В последний день в Хельсинки выглянуло солнце. Но я неуклонно циркулировала по музеям. Характерно, что Национальный [исторический] музей таксист с ходу найти не мог и был уверен, что мне надо в Музей современного искусства "Кясму". А мне надо было в оба!

Национальный музей добротен, но без пафоса, что вообще для подобных музеев в Восточной Европе не характерно. Вероятно, потому, что весь третий этаж, посвященный Зимней войне и Войне-продолжению (более известной как Вторая мировая), был закрыт на реставрацию. Поэтому про чудеса финского "сису" и коварство финских "мотти" я смогла прочитать только в "Истории Финляндии" (перевод на английский со шведского).

В остальном - история бедной, очень бедной европейской окраины. Фарфоровые тарелки сменяют оловянные блюда только к середине XVIII века (после т.н. "малого гнева" - русской оккупации при Елизавете Петровне; "великий гнев" - она же при Петре I, сопровождалась чумой, мором и гладом). Крестьянский быт иллюстрируется острогой и выставкой плетеных из березы коробов с указанием, что быт этот "мало изменился вплоть до середины XIX века". В общем, вспоминается исключительно фраза про приют убогого чухонца.

В следующем зале с написанных неуклюжей рукой портретов угрюмо смотрят скуластые и бородатые лютеранские пасторы в круглых воротничках. Стоит старинный письменный стол из пасторской усадьбы - ящик, грубо сколоченный из досок. Но на столе - книги на латыни и шведском. Убогих чухонцев в обязательном порядке обучали грамоте и регулярно проверяли на знание катехизиса, а университет в Турку (Або) возник на сто лет раньше Московского.

Душой отдыхаешь в зале, посвященном Великому княжеству финляндскому: уютнейшая гостиная в стиле бидермейер, флейта создателя "Калевалы", почетного академика Российской академии наук Лёнротта и серебряный венок, поднесенный ему же благодарными финнами Санкт-Петербурга. Расцвет наук, искусств и национального строительства.

В отдельном зале - трон Великого княжества. Подлинный, тот самый, стоя рядом с которым Александр I провозгласил, что восточные шведские провинции получают самоуправление.

Ну, и на выходе - разбитое стекло в высоких парадных дверях с пояснением: "след пули, попавшей в здание музея во время гражданской войны". Война была короткая, но отличалась всеми положенными зверствами. А в двух шагах (в Хельсинки все в двух шагах) - конный памятник спасителю отечества - генерал-майору свиты Его Величества Густаву Карловичу Маннергейму. В шапке-ушанке.

ЗЫ. Заодно опишу финский кулинарный шедевр из кафе "Экберг" (с 1852 года, самая старая и крутая кондитерская в Хельсинки). В самой кондитерской пахнет детством - хлебом и пряниками. А в кафе мне порекомендовали фирменное пирожное "Александровское", с того же 1852 года. Приступ ностальгии стал еще острее, потому что подобное я неоднократно ела в школьной столовой: две полоски песочного теста, промазанные джемом и глазированные розовой помадкой. Только у нас это называлось "полоска песочная".