Requem for a Labyrinth (гет)

Свет софитов ослепляет.

Яркий грим нещадно жжет кожу.

Тошнота подкатывает к горлу...

Она улыбается толпе, посылая воздушные поцелуи. Она молода, красива и успешна. Она икона стиля и восходящая звезда. Ей подвластно все. Она Королева этой беснующейся толпы.

Она распахивает объятья всем им — они приветствуют её овациями! Они её рабы! Все до единого!

Она смеется в слепящую пустоту, мечтательно закрывая глаза, и спешит в темноту кулис. Её рвёт, корежит от боли. Она почти кричит, падая на пол. Проклятый корсет! Чтоб ещё раз она позволила сделать это с собой своему менеджеру. В глазах прыгают черные пятна, голова гудит от грохота музыки и боли. Её трясёт от мучительного жара и ломоты в костях. Ей хочется вернуться туда, к кричащей толпе, где нет всего этого: страданий, проблем. Жизни.

Кто-то поднимет её с пола и буквально тащит в гримерку. Жесткая кушетка. Холодное полотенце на лоб. Сара берет его дрожащими руками и вытирает лицо.

— Никогда, — хрипит она, — никогда больше я не дам сделать себе этот грим. К черту этот образ. У меня есть своё лицо! Меня любят и без этого!

Ответом служит глухая и безразличная тишина.

— Да? Любят? И кто же, деточка? — Фред всегда рядом. По звуку, стоит он где-то около двери. — Они? Они тебя через полчаса забудут. Без меня ты никто. И лица у тебя нет. А настоящее твоё имя повергнет в шок любого нормального человека.

— Фред...

— Это третий раз за сегодня и шестой раз за три дня.

— Фред, я обещаю, я справлюсь... — она отирает лицо и бросает полотенце на пол, умоляюще глядя в лицо менеджеру. — Это просто отравление... Я не беременна...

— Мне глубоко насрать на то, залетела ты или подхватила рак. Деточка, у нас висит многомиллионный контракт. Уже ночью у нас самолёт и Европа. Шестнадцать концертов за месяц, пресс-конференции, раздача автографов, съёмки на телевидении... А ты банально не готова к успеху! Ты строишь из себя королеву и умудряешься испоганить все своим здоровьем. Я не знаю, что я сделаю, если это проникнет в газеты.

— Фред, прошу... Со мной все хорошо... Это скоро прекратится... — она повторяет заученные слова, не веря себе ни капли. Тут, вдалеке от сцены, это никогда не прекратится. И ей ни черта не хорошо.

— Вдохновись... — он протягивает ей стакан с мутной жидкостью. Сара смотрит на него, пытаясь унять дрожь во всем теле. Фред усмехается, ставит стакан на стол рядом с кушеткой и медленно уходит, что-то насвистывая.

Это намного сильнее Сары. Сотни невидимых нитей сплетают ее и напиток "с секретом".

Привет, девочка. Это не сказки и почти выдуманный лабиринт где-то в потузеркальном мире.

Она хватает стакан дрожащими пальцами и делает три судорожных глотка, откидываясь назад. По щекам текут слезы.

Это реальность.

Реальность, из которой не вырваться и выхода не найти. Ей не хочется думать, как скоро это все кончится, но она точно знает, что завязать ей не дадут. Пока она такая — талантливая и ручная — Фред будет толкать её на звёздный Олимп, запишет ещё один диск, запустит турне, реалити-шоу и даст тонну интервью.

"Как я омерзительна..."

Раньше оправданием её глупости была детская дурь. Сейчас же ничего, кроме бесхарактерности, не приходит на ум.

Жар понемногу отступает, голова проясняется, боль, мучившая её, исчезает. Остаются только холодные слёзы, скупое свидетельство того, что колокол ещё звонит по давно разбитым мечтам.

Она медленно садится к зеркалу и медленно, растягивая пытку, стирает яркий грим. Под всеми этими блёстками, красками и ресницами скрывается её настоящее лицо. Не эта маска свежей и улыбчивой красавицы, которой все в жизни удалось.

Поредевшие брови. Огромные черные синяки под усталыми, лихорадочно блестящими глазами. Впалые щеки с тёмными отметинами скул. Сухие синеватые потрескавшийся губы. Красная от грима кожа.

Долгий взгляд в реальность. Ещё один глоток чудо-напитка.

О её судьбе мечтали многие девочки со всего мира.

Пальцы набирают заветный номер телефона.

Ей 23, и её песни лидируют в чартах старого и нового света.

Долгие, мучительно долгие гудки. Ещё глоток.

У неё два сольных альбома — один уже почти платиновый — несколько клипов и одно турне позади.

"Добрый день, это Гэрри. Если Вы слышите это сообщение, то это значит, что меня нет рядом. Оставьте сообщение..."

— Гэрри? Гэрри, это я, Сара. Прошу, перезвони. Мы оба сглупили. Я сглупила. Давай попробуем ещё раз. Дай мне шанс.... Через четыре часа у меня самолёт из Глазго в Амстердам. Перезвони...

Она знала, что не перезвонит. И телефон Тоби выключен — у него школьные экзамены, ему не до неё. Родители уже спят, гордые своими детьми.

Она со всей силы бьет телефоном по зеркалу, исступленно крича в пустоту, надеясь, что её хоть кто-нибудь услышит. Кричит, не боясь сорвать драгоценный голос. Стеклянный дождь осыпает её мелкими искрящимися звёздами.

Ей невыносимо одиноко в этом мире грёз и света.

— Ну вы только посмотрите на нее... — философски вздохнул Фред, глядя, как обессилившей и присмиревшей Саре наносят яркий румянец, а заодно натягивают перчатку на разбитую руку. Она смотрит в пустоту, безвольно, покорно. Если бы не моргала, продюсер рискнул бы проверить её пульс.

Где-то он переборщил. С другой стороны, если она отбросит сантименты, это пойдёт только на пользу делу. Да, ей не шестнадцать, её музыка и песни уже не нуждаются в дополнительной обработке, но неуместное фантазёрство вкупе с детской впечатлительностью уже порядком поднадоели. Пора взрослеть, в конце концов.

— Крис уже вовсю работает. — тихо заметил он, помогая ей встать, и повёл к сцене. — Сейчас ты выйдешь туда и снова будешь улыбаться и петь так, чтобы ангелы с неба спустились. Или во всяком случае, чтобы Крис был достаточно очарован для подписания контракта на совместную песню.

Она послушано кивнула, глядя, как её партнёр на вторую половину концерта заставляет публику сходить с ума. Он вечно такой. Готов на все, лишь бы довести людей до священного фанатского экстаза.

Она крепко сжимает руки, чтобы ощутить отрезвляющую боль. Среди гор реквизита, в неясной полутьме кулисы играет искрами зеркальный шар. Сара смотрит в него, изучая собственное бессилие перед ловушкой жизни, и отчаянно мечтает, чтобы хоть кто-то спас её. Тонкий палец выводит на нем короткое слово.

S.O.S.

— А теперь встречайте! Наша сладкоголосая фея, наша королева, наша Мэрион!

Она вышла под общий гул и весёлую улыбку Криса. Он был ей ничуть ни рад, но играл свою роль великолепно. Они просто должны отработать вместе. Они оба профессионалы, которые прошли многое, чтобы попасть этим вечером в Глазго сюда, на сцену.

Она устало и чуть томно улыбается ему в ответ, прикрывая глаза. Голос не изменяет ей — он все тот же, громкий, звонкий, способный разливаться бесчисленными отголосками в огромном зале. Ее сопрано дополнил его бархатистый баритон.

Сейчас ничего не существовало, кроме нее и музыки. Свет софитов очищал ее, изгоняя черноту этой жизни, боль, страдание. Путь за кулисами ее ждет Фред, поездки, контракты, пустота и одиночество. В этот миг она по-настоящему жила.

И вдруг Сара открыла глаза.

И из всех сотен тысяч глаз она увидела только его взгляд, направленный на нее.

Пронзительный, холодный, бесстрастный. Он был здесь, в этом мире. Не призрак, не сказка, не детская фантазия романтичной девочки.

Человек из плоти и крови.

"Джарет…"

Он загадочно улыбался ей, почти с восхищением аплодируя ее дуэту с Крисом.

Он пришел, хотя она не звала конкретно его.

Мир остался позади. Ей было сложно поверить своим глазам. Она снова пятнадцатилетняя девочка, а впереди лишь своенравный король и зачарованный лабиринт. Сара стеснительно улыбнулась, обращая песню к нему. Ее голос, набирая необычайную силу и чувственность, взмывал ввысь. Она экспериментировала, рисковала, дурачилась на сцене с Крисом, словно ей это было так легко и просто, словно не было истерики и исступления.

Сейчас, именно сейчас она жила полной грудью, даря все свое искусство и талант тому, кто мог ее оценить. Она была готова пройти Лабиринт сотню, тысячу раз — что такое, этот Лабиринт, по сравнению с ее состоянием?

Этот мир, в который она сбежала, подло обманул ее. И только он ни разу не обещал ей, что это жизнь будет простой и легкой.

Сара была счастлива, сознавая, что нужна хоть кому-то.

Пусть даже и Королю гоблинов.

Она лежала в номере на кровати, широко раскрыв глаза. Чертов напиток "с секретом". За окном грохотал, визжал, глумился адской музыкой ночной Амстердам, самое сердце старого города каналов, который никогда не спит.

После выступления ее снова рвало. На этот раз с кровью. Последние силы оставили ее, Фред, сам Фред Ларри держал ее над ведром, пока ее тело корчилось в судорогах.

Она видела, как по дороге в аэропорт Фред о чем-то сокрушенно разговаривал по телефону. Сара знала, что он говорил о ней. Крис согласился даже на три песни, но ее состояние ставило на всем крест.

Максимум Амстердам.

Дальше клиника, врачи, уколы, длительная реабилитация. Она все потеряет, и Фред скорее всего ее бросит.

Она улыбнулась уголками рта.

Вот и все.

Но произошедшее сегодня на сцене казалось сказкой, последними вспышками угасающего сознания.

Король гоблинов, властелин огромного королевства в огромном зале. Он пришел поддержать ее. Пришел, несмотря на прошедшие годы.

Сара с усилием поднялась с кровати.

— Король гоблинов… Джарет… Ты здесь? Вернись!

Он пришел тут же, по первому зову, встав посередине комнаты.

Стало нехорошо. Слезы брызнули из глаз, она со всех ног кинулась к нему и крепко обвила руками его шею.

Она заплакала, громко, отчаянно, как ребёнок. Он стоял неподвижно, пока она, не обращая внимание на его холодность, обнимала его. Сара не искала защиты, понимания, любви или сочувствия. Ей нужен был хоть кто-то, кто мог просто вот так вытерпеть её боль.

Она ничего не говорила. В её слезах было все, что ломало её изнутри: жестокость этого мира, немой вопрос "Почему со мной?", признание собственного поражения, стыд за зависимость, ощущение близкого и бесславного конца...

— Это правда... — проговорил Джарет, чуть отстраняясь от неё. — Тебе осталось совсем немного.

Она знала и была благодарна уже за то, что он смотрит без отвращения на неё такую, как она есть. Без грима и счастливой улыбки.

— А что, если... — её рука потянулась к заветной коробочке, но его рука остановила её.

— Не надо, Сара... — в его голосе была… боль?

— Я умираю... — тоскливо проговорила она, констатируя факт. — Час, день или десять лет, но это случится.

Он не осуждал, смирившись с ее решением. Он понимал ее и не спешил показывать сейчас свой характер. Последнее, в чем она сейчас нуждалась, так его в его моралях и "а если бы…".

— Ты хочешь, чтобы я был рядом? — наконец просил он, садясь на ее кровать.

— Это моя последняя просьба.

— Тогда на двоих.

Она почти удивилась, но этот вечер был вообще не похож на реальность. Почему бы и нет?

Ночь, Амстердам, кругом кипит жизнь, но в этой комнате только он и она.

Сара взяла два стакана и налила в них джин-тоник. Затем взяла коробку, открыла ее, за миг замерев над содержимым, и смело добавила в коктейль четыре чайные ложки, энергично размешивая.

Должно хватить.

Она села рядом, подавая ему его стакан. Джарет, не отрываясь, смотрел на нее.

— За нас! — она ловко чокнулась с ним и залпом выпила содержимое.

Король чуть помедлил, а затем последовал ее примеру. Пил медленно, не торопясь, словно это было дорогое вино.

Сара предпочла не замечать этого, на секунду испугавшись сделанного. Но отступать было поздно. Оставалось ждать.

Просто ждать, глядя, как через тонкие занавески начинает светлеть небо, а ночная жизнь понемногу утихает.

Он задумчиво крутил в пальцах пустой стакан, с горечью глядя на неё. Но ей было совсем не стыдно — боль давно стало привычной. Он единственный, кто сейчас разделяет её. Детский кошмар, невинное увлечение, странная история на грани фантазии и реальности...

— Знаешь, — проговорила она, чувствуя, как все тело понемногу ослабевает, а дыхание становится все более сложным, — после Лабиринта я стала писать песни. Они популярны.

— Я слышал. Рыцари, гномы, драконы, замки, принцессы, красавицы и уроды, подлость, любовь, но ни одного гоблина.

— Это слишком личное.

Он понимающе кивнул. Такой непохожий на себя. Тихий. Бесстрастный. Печальный.

Боль отступала. Мир мерк, тускнел в начинавшихся предрассветных сумерках. Слезы вновь текли из глаз.

— Ты же... Ты не… не галлюцинация... умирающего разума? Это ты?

— А даже если... Это что-то изменит?

Она чуть прикрыла глаза. Ничего. Пора признаться: после Лабиринта жизнь жестоко надругалась над её мечтами. Песни стали популярны благодаря Фреду, чудо-напиток стал спасением от мира и толчком к конвейерному творчеству, родные отступили, на отношения не хватало времени, сил, опыта и терпения.

Фред заманил её в ловушку, захлопнул замок, и никто не встал у него на пути. Он обещал золотые горы, дарил ей широким жестом все, о чем она мечтала, и неизменно требовал своего. Песен, когда она не могла писать. Улыбок, когда у неё были панические атаки. Жизнерадостности, когда она падала от усталости.

Он требовал и требовал, подавая ей один стакан за другим.

Сильные руки подхватили её. Сара больше не могла держать собственное тело. Король гоблинов медленно и аккуратно положил её назад, на кровать, и склонился над ней, опираясь на локоть.

— Не бойся. Скоро все закончится. Это не будет больно, я обещаю. Это будет сон, долгий-долгий сон. Такого ты никогда не видела.

Его голос успокаивал, помогал. Она хваталась за него, за свою последнюю надежду.

Дыхание становилось все более трудным. Голова понемногу мутнела. Оставалось совсем мало времени…

— Джа… рет. Возьми... меня… с собой…

Сара подняла на него свои глаза, замирая…

Его рука аккуратно стерла слезы в уголках ее глаз.

— Конечно… — почти неслышно пообещал он. — Мы уйдем отсюда. Мы никогда не вернемся. В нашем мире будем только мы… И Лабиринт…

Его голос — последнее, что Сара помнила о той ночи.

Потом она вообще не любила вспомнить ту жизнь, предпочитая думать, что восемь лет в чужом мире ей только пригрезились.