Белое в белом (гет)

За окном медленно вставало солнце, окрашивало небо в малиново-красный, и свет его ласково, но несколько насмешливо путался в волосах и плясал по щекам опустившей голову над бесконечными бумагами Элион. Она старательно вчитывалась в плывущие перед глазами строчки, переворачивала страницы дрожащими от усталости пальцами, а в голове ее, кажется, вовсе не оставалось ничего из прочитанного. Она была Королевой Метамура уже почти целый год, с тех самых пор, как сестра сгинула в камне собственных гордыни и алчности, и с каждым днем ей все больше хотелось разбить этот камень вдребезги. Элион злилась, ярость клокотала в груди и вырывалась вспышками на кончиках пальцев, но была совершенно бесполезной, потому что не было никого, на кого ее можно было бы выплеснуть. Седрик целыми днями торчал подле каменной статуи в королевском обруче, так что Элион не могла поговорить ни с ним, ни с ней, а Гидеон таскался следом скорее как надсмотрщик, чем верноподданный. Миранда, которая все еще была ее личной служанкой, рассказывала сказки с таким непроницаемым лицом, что Элион предпочитала не слушать, а отпустить ее восвояси. Один Калеб, присягнувший ей на верность еще до официальной коронации, улыбался и отвечал на глупые шутки, но кроме этого тоже мало чем мог помочь.

Девочки отказались от магической силы тогда же, когда Элион в полной мере приняла свою, у Корнелии была собственная нормальная жизнь, и дружба их как-то постепенно превратилась из лучшей в обыкновенную приятельскую. Элион моталась на Землю время от времени, когда становилось совсем невыносимо, но и тогда Гидеон становился у нее за спиной и постоянно напоминал, сколько дел ей еще предстояло переделать. Вскоре после коронации, когда у Элион появилась свободная минутка, Миранда рассказала ей, что приемные родители ее были в той самой уродливой угловатой тюрьме, которую она легким движением стерла с лица земли, так что теперь никого не осталось. Элион была одна посреди незнакомой планеты уже почти целый год, и все вокруг желали видеть ее великой, а сама она просто хотела вернуться домой.

— Неужели вы просидели здесь всю ночь? — вошедший без стука Гидеон нахмурился, сложил на груди руки. — Это хоть было полезно?

Он смотрел на такую же, как и вечером, гору документов на столе, а весь вид его буквально выражал суть фразы «я же говорил». Говорил он и вправду, предупреждал, что стоило пойти отдохнуть, а утром начать с новыми силами, но Элион не послушалась, упрямо осталась, а теперь ей казалось, будто весь мир вокруг кружился, как кот лениво переваливается с боку на бок. Перед глазами у нее стояла густая сизая пелена, спина совсем затекла, а пальцы едва сжимали перо, с которого черные капли падали прямо на важные документы. Элион устала до такой степени, что хотелось все бросить и сбежать, но упрямство она явно унаследовала от сестры, так что ни за что в жизни никому бы не призналась, даже сверлящему ее взглядом Гидеону, который в последнее время вел себя так, будто сам был по меньшей мере принцем.

— Вы ведь помните, что в полдень у вас встреча с делегацией оборотней? — вот и сейчас его голос звучал ехидной насмешкой, а вовсе не походил на…

— Нет! — Элион подскочила, не обернулась на грохот упавшего стула. — Нет-нет-нет! Почему ты не напомнил мне об этом вчера?!

Она совершенно забыла о встрече, будто та была чем-то неважным, слишком несущественным, а ведь все в корне наоборот! Лес оборотней все еще был своего рода государством в государстве, подчинялся королеве скорее условно, но был ужасно важен, потому что являлся по сути вторым самым волшебным в Метамуре местом после Заветного города. Элион во что бы то ни стало нужно было завоевать авторитет и признание у оборотней, ведь и без того натянутые отношения кое-как поддерживала лишь сестра, а теперь вместе с недовольством все больше росли требования в уступках.

— Я напоминал. Три раза в течение дня и еще трижды вечером, — покачал головой Гидеон, — Лорд Эрмей прибыл на рассвете и ожидает вашей аудиенции.

Мысли из головы разом выветрились, Элион осела и зависла прямо в воздухе, поджимая под себя ноги. Голова у нее гудела и кружилась с каждым сказанным словом все больше, а Гидеон все смотрел и смотрел, будто она прямо сейчас могла взять и все исправить. О, если бы Элион в самом деле могла, она давно бы уже вернула сестру, отказалась от трона и сбежала на Землю, чтобы быть просто обыкновенной школьницей с обыкновенными школьными проблемами вроде первой любви и домашнего ареста из-за двойки по истории в дневнике.

— Мне нужно в, — Элион осеклась, поднялась на ноги, небрежно расправила платье, — ту самую комнату.

Решение пришло в голову само собой вместе с мыслью о бросившей ее в одиночестве сестре, и Элион решительно обошла хмыкнувшего Гидеона по широкой дуге, взмахом руки распахнула двери и двинулась вперед по извилистым магическим коридорам замка. Она все еще не до конца разобралась в созданном сестрой лабиринте, так что время от времени попадала совершенно не туда, куда направлялась, однако в последнее время получалось все лучше. Элион просто шла вперед, думая о том, куда хочет прийти, и замок сам выводил ее, подводил к самой двери и едва по голове ласково не гладит. Замок был живым и теплым, немного колючим, как старый свитер, и до того уютным, что хотелось мурчать. Гидеон неизменно шел следом, почти дышал ей в спину, так что Элион ощущала исходящее от него тепло, и это тепло окутывало несмотря на злость в груди и колючие насмешливые взгляды. Сестра позволяла этому мальчишке слишком уж много, а Элион никак не могла найти в себе силы и необходимость его осадить.

Остановились они перед маленькой дверью, совсем не похожей на остальные в этом коридоре, и Элион на мгновение замерла с занесенной для стука рукой. Какой к черту стук, подумала она про себя, если она королева, а этот замок целиком и полностью со всеми людьми и содержимым принадлежит ей! Дверь покорно распахнулась, явив Элион серую статую и струящиеся по полу длинные пшеничные волосы сидящего на коленях Седрика. Он был повернут к ней спиной, а это место уже какое-то время служило ему тюрьмой за парочку прегрешений вроде оскорбления Королевы и даже покушения на убийство. Впрочем, убить он бы ее все равно не смог, а на оскорбления Элион было плевать, вот только при всем этом присутствовала парочка чиновников, тут же вынесших самому верному слуге сгинувшей принцессы Фобос приговор, не смертный лишь потому, что произошло это на той части коронации, где не было лишних глаз. Статую сестры Элион приказала поместить сюда только из страха, что кто угодно другой мог бы посметь ее осквернить.

— Ваше Величество, — голос Седрика звучал хрипло, он по-прежнему сидел спиной, и не думая оборачиваться, — чему обязан такой чести?

Сестра, застывшая в моменте собственного смертельного триумфа, будто распахивала к ей руки, приветствуя, и Элион едва удержала себя, чтобы не броситься в ее объятия. Расколотый посередине камень на ее короне как будто сверкал в свете рассветного солнца, а Элион надела ту, что сделали ей взамен, лишь раз, после чего приказала спрятать, как постыдное воспоминание.

Короткий жест оставил Гидеона позади захлопнувшихся дверей, Элион застыла у самого входа, понятия не имея, позволено ли ей проходить дальше. Глаза сестры приковывали ее взгляд и зарождали дрожь в уголках губ, а Седрик сидел перед ней, точно возносящий молитву в храме прихожанин, длинные волосы его рассыпались по полу, а из-за широкого балахона не было видно фигуры. Элион не видела его с самой коронации и теперь застыла пойманной в клетку птичкой, которой заменили другую, погибшую слишком быстро.

— Я хочу, чтобы ты служил мне! — проглотив ядовитую слюну, выдохнула Элион.

Она сжала зубы и зажмурилась, словно бы Седрик мог ударить ее, но он лишь шелестяще поднялся, загораживая собой проникающее сквозь маленького окошко солнце, навис над ней и ядовито усмехнулся.

— Я ошибся, Ваше Величество, это не честь, — голос его разлетелся, ударился о покрытые магическими знаками стены, взвился вокруг воздевающей руки фигуры сестры, — это проклятие.

Последнее его слово, словно поставленная в предложении точка, ухнуло на голову, и Элион вздернула подбородок, изо всех сил стараясь расправить сжавшиеся плечи. Седрик навис над ней глухой стеной, сощурился, точно старался хорошенько разглядеть, и губы его, сухие и тонкие, изогнулись в издевательской улыбке. Восходящее, все еще низкое прохладное солнце ореолом заклубилось вокруг его головы, рассыпалось красными лучиками по стенам и затрепетало в платиновых волосах сестры, взметающихся словно от сильного ветра. Она воздевала к низкому потолку руки, на лице ее плясала алчная усмешка, а вокруг глаз рассыпались усталые морщинки, которых Элион отчего-то прежде не замечала. Ей вдруг показалось, что статуя вот-вот упадет от усталости, и Элион потянулась, минуя Седрика, коснулась ладонями ее платья, вцепилась в каменные складки изо всех сил.

Смешок ударился о ее затылок, запутался в собранных в косички волосах, и теперь-то, словно все это время только и ждали подходящего момента, слезы брызнули из глаз. Элион пошатнулась, упираясь лбом в каменные юбки, всхлипнула и медленно осела на пол, склоняя голову так низко, словно сама тоже возносила мольбу. Седрик застыл где-то за ее спиной, рвано вздохнул, и целую вечность спустя его прохладная ладонь опустилась Элион на макушку. Всего мгновения прежде, чем она исчезла, хватило, чтобы нечто кольнуло в груди, воздух обжег легкие, и жаркие слезы потекли пуще прежнего, обжигая щеки и змеями забираясь под платье. Элион рыдала, опустившись на колени и касаясь лбом подола каменного платья сестры, а солнце медленно поднималось из-за горизонта, освещало землю и замок, проникало в окна и глядело осуждающе, так, будто творилось на этой земле незнающее границ зло, которого на самом деле вовсе теперь не существовало.

Когда она поднялась, утирая рукавами слезы, Седрик стоял в стороне, прислонившись спиной к стене рядом с дверью, смотрел на нее все еще насмешливо и колюче, но теперь было в его взгляде нечто, отчего становилось тяжело дышать. Седрик не признавал в ней Королеву, никогда не признал бы, он лишь следовал приказу сестры, а сестра, думала Элион, наверняка приказала ее защищать. Потому что Элион нравилось, как Фобос учила ее магии и рассказывала сказки, заплетала в косы волосы, перед этим долго расчесывая серебряным гребнем, и глухо смеялась, глядя так, будто хотела отнять все и возложить мир к мыскам ее туфель. И Элион в свою очередь собиралась отдать ей все, чего сестра бы только ни пожелала, будь то Метамур, магия, корона или ее собственная жизнь.

— Ваше Величество, — глаза Седрика сверкнули, и он, прижав руку к груди, склонился перед ней в поклоне.

Кланялся он, конечно, сестре, но Элион, усмехнувшись, готова была закрыть на это вопиющее непочтение глаза.

* * *

Отросшие волосы щекотали шею, болтались на ветру во все стороны, лезли в глаза и рот, так что Вилл приходилось постоянно отплевываться, поправлять еще недавно красиво уложенную прическу и ниже натягивать шапку. Осень в этом году началась как-то слишком стремительно, перебив разошедшееся теплом лето, погода сменилась, точно перевернулся с ног на голову земной шар, и пришлось срочно доставать из шкафов теплые куртки и длинные шарфы. Самое удивительное, за целый месяц спорой на приход осени дождя еще не было ни разу, только бушевал холодный северный ветер и будто падало на голову серое густое небо. Погода эта, словно надвигающаяся катастрофа, навевала тоску и зудящую между бровей грусть и казалось, будто вот-вот должно было что-то произойти. Вилл давно не видела магии в своих снах, привыкла, наконец, что техника больше не разговаривает, но ей отчего-то казалось, будто нечто тугое и горячее билось в ее груди, как пустившееся вскачь после долгого бега сердце. Уже почти год прошел с тех пор, как она отдала Сердце Кондракара в чужие руки, а она все еще ощущала, что может, крепко зажмурившись, любовно качать его в ладонях.

— Ну ты и копуша! — проскрипел ей в спину чей-то надломленный голос, и Вилл вздрогнула, оборачиваясь.

Она как раз ступила на тротуар с перехода, и тут же загорелся пешеходам красный, и поехали в разные стороны машины, вот только ни за ней, ни впереди не было никого. Вилл покрутилась вокруг себя, и какой-то парень, подошедший к переходу с другой стороны, хохотнул и покрутил пальцем у виска. Один только светофор продолжал отсчитывать секунды до очередной остановки, но он ведь не мог в самом деле с ней разговаривать! Вилл отказалась от магии и теперь была обычным человеком без крыльев за спиной, чтения мыслей и способности разговаривать с электроприборами, так что ей, скорее всего, определенно послышалось.

Вилл зашагала вперед в полной уверенности в собственной правоте, свернула за угол и очутилась на прямой дороге к школе, там невольно замедлив шаг. До начала уроков было еще достаточно времени, и она бы спокойно прогулялась, если бы не налетевшая на нее со спины Ирма, содравшая с головы Вилл шапку и закружившая ее над головой.

— Ты не поверишь, что я сейчас расскажу! — заорала подруга ей прямо в ухо, и Вилл поморщилась от количества впившихся прямо в мозг децибел.

— Ты сначала расскажи, а я подумаю, верить тебе или нет, — усмехнулась Вилл, убирая за уши совсем растрепавшиеся волосы.

Пытаться отобрать шапку у Ирмы не было совершенно никакого смысла, тем более та уже сунула ее подмышку и принялась мять, как любимую плюшевую игрушку. С другой стороны улицы к школе приближался Мартин, паренек, который был в Ирму безответно влюблен, и она, только заметив его, натянула чужую шапку себе на голову до самых ресниц. Рассказывать, что там у нее такого великолепного случилось, Ирма почему-то не спешила, ссутулилась и постаралась спрятаться за спиной Вилл, бурча себе под нос, что иначе Мартин снова заведет свою шарманку на полтора часа.

Когда они почти дошли до школьных ворот и встретили махнувшую рукой Тарани, Вилл все-таки пихнула Ирму локтем в бок и потребовала свою собственность взад. И еще напомнила, что неплохо было бы все-таки сказать «б», раз она разорилась на «а».

— Сегодня утром я изменила температуру воды! — заговорщицки зашептала Ирма, прежде оглянувшись, не подслушивает ли кто.

— Покрутила вентиль? — хохотнула Тарани, перебрасывая сумку на другое плечо.

Мимо них прошел незнакомый паренек, и Ирма зловеще зашипела, прижимая палец к губам. Вилл глянула на часы, подумала, что обсудить «странности» они успеют, и сунула измятую шапку в карман.

— Да нет же! — всплеснула руками Ирма, все еще надрывно шепча. — Я только подумала о том, что мама снова принимала слишком горячий душ, но ничего не сделала, а вода взяла и стала прохладной!

Ощущение чужого пристального взгляда впилось в основание шеи, и Вилл вздрогнула, покрываясь густыми мурашками. Она подозрительно огляделась, повела плечами и встретила широкую улыбку чертова Коллинза, от которой разом захотелось провалиться сквозь землю. Однако, не получилось, сколько бы Вилл ни старалась, так что пришлось тоже натянуто ухмыльнуться и махнуть рукой, уповая лишь на то, что сегодня он пройдет мимо.

— Ва-а-ау, — протянула, быстро сориентировавшись, Ирма и хлопнула Вилл по плечу, — неужели наш историк строит тебе глазки?

— Вы так и не нашли общий язык? — подхватила смену темы Тарани.

В ответ на вопрос Вилл лишь закатила глаза и через плечо указала на едва не подпрыгивающего Коллинза, сделавшегося до того счастливым, что свело зубы. До начала первого урока оставалось совсем немного времени, Вилл то и дело бросала взгляды на висящие над входной дверью часы, так что школьники все пребывали, и коридор заполнялся монотонным гулом разговоров. Корнелия и Хай Лин до сих пор не появлялись, а может быть пришли раньше и уже сидели в классах, и…

Вилл сбилась с мысли, ощутила, словно нечто больно кольнуло висок, но тут же исчезло, будто и не было. Перед глазами на мгновение поплыла белесая пелена, звенящая колоколами и мерцающая бесконечностью, и Вилл мотнула головой, отгоняя гудящее в голове чувство. Нужно было уже идти на урок, тем более сегодня первой была история, а Коллинз наверняка придумал очередную внеочередную контрольную.

— Я просто не могу поверить, что Коллинз и моя мама!..

От мыслей об историке, укравшем чужую семью, полыхнуло в груди яростью, и Вилл сощурилась, крепко сжимая кулаки. Они поженились в середине этого лета, так что технически Коллинз был для Вилл отчимом, и это бесило еще больше, чем осознание того, что скоро у нее появится братик или сестренка. Вилл злилась с самого первого дня, когда узнала об их романе, но сделать все равно ничего не могла, потому что мама ее была такой же упертой, как и она сама. От удушающего бессилия кололо в груди и сами собой сощуривались глаза, особенно когда новоиспеченный «отец», как мама просила его называть, простодушно улыбался и пытался ей понравиться.

— Тебе бы психологу показаться, дорогуша, — крякнули откуда-то сверху, и в то же мгновение пронзительно зазвенел звонок на урок.

Толпа учеников хлынула по коридору в классы, толкая друг друга локтями и перекрикиваясь будто в последний раз, кто-то отпихнул ее в сторону, и Вилл на мгновение потерялась, крутанувшись вокруг своей оси. Зашипевшая на кого-то Ирма потянула ее за руку, проносясь прямо через толпу, а Вилл по инерции схватила начавшую отставать Тарани за сумку. Такой вереницей они и ввалились в класс под смешки более расторопных одноклассников, быстро рассаживаясь по своим местам, и только Коллинз чуть задержал на Вилл снисходительный взгляд, от которого у нее в груди снова все вспыхнуло. И впрямь сидящая на своем месте Хай Лин помахала рукой всем по очереди, оттянула уголки губ, изображая хмурое выражение Вилл, а потом сама пискнула, когда учитель похлопал по ее макушке учебником.

Несколько уроков прошли вполне мирно, несмотря на бесконечные контрольные и проверочные, навалившиеся одна за одной, Вилл чиркала ручкой в тетради, поглядывала на часы, в каждом кабинете одинаковые, но чуть-чуть разные, и отчего-то ей все больше казалось, что происходит что-то странное. Ощущение буравящего затылок взгляда исчезало в отсутствие невыносимо дотошного Коллинза, но вместо него появлялось покалывание в ладонях, тепло и легкая, почти неуловимая уверенность в себе и собственных силах. Сейчас Вилл почти не помнила, как ощущала себя, когда впервые заговорила с микроволновкой больше года назад, но уж точно куда менее сумасшедшей, чем в однообразной жизни обыкновенной школьницы. Не то чтобы ей чего-то не хватало, это что-то словно всегда было с ней, никуда и не исчезая, наоборот нечто казалось лишним, искристым и гулким, связанным с ней самим естеством.

— Я почти уверена, что Оракул обманул нас, — шепнула ей Тарани во время большой перемены, когда они, наплевав на погоду, расположились во дворе под раскидистым деревом.

Она не продолжила, потому что Ирма принялась громко рассказывать о похождениях Корнелии, лишь понятливо, но не совсем согласно кивнула, пожевала губы и засунула в рот остаток бутерброда. Прожевав, она задрала голову к серому, покрытому тучами небу, и ей вдруг почудился белоснежный окутанный облаками замок.

— Как там Калеб, кстати? — лукаво склоняя голову набок, спросила у подруги Хай Лин.

Корнелия, не ответив, поджала губы и отвернулась, сложила на груди руки и демонстративно отодвинулась чуть в сторону. Ирма расхохоталась, вытащила из раскрытого рюкзака Вилл шапку и водрузила ее Корнелии на голову. Тучи сгущались, качалась от промозглого ветра еще зеленая крона, и, кажется, вот-вот собирался пойти дождь, так что Вилл, поспешно смяв пакет от бутербродов, сунула его в карман и застегнула до конца куртку.

— Прошла любовь, завяли помидоры, — хохотнула Тарани.

А потом вдруг толкнула Вилл локтем, указывая на двоих беседующих с Коллинзом взрослых, топчущихся на пороге школы. У самой Вилл перед глазами всплывал образ светловолосой женщины из Кондракара, которая забрала у нее Сердце, а еще стоял звон поминальных колоколов.

— О да, Тара, теперь она влюблена в твоего старшего брата! — возликовала обожающая мыльные сериалы Ирма.

— Смотри, они снова пришли, — одновременно с ней зашептала Тарани Вилл на ухо, — наверняка опять выспрашивают что-нибудь об Элион.

Моргнув, Вилл сфокусировала взгляд на двоих полицейских, мужчине и женщине, первый из которых, сложив на груди руки, пристально озирался по сторонам, а вторая все говорила и говорила, будто от ее слов могла зависеть судьба целого мира. Они уже приходили несколько месяцев назад, искали пропавшую семью Браун и учительницу математики мадам Рудольф, но тогда, кажется, поверили словам Корнелии про длительный отпуск. Вилл не было особенно интересно, она никогда не считала Элион хорошей подругой, но любопытство, смешавшееся с клокочущей в груди злостью, порождало бурное желание подслушать, неосуществимое без исчезнувших из ее тела магических сил. Новоиспеченная королева Меридиана появилась перед следователями лишь раз, помахала ручкой и тут же удалилась, заметив, что у нее нет дел на подобную ерунду, и именно тогда Корнелия страшно обиделась, заявив, что подруга обесценивает ее старания. Конфликт между ними, начавшийся с перепалки, перетек в долгое молчаливое игнорирование, в котором Корнелия, которой Элион надавала кучу всяких магических связных штук, вывалила все в мусорку. Никто из девочек старался не лезть, только Ирма успела поругаться с черноволосым парнем, который теперь ходил за Элион хвостиком, будто конвоем, и едко комментировал каждое ее действие.

— Ой, они смотрят сюда! — вскликнула Ирма и потянула Корнелию за рукав. — Помаши им ручкой, Корни!

— Отстань, Ирма, — буркнула Корнелия, выдирая руку и отворачиваясь.

В последнее время отношения между ними казались натянутыми, подруги постоянно ссорились в основном из-за придирок Корнелии ко всему подряд. Ирма, шумная и активная в силу своего характера, пару раз закатывала скандалы, по-детски топала ногами и размахивала руками, но Корнелия все больше закрывалась в колючей, как розовые шипы, скорлупе. Она отшила Калеба, обозвав его предателем, сказала, что с Меридианом ее ничего больше не связывает, и подружилась с сестрами-сплетницами из ее класса, будто всеми силами старалась отгородиться от случившейся и исчезнувшей в-из их жизни магии. Корнелия вздергивала подбородок на любые вопросы об Элион, старательно обходила заброшенный, точно окутанный туманом книжный магазин и все больше отдалялась. Однажды она даже обвинила Вилл в том, что та решила за всех, и тогда она, доведенная до ручки романом матери, тоже высказала все, что думает. Остальные девочки пытались расшевелить Корнелию, вернуть в прежнее русло, но Вилл с тех пор не лезла, отводила глаза и глядела на облака, выискивая упирающиеся в небеса белоснежные своды. Вилл видела Кондракар лишь раз, но отчаянно скучала, будто умудрилась оставить там частичку себя.

— Я спрошу у Дина, зачем они приходили, — Вилл пожевала губы, спохватилась, но исправиться не успела.

— Дина! — ехидно воскликнула Ирма так громко, что у Вилл заложило уши. — Он все-таки тебе нравится, скоро папочкой называть будешь!

Вилл вспыхнула, вскочила, отбрасывая в сторону рюкзак, но из горла у нее не вырвалось ни единого звука, лишь краска расползлась на лице, обжигая щеки и уши. Это не то, о чем вы подумали, хотела кричать она, это вообще ничего не значит, просто дурацкое вырвавшееся изо рта имя! В груди разгорался пожар, она была готова провалиться сквозь землю прямо сейчас, оказаться на другом конце земного шара, только чтобы Коллинз не смотрел на нее издалека с этой дурацкой приветливой улыбочкой, от которой тошнит и чешутся пальцы.

Упавшая на лоб капля остудила, будто целое ведро на голову вылили, и ярость в груди вдруг погасла вместе с разнесшимся по небу громом. Серое небо стало непроглядно-темным, совсем рядом громыхнуло, и налетел такой ветер, что пакет от бутербродов, небрежно сунутый в карман, взлетел и кругами устремился вверх. Капнуло снова, еще и еще раз, кто-то радостно завизжал, кто-то велел всем вернуться в школу, и девочки, не сговариваясь, похватали вещи и скрылись под крышей. В следующее мгновение, стоило последнему ученику переступить порог школы, воздух от земли до неба сделался мокрым, стена дождя перебила все, зашумела, барабаня по крышам, будто их, маленький клочок суши, отрезали от мира, превращая в сувенирный снежный шар, стоящий у кого-то на полке.

До дома она добралась перебежками, кое-как скрывшись от наверняка вознамерившегося подвезти ее Коллинза, хлопнула дверью собственной комнаты что есть мочи и опустилась прямо на пол. То, что после свадьбы они переехали в его дом, бесило неимоверно, куда больше, чем все остальное даже не потому, что здесь они сталкивались на каждом шагу. Раньше дом принадлежал только ей и маме, был ее маленькой крепостью, а теперь Вилл не только вынуждена была делить его с посторонним практически мужчиной, так он еще и полностью ему принадлежал. Вилл лишилась убежища, лишилась единоличного внимания матери, практически лишилась семьи, потому что чувствовала себя теперь катастрофически лишней. Да, Ирма была права, ей нравился Дин, он заботился о маме и их будущем ребенке, но Вилл все равно страшно ревновала, варилась в бурлящем котле собственных разъедающих изнутри чувств и никак не могла смириться, что эта семья теперь не только ее.

— Вилл, ты переоделась? — обеспокоенный голос Коллинза ворвался в сознание, выдернул ее из мыслей. — Я сделал горячий шоколад.

Он не звал ее, не приглашал, как обычно делал мама, только констатировал факт, будто оставлял выбор. Вилл фыркнула себе под нос, поморщилась, расстегивая свитер, и подорвалась с места, крикнув, что сейчас выйдет. Любопытство в этот раз перевесило, она хотела спросить про следователей, а еще скоро должна была вернуться с работы мама, которая наверняка стала бы ругаться, если Вилл снова заперлась бы в собственной комнате.

Коллинз сидел на кухне, крутил в руках чашку и задумчиво смотрел в окно на дождь, а по помещению тем временем расползался такой запах, что моментально текли слюнки и урчало в животе. Вилл обошла его по дуге, глянула на холодильник, будто ожидая, что тот вот-вот что-нибудь скажет, но слышно было лишь барабанящий по крышам и карнизам дождь и размеренный гул работающей техники. Вторая чашка, заполненная до краев, поджидала ее на своем обычном месте подальше от хозяина дома, и Вилл забралась на стул с ногами, подула, сдувая в сторону струйку витиеватого пара, и прижалась губами к нагревшемуся фарфору. Говорить не хотелось, любопытство, почти победившее, все еще боролось в животе с ревностью, так что она, склонив голову набок, тоже устремила взор на улицу. Дождь, хоть и не утихал до конца, все же ослаб, так что стало видно сизую от воды и дымки улицу, по которой то и дело проезжали машины и пробегали редкие вооруженные зонтиками прохожие. Стук воды убаюкивал, горячий шоколад приятно согревал горло, и было так тихо, что самую малость звенело в ушах. Вилл постукивала ногтем по гулкому фарфору, слушала жужжание холодильника, будто силилась разобрать скрытые в нем слова, и во все глаза глядела на серые тучи, выискивая спрятанные под ними воздушные замки.

— Зачем приходили те следователи? — она склонила голову набок, не отрывая от окна взгляд. — Они все еще ищут семью Браун?

В ответ на ее вопрос Коллинз выдохнул, тихо-тихо усмехнулся, так что Вилл скорее почувствовала, чем услышала, и брякнула об стол чашка. Жужжащий холодильник затих, выжидающе замолчал, и даже дождь, кажется, чуть притих, чтобы не заглушать звук.

— Пропала еще одна девушка, Юлиана Фишер, — Коллинз говорил тихо, точно боялся спугнуть ее интерес, — она работала в том книжном, который так и не открылся. Моя мама дружила с ее, так что мы были немного знакомы.

В голове сам собой появился образ светловолосой женщины, забравшей у нее Сердце, и Вилл вздрогнула, тряхнув волосами. Щелкнул в замке ключ, скрипнула распахивающаяся дверь, и в дом ворвались запах свежей сырости и шелест непрекращающегося дождя. Вилл слышала, как мама тряхнула зонтиком, с хлопком раскрыла его, скинула туфли и направилась на кухню, звонко принюхиваясь. Вскоре показалась ее выглядывающая из-за двери голова, мама сощурилась подозрительно и выплыла вся, складывая на груди руки. Вилл хихикнула, махнула ей рукой и вдруг смутилась, потому что впервые по собственной воле сидела с Коллинзом наедине. Осознав вдруг, где находится и что делает, она вскочила, протиснулась мимо мамы и стремительно скрылась в своей комнате, пропуская мимо ушей ударившиеся ей в спину растерянный вздох и смешки.

Она не считала время, длившееся слишком быстро и слишком долго одновременно, но вскоре дверь ее комнаты беззвучно открылась, мама, постучав уже после того, как вошла, вздохнула и цокнула, оглядев привычный беспорядок, но удивительно промолчала. Вилл совершенно по-детски дула губы, демонстративно склоняясь над тетрадью с домашним заданием по истории, и делала вид, будто не замечает, как мама сложила несколько разбросанных по кровати кофт, убрала их в шкаф и, пригладив одеяло, села, закидывая ногу на ногу.

— Хочешь, расскажу тебе секрет? — мама не стала дожидаться ответа, продолжила как ни в чем не бывало. — У тебя будет братик. Придумаешь ему имя?

На время притихший дождь усиливался, стоял стеной, стучал по стеклу зазывно и убаюкивающе, и Вилл, перебегающая глазами по строчкам в тетради, не сразу сообразила, что только что услышала. Мама усмехнулась, поправила волосы и поднялась, и ее теплые руки опустились Вилл на плечи.

— Уильям, — пожевав губы, Вилл сказала первое пришедшее на ум имя, и мама рассмеялась, наклоняясь и чмокая ее в макушку. — Кто ты и куда дела мою маму?!

Раньше они ругались, мама отчитывала ее, а Вилл брыкалась, потом снова ругались, приходя к временному перемирию, и все начиналось сначала. Они были похожи характерами, обе упрямые и своенравные; пусть Вилл и любила маму, а мама любила ее, однако подобный жест заставил сердце едва не выпрыгнуть из груди. Вилл подскочила, разворачиваясь, ожидая чего угодно, но мама снова рассмеялась, потрепала ее по волосам и поджала губы. Она всегда делала так, поджимала губы, когда была чем-то недовольна, и Вилл машинально втянула голову в плечи, ощущая, как противно начинает щекотать в носу.

— Ты счастлива, мама?

Это было видно: мамины глаза искрились, морщинки, едва заметные у уголков губ, разгладились, уже несколько раз она пошла на уступки, хотя обычно отстаивала свое мнение до последнего.

— Очень счастлива, Вилл. И благодаря тебе тоже, — мама обхватила ее за плечи, доверительно убрала за ухо выбившуюся прядь, — и я буду еще счастливее, если ты поладишь с Дином до рождения этого ребенка.

О, вот оно что, Вилл поняла, моргнула, кривовато улыбнулась. Только сегодня, так уж и быть, она поведется на эту манипуляцию, сделает все возможное, потому что мама так лукаво улыбается, что Вилл во что бы то ни стало тоже хочется рассмеяться.

— Я постараюсь, мам, — Вилл не услышала одобрительный возглас откуда-то сзади, подалась вперед, обнимая маму за шею, — но ничего обещать не могу, ты же меня знаешь.

— Знаю, дорогая, — кивнула мама, целуя ее в щеку.

За окном бушевал ливень, так что не было видно ничего, кроме потоков воды на стекле и серой непроглядной дымки, на кухне стоял недопитый горячий шоколад, и Вилл под мамины смешки собиралась во что бы то ни стало его уничтожить.

* * *

Утреннее солнце душило и оглушало, оставляло под веками кровавые ожоги, будто пыталось испепелить, оставить после себя лишь прах и выжженную пустыню. Игривые лучи его плясали по стенам и рассыпались на стеклах, вычерчивали узоры на коже и сковывали кандалами, тянущими во все стороны одновременно. Миранда солнце не любила, привычная пасмурная погода Меридиана, так похожая на родные леса, была ей куда ближе, пусть и порождала не слишком приятные воспоминания. Несмотря ни на что, лес она любила, видела во снах так часто, что плыло перед глазами слезами и жаром, но вернуться бы туда не посмела. Ее выбросили, вытерли об нее ноги и выставили вон, и теперь не оставалось ничего, кроме как мириться с клокочущей в груди ярости, потому что дома ее ждала одна лишь смерть.

Не то чтобы Миранда в самом деле все еще считала лес оборотней своим домом, однако привычное слово на языке перекатывалось острой ностальгией, трогало какие-то струны души, о которых она понятия не имела. Дом у нее был новый, большой и красивый замок посреди человеческой столицы, вот только в последнее время находиться здесь стало совсем уж невыносимо. Миранда не любила солнце и шум, заставляла себя не прятаться в гулких коридорах и, кажется, была одной из немногих приближенных к королеве Элион людей.

Поначалу Миранда злилась, потому что у нее была только одна хозяйка, но Элион удивительно умела располагать к себе. Новая королева была светлой настолько, что сводило от отвращения скулы, сияла, точно жаркое полуденное солнце, и оттого слепило глаза и неприятно давило горло. Эта девочка была хуже миледи во всем, но сияла так ярко, что окружающим не оставалось ничего, кроме как отводить глаза и склонять головы. Злость, густая и колючая, прошла постепенно, растворилась в похожих на оскал улыбках, потонула в волнах доверительных слов. Ее Величество Королева Элион понятия не имела, кому можно и нельзя доверять, поэтому ослепляла благословением всех подряд настолько старательно, что в конце концов оно превратилось в проклятие. От нее нельзя было отвернуться, нельзя предать или встать на ее пути, потому что иначе она, сияя всепрощающей улыбкой, просто сожгла бы и развеяла по ветру блестящими искрами пепла. Миледи, помнила Миранда, убивала хладнокровно и вполне заслуженно, несла этот груз собственных решений, а эта девочка только отмахивалась, сваливая все подряд на Светлую силу.

— Пошла вон отсюда, — кто-то толкнул ее плечом, и Миранда ощерилась.

Ласковая, извиняющаяся за чужой поступок улыбка пронзила ее насквозь, не оставив ни мгновения на отступление, будто что-то взорвалось совсем рядом, оглушая и ослепляя одновременно. Светлые струящиеся к полу волосы сверкнули на солнце золотом, осознание собственной никчемной глупости затопило до самой макушки, и Миранда в ответ оскалилась, изображая не слишком почтительный поклон.

— Неужели лорда Седрика уже амнистировали? — яд густыми каплями закапал на пол.

Он посмотрел на нее так, как смотрели на нее в лесу: будто это она предала его, а не весь мир развернулся к ней спиной, будто само ее существование являлось проклятием. Он никогда не смотрел на нее так прежде, так что Миранде однажды даже показалось, что они могут стать друзьями.

— Не…

— Седрик выполняет мое поручение, — оборвала Элион, выпроваживающе махнув рукой, — как только это дело завершится, он вернется в темницу.

Слова ее казались медом, ядовитым до самой последней капельки, лицо ее выражало умиротворенную улыбку, такую светлую и чистую, что Миранде мгновенно стало стыдно за свои слова. Она поклонилась, на этот раз подобающе, и вышла, в последний момент поймав пронзающий насквозь ненавидящий взгляд. Лорд Седрик сердился на нее, и Миранда вполне могла понять ее чувства, вот только ее собственные почему-то никогда никого не волновали. Она пыталась выжить любыми способами и гнить в клетке из-за собственной безрассудной верности уж точно не собиралась. Миледи стала камнем именно по этой причине, и именно она когда-то учила Миранду не повторять чужих ошибок.

Лорд Седрик поймал ее в коридоре несколько часов спустя, сверкнул глазами и зажал так, что даже не дернуться, и Миранда послушно вжалась в стену, задрала голову, чтобы смотреть ему в глаза, и широко улыбнулась, пытаясь скопировать улыбку Ее Величества. Получилось откровенно паршиво, Миранда поджала губы, обвела глазами несуществующие пути отхода и протяжно вздохнула. Седрик смотрел на нее зло, почти яростно, будто она своими руками растерзала нечто невероятно ему дорогое.

— Я просто пытаюсь выжить, — словно в собственное оправдание клацнула Миранда, и холодная рука больно сомкнулась на ее шее.

Ноги оторвались от пола, так что смотреть Седрику в лицо стало даже удобнее, застрял в горле вздох, и запекло легкие, будто кто-то влил в них раскаленный металл. Боль волной прошла по телу, ударилась в виски и скрутила пальцы, теплое дыхание Седрика остановилось на ее щеке, и Миранда отчетливо увидела непривычно-зеленый в его глазах. Ядовитая, как болотный туман, зелень сверкала, напоминала о прохладе лесов, гипнотизировала, и оттого еще сильнее скрутило болью легкие. Миранда зашипела, ухмыльнулась, потому что улыбаться ему не было никакого смысла, и похлопала по руке, будто этим жестом могла решить все на свете. Все-таки Ее Величество Элион плохо на нее влияла, одним своим взглядом окрашивая серый мир в яркие слепящие краски.

Седрик зло хмыкнул, сжал ее горло крепче, так что что-то хрустнуло, и оставшийся в груди воздух со свистом вытек наружу, оставляя Миранду болтаться в его руках куклой, из которой вытащили набивку. Ей казалось, что она давно привыкла к боли, стала невосприимчивой, научилась отрешаться так, чтобы смотреть на собственное изломанное тело со стороны. Миранда ошибалась, боль резала и жгла, куда более сильная, чем могло показаться на первый взгляд, будто Седрик изо всех сил сдерживал себя, не позволяя пальцам сжаться еще чуточку крепче.

— Не путайся у меня под ногами, — в ушах у Миранды стучало, но она все равно отчетливо расслышала каждое его слово, — когда госпожа вернется, этот мир уже будет лежать у ее ног.

Свистящий смешок вырвался из сдавленного горла сам собой, губы дернулись в гримасе, и Миранда непременно рассмеялась бы, если бы могла вздохнуть. В глазах Седрика плескалось безумие, такое яркое, что хотелось верить каждому его слову, вот только Миранда хотела выжить, а не верить, так что не могла позволить себе отступить с выбранного пути.

— Миледи обратилась в камень, — клацнула Миранда, когда ноги ее невесомо коснулись пола, а воздух с шипением ворвался в легкие, — откуда по-твоему она может вернуться?

Он не станет убивать ее, что бы Миранда ни сказала, потому что тогда его непременно казнят или бросят обратно в тюрьму, и тогда все его дурацкие планы совершенно точно пойдут прахом, рассыплются во всепрощающем взгляде Ее Величества.

И точно, Седрик, на лице которого проступила уродливая алая змеиная полоса, отпустил ее и ушел прочь, оставляя Миранду стоять в ярко освещенном коридоре наедине с ее собственной бесполезной жизнью.