Носители фонарей (джен)

— Чёрт возьми, Минас! Я должен тебя пять лет ждать, или ты наконец поднимешь зад с дивана?! — кричал мистер Блэквелл на своего сына, что безучастно смотрел в одну точку. И нет, там не было телевизора, картины или чего-либо другого, способного приковать взгляд ребёнка. Имелась там лишь стена нежного горчичного цвета, которую покрасили относительно недавно. 

Минас смог очнуться только после хлёсткого удара по щеке.

— Папа... Мне больно! — начиная плакать, промолвил мальчик. 

— Это твоя проблема. Сейчас же поднимайся и иди одеваться. Надень что-то приличное, хоть один чёртов раз, — процедил в ответ мужчина, моментально удалившись и достав телефон. 

Потерев покрасневшую щеку, ребёнок слез с диванчика и пошёл к себе. Тихо, точно мышь он ходил по дому, чтобы не навлечь на себя гнев отца, что сейчас с кем-то беседовал на повышенных тонах. Из детского любопытства Минас решил подслушать разговор, совсем не подумав о том, что его могли обнаружить. Услышал тот следующее:

— Эта тварь снова меня игнорировала! Как ты его выносишь?! — возмущался мистер Блэквелл.

— ... 

— Нет, это лишняя трата денег. Хоть раз в жизни услышь меня: он не аутист, он просто мелкий гад. Неверно ему диагноз поставили, не находишь?

— ...

— Чего сразу "Дуглас"?! В любой ситуации виноват я! В следующий раз я что-то ему сделаю, абсолютно точно. Либо ты купишь мне сегодня коньяк, либо я придушу его! — именно после этих слов Минас понял, с кем именно и о чём говорил родитель. Он беззвучно заплакал и сорвался с места, чтобы не быть обнаруженным. Страх за собственную жизнь ударил в голову.

Справедливости ради, Блэквелл-младший никогда не чувствовал себя в безопасности, когда оставался наедине с отцом. Помимо агрессивного поведения, что уже являлось веским поводом бояться его, сын считал, что в Дугласе было нечто зловещее. Нечто такое, что малозаметно, но пугающе и ощутимо. Каждый раз когда он повышал голос, Минас дрожал и опасался, что этот день мог стать последним в его короткой жизни. И лишь когда рядом находилась старшая сестра, которую мальчик нежно любил, он переставал страшиться каждого резкого движения. В такие моменты даже отец не казался угрозой.

От нежных воспоминаний мальчонка впал в своеобразную прострацию. Явление это было довольно частым и практически неконтролируемым, к большому сожалению для Блэквелла-младшего. Он, хоть и не воспринимал окружающих в такие моменты, переживал внутри себя бурю эмоций, которую от него порой не удавалось видеть в реальном мире вовсе. Огромный спектр чувств таился в нём, начиная от чистой радости и заканчивая сковывающей тревогой и пронизывающим каждый волосок страхом. Иногда в таком состоянии он ходил, делал что-то, но ничего не осознавал.

Пока его собственные ноги совершали шаги, тот находился в другом месте. Не здесь, но где-то. Пока его голос лепетал что-то, мозг находился на границе между сном и явью. Пока отец злился и верещал, уши словно не слышали. Это туманное ощущение порой совсем не заметно охватывало разум. Так Минас в очередной раз не заметил, как оказался полностью одетым, при этом не в комнате, а уже в машине отца. Немного помотав головой, Минас почувствовал гудящую боль в затылке. Дуглас же бурчал что-то себе под нос, периодически нервно поглядывая на часы. Он сидел до ужаса хмурый, нелюдимый. Пытаясь понять, почему его папа так волновался, мальчишка вспомнил кое-что. Они ведь собирались в гости! К кому, правда, он вспомнить никак не мог. Может, к тётушке? Или к "друзьям" отца?

Минас мало что знал про то, кем являлись все те люди, с которыми его отец то болтал по телефону, то беседовал лично, с радостью выпивая бутылку дорогого коньяка, то контактировал с помощью писем. Слишком уж часто они менялись, постоянных личностей было совсем немного. Но даже их истерзанные алкоголем лица запомнить не выходило. Вместо них в памяти отчётливо рисовалось пятно.

— Приехали! — раздражённо крикнул мальчику Дуглас, расстегнув ремень безопасности. Мужчина тщательно проследил, чтобы мальчик, выбираясь из машины, не испачкал и не помял костюм. 

Что-ж, теперь Минасу предстояло сделать всё, чтобы его весь вечер не замечали. В противном случае отец бы любезно подсветил его мнимым прожектором, сделав из него маленького козлёнка отпущения. Конечно, Дуглас не всегда стремился поведать остальным присутствующим о каждой плохой стороне своего ребёнка, но каждый раз он выказывал пренебрежение и язвительность в его адрес. При этом он и не скрывал того, что не питает особой любви к нерадивому сыночку.

Дуглас и Минас подошли к богато выглядящему дому. Послышался стук.