Карандаш и краски (гет)

Пробираясь по коридору, Джинни затормозила перед портретом Полной Дамы и прошептала:

— Омелла!

— Гуляем после отбоя? — спросила та, подозрительно на нее косясь.

— Нет, сегодня суббота, и еще нет одиннадцати, — Джинни взмахнула рукой в нетерпении, — но я опоздаю, если ты не впустишь меня.

Как только портрет лениво отъехал в сторону, Джинни оглянулась через плечо и, удостоверившись, что за ней никто не следит, проскользнула в скрытый за портретом проход. Она поспешила в гриффиндорскую спальню для девочек, где, не медля, растянулась во весь рост на знакомой кровати.

Неровный матрас стал более привычен для нее, чем узкая кровать в Норе, и за это Джинни была благодарна. В той кровати она провела слишком много одиноких летних ночей, тоскуя по Гарри. Она заставила себя не краснеть от этой мысли. С нее хватит. Когда он вернулся домой, она сказала, что больше не любит его. Гарри ушел спасать весь волшебный мир и победил Волдеморта, но проблема состояла в том, что он оставил ее. И во время своего отсутствия он превратился из мальчика из ее снов в парня, который спас мир. Джинни не хотела того давления и ответственности, которые предполагает любовь к национальному герою, победившему главное зло.

А еще стало окончательно ясно, что она тоже ему не нужна.

Джинни никогда в жизни так не радовалась, узнав, что Гарри решил не возвращаться в Хогвартс для окончания последнего курса. Он просто нашел частного репетитора для сдачи Ж.А.Б.А. Гермиона и Рон как всегда были солидарны с другом и даже спросили, не хочет ли она к ним присоединиться, но Джинни показалось, что они предлагают исключительно из чувства долга, а не по собственной воле. Она так быстро сказала «нет», что ее отец и мать недоуменно уставились на нее, но, слава Мерлину, не стали расспрашивать о столь быстро принятом решении. Джинни понимала, что им с Гарри лучше побыть некоторое время на расстоянии, чтобы в итоге все-таки остаться друзьями.

В Хогвартс вернулось не так много студентов, как ожидала Джинни, но это было нормально. Это означало, что меньше людей будет интересоваться, почему она здесь, а не с Гарри. Впервые за все время своей учебы Джинни ощущала такую небывалую свободу: ни старших братьев, ни Золотого трио не было здесь. Конечно, их не было и на ее шестом курсе, но тогда она проводила все время то в раздумьях, почему все ее усилия не заставили Гарри остаться, то возрождала ОД, то заботилась о младшекурсниках, чтобы те не пострадали слишком сильно от террора Кэрроу, то участвовала в глупой попытке выкрасть меч из кабинета директора (НЕ кабинета Снейпа, за ним она до сих пор отказывалась признавать право на владение этим кабинетом, даже несмотря на то, что он умер героем. Джинни видела воспоминания, все они видели, но было трудно стереть из памяти отголоски физических наказаний, которые она получала при его директорстве). Казалось, ничего никогда не прекратится. Но однажды все закончилось. Даже несмотря на повреждения замка, которые также отразились и на людях, живших в нем, война осталась в прошлом, а жизнь постепенно вошла в свою колею.

Многие люди спрашивали ее, почему она вернулась в школу, почему не вышла замуж за Спасителя волшебного мира. Ее друзья, ее семья, — все только и ждали того, что она сразу же бросится рожать детей от Гарри.

Она пыталась. Мерлин, как же она пыталась.

Перевернувшись на другой бок, Джинни постаралась очистить разум, позволив мыслям перейти к ровной спине, которую она случайно приметила меньше часа назад. Она провела рукой по нежной коже своего живота, прежде чем вспомнила, что эта самая спина принадлежит Драко Малфою.

Джинни была в своем любимом уголке замка и занималась своими делами, поэтому нельзя сказать, что она следила за ним. Она находилась в одной из самых высоких башен Хогвартса, наполовину разрушенной во время битвы, здесь был небольшой выступ, достаточный для того, чтобы Джинни могла сидеть на нем, листая книги или наблюдая за звездами, или, с недавнего времени, шпионя за Драко Малфоем. Той ночью она смотрела в зимнее ночное небо, развлекая себя тем, что пыталась понять, какая точно звезда так ярко сияла справа, а еще был ли Геракл реальным человеком или мифом, и есть ли жизнь на других планетах. Луна и несколько других одноклассников приглашали ее провести время за играми, но Джинни отказалась. Игры зачастую напоминали ей о Фреде.

Как только Джинни решила, что пора уже возвращаться в спальню, ведь наколдованные ею согревающие чары почти перестали действовать, большие снежинки закружились в небе, тихонько танцуя в ночном воздухе вокруг нее. Джинни зачарованно наблюдала за ними, желая, чтобы в темноте зимней ночи так же легко растаяли все ее тревоги, но письмо от матери сильно давило на нее. Молли прислала ей сову о том, что Джинни должна навестить Гарри, поскольку он все еще одинок. Джинни итак это знала. Если бы у него появилась девушка, эта новость незамедлительно разлетелась бы по всем магическим таблоидам. Хотя она и была уверена, что ее мама ничего такого не имела в виду, но письмо явно намекало, что Джинни следует отправиться к нему и воспользоваться своими женскими чарами. Она разорвала письмо на мелкие кусочки и бросила их в камин. Если бы только Молли знала, что никакие женские чары не смогли тогда заставить Гарри остаться.

Когда она уже поднялась, чтобы уйти из башни, резко хлопнула дверь, и Джинни инстинктивно выхватила палочку, настороженно озираясь по сторонам, хотя и предполагалось, что теперь все студенты в полной безопасности. Но никто не появился, она по-прежнему была одна в башне.

Прикрыв глаза, Джинни сосредоточилась, пытаясь определить, откуда послышался звук. Держась за край выступа свободной рукой, она вытянула шею и принялась внимательно исследовать взглядом все пространство вокруг себя. И лишь тогда Джинни заметила Драко Малфоя. Если бы у нее была метла, она смогла бы догнать его за считанные секунды. Он приземлился недалеко от места, где она сидела, прямо перед огромными часами. Малфой просто стоял, вглядываясь в темноту. Это должно было заставить Джинни нервничать, но она, напротив, опустила палочку, наблюдая за ним. Малфой моргнул, слегка тряхнув головой, и двинулся вдоль перил, даже не глядя в ее сторону. Джинни видела только его спину и полупрофиль.

В начале учебного года, когда Малфой вернулся в школу, чтобы сдать Ж.А.Б.А., Джинни, как и большинство студентов, весьма этому удивилась. Не так уж много слизеринцев решили продолжить обучение в Хогвартсе, их было человек пятнадцать, может, двадцать со всех курсов. По сравнению с другими факультетами школы, на Слизерине было меньше всего студентов. К тому же, те немногие, кто рискнул вернуться, изо всех сил пытались доказать, что действия Темного Лорда не имеют к ним совершенно никакого отношения. Джинни ими восхищалась. Она была даже рада увидеть Малфоя на праздничном банкете в Большом зале, ведь его появление отвлекло внимание окружающих от нее самой. Однако, в отличие от своих однокурсников, Малфой вел себя тихо и неприметно. Даже на совместных уроках она не слышала от него ни слова.

Джинни надоело за ним наблюдать, и она снова собралась уходить, но внезапно застыла, заметив, как он стянул свой джемпер через голову, а майка, находящаяся под джемпером, задралась, и Джинни целую секунду, не отрываясь, глазела на бледную гладкую спину Малфоя. Ее это заинтриговало намного больше, чем должно было. Его обнаженная спина ярко сияла в ночной тьме, блестя от холода точно так же, как звезды и снежинки. Однако, как заметила Джинни, звезды и снежинки были чистыми и безгрешными, а вот к Драко Малфою это уж явно не относилось. Но Джинни так и не смогла оторвать от него взгляда.

Она так и стояла там, полусидя-полустоя, и уже точно знала, что будет дальше. Целую неделю она будет мусолить этот образ в голове так и эдак, а потом все же сдастся и таки нарисует его. Будет рисовать его снова и снова в хранящемся под матрасом блокноте, пока не добьется идеального сходства, пока не нарисует спину Малфоя такой же идеальной, как звезды и снег.

При этой мысли Джинни фыркнула громче, чем следовало, посмеиваясь над собой из-за того, что позволила лирике затуманить свои суждения о нем. Малфой обернулся на звук, их глаза встретились, и на мгновение Джинни показалось, что он о чем-то догадался.

Одна из ее соседок по комнате громко вздохнула во сне, и это заставило Джинни вынырнуть из прекрасных размышлений о парне, который был каким угодно, только не прекрасным. Она резко отдернула руку от живота, заливаясь краской при мысли о том, что собиралась сделать. Драко Малфой не стоит даже ее грязных фантазий.

Всю следующую неделю Джинни пыталась изгнать из головы воспоминания о прошлой субботе и не поддаться желанию его нарисовать. Это было непросто, учитывая, что она сдала уже все промежуточные контрольные, а в пятницу днем в замке почти никого не осталось. Занятия закончились, Джинни выполнила всю домашнюю работу, а большинство ее друзей отправились домой на каникулы. Она решила остаться в Хогвартсе, ее родители уехали к Биллу и Флер во Францию, потому что Флер могла родить в любой момент, а бабушки и дедушки с обеих сторон хотели присутствовать при рождение своего первого внука. Кроме того, Джинни не была готова к семейному Рождеству. Она не была уверена, что ее семья может как обычно собраться на семейный ужин без Фреда. Гермиона пригласила Джинни приехать на каникулы к ней и покататься на лыжах с ее родителями, Роном и Гарри, это звучало довольно заманчиво, но Джинни не была готова провести так много времени с Гарри. Не сейчас. А, возможно, и никогда.

Кажется, каникулы имели куда большее значение для людей в этом году, потому что, идя по замку на обед, Джинни никого не встретила на всем своем пути. На мгновенье она задумалась, что, возможно, ей следовало поехать на каникулы в Боливию вместе с Чарли и Джорджем, но быстро отмела эту мысль. Хотя драконы и представляли для нее некоторый интерес, Джинни скорее предпочла бы прогуляться на морозе, чем пытаться избежать ожогов и неизбежных воспоминаний о Фреде, которые неизменно всплывали в памяти в компании братьев.

Столы в Большом зале ломились от всевозможных блюд, и Джинни не смогла сдержать усмешки из-за того, что она, возможно, была единственной студенткой, оставшейся в замке.

Четыре факультетских стола исчезли, вместо них в Большом зале находилось несколько маленьких круглых столиков и один длинный. На дальнем конце зала был размещен узкий столик со всевозможной едой и закусками, рождественскими хлопушками и даже двумя полностью украшенными елками. «Как хорошо», — подумала Джинни, чувствуя себя совершенно счастливой. Поддавшись своей страсти к сладостям, она положила на тарелку пару паточных ирисок, один котелковый кекс и один яблочный кекс для равновесия. Джинни придирчиво оглядела серебряный поднос со сладостями, думая лишь о том, сможет ли все это унести, не устроив беспорядок. Она запихнула в рот один за другим красный и зеленый трюфели, смакуя вкус малины с ментолом и думая о том, что идея остаться на каникулы в школе была отличным решением. Замок по-прежнему нуждался в ремонте, но Джинни была уверена, что великолепию праздничного убранства Большого зала под силу искоренить из ее мыслей все неприятные воспоминания о ее последнем Рождестве, проведенном здесь.

Решив, что неплохо было бы скоротать оставшийся день в обнимку со своим альбомом для рисования, Джинни сделала себе пару сэндвичей с ветчиной, завернула их и вместе с яблоком положила в сумку, захватив еще один трюфель и большую кружку с горячим шоколадом. Развернувшись на каблуках в сторону выдоха из Большого зала, Джинни чуть не пролила свой напиток на Драко Малфоя, оказавшегося прямо перед ней. Она медленно подняла глаза, пытаясь сохранить безразличное выражение лица и стараясь не показать своего раздражения. Джинни боролась с собой всю неделю, убеждая себя не поддаваться соблазну нарисовать его, а прямо сейчас вдруг поняла, что окончательно проиграла эту битву.

— Проголодалась? — спросил Малфой, приподняв острую бровь, и Джинни не смогла понять, всерьез он говорит или издевается.

— Умираю с голода, — она потянулась к оранжевому трюфелю, посыпанному голубоватым сахаром, желая доказать свои слова.

Но он так ничего и не сказал, даже когда Джинни обошла его и спокойно вышла из Большого зала. Вместо ожидаемого едкого комментария, она почувствовала, как его взгляд прожигает дыру в ее фиолетовом джемпере. Как только Джинни вышла в холл, ее разум начал лихорадочно пытаться придумать, что делать, а сердце уже готово было выскочить из груди. Она не могла выкинуть из головы его образ, как бы сильно ни старалась. Всего лишь вчера она твердо решила, что не будет тратить на него свое время, а еще карандаш и бумагу, но внезапно поняла, что просто обязана пойти на выступ и нарисовать его таким, каким видела тогда. Это же всего лишь рисунок, и он ничего не значит.

Когда Джинни дошла до выступа, то уронила сумку с письменными принадлежностями на холодный пол, поставила кружку с какао и сладости на карниз и наколдовала самое сильное согревающее заклинание, которое только знала. В данный момент снег не шел, и она была этому рада, так как было довольно трудно держать бумагу сухой, а заклинание пузыря у нее не очень хорошо получалось.

Усевшись лицом к башне с часами, где она видела Малфоя той ночью, Джинни достала альбом и карандаши, и сразу же принялась за работу. Она восхитилась тем, как легко и плавно ее воспоминания перетекают на бумагу, задумавшись, сможет ли кто-нибудь распознать в нарисованном человеке Драко Малфоя. Несмотря на темные штрихи ее карандаша, юноша на странице сиял ярко, излучая грусть и одиночество, Джинни даже не предполагала, что ей удастся перенести это на бумагу, изобразив так точно.

Заполняя задний фон рисунка деталями, она подняла взгляд, тут же заметив Малфоя, стоявшего в дверях. К ее удивлению, он был в той же позе, в какой Джинни видела его той ночью: спиной к ней и в полупрофиль. У нее не было времени подумать о том, почему он вернулся, она лишь уткнулась обратно в блокнот, выводя четкие линии его тела, дополняя рисунок звездами и снегом вокруг, воссоздавая детали, какими они запомнились ей той ночью. Джинни потеряла счет времени, какао был выпит, запас продуктов — съеден, а согревающее чары перестали действовать, поэтому она понятия не имела, как долго Малфой там простоял. Все, о чем она могла думать, как прекрасно он смотрится на ее рисунке. Той ночью, когда она увидела его, Джинни заверила саму себя, что Малфой несимпатичный. Она была права. Он был убийственно, завораживающе и душераздирающе красив.

На ее рисунке небо за ним освещалось снегом, а он и сам источал слабое свечение. Это было одиночество. Каким-то образом ей удалось передать это чувство на рисунке с помощью карандаша.

Джинни отложила листок, аккуратно убрав его в блокнот, лежавший на каменном выступе, и встала, потянувшись и удовлетворенно услышав хруст позвонков. Достав палочку, она обновила согревающие чары и стянула джемпер через голову, кинув его рядом с собой. Зеленый топик смотрелся довольно странно среди снежных сугробов, но заклинание отлично ее согревало.

Джинни долго изучала свой рисунок, размышляя о том, что, возможно, она знает, о чем думает человек, изображенный на нем. Был ли он таким одиноким, каким казался на рисунке? Если бы она только могла, то непременно бы это исправила. Джинни заметила очертания звезды, которую нарисовала за его спиной, размышляя о том, что за созвездие это может быть. Оно казалось знакомым, но Джинни никогда не уделяла достаточно внимания астрономии, чтобы точно сказать название, впрочем, не оставалось сомнений, что созвездие как нельзя лучше подходит настроению картины. Подняв глаза, Джинни, к своему сожалению, заметила, что Малфой уже ушел. Она подавила раздражение, напомнив себе, что он, сам того не подозревая, помог ей закончить картину. Так что в итоге она получила все, чего хотела.

Громко вздохнув, Джинни наколдовала временное консервирующее заклинание, чтобы не смазать рисунок, и убрала его в сумку. Ее живот сильно заурчал и, оглядевшись по сторонам, Джинни поняла, что солнце давно село на западе, а она провела на башне несколько часов.

Вдруг дверь резко распахнулась. Она удивленно посмотрела в проем, ожидая увидеть скорее заплутавшего второкурсника, не уехавшего домой на каникулы, чем Драко Малфоя. Джинни надеялась, что, одарив ее холодным взглядом серебряных глаз, он тут же развернется и уйдет, но вместо этого он лишь спокойно прикрыл за собой дверь, изучающе уставившись на нее.

— Да? — спросила Джинни раздраженно, не выдержав напряженной тишины, мгновенно заполнившей пространство между ними.

— Я хочу посмотреть на твой рисунок, — спокойно сказал он.

Джинни задумалась, обращала ли она когда-нибудь внимание на его голос. Он идеально сочетал в себе низкий тон и хрипотцу, из-за которой у нее мурашки побежали по спине. Хотя Джинни, конечно же, предпочла оправдать такую свою реакцию зимним снегом и одним лишь тоненьким топом, надетым на ней.

— Нет.

— Почему — нет? — Малфой слегка наклонил голову, и Джинни могла поклясться, что разглядела маленькую улыбку на его лице.

Она сказала самой себе, что, скорее всего, это была ухмылка.

— Потому что он — мой.

— Но на нем изображен я.

— Малфой, ты головой ударился? Зачем бы я стала рисовать тебя?

— Мне и самому интересно.

Джинни почувствовала его обжигающий взгляд на своей веснушчатой коже и скрестила руки на груди:

— Я не рисовала тебя! — она поднялась на ноги, схватив свой джемпер. — И я собираюсь на ужин, — она быстро натянула джемпер через голову, не желая, чтобы он глазел на нее больше. Но когда она вновь посмотрела на Малфоя, то оказалось, что он стоит прямо перед ней, держа в руке ее сумку.

— Хочешь, я понесу твою сумку?

— Нет, — отрезала Джинни, вырывая сумку у него из рук и ненавидя Малфоя за то, как некомфортно она чувствовала себя в его присутствии.

— Ладно, я тоже собираюсь в Большой зал, — на его губах снова заиграла та же маленькая ухмылка.

— Общеизвестно, что там подается ужин, — едко заметила Джинни, перекидывая сумку через плечо и обходя его. Хоть она слышала его уверенные шаги за своей спиной, пока спускалась по лестнице, но все же не оглянулась. Она также не смотрела на него в Большом зале, хотя они сидели почти рядом. Вместо этого Джинни активно болтала со своей преподавательницей по маггловедению о различных способах приготовления маггловских красок, зная, что это была единственная тема разговора, которую Малфой не решится поддержать.

Вернувшись в спальню, Джинни разделась до маечки и трусиков, собираясь лечь спать, когда вдруг поняла, что ее блокнот пропал. Преодолев приступ нахлынувшей тревоги, она догадалась, что Малфой, должно быть, умыкнул его в башне. Джинни еще больше запаниковала. Она представила себе, как он рассматривает свой собственный портрет, но это было еще не самым страшным, в блокноте оставалось множество других рисунков, которые Джинни никому не хотела показывать. Кроме того там были ее собственные автопортреты, а еще изображения людей, которые никому не стоило видеть. Весь прошлый год только ее рисунки и помогали Джинни сбежать от реальности и не сойти с ума, а еще Дин Томас вернулся в ее жизнь, готовый помочь всем, чем только сможет. Как и Майкл Корнер, вспомнила она, неистово краснея. Хотя Джинни никогда и не спала ни с кем из них, изображение обнаженной натуры на ее рисунках говорило об обратном.

Вскочив с кровати, Джинни схватила шорты, быстро надела их, и, натянув мантию, выбежала из комнаты, едва не позабыв об обуви.

В замке было холодно столь поздней ночью, но Джинни было все равно. Единственное, о чем она могла думать — как забрать свой блокнот у Малфоя. Он мог рассказать всем вокруг о том, что видел на рисунках в нем, но никто не поверил бы ему без доказательств. А они у него на данный момент были, и из-за этого у Джинни могли возникнуть серьезные неприятности.

Она почти спустилась в подземелья, замешкавшись перед коридором, где чаще всего видела слизеринцев. Она точно не знала, где находится вход в их гостиную, а даже если бы и знала, то ей все равно был неизвестен пароль. Что-то похожее на истерику клокотало в ней, но Джинни старалась не обращать на это внимания. Еще не наступил комендантский час. Скорее всего, кто-нибудь будет проходить мимо, и тогда она просто проскользнет за ним.

— А я все ждал, когда же ты явишься, — раздался в холодной тишине коридора голос Драко Малфоя.

— Где он? — запальчиво спросила Джинни, обходя его. — Верни мне блокнот.

— В моей комнате, — Малфой вышел из тени. — Почему ты так расстроена? Все, что я в нем увидел, довольно хорошо нарисовано.

— Я знаю, — процедила Джинни, сжимая руки в кулаки. — Но он мой. Ты не имел права!

— На что? Посмотреть на рисунок, изображающий меня?

Она громко втянула воздух:

— Где он, Малфой?

— Я же сказал тебе: в моей комнате. Если хочешь, иди и забери его.

— Хорошо, — Джинни показалось, что она сейчас упадет в обморок. — Где твоя комната?

Малфой так долго смотрел на нее, что она уже хотела наорать на него.

— Туда, — он слегка кивнул и, обойдя ее, прошел дальше по длинному узкому коридору до самого конца.

Джинни даже не заметила, как он прошептал пароль, но едва Малфой шагнул к стене, камни разъехались в стороны, открывая взгляду большую комнату, сияющую зелеными бликами.

— Мы находимся под озером, — небрежно сказал Драко, заметив выражение ее лица, когда они вошли в комнату. — Это создает в комнате такое интересное освещение.

— Я просто хочу получить назад свой блокнот, — Джинни приложила все усилия, чтобы в голосе не сквозило отчаяние.

— Я внимательно его изучил, — сообщил Малфой, продолжая идти по узкому коридору, что находился слева от общей комнаты. — Рисунки очень качественные. Одного только не пойму, почему ты решила нарисовать именно меня? Кажется, всех остальных «моделей» ты знала… с довольно интимной стороны.

Если бы Джинни могла, то свернулась бы в комочек и умерла от смущения, но она не собиралась делать этого в присутствии Малфоя.

— На прошлой неделе, когда шел снег, я заметила тебя в башне с часами. Мне показалось, что рисунок выйдет интересным, — она надеялась, что фраза звучит естественно, а не так, будто она оправдывается.

Малфой постучал палочкой по высокой деревянной двери, и та распахнулась перед ними.

— У тебя есть собственная комната? — вдруг спросила Джинни, нахмурившись.

— В этом году у нас нет старосты мальчиков.

— Поэтому ты просто забрал комнату себе?

Он бесстыже кивнул:

— Какой смысл в том, чтобы она простаивала просто так?

Драко придержал дверь, и Джинни неохотно вошла внутрь, подумав о том, что совершенно некстати забыла палочку в спальне, как дверь за ними захлопнулась.

Ее блокнот с рисунками лежал раскрытым на покрывале, и чтобы добраться до него, ей пришлось подойти к кровати Малфоя. Когда Джинни подошла ближе, то поняла, что блокнот открыт на странице с ее автопортретом. Она была так зла в этот момент, что, казалось, это отразилось в темно-золотистых глазах ее рисунка. Хотя нарисовано было очень хорошо, Джинни не была уверена, что это хороший автопортрет. Девушка на рисунке была очень красивой, но бывали дни, когда Джинни не могла назвать себя даже симпатичной.

— Этот мой любимый, — спокойно сказал Малфой, — ну, ладно, он скорее на втором месте в моем личном рейтинге.

Ей потребовалось все самообладание, чтобы не начать плеваться огнем. Джинни не стала уточнять, какой же рисунок был на первом месте в его рейтинге. Ухмылочка на его лице говорила о том, что Малфою больше всего понравился рисунок, сделанный в тот день, когда она впервые решила попробовать рисовать обнаженную натуру. Не так уж много можно было различить на рисунке, но было совершенно очевидно, что там изображена она сама, причем полностью обнаженная. И мысль о том, что Драко Малфой знает, как выглядит ее грудь, совершенно ее не радовала.

— Прекрасно, — ровно произнесла она, двигаясь по его кровати так быстро, как только могла, чтобы схватить блокнот как можно скорее. Джинни взяла его и быстро встала на ноги: — Больше никогда не трогай мои вещи!

— Ты изобразила мое созвездие позади меня.

Джинни уставилась на него, непонимающе моргая, прежде чем осознание накрыло ее. Звезда на портрете Малфоя находилась в созвездии Дракона.

— Ну, да, оно подходило к настроению рисунка.

Драко молчал, когда она поспешно направилась к выходу, но когда Джинни нажала на ручку двери, та не открылась.

— Черт возьми, Малфой, — она развернулась лицом к нему, устав от игр, — Выпусти меня!

На секунду ей показалось, что она заметила разочарование, промелькнувшее в его глазах, но затем он лениво поднял палочку, и дверь распахнулась. Ей пришлось отпрыгнуть, чтобы дверь не ударила ее, и, бросив нахмуренный взгляд через плечо, Джинни вышла из комнаты. Уже возле гостиной она остановилась, чтобы убедиться, что все рисунки на месте.

Портрета Малфоя в блокноте не было.

Развернувшись на каблуках, Джинни бросилась обратно в его комнату.

Дверь была открыта, Драко стоял, облокотившись о стену, и смотрел на нее так, будто только и ждал того, что она вернется.

— Верни мне его.

— Я хотел поговорить с тобой о нем, — голос Малфоя был раздражающе спокоен, — но ты убежала.

— Здесь не о чем говорить, — прошипела Джинни. — Дай. Его. Сюда. Сейчас же!

Драко слегка покачал головой, удивленно выгнув бровь.

— Я хочу его оставить себе.

— Нет! Ты не получишь его. Этот рисунок личный, он не для всех.

Его брови лениво поползли вверх, в то время как он окинул ее оценивающим взглядом:

— Я не все. Я — Драко Малфой.

— Он определенно был предназначен не для тебя, — Джинни чувствовала накрывающее ее отчаяние.

— Я куплю его.

— Рисунок не продается!

— Сколько ты за него хочешь?

— Ты, должно быть, шутишь, — тихо произнесла она. — Мне не нужны никакие деньги, ты же собираешься разрушить мою жизнь.

Малфой покачал головой, отчего светлая челка упала ему на глаза:

— Я не собираюсь разрушать твою жизнь.

— Тогда чего ты хочешь?

— Рисунок.

— Кроме него, — спросила Джинни, пытаясь вложить в свои слова как можно больше презрения.

— Узнать, почему ты рисуешь обнаженную натуру. Узнать, почему Джинни Уизли, золотой ребенок Гриффиндора, рисует голых одноклассников в блокноте.

— Я не золотой ребенок, — сердито сказала она. — Гарри — золотой ребенок.

— Поттера здесь нет, — дернул плечом Малфой и сжал губы, словно пытаясь сдержать смех. — Так что теперь это ты.

— Это не так, да к тому же это и неважно вообще. Если я скажу тебе, ты вернешь мой рисунок?

— Может быть.

— Пообещай.

— Как тебе такой вариант: если ты ответишь на все мои вопросы, тогда я отдам тебе его.

— Идет, — тут же согласилась Джинни, чувствуя облегчение.

— Садись, — он слегка улыбнулся. — У меня много вопросов, — Драко открыл шкафчик в стене, когда она села в темно-зеленое кресло с высокой спинкой. — Вот, — он протянул ей бутылку.

Джинни взглянула на этикетку, удивляясь, неужели Малфой настолько глуп, что прячет алкоголь в комнате. Неужели не знает, что за ним следят, особенно после того, что случилось в прошлом году?

— Только давай без вопросов о Гарри, — сразу предупредила она, откупоривая бутылку.

— Поздно торговаться, ты так не считаешь? Ты уже согласилась, — Драко сел напротив нее и откупорил свою бутылку.

— Ладно, — в голосе Джинни послышалась горечь, а затем он стал совсем монотонным. Не дожидаясь нового вопроса, она принялась отвечать на тот, который, казалось, у всех на уме. — Да, прошлый год был похож на ад на земле, но я все же решила вернуться в школу этой осенью. Все думают, что это ужасно, потому что Гарри здесь нет. Задаются вопросом, почему же я решила остаться в школе, если могла быть с ним? Думаю, мы могли бы уже быть женаты и стать родителями. Кому нужны эти ЖАБА?

— Люди действительно спрашивают тебя об этом? — мягко спросил Малфой.

— Вот почему я решила вернуться. Потому что его здесь нет. Мне лучше оставаться там, где его не будет. Мне нужно хотя бы раз сосредоточиться на собственной жизни, если я справлюсь с этим здесь, то справлюсь где угодно. Поэтому я одна, — Джинни откинулась на спинку кресла, поражаясь самой себе, удивляясь, что, наконец, высказала вслух вещи, которые долгое время пыталась скрыть ото всех. Но еще более поразительным оказалось то, что она высказала все это именно Малфою.

— Мне совершенно не интересен чудо-мальчик. Только ты, поэтому сегодня у тебя удачный день.

— Э-м, да, — скривилась Джинни, закатив глаза. — Я же везучая? — она поджала ноги под себя, задрав мантию и стараясь не слишком краснеть из-за своего эмоционального всплеска.

— Ты не должна носить мантию, — сказал Малфой так, будто она только что не использовала его в качестве своего личного дневника. — Мы не на уроке.

— Мне нормально, — повела плечом Джинни.

— Первый вопрос, — сказал Драко, делая большой глоток из бутылки. — Почему ты рисуешь обнаженную натуру?

Джинни посмотрела на бутылку в своих руках и поднесла ее к губам, прежде чем ответить:

— А почему нет? — с вызовом вскинув голову, ответила она. — Человеческое тело — это искусство.

Малфой коротко кивнул, словно размышляя, стоит ли ей верить:

— Разве ты не встречалась со всеми этими парнями?

— Да. Но не в тот момент, когда рисовала их, я нарисовала их в прошлом году.

— Они просто позировали тебе?

Джинни кивнула, сделав еще один глоток сладкого напитка.

— Нам было нужно что-то… это было больше похоже на побег. Я нуждалась в творчестве.

На мгновение на лице Драко отразилась боль:

— Наверное.

— Следующий вопрос, — сказала она, махнув рукой и желая побыстрее покончить с допросом.

— Почему их? — тон его голоса был ровным и сдержанным, но Джинни уловила в нем некую напряженность.

С недоверием разглядывая Малфоя, она сделала еще один глоток из своей бутылки.

— Ну, а кого еще я могла попросить? Мне комфортно с ними. Им комфортно со мной, — следующий вопрос легко можно было предугадать по выражению его лица: брови сошлись на переносице, губы сжались в ниточку. Этот вопрос не удивил ее, больше удивило то, что она смогла прочесть эмоции по его лицу. Драко Малфой был экспертом в плане контроля над эмоциями. — Давай, — сказала Джинни, словно ей было все равно. — Я знаю, о чем ты хочешь спросить.

Драко посмотрел на нее, его взгляд медленно прошелся по всему ее телу, остановился на ногах, будто ему было известно, какая на ней одежда под мантией.

— Ты попросила их позировать, потому что спала с ними?

Джинни невольно улыбнулась:

— Это совершенно не твое дело, знаешь ли. Но я хочу получить свой рисунок назад, поэтому отвечу тебе. Нет, я никогда не спала ни с кем из них, — она рассмеялась, чувствуя себя немного глупо и самую малость игриво. — Что касается…

— Я не спрашивал о нем, — усмехнулся Малфой. — Я не хочу об этом знать.

— Да, ты не спрашивал, — кивнула Джинни, допивая содержимое бутылки. — Я знаю, о чем ты думаешь, глядя на меня. Ты, возможно, даже хочешь меня, но, разумеется, ты никогда не захочешь быть вторым после Гарри, — но как только она произнесла это, то поняла, что была неправа.

Одна из бровей Малфоя взметнулась так высоко, что казалось, это должно причинять ему боль.

— Мне плевать на Поттера. То, что он жив, ничего не значит для меня. Я рад, что Темный Лорд мертв. Поэтому не произноси больше его имени, — он окинул ее взглядом. — По-моему, ты чувствуешь к нему то же, что я. Еще, возможно, тебе не стоит пить так быстро.

— А тебе, возможно, не стоит брать то, что тебе не принадлежит, — вымолвила Джинни, удивляясь его проницательности.

— ТушЕ, — его губы растянулись в хитрой улыбке. — Выпьешь еще?

— Ты пытаешься меня напоить?

— Возможно. Это кажется самым быстрым и самым неопасным способом узнать тебя.

— Мы не узнаем друг друга. Это допрос, — заявила Джинни, беря вторую бутылку, которую он ей протянул.

Малфой тоже покончил с предыдущей и сразу же открыл еще одну:

— Ты, вроде, не возражаешь.

— Зачем ты хочешь узнать меня получше? — спросила Джинни, обводя пальчиком горлышко бутылки. Она подозревала, что этот разговор состоялся лишь из-за того, что Малфой хотел получить информацию о Гарри или просто навредить ей. — Я думаю, мы ни разу по-настоящему не разговаривали друг с другом за все годы.

— Я думаю, мы обменивались едкими комментариями пару раз.

— Согласна, — кивнула Джинни, рассмеявшись. — Ну, кроме этого. И хватит игнорировать мой вопрос.

— Полагаю, сейчас я задаю вопросы.

— У тебя хорошо получается. Но я не забыла свой вопрос. Поэтому отвечай.

Малфой долгое время смотрел на свою бутылку, будто это самая захватывающая вещь, которую он видел в жизни, а затем перевел взгляд на Джинни:

— Почему бы мне не хотеть узнать тебя? Сейчас ты — единственный интересный человек в этом замке.

Если бы Джинни не знала его столько лет, то сказала бы, что в выражении его лица сквозили страсть или вожделение. Такие слова можно было прочитать в романтической повести. Разумеется, Драко Малфой не пойдет на такой глупый ход ради нее.

— Я? — она чуть не рассмеялась в голос из-за своих мыслей и покачала головой. — Полагаю, ты считаешь себя самым интересным человеком, которого знаешь.

— Да, я интересный, — надменно произнес Малфой. — Но иногда полезно узнать и других интересных людей.

— Почему ты вернулся в школу в этом году?

— А ты почему?

— Потому что это мой последний курс, — спокойно произнесла Джинни. — Но не так уж много слизеринцев вернулось, чтобы сдать экзамены. Только ты и пара других.

— Как еще я мог сдать ЖАБА?

— Нанять частного репетитора, как сделали другие слизеринцы, — теперь Джинни чувствовала, что немного перебрала, алкоголь оказывал влияние на ее речь, мысли и даже движения. Все теперь казалось более забавным и немного менее реальным.

— Ты не так говорила чуть раньше. Не из-за того, что это твой последний курс, — мягко напомнил Драко.

Она тяжело сглотнула, понимая, что больше не испытывает ни грусти, ни злости по отношению к Гарри. Просто усталость, а еще, возможно, чувствует себя немного глупой. Но она была уверена, что эти чувства скоро исчезнут.

— Если мама не будет дышать мне в спину и постоянно спрашивать как у нас с ним дела… Я, в любом случае, хотела окончить последний курс, но как только узнала, что он не поедет, то сразу поняла, что обязательно вернусь в школу сама. Здесь мне не нужно постоянно избегать его, — Джинни подняла глаза, встретив его взгляд. — Я думала, ты не хочешь говорить о нем.

— Не хочу. Я хочу поговорить о тебе.

Она усмехнулась, зная, что в ней говорит алкоголь:

— К твоему сожалению, большая часть ответов на твои вопросы включают его.

— Тогда давай не будем о нем говорить, — просто предложил Малфой.

Такое случилось впервые. Хотя Джинни и не поверила ему до конца, но все же было приятно узнать, что кому-то не интересна история их с Гарри отношений. Куда бы она ни шла этим летом, везде слышала одно и то же, казалось, все просто обязаны спросить ее о нем.

— У тебя красивые ноги, — медленно произнес Малфой. — Не понимаю, почему ты их прячешь. Тебе следует носить больше юбок.

Джинни проследила за его взглядом, заметив, что нижняя часть ее мантии распахнулась. Было не особо много видно, но выражение его лица заставило ее покраснеть.

— Хорошо, Малфой.

— Меня зовут Драко. Можешь называть меня по имени в любое время.

Тихий, глубокий звук его голоса заставил ее покраснеть еще сильнее, поэтому Джинни одернула мантию, готовая натянуть ее по самые икры. Их глаза встретились, и на мгновение она подумала, что абсолютно ничего не знает о Драко Малфое. Вообще ничего. Джинни, наконец, смогла снова двигаться, посильнее закутавшись в мантию и стараясь не ерзать на месте слишком нервозно:

— У тебя есть… э-м-м-м… ко мне еще какие-то вопросы?

Казалось, он смотрел на нее целую вечность, Джинни постаралась не выдать своего волнения.

Она начала мысленно перечислять все названия ингредиентов для зелий, которые знала, но у нее не особо получалось, поэтому Джинни перешла на редких магических существ, но это тоже не сильно-то помогло. Она снова поднесла бутылку к губам, и отпила быстрее, чем хотела.

Джинни не нравилось, что Малфой смотрит на нее, будто завороженный. Будто у него был секрет или, возможно, ему было известно что-то о ней, о чем он не собирался рассказывать. Светлая челка падала ему на глаза, и было трудно угадать, о чем он думает, и Джинни вдруг поймала себя на мысли о том, что же случилось с безупречно ухоженным парнем, которым он всегда был. Малфой больше не носил те ужасные черные костюмы, делающие его еще больше похожим на своего отца. Теперь он выглядел почти как нормальный человек: в джинсах (которые наверняка стоили баснословно дорого) и футболке с гербом Фолмаусовских Соколов. Почти, но не совсем. Джинни не была уверена, может ли Драко в принципе выглядеть нормальным с его-то бледной кожей, которую можно было назвать скорее прозрачной, и глазами цвета серебра. Он был настоящей занозой в заднице. А она продолжала сидеть в его комнате, да еще и пьяная, и пытаться вернуть свой рисунок.

— Если у тебя больше нет вопросов, тогда я пошла, — заявила Джинни, нарушив тишину, в которой лишь поленья тихо потрескивали в камине. — Уже наступил комендантский час.

— Тебя могут поймать, — спокойно сообщил Малфой. — Филч не отдыхает в праздники.

Джинни не смогла сдержать нервный смешок:

— Отдай мне рисунок, Малфой. То есть Драко, — она одним махом допила остатки напитка и с громким звуком поставила бутылку на стол между ними.

— Хорошо, — напряженно кивнул он. — Можешь взять его. Последний вопрос.

— Ладно, — протянула Джинни, чувствуя облегчение. — Какой?

— Поцелуешь меня?

Это было последнее, что Джинни ожидала услышать. Никогда в жизни она не могла себе вообразить, что он произнесет эти слова и, разумеется, никогда не думала, что эта фраза будет адресована ей. Джинни задумалась, что будет, если она скажет «да»? Выпрыгнет ли из-за угла группа слизеринцев, которые начнут смеяться над ней, фотографировать, попытавшись задеть ее гордость? Засмеет ли ее Малфой, сказав «нет» в последний момент? Подстроена ли эта ситуация? Или еще хуже, что если ей вдруг понравится с ним целоваться?

— Да, — собрав всю волю в кулак, она посмотрела ему в прямо глаза.

Драко медленно кивнул, и на мгновенье Джинни задумалась, возможно, он хотел услышать ее ответ, а вовсе не целоваться с ней. Ей было едва ли не стыдно из-за разочарования, которое охватило ее.

— Тогда иди сюда, — по-прежнему спокойно произнес Малфой.

На миг время словно замерло.

Джинни поднялась на ноги, преодолев небольшое расстояние между ними с той же напускной решимостью, с какой она обычно выступала перед классом с докладом во время занятий. Остановившись перед ним, Джинни подумала, поднимется ли он или ждет, что она наклонится к нему. Решив, что не будет наклоняться, она остановилась между его широко расставленных ног, из-за чего почувствовала себя крайне неловко.

Не успела Джинни попросить его встать, как Драко оказался прямо перед ней, сократив расстояние между ними до минимума.

Она ощутила его дыхание на своей коже и, несмотря на то, что в комнате было тепло, по ее спине побежали мурашки, словно легкие крошечные снежинки такие же, как в тот день, когда она нарисовала его. Джинни застыла, глядя на Малфоя снизу-вверх, ее охватил ужас, что это мгновение скоро закончится, поэтому она прикрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях. Внезапно Джинни почувствовала едва уловимое прикосновение его руки к своему подбородку, его пальцы ласково скользнули по ее лицу, и она тяжело втянула в себя воздух. Другой рукой Драко провел по нежной коже ее шеи, а спустя секунду его пальцы зарылись в волосы на ее затылке, заставив Джинни послушно откинуть голову назад.

Прикосновение губ Драко Малфоя было едва уловимо и почти неощутимо, ей казалось, что это больше похоже на сон. Джинни приоткрыла глаза, понимая, что он находится так близко к ней, что если она моргнет, то их ресницы могут соприкоснуться. С такого близкого расстояния она смогла рассмотреть его ресницы, которые были чуть светлее, чем волосы на его голове, и настолько длинные, что любая девчонка могла позавидовать ему. Драко коснулся горячими губами её губ, и Джинни, не раздумывая, ответила на поцелуй.

Прикосновение его губ было легким, словно перышко, ей было так хорошо, что Джинни, не стесняясь, обхватила его за плечи и обвила руками шею, лаская пальцами его затылок. Поцелуи Малфоя были нежными, мягкими и медленными — почти мимолетными — один, второй и третий... К своему большому удивлению после третьего поцелуя Джинни уже не хотела, чтобы это томительное мгновение заканчивалось. Одной рукой она провела по нежной коже его шеи, а другой — медленно скользнула по его спине, прочертив кончиками пальцев линию его позвоночника, пока не дошла до края футболки, желая только одного: чтобы футболка, разделяющая их, исчезла.

Ее действия побудили Драко прижать ее сильнее. Его губы накрыли ее, углубляя поцелуй, он провел языком по ее верхней губе, а затем скользнул ей в рот. Тихий стон застрял в горле Джинни, когда она почувствовала сладость его губ. Он оказались такими же сладкими, как и напиток, который она пила, с легким оттенком корицы.

Драко провел ладонью по ее плечу, скользнув вниз по ее руке и посылая по всему ее телу жар огня и желания.

Джинни могла бы целоваться с ним вечно.

Когда он прикоснулся губами к ее скуле, а затем проложил дорожку легких поцелуев вдоль ее шеи к уху, Джинни тяжело выдохнула, чувствуя, как ее тело горит огнем, грозящим охватить ее всю. Она совсем потеряла голову от его прикосновений, позволив его губам скользить по ее коже, а рукам — блуждать по телу, он ласково провел рукой по ее обнаженной спине и притянул еще ближе к себе. Понимание того, что она крепко прижимается к Драко Малфою, да еще и сполна наслаждается этим, ударило ее, словно гиппогриф в грудь, и Джинни резко распахнула глаза.

Ее последний поцелуй с парнем закончился катастрофой.

— Дерьмо, — прошептала она, отстраняясь от него, — Мне нужно... э-м-м… — она не знала, как закончить предложение.

Вместо этого Джинни выбежала из комнаты, даже не закрыв за собой дверь. Она неслась на предельной скорости, не останавливаясь, пока не оказалась почти у входа в общую гостиную Гриффиндора. На мгновение она прижалась к холодному камню, чтобы успокоить сбившееся дыхание. Джинни зажмурилась, но образ Драко Малфоя и их поцелуя незамедлительно вспыхнул перед ее внутренним взором. Она тряхнула волосами, пытаясь прогнать его из своих мыслей, и настороженно прислушалась, надеясь не услышать ничьих шагов позади себя. Немного успокоившись, Джинни направилась к портрету Полной Дамы, чтобы та впустила ее внутрь.

Лишь на следующий день она сообразила, что так и оставила лежать на полу малфоевской комнаты не только свой автопортрет, но и весь блокнот.

Джинни громко застонала в тишине спальни для девочек. Она провела целый день тщательно планируя свою вылазку в Большой зал, в попытке избежать встречи с Малфоем, потому что пока не готова была возвращать свой блокнот. Это может подождать до тех пор, пока она не перестанет чувствовать себя настолько униженной. Три месяца назад Джинни решила бы, что флирт с Драко Малфоем может оказаться довольно занимательным занятием. Что может быть лучше, чем помучить Гарри? Но, к своему удивлению, ее больше не интересовало, что подумает Гарри, мысль помучить его больше не казалась привлекательной. Гарри будет частью ее семьи на всю оставшуюся жизнь и, в конце концов, они должны хотя бы постараться снова стать друзьями. Пусть это может занять несколько лет, но у них должно получиться.

План Джинни работал несколько дней, но на четвертый день после их поцелуя, она таки столкнулась с Драко: он сидел в Большом зале за длинным столом, уткнувшись в книгу.

Джинни была рада, что пришла в Большой зал в компании гриффиндорцев. Даже несмотря на то, что они были младше нее, и она едва ли знала их имена, однако сомневалась, что Драко рискнет заговорить с ней в их присутствии.

В итоге, Малфой мало того, что не заговорил с ней, он даже не поднял взгляда от учебника и, к удивлению Джинни, даже не посмотрел в ее сторону. Она положила еду на тарелку, решив, что может взять перекус с собой, и спокойно вышла из Большого зала, хотя сгорала от желания снова сбежать от него.

Джинни направилась в класс, где хранились письменные принадлежности для рисования, она надеялась, что профессор не стала бы возражать против ее присутствия. Она не могла рисовать, но ей было необходимо получить разрядку, что было возможно только при создании чего-нибудь нового. Джинни начала серьезно увлекаться рисованием чуть больше года назад. Сначала это был лишь способ отвлечься от мыслей о том, что она сделала летом перед шестым курсом, и какой наивной была тогда. Окружающий мир утопал во мраке и ужасе, но профессор, у которой она в те дни пряталась от Кэрроу, отметила, насколько хорошо у Джинни получается рисовать. После той похвалы она стала прилагать больше усилий, стараясь выразить свои эмоции через живопись. Она обнаружила, что не может говорить о том, что произошло летом, или о том, что происходило во время войны, но она может выплеснуть накопившиеся эмоции на рисунке и почувствовать себя гораздо лучше.

Джинни уселась на пол класса для рисования и глубоко вздохнула, ощущая, как в душе разливается спокойствие, так всегда происходило, стоило только ей оказаться в этой комнате. Джинни медленно развернула свой творожный пирог, пытаясь сосредоточиться на своем дыхании. Но как она ни попыталась сосредоточиться исключительно на еде и ни о чем больше не думать, в голову все равно лезли мысли о Малфое, их поцелуе, ее блокноте, который до сих пор находился у него. Однако самым худшим было то, что ее задело, когда он даже не удостоил ее мимолетного взгляда в Большом зале.

Меньше всего на свете Джинни хотелось испытывать к кому-либо хоть какие-то чувства. А в особенности, к человеку, который не ответит ей взаимностью.

Она пыталась с Дином. С Майклом. Даже с милым тихим Терри Бутом. Но они не нравились ей по-настоящему. Тогда Джинни чувствовала такую боль и такой стыд за себя. Поэтому теперь ей хотелось разобраться в себе, прежде чем она решится встречаться с кем-либо еще.

Она отодвинула от себя наполовину съеденный кусок пирога и в отчаянии осмотрелась вокруг. Шкаф, где хранились карандаши, которыми ей очень нравилось рисовать, был закрыт, и ей не хотелось взламывать его с помощью магии. Джинни не была уверена, что захочет рисовать карандашами ввиду сложившейся ситуации. Она схватила баночки с красками, стоящие на полке, и бросила их в сумку, зная о том, что они заколдованы от разбивания. К своему сожалению, Джинни не смогла найти холста. Если бы она воспользовалась магией, чтобы открыть шкаф, где, как она предполагала, должны были храниться холсты, профессор по рисованию спросила бы ее о том, что она нарисовала, а у Джинни было такое чувство, что сейчас она не захочет ничем делиться.

Ей хотелось вопить от отчаяния, но вместо этого Джинни взяла сумку и поднялась по узкой винтовой лестнице, ведущей в башню. Никто бы не стал туда заходить. Это был идеальный холст.

Используя волшебную палочку, Джинни очистила от пыли и грязи полукруглую стену и, отступив на шаг, попыталась определить, сколько места ей потребуется. «Вся стена», — неожиданно решила она. Идея казалось правильной. Джинни чувствовала, что ее разрывает от эмоций, и не могла больше их сдерживать. Она поставила баночки с краской в ряд перед собой, магические краски были гораздо лучше маггловских. Она запоздало поняла, что забыла кисти, но это было уже не важно.

Взяв баночку с белой краской, Джинни крепко схватила ее и плеснула содержимое на стену, с удовлетворением наблюдая, как краска неравномерно растекается по серому камню. Идеально. Она взмахнула палочкой, чтобы распределить ее почти по всей поверхности стены.

Она застыла неподвижно, не став накладывать согревающие чары, даже несмотря на тихо падающий на нее снег. Джинни хотелось почувствовать всю полноту жизни вокруг, она попыталась убедить себя, что если откроет свою душу сейчас и выплеснет разрывающие ее изнутри эмоции, то вся боль уйдет. Она закрыла глаза, мысленно перебирая воспоминания, которые угрожали поглотить ее.

Джинни наклонилась и взяла баночку с черной краской. Черный цвет был настолько темным, что мог быть взят только из глубин Запретного леса. Сквозь этот цвет не мог проникнуть ни один лучик света, казалось, черный цвет поглощает все цвета вокруг, не оставляя ничего взамен. Был момент в ее жизни, когда она хотела облить себя этой краской, чтобы проверить, не исчезнет ли она. Джинни на миг засмотрелась на банку, пытаясь понять, подходит ли цвет тому, что она чувствует.

— Фред.

Впервые после похорон она произнесла его имя вслух, и оно отозвалось такой сильной болью в груди, что она едва не выронила банку. Джинни потребовалось некоторое время, чтобы убедиться, что это именно тот цвет, который ей нужен. Она обмакнула руку в баночку с краской, подошла к стене и, используя свою руку вместо кисти, наметила линию лица Фреда. Она знала его лицо так хорошо, что, не задумываясь, рисовала его, делая широкие мазки, чтобы обозначить его подбородок, нос, рот, очертания глаз и волос.

Джинни не знала, сколько времени занял у нее рисунок, но, когда она отступила назад, чтобы взглянуть на него, баночка с черной краской была почти пустой, а изображение лица Фреда занимало всю стену. Джинни проглотила комок в горле, но не смогла сдержать слез, которые уже катились по щекам. Все, кроме глаз Фреда, выглядело в точности таким, каким она запомнила. Она не могла заставить себя нарисовать его глаза так, чтобы вдохнуть в них жизнь. Это было слишком больно. Вместо этого Джинни оставила их пустыми, что соответствовало пустому месту в ее душе, которое осталось после смерти брата.

Она вытерла руки о джинсы, не обращая внимания на оставшуюся на пальцах краску, взяла баночку с красной жидкостью и добавила из нее немного в черную, аккуратно размешав краску рукой в баночке, пока та не растворилась в черной. Джинни снова вытерла руки об себя и отменила заклинание, не позволяющее баночке разбиться. Когда красный растворился в черном достаточно хорошо, чтобы казалось, словно кто-то срезал кожу, оставив на ней порезы, Джинни посмотрела на пустое пространство над лицом Фреда, прицелилась и бросила банку с краской.

Банка громко разбилась, краска разбрызгалась по всей стене, а осколки полетели в стороны. Краска растеклась, оставляя маленькие подтеки на лице Фреда, и Джинни наложила заклинание заморозки на картину. Она смахнула слезы с лица тыльной стороной ладони и отступила назад, рассматривая свою работу. Осколки стекла блестели в свете закатного солнца. Падающие снежинки казались слезами на лице Фреда. Красные и черные завитки на заднем плане выглядели в точности как кровь и, казалось, несли в себе разрушение и смерть. Фред беспомощно взирал на нее с картины.

Джинни опустилась на колени, чувствуя себя вымотанной и замерзшей. Она хотела отправиться в Большой зал на ужин, но солнце уже почти село за горизонт. А она так и осталась сидеть на полу башни, чувствуя себя лучше, чем раньше, несмотря на усталость.

Рисование было внеклассным уроком в Хогвартсе, Джинни часто думала над тем, как сможет использовать полученные знания после окончания школы. Хотя она и понимала, что вряд ли кто-нибудь захочет купить чашку с портретом ее погибшего брата, все же считала, что у нее хорошо получается рисовать. Лежа на холодном каменном полу, Джинни позволила себе предаться воспоминаниям о Фреде. Она воскресила в памяти те времена, когда они объединялись против Перси, устраивали шутки и подколы, когда Фред научил ее заклинанию, с помощью которого можно быстро выполнять домашние обязанности по дому, вспомнила их мелкие проделки и, конечно, его смерть. Его смерть все изменила. В тот день умерла часть ее. Иногда ей казалось, что это чудо, что Джордж продолжает жить без брата.

Когда солнце полностью исчезло, и темнота опустилась на школу, Джинни почувствовала облегчение и села на полу. Теперь она нашла в себе силы продолжать жить дальше.

В ее башню никто и никогда не приходил, на каникулы в школе осталось слишком мало студентов, поэтому Джинни закрыла баночки с краской, взяла свою сумку и палочку и поспешила выйти из башни. Она не понимала насколько замерзла, пока теплый воздух замка не коснулся ее кожи. И как только она оказалась на винтовой лестнице, то едва не столкнулась с Малфоем.

Он оглядел ее с ног до головы.

Джинни прекрасно понимала, как выглядит в одежде, заляпанной краской, с красными глазами и размазанными по лицу следами слез, но она не собиралась показывать ему, что ее это заботит. Она просто обошла его и направилась к Большому залу.

На следующий день Джинни проснулась перед самым рассветом. Сама не зная почему, она уснула очень поздно, ворочаясь и пытаясь придумать, что нарисует следующим. Хотя в голове то и дело возникала мысль, что нарисовать Малфоя — неплохая идея, но все же Джинни не была в этом полностью уверена. Кроме того унизительного инцидента, у них не было ничего общего, поэтому она не считала нужным выделить ему место на своем импровизированном холсте.

Окончательно проснувшись, Джинни поднялась с кровати, надела те же штаны, что и вчера (было заметно, что эльфы пытались очистить их от краски, но у них ничего не вышло), а также натянула через голову удобный голубой худи. Она громко зевнула, направляясь в уборную, почистила зубы, умылась и затем выскользнула сквозь проход в портрете, перекинув сумку через плечо.

Джинни сидела на полу башни спиной к портрету Фреда и пила кофе. Почему-то ей казалось, что смотрящее на нее со стены лицо не будет производить такого мощного эффекта.

Эффект оказался гораздо более ошеломляющим.

В тот день она решила не обращать на это внимания, но придумать тему следующей картины тоже не получалось, поэтому Джинни наслаждалась вафлями, которые взяла на завтрак. В такую рань только МакГонагалл была в Большом зале, она поздоровалась с Джинни коротким кивком и пожелала ей хороших праздников. Джинни доела вафли, но озарение так и не снизошло на нее.

Чтобы не тратить день зря, она открыла все баночки и, зачерпнув краску, провела пальцем по стене, экспериментируя со смешиванием цветом. Хотя она любила яркие оттенки, ей также нравилось рисовать и карандашами, но вдохнуть в нарисованные карандашом рисунки жизнь было гораздо труднее.

Джинни полностью погрузилась в смешивание красок, когда услышала, что дверь позади нее открылась. Она испуганно обернулась. Подходящее заклинание, конечно, может легко заставить ее рисунок исчезнуть, но это все равно будет считаться порчей школьного имущества.

Однако это был всего лишь Малфой.

Джинни сердито посмотрела в его сторону, откинула волосы назад и вернулась к работе.

Она больше не могла сконцентрироваться, чувствуя его взгляд на себе. Она раскрасила еще один камень, проведя пальцем по нему зеленой краской, чтобы сделать его цвет более насыщенным, затем снова повернулась к Малфою:

— Ты принес мой блокнот?

— Нет, — мягко сказал он, разглядывая камни на стене. — Он все еще в моей комнате.

— Тогда чего ты хочешь? — Джинни рукой стерла краску со своей щеки, которую заметила краем глаза.

— Я приходил сюда прошлой ночью, — он подошел ближе, — после того, как увидел тебя в Большом зале. Я хотел посмотреть, что ты тут делала.

— Ну, посмотрел, — раздраженно сказала ему Джинни, — теперь иди отсюда.

Она снова принялась ругать себя за то, что так сглупила и поцеловала его. Ей не нравилось находиться рядом с ним, в его присутствии она все время ждала подвоха.

— Нет, — Малфой повернулся к ней спиной, изучая портрет Фреда. Он разглядывал то место, где она смешивала краски. На Драко были дорогие бледно-голубые джинсы и простая черная рубашка, которая очень выделялась на фоне его бледной кожи.

«Как мой карандаш», — моментально провела параллель она.

— Я думал, что знаю, что такое терять близких, — его голос звучал настолько тихо, что Джинни пришлось напрячься, чтобы услышать его. — Но увидев этот рисунок, я осознал, что понятия не имел, какую боль это может причинить, — Драко обернулся, но она не смотрела в его сторону. — Рисунок хороший. Даже удивительный. Мне больно даже просто смотреть на него. Как тебе удалось выразить это с помощью красок и осколков?

Джинни впилась в него взглядом.

— Что ты можешь знать о том, каково это терять близких?

Малфой чуть наклонил голову, встретив ее взгляд:

— Твоя мать убила мою тетю. Я потерял своего крестного. И Крэбба. Мои мать и отец сейчас в Азкабане.

Почему-то Джинни забыла, что она не единственная, кто потерял родных на этой войне.

— Я не любил свою тетю. Она была совершенно сумасшедшей. А Снейп… Он был другим. Я потерял их, хотя и не понимал этого, — его голос звучал безучастно, будто он обращался к портрету. — Я никогда не чувствовал ничего подобного.

— Я не знала, что твои родители в Азкабане, — сказала Джинни, наконец. — Из-за этого ты вернулся в Хогвартс?

Он коротко кивнул:

— Это была не моя идея, а Министерства. Думаю, они посчитали, что таким образом смогут лучше следить за мной.

Казалось, пришло время сказать, что она сочувствует ему, но Джинни не собиралась этого делать.

— Зачем ты говоришь это мне?

— Я уже ответил тебе. Ты — самый интересный человек в этой школе.

— Учитывая, что в школе сейчас не так уж много людей, полагаю, это не может считаться комплиментом, — она снова опустила руку в баночку с зеленой краской.

— Я думаю, что ты самый интересный человек, которого я когда-либо встречал, — медленно произнес Малфой, убирая челку с глаз. — Ты совсем не такая, как я себе представлял. Я не знал, что ты умеешь рисовать. Я до сих пор не знаю, почему ты решила нарисовать меня, — маленькая улыбка появилась на его губах. — Я понятия не имел, что ты так классно целуешься.

Джинни изо всех сил постаралась не покраснеть:

— А я понятия не имею, почему ты захотел поцеловать меня.

— А я понятия не имею, почему ты выбежала из комнаты и больше ни разу не посмотрела в мою сторону.

— Я смотрела на тебя в Большом зале вчера, — вырвалось у нее. — А ты на меня — нет, — Джинни тряхнула головой, проводя рукой по холодным камням и оставляя зеленую линию на стене. Она хотела рассердиться на него за то, что он прервал ее работу, но вместо этого чувствовала себя спокойно и расслабленно. Теперь она поняла. Картина будто зажила своей жизнью и затрагивала те струны души, о которых Джинни и не догадывалась. Ей понравилось это чувство.

— Я смотрел на тебя, — он подошел ближе и остановился прямо перед ней. — Я всегда смотрю на тебя.

— Зачем ты говоришь мне это? — она обмакнула пальцы левой руки в баночку с фиолетовой краской и смешала ее с зеленой на другой руке. — Разве ты не должен быть загадочным и бессердечным?

— Разве ты не должна быть хорошей гриффиндоркой? Гриффиндорцы же не рисуют на стенах школы, не целуют парней в их спальнях и не изображают своих бывших обнаженными?

Джинни слегка рассмеялась, добавляя желтый цвет в центр своей картины.

— Думаю, ты прав.

В наступившей тишине, смешав зеленый цвет с желтым, она наконец поняла, что именно рисует.

— Так почему ты…?

Джинни была почти уверена, что далеко не из-за снега у нее по спине побежали мурашки.

— Почему я… что? — спросила она, уже зная, к чему именно он клонит. — Ты задаешь много вопросов.

— Почему ты убежала из моей комнаты? — Малфой посмотрел на ее новую картину, он стоял так близко, что каждый раз, когда Джинни наносила краску на стену, их руки соприкасались.

— Потому что я не знаю, с чего вдруг ты решил поцеловать меня. И потому что мне показалось, что это неправильно. Ни наши друзья, ни наши семьи не переносят друг друга.

— Того же нельзя сказать о нас. К тому же, не произошло ничего неправильного, — настойчиво заявил Драко.

— Это какая-то шутка? — Джинни резко повернулась к нему. — Клянусь Мерлином, если это…

— Нет, не шутка. Я просто хочу узнать тебя, — Малфой невольно сделал шаг назад, если бы она внимательнее присмотрелась к нему, то заметила бы подавленность, промелькнувшую в его глазах. — Не обращай внимания.

— Обвиняешь меня в скепсисе?

— Нет.

— Тогда что же ты хочешь узнать обо мне?

— На данный момент мне интересно, что именно ты рисуешь.

Уважаемые читатели,

в переводе была допущена ошибка: во второй главе Джинни забыла в комнате Малфоя не его портрет, а свой автопортрет. Надеюсь, это не помешает вам насладиться продолжением фанфика.

* * *

Джинни добавила немного зеленой краски в голубую и медленно размешала их на своей руке:

— Поможешь?

Драко отрицательно качнул головой, его светлые волосы рассыпались в беспорядке:

— Я не умею рисовать. Плюс ко всему тут холодно.

— Я тебе помогу, — заверила его Джинни. — Если ты не боишься немного испачкаться.

Малфой лишь хмыкнул:

— Я ничего не боюсь.

Эта ухмылка была ей хорошо знакома в отличие от полуулыбок, которые она видела на его лице прежде.

— Я сделаю вид, что верю тебе, хотя это не так, — Джинни взяла его за руку, посмеиваясь про себя, поскольку зеленая краска тут же испачкала его бледную кожу. Она вытерла краску со своей руки об его ладонь, затем приложила его руку к стене, сделала несколько широких мазков вниз: — Мы нарисуем бамбук.

— Бамбук? — озадаченно переспросил он.

— Картина будет олицетворять собой мирное время.

Они работали молча и совсем потеряли счет времени: Джинни рисовала рукой Драко, выбирала цвета и смешивала их уверенными движениями на его ладонях, пока перед ними не возникло зеленовато-голубое небо, незаметно переходящие в темно-зеленые виноградные лозы и высокие изящные деревья бамбука.

Она отступила назад, осматривая их совместную работу, и заговорила, решив, что рисунок закончен:

— Вот. Что думаешь? — Джинни провела рукой по лбу, убирая челку с глаз.

— Я думаю, что ты только что измазала себе лоб краской.

— Это издержки профессии. Я имею в виду, что ты думаешь о нашем рисунке?

Малфой удивленно произнес:

— Он несет в себе заряд мира и спокойствия, — картина была немного выше его и занимала несколько метров в ширину. — Ты хорошая художница.

— Ты ее нарисовал, — напомнила ему Джинни, доставая бутылку с водой из сумки, делая большой глоток и жестом предлагая бутылку ему.

— Нет, ее нарисовала ты. Моя рука была лишь кистью.

Джинни рассмеялась:

— Давай, будем считать наши заслуги пятьдесят на пятьдесят, — она опустилась на холодные камни, глядя на получившуюся картину.

Драко сел рядом и передал бутылку обратно ей.

— Как ты это делаешь? Когда я смотрю на стену, то вижу просто стену.

— Обычно я просто рисую то, что чувствую, а потом смотрю, что из этого вышло. Вчера я нарисовала по памяти своего брата. Я не очень часто так делаю.

— Тебе было трудно?

Джинни медленно кивнула:

— Очень. Но я рада, что сделала это.

— Ты настоящая художница, — Малфой протянул руку, будто намереваясь стереть краску с ее лица, но остановился, взглянув на свои перемазанные руки. — Думаю, я сделаю только хуже.

— Все в порядке. Не волнуйся. Можешь стереть, — она скосила глаза, рассматривая его профиль. Лицо Драко было угловатым, скорее даже резким. У него был идеально прямой нос, и Джинни опять бросились в глаза его неимоверно длинные ресницы. Пятнышко краски украшало его подбородок. — Можно я тебя поцелую?

Малфой взглянул на нее пристально, скользнув взглядом по пятнышку краски и веснушкам на ее лице, и Джинни приготовилась к отказу.

Но он кивнул.

Джинни наклонилась, чтобы поцеловать его, однако Драко подался вперед и обхватил ее лицо руками, мягко накрыв губами ее рот. Она слегка приоткрыла рот и провела языком по его верхней губе, прежде чем их языки встретились. Джинни забыла о краске на ладонях и обхватила его руками за плечи, притягивая настолько близко, как могла, едва не падая ему на колени. Снег кружился вокруг них, но Джинни ощущала лишь исходящий от Малфоя жар. Ей хотелось притянуть его еще ближе, вжаться в него всем телом и почувствовать соприкосновение их обнаженной кожи, но она не смела даже пошевелиться. Вместо этого Джинни провела рукой по плечам под рубашкой, наслаждаясь прикосновениями и теплом его тела.

* * *

Они встречались каждый день, рисуя на стенах рука к руке, а по вечерам за ужином, наперебой обсуждали, что будут рисовать дальше. К собственному удивлению, Джинни вдруг поняла, что с нетерпением ждет каждой их новой встречи в башне.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, то, чего я не знаю, — однажды попросил Драко, когда они вместе рисовали гигантский цветок ириса. Джинни настояла, что в сердцевине цветка должен быть изображен взрыв галактики, зарождающийся светло-розовой краской постепенно переходящей в ярко-лазурный цвет.

— Ты практически ничего обо мне не знаешь, — рассмеялась она, вкладывая руку в его ладонь, чтобы получился цвет, который им был необходим. — Мой любимый цвет — зеленый, мне нравится читать маггловские книги, и я хотела бы научиться фотографировать маггловским фотоаппаратом. У меня есть семь братьев, я единственная девочка в семье.

— Я это знал.

— Нет, не знал.

— Я знал, что ты младшая в семье и у тебя очень много братьев, — ухмыльнулся он.

— А ты знал, что маггловские фотографии не двигаются? Они остаются застывшими навечно. Это так странно. Фотография запечатлеет один единственный момент времени, который никогда не изменится. Изображение на фото может оказаться ложью, но ты никогда не узнаешь об этом. Я понятия не имею, чем буду заниматься, когда закончу школу. МакГонаналл сказала, что я должна рассмотреть возможность преподавания, но не думаю, что это по мне. Хотя я люблю отмечать праздники, но вряд ли они когда-нибудь станут прежними, без Фреда, — заметила Джинни, кивнув на портрет, глядевший на них противоположной стены пустыми глазницами. — Может, я уеду в какое-нибудь теплое и милое местечко и буду рисовать на пляже. Гермиона говорила мне, что магглы зарабатывают на жизнь таким образом. В местах отдыха они рисуют картины, за которые туристы готовы выложить неплохие деньги. Их называют уличными художниками. Думаю, у меня есть преимущество, ведь я волшебница, понимаешь?

— А у художников-магглов?

— Они обходятся без магии. Магглы очень интересные. Наверное, мне так кажется из-за моего отца. Он всегда восхищался тем, как у магглов получается создавать разные занимательные вещи без применения магии, — она сделала небольшой шажок назад, облокотившись на Драко, и почувствовала, что он прижался грудью к ее спине.

— Я ничего не знаю о магглах, — заявил он, — и это неудивительно. Мой отец никогда бы не допустил подобного.

— Давай я расскажу тебе что-нибудь интересное о них. Если ты никуда не торопишься.

Малфой слегка наклонил голову, его губы почти касались ее уха.

— Я никуда не спешу.

На следующий день Джинни заявила ему:

— Я вчера целый день говорила о себе. Расскажи теперь и ты что-нибудь.

— А что рассказывать? — произнес он, его взгляд остановился на желтом цвете, который разрастался из центра ириса.

— Да что угодно. Например, почему ты захотел рисовать со мной? Никогда не думала, что тебе понравится пачкаться.

— А я никогда не думал, что заговорю с тобой.

Джинни быстро глянула на него и резко выдернула руку из его ладоней.

— Я не то имел в виду, — тут же заверил он.

— Тогда что ты этим хотел сказать? — она отвернулась от Малфоя, чтобы он не увидел боль на ее лице. Они так много времени проводили вместе, Джинни начинало казаться, что она знает его всю свою жизнь, но эта оговорка напомнила, что ей практически ничего не известно о нем.

— Я имел в виду, что много времени потратил… — Драко с трудом выдавливал из себя слова, — пытаясь угодить всем вокруг. Отцу, Темному Лорду, тете, Снейпу… Всем вокруг, кроме себя. Я провел последние два года, пытаясь сделать все возможное, чтобы мои родители остались живы. У меня не было времени никого узнать, даже самого себя. Но теперь… У меня появилось время... И…

— И… что? — она повернулась к нему спиной.

— И я рад, что мы общаемся, — Малфой притянул Джинни к себе, размазывая желтую краску по ее плечам.

— Я тоже.

— Если кто-то и понимает меня, так это ты, — шепнул он тихо куда-то ей в волосы.

* * *

За три дня до Рождества они наносили толстый слой ярко-оранжевой краски на стену, рисуя пейзаж с алыми и оранжевыми маками.

— Почему ты не с ним?

— Что? — Джинни уставилась на Драко, перестав рисовать, у нее все сжалось внутри. — Я думала, ты не хочешь говорить о нем.

Малфой продолжил свою мысль, осторожно подбирая слова:

— Я не хочу знать ничего о нем. Я хочу узнать тебя. Когда мы были в моей комнате, и ты говорила о нем, то выглядела злой, — Драко заправил прядь волос ей за ухо. — Я — эгоист. Я хочу знать, есть ли еще какая-нибудь причина, чтобы ненавидеть его пуще прежнего.

У Джинни заняло целую минуту, чтобы до конца осознать смысл его слов:

— Оу, — тихо выдохнула она, — нет. Совсем нет.

Драко выжидательно взглянул на нее, и Джинни глубоко вздохнула:

— Ты, правда, хочешь знать?

Малфой долго молчал, но все же выдохнул:

— Да.

Она не знала, как начать разговор, и какие подробности следует опустить:

— Это случилось летом перед шестым курсом. Вся наша семья находилась в Норе, и я знала, что он планирует уехать с Роном и Гермионой. Я знала, что они собираются сбежать, чтобы найти Того-Кого-Нельзя-Называть. Также, шпионя за Орденом, я узнала, что есть большая вероятность, что Гарри может умереть, — Джинни тяжело вздохнула, прикусив нижнюю губу, и посмотрела на оранжевую краску, размазанную по рукам. — Я попросила его не уходить. Я умоляла его. Я думала, что если дам ему нечто большее, найду для него вескую причину остаться, то он передумает. Как глупо с моей стороны. Я предполагала, что этого будет достаточно, и он оставит спасение волшебного мира Ордену. Целую неделю я полагала, что добавилась своего. Но на свадьбе моего брата мы получили сову о том, что Министерство пало, и в тот же час Гарри исчез. Я не видела его до тех пор, пока он не появился в Хогвартсе на последней битве. Я знаю, что для них было опасно связываться с внешним миром, но он даже не подумал о том, чтобы дать мне знать, что он в безопасности и скучает по мне. Когда битва закончилась, он стал героем, а я поняла, что больше не люблю его. Наверное, я просто осознала, что Гарри никогда не сможет жить ради себя. Он всегда будет в первую очередь очень хорошим, особенно по отношению к окружающим, а мне нужен человек немного эгоистичный, в особенности, когда дело касается меня. Это глупо и наивно, но я хочу быть с тем, кто выберет меня, а не весь остальной мир. Мне всегда казалось, что это и есть любовь.

— А как ты считаешь сейчас?

Джинни подняла на него взгляд. Глаза Драко потемнели, а лицо ничего не выражало, но она заметила, что его брови сошлись на переносице.

— Сейчас — я не знаю.

— Думаю, ты права. Это не эгоизм. Просто так поступают любящие люди, — Драко взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Я знаю, как ты относишься к моим родителям, но они бы согласились с тобой… В том, что это и есть любовь. Возможно, они не всегда поступали правильно, но они делали все возможное, чтобы защитить друг друга и меня. Кто, если не любящий тебя человек, пойдет на все ради тебя?

Джинни осела на пол, почувствовав облегчение. Она никогда не осмеливалась произнести эти мысли вслух и тем более не ожидала, что кто-нибудь поймет и согласится с ней. Она поцеловала Гарри на его семнадцатый день рождения, несмотря на то, что он бросил ее на похоронах Дамблодора. Рон застукал их, но не остановил ее. Той же ночью Джинни поймала Гарри в коридоре и потянула в свою спальню. Он не возражал и не пытался остановить ее в ту ночь, как и во все последующие. Гарри приходил к ней по два-три раза в день, когда ему удавалась улизнуть от друзей. Ей постоянно было больно, и Джинни чувствовала дискомфорт во время секса, и, разумеется, секс не был похож на тот, что описывается в любовных романах, но она хотела, чтобы Гарри остался, поэтому послушно исполняла все, что он хочет.

А затем он пропал без объяснений.

Теперь было легче разобраться, почему так произошло, поскольку это больше не причиняло такой боли, хотя это и не отменяло того факта, что Джинни больше не любит Гарри.

— Теперь ты знаешь мой самый большой секрет, — она выдавила из себя улыбку, — мне следовало бы наложить на тебя Обливиэйт.

— Нет, — лукаво произнес Драко, развернув ее к картине. — Спорю, ты не знала, что слизеринцы лучше всех умеют хранить тайны.

* * *

Дни бежали быстрее, чем ей хотелось.

— Ничего себе. Мы почти все стены разрисовали, — сказала Джинни в канун Рождества.

Драко согласно кивнул, вытирая пот и одновременно размазывая по лбу голубую краску. Он достал палочку и наколдовал согревающие чары.

— Что будем делать, когда разрисуем все стены? Возьмёмся за пол?

— Да, давай, — рассмеялась она. — Мы завтра увидимся?

Малфой нахмурился:

— Конечно.

— Завтра Рождество.

— Меня нигде не ждут.

Джинни улыбнулась ему:

— Отлично. Меня тоже.

Драко провел длинными пальцами по краю баночки с зеленой краской:

— Может, когда мы разрисуем всю башню, то я смогу разрисовать тебя, — игриво сказал он, но его взгляд был абсолютно серьезен, он медленно провел руками по плечам Джинни.

Последние две недели они рисовали днями напролет, а по ночам целовались. Прикосновение Драко в данный момент казалось ей самый интимным, что между ними когда-либо происходило.

— Тебе очень идет зеленый, — тихо заметил он, лаская пальцами ее шею. — Теперь я понимаю, почему это твой любимый цвет.

Джинни стояла неподвижно, позволяя ему рисовать причудливые узоры на своей шее и плечах, и стараясь не опускать взгляд, а смотреть ему прямо в глаза. Мурашки пробежали по позвоночнику, но они были вызваны не холодом. Жар разливался между их телами в то время, как Драко гладил ее, оставляя зеленые следы краски на ее коже. Джинни поняла, что дрожит под его прикосновениями, и почувствовала огонь, зарождающийся внутри. Когда Драко скользнул руками под ее футболку, она задержала дыхание. До этого он пару раз дотрагивался до ее обнаженной кожи под футболкой, но теперь все было по-другому. Это было нечто большее, чем обычное желание снять сексуальное напряжение между двумя подростками, его прикосновения было такими нежными, его лицо казалось таким беззащитным, дыхание — тяжелым, на мгновение Джинни показалось, что возможно, только возможно, он влюблен в нее. В то мгновение, она вдруг осознала, что влюблена в него сама.

Джинни набралась смелости и стянула футболку через голову, отшвырнув ее в сторону.

Не мешкая, Драко провел рукой по ее животу, глядя ей прямо в глаза.

— Не останавливайся, — прошептала она, едва сдерживая себя от того, чтобы не отвести глаз из-за опасений получить отказ.

Одну руку Драко положил на ее живот, а другую опустил в баночку с зеленой краской. Он очертил изгибы ее талии зеленой краской, и затем осторожно скользнул ладонью в вырез ее бюстгальтера, аккуратно касаясь округлостей ее груди. Малфой продолжал ласкать ее, нежно поглаживая кожу, и Джинни осознала, что больше не может сдерживаться. Она поймала его запястье и притянула ближе, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать.

Когда Джинни надела свою футболку, они спустились в Большой зал на ужин, она была рада, что всех присутствующих не волновало, почему Малфой и Уизли ужинают вместе и перемазаны краской.

В ту ночь Джинни никак не могла заснуть. Она неохотно смыла краску с себя в душе, потому что не хотела объяснять ему, почему не сделала этого. Она ворочалась в своей постели, не в силах перестать думать о Драко Малфое. Она любила Гарри очень сильно, но только сейчас поняла, что чувства, которые она испытывала к Гарри, совсем отличаются от того, что она чувствовала по отношению к Драко. Джинни представила себе, что Драко лежит с ней рядом, и задумалась, хватит ли ей смелости раздеться перед ним и позволить рисовать по всему ее телу. Она представила, как стоит обнаженной в башне, а его пальцы порхают по ее обнаженной коже.

На следующее утро, сидя на кровати по-турецки, Джинни открывала подарки. Однако ей больше хотелось оказаться, наконец, в Большом зале, чем рассматривать очередной вязаный свитер от матери.

Садясь на свободное место напротив Драко, она радостно поздравила его:

— С Рождеством!

— С Рождеством, — откликнулся он, глядя на нее настороженно.

Потянувшись за яйцом всмятку, Джинни спросила:

— Ты уже открыл подарки?

Он отрицательно покачал головой.

— Почему?

— Мне ничего не подарили.

Джинни на мгновение пораженно замерла, но быстро справилась со смятением и продолжила есть, как ни в чем не бывало.

— Просто я еще не подарила тебе свой.

Едва уловимая улыбка тронула губы Драко:

— Да ладно?

— Да, — ответила она, не совсем понимая, о чем именно они говорят.

МакГонагалл и другие преподаватели, оставшиеся в Хогвартсе на Рождество, раздавали студентам хлопушки, сообщая, что сегодня вечером состоится праздничный ужин.

— Готова? — спросил он, когда она покончила с едой.

Джинни кивнула, наливая в термос горячую воду и беря пакетик чая. Она вышла из Большого зала, шагая вслед за ним по коридору и, как только они оказались на лестнице, Драко взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее.

— Вдруг нас кто-нибудь увидит? — подколола его Джинни.

— Тогда ты его проклянешь, — он выгнул бровь, — если я правильно помню, тебе отлично удается Летучемышиный сглаз.

Румянец залил ее лицо:

— Ну, да, но тогда ты его заслужил.

— Согласен с тобой, но почему из всех проклятий ты выбрала именно его?

Они поднимались по лестнице.

— Оно соответствовало ситуации. Ты вел себя как последний засранец. Я помню, что в тот день ты специально лапал меня за задницу.

Драко рассмеялся:

— Конечно, специально, — Джинни никогда раньше не слышала его смеха, и его смех показался ей замечательным.

— К твоему сведению, я не собираюсь извиняться, — сообщила она, когда они дошли до башни.

Драко достал палочку из кармана и тут же наколдовал согревающие чары.

— Что будем рисовать сегодня?

На стенах осталось не так уж много свободного места. Почти все пространство было заполнено различными изображениями, которые представляли собой единую историю.

— Выбирай сам, — она махнула рукой на пустое место, ростом с Драко и достаточно большим в ширину. — Это место для твоей истории.

Он рассматривал стену некоторое время, явно прикидывая в уме варианты:

— Я могу нарисовать все, что захочу? — наконец, вымолвил он.

Джинни кивнула:

— Все, что угодно.

— Я хочу нарисовать тебя.

— Хорошо, — она прикусила нижнюю губу. — Хочешь, чтобы я позировала тебе?

— Нет. Я хочу рисовать на тебе, — он взял баночку с зеленой краской и посмотрел на нее, будто ожидая отказа. — Ты сказала, что я могу рисовать что угодно.

Джинни не хотела отказывать, но не знала, как отреагировать на это. У нее все затрепетало внутри, будто она съела на завтрак не яйца, бекон и тост, а бабочек. — Э-м… — она глубоко вздохнула, — хорошо. Что мне делать?

— Раздевайся, — невозмутимо приказал он.

Она постаралась унять дрожь в руках и стянула майку через голову. Когда майка полетела на пол, она подумала, ей следует двигаться более сексуально, но не слишком фривольно, чтобы он не решил, что она готова переспать с ним.

— Тебе не холодно? — его глаза заинтересованно сверкнули.

— Нет, — помотала головой Джинни, в то время как ее пальцы сражались с пуговицей на джинсах. Она стянула джинсы с бедер, стараясь не краснеть, пока Драко спокойно стоял и наблюдал за ней. Если бы она знала, чем они будут сегодня заниматься, то надела юы более соблазнительные трусики, а не слипы со снежинками, как сейчас. Она отбросила джинсы не в силах заговорить, в то время как взгляд Драко блуждал по ее телу. Джинни почувствовала, что краснеет, зная, что он отмечает все недостатки ее тела. Джинни не знала, хочет ли он, чтобы она сняла нижнее белье, поэтому застыла в нерешительности.

«Я даже не знаю, кем мы друг другу являемся, — подумала она судорожно, припоминая свои рисунки с изображением Дина и Майкла, — может, он думает, что мы просто друзья, и я позирую для всех своих друзей. Я же сама убеждала его, что это просто искусство».

— Стой так, — скомандовал Драко, зачерпывая пальцами краску. — Ты идеальна. Я начну рисовать на твоей спине.

— Хорошо, — пробормотала Джинни, и он встал позади нее. Она вытянулась по струнке, ее спина была крайне напряжена, когда Джинни почувствовала его осторожное прикосновение к своей коже.

— Ничего, если я начну отсюда? — свободной рукой Драко обхватил ее за талию и очень нежно провел по ее бюстгальтеру, слегка задевая грудь.

— Все отлично, — прошептала Джинни.

Она потерялась в своих ощущениях. Его горячее дыхание щекотало чувственную кожу ее шеи. Драко провел пальцами по ее позвоночнику, размешивая краску. Она никогда в жизни ничего подобного не испытывала, Джинни ощущала себя такой уязвимой и открытой. У нее перехватило дыхание, и в голову закралась глупая мысль, что она может умереть от нехватки воздуха в этой башне прямо сейчас рядом с человеком, который причинил ее семье и друзьям столько боли и страданий, но сейчас ей было совершенно наплевать на это. Оно того стоило!

Джинни никогда и никому не сможет объяснить, как за две недели умудрилась влюбиться в Драко Малфоя по уши, почему она испытывает к нему такую страсть, какую не испытывала ни к одному парню прежде. Джинни подумала, сможет ли она когда-нибудь смыть краску с себя. Что, если краска пробудет на ее коже достаточно долго, что попросту въесться в нее, и, когда люди посмотрят на нее, то подумают про себя: однажды эта девушка познала любовь. Что будет, если они узнают, что это был он, если увидят ее и смогут прочитать его имя, выведенное аккуратным почерком на ее коже. Драко. Драко. Драко.

Его рука переместилась ниже спины, аккуратно разрисовывая ее трусики, ноги и колени. Джинни могла описать его манеру рисования, как благоговейное поклонение. Драко широко развел руки, касаясь ее бедер и икр, и медленно произнес:

— Так, — словно разрушая заклинание, под которым, Джинни могла поклясться, находилась. — Готова?

Она кивнула, не доверяя собственному голосу. Драко помог ей добраться до стены, указывая на место, где он хотел видеть ее изображение.

Джинни поняла, что все это время ее мышцы были напряжены до предела, и попыталась расслабиться.

— Так? — уточнила она.

Драко кивнул, не убирая ладоней с ее плеч:

— Я просто прижму тебя к стене и попытаюсь нарисовать твои волосы. Постараюсь не запачкать их.

Было трудно расслабиться, в особенности от того, что Драко находился очень близко к ней. Джинни внимательно наблюдала за ним и заметила, что от усердия он закусил губу с внутренней стороны. Его глаза, казалось, рисовали по ее телу, подобно его рукам.

Когда он закончил, то вытер руки о брюки, чего никогда раньше не делал, и запустил пальцы в баночку с красной краской. Драко на мгновение взглянул на нее и добавил немного желтой краски в красную. Он потер руки друг об друга, смешивая краски и начал рисовать на стене вокруг головы Джинни.

— Могу я посмотреть? — спросила она, когда Драко, наконец, отступил назад.

— Нет. Пока нет. Мне еще кое-что нужно сделать.

Это мгновение было еще более интимным, если такое вообще возможно, потому что он нежно провел руками по чашечкам ее темно-синего бюстгальтера, и на мгновение Джинни показалось, что он благодарит ее за то, что позволила ему прикасаться к себе.

— Закрой глаза, — шепнул Драко, закончив рисовать.

Джинни сделала, как он велел, позволив подвести себя обратно и прижать к стене. Она уперлась лбом в холодные камни, пытаясь немного остыть, пока Драко рисовал ее волосы на стене. Даже, несмотря на падающий снег вокруг и почти переставшие действовать согревающие чары, у нее не получилось остыть.

— Так, — услышала Джинни его голос, — я закончил.

— Можно мне посмотреть?

— Не открывай глаза минутку.

Драко прикоснулся к ее руке чуть выше локтя, чтобы помочь отойти назад.

— Теперь открывай.

Джинни распахнула глаза. Зеленая девушка на стене просто не могла быть ею. Нарисованная девушка выглядела удивительно, ее хотелось коснуться, линии подчеркивали ее соблазнительность. Волосы, похожие на ее собственные, развевались во все стороны, выглядя, настоящими и такими манящими, что к ним хотелось прикоснуться.

— Как тебе? — нервно спросил Драко. Она задумалась, заметила бы она дрожь в его голосе каких-то три недели назад?

— Удивительный рисунок, — честно ответила Джинни, переводя на него взгляд. — Не могу поверить, что это я. Я не такая… хорошенькая.

Драко рассмеялся и притянул ее к себе.

— Нет, ты еще лучше.

Он расположил изображение так, что оно полностью занимало оставшееся свободное пространство.

— Мне бы хотелось, чтобы на стене осталось место, чтобы нарисовать тебя, — призналась ему Джинни.

— Не стоит, и так все замечательно.

Они стояли плечом к плечу и смотрели на рисунки. Перед глазами Джинни предстала цельная история. История началась с потери. Она потеряла Фреда и некоторых других людей: друзей, которые не вернулись, потому что умерли или из-за своего выбора. У нее появился Драко. Затем следовали рисунки, символизирующие скорбь, а после — рисунки, символизирующие обновление. Скорбь и обновление шли друг за другом, Джинни видела, как цветок их зарождающейся дружбы перерос в нечто большее, в ирис, в центре которого они вместе нарисовали взрыв галактики.

Джинни накрыла его руку своей и посмотрела ему в глаза. Драко в ответ наклонился и поцеловал ее, она больше не нервничала, хотя на ней были лишь бюстгальтер и трусики в зеленой краске.

— Тебе удивительно идет зеленый, — шепнул Драко ей на ушко между поцелуями.

— Цвет Слизерина? — прошептала Джинни.

Одной рукой он ласкал ее грудь, а другой притянул еще ближе к себе:

— Я поражен тем, что тебя не распределили на Слизерин, — сказал он, лаская ее ухо языком, — я уверен, что настоящие гриффиндорцы не портят школьное имущество и не позволяют слизеринцам рисовать на своих телах.

— Не забудь, что я еще рисую обнаженную натуру, — заметила Джинни, надеясь, что ее ответ не звучит слишком резко. Тихий стон сорвался с ее губ, когда он обвел языком раковину ее уха. Джинни ухватилась за его футболку, пытаясь стянуть ее с Драко.

Он не возражал, его футболка полетела на каменный пол. Он прочертил губами линию по ее телу, не обращая внимания на зеленую краску, которой измазался. Краска уже почти высохла, но часть ее отпечаталась на его бледной коже.

Джинни провела рукой по его обнаженной груди, целуя и посасывая каждый участок кожи, до которого могла дотянуться. Когда она провела рукой по нижней части его живота и потянулась к пуговице на джинсах, Драко перехватил ее запястье.

— Джинни, — тихо произнес он, глядя ей в глаза, будто хотел заглянуть в душу, — хочешь забрать свой альбом с рисунками? Он все еще в моей комнате.

Она прикрыла глаза, чувствуя себя униженной. Мерлин, она не позволит эмоциям взять над собой вверх. Ей же всегда легко удавалась сдерживать их. По необъяснимым причинам Джинни ослабила защиту и позволила себе влюбиться в Малфоя, думая при этом, что он тоже влюбился в нее. Оттолкнув его, Джинни схватила джинсы и натянула их на перепачканные краской бедра.

— Э-м, нет, я попозже за ним зайду.

Драко надел футболку, пока она натягивала свой топик, отмечая, что тот вывернут наизнанку.

— Мне нужно идти, — Джинни схватила свои туфли, направляясь к тяжелой двери.

— Подожди! — Драко догнал ее и схватил за руку, — ты куда?

— Ухожу. Мне нужно… В смысле…

— Что случилось? — запальчиво спросил он. — Ты сошла с ума? Я думал, между нами что-то есть.

Джинни удивленно глянула на него:

— Я тоже так думала. Но ты остановил то, что между нами происходило. Все нормально. Я не хочу делать ничего, о чем могу впоследствии могу пожалеть.

Его взгляд был холодным, словно лед, а хватка усилилась:

— Из-за меня ты будешь жалеть?

— Нет, — вздохнула Джинни, опустив плечи, — однозначно, нет. Я готова к тому, чем мы собирались заняться.

Драко уставился на нее, и она почувствовала себя неловко в наступившей тишине:

— Мне нравится здесь, — наконец, произнес он, — но, мне кажется, что, если мы собираемся сделать что-то раздетыми, то нам лучше оказаться на кровати, а не на каменном полу. Я на самом деле не хотел отдавать тебе альбом. Это был повод позвать тебя к себе.

Джинни поднесла руку ко рту:

— Почему ты не сказал прямо?

— Потому что не мог просто сказать. Всегда должна быть какая-то… интрига, — Драко хмуро взглянул на нее, и Джинни, не удержавшись, захихикала. — Я не хотел, чтобы выглядело так, словно я зову тебя к себе просто перепихнуться.

— А зачем же ты меня к себе приглашаешь?

— О, Мерлин! Джинни, — Драко провел рукой по шее, и она заметила, что его щеки слегка порозовели: — Я хочу, чтобы ты пошла со мной, но не хочу, чтобы думала, что… Последние несколько недель мы просто общались, но мне кажется… — он вздохнул, чувствуя себя явно не в своей тарелке, — наверное, еще слишком рано об этом говорить.

— Не рано. Не надо говорить со мной загадками. Я не слизеринка. Не надо придумывать какие-то интриги, чтобы показать мне, кто ты есть на самом деле. И, если я хочу быть с тобой, значит, я этого действительно хочу, — Джинни слегка прикусила нижнюю губу, разглядывая его и размышляя о том, привязался ли он к ней так же сильно, как она к нему. — Я хочу пойти с тобой.

Рука об руку они спустились по винтовой лестнице, не обращая внимания на взгляды студентов, с которыми столкнулись в коридоре, пока ждали движущихся лестниц, чтобы добраться до подземелий.

Как только они вошли в его комнату, Драко закрыл дверь и сразу же притянул Джинни к себе, покрывая ее кожу поцелуями и срывая с нее одежду. Он нашел застежку ее бюстгальтера, замешкавшись лишь на секунду, перед тем как расстегнуть его. Он спустил бретельки с ее плеч, и бюстгальтер упал на пол.

Ее грудь, покрытая веснушками, ярко выделялась на фоне остального тела, перемазанного краской. Джинни хотела прикрыть грудь ладонями, но Драко, угадав ее желание, перехватил ее руки.

Она второй раз за час сняла с него футболку и потянулась к его брюкам, в то время как он подталкивал ее к кровати. Джинни повалилась на кровать, и Драко воспользовавшись моментом, стянул с нее трусики. Она всхлипнула, выгнула спину, пока он покрывал ее живот поцелуями. Драко стащил с себя брюки вместе с трусами и кинул их на пол, а сам накрыл ее тело своим.

— Ты уверена? — спросил он охрипшим голосом.

Джинни кивнула, убирая светлую челку с его лица:

— Я уверена.

— У тебя когда-нибудь было?

— Да, но я занималась этим по неправильной причине, — прошептала она, сжимая его руки.

Драко посмотрел ей в лицо, будто пытаясь отыскать ответ на свой вопрос: — Какая же причина движет тобой сейчас?

— Я хочу познать жизнь. Я устала отбиваться от смерти. Я точно знаю, что чувствую к тебе.

— Что же это?

Джинни ощутила, как он направил член в нее.

— Я ни с кем не чувствовала себя такой настоящей, как с тобой.

— Словно не боишься показать, каким на самом деле являешься, — это был не вопрос, а утверждение, а она поняла, что Драко имеет в виду себя.

— Будто я знала тебя всегда, но не имела возможности разглядеть.

— Словно я видел тебя большую часть своей жизни и не понимал, каким прекрасным человеком ты являешься, — выдохнул он ей в шею.

— Как мне бы хотелось наверстать все упущенное время без тебя.

Он толкнулся в нее, и Джинни почти задохнулась от ощущений, и обхватила ногами его гибкое тело.

— Как будто… — прошептал Драко, аккуратно двигаясь в ее напряженном лоне, — будто я влюбился.

Какое-то время спустя, анализируя собственные чувства, Джинни поняла, что не ощутила ни страха, ни нервозности, ни дискомфорта, когда Драко нежно вошел в нее. В тот момент ее накрыло лишь прекрасное чувство наполненности, в то время как он начал двигаться в ней.

— Я тоже, — прошептала Джинни.

Поначалу их движения были неуверенными, пока постепенно они не нашли подходящий им ритм, постанывая от удовольствия. Джинни казалось, она падает и падает в вечность, не ощущая ничего, кроме одеяла со звездами и Драко, двигающегося в ней, но она не испытывала страха. Она с радостью будет падать вечно, если он будет вместе с ней. Впервые за год Джинни чувствовала себя счастливой.

Они исследовали тела друг друга, оставляя подтеки зеленой краски на коже и кровати. Одной рукой Джинни провела по мускулистым плечам Драко, а другой — по его спине, размазывая краску по всему его позвоночнику. Она притянула его ближе к себе, целуя за ухом, и почувствовала, как его дыхание участилось. Джинни провела рукой по его спине, неосознанно размазывая то ли краску, то ли капельки пота по его коже, но ей было все равно.

Драко подхватил ее под бедра и перевернул их обоих. Джинни замерла, восстанавливая дыхание из-за напряжения от изменившейся позы. Когда она, наконец, смогла дышать, то открыла глаза и посмотрела на юношу под собой.

Он красив, поняла Джинни, невероятно красив. Черты его лица были такими же острыми, как мышцы на его груди и плечах, если бы не тепло его тела, она могла бы подумать, что он высечен из мрамора. На его коже цвета слоновой кости были размазаны пятна зеленой краски, Джинни провела рукой вверх, оставляя на груди Драко отпечатки своих пальцев, так же, как он оставил свой след на ней. Краска была повсюду. Она беспорядочно и чудесным образом связала их, подобно тому, как были сейчас связаны их тела. Чудесному черному покрывалу определенно потребуется стирка.

Джинни видела краску в своих волосах, когда наклонилась и поцеловала его, их губы встретились как раз в тот момент, когда она качнула бедрами. Пятно зеленой краски у Драко на щеке размазалось до самой скулы. Джинни поцеловала его сначала в шею, затем в плечо, оставляя на нем следы.

Жар между ними был таким сильным, что Джинни начало казаться, словно она не сможет этого выдержать. Но Драко так сильно вцепился в ее бедра, что она просто не могла сейчас отступить. Джинни отпустила себя, позволяя красному пожару и Драко захватить себя.

Когда все закончилось, они лежали в обнимку, уткнувшись друг в друга.

«Вот, о чем пишут в любовных романах», — блаженно подумала Джинни.

— Что мы будем делать дальше? — спросил Драко, когда они отдышались.

Она посмотрела на него, проведя пальцами по его голой груди. Такого выражения на его лице она никогда не видела прежде: полное надежды, нервное, даже ранимое. Тут было о чем подумать. О ее семье и друзьях, о его семье и друзьях, о литрах пролитой крови и о многом другом, о чем ей не хотелось думать после всех эмоций, которые были, возможно, самыми яркими в ее жизни.

— Мы просто будем продолжать, — наконец, произнесла она, — и посмотрим, куда нас это приведет.

— Думаю, все у нас будет хорошо.

— Я тоже так думаю.

* * *

Поздно вечером после рождественского ужина вместе с другими студентами, они с Драко сидели на выступе в башне, наблюдая за падающим снегом, и Джинни удивилась тому, как изменился мир вокруг нее.

— Ты до сих пор не забрала свой альбом с рисунками, — напомнил ей Драко. Он обнимал ее за талию, отчего Джинни чувствовала себя очень уютно, сидя между его ногами, откинувшись спиной на его грудь.

— Хорошо, я заберу его попозже.

— Я думал, ты хочешь получить назад автопортрет, — добавил он сухо.

— Нет, — покачала головой Джинни и, немного подумав, добавила: — Он твой. Это твой подарок на Рождество.

Драко наклонил голову, зарываясь лицом в ее волосы, и тихо рассмеялся: — Думаю, я никогда не забуду это Рождество.

— Как можно? — мягко спросила Джинни, и ее голос эхом разнесся по башне. В это Рождество она впервые почувствовала себя живой с тех пор, как тем летом Гарри уехал. Перед ней расстилалось будущее, и хотя единственное, что она могла сейчас делать, это надеяться, что будущее будет замечательным, именно таким, как она захочет. В тот момент Джинни поверила, что у нее все получится, так или иначе.

Драко уткнулся подбородком ей в плечо:

— Джин? — тихо шепнул он, — я выбираю тебя из всего мира. Просто хочу, чтобы ты это знала.