Сокровища Смауга или Тайная политика короля Трандуила (джен)

В воздухе стояли запахи пасты для чистки оружия и свежих лембасов. Во дворце царила суета. Эльфы носились взад-вперед чуть ли не рысью, командир стражи промчался мимо принца, уставным жестом приветствовав на ходу, из верхней кладовой выкатывали бочки солонины, тут же перекладывая сочные полосы мяса в мешки, в воздухе стоял стук и бряк вперемешку с обрывистым, возбужденно-деловитым говором. Леголасу пришлось аж возвысить голос, добиваясь ответа, где государь.

— У себя в кабинете, мой принц. Доложить?

Леголас на мгновенье задумался, потом отрицательно качнул головой — к величайшему облегчению дворецкого, тотчас устремившегося дальше с охапкою оперенных заготовок для стрел, которую он тащил, еле-еле не рассыпая. Принц двинулся в указанном направлении; на лестницах и в узких коридорах ему то и дело приходилось прижиматься к стене, пропуская очередную группку деловитых эльфов с громоздкой поклажей, и поднимать повыше корзинку, чтобы ее ненароком не задели.

Трандуил за столом, заваленным ворохами бумаг, свитков и карт, что-то сосредоточенно подсчитывал по очень длинному списку, время от времени протягивая руку к вазочке с засахаренными орехами. Вошедший Леголас закрыл за собой дверь, но остался стоять, не подавая голоса, чтобы не помешать отцу. Наконец Трандуил закончил подсчет и удовлетворенно, с нажимом, подвел завершающую черту. Поднял голову:

— А, Леголас! Проходи, не стой у порога. Как охота?

— Если честно, посредственно. Но кое-что хорошее все-таки есть.

Леголас, покосившись на отца — но тот не возражал — сдвинул в стороны бумаги и водрузил на стол плетенную из лозы закрытую корзинку, внутри выстеленную, как было заметно в прогалах между прутьями, серым пухом и мхом.

— Ада, это тебе.

Трандуил чуть приоткрыл корзинку, прислушался к шороху и возне внутри, с лукавой улыбкой взглянул на сына. Леголас стоял у стола с самым что ни на есть серьезным видом. Трандуил откинул крышку. В корзинке зашуршало и завозилось слышнее, и над бортиком высунулась, настороженно осматриваясь, маленькая черная мордочка с яркими бусинками глаз. Зверек поморгал, сторожко повел ушами с чуть заметными кисточками, что-то пискнул, то ли недовольно, то ли требовательно, и наконец вспрыгнул на бортик корзинки, распушив черный хвост. Лесной король протянул на ладони несколько орешков. Белка нырнула было обратно в корзинку, но тотчас высунулась обратно, принялась недоверчиво обнюхивать длинные тонкие пальцы, что-то проверещала еще экспрессивнее, чем в прошлый раз, понюхала снова и все-таки взяла угощение.

— Милашка, — проговорил Трандуил, улыбаясь. — Спасибо!

Его сын тоже разулыбался, довольный, что угодил, но тут же прибавил извиняющимся тоном:

— А на одеяло тебе так ничего и нет.

— Ладно, — Трандуил без особого огорчения пожал плечами, — переживу эту зиму без одеяла. Где тянется уже семь лет, там и восьмой — не решающий, — он поднялся из-за стола. — Тем более что сейчас не до этого.

Это было приглашением, и Леголас немедленно подхватил его, чтобы задать наконец интересующий его вопрос:

— Вижу, весь дворец стоит на ушах. К чему мы готовимся, отец? Что-то случилось?

Трандуил кивнул:

— Пока тебя не было, случились кое-какие события. Весьма небезынтересные.

Он обогнул стол, оказавшись рядом с Леголасом, пытливо глянул на сына:

— Верно, до тебя уже дошли вести?

— Птицы по всему лесу расчирикались о странных делах, — подтвердил Леголас. — Однако не знаю, насколько этому можно верить.

Трандуил не спешил с ответом. Кинул взгляд на черную белку, которая, уже освоившись на королевском столе, беззастенчиво опустошала вазочку с орехами. Повернулся к сыну, прошелестев темно-зеленым шелком.

— Ужин через два часа. Если проголодался, могу велеть подать холодного мяса.

Леголас качнул головой:

— Подожду до ужина. И с разговором, если, как вижу, тебе сейчас некогда.

— У меня всегда найдется время для разговора с собственным сыном. Тем более что говорить нам предстоит именно о том, чем я занят сейчас. Пошли, — Владыка крепко взял наследника под руку, — пройдемся, заодно и разомнусь от сидения за столом. Разговор нам предстоит серьезный и долгий, как раз до ужина.

* * *

Тихо шелестели темно-зеленые кроны сосен. Зеленый шелк шелестел, скользя по хвое и вывернутым корням.

— Ты всерьез собираешься воевать за эти сокровища?

— Надеюсь, что воевать не придется. И именно поэтому я объявил призыв. На переговорах гораздо внимательнее слушают того, у кого за спиной стоит армия, — Трандуил перешагнул изогнутый толстый корень, и янтарно-желтое на миг покрылось зеленым. Желтоватая палая хвоя с мягким шорохом приминалась под сапогами. — Мне нужны эти сокровища, и я их получу. Я вижу, сын, ты хочешь спросить меня, почему.

Леголас чуть поколебался, прежде чем ответить, но все-таки сказал:

— Да, отец. Именно это я и хотел спросить.

— Прекрасно.

Лесной король остановился, всем корпусом повернулся к сыну.

— Тогда прежде всего скажи: какие товары вывозит Мирквуд?

Леголас задумался, вспоминая:

— Лес, пушнина, мед… всякие лесные плоды и целебные травы…

— …а также деготь, изредка дичь для эсгаротских богачей, засушенные цветы для их жен, дальше можешь не перечислять, это уже пошла мелочь. Теперь следующий вопрос: а что Мирквуд ввозит? — король сам не дал Леголасу ответить. — Можешь не трудиться вспоминать, достаточно сказать одно слово: ВСЁ.

Трандуил очень внимательно посмотрел на сына, и веско повторил:

— Мы ввозим почти всё, что требуется для жизни. Даже вот этот замечательный охотничий колет, который сейчас на тебе, хотя и сшит эльфийскими руками — но шерсть для него привезена была издалека.

Он помолчал. И проговорил с внезапно прорвавшейся горечью:

— Наш лес умирает, сын. Мирквуд гибнет. Тень сгущается, и жизнь уходит из него — неуклонно, год за годом. Вспомни, когда ты в последний раз видел белку — обычную, рыжую? Замечал ли ты опустевшие борти? Зверье, плоды, травы — все скудеет год от года. Восьмой год не можем набрать белых шкурок на одно одеяло! Разве что мертвого дерева вдосталь и всё прибавляется… куда больше, чем у нас готовы купить. Но самое главное — это меха. Меха — это очень дорого, люди ценят их и готовы платить золотом, и мы могли бы прожить на одних мехах, но… Знаешь, сколько штук было добыто на продажу прошлой зимой?

— Сколько связок? — не понял Леголас.

— Штук, — отрезал Владыка. — Ни одной.

— Что?! — Леголас потрясенно уставился на отца.

— Кое-что для себя, на новогодний подарок для эсгаротского бургомистра, как обычно — поскольку ни в коем случае нельзя показывать другим собственную слабость или скудость. Но сверх того — ничего.

— Но… — Леголас помотал головой, все еще не в состоянии поверить. — Но, ада, я же сам видел, как грузили обоз!

Трандуил кивнул:

— Да, это из прежних запасов. Так что уже в одной меховой кладовой мыши чечетку пляшут. Так понимаешь, что ждет Мирквуд, когда истощится и казна?

— Разорение… — прошептал принц.

— Голод. И вот почему… вот почему, троллья сыть, они мне нужны позарез!

Он взмахнул вышитым рукавом, показывая, что вопрос закрыт.

Вечерний ветер мирно шелестел в кронах, из дворца, приглушенное камнем и дерном, доносилось звяканье доспехов, визг точильного круга, протяжные скрипы и перебранка. Закатное солнце, рыжим золотом горящее между стволов, золотило палую хвою под ногами, гнало блики по шелку, наливало вышитые по зелени осенние вьюны густым темным багрянцем.

— Да, я понимаю. Я понимаю, отец, — Леголас несколько раз сжал и разжал ладони, словно готовясь взяться за тетиву. — Но… скажи по совести — ведь эти сокровища принадлежат гномам!

Алые листья в венце горели пожаром.

Трандуил хмыкнул:

— Ты полагаешь, хоть кто-нибудь из них остался в живых? После того фейерверка, который устроил там Смауг.

— Все равно! — Леголас упрямо мотнул головой. — Значит, у них остались наследники. Это сокровище — достояние гномьего народа, и мы не имеем на него никаких прав. Пристало ли королю эльфов опускаться до присвоенья чужого добра?

— Феанор выковал Сильмариллы. После него — кому они должны были принадлежать по праву? — неожиданно спросил Трандуил.

— Эээ... его сыновьям? — предположил Леголас.

Государь кивнул.

— И тем не менее взял камень Берен. А Феанорингам Сильмариллы сожгли руки.

Трандуил умолк. Высокий, худой, в короне из пламенных листьев. Древний король, сын Орофера, собственными глазами видевший Сильмарилл в мертвой нетленной руке, лорд Дориата, сыпавший золотое зерно на свадьбе Берена и Лютиен и сквозь кровавую муть в глазах, не в силах приподняться со ставшего вдруг скользким и красным пола, бессильно наблюдавший, как погружается в грудь Келегорма клинок Диора Наследника Тингола, уже смертельно раненого самого…

— Право праву рознь, сын. Иногда суметь взять — это и есть овладеть по праву.

Леголас вдруг несвоевременно подумал о жареном мясе и чаре дорфонионского вина, золотисто-коричневого, чуть маслянистого на вкус и с мягкими дубовыми нотками, которое так приятно неторопливо потягивать у камина, вечером, после охоты, чувствуя, как тепло растекается по каждой жилочке усталого тела. Что же, получается, вот это — сопоставимо с честью эльфийского народа? Но, с другой стороны — без вина можно обойтись, хотя и не хотелось бы, а как обойтись без одежды, без оружия, без бумаги, без подков для коней и масла для светильников? Долг короля — заботиться о благополучии своего народа, и равно долг короля — хранить Правду. И единственное, что отделяет право от беззакония — невесомое воспоминание о том, что когда-то Сильмарилл не сжег руку смертного…

— И это всё? — Леголас невольно выговорил это вслух.

— Нет, — жестко сказал Владыка.

Сын посмотрел на него с удивлением.

— Нет, — повторил Трандуил, — это не всё. На золото Смауга имеются и другие претенденты, и очень скоро они налетят туда, как мухи на дохлого лося. Золото любят все… но если гномы любят золото как таковое, то смертные — те блага, которые на него можно будет купить. Для гномов золото — их честь и гордость, воплощенная удача, знак достоинства рода, это их песня, отлитая в звучном металле. Они почти не тратят золото на обыденные нужды, разве что кроме самых крайних случаев, и даже за покупки предпочитают платить медной монетой. Если золото уйдет гномам — это, в сущности, не беда: они сложат его в сундуки, будут на него любоваться и гордиться собой, и время от времени ковать из него разные красивые вещи. И если какое-то, небольшое, его количество и выйдет когда-нибудь наружу, то только в виде искусных изделий, в которых материал составляет лишь малую долю цены. А вот если сокровища достанутся людям — они тотчас кинутся тратить золото на вкусную еду, роскошные наряды, шикарные выезды, слуг и подхалимов, на всяческие удовольствия, танцовщиц и менестрелей, на приобретение союзников и месть врагам… словом, на всякую ерунду. А поскольку они будут богаты, то станут платить, не торгуясь, и купцы тут же радостно поднимут цены на всё. В том числе и на то, что поставляют нам. Понял? И вот это будет уже катастрофа. И вот поэтому я выступаю к Эребору завтра с рассветом.

— Чтобы опередить людей?

— Чтобы опередить всех. И прежде всего — людей.

-Завтра с рассветом! — повторил Леголас. — И да сияет над нами свет Эарендиля!

Небесный Сильмарилл, в сгустившихся сумерках, сверкал сквозь черные сосновые ветви.

Теперь, когда было наконец решено — не Трандуилом, им самим для себя — ему сделалось интересно; вернее, было интересно и раньше, но он гнал от себя любопытство, считая его недостойным, а теперь оно разом прорвалось и вспыхнуло яркими огнями и красками. Что там за сокровища? Какие они? Наверное, там множество всяких чудесных древних вещей со всех концов Средиземья, а то и — кто знает! — и не только. В самом деле, ведь могут же там оказаться драгоценности самой Первой Эпохи, еще валинорские? В конце концов, никто так и не выяснил, куда после Глаурунга делись сокровища Нарготронда, а там были и самоцветы, принесенные Финродом из Тириона! А сам Эребор? А пещеры? Каковы они — подземные жилища гномов, многим ли отличаются они от эльфийских? А после того, как там пожил дракон? А сам дракон? Может, удастся увидеть его останки, все-таки представление иметь, какие они, драконы!

— Я полагаюсь на тебя, сын, — одобрительно сказал Трандуил. — Уверен, в мое отсутствие ты должным образом будешь управляться с делами.

— Что? Но, отец! — у Леголаса даже щеки вспыхнули от внезапного разочарования и обиды. — Ты что же, считаешь меня за дитя?

— Нет, — спокойно возразил Трандуил.

— Но почему же тогда?

— Именно поэтому.

— Почему ты не желаешь видеть меня рядом с собой в походе?

— Потому что кто-то из нас должен оставаться здесь.

— Но, отец… почему это должен быть именно я?

— Потому что на переговоры отправляется тот, кто лучше умеет их вести.

Трандуил опустил сыну на плечо унизанную перстнями руку. Проговорил мягко:

— Пойми, это дело слишком важно для всего королевства, чтобы я мог доверить его кому бы то ни было другому; ни тебе, никому из своих лордов. Но и здесь — остается слишком много забот, чтобы было можно бросить Мирквуд на много недель. Тем более, когда его покинет большая часть войска. И именно их я доверяю тебе, как моему сыну и принцу… и умному эльда. Как раз сейчас начинается сезон сбора орехов, урожай, судя по всему, и без того невелик, и тем важнее проследить, чтобы весь он благополучно лег в закрома.

— Ты поручаешь мне работу нисси, — горько заметил Леголас.

— Я — поручаю тебе королевство.

* * *

Дальнейшие события известны миру главным образом по мемуарам мистера Беггинса, хоббита, однако и в эльфийских хрониках Мирквуда были сделаны подробные записи о Битве Пяти Воинств и восстановлении Королевства-Под-Горой, и договоры, заключенные с новыми правителями, бережно были уложены в папку из оленьей кожи и бересты, с серебряными застежками, зачарованными, чтобы их не сумел открыть посторонний. Трандуил довольно потянулся, развалился в просторном кресле, вытянув ноги к огню, взял со столика дымящуюся чашку.

— Ну наконец-то… Терпеть не могу шатры. Уж спать или на вольном воздухе — или под надежной основательной крышей. А то эти тряпки, ни туда, ни сюда… — он с удовольствием отхлебнул горячий напиток, поманил черную белку, которая тотчас вспрыгнула к королю на плечо, устроившись там на манер половины воротничка. — Я доволен тобой, сын. Это ты сам придумал изменить пути дозоров?

— Я подумал, — Леголас чуть зарозовелся, обрадованный отцовскою похвалой, — что если у нас слишком мало воинов, чтобы патрулировать лес целиком, то в первую очередь необходимо обеспечить безопасность сборщиц, чтобы их не тревожили пауки, а остальной лес уж подождет некоторое время.

— Это правильно. Ты становишься командиром, сын, — Трандуил, не глядя, поднял руку, погладил белку у себя на плече. — Ты молчишь, но я знаю, что ты хочешь спросить. Двести одиннадцать. И еще двое навряд ли выживут.

Трандуил, видимо, не хотел бы услышать ответ сына, поэтому продолжил, не дав ему времени ответить:

— И ты хочешь сказать, что я так и не получил ничего, кроме сущего — хотя и весьма приятного глазу — пустяка. Так? Вспомни, что я говорил тебе. Значит, как оказалось, я имею право только на это.

Тонкими пальцами он отщелкнул крышку. Белка спрыгнула на стол и немедленно сунула в шкатулку свою любопытную усатую мордочку.

Серебряное кружево ожерелья пенилось вокруг жемчужин, точно морской прибой, и сквозь эту пышную белизну, со дна, глубокой зеленью просвечивали темные изумруды.

— И… это стоит?..

— Ты хочешь спросить, стоит ли вот это двухсот тринадцати эльфийских жизней.

Трандуил помолчал. Полюбовался пеной серебряных кружев, подкрашенной алым от перебегающих бликов огня, погладил жемчужину, снова перевел взгляд на сына.

— Нет.

Щелкнул замок. Белка отскочила, протестующе заверещав.

— Нет, — повторил Трандуил. — Это — не стоит. Мало что на свете дороже эльфийской жизни. И даже жизни смертных и гномов не так и дешевы в кругах Мира. Ты помнишь, каковы были мои планы. Я ведь мог отвести войско, как только стало известно, что орки движутся к Эребору. Время было — немного, но было. И знаешь, почему я этого не сделал? Если бы люди с гномами потерпели поражение — что очень могло случиться — то очень скоро, если не назавтра, так этой весной, орочье войско стояло бы у границ Мирквуда… и отражать его нам пришлось бы уже в одиночку. Так зачем мне это надо?

Трандуил протянул руку за чаркой. Сделал, смакуя, маленький глоточек наливки из ягод и трав, очень сладкой, очень густой, темного, почти фиолетового оттенка; на вкус Леголаса, она была невыносимо приторная, даже если пить с эльфийским чаем. Вместо этого Леголас взял с блюда горсть орехов, последнего урожая, таких свежих и нежных, еще совсем-совсем не лежавших, что грешно было бы делать с ними что-нибудь, кроме как есть просто так.

— И теперь, — продолжал государь, — враг еще не скоро оправится от поражения. Победив сегодня, мы обеспечили себе несколько спокойных лет... думаю, даже много лет. И вот это — стоит. Блестящие камушки — нет, не стоят. А эльфийские жизни — стоят эльфийских жизней.

Тонкий, истаивающий пар поднимался над чашками, в камине багряно рдели жаркие угли, и прозрачно-легкие лепестки пламени еще изредка пробегали по ним, отражаясь в серебре и лакированном дереве. Черная белка, покинувшая короля в знак возмущения его самодурством, теперь устроилась, свернувшись в клубочек, на коленях у Леголаса.

— А ты ведь потратился на помощь людям… — заметил Леголас.

Трандуил кивнул:

— И немало. Кажется, я попросту остался внакладе… — Трандуил хитро улыбнулся и отсалютовал наследнику чашкой с чаем, точно заздравным кубком. — Я не буду возражать, если все станут думать именно так. А мы с тобой посчитаем. Во-первых, хотя нам и не досталось золота, большая его часть все-таки ушла в сундуки гномам, что, как ты помнишь, для нас безвредно. А то, что получили люди — и это во-вторых — в итоге к нам же и попадет. Помощь на первое время, пережить зиму, им, само собой, оказана безвозмездно, но дальше они будут строиться — а следовательно, покупать лес. А строиться они будут много. Слышал? Они надумали ни больше, ни меньше, как восстанавливать Дейл. Думаю, как раз расчистим Серогривский завал, там пропадает без дела уйма сосны, пригодной на доски, и он ближе всего к городу. А в-третьих, в итоге я заключил с королем Бардом весьма выгодный торговый договор, так что цены на людские товары для нас повышаться не будут.

Трандуил залпом допил полуостывший чай и кинул в рот несколько орешков.

Леголас, улыбаясь, почесал за ушком спящую белку.

— И все-таки, ада, полагаю, дело не только в этом.

Трандуил, выбирая на блюде самый крупный орех, пожал плечами:

— Ну, даже для людей это не дело — зимовать без крыши над головой…