градус «неправильности» ситуации лишь повышался.

Впрочем, судя по слегка неадекватному взгляду Адриана, в этом их мысли совпадали.

Пусть их, эти странности, а вот показать свое волнение Мари было никак нельзя. Сейчас важнее был Адриан и то, почему он так хотел раскрыть свою личность.

— Что ж, дурная жизнь нам с тобой досталась, — продолжила она, — но я бы не променяла ее ни на какую другую… И не захотела бы делить ее с кем-то еще. Вместе, помнишь?

Адриан смотрел на нее так долго, что ей стало не по себе, а потом неожиданно рассмеялся:

— И как я мог не заметить? — спросил он, его глаза горели и сияли в восхищении, — это же была ты, все это время.

Маринетт вздохнула:

— Я ли, Адриан?

— Ну конечно же ты. Я настолько сросся со всем этим, что не заметил, как две самые потрясающие девушки в моей жизни оказались… Одним и тем же человеком.

— Комплименты тебя не спасут, Котик. Мы хотели поговорить о… — она неопределенно покрутила запястьем, — обо всем этом.

— Это не дежурный комплимент, — возразил Адриан, взглядом прожигая в Маринетт дыру, — без тебя не было бы Кота Нуара. Ты для меня — сплошной вызов, ты вдохновляешь меня, и без тебя Адриан… Ну, вряд ли о нем вообще стоило бы говорить. Ты будишь во мне чувства… Которых я раньше не знал. Маринетт, если бы мы с тобой никогда не встретились — я бы не смог сделать все то, что совершил. Ты… Ты для меня — все.

Изумленная Маринетт почувствовала, как взвинчивает темп ее сердце. Именно в таких выражениях она в последнее время и думала о Коте и Адриане, но как неправильно было слышать эти слова из уст напарника, ведь она не сделала ничего, чтобы заслужить их. По крайней мере, все ее свершения не сравнятся с тем, что он сделал для нее:

— Я не рассказывала тебе о том, что когда мы с Тикки впервые встретились… я чуть не вернула обратно свои Камни Чудес? — ляпнула она.

Судя по ужасу на лице Адриана, он явно принял это за бред:

— Что?

Маринетт кивнула и продолжила:

— После того, как мы в первый раз не смогли очистить акуму, я сняла сережки. Сказала Тикки, что я — не та Ледибаг, которую она искала, и на следующий день подсунула Камни в рюкзак Альи. Я думала, что из нее выйдет Ледибаг получше. Мне казалось, что она… она захочет быть Ледибаг, такой, какую и заслуживает Париж.

— Моя Леди…

— Но знаешь что? — спросила Маринетт, взглянув на него. — Именно ты впервые показал мне, кем я могу быть, Chaton. Я не поняла этого сразу, потому что уверенности в себе добавляла и слепая вера Альи в Ледибаг, но… Суть в том, что все мои подвиги, совершенные в супергеройском костюме, были не только ради Парижа. Но и ради тебя. Ты поддерживал меня с самого первого дня, и единственное, что я хотела доказать — что по праву зовусь твоей напарницей. А что до Маринетт… Ну, там совсем другая история, и ты сам, Адриан, сыграл в ней огромную роль. — Осмелев, она переплела их пальцы. — Я стала такой, какая я сейчас, благодаря тебе. И, пожалуй… Я хотела, чтобы ты знал об этом. Кот или Адриан, кем бы ты ни был — это не важно. Я знаю тебя, и знаю, что ты…

В первое мгновение Мари не поняла, что произошло. Секунду назад она что-то лепетала, и вдруг…

Его губы на ее губах — теплые, мягкие. Это прикосновение звоном отдалось в каждом нерве ее тела, и, ну конечно же, Маринетт опять повела себя как та еще бестолочь. Она шокировано застыла, Адриан, не дождавшись отклика, отстранился. В его взгляде читалась вера в свою Леди и благодарность, а сердце Мари было готово лопнуть от изливаемой на нее нежности.

Губы беззвучно шептали слова, но она никак не могла совладать с голосом. Как двигаться или моргать вспомнить тоже никак не получалось, и что в том странного? Ее только что поцеловал Адриан Агрест. Ее только что поцеловал Кот Нуар. Ее поцеловал. Она парила в небесах и срывалась в пике, вновь бросая свое сердце к его ногам.

«Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя».

— Не понял, это положительный ответ или отрицательный, — пошутил Нуар… Адриан. Его голос вернул Маринетт на землю, и посадка оказалась жесткой. Улыбка точно была Нуаровской, но временами все же проскальзывали нотки опасения и некой сдержанности… Ох. Она поняла — это была бравада. Как бы он ни поддразнивал напарницу, Адриан все-таки боялся ее реакции. Боялся отказа.

Как… Как вообще дошло до этого? Кот Нуар… Адриан Агрест — ведет себя вот так? Из-за нее?

Моментально меж ними разверзлась пропасть, ранее не существовавшая. Он замыкался в себе, заслонялся шутками, словно щитом, и теперь Мари знала причину подобного поведения. И осознавала, что не позволит этому повториться. Ни за что.

— Раз уж ты меня еще не стукнула, — добавил он со странно-кривоватой улыбкой, — похоже, я наконец-то…

Маринетт сграбастала полу рубашки Адриана, дернула его на себя и поцеловала. Сама.

Ей было интересно, чувствовал ли он то же самое, когда целовал ее — застывшую, не способную даже пошевелиться? Это странным образом льстило, но одновременно… Сбивало с толку. Потупив взгляд, она попыталась отстраниться, и, пожалуй, именно поэтому он и умудрился удивить ее во второй раз.

Подавшись вслед за ней, Адриан вновь требовательно нашел губами ее губы. С учетом форы, гоняться за Маринетт пришлось бы слишком долго (да и хлопотное это дело), поэтому он положил руку ей на поясницу и притянул поближе. Она ахнула в поцелуй, и Адриан с низким грудным смехом улыбнулся.

Их третий поцелуй был неловким и очень уж невинным, но Маринетт он показался идеальным.

И уж к чему она точно не была готова — что придется все-таки вернуться к реальности. Только не когда ее сердце поет, а его губы изучающее касаются ее губ. Маринетт показалось, что прошло совсем мало времени, когда Адриан, упершись лбом о ее лоб, прошептал:

— Знаешь что, моя Леди?

— Ммм?

— Я сказал именно то, что и думал. Ты совершенно…

Она знала, к чему ведут эти самодовольные нотки в его голосе.

— Ты не посмеешь, — с угрозой сказала Мари прежде, чем он склонился, прошептав ей на ухо.

— Чудесна.

Фыркнув, Маринетт выбралась из его объятий, собираясь продемонстрировать напарнику свое недовольство:

— Поверить не могу. Не уверена, что с таким поведением ты заслуживаешь поцелуя.

Адриан казался воплощением легкомыслия:

— Оуу, неужели получилось настолько…

— Перестань.

— … мяувыносимо?

— Неееет.

Он усмехнулся, источая самодовольство всем телом:

— И я не всмурржил тебе голову?

— Ну как я умудрилась в тебя влюбиться? — недовольный вопрос Маринетт улетел в небеса, но сама она, улыбнувшись, игриво толкнула Адриана плечом и закатила глаза. — Такой душещипательный момент, а ты…

— Момент был восхитительный, мяусолютно согласен, — подтвердил он, — Ты — восхитительна. Боже, я люблю тебя.

— …ты просто… — Маринетт запнулась, ее лицо вспыхнуло, словно фейерверк. — Что?

Исчезла царившая атмосфера беззаботности. Адриан знал, что когда Маринетт так серьезно смотрит на него — шутить не стоит.

— Я люблю тебя, — повторил он, рассмеявшись на выдохе, и улыбнулся. — Так здорово наконец-то сказать это вслух. Я ведь раньше не говорил об этом, да?

Маринетт тотчас растаяла, да так, что даже ее возраст не мог послужить этому оправданием. Ее давняя любовь, ее лучший друг, напарник, ради которого она защищала этот мир… Сказал, что любит ее. Вслух. На самом деле.

В конечном итоге, был лишь один способ ответить на такое признание. Спустя годы она все будет гадать, как же ей все-таки удалось собраться с духом в тот вечер.

Поймав его взгляд, она собрала всю силу, нежность и страсть, что только сумела отыскать в себе, и сказала:

— Я люблю темяу-тоже.

И едва не умерла от стыда, когда Адриан не понял каламбур. Он не понял каламбур, на секунду задержал на ней свой взгляд и растеряно спросил:

— Это который… в покемонах?

После его вопроса повисло тягостное молчание.

(Много-много лет спустя супруги будут вспоминать этот момент и безжалостно подкалывать друг друга. Ничуть при этом не стесняясь.)

Но сейчас только Маринетт понимала весь комизм ситуации.

— О боже, — выдохнула она, — ты такой дурачок…

И она рассмеялась — так, как не смеялась уже давно. Потому что Кот не уловил каламбур, потому что он повел себя как настоящий гик, подумав в такой момент о Мяуте, а еще потому, что это было чертовски на нее похоже — намудрить с каламбурами и поставить всех в жутко неловкую ситуацию.

— «Тоже» в смысле «так же», chaton, — хихикнула она, пытаясь отдышаться, — я тоже темью люблю.

Того, что язык у Адриана был подвешен как надо, не отрицал никто. Он моментально поправился и продолжил изгаляться над своим ляпом:

— И все-таки, Мари, кого больше? Мяута или Мью?

Маринетт лучше бы умерла, чем попыталась снова скаламбурить, но в тот момент она была готова на все, чтобы доказать свою любовь:

— Если уж говорить о первом поколении, то больше всех мне нравится Нидоран и ее эволюции, умник, — сказала она так спокойно, как только могла. — Ну хватит, Кот. Ты серьезно? Понять же можно было запдосто! Это же хорсивидно! Тебе даже не нужно голдинаться признания от меня, потому что, господи помоги мне, если уж я на самом деле пытаюсь сочинить для тебя каламбур, то, как мне кажется, других доказательств того, что я тоже тебя люблю, и не нужно.

— О, — наконец-то сформулировал он ответ, — ого, — устыдился (на это совести хватило), а потом фыркнул и расхохотался. От души. — Ты… Ты взяла и скаламбурила, признаваясь мне в любви?

— Я попыталась скаламбурить, признаваясь тебе в любви, да, — поправила его Маринетт. — Я… Адриан, я люблю тебя с тех пор, как нам исполнилось пятнадцать. — Признание его ошеломило, он так очаровательно распахнул глаза, что Маринетт тут же захотела просто обнять его и никогда не отпускать. — А через год я влюбилась в тебя во второй раз, — продолжила она. — Я подумала… Ну, о чем бы там я не думала, я, наверно… Наверно, я все испортила.

— Нет, нет, моя Леди, что ты, — у Маринетт снова едва не вырывалось из груди сердце. — Все совсем не так. Ты же ненавидишь каламбуры.

— Они меня раздражают. Это не одно и то же.

— Ты ненавидишь каламбуры, — повторил он, будто вовсе не замечая никакой разницы, — а потом вдруг используешь Покемонов, чтобы…

— Это все ты виноват, Адриан. Мяут? Серьезно?

Стоило им осознать всю нелепость и бредовость ситуации — они расхохотались, смеясь до тех пор, пока не заболели ребра — сложно остановиться, если один лишь взгляд вызывает новую волну хохота.

— По-поверить не могу, что ты… — хватала воздух ртом Маринетт.

— Знаю! Знаю! Прости! Я идиот. Самый…

— Пацан!

Услышав незнакомый голос, Маринетт поперхнулась и вздрогнула. Обернувшись, она увидела крошечного черного котенка, за хвост того тянула ее собственная квами — упиралась пяточками, пыталась не дать маленькому чертенку приблизиться к ним.

— Плагг? — спросил Адриан, утирая слезы смеха. — Что ты…

— Плагг! — эхом откликнулась Тикки, Маринетт еще никогда не слышала от своей квами такого тона. — Поверить не могу! Эта ночь была очень важной и для Адриана, и для Маринетт! Ты не имел права их прерывать!

— Но я хочу есть, а твоя девчуля заграбастала себе моего парнишу.

— Твоего парнишу? Скорее уж персонального сырного раба, — саркастично пробурчал Адриан себе под нос. Маринетт, только-только выровнявшая дыхание, снова рассмеялась.

— Именно. Пацан знает порядок. Первым делом квами, а девушки — потом. Ну или как там говорят сейчас в мужских раздевалках.

— Плагг! — потрясенно прошипел Адриан. Виновато посмотрел на Маринетт, готовый к тому, что она обидится на откровенное хамство квами. — Не обращай внимания, Мари. Его сущность полностью соответствует той вонючей еде, которой мне приходится его кормить.

Плагг в ответ показал ему язык.

Маринетт была полностью очарована. Да, она не раз задумывалась, какой он — квами Нуара. Но вот такого она точно не ожидала! Плагг идеально подходил Адриану — тот выглядел таким раздраженным поведением своего маленького напарника, что она рассмеялась:

— Адриан, он прелесть!

— Ты же не могла вот так взять и сказать это? Ты ведь поощряешь его поведение!

Плагг довольно мурлыкнул:

— Тикки, вам с Адрианом стоит у нее поучиться, — он взглянул на Маринетт с большим интересом, — что ж, может, ты не так уж и плоха, Жучочек. Хоть из-за тебя Адриан по ночам порой страдает от бессмысленной тоски.

Маринетт пропустила мимо ушей смущенное «Плагг, заткнись!» Адриана и ответила:

— И я рада с тобой познакомиться, Плагг.

— Взаимно, наверно. Так что отпусти, Тикки. Я уже отмазался, твоя избранница меня простила.

Усмехнувшись, Тикки отпустила его хвост ровно в тот момент, когда Плагг снова попытался вырваться. В результате он покатился кубарем. Встав на ноги, черный квами фыркнул и, метнувшись к Адриану, спрятался в его волосах:

— Грубо.

Тикки закатила глаза и повернулась к Маринетт:

— Прости, что прервали. Адриан… — подлетела она ближе, — это честь для меня — наконец-то встретиться с тобой.

— Взаимно, — улыбнулся Адриан.

Тикки счастливо затрепетала. Маринетт осмотрелась и вздохнула. Сумерки давно уже пришли и ушли, стало зябко. Она поежилась и растерла руки:

— Уже поздно.

Лицо Адриана вытянулось, когда он увидел время, но потом он повернулся к Маринетт и повеселел:

— Принцесса позволит проводить ее домой?

— Плаггу? — поддразнила Маринетт.

— Ему, конечно, — подтвердил Адриан прежде, чем Плагг успел открыть рот. — А если он будет держать рот на замке и не станет спорить — хотябыразвжизни — то получит тройную порцию сыра, когда мы вернемся домой.

Плагг заржал, козырнул, и Адриану этого хватило:

— А может… Мы обсудим ужин? Ну, не то чтобы обсудим, мы же можем просто ходить… и поужинать? Завтра. Как тебе?

Какая прелесть. Она едва не погибла от умиления, и была готова поклясться, что от улыбки у нее едва щеки не лопнули:

— С радостью, Котенок.

Он шумно выдохнул и ослепительно улыбнулся:

— Плагг, — скомандовал он, — выпускай когти!

Трансформация Адриана была самым поразительным действом из всех, что ей посчастливилось увидеть. Вычурная, мощная и прекрасная, у Маринетт она оставила ощущение, словно она увидела его — всего его, его настоящего, без масок и ожиданий, тянувших вниз. Увидела впервые.

Кот Нуар предложил ей когтистую руку:

— Итак, моя Леди?

Ни на секунду не отводя взгляда, она приняла руку и сказала:

— Тикки, точки на места!

И она бы соврала, если бы сказала, что ее не порадовало выражение его лица во время этой трансформации.

Когда Ледибаг открыла глаза, Кот по-прежнему держал ее за руку. И улыбался — не сдерживаясь, счастливо и умиротворенно, как никогда раньше.

«Ты видишь меня, — безмолвно сказал он. — Видишь меня. Спасибо, спасибо, спасибо тебе».

— Наш разговор еще не закончен, Адриан, — подумала вслух Ледибаг, чувствуя трепет от того, что назвала своего Котенка от рождения ему данным именем.

Кот пожал плечами:

— Ну да, но, может, хватит на сегодня? Сегодня… и так столько времени зря на меня потратили. — Она уже шагнула вперед, чтобы немедленно отругать его за это «зря», но он обезоруживающе нежно продолжил: — Эта ночь — для нас.

— Для нас, — согласно сжала она его руку.

Они были Котом Нуаром и Ледибаг, Адрианом Агрестом и Маринетт Дюпен-Чэн, у них по-прежнему были секреты друг от друга, была неуверенность, сомнения, которые еще предстояло разрешить. Было так много всего, о чем она должна была ему рассказать и, без сомнений, ему тоже было чем с ней поделиться, но, как Адриан и сказал сегодня, эта ночь принадлежала им, и если и дальше все пойдет так, как оно, похоже, собирается идти, то у них будет еще куча времени на «потом».