Эффект Феи (джен)

Холод темноты, ощущаемый мною ранее, отступил. Боли в груди от угодившего заклинания Роуга я больше не чувствовала. Не чувствовала... Вокруг всё ещё темнота, но не кромешная. Темно, будто... у меня закрыты глаза! Я больше не чувствую боли, и у меня закрыты глаза!

Мозг соображал туго, а потому осознание этого доходило до меня рывками. Я жива?! Захотелось резко открыть глаза, но почему-то я побоялась.

Судорожный вздох.

Восприятие реальности тоже начало возвращаться постепенно. Я лежу. Интересно, на чём? Проверяю ладонью, чтобы самой же ответить на свой вопрос. Очень похоже на... траву?! Моему удивлению нет предела. И в подтверждение моих домыслов я слышу шум и шелест этой самой травы. Но мой слух уже отвык от таких звуков, поэтому мне они кажутся сюрреалистичными.

В памяти всплывают последние пережитые мною события. Я же умерла. Наверное, я в раю? Тогда бояться нечего, и можно смело открыть глаза.

Над головой голубое небо, а от яркого солнца начинают слезиться глаза. Градус умиротворения и спокойствия вокруг просто зашкаливает. От непривычной тишины вокруг закладывает уши.

Я поднимаю правую руку вверх, чтобы заслонить глаза от солнца. На тыльной стороне ладони красуется нетронутый знак гильдии. На глаза вновь наворачиваются слёзы.

У меня получилось! У них получилось! У них получилось! Так непривычно испытывать расслабленность и облегчение после семи лет вечного напряжения, стресса и страха. Хочется кататься по этой золотистой траве, которая кажется шёлковой, хотя на самом деле она чертовски колется. Как маленький ребёнок улыбаться. И плевать, что я настолько отвыкла от улыбок, что мышцы лица сводит! И не просто улыбаться — смеяться, хохотать в голос. Я даже от собственного смеха отвыкла.

Уши, помимо ветра, шелеста травы и моего смеха, улавливают ещё что-то. Чей-то до боли знакомый голос, зовущий меня по имени. Я цепенею. Перед глазами проносятся обрывки воспоминаний, связанных с человеком, которому этот голос принадлежит.

— Нацу? — мой собственный голос не хочет меня слушаться, и вместо вопрошающего крика получается какой-то непонятный хрип.

— Люси! — теперь его голос звучит достаточно громко, чтобы убедить меня в том, что мне не померещилось. Я резко вскакиваю на ноги и жадным взглядом впиваюсь в окрестности. И плевать, что от резкой смены положения в глазах потемнело и что на ногах я стою нетвёрдо. Это сейчас не главное.

Взгляд цепляет силуэт человека, бегом приближающегося ко мне. Он движется против солнца, поэтому рассмотреть, кто это, не получается, но я всё равно не бросаю попыток и продолжаю щуриться, чтобы вглядеться внимательнее.

Когда он подходит ко мне достаточно близко, я узнаю его. Знакомая лохматая розовая шевелюра, родная улыбка от уха до уха, напульсник на левой руке — а главное, он жив-здоров.

Ноги невольно подкосились, и на глаза опять навернулись слёзы.

Как так? Я ведь собственными глазами видела его смерть. Он умирал на моих руках! Я чувствую, что ещё чуть-чуть, и у меня начнётся истерика. Надо срочно взять себя в руки и успокоиться. Но не я беру себя в руки. Драгнил вплотную подходит ко мне, и его крепкие объятия не позволяют мне осесть на землю и разреветься в голос.

— Нацу,— тихонько шепчу я, уткнувшись ему в плечо. Слёзы, уже не контролируемые мною, мочат его жилетку. Я себя не останавливаю. Пусть весь сгусток накопившихся негативных эмоций вырвется наружу с этими слезами.

Саламандр молчит, не пытается успокоить, позволяет мне выплакаться как следует, хотя ненавидит мои слёзы. Объятий не размыкает, наоборот, с каждым мгновением прижимает ближе к себе.

Как ни странно, но слёзы кончились быстро — до этого выплакала все, и я сама что есть силы вцепляюсь в своего друга так, чтобы его никуда не отпускать, и в исступлении шепчу, горячим дыханием обжигая его шею: «Живой, живой, живой».

— Конечно живой, глупышка, ну что, продолжим приключения? — он треплет меня как маленькую по макушке.

Глупышка? Пусть так. Возможно, я и в правду глупая раз, вместо того, чтобы радоваться, плачу.

— Угу, — выдавливаю я из себя, хотя хотелось сказать совсем не это, но из-за недавно отступивших слёз в горле неприятный комок. Я делаю протяжный расслабленный вздох и всё-таки говорю что-то более значимое, чем непонятное междометие:

— С тобой — хоть на край света...

* * *

Дневник меня из будущего исчезает прямо из моих рук в золотистом сиянии. По щеке скользит что-то мокрое. Я прикладываю ладонь к лицу и понимаю, что это слёзы.

— Я плачу? — моему удивлению нет предела. С чего бы вдруг мне плакать, если у нас всё получилось?

Вдруг на меня накатывает внезапный приступ паники, и я словно теряюсь в пространстве, но тело инстинктивно делает рывок в сторону Драгнила.

Я подлетаю к нему со спины и заключаю в объятия. Сердце берёт свой привычный ритм, дыхание выравнивается, глаза хаотично не бегают по окружению — я возвращаюсь в норму.

— Люси, ты чего? — парень удивлён, но ничего не предпринимает.

— Ничего, — шепчу я благодарно, как кошка потеревшись щекой о его спину.

— Спасибо, — «когда ты рядом, мне намного лучше»...