 Дисклеймер раз: #нытье, #мысли_вслух
Странное дело: я не писатель-сетевик, меня не издают на бумаге. Но сегодня у меня окончательно сформировалось ощущение того, что сам процесс мне больше неинтересен. Дисклеймер два, чешущий скорее моё ЧСВ, чем успокаивающий ваши страхи, если они ваще есть: Я всё ещё хочу дописать Банку, я как раз сегодня сел, у меня есть 21 Кб главы и я знаю что писать. Просто у меня две работы, обе новые, и проч., проч., проч. Раньше как было? Сядешь и с вооот такими глазищами напишешь что-нибудь. Тебе не важно, что пишешь ты не то чтобы неканоничных персов, но вообще, в принципе, неверибельных; честно признаёшься аудитории (и ведь собиралась! Это был первый раз, когда меня пинала аудитория), что «я ваще хз, есть ли это в реальности, но надо для развития сюжета». И люди клевали, и я кайфовал. Да, я люблю по сотню раз перечитать своё, но раньше каждый раз я что-то подправлял. Но сам процесс, м-м-м! Сейчас же мне трудно заставить себя сесть и писать. Потому что это сложно. Потому что это стало трудом — ты не пишешь, что ты не знаешь, могут ли в полиции Нью-Йорка отследить чувака по выключенному телефону с точностью вплоть до метра, а ищешь, блин, инфу про средние годовые температуры Приштины ради одной даже не строки — пары слов. Да, я всё также люблю перечитывать своё же. Но теперь я не правлю что-то в тексте каждую пару минут. Но писать стало сложно. Раньше я бежал писать потому что процесс увлекал и как бы я ничего и не ждал. Я ж кайфанул. А теперь важно, чтобы была сама история. Но ведь эта история есть в голове — я даже знаю, как оно всё закончится, вплоть до финальной сцены знаю! И тогда вопрос: а зачем её вообще писать. Да, почёсывание ЧСВ от аудитории важно́, ты от этого кайфуешь так же сильно, как и раньше. Только вот кайф от выстроенной (подчёркиваю, выстроенной, а не написанной) истории сильней. И тут, кто-то подлый щёлкает пальцами: ты, Хаос, конечно, умничка. Но попробуй прям ваще с нуля, а? Вот прям ваще? А? Как будет здорово, ну же! И ты силишься, напрягаешь мозги, что-то там думаешь, а выхлопа нет. У меня реально ощущение, что у меня нет чего-то, что есть у тех, кто пишет сценарии фильмов, кто пишет книги или дизайнит игры. С кирпичами я и сам могу. Да учитывая то, что я пишу у меня кирпичей-то не так много, — Оспади, шо там от этого квиддича у мамы Ро? Половина кота наплакала, может, даже, четверть. Я и сам могу добывать глину, обжигать новые кирпичи и херачить эту ба А вот с нуля, когда ты не знаешь даже в каком месте копать карьер... Ты читаешь книги по сценарному мастерству, ты вроде разбираешься в Пути Героя ©, но историю ты придумать не можешь. Аще. Более того, у тебя идеи для фиков рождаются раз, дай Бог, в пятилетку. Смотришь на тех, кто как из пулемёта строчит классное и думаешь: «КАК?! НУ КАААААК?!» Может, всё дело в том, что я в принципе человек не увлекающийся? Помилуйте, я начал писать фанфики с мыслью «Ну, я тут потренируюсь и пойду писать своё». Я начал писать по Гарри Поттеру (до этого был «Касл». И всё, у меня, по факту, два фандома в загашнике) просто потому что я начал читать фики по памкинпаю, потому что как-то по касательной поспорил на уже осточертевшую всем тему «канон/памкинпай» (тут вбегает Осёл из Шрека с криком «Драрри!»). Я никогда не был фанатом ГП. С хрена ли тогда я начал по нему писать? Спросите что полегче, а. И вот чем дальше, тем страннее. Тебе сложно писать, история написана, в твоей голове. Но ты обещал её дописать, ты и сам чувствуешь, что хочешь всё-таки написать это уже. Но не абы как. Но вроде ты её уже написал, только не на бумаге, а вроде и хз, надо ли оно человеку, которому я обещал. Надо ли оно мне? Я хз. Когда думаешь, «ай, ладно, своё писать интереснее!», да, только тебе это кажется невозможным. Возвращаешься сюда — а тут уже нет кайфа; качество выросло, количество кайфа снизилось, ага. Наверно, это второй кризис? Первый был, когда я полгода не мог писать ничего — я просто писал, видел, что это гуано и стирал. Писал и стирал. Потом правда, появился КДС. И он-то дописан. И он-то явно лучше всего, что я писал до этого. Значит, и здесь должен быть выход? Но какой? 20 сентября 2021
1 |
 |
|
|
Выхода нет (с)
Меня подстёгивает осознание, что никто не напишет то, что нужно именно мне. Приходиться выручиваться. Обратная сторона медали - на специфические запросы и читателей немного. Ещё есть затык, что когда сильно долго держишь историю в голове, она там формируются. А потом, когда уже все по ней известно, лень ее записывать. Так что важно ее не передержать, чтобы не потерять интерес - такая моя имха. |
|
 |
|
|
Ну, имхо: гугл матчасти драйв от написания убивает. Ибо шарить по сети в поисках чего-то специфического долго и нудно.
А на драйве - это одним махом писать. Так что - чем серьезнее подход, тем дольше, мучительнее и похоже на работу, это да |
|
 |
|
|
Гуглинг матчасти это такая легитимизация. Ты погуглил, потратил силы и время, тебе кажется, что эти пара строчек стали лучше, обоснованнее. Как будто оплатил своей совести. Да только это все фикция. Можно было придумать сразу, и не тратить время зря. Это худлит, а не документалка. Как автору нравится, так и обоснованно. Если враньё прекрасно, читатель верит, и в рамках произведения оно становится правдой. И всем пофиг, платил ты временем или нагло прохалявил.
|
|
|
|
|
Заяц в том-то и суть матчасти: убедительное вранье всегда должно содержать значительную часть правды. Иначе оно просто не убеждает
3 |
|
|
|
|
Cabernet Sauvignon
Нет. Просто нет. Я памятник себе воздвиг нерукотворный... На севере диком стоит одиноко. На голой вершине сосна. (Кстати, в немецком оригинале это "сосен", т.е. мужской род, ну а "прекрасная пальма" по-прежнему женский. В переложении все это напрочь потерялось, но кого это волнует?) Немного лет тому назад, Там, где, сливаяся, шумят, Обнявшись, будто две сестры, Струи Арагвы и Куры... И где здесь правда? Только про Арагву с Курой. Убедительное вранье должно убеждать. В первую очередь, автора. И всё, больше ничего не должно. "Как" - тут много разных способов. Можно на авторитет сослаться, можно с правдой смешать, можно сказать, что в замкадье живут люди с песьими головами, и это будет смешно, это будет пародией на некоторых маасквичей, поэтому тоже отчасти правдой. Можно, как Геббельс, врать предельно нагло и давить масштабом наглости. Одного пути нет. |
|
|
|
|
Кстати, я помню у Стругацких было о том же:
Показать полностью
Далее, это первое наше произведение, в котором мы ощутили всю сладость и волшебную силу ОТКАЗА ОТ ОБЪЯСНЕНИЙ. Любых объяснений – научно-фантастических, логических, чисто научных или даже псевдонаучных. Как сладостно, оказывается, сообщить читателю: произошло ТО-ТО и ТО-ТО, а вот ПОЧЕМУ это произошло, КАК произошло, откуда что взялось – НЕСУЩЕСТВЕННО! Ибо дело не в этом, а совсем в другом, в том самом, о чем повесть. Первые попытки разработать сюжет относятся к январю 1962 года. Далекая планета, население на уровне рабовладельческого строя, остатки техники, брошенные здесь неряшливой сверхцивилизацией в незапамятные времена (между прочим, похоже на «Пикник», не правда ли?). Попытки жрецов и «античных» ученых исследовать и применить эту технику. А потом – прибытие на планету землян-коммунаров (в сопровождении дружественных гуманоидов из системы Сириуса-А) и – война, страшная, беспощадная, бессмысленная война, когда с одной стороны применяется сверхтехника, кое-как, методом тыка, освоенная невежественными жрецами, а с другой – не менее мощная техника землян и «сириусян», не понимающих, что происходит, но вынужденных отбиваться изо всех сил. У этой повести не было пока никакого названия, даже условно-кодового, и в рабочем плане ее теперь отсутствовали какие-либо сириусяне, а была там компания молодых ребят XXII века – два парня и девушка, – которые отправились на малоисследованную планету – поохотиться и вообще размять кости. С ними летел странный, скучный и диковатый дядька, напросившийся чуть ли не в последний момент. Этот дядька на самом деле был специалист по экспериментальной психологии, и намерен он был на протяжении всего путешествия тайно производить разнообразные психологические опыты над своими молодыми, ничего не подозревающими спутниками. Изюминка сюжета состояла как раз в том, что разные странные события на борту (эксперименты дядьки-психолога) плавно переходят в странные и страшные события на самой планете. Этот сюжетный ход мы, спустя десяток лет, не без успеха применили в фантастическом детективе «Дело об убийстве» («Отель У ПОГИБШЕГО АЛЬПИНИСТА»). Здесь же ход не сработал. Почти сразу возник некий эмоциональный, а потом и логический тупик, писать стало трудно, вязко, тяжко, скучно. Написано было уже две или три главки, страниц двадцать, но ощущение тупика не проходило, оно усиливалось с каждой страницей. Стало ясно, что писать этот сюжет мы не хотим. Писать его неинтересно. Какое, черт побери, нам дело до всех этих молодых бездельников и до психологических над ними экспериментов? И при чем тут этот скучный зануда-дядька? И на кой черт нам вообще все эти войны, затеянные по недоразумению людьми, до которых нам нет никакого дела?.. Работа остановилась. АН в отчаянии откупорил бутылку водки и хлопнул полстакана без всякой закуски. БН, как человек, к спиртному безразличный, мрачно бродил по комнате и садил сигарету за сигаретой. Оба молчали. Говорить было не о чем. И незачем. Это был тупик – абсолютный, замшелый, ледяной и тесный тупик. Первый настоящий тупик в нашей рабочей биографии. Конечно, нам и раньше приходилось сталкиваться с «сопротивлением материала». Еще бы! И не раз, и не два. Возникало как бы временное удушье, хотелось вырваться, продраться, пробиться, потому что там, за непроходимой чащей неподатливого эпизода был свет, видна была дорога, обрисовывалась ясная и привлекательная сюжетная цель. В таких случаях мы просто бросали работу над заупрямившимся эпизодом, огибали его и двигались дальше. Мы уже научились оставлять в тылу мелкие, несущественные очаги сопротивления... Недобитый эпизод впоследствии либо без труда приводился в соответствие с основным текстом, либо отбрасывался вовсе, ибо смотрелся ненужным на фоне уже выстроенной вещи. Однако на этот раз мы столкнулись с явлением, нам доселе незнакомым. Перед нами была стена – мрачная и абсолютно непроницаемая, и за этой стеной ничего не было видно. Это была УТРАТА ЦЕЛИ. Нам стало неинтересно все, что мы до сих пор придумали, и уже написанные 10 – 20 страниц никуда нас не вели и ни для чего не годились. Ощущение безысходности и отчаяния, обрушившееся на меня тогда, я запомнил очень хорошо – и сухость во рту, и судорогу мыслей, и болезненный звон в пустой башке... Но совершенно не помню, кого из нас осенила эта гениальная идея: сделать дядьку-психолога пришельцем из прошлого. «...А как он туда попал, в XXII век?» – «А никак. Тошно ему здесь у нас стало, он и сбежал...» – «Правильно! Прямо с допроса сбежал!» – «Или из концлагеря!..» Непроницаемая стена рухнула, и как сразу сделалось ясно и светло вокруг, несмотря на глубокую уже ночь на дворе! Как стало нам снова интересно, как заработала фантазия, как предложения посыпались – словно из творческого рога изобилия! Весь план тут же, в ту же ночь, за несколько часов оказался вывернут наизнанку, выстроен заново и засверкал неописуемыми возможностями и перспективами... Великая вещь творческий кризис! Переживать его нестерпимо мучительно, но когда он пережит, ты словно заново рождаешься и чувствуешь себя, словно каменный питон Каа, сбросивший старую кожу, – всемогущим, великим и прекрасным... Повесть написана была на одном дыхании – за две-три недели – и получила название «Возлюби ближнего», очень скоро, впрочем, переделанное на «Возлюби дальнего». В первом варианте у нее вовсе не было эпилога, кончалась она расстрелом колонны равнодушных машин из скорчера (называвшегося тогда бластером) и отчаянием Саула, осознавшего, что нет на свете силы, способной переломить ход истории. Потом (когда повесть попала уже в редакцию) вдруг выяснилось, что «возлюби дальнего» – это, оказывается, цитата из Ницше. («Низ-зя!») Тогда мы придумали эпилог, в котором Саул Репнин бежит из СОВЕТСКОГО концлагеря и заодно переменили название на «Попытку к бегству». Этот номер у нас, впрочем, тоже не прошел – концлагерь пришлось все-таки переделать в немецкий (по настоятельному требованию начальства в «Молодой Гвардии»), но даже и после всех этих перемен и переделок повесть смотрелась недурно и оказалась способна произвести небольшую сенсацию в узких литературных кругах. Даже такой ревнитель строгой, без всяких вольностей, научной фантастики, как Анатолий Днепров, объявил ее, помнится, гениальной: так ему понравился необъяснимый и необъясненный сквозьвременной скачок героя, – скачок, не имеющий никакого внутреннего обоснования, кроме самого что ни на есть главного: сюжетно-смыслового. «Можно нарушать любые законы – литературные и реальной жизни, – отказываться от всякой логики и разрушать достоверность, действовать наперекор всему и всем мыслимым-немыслимым предписаниям и правилам, если только в результате достигается главная цель: в читателе вспыхивает готовность к сопереживанию, – и чем сильнее эта готовность, тем большие нарушения и разрушения позволяется совершать автору». Так, или примерно так, сформулировали мы для себя итоговый опыт работы с «Попыткой...», и этот вывод не раз в дальнейшем позволял нам «выходить из плоскости обычных (в том числе и собственных) представлений» – как происходило это и в «Понедельнике», и в «Улитке», и в «Граде обреченном», и в «Отягощенных злом» много-много лет спустя... http://www.rusf.ru/abs/books/bns-03.htmВот, это я сейчас нагло сослался на авторитет. Убеждает? 1 |
|
|
|
|
Так уж представила, как не ломает читателя фраза: "А пошел простой крестьянской парень Джон на средневековый английский базар и купил там себе три метра красного шелка и пуд кардамона"
|
|
 |
|
|
Заяц
Показать полностью
Тоже часто вспоминаю Стругацких по этому поводу. Вы выражаете непопулярное мнение, но я думаю примерно так же. Художественная правда важнее матчасти. Шерлок Холмс у Конан Дойла в своих как бы логических умопостроениях то и дело нарушает законы логики, и его слава рационального интеллектуала обеспечена тем, что автор ему подыгрывает. Да и сам автор то и дело по мелочи ошибается в матчасти. И что? Помешало ли это популярности героя? Но надо еще иметь в виду, что достичь этой художественной правды может только автор талантливый и обладающий некоторым опытом и набором знаний. Совсем на нулевом уровне ничего не построить. И Стругацкие уж конечно могли себе позволить пресловутый отказ от объяснений. И Конан Дойл, с его талантом и жизненным опытом, мог себе позволить ошибаться в деталях. А вот наивному начинающему фикрайтеру лучше бы как-то соотносить свой вымысел со здравым смыслом и реальностью. Ну и жанр еще многое определяет: твердая научная фантастика или бытописательный исторический роман подразумевают все же знание матчасти. В общем-то, если автору нравится зарываться в эту самую матчасть по каждому мельчайшему поводу – то и прекрасно. Но довольно часто можно обойтись без этого. И довольно часто главная проблема текста не в мелких фактических ошибках и неточностях. 1 |
|
|
|
|
rewaQ
Меня подстёгивает осознание, что никто не напишет то, что нужно именно мне. Так оно уже написано. В голове.А потом, когда уже все по ней известно, лень ее записывать. Так что важно ее не передержать, чтобы не потерять интерес - такая моя имха. Во-во, во-во... |
|
|
|
|
И тут такой момент, что и с Cabernet Sauvignon согласен, и с Заяц.
Наверно, нужна золотая середина, а люди, у которых я, ну... скажем учился, были... в общем, кротами по части матчасти. Я б даже сказал червями Арракиса, если уж на то пошло. |
|
Включить тёмную тему
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу
