Latet anguis in herba (гет)

Тома Риддла стали преследовать призраки.

Тающие в молочных туманах Литтл-Хэнглтона, царапающим летним зноем поднимавшиеся из-под недавно вскопанной земли в том самом садике около замка, окруженным ветвистым забором, жаром кольца, второго крестража, впивающиеся ему в пальцы, преследующие его по пятам по той самой тропе, усыпанной звонким булыжником.

Или, точнее сказать, призрак был один.

Девушка с каштановыми волосами.

Он не хотел признаваться себе, что виной всему была одна-единственная девушка, которую он хотел убить ещё тем вечером, четвертой Авадой после тройного убийства зарядив в её сердце.

Девушка, путавшая свои следы от возвышающегося холма, девушка в толпе среди жителей — золотая цепочка на выглядывающей из-под воротника рубашки шее, девушка, от собственной смерти которой её уберегла нелепая случайность, вызванная его истощением сил, когда вместо зеленого снопа искр из палочки вылетели мелкие брызги.

За всё надо было платить, и за темную магию, отдалявшую от смерти в очередной схватке в том числе, но он никогда не верил ни в эту, ни в какую-либо другую чушь, выставляющую его слабее.

Всё, чего он хотел, это убить её.

Видела ли она то, что он сделал? Догадывалась ли? Но её появление на холме в тот роковой вечер было очень странным. Внезапное, зажегшееся светом Люмоса, растерянностью отдающей на её лице. В деревне до сих пор перешептывались о Фрэнке Брайсе, с которого хоть и были сняты все полицейские обвинения, но не жестокие пересуды деревенских, и у него не находилось ни малейшей зацепки о самом себе. А ещё он никогда не видел, чтобы она разговаривала с кем-то.

У него не было ни одного повода здесь оставаться, кроме её прячущихся карих глаз и далекой фигуры во тьме — и даже если она что-то знала, то бежать надо было ему. Он этого не делал. Он не мог.

Среди блеска каменных статуй, холодными крыльями ангелов скоро обязанных укрыть его отца, он скрывался на кладбище, с хладнокровной отстраненностью думая о том, где будет размещен серый овал, и насколько будет странным смотреться то же самое имя на нем, без отыскивающегося там «Марволо». И лицо, что сожрут червяки, тоже как у него — было когда-то.

Его не передергивало, ему даже нравились мысли об этом, потому что они разбавляли жар в голове. Кольцо Мракса, что Том теперь носил на пальце, было ещё одной расколотой частицей его души, свежесозданным крестражем, и поэтому видения ещё мучили его. Риддл надеялся, что девушка тоже была всего-навсего видением.

Призраком, верно?

Она перестала казаться им, когда Том услышал шаги за спиной. Размеренные, осторожные, завлекающие его обернуться и посмотреть.

Нет. Не оборачивайся.

Кольцо зажгло сильней.

Она здесь.

Он стоял прямо за статуей, скрываясь в её разросшихся старыми трещинами очертаниях. Том ждал, когда она пройдет мимо — что она здесь забыла, среди этих могил и крестов? Она что-то знала, чего не знал он. Палочка в его сильных пальцах сжалась. Вербальное? Невербальное? В зависимости от траектории её шагов. Направо или налево? Голова медленно повернулась вправо.

Девушка прошла мимо него как пролетела, и всё бы ничего, если бы он не заметил, как её мантия зашелестела в области рук. Она пыталась убежать, на ходу доставая палочку. Притворялась, что не увидела его, но нападать первая точно не собиралась, только — обороняться.

Это заставило его нахмуриться и выдать слова почти сразу.

— Осторожно, — медленно прошелестел Том, будто на парселтанге. — Змея в траве.

Она резко остановилась, поглядев прежде всего себе под ноги, в истыканную зелеными шпилями траву, и лишь потом — перевела взгляд на него. Это было непреднамеренно, каждый бы так поступил.

Но для Гермионы эта ошибка была смертельной.

— Здесь нет никакой змеи, — пересохшими губами вымолвила она.

— Откуда же ты знаешь? — ухмыльнулся Риддл и сделал шаг к ней навстречу.

Её лицо можно было подвергнуть мельчайшему рассмотрению. Он спокойно зажег Люмос, отмечая, что она примерно его ровесница. Голубоватые отсветы делали встревоженность, прорисованную в её чертах, более явной, и вместе с тем в карих глазах зрела лихорадочная работа мыслей. Он внимательно окинул её взглядом. Всё становилось ещё интереснее. Убить её уже не так хотелось — по крайней мере, не настолько скоро.

— Понятия не имею, о чем вы, — высокомерно сделав усиление на «вы», Грейнджер так же порывисто развернулась, пользуясь некоторым замешательством с его стороны, и придавила ботинком хрустнувшую траву.

Неужели она думала, что змея даже не укусит?

— Ответ был неверный, — Том плавно взмахнул палочкой, невербальным заклинанием принуждая её остановиться. Локомотор Виббли — делает ваши ноги ватными. Она стала неловко волочить их по земле, пытаясь сдвинуться с места, пока через пару секунд до неё не дошло.

Ей пришло время задаться вопросом, не с ядом ли она была.

— А теперь? — непроницаемый темный взгляд уткнулся ей в спину. Грейнджер не могла сдвинуться с места.

— Да, — она неспешно подыграла ему, в пол-оборота повернув голову. — Ползет.

Загадки-загадки. Они всегда нравились ему.

— Какая она? — Том подошел ближе.

В этой странной игре нельзя было ошибаться, ровно как и молчать.

— Скрывающаяся, — сказала Гермиона, напряженно сглотнув.

— И куда она берет путь?

Она затылком чувствовала его прожигающий взгляд через внушительную копну волос. Контрзаклятие было в её памяти, но никак не хотело всплывать сейчас. Гермиона с трудом сделала ещё один шаг.

— На холм, — с натугой продолжила она, прекрасно понимая, к чему он так явно клонит.

Том даже не касался её, но его присутствие ощущалось наэлектризованным, сбившимся в тугие комья воздухом. Грейнджер безуспешно попыталась вдохнуть, отдаляясь от него на ещё один трудный и мучительно совершаемый шаг. Она упадет, если не прекратит.

— Зачем? — невозмутимо спросил он, давая ей сопротивляться и дальше. Всё равно это не приносило особых плодов.

Она не могла сказать ему ответа.

...мужчина и холм... Грядет опасность.

Гермиона только знала, что Том Риддл преследует её, а она ещё не получила от него то, что хотела.

...глупый девчачий смех и неуместное молчание Гермионы...

Она никогда не верила в прорицания.

...кофейная гуща и темные-темные крошки, складывающиеся в причудливый узор...

— Чепуха, — отрезает Гермиона.

И зря.

— Зачем она здесь? — требовательнее повторил Риддл, срываясь на нетерпеливость.

Толстенная книга, крепкий переплет, контрзаклятие, вот оно, вот оно... Гермиона зажмуривает глаза, и расплывчатый отрывок страницы в её воспоминаниях воскресает вполне ясными буквами.

— Чтобы, — шепчет она, делая паузу и концентрируясь на том, что её ноги становятся прежними, способными на бег. Получается не с первого раза, — очевидно, чтобы не отвечать на эти вопросы, не имеющие никакого смысла.

Она делает спасительный шаг, прочь, неуместно и грубо схватив его руку до этого, всего лишь на секунду, и прежде чем он успевает выкрикнуть хоть что-нибудь, Гермиона делает это за него:

— Депульсо!

Том отлетает так, словно ничего не весит. Правда, звучный удар об камень говорит ей об обратном, а она уже бежит, ничего не слыша, не видя перед собой цели.

Гермиона несется сквозь туман.

Она просыпается прямо в палате, в больничном крыле, куда пришла по собственной воле, пожаловавшись мадам Помфри на недомогание и усталость, слушая в очередной раз её причитания о том, что нельзя сидеть в библиотеке так много, портя себе зрение и склонившись над томами, но Гермиона просто не может сказать ей, что всё это из-за снов.

Снов, где Гермиону Грейнджер преследует Риддл.

Так вот, она приходит в себя, заглушая излишне громкое дыхание в подушку, а затем приподнимается на кровати — на полке всегда стоит стакан с жаропонижающим с зельем. Стоял, понимает Гермиона, бесполезно махаясь рукой в пустоте. Она до ужаса последовательна: опускает ноги на холодный пол, опирается на изголовье, поднимается и не хочет замечать посторонние движения около входа в крыло.

Нет. Не смотри.

Украденное кольцо, единственное напоминание, жжет ей руки до царапин.

Он здесь.

Она хочет знать, как можно уничтожить крестраж, а он хочет, чтобы ему вернули украденное.

— Сколько грязнокровок умрет, когда я доберусь до тебя? — спрашивает он новой загадкой, а его звучный голос отдается эхом, всё такой же манящий, горьким отголоском застывающий у неё в ушах.

— Одна, — тихо отвечает она.

Это не её губами говорится, нет, это крестраж, завладевающий ею всё больше, и когда она может снова сопротивляться, выражение лица резко меняется.

— Это глупо. Ты — всего лишь сон.

Том улыбается, как раньше, и идет к ней, уже лицом к лицу.

Однажды Гермиона задалась совершенно математическим вопросом: сколько раз можно провернуть маховик времени? А после пресловутого «однажды» она возомнила себя героиней, решившей выкрасть крестраж.

То сражение в Министерстве магии и увиденная комната времени доказали ей, что путешествия во времени не ограничиваются законом о пяти часов. Элоиз Минтамбл была выдумкой, а напольные часы, огромный, переливающийся сосуд, и бесконечное множество маховиков времени (зачем им столько, если путешествия во времени так сильно ограничены?), которые были разбиты в тот же вечер — нет. Проще выдумать пугающие сказки, чем поделиться временем и разрешить им пользоваться другим: кто знает, к чему это приведет?

Гермиона не верила в выдумки. Она лишь верила в чистые, практические знания, подвергающиеся тщательнейшим доказательствам. В тот день, когда разрушенное время дребезжало последним порывом осколком, она не могла не отыскать на полу, в разгар бойни, один из уцелевших маховиков — сжать в руке до стеклянного жара и пихнуть в карман, не прикасаться к нему вплоть до 6 курса и не растрачивать на пустяки.

Гарри рассказывал им с Роном о многом. Всё то, что показывал ему Дамблдор, узнавали и они. Грейнджер понимала Риддла лучше, чем могло им казаться на первый взгляд в скрытом молчании мыслей. Если его волновали семь крестражей, значит, были готовы уже несколько. Убийство Миртл — первый, убийство в Литтл-Хэнгтоне — второй.

В ту ночь на кладбище, убегая от него, она не зря схватила его за руку — сорвала кольцо, долгожданную добычу, и теперь оно было у неё.

Она ещё не говорила об этом с Роном и Гарри, но планировала в самом скором времени: так Гермиона уговаривала себя, проводя уже неделю с лишним в палате и не желая подолгу смотреть на друзей.

А крестраж завладевал ею всё больше. Мир снов и реальности путался, перемешивался, выстраивался и снова рушился. Лицо Тома таяло и опять собиралось из кусочков перед ней, он дотрагивался до неё выдержанным льдом прикосновений и говорил непринужденно, сидя с другой стороны кровати:

— Знания — опасная вещь, не так ли? Особенно, когда их имеют такие люди, как мы, Гермиона.

Как мы. Она сделала пару шагов вперед. Нужно попросить у мадам Помфри пропавшее зелье и не обращать внимания на ещё один призрак, слизеринца, сидящего к ней спиной.

— А время, совмещенное вместе со знаниями, становится ещё более опасным, — продолжал рассуждать он, не придавая значения шагам, отдалявшимся от него.

Он в любом случае знает, как заставить её остаться.

— Так ли уж мы различаемся, мисс Грейнджер? Ты и твои верные друзья тоже хотят жить вечно, победив меня. Кто из нас не хочет?

Не слушать. Не останавливаться. Просто продолжать идти. Это её обманчивый разум, опутанный крестражем, а не настоящий Том Риддл.

— Скажи мне, — монотонно тянул он, осматривая распластавшиеся над ними, неуместно большие бежевые своды больничного крыла, — каково приходить в Запретную секцию?

До кабинета мадам Помфри оставалось немного. Гермиона бережно откинула спутанные локоны с плеч, проверила карман с горящим там кольцом. Жар настигал её.

Борись. Рыпайся.

— Каково иметь тайны от своих друзей? Каково считать себя сильной и способной одолеть меня в одиночку? Сладостно ли ощущение того, что ты делаешь что-то великое?

Она остановилась, будто он снова поразил её невербальным заклинанием, но на этот раз — ничего.

Всего лишь слова.

Грязнокровка.

Иногда они сильнее любых заклятий.

— Сладостно ли наконец удовлетворить свои амбиции, доказать, что ты стоишь чего-то большего, чем сухое, вызубренное применение знаний на практике? Приятно ли быть кем-то выше, чем используемой всеми девчонкой, ума которой хватает только для того, чтобы уткнуться в узкий кругозор и жить там? Больше, чем грязнокровка, магглорожденная, лишняя в этом мире, которой всё время надо доказывать всем, что она достойна, пока остальные не верят.

Риддл поднялся с кровати, обошел её кругом, роняя громом летящие на пол книги, которые сюда принесли Гарри и Рон, желая отвлечь её от прогрессирующего течения болезни.

Около кабинета мадам Помфри стояло вытянутое зеркало, под стать их росту. В стойком отражении Гермиона видела, как сзади подходит Том. Её палочка была наготове.

— Лишняя везде, где только не окажется, — шептал он, глядя на неё в зеркало, — неудовлетворенная, со скрытыми комплексами глубоко внутри, что надо прятать скорей, запихивать тяжеловесными томами, пока кто-то не увидел. Однажды опробовав знания, почувствовав себя выше других, становится мало, не так ли? Видишь ли, Гермиона, я знаю это как никто другой. Всегда нужно ещё. Ведь ты можешь стать ещё лучше, ещё сильнее. Ты можешь доказать им всем раз и навсегда.

Она повела плечом. Хмурый отпечаток пролег на её лице, так и не исчезнув.

— Я не добиваюсь этого, — абсолютно уверенно сказала она и могла бы сказать ему ещё много всего, но не находила резона спорить с призраками. Злость в её глазах горела отблесками огня.

— Тогда вот ещё загадка, — Том стал чуть ближе, всё ещё выдерживая расстояние, — что бы ты увидела в зеркале Еиналеж?

Гермиона прикрыла глаза. Он всё ещё стоял за её спиной.

— Эверте Статум! — выпалила она вместо ответа, быстро развернувшись на месте, и перекрученное тело в воздухе исчезло так же легко.

Гермиона ощутила обманчивое облегчение, крепче сжав похолодевший крестраж в ладони.

Очередные спекуляции на её чувствах. Грейнджер прекрасно знала такой тип людей-хамелеонов, прекрасно говорящих, безупречно выглядевших и умеющих подстраиваться под ситуацию. Точно так же она знала, что эта связь была двусторонней, и головная боль, мучающая шестнадцатилетнего Риддла, не являлась выдумкой.

Тома Риддла больше не преследовали призраки.

Потому что теперь он — преследовал её.

Он смотрел в Еиналеж и видел теперь не только вечную жизнь и все семь крестражей, а ещё Аваду, разрывающую её грудь, смотрящуюся вполне симпатично, пока в один из дней эта девушка не начала казаться ему везде, в толпе мельтешащих студенток, за большими колоннами в замке, в длинных очередях Хогсмида. Она должна была быть там, и Том говорил своим соратникам, горячо убеждал их, описывая её внешность, и все они кидались на её поиски, не находя ничего, кроме пустоты.

Через какое-то время Гермионе перестали сниться сны, и она выписалась из больницы. Её стойкость всё ещё вела борьбу с непостижимой силой крестража. Она делала успехи, не замечая, что моментами в руке просто зреет адово пламя, а не холодное золото фамильной реликвии.

А Том обманывал сам себя.

Ибо однажды он всё же увидел её вновь, сдержанно улыбающуюся и протягивающую ему руку.

Она никуда не делась. Она всегда была рядом.

— Том Риддл, верно?

Они встретились в пустынном коридоре, освещенном факелами. Решила играть по его правилам, подумал он, не слыша имени, которым она представилась, но ясно видя перед собой прикрепленный к её мантии значок старосты.

— Будем знакомы. Я теперь тоже староста.

Её улыбка была обманчивой, под стать ей и под стать ему — наглая гриффиндорка пускала в ход его же способы.

— О, я очень рад, — ухмыльнулся Том, так и не приняв её руки, словно она вся была измазана в грязи, — всегда рад пополнению в нашем старостате.

Лживые слова, скрывающиеся взгляды. Теперь она решила подкинуть ему загадку. Сколько же времени уйдет на её решение?

Гермиона отстранила руку, кажется, нисколько не оскорбившись, а даже обрадовавшись.

— Ты ведь знаешь про заданный доклад по зельеварению?

— Конечно, — передернулся он, позволив удивиться бестактности вопроса — разве один из лучших учеников Хогварста, с блистательной репутацией вдобавок, мог чего-то не знать из того, что им задали? — Змеиный яд.

— Как думаешь, — задумчиво нахмурилась она, снова разыгрывая ещё неизвестную ему игру, — через сколько он действует?

— Всё зависит от типа и вида. Нельзя сказать так сразу, не зная, что это за змея, — спокойно произнес Том, смутно видя, как этот лабиринт запутанных метафор становился всё шире.

— Точно, — быстро, как ожидая ответа с минуты на минуту, пробормотала Гермиона. — Ты абсолютно прав, — закончила она и скрылась, невозмутимо пройдя мимо него.

Змея в траве. Таящаяся опасность. Вот к чему она ведет — возомнила, что его вообще возьмет хоть какой-нибудь яд?

Он прощально ухмыльнулся ей вслед. Счет равнялся один к одному. Ничья. Том сжал руки в кулаки. Но только пока — ничья.

Призрак её фигуры, крошащийся в песчинки беспощадным временем, грязной кровью зрея вдали от него, въелся в голову уже крепко. Он мечтал сорвать эту цепочку, вечно подпрыгивающую у неё на шее, скрытой плотной тканью рубашки, вырвать из её противных рук крестраж, принадлежащий ему. Всё потому, что этих загадок он пока разгадать не мог.

А змеиный яд продолжал действовать.