Мальчик, в котором выжил (джен)

Новый выпуск Ежедневного пророка разбирают за два часа.

Суетливые люди в мантиях, нервно переглядываясь, покупают сразу несколько, бегло оббегая взглядом крупное заглавие, пугающие колдографии с места события, но не развертывают спешно бумажные внутренности, зажимая газеты под мышкой и спеша по своим делам. Они передадут их коллегам позже, оставляя себе последнюю копию и держа ее под рукой в течение рабочих часов — не иначе, чтобы она отвлекала их, сводя растерянные мысли к одной теме.

Мальчик, который выжил убил свою приемную семью.

Маги, десятилетием раньше прославлявшие этого ребенка и поднимавшие за его здравие бокалы с освобожденным шипеньем, теперь ищут, пряча взгляды, ему оправдания.

— Должно быть, это ужасное недоразумение...

— Чудовищные условия...

— Магглы всегда казались мне монстрами!

Министерство выпускает в печать лишь то, от чего скрыться никак нельзя — мальчик проявил магическую силу, в результате которой погибли его родственники с материнской стороны, несчастные тетя с дядей и двоюродным братом. У детей стихийная магия проявляется непредсказуемо и порой опасно, кто сказал, что такой особенный ребенок станет исключением?

Но верхушка правительства магической Британии хмурит одновременно брови — мальчик стал.

Стал обскури.

* * *

Это был взрыв газа.

Гарри теребит собачку на молнии растянутой толстовки — с пухлого плеча Дадли, разумеется. Он кусает губу, сидя на высоком стуле и болтая худыми ногами; несоразмерно большие и тяжелые ботинки не по сезону, тянут ступни вниз, к блестящему мраморному полу. Здесь темно и холодно.

Гарри не привыкать, так было в чулане.

Наконец, дверь открывается, и коридорная тьма чуть акварельно разбавляется светом из проема. Мальчик жмурится, замечая только темные силуэты, вполоборота обращающиеся к кому-то внутри.

Люди говорят шепотом и смотрят на него. Ему не нравится, и он оставляет застежку в покое, сжимая сиденье в руках.

Люди замолкают и подходят к нему.

— Гарри, ты же не хочешь в приют?

Ему не хочется отвечать что-либо вообще, но они так испытующе и выжидательно смотрят на него взрослыми злыми глазами, совсем как учителя, что он открывает рот и тихо говорит:

— Нет.

Гарри не нравится здесь и в приюте — он слышал от тети Петуньи, когда она угрожала отдать его туда, что наказания там гораздо хуже, чем у них в доме. Это никогда не утешало избитое маленькое тело, обожженные пальцы, разбитую психику.

Может быть, эти взрослые найдут место, где будет лучше.

* * *

— Нарцисса, мы должны, — Люциус не поднимает головы, когда говорит это.

Она замирает у его кресла, вытянувшись, и каждый позвонок в ее спине вопит от ужаса.

— Люциус, он...Он...Если он убил их, он может убить нас, может убить Драко, — Нарци понимает, почему ее муж прячет глаза — потому что он согласен с ней, и равнодушие серости взгляда наверняка нарушено. Она бы все поняла.

— Ты знаешь, что это значит. Если мальчик это сделал, — взгляд взметнулся к ее лицу; спокойствие взаправду взбаламучено, но режет уверенной безысходностью. — То Он жив в нем.

Нарцисса закрывает бледное лицо ладонями.

Они умрут в любом случае.

* * *

— Меня зовут Драко, — у малфоевского отпрыска (Гарри слышал, как его так звали) пепельные волосы, с ровным проделем и блеском начищенного самолюбия.

— Я Гарри, — Драко выше его и крепче, и он снова вынужден смотреть снизу вверх.

— Я знаю, — рядом стоит Нарцисса и не сводит с них красных глаз. Гарри это не нравится, он смотрит себе под ноги.

Видит внизу новые чистые ботинки, отглаженные брюки. В них тепло.

— Пойдем, я покажу тебе свои игрушки, — у Драко холодная ладонь, когда он берет Гарри за руку.

Мальчик едва не кричит и вырывает ладонь. Все вокруг слаженно вздрагивают, Драко сжимает пальцы в кулачок, напрягаясь всем телом и посматривая на маму — он должен знать, есть ли его вина. Нарцисса леденеет и молчит.

Гарри затравленно смотрит на Драко и потом на новую приемную мать. Он боится прикосновений, он боится всего.

Он боится того, что боятся его.

— Не трогайте меня, — он сглатывает, поднимая выше виноватую зелень глаз; Нарциссе кажется, что это самая настоящая Авада. — Пожалуйста.

* * *

Мальчик обводит ошеломленным взглядом огромный стол от конца до конца. Скатерть на столе стоит дороже, чем дом на Тисовой улице, думает Гарри, и она ласково треплет мягким блестящим краем его по коленке. Над столом стоит невероятный запах смешения яств, о которых он даже не слышал.

— Гарри, тебе нужно больше есть, — Нарцисса давно научилась улыбаться через силу, но она никогда не думала, что будет это делать перед десятилетним ребенком. Она наклоняется над столом, растягивая тонкие губы еще больше, надеясь, что так выдавится чуть больше искренности. — Не забудь про десерт.

Гарри молча смотрит на нее, кивает и переводит взгляд на свою тарелку, наполняющуюся усилиями домовика какими-то кулинарными изысками.

Нарцисса надеется, что он больше ребенок, чем монстр.

* * *

— Какой красивый, — Гарри гладит породистого жеребца между глаз. На ощупь та же гладкость, что и на детский взгляд.

Он такой маленький по сравнению с ним, но на удивление ему впервые за столько лет не страшно.

Конь фыркает, смотрит умными глазами. Гарри нравятся его ресницы, его доброжелательность, которой не дождешься от людей.

— Мы можем купить тебе много лошадей, Гарри, — Люциус рядом опирается на свою трость, мысленно хваля себя за изобретательность: любые дети любят животных. Тем более, роскошных животных.

— У меня были только облезлые фигурки, доставшиеся от Дадли, — он поворачивает голову к Малфою. В фигуре постепенно истаивает зажатость и готовность прятаться за первый попавшийся угол. — А смотрите, что досталось мне, когда Дадли нет.

Гарри улыбается впервые за три месяца.

* * *

— Мама, он меня пугает, — пальцы Нарциссы, задумчиво путающиеся в платине волос Драко, задерживаются на одной прядке у лба. Она хочет перебежать ими вперед, закрыть глаза, так похожие на отцовские, чтобы уберечь от всего, что творится в их особняке.

Нарци сама чувствует, как с каждым днем невидимые и ненавидимые ею всей душой сети оплетают каждую комнату, заползают со змеиным шипением в каждую спальню, обволакивают дорогие гардины и обитый бархат кресел. Она так боится, что однажды они проявятся на ее коже отметинами или, что еще хуже, обнаружит их на Драко.

— Знаю, милый, — женщина целует его в затылок, сжимая в своих руках хрупкие плечи. Такие маленькие, такие беззащитные.

Они заложники в собственном доме.

* * *

Гарри попадает на Слизерин. Он не рад, не удивлен — он уверенно идет к столу теперь своего факультета, садится рядом с названым братом и улыбается всем так, будто не знает, что они думают о нем.

Минерва наблюдает за мальчиком, непроизвольно вспоминая трогательный сверток и лежащего там малютку со шрамом на маленьком лбу.

— Дамблдор...

— Я знаю. Будем надеяться, что наш друг выберет правильный путь.

(Что он не переживет своего одиннадцатилетия).

* * *

— Гарри стал лучше, — Нарцисса мнет пальцами письмо от Драко, слабо улыбаясь и поворачиваясь к мужу. — Он старается на уроках, отлично ладит с остальными...

— Ты к нему привязалась? — Люциус не хочет быть резким, но правильный вопрос в их случае не может звучать иначе.

— Временами он совсем обыкновенный, — женщина шагает к нему, по мягкому ковру, поедающему ее шаги. — Ему никогда не хватало любви и заботы...

Лепетание обрывается, блеск в глазах усиливается, и Люциус понимает ответ без продолженных объяснений. Он неслышно выдыхает, чувствуя, как напрягаются легкие и сжимается диафрагма.

— И мы не те люди, от которых он получил ее, — поправляет выбившуюся светлую прядь за ухо и осторожно забирает пергамент из ее рук.

Огонь съедает письмо.

* * *

Зелень глаз Гарри идеально совпадает оттенками с его галстуком, завязанным по всем законам и правилам Хогвартса.

Северус отмечает это на их первом уроке — полная заинтересованность предметом, соприкосновение локтями с соседом; Драко не так увлечен, но он не пытается заговорить с Гарри, отводя стекло глаз куда-то в сторону.

Наблюдать каждый день идентичность старшего Поттера у себя на факультете — страшнейшая из мук.

Но куда страшнее видеть ее глаза, полные Его скрытой злобы.

* * *

Гарри исполняется тринадцать, и в Малфой-Мэноре горят все свечи.

— Поздравляем! — звенят бокалы, блестит вино. Мальчик задувает свечи на праздничном торте; в его улыбке отчего-то читается не чистейшая детская радость, а торжество победы.

Пережил.

* * *

— Он мой крестник! — Нарцисса морщится — она совсем забыла звук голоса двоюродного брата.

— И мой приемный сын, — она задирает подбородок; сережки с камнями блестят в солнечном свете.

— Кого вы из него сделали? — Блэк глядит исподлобья. Мешки под глазами, и без того темные, сходят по цвету с могильной чернотой, из которой он выбрался.

— Не мы, — она предельно честна. — И нас не спрашивали. Знаешь, у Министерства больше не оставалось достойных претендентов на роль его опекунов, учитывая, что ты был в Азкабане.

Сириус отшатывается, как от удара. Ребра, видимые и просчитываемые на глаз, ходят ходуном, когда он дышит.

— Он сын Джеймса, Нарцисса, — на грани слышимости, но она слышит или чувствует, не так уж сложно понять.

Качает головой, сводя и надламывая аккуратные брови.

— Не только его.

* * *

Конечно, она не сообщает, что Сириус был у них. Люциус понимает все сам, когда застает ее заплаканной на их кровати.

— Он специально для Гарри, а я не знаю... — Нарцисса едва дышит, едва успевает набирать воздуха между всхлипами.

Люциус не говорит, но плачет она совсем как в шестнадцать.

— Ты не виновата.

— Да, да, но... — слипшиеся светлые ресницы медленно моргают; должно быть, от тяжести слез.

— Сириус сам все скоро поймет.

* * *

Он понимает, когда слышит поскуливание подаренного щенка из комнаты Гарри.

Рождественские каникулы превращаются в ад — как всегда со времени поступления Поттера в школу. Малфои молча следят за его реакцией, оставаясь на своих местах.

— Он пытался меня укусить, — спокойно объясняет Гарри, когда Блэк влетает к нему. Животное дышит из последних сил и моргает больными умными глазами, глядя на Сириуса.

Со стороны невредим, отмечает между прочим мужчина, не зная впервые, что ответить.

Где-то он уже встречал такие описания.

* * *

Это случается, когда все стали забывать, что с Гарри что-то не так.

В школьном туалете. Его кто-то задевает словом, делом, телом — неважно. Но Гарри так хорош, так вежлив, что не все сначала понимают, почему у него белеют глаза — ведь парень попросил прощения.

Гарри разбивается о него черным ядовитым дымом, мерцающим космосом, расползаясь после по потолку и кабинкам, съедая и оставляя следы ярости. Черная птица сплошной ненависти вылетает в наполненный коридор, сбивает и опрокидывает всех.

Стены валятся одна за одной, будто карточный домик; он сбивает их почти ногтем, а потом нежится среди разгромов клубком.

Его находят сидящим на одном из камней — он смотрит на руки в чьей-то крови, и на лице директор не находит ожидаемого наслаждения.

Гарри не пытается бежать от прав(ли)судия.

— Я просил не трогать меня, вот и все, — объясняет растерянно Гарри и улыбается почти как Нарцисса.

* * *

Инцидент нельзя удержать в стенах школы — пятьдесят пострадавших, двенадцать погибших.

Ежедневный пророк снова расходится по дрожащим в нервном потрясении и возбуждении рукам за считанные часы.

Заголовок кричит и выносит страшный вердикт:

Мальчик, в котором выжил.