Warcraft (драбблы) (джен)

Огонь не может умереть.

Его можно погасить, да, но стоит попытаться разжечь пламя снова — и оно вспыхнет, такое же, как было, взовьется в который раз, торопясь жить, пока есть чем гореть. Опадет, прижимаясь к углям, затухнет — и снова, снова и снова, бесконечный круг, по которому нельзя устать идти. Только не пламени.

Ал’ар сгорал раз за разом ради того, кого считал другом — и точно так же раз за разом вспыхивал вновь, сияя и ликуя. Ему не было дела до собственного перерождения, оно было привычно и естественно. А вот чужой огонь, такой притягательный и приятный, манил и звал. И чтобы он разгорался еще, еще сильнее, Ал’ар с готовностью отзывался на зов.

Нет, с огнем можно сделать паршивые вещи. Можно заставить его гореть на чем-то, что поменяет его — но это будет все тот же огонь, какого бы цвета он ни был. И Ал’ар приходил, как и раньше, купался в потоках энергии незнакомого мира, распахивал огненные крылья под чужим небом. Горел, как и всегда, на радость другу.

И радовался сам, когда появилась возможность оставаться рядом дольше, гореть, становясь всё больше. Крылья — плотные, тяжелые, настоящие стены пламени — смыкались, когда он закрывал ими друга, отгораживая их двоих от мира. Им хорошо было гореть вместе, жаль, такое случалось редко.

А потом огонь заперли. Загнали в клетку, кормили насильно, принуждая пылать, болезненно, неестественно, слишком ярко. Огонь бился о прутья, шипел и трещал от злости, но ничего не мог сделать, даже позвать, открыть дорогу, как открывал раньше. Они лишь ощущали друг друга: рвущийся на помощь феникс, не способный найти лазейку, и запертая в мертвом теле душа син’дорай.

И когда клетка была разбита, первым прозвучали не радостные крики врагов и не скорбный вой друзей. Первым над осиротевшим Кель’Данасом разнесся торжествующий клекот феникса.

Огонь наконец обрел свободу.