Яд скверны (джен)

История порой вершится странным образом.

Две армии сошлись, уничтожая друг друга, живые и мёртвые. Но они не решали ничего. Решали двое, схватившиеся у самых врат Ледяной Короны. Бывший человек и бывший эльф, оба они ныне были чем-то большим. Оба они преследовали свои цели, навязанные другими. Наверное, они были в чём-то похожи... Но времени на разговор по душам не было.

Звенела стылая сталь Фростморна, тонко пели лезвия клинков Аззинота. Бойцы были равны — до тех пор, пока в одного из них не влились новые силы. Нер’зул звал своего слугу и не желал, чтобы тот проиграл, пав у самой цели.

Удар за ударом человек теснил полудемона, пока тот не вынужден был отпрянуть, раскрывая крылья. Хищно запел Фростморн, устремляясь навстречу... Но на лице Иллидана почему-то было торжество. И через секунду громадная огненная глыба врезалась в припорошенные снегом камни за спиной Артаса, отшвыривая и его, и Иллидана ударной волной.

С прощальным криком развеялся феникс, и успевший вовремя эльфийский принц рухнул вниз.

— Мой лорд! — прокатившись по снегу, Кель’тас поднялся на ноги, тяжело дыша. На наплечниках чернели выжженные следы когтей. Эта битва выпила из него всю магию, и последние капли ушли, чтобы призвать феникса и нанести этот удар. Наверное, нужно было быть безумцем, чтобы попытаться долететь куда-то на воплощении самого пламени. Ну что ж, тогда принц был безумен.

И с этим самым безумием он бросился навстречу вставшему Артасу, выхватывая Фело’мелорн.

Огненный Удар не выдержал встречи с Ледяной Скорбью. С жалобным звоном преломилось лезвие, и Кель’тас отлетел назад. Истоптанный подтаявший снег курился алым. Принц силился приподняться, взглянуть на снова поднимающего меч Артаса, собрать магии хотя бы на огненный шар...

Лезвия клинков Аззинота мягко обняли шею человека и сомкнулись, перерубая ему горло. Обезглавленное тело еще несколько мгновений стояло — и рухнуло ничком, накрывая собой Кель’таса.

Снег скрипнул под массивными копытами, и принц поднял голову, слизывая с губ тёмную неживую кровь. Вдохнуть получилось с трудом: шип чужого наплечника пробил броню, врезался куда-то между рёбер.

— Месть... свершилась... мой лорд, — почти безмятежно улыбнулся он, вглядываясь в расплывающийся крылатый силуэт. Потом закрыл глаза. Слишком уж сильно давило холодной тяжестью мертвеца сверху, и слишком уж быстро выпивал кровь и жизнь стылый снег под ним.

— Я думал, ты примешь его предложение, — Кель’тас удивлённо взглянул на подошедшую к нему Джайну.

Они стояли на небольшом балконе, откуда открывался вид на вечерний Даларан. В зале за спинами негромко шумело утихающее празднество. Гости расходились, и нетрудно было догадаться, что станет поводом для сплетен в ближайшие дни: предложение принца Лордерона и отказ юной волшебницы.

— Я... — Джайна вздохнула. Опёрлась на каменные перила, замолчала, просто подставив лицо летнему ветру. Тёплый, но по ночному свежий, он успокаивал и придавал силы. Стоящий рядом эльф вежливо молчал, и по его лицу, подсвеченному огнями города, ничего нельзя было понять. Как и всегда с эльфами.

— Я долго думала, Кель, — наконец продолжила фразу девушка.

Молчание стало чуть иным, терпеливо-вопросительным, и Джайна улыбнулась. Кель’тас как никто другой умел молчать, так отличаясь от частенько шумного паладина.

— Прости за тот разговор, — она закусила губу, потом подняла голову, глядя в глаза более высокому собеседнику. — Когда я сказала, что выбираю магию... я не понимала, что ты и магия нераздельно связаны. Артас, он... совсем не такой. Да, он паладин, Свет, но... Он мне как брат! А ты — совсем другое.

Кель'тас медленно моргнул. Чуть дрогнули острые уши, выдавая бурю охвативших его эмоций, чуть дёрнулись тонкие пальцы, прячась в рукавах пышной мантии. Джайна протянула руку, сжала чужую ладонь.

— Не торопись, хорошо? Ответишь потом, как подумаешь.

— Всегда восхищался твой мудростью, — слабо улыбнулся Кель'тас. Наклонился, едва ощутимо прикоснулся губами ко лбу девушки.

— Тебя проводить?

— Нет, не стоит. Сегодня... случилось слишком много. Мне тоже нужно подумать, — Джайна зябко потёрла ладони и всё-таки тепло улыбнулась на прощание. — Доброй ночи, Кель.

— Доброй ночи... Джайна.

Крошечная заминка — момент, когда идущее от сердца слово заменилось данью этикету. Всё же не стоило делать поспешных шагов. Нужно было дать Джайне время осмыслить сказанное сегодня. Кель'тас отвернулся, невидяще глядя на светлые силуэты зданий.

Он и не думал, что у него есть какой-то шанс. Уже давно смирился и ждал, когда объявят о свадьбе Артаса и Джайны. А ведь все, даже он, бывший к этой паре ближе всего, считал, что она не за горами. И юный паладин, похоже, считал так же, раз сделал Джайне официальное предложение. Интересно, какое у него было лицо, когда последовал отказ?

Коротко усмехнувшись, Кель’тас направился к выходу, по дороге вежливо раскланиваясь с припозднившимися гостями и прощаясь с хозяевами вечера. Что ж, Джайна хотела услышать его ответ — и он даст его, чуть позже, как она и просила. Негоже будет делать всё впопыхах.

Но когда наступило это самое «позже», никто не обратил внимания, как перепуганная волшебница прижималась к приобнявшему её эльфу, пусть оба они и были королевских кровей. Все внимали известиям о чуме и резне в Стратхольме. И слёзы Джайны, бормотавшей что-то про Артаса, который не мог поступить так, тоже увидел лишь Кель'тас. Увидел — и спокойно объяснил, что по-своему паладин был прав. Не сказать, чтобы это пошло на пользу их отношениям, но, обдумав всё, Джайна была вынуждена согласиться: да, пострадали невинные, но сколько бы пострадало лекарей, вошедших в полный зомби город, — а главное, остались ли к тому времени в Стратхольме хоть какие-то живые?

Так что они ждали развития событий, отложив официальное объявление о своих отношениях на потом. Ждали, когда вернётся из Нордскола экспедиция Артаса. И дождались.

Их друг вернулся. С победой. Проиграв самую важную битву.

И, ступая по разрушенным улицам Луносвета, Кель’тас был настолько оглушён, что не чувствовал, как впиваются в его руку пальцы Джайны. Потом самообладание вернулось. То ли когда он увидел, какой надеждой разгораются обращённые к нему измученные лица. То ли когда ветер донёс запах тлена и разложения — а с ним пришла и злость. То ли когда он понял, что же сотворили с его народом.

Быстрый, полный горечи поцелуй — вот и всё, что они успели, прежде чем Джайна ушла, понимая, что её помощь сейчас нужнее в Даларане. Потом война с Плетью растащила их, развела в стороны, и они даже не знали, жив ли другой.

Война во многом безнадёжная и, наверное, в чём-то бессмысленная. И обречённая на провал исключительно из-за людского идиотизма. Примерно с такими мыслями много позже принц Кель’тас, услышав заявление гонца, выдохнул:

— Но это же абсурд! Как я должен воевать с нежитью — подавить её авторитетом?!

— Великий маршал верит в тебя и в твои... способности, — гонец собирался сказать что-то ещё, но его перебил звонкий голос.

— И я тоже верю!

Кель’тас изумлённо обернулся, но слух не обманул его: во вспышке телепорта рядом появилась Джайна с целым отрядом даларанских магов. И девушка пылала праведным гневом, что было немудрено. Устрашённый, гонец был вынужден слегка пересмотреть приказ Гаритоса, отозвав лишь часть войск и бормоча что-то про то, что великий маршал будет недоволен. Джайна лишь фыркнула, воистину королевским жестом отослав его. Она прекрасно понимала, что ненавидящий нелюдей Гаритос собирался использовать эльфов как пушечное мясо — и не собиралась допускать подобного.

— Теперь у тебя есть не только авторитет? — чуть устало улыбнулась она Кель’тасу.

— Теперь у меня есть всё для победы, любовь моя, — кивнул в ответ тот, и волшебница зарделась, хотя для этого было не самое подходящее время.

Бой был жестоким, но хотя бы не безнадёжным. А когда пришла неожиданная помощь, Кель'тас едва успел крикнуть Джайне, что наги — их союзники, хотя и не был рад видеть Вайш. Он слишком хорошо помнил слова Гаритоса. Но дело пошло веселее, до тех пор, пока оставшиеся силы Плети не собрались вместе и не атаковали, бездумно, бесстрашно — хотя какой страх у мёртвых.

Бойцы просто захлёбывались, один за одним падая под ударами обезумевшей нежити, но всё рано или поздно заканчивается. Закончилось и это. Последний вурдалак осел зловонной кучей падали, и Кель’тас выдохнул было, обернулся к ползущей в его сторону Вайш, собираясь сказать слова благодарности, когда его взгляд упал на белое пятно, ярко выделяющееся на истоптанной земле.

А потом пришло понимание, что Джайны нигде не видно, и он, забыв обо всём, бросился в ту сторону.

— Я сожалею, Кель, — прошелестела подползшая следом Вайш, глядя, как он прижимает к груди мёртвую девушку. — Но сейчас нам лучш-ше исчезнуть. Войска людей на подходе.

— Да. Благодарю за помощь, леди Вайш, — голос Кель'таса был слишком уж спокоен. Он не обернулся ни проводить взглядом уползших наг, ни когда рядом загрохотали копыта. Он вообще не шевельнулся, даже когда лорд Гаритос объявил его предателем и союзником наг, убившим дочь Даэлина Праудмура.

Только рванулся было, когда люди забрали тело волшебницы, но его держали слишком крепко.

Где и как она была похоронена, принц Кель’тас так и не узнал. А вскоре и вовсе покинул Азерот, без раздумий приняв предложение Вайш присягнуть лорду Иллидану.

Тяжёлая дверь поддалась неохотно. Толчка рукой не хватило — пришлось налечь плечом. Хорошо хоть, в коридоре было пусто, и никто не увидел момента его слабости.

Створка дрогнула, и принц Кель’тас перевёл дыхание, поудобней устроив висящую на перевязи руку. Рана никак не желала нормально заживать, и если на ребрах давно осталась лишь отметина, то здесь были бессильны лучшие лекари его народа. Проклятый клинок не забрал его душу, не поработил, разбитый лордом Иллиданом, — но всё равно досадил напоследок.

Не такая уж великая плата за свершившуюся месть.

— Доброго вечера, леди Вайш, — поприветствовал он, входя в покои лорда. Чуть удивлённо взглянул на замерших за её спиной массивных нагов, кивнул на приветствие стоящего подле Вайш Роммата. Странно, магистр-то что тут делает? Скрытое высоким воротником лицо было привычно непроницаемым.

— Кель, — голос Вайш, привычно вкрадчивый и чуть шипящий, сейчас был полон странных ноток. — Как не вовремя... Но возможно, это к лучш-шему.

— О чём ты, Вайш?

— Когда-то я предложила тебе искать новый путь для твоего народа, — она качнула головой, и змеи её причёски пришли в движение, перетекая с места на место. — Приш-шла пора идти дальш-ше.

Она внимательно следила за реакцией Кель'таса, но тот молчал, ожидая продолжения.

— Лорд Иллидан... Моя королева ош-шиблась, поверив в его силу. Но всё ещ-щё можно исправить. Ты с нами, Кель?

— Нами? Роммат? — Кель'тас бросил взгляд на своего соратника и замер, когда хвост Вайш, лениво скользнув по полу, обвился вокруг ног эльфа. Тот не дрогнул, но принц, давно научившийся угадывать настроение одного из ближайших соратников, понял, что под тканью ворота — улыбка. И что почти неразличимые за зелёным свечением глаза щурятся, взирая на нагу с теплотой, большей, чем положено было проявлять просто к союзнице.

— Я надеюсь, что это не больше, чем приворот, — тихо сказал Кель’тас.

Они рассмеялись одновременно, Вайш — низким гортанным смешком, поднимая лук, Роммат тихо, горько — почти извиняясь, но не отступаясь от своего.

— Мне жаль, Кель, — искренне заметила нага, натягивая тетиву.

Движения Вайш были быстры, но не быстрее, чем резко вскинутая рука принца. Да, он был ранен, да, его терзала боль — но магия ещё была при нем, и стрела безвредно канула в огонь, не успев на считанные мгновения.

Он не жалел маны. Не сейчас, когда на кону стояло нечто большее, чем его жизнь. Огонь пылал так ярко, что на него было больно глядеть. Раскалённый воздух заставлял глаза слезиться, а волосы сворачиваться колечками. Кожу стягивало, ладонь с каждым мгновением болела всё больше — и всё плотнее сжималось огненное кольцо, не оставляя попавшим в него ни малейшего шанса.

Когда огонь стих, Кель'тас обессиленно уронил руку. Внутри разворачивалась в полную силу знакомая сосущая пустота: слишком много он потратил на это заклятие. Но он должен был быть уверен. Камень оплавился, но Кель'тас не чувствовал идущего от него жара. Подойдя ближе, он присел около обугленного тела, отличавшегося от трёх других лишь тем, что раньше было ногами. Протянул саднящую руку, прикоснулся самыми кончиками пальцев к почерневшему черепу, местами проглядывающему через спёкшиеся останки плоти.

Интересно, если бы огонь своим рёвом не заглушал криков — было бы больнее или нет?

— Что здесь произошло? — голос Иллидана заставил Кель'таса встрепенуться.

— Уже ничего, мой лорд, — с трудом поднявшись на ноги, он пошатнулся и налетел на крепкую руку лорда. Тот внимательно взглянул на своего вассала и, не задавая вопросов, положил вторую ладонь ему на грудь, делясь магией. Острые кончики когтей прокололи лёгкую мантию эльфа, когда тот подался вперёд, жадно глотая воздух, не замечая его сухости и запаха палёного.

Принц сумел взять себя в руки сам, прежде чем Иллидан убрал ладонь. Облизнул растрескавшиеся губы.

— Леди Вайш предала вас. Я должен был понять раньше... Она фрейлина Азшары и не могла присягнуть вам без её ведома, мой лорд.

— Не вини себя, — покачал головой Иллидан. — Ты поступил правильно.

— Да... мой лорд, — Кель'тас не стал оборачиваться. — Мне нужно идти. Наги, оставшись без леди Вайш, могут доставить неприятности.

— Иди, — кивнул Иллидан. Кель’тас медленно двинулся к выходу. Из коридора тянуло свежим прохладным воздухом, и он задержался на мгновение, услышав обращённые в пустоту слова лорда:

— Азшара теряет хватку... Я ожидал, что Вайш будет умнее.

* * *

Наги, вопреки опасениям Кель'таса, почти не доставили хлопот. Окопавшись в Зангартопи, они и носа оттуда не высовывали — принц подозревал, что они просто были слишком шокированы смертью своего лидера. Так что на время их можно было списать со счетов, да и не они волновали Кель’таса.

В груди было странно пусто. Не так, как когда терзала жажда магии, но похоже.

Сначала Роммат. Теперь Ворен’таль. Почему они оба предали его?

Роммат влюбился... Это Кель'тас мог понять, хотя и с трудом. Верность своему народу была лично для него превыше чувств — и кто знает, чем всё закончилось бы, останься Джайна жива. Он предпочитал не задумываться об этом, точно так же, как гнал прочь мысль, так ли случайна была смерть его любимой. Вайш ведь не могла поспособствовать этому. Или могла? Он уже ни в чем не был уверен.

Когда ему доложили о подозрительных собраниях, которые устраивал Ворен'таль, неся что-то про наару, Кель’тас до последнего надеялся, что всё не так страшно, как кажется. Но, поймав предателя с поличным, утратил эту надежду.

— Зачем? — спросил он, глядя на того, кто долгие годы входил в его личную свиту. Взгляд у Ворен’таля был привычно сонный от действия какого-то зелья и странно пронзительный.

— Чтобы спасти хоть кого-то, — ничего не прояснивший ответ.

Ворен’таль недаром звался Провидцем — и, похоже, он увидел что-то не то. Потому что на короткое мгновение взгляд его прояснился.

— Хотя бы вас, принц.

Что произошло дальше, Кель'тас, к своему стыду, не отследил. Наверное, слишком устал и вымотался за последние дни.

Кто-то из стражи сшиб его с ног, принимая на себя брошенное Ворен’талем заклятие, кто-то кинулся к Провидцу, оглушая и скручивая его. Кто-то звал лекаря: принцу, упавшему на раненую руку и оглушённому болью, и стражнику, который еще дышал, несмотря на развороченный бок.

Через эту боль Кель'тас с трудом воспринимал происходящее. Сумел только отдать приказ запереть всех последователей Ворен’таля, отложив решение вопроса с ними на потом, — когда вырвется из рук лекарей. Рукав мантии медленно пропитывался чем-то тёплым, пока его вели к покоям, и Кель'тас смутно понял, что рана опять раскрылась, заставляя сжимать зубы, чтобы не застонать от боли.

Настой, влитый в него лекарями, он проглотил безропотно, принимая принесённое им забытье как благо.

Дверь опять пришлось толкнуть плечом. Рука всё так же была на перевязи, дверь поддавалась столь же неохотно, как и в тот раз, так что на пороге Кель’тас на мгновение замер, пытаясь прогнать возникшие перед глазами силуэты. Но просторный зал был пуст, только чернел на полу выжженный круг, который то ли не смогли, то ли не захотели убрать.

Коротко порывисто вдохнув, принц шагнул в покои Иллидана. Ему передали, что лорд сейчас здесь, и Кель'тас надеялся поговорить с ним. То, что творилось, переходило всякие границы. То, что лорд сделал с Ворен’талем...

Голос, который он слышал ровно один раз в жизни, заставил сердце заколотиться в груди. Настолько глубокий и гулкий, что не все слова удавалось разобрать, с едва заметным акцентом, он звучал из внутренней комнаты. Кель’тас медленно шагнул ближе, так что в незанавешенном проёме стали видны две фигуры: преклонившего колено лорда и ещё одна, зыбко-полупрозрачная, подсвеченная красным.

— Почти готово, — ответил демону Иллидан, — син’дорай поглотили достаточно Скверны, чтобы принять твою кровь. Один из них уже сделал это.

— Я доволен, Иллидан, — прогудел тот. — Но поторопись — у тебя осталось мало времени.

— Все будет сделано, Кил’джеден, — заверил его Иллидан, и повелитель Пылающего Легиона растворился, будто его и не было. Иллидан поднялся на ноги, обернулся, задумчиво глядя на стоящего в дверях Кель'таса. Тонкий слух слепца было сложно обмануть, да и магию он чуял лучше любой гончей Скверны.

— Что скажешь, Кель?

Тот едва заметно вздрогнул. Потом склонил голову.

— Вы поступили неосмотрительно, мой лорд.

Зелёные огни глаз под повязкой полыхнули, выдавая раздражение лорда, но он молчал, позволяя Кель'тасу продолжить.

— Полубезумный провидец — не лучший пример для моих братьев. Син’дорай идут за мной — мне и вести их по этому пути. Если вы позволите, я отдам приказ готовиться к церемонии.

— Зачем? — в голосе Иллидана всё ещё слышалось недовольство.

— Вы хотите дать нам силу, мой лорд, или наказание? — вопросом на вопрос ответил принц.

Иллидан кивнул, признавая его правоту.

— Я рад, что не ошибся в тебе, Кель.

* * *

Всё было как будто в кошмарном сне.

Это ощущение не отпускало Кель’таса с того момента, как он открыл глаза, обнаружив себя лежащим в постели, а рядом придремавшего лекаря. Сначала из-за раны — не могла плоть болеть так. Но болела же, тянула, рвалась куда-то чуть ли не к сердцу. Лекарь уверял, что рана заживёт, но сам принц уже не был в этом столь уверен.

Потом, когда он смог наконец подняться, не шатаясь от слабости, и заняться делами, навстречу в коридоре выплыл ещё один кошмар. В первый момент Кель’тас не поверил глазам: лицо Провидца почти не изменилось. А выросшие изо лба изящные тонкие рога, горделиво загнутые назад, как у лорда — это, наверное, от боли сознание помутилось.

Потом пришло понимание: нет, всё реально. И слишком сияющие зелёным огнём глаза, радостно расширившиеся при виде принца, и подрагивающие за спиной перья крыльев — не то настоящих, не то частей изменившегося одеяния. Тьма — лиловая, мрачная, окутывающая украсившиеся бритвенно-острыми когтями руки, постепенно светлеющим маревом лениво забиравшаяся выше, прячась в широких рукавах. Кажется, она почти до горла доходила, эта тьма — мелькали лиловатые отметины под воротником мантии...

Самым страшным были речи Ворен’таля. Он как будто не помнил того, что с ним было раньше. Стража напряглась — а он улыбался принцу, как ни в чём не бывало, поклонился, осведомился о здоровье, бережно коснувшись запястья раненой руки кончиками пальцев. Долго извинялся, когда понял, что чуть царапнул когтями. Кель’тас отвечал бездумно, пытаясь понять, что произошло. А когда спросил напрямую — едва устоял на ногах от нахлынувших ярости, страха и отчаяния.

Как сказал Иллидан... «Я рад, что не ошибся в тебе»?

Горькая улыбка искривила губы принца.

Зато ошибся он. И заплатил непомерную цену: жизнь своего народа.

Вздохнув, он отпил ещё глоток воды из фляги и вернул её на бедро. Все тело гудело от усталости, рука неприятно пульсировала, но он старался не обращать на это внимания. В последние два дня эта усталость уже стала привычной. Если всё пойдёт, как он задумал — позже будет время передохнуть. А если нет — то не будет никакой разницы. Но он будет знать, что пытался сделать хоть что-то.

Подняв голову, он оглядел таких же усталых эльфов, отобранных им для осуществления этой безумной затеи. Все они были преданы ему лично — по крайней мере, Кель'тас на это очень надеялся. В памяти слишком громко звучал горький смех Роммата. Поднявшись на ноги, он отдал приказ выступать. Краткая передышка закончилась.

Шагая вперёд, почти не глядя, куда ступают ноги, принц устало обдумывал претворяющийся в жизнь план, ища в нём ошибки. Не находил — это давало небольшую надежду, что хотя бы часть его братьев смогут спастись.

Он не обманул тогда Иллидана, действительно отдав приказы готовиться к церемонии... принятия силы. Иллидан — язык не поворачивался называть его своим лордом после этого предательства — взирал на это одобрением и на предложение Кель'таса, заявившего, что он знает, как вернуть лояльность наг, не последовало никаких возражений. Всё равно время ещё было, и уже на следующий день отряд выдвинулся в сторону Зангартопи.

Иллидан, естественно, не знал, что распахнувшиеся на следующий день двери темниц — это тоже дело рук Кель'таса. А тот слишком хорошо понимал: свобода — это самое малое, что он может сделать для тех, кто поверил видениям Ворен’таля. Свобода да совет сделать вид, что они идут к Тёмному Порталу, а самим уходить в Острогорье, где мог затеряться хоть весь Пылающий Легион.

Была у этого побега и ещё одна цель, не самая весёлая. Кель’тас предполагал, что Иллидан, занятый побегом пленников, которых предполагалось напоить кровью демонов первыми, не заподозрит ничего дурного в долгом отсутствии ушедших к нагам. И всё равно принц старался двигаться быстрее. Инсценировал нападение наг и гибель отряда — и теперь развернул его в сторону Шаттрата, единственного места, где сейчас мог найти союзников.

Надежда на миролюбие наару была последним, за что цеплялся Кель'тас. Главное было успеть — но они уже подходили к границам леса Тероккара, и, возможно...

Осколки надежды взрезали душу, когда перед ними появился сам Кил’джеден. Откуда пришёл демон, как — всё это было неважно. Он просто гулко расхохотался, говоря что-то, что Кель'тас уже не разобрал сквозь звон в ушах — и наступила темнота.

* * *

Сознание возвращалось медленно, какими-то рывками. Ощущение холода. До боли сжатые чужими руками предплечья. Острые выступы камней, ударившие волочившиеся по ним ступни. Странный гул в ушах.

Щедрая порция магии Скверны влилась в его тело, подействовав не хуже ледяной воды. Разум моментально стал ясным, кристально чистым, и Кель'тас открыл глаза, сощурившись от показавшегося слишком ярким света. Кто-то дёрнул его вверх, ставя на ноги, и принц с трудом удержал равновесие, найдя в себе силы гордо выпрямиться.

Потом огляделся.

Первым, что он осознал, была улыбка Иллидана, чуть понимающая и одновременно триумфальная. Потом он увидел множество обращённых на него и сияющих зеленью Скверны глаз.

На плитах широкой дороги, ведущей к Чёрному Храму, ровными рядами выстроились отряды син’дорай. Или как теперь стоило называть его бывший народ? Лица были повёрнуты к нему, и Кель'тас видел рога, украшавшие лбы одних, тяжёлые роговые наросты у других, ноги, ставшие копытами, острые иглы клыков, раздвигавшие тонкие губы.

Он узнавал лица: будто нарочно в первых рядах были те, кто шёл с ним тогда к Шаттрату.

Эльфы стояли везде: на боковых площадках, перед ним и даже позади него: именно сородичи притащили принца к ногам своего господина. Лорда Иллидана.

— Как видишь, я выполнил приказ Кил’джедена, — обратился он к Кель’тасу, когда тот снова перевёл взгляд на него. — Остался ты, Кель. Что ты выберешь?

— А у меня... есть выбор? — горло пересохло и саднило, но Кель'тас старался, чтобы голос был спокоен и громок.

Серьёзно кивнув, Иллидан обвёл рукой собравшихся эльфов.

— Присоединись к своему народу, принц Кель. Или отправься в изгнание.

Будто по команде стоявшие на дороге отряды сделали по шагу в стороны, расколовшись ровно посередине — и Кель'тас увидел ровную тропу куда-то вдаль, прочь от Чёрного Храма.

Иллидан говорил что-то ещё, но он уже не слушал. Хотелось смеяться, запрокинуть голову и отпустить себя, не скрываясь за бронёй правил и приличий. Неужели Иллидан не понимал, насколько это смешно? Умри, переродившись, став чем-то иным, демоническим — или будь свободен до ближайшего поста. О, около Храма его никто не тронет. Но вот потом, когда бывший принц отойдёт чуть дальше... Да, не так он представлял свою смерть: в придорожных камнях, раненый, безоружный, убитый собственными подданными.

Иллидан молчал, кажется, уже давно. Давал время подумать. Но о чём здесь было думать?

— Да... — Кель'тас говорил чуть задумчиво, будто сам себе. — Я вёл свой народ... и я покажу ему правильный путь и сейчас.

Руки разом взметнулись вверх: на боль от раны уже было наплевать. Огненный феникс воспарил в небо, закричал печально и тревожно — и ринулся вниз, широко распахивая крылья. А Кель'тас смеялся, легко и свободно, глядя, как отшатывается его бывший лорд, которого чуть не зацепили сотканные из пламени перья. И последний шаг сделал сам, ощущая, как огонь охватывает его тело.

Огнём горело всё. Даже глаза за закрытыми веками полыхали, заставляя жмуриться. Это не было больно — скорее, очень странно и довольно неприятно. Но, как бы ни горело тело, оно совершенно не желало сгорать. И поэтому Кель'тас осторожно открыл глаза, не зная, чего ждать.

На фоне светлого потолка маячило сосредоточенное лицо дренея. Почему-то Кель’тас ни капли не сомневался, что незнакомец — дреней, хотя это лицо не походило на жутковатую рожу Акамы. Роднили их разве что светящиеся глаза, синеватая кожа и свисающие с подбородка щупы. Однако у незнакомца они терялись в седой бороде, да и брови, которые он сурово хмурил, пышно поросли белыми волосами. На костистом лбу над правильным, почти эльфийским лицом мягко сиял какой-то знак. Потом с другой стороны появилось ещё одно лицо, уже знакомое, и принц с усталой отрешённостью сомкнул веки.

Иллидан... Значит, всё-таки всё зря.

Жжение потихоньку утихало, но он лежал безучастно, вяло размышляя, зачем полудемону вытягивать из его тела магию Скверны. Вместо неё от лежащей на груди руки дренея разливалась какая-то другая магия, смутно знакомая по прошлому. Но желания вспоминать и разбираться не было. Последние силы ушли на призыв Ал’ара, и сейчас хотелось только покоя.

Из этого странно умиротворённого состояния его выдернуло звонкое восклицание:

— Кель!

Пришлось взглянуть, кто это — хотя разум и утверждал, что подобного быть не может. Встревоженное лицо Джайны окончательно убедило его в нереальности происходящего.

— Ты мертва, — спокойно сообщил Кель'тас, закрывая глаза. Морок неприятно царапал сердце.

— Но... Кель... — голос девушки дрогнул, почти как настоящий. Вот только он не поверил.

— Он был ранен проклятым оружием, — заметил ещё один знакомый голос. — Пойдём, Джайна. Пророк Велен позаботится о нем и позовёт, когда всё закончится.

— Хорошо, Артас... — потерянно пробормотала та.

Кель'тас слабо усмехнулся.

И чего хотел добиться этим представлением Кил’джеден?

* * *

Кто-то перебирал его пальцы, мягко и привычно. Он сжал ладонь, прежде чем понял, что делает, не менее привычно ловя чужую руку и поглаживая чуть выступающие костяшки. Рядом придушенно всхлипнули, шмыгнув носом.

— Плохой сон? — тихо спросил Кель'тас и позвал, когда всхлипнули ещё раз: — Любовь моя?

— Кель... — сидевшая на краю непривычно мягкой кровати девушка порывисто прижалась к нему, уткнувшись носом в одеяло.

— Тш-ш... Что такое? — Кель'тас потянулся погладить её по волосам, но рука почему-то отозвалась приглушённой болью. А вместе с болью накатили и воспоминания, так, что принц застонал, слепо уставившись перед собой, и далеко не сразу осознав, что перепуганная Джайна зовёт целителя. Просто процокали копытца, прохладные ладони легли ему на виски, и он снова смог видеть реальность, не проваливаясь в кошмарные видения. Воспоминания ещё путались, накладываясь друг на друга, заставляя тревожно замирать сердце, но он уже начинал различать, что же произошло на самом деле. И крепко обнял Джайну, осознавая, что она здесь, жива, никуда не делась.

Лекарь ушла — он заметил, как мелькнул в дверях коротенький хвостик, кокетливо выглядывавший сквозь прорезь в мантии, а они так и лежали, цепляясь друг за друга.

— Что... что с тобой было? — Джайна сглотнула слёзы, подняла голову, вглядываясь в знакомое лицо.

— Кошмары. Просто кошмары, — тихо ответил Кель'тас. Рассказывать не хотелось.

Это сейчас он помнил всё. Что клинки Иллидана сомкнулись вовсе не на горле Артаса, а на лезвии Фростморна — и то преломилось, а свежую рану обдало мертвенным холодом, когда взвыли освобождённые души. Что Джайна вовсе не погибла там, у обсерватории, а просто ушла помогать беженцам. А после вернулась, когда Гаритос отправил его и его братьев под стражу, и освободила их всех. Помнил и то, что за всем этим тоже стояла Вайш — именно она рассказала Джайне о том, что стоит поспешить. И именно она в конце концов уговорила Кель'таса отправиться к Иллидану.

Вовсе не от безысходности он шёл тогда в пустынные земли Запределья. Вайш рассказала ему всё: кому служит Плеть, кто по-настоящему повинен в разрушении Солнечного Колодца и что Иллидан собирается противостоять и Плети, и Пылающему Легиону, пусть и связан пока полученной от Кил’джедена силой.

Отбив лорда у захвативших его ночных эльфов, Кель'тас долго говорил с полудемоном. И лишь окончательно убедившись в его намерениях, поклялся помогать в обмен на силу для своего народа. Уж больно прозрачен был намёк на то, что у Иллидана есть способ восстановить разрушенное...

Потом пришла на помощь Джайна со своими людьми. Отбили Чёрный Храм. Потом был изнуряющий переход по снегам Нордскола к Ледяному Трону. И тот самый бой.

— Мы победили?

Джайна кивнула. Утирая глаза, принялась рассказывать, что Иллидан разрушил Ледяной Трон, превратив шлем Нер’зула в разрубленные куски металла. Что они вернулись в Чёрный Храм с победой, омрачённой лишь одним — его, Кель'таса, состоянием. Что именно из-за него Иллидан пошёл на переговоры с наару Шаттрата... и не прогадал.

— Он сразу предположил, что Свет может помочь, и...

— Артас предположил? — тихо спросил Кель’тас, и осёкшаяся Джайна опасливо кивнула.

— Он... Кель, это он! Просто он! Фростморн вернул его душу. Он даже не помнил того, что происходило — только как взял Ледяную Скорбь. И очень раскаивался, что позволил себе возжелать подобной силы, пусть и для защиты Лордерона.

Молчание, воцарившееся после её пылкой речи, затягивалось. Но когда Кель'тас открыл рот, он спросил вовсе не то, чего опасалась Джайна. Вместо этого он сказал:

— Как думаешь, между Вайш и Ромматом?..

— А? — изумилась Джайна.

— Забудь, — Кель'тас слабо усмехнулся.

* * *

Многим позже он размышлял, что, возможно, из этих двоих вышла бы занятная пара. Но лишь бы это не случилось наяву. После всего привидевшегося он просто не сможет доверять магистру, подозревая его в чем угодно. Как подозревал Вайш. Как подозревал Иллидана, взвешивая каждое слово и действие своего лорда.

Пожалуй, только Ворен’таль остался вне всяких подозрений. А уж сияющие глаза и немое обожание, с которым он смотрел на своего принца — ещё бы, все его видения о союзе с наару сбылись! — не давали ни малейшего повода усомниться в его преданности. Даже в кошмаре он оставался собой — слегка невменяемым Провидцем, повинным лишь в том, что он что-то да зрел иногда под действием своих зелий.

Кутаясь в тяжелый тёплый плащ, Кель’тас стоял на краю отведённой им террасы и глядел вниз, туда, где восстанавливались старые районы города и возводились новые, укреплённые, способные отразить самую тяжёлую атаку. А она будет — он не сомневался в этом. Демоны не оставят своего, взбешённые предательством Иллидана. Шаттрату предстоит выдержать не одну битву. Но теперь у него есть союзники. Дренеям помогали вперемешку люди, эльфы и наги. Теперь это их дом — и им защищать его наравне со старыми хозяевами.

— Кель? — рука Джайны легла ему на плечо, и принц обернулся, тепло улыбнувшись подошедшей девушке. Его супруге. Распахнул плащ, предлагая спрятаться под ним от холодного ветра, и Джайна встала бок о бок, уютно прижавшись щекой к плечу.

С другой стороны бухнули по камню латные сапоги. Артас замер рядом, седой, усталый. Но в глазах его горел огонь Света.

Кель'тас не злился на старого друга и соперника. Перестал давно, когда тот уступил без боя, оставив Джайне право выбора. И простил сейчас, понимая, что месть уже свершилась. Он мстил Нер’зулу, а не стоявшему рядом человеку, вся вина которого была в излишней доверчивости и стремлении помочь своему народу.

— Почти как в Даларане, — неожиданно для себя заметил Кель'тас.

Джайна, прижавшись ещё теснее, вздохнула. Почти — и в то же время совсем не так. Седина Артаса. Седая прядь в её собственных волосах. Осунувшееся лицо Келя. То, как он до сих пор берёг руку. Кошмары, мучившие по ночам и её, и обоих мужчин. Они уже не были прежними.

В небе пронзительно закричал феникс и, хлопая крыльями, опустился на подставленную руку хозяина. Вцепился когтями, не обжигая, наклонил голову, курлыкнув вопросительно.

— Всё хорошо, Ал’ар. Всё хорошо, — улыбнулась ему девушка.

А Кель'тас глядел на верного друга и чуть устало, но счастливо улыбался. Раз феникс прилетел к нему, повинуясь приказу — значит там, в Азероте, снова разлилась сила чистых вод Солнечного Колодца.

Лорд Иллидан сдержал свое обещание. Память о кошмарах, и так подернутая дымкой, прекращала мучить. Нер’зул и его творение проиграли. Кель’тас чуть поднял руку — и Ал’ар алой вспышкой взмыл вверх, пронёсся над строящимися укреплениями, заливаясь ликующим криком.

Плеть проиграла окончательно. И когда-нибудь наступит день, когда падут и демоны.