Белое в белом (гет)

В Хитерфилде лило. Начавшийся вечером дождь, обратившись к ночи в сверкающую молниями грозу, продолжался до самого утра и не думал стихать. Вода текла по асфальту, скапливалась в лужи и журчала, точно весенние горные ручейки, а от серой стены день и ночь перепутались, так что выручали разве только часы. От грохота бесконечного ливня закладывало уши так, что невозможно было спать, и утром, когда зазвонил проклятый будильник, Вилл чувствовала себя запертой в подземных темницах где-то в районе Меридиана. Опухшие глаза чесались, пальцы не слушались, и она едва смогла попасть по дурацкой кнопке отключения, после чего невидящим взглядом уставилась за окно. Верный телефончик конфисковала мама, но вместо него болтал, не умолкая, будильник, предупреждающий Вилл о новом наказании за пропуск занятий.

— Какая школа, когда за окном настоящее море, — пробурчала себе под нос Вилл, наконец поднимаясь.

Щелкнув переключателем, она зажгла в комнате свет, обернулась и смерила собственное отражение долгим задумчивым взглядом. Вилл, пожалуй, и так была слишком нескладной для шестнадцатилетки, а теперь, с кругами под глазами и опухшим лицом и вовсе напоминала какую-нибудь болотную нечисть. На ум сразу пришли так любимые жабы, и Вилл, фыркнув, наколдовала себе лягушачье лицо.

Магия у нее в последнее время выходила совсем не такая, как во времена, когда Вилл была стражницей. Тогда ей казалось, словно нечто ее ограничивает, будто в настройках «ведьмы по умолчанию» поотключали прорву возможностей, а теперь они все хлынули разом, забивая голову и искрами путаясь в пальцах. Вилл, пожалуй, могла все, что тогда, и еще целую кучу другого, не ограниченного электричеством или «квинтэссенцией». Покрутившись перед зеркалом, Вилл вторым делом привела себя в порядок, вытянулась на носочках, сделалась выше на парочку миллиметров и сгладила несколько особенно острых углов, а потом махнула рукой и вернула как было. В конце концов, она проплакала почти целую ночь, потому что совершенно никто не желал ее слушать, и теперь, когда утро наконец наступило, Вилл собиралась отвоевать свою правоту. Мэтта похитила смутно знакомая седая старуха, и всю ночь Вилл пыталась вспомнить, где именно ее видела, а потом больно хлопнула себя по лбу и завыла в подушку.

Когда бабушка Лин рассказывала им о стражницах, с помощью Сердца она показывала и образы. Вилл не знала точно, было ли это прошлое поколение или кто-то еще, но седая старуха определенно нависала там большим черным пятном, наводя густую грязную тень на всех остальных. Чтобы выяснить это, нужно было непременно попасть в Кондракар, а для того требовалось упорство и остальные девочки по желанию. Признаться честно, Вилл хотя бы раз хотела поговорить со странной женщиной по душам, потому что на языке у нее вертелась целая прорва вопросов, и все они не находили выхода на этой Земле.

— Вилл, ты встала? — из-за двери, едва различимый в шуме дождя, послышался голос мамы, — Собирайся, я отвезу тебя в школу!

Выходя из комнаты, Вилл щелкнула выключателем, и мир ее на мгновение погрузился в полную темноту, разбавляемую разве что нескончаемым шумом и зловещими отблесками зеркала.

В машине (о, ну разумеется, как она могла не подумать!) уже сидел Коллинз. Вилл стряхнула зонтик, бросила на соседнее сиденье рюкзак и забралась сама, все равно умудрившись намочить кроссовки и подвернутые джинсы. Дождь молотил по крыше машины, заливал стекла, и спустя минуту путешествия Вилл уверилась, что они разобьются. Видно не было совсем ничего, не спасали ни дворники, ни мамино тихое бурчание себе под нос, ни наставительный тон Коллинза, диктующего, куда поворачивать. Они оказались в потоке машин, таких же несчастных бедолаг, выдернутых из дома работой и школой, продвигающихся вперед со скоростью не то что улитки — ползущего по пустыне камня! Серая туча бесконечного дождя заволокла Хитерфилд, стерла его с карт и засыпала колючими холодными каплями, но жизнь при этом упрямо не останавливалась, плыла, словно по морю, взобравшись с ногами на крохотный плот.

До школы они с Коллинзом добрались, преодолев к тому же огромную лужу на входе, не раньше середины урока. Часы в холле насмешливо тикали, коридоры пугали тишиной и такими же растерянными, мокрыми и раздраженными учениками и учителями, и никто, кажется, сегодня совсем не собирался предаваться занятиям. Город застыл в дождевом облаке, и Вилл, фыркнув, поспешно взбежала по лестнице, спеша отыскать в этом водяном безобразии кого-нибудь из подруг. В том, что у всех родители — совершенные тираны, Вилл сомневалась и потому отчаянно надеялась скрасить собственное тоскливое одиночество.

Тарани окликнула ее у класса. Она выходила из женского туалета, на ходу стряхивая с рук воду, и та, повинуясь огненному волшебству, испарялась в воздухе серебристым туманом. Больше никого из девочек в школе не оказалось, так что они вдвоем заняли половину класса (вторую оккупировала Лили или Лейла — Вилл не помнила точно — тихоня-зубрилка, не пропустившая ни одного занятия в жизни) и принялись обсуждать дела куда более важные, чем скучная математика. Первым делом, конечно, Вилл напомнила Тарани о старухе, потом рассказала о сопровождающем Элион, как две капли похожем на Коллинза, и дополнила все рассуждением об изменившейся магии. Монолог ее затянулся почти до конца урока, но вовремя оборвался, не позволив противному визгу звонка разбить нагнетенную атмосферу.

— Хочешь сказать, что старуха — бывшая стражница? — Тарани подозрительно прищурилась, словно Вилл смела нести откровенную чепуху.

Щеки ее под подобным взглядом сами собой налились кровью, и Вилл отвернулась, вглядываясь в стену дождя за окном. После звонка зубрилка вышла из класса, оставив подруг в одиночестве, и теперь не приходилось ни понижать голос, ни подозрительно оглядываться.

— Ну, — стушевавшись, Вилл пожала плечами и взглянула на серьезную Тарани одним глазком, — не знаю. Я не уверена, но мне так кажется. Я думала как-нибудь попасть на Кондракар, чтобы спросить у Оракула.

Время тянулось оглушительно медленно. Прошел только первый урок, а Вилл все еще не знала, как будет добираться домой, потому что мама работала допоздна, а уроки должны были закончиться в два. В размеренном шуме дождя отчетливо тикали часы над классной доской, и Вилл хотела уже приказать им замолкнуть, но Лили или Лейла неслышно вошла и села на свое место. Прозвенел звонок на второй урок, и тут-то им поговорить совершенно не удалось, потому что Коллинз решил, кажется, вытянуть из Вилл всю душу своей историей. Конечно, на уроке их было всего лишь трое, но спрашивал он ее почти десять раз, несколько раз просил прочитать параграф и только к самому концу урока ударился в рассуждения о трудностях жизни в средневековье.

— Говорит со знанием дела, — уважительно протянула Тарани, когда Вилл спросила, что она думает.

Глаза ее сверкали восторгом, словно история в одночасье стала ее любимым предметом, и Вилл только обиженно фыркнула, отвернувшись к окну. В стене дождя ей теперь чудились замысловатые фигуры серого замка с узкими коридорами и низкими потолками, в маленьких окошках которого сверкали теплом и сухостью оранжевые огни. Интересно, думала Вилл, бывают ли на Меридиане дожди, и что делают люди, когда земляные дороги совсем размывает? Городок возле замка всегда казался ей унылым и крошечным, но для жителей его, наверное, он был единственным местом, в котором они когда-то бывали, а значит и целым их миром.

— Говорю тебе, Коллинз оттуда! — Вилл всплеснула руками, тщетно пытаясь доказать свою правоту. — Тот старик, который был с Элион, похож на него как две капли воды! И смотрели они друг на друга так, как будто узнали! Я точно знаю, только вот как бы это проверить…

— Спроси у него, — Тарани, пожав плечами, кивнула в сторону.

В столовой было немноголюдно, так что они снова заняли целую ее половину. Вытянув шею, Вилл проследила за взглядом Тарани, пискнула и сжалась. Дин Коллинз, держа свой поднос обеими руками, направлялся прямиком к ним, минуя стол, где сгрудились все остальные учителя. Сердце предательски заколотилось, и Вилл втянула голову в плечи, подхватила вилку и поскорее набила полный рот, выразительно промычав. Тарани фыркнула на ее выходку и закатила глаза, позволила Коллинзу сесть рядом и пнула Вилл под столом. Какое-то время они сидели молча, слушали стук вилок о тарелки и нескончаемый дождь, а потом Тарани, вытерев рот салфеткой и отодвинув поднос в сторону, задала вопрос прямо в лоб:

— Это правда, что вы пришелец?

На целое мгновение Вилл перестала дышать, в ушах у нее зазвенело, и она крепко зажмурилась, изо всех сил пытаясь провалиться сквозь землю. Вот только магия не сработала, когда была так нужна, оставив Вилл сидеть с набитым ртом за одним столом с предполагаемым пришельцем — мужем ее матери, между прочим, и считать удары сердца в ушах. Дождь вдруг стал оглушительно громким, застлал все вокруг, обратив мир серым маревом, а потом Вилл снова будто ударили по голове.

Коллинз засмеялся. Не принялся отрицать, не объявил Тарани дурой, не сделал что-то еще, чтобы оправдаться, а отложил вилку и оперся локтями о стол. Взгляд его, направленный на нее, Вилл теперь видела сквозь щелочку приоткрытых век, и от него у нее все внутри переворачивалось. Потому что взгляд этот был ласковым и чуточку снисходительным. Слетел налет неловкого увальня, и на нее теперь словно смотрел один из тех рыцарей, что гонялись за ними по всему городу, а потом как ни в чем не бывало присягнули на верность объявившейся Королеве.

— Ну что ж, раз все так сложилось, полагаю, первым делом мне стоит представиться, — Коллинз перевел взгляд на опешившую не меньше нее Тарани и, кажется, подмигнул, — меня зовут Анадин, и вы правы, юная леди, на Землю я прибыл с другой планеты.

Вилл показалось, что она сейчас шлепнется в обморок, но и этого не случилось, потому что дождь за окном вдруг остановился, а потом, вздрогнув, точно ударилось сердце, пошел в обратную сторону!

* * *

Уродливые чужеземные буквы заискрились, взвились золотыми вспышками и опали, исчезая под пальцами, и Седрик удовлетворенно ухмыльнулся. Библиотека гудела словами и символами, молчала так громко, что крик ее давил на уши, и различались в этом нестройном гомоне разве что исступленная тишина да стук его собственного сердца в груди. Вместе с госпожой Седрик корпел над этими буквами и теперь, во время ее отсутствия, имел полное право стереть их или нарисовать заново, претворяя в жизнь отголоски звучащих в висках приказов. Седрик знал, что он должен делать ради своей королевы, направлялся теперь прочь сквозь книжные лабиринты, отсчитывая мгновения ударами сердца. У него было немного времени, прежде чем маленький светлячок вспыхнет меж пальцев, и тратить Седрик его собирался с пользой, какую только он мог принести своей госпоже. Время на Метамуре и вправду отличалось от земного аналога, и даже маленький жучок, игриво забравшийся под воротник, не мог заставить его обрести равновесие.

В пустых коридорах серого замка было оглушающе тихо. Стоило Королеве на миг улизнуть, и стража расслабилась, побросала посты и предавалась теперь собственным алчным порокам, наплевав на стоящую на пороге войну. В том, что война определенно начнется, Седрик не сомневался ни капельки в большей части именно потому, что сам собирался этому поспособствовать. Он рассекал коридоры стремительной тенью, отдавал приказы попадающимся на пути стражникам и то и дело поглядывал в узкие окна на сгущающиеся над городом тучи. В последнее время небо оставалось таким отвратительно голубым, что Седрик никак не мог дождаться обрушившегося на землю дождя, который заволок бы мир серым коконом, таким же холодным и мрачным, как безжизненная статуя его госпожи.

Закутавшись в серые одежды узника, Седрик шел вдоль приоткрытых дверей, вовсе не обращая внимания на подглядывающие за ним светящиеся в полумраке глаза. В схлынувшей яркости их было отчетливо видно, взгляды их блуждали по стенам и цепкими пальцами путались в волосах, цеплялись, точно беспокойные призраки, хватали за руки и тянули за ноги, вешаясь на щиколотки чугунными кандалами. Седрик видел их все, переступал через бесконечные руки и ноги и не задерживался ни на мгновение, продолжая свой путь. Маленькая почтовая птичка щебетала ему на ухо, взлетала к облакам и протискивала крошечное белое тельце в окно, перескакивая с лапки на лапку, и Седрик скосил глаза всего на секунду, провел пальцами по гладким перьям и оставил ощущение изящной хрупкости позади. Впереди его уже ждали высокие двери королевского тронного зала и несколько особенно преданных стражников, при виде него склонившихся в полупоклоне. Гость его тоже уже ожидал, но двери он не спешил открывать, прежде скинул серые тряпки, оставшись в собственном парадном камзоле. Подумать только, маленькой девочке не было до него дела настолько, что она смела просить его помощи, а теперь Седрик собственными руками собирался сверзить ее лживый ослепительный свет.

Стоило распахнуть тяжелые двери, усевшийся на чужом троне нахальный мальчишка расхохотался, запрокидывая голову, точно нарочно подставляя под острые зубы тонкую белую шею. Рыжие волосы его взметнулись искрами разгорающегося пламени, мазнули по воздуху факелом, и Седрик почти увидел, как горит ненавистная деревяшка. О, трон Ее Величество Элион приказала переделать тоже, и теперь вместо привычного каменного изваяния посреди зала торчал, будто искалеченный театральный актер, обыкновенный резной стул, обитый переливающимся бархатом. Конечно, он был украшен золотом, камнями и рунами, потому что не пристало королеве сидеть на простой деревяшке, но все еще даже подлокотника не стоил в величественном сидении его госпожи.

— Мне было интересно, зачем малышка позвала меня снова, — Магнус качнулся, опустил голову на сложенные на подлокотнике руки, — думал, преподнесет тебя, как первый подарок в честь перемирия.

Голос его звучал так нарочито слащаво, что Седрик едва не сплюнул скопившуюся во рту горькую слюну себе под ноги. Вместо этого он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, ощущая, как неуловимо меняется тело. Частичная трансформация его была самой уродливой, но госпоже нравилось, и Седрик мечтательно улыбнулся, представляя ее удовлетворенную улыбку. Он мог бы обратиться полностью, стать кровожадным зверем, движимым одними инстинктами, но оборотня должен был убить человек, иначе не было в этом совершенно никакого смысла. Острые клыки наполнили рот, растянули губы в ухмылке, и без того нелепый трон сделался совсем маленьким, а Магнус на нем, эта никчемная букашка на кончике ногтя, все продолжал смеяться. Наверняка он думал, что Седрик его не убьет, что никто не хочет этой войны, вот только Седрик, какая жалость для мальчика, был решительно противоположного мнения.

— Не будет никакого перемирия, — отрезал Седрик, и голос его в полуформе прозвучал нечеловечески сипло, эхом отражаясь от стен.

Магнус наконец поднялся, лениво взмахнул руками и склонил голову набок по-птичьи.

— Право, какая жалость, — мальчишка извернулся на пятках и щелкнул пальцами куда-то назад, — а я та-а-ак хотел заключить с людишками мир!

Далеко за пределами города вспыхнула молния, отразилась от серых стен замка и рассыпалась мелкими искорками. Вслед за ней, всего пару вздохов спустя, громыхнуло так сильно, что Седрик на мгновение удивился, как стоящая на угловатой горе громадина замка до сих пор не сверзилась вниз. Заострившиеся когти его легко цепляли одежду, рвали на клочки и оставляли глубокие кровавые раны, так что поймать маленького зверька, слишком долго заглядывавшего ему в глаза, не составило никакого труда. Седрик едва не расхохотался, перехватывая удобнее ворот рубашки, царапнул белую кожу и насмешливо оглянулся.

Не было никого, кто мог бы помочь, только паутина залепила углы, скрывая темные провалы и приманивая вертких мошек.

Это, пожалуй, оказалось слишком уж просто. Острые когти вспороли тонкую шею, брызнувшая кровь запачкала камзол и горячими каплями отпечаталась на щеках, а яростный огонек в глазах слишком быстро погас. Предводитель оборотней был мертв, болтался у него в руке тряпичным мешком, и теперь оставалось только выслать сородичам его голову на потеху. Самоуверенность окутывала их обоих, потому что Магнус прежде не терпел поражений, а Седрик в самом деле знал свою силу, и при других обстоятельствах он был бы рад проглотить его целиком, избавившись от раздражающего пятна на манжете. Рукава Седрика тоже окрасились кровью, из порванной артерии все еще хлестало, и маленькая липкая лужица уже скопилась под ногами, так что, приглядевшись, он мог увидеть в ней собственное уродливое отражение.

— Что ты, по-твоему, делаешь? — высокий голосок, должно быть, намеревался пристыдить его, указать место в ногах, но Седрик только шире улыбнулся, демонстрируя острые зубы.

Она управилась раньше, чем он ожидал, однако время между мирами и вправду было не одолеть. Маленькая Королева ворвалась в тронный зал, сверкая глазами, и свита ее толпилась рядом, прикрывая бока. Седрик со смешком заметил, что одну из бывших девочек с крыльями сейчас вырвет, бросил бесполезное тело к подножию трона и обернулся полностью, утирая с лица капельки крови.

— Ваше Величество просили моей помощи, — он нарочито церемониально склонился, прижимая руку к груди, и все равно остался здесь выше всех, — я помогаю.

Глаза маленькой Элион вспыхнули яростью, и тонкая ладошка ее со шлепком отпечаталась у Седрика на щеке. Жгучая волна прошла по телу приятным покалыванием, гроза вспыхнула и лопнула ливнем, укрывая мир серым маревом. Королева рассерженно дышала, смотря ему прямо в глаза, будто боялась глянуть немного вперед, от дождя резко стало темно, запахло сырым камнем и свежестью, и только теперь Седрик заметил, что угодивший в кровавую лужу хвост его размазывает по полу красные кляксы. В человеческой форме ноги его тоже оказались испачканы кровью, растекшаяся некрасивыми кляксами лужа доставала уже до подола малышки. Нелепое затишье перед бурей дрогнуло и рассыпалось сверкнувшей на небе грозой, и Седрик с сожалением подумал, что Миранда будет в ярости. Впрочем, девчонка всего-то планировала выжить, а исполнить эту мечту она могла, лишь исполняя приказы.

Резкая вспышка молнии осветила на мгновение тронную залу, высветила из темноты яркие багровые пятна, а вслед за ней потянулся громыхающий без устали гром. Принимать решение Элион не торопилась, продолжала буравить его полным негодования взглядом, но она и сама должна была понимать, к чему приведет ее сумасбродство. Теперь, когда госпожи не было рядом, у Седрика оказались развязаны руки, так что ему ничего не стоило воплотить в жизнь переполняющие голову мысли. Еще раз оглянувшись на трон и валяющееся у его подножия тело, Седрик широко улыбнулся, и Элион, вздрогнув, наконец отмерла. Крошечный шажок назад выдал обуревающий ее ужас куда лучше сжатых в кулаки пальцев, но голос не дрогнул, разнесшись по залу и смешавшись с грянувшим громом:

— Заприте его в темнице.

* * *

Монотонный голос учителя не убаюкивал, вызывал скорее расцветающую в груди ярость, заставлял пальцы постукивать по столу, а зубы сжиматься до скрежета. Раздражающий скрип мела по доске отдавался болью в висках, а шелест тетрадей и многочисленное дыхание и вовсе не оставляли иного выбора. Магии в его теле, скопленной во время прошлого вопиющего нападения, оставалось совсем немного, и копил он ее для другого, но соблазн был до того велик, что Фобосу пришлось сцепить ладони в замок и прикусить щеку до крови. Ласкающая разум картина того, как невыносимое здание земной школы горит синим пламенем, само собой вставало перед глазами, вызывая улыбку настолько жуткую, что обернувшаяся к нему девица пискнула и уткнулась носом в тетрадь. Фобос не понимал, почему должен тратить свое время на подобную ерунду, но пока стражницы диктовали правила, и ему приходилось следовать им и ждать, пока в его теле накопится достаточно сил и представится удачный момент.

Взгляд его скользнул на девчонок, задержался на тонкой шее рыжей хранительницы Сердца Кондракара, потом на затылке блондинки, который без магии казалось так легко проломить. Разумеется, Фобос никогда не стал бы марать руки подобным, но взять хотя бы большую треугольную линейку возле доски…

— Филипп, — учитель кашлянул, привлекая к себе внимание, а Фобос не сразу вспомнил, что на время это было его новое имя, — я понимаю, что ты новенький и пока не освоился, но поглазеть на девочек можно и на перемене, а пока, будь добр, займись контрольной.

По классу прошла волна тихих смешков, обернулись одна за другой девчонки-стражницы, и Фобос, насмешливо фыркнув, глянул на распластавшийся перед ним лист со странными символами. Висок и затылок его, развеселив еще больше, прожгли три гневных взгляда, и учитель снова призвал всех к порядку, постучав мелом по столу. Фобос кожей чувствовал ментальную магию, казалось, только прислушавшись, мог разобрать разговоры, но лишь врезался в стену отсутствия магии. Крохотная крупица, скопленная, спрятанная в рукаве, была слишком мала, чтобы использовать ее, грела пальцы открытым огнем и соблазном ложилась на лоб. Слишком отчаянно Фобос желал вырваться на свободу, слишком низко оценивал окружавших его людей и слишком возвышал себя самого, чтобы просто сидеть и решать совершенно непонятную земную «математику». Смысла в этой науке, думал Фобос, не было никакого, потому что его собственных знаний было достаточно для правления миром, а вычерченные на листе закорючки и вовсе не имели в его глазах решительно никакого значения.

И, что было самым отвратительным, голос «другой Фобос» в его голове молчал с тех пор, как он отказался от ее помощи, и от этого Фобос ощущал себя куда более бессильным и жалким, чем от сложившейся ситуации в целом.

Обернувшаяся ведьмой бывшая стражница напала на них сразу после прибытия на Землю, и Фобос, сам не зная почему, отклонил предложение о помощи голоса в голове, вместо этого вытянув силу из собственных тюремщиц. Краем лаза он видел заточенное в посохе старухи Сердце Меридиана, вот только и ему, и «другой Фобос» было нужно совсем не оно. Дотянуться до рыжей девчонки в тот вечер не получилось, но перекатывать силу на пальцах оказалось чертовски приятно, так что теперь Фобос протягивал руки, незаметно касаясь, в любой подвернувшийся момент. Впрочем, вытянуть много не получалось, контакт оставался слишком уж мимолетным, но пока он не мог позволить себе вызвать никаких подозрений.

— Эй, Филипп, — девчонка, сидевшая перед ним, перегородила дорогу на выходе из опостылевшего класса, — я хотела сказать, что у тебя крутая прическа.

Она была обычной довольно высокой девицей с чуть раскосыми глазами и рассыпанными по щекам веснушками. Разумеется, Фобос не помнил ее имени, даже не старался запомнить, позволил себе разглядывать ее лицо слишком долго, наплевав на внушаемые стражницами «правила приличия». Волосы до середины спины, которые они поначалу предлагали убрать, он тоже оставил, не стал даже собирать в хвост. В родном мире Фобос использовал волосы, чтобы впитывать магию, и, конечно, не воспринимал их украшением собственной внешности, хотя красоты его это, разумеется, нисколько не умаляло.

— Разумеется, — так и ответил он, и без того раздраженный, — о…

— Еще! — девица мешала пройти, а теперь еще смела перебивать его и приближаться настолько, что Фобос мог пересчитать веснушки на ее остроносом лице. — У тебя же нет девушки?!

Странное чувство, будто кто-то обхватил его за плечи, заставило застыть на месте, затаив дыхание. Полыхнувшая ярость нашла выход в вырвавшемся из горла рыке, но и его заглушил раздавшийся из-за спины хохот. Такой же звенел прямо в его голове, и оттого казалось, будто скопившийся в черепе пар выходит со свистом и пеленой ложится перед глазами. Теперь, словно она воспользовалась заминкой, руки и тело его двигались сами по себе: ладонь отбросила упавшую на плечо прядь размашистым жестом, голова склонилась набок, а рот раскрылся, изрекая фразу, из-за которой окружающий гогот моментально затих.

— Есть, — ответила Фобос, завладев его ртом, и голос ее звенел в обрушившейся тишине, — ее зовут Элион Эсканор.

Ярость все еще клокотала в груди, но Фобос, скованный собственным телом, не мог сделать и шага. Одеревеневшие мышцы его находились под властью магии куда более мощной, чем жалкие крохи в его собственных пальцах, горло сдавил спазм, так что невозможно было даже дышать. Впрочем, будто прислушавшись к бьющимся в его разуме мыслям, она отодвинула девчонку плавным жестом, расправила плечи и вышла прочь, расчерчивая коридор чеканящими шагами. В глазах у него побелело, и Фобос видел разве что смазанные кляксами яркие пятна, слышал стук крови в ушах и ощущал чужие движения. Захваченное пришелицей тело больше не принадлежало ему, и оттого тошнило и в ярости хотелось вцепиться пальцами в горло, но все, что он мог — это сжаться в комок внутри себя самого.

— Я хотела поговорить, — в тишине ее голос раздался ударами молнии.

Его будто швырнули о стену так, что выбило из груди воздух, сжали за шею, прерывая дыхание, и теперь говорили насмешливо ласково. Оглушающая мощь ее обрушилась на Фобоса, выворачивая наизнанку, и, если бы тело все еще принадлежало ему, его бы определенно стошнило. Вот только теперь это он был «другим Фобосом», задвинутым на задворки сознания, мошкой, прижатой к ногтю огромного существа, готового прихлопнуть, но решившего поиграть.

О, и Фобос готов был многое сделать, чтобы обрести хотя бы часть этой силы.

— Полагаю, теперь мы сможем договориться, — она смеялась его губами, и Фобос ей вторил, представляя, как сможет раздавить всех до единого, кто смел когда-то поставить его на колени, — думаю, Сердца Кондракара нам обоим хватит с лихвой.

Его вышвырнуло обратно стремительно, как вытягивает пойманную рыбу рыбак, и Фобос кашлянул, хватаясь за стену. Колени подкашивались, а тьма все еще клубилась перед глазами, дыхание вырывалось из горла хрипами, но Фобос смеялся, запрокинув голову, и она вторила ему из оглушающей тишины. Наваждение, гулкое и звонкое, окутывало его еще какое-то время, а потом звонок, противный дребезжащий визг металла, привел Фобоса в чувства. Он стоял, опершись спиной о шершавую стену, жадно хватал воздух, и в самом деле напоминая выброшенную на берег рыбу, и гул в голове его постепенно стихал. Другая Фобос, добившись своего, больше не хохотала, молчание ее звенело в ушах, и Фобос поспешно выскочил прочь, так и не разглядев, где прятался все это время. Путь его лежал во временное пристанище в подвале под книжным магазином, потому что там оставались кое-какие старые книги, а еще потому, что торчать в этой отвратительной школе и дальше у Фобоса не было никакого желания.

Первым, что он почувствовал, соскочив с лестницы, была разбавленная раздражением жалость. Разумеется, в его временном пристанище уже торчал Калеб, мальчишка-повстанец, но Фобос не обратил на него ни капли внимания, полностью сосредоточившись на валяющихся неровными стопками книгах. Подобное отношение к старинным артефактам раздражало не хуже его собственного нынешнего положения, так что в процессе поисков Фобос даже немного прибрался, наведя порядок и рассортировав книги по темам.

— Почему ты один? — голос Калеба вывел его из задумчивости, и Фобос, едва заметно вздрогнув, взял в руки соседнюю книгу.

Не стоило пока ставить детишек в известность, и потому Фобос мог простить вопиющее неуважение к себе, как к королевской особе, но губы его все равно презрительно скривились. Он обернулся, окатив Калеба насмешливым взглядом, перехватил книгу поудобнее и уселся на первый попавшийся стул. Место это выглядело поистине отвратительно, кое-где старый кирпич покрылся черной плесенью, от влажности было трудно дышать, а толстый слой пыли на полу вовсе не смягчал его настроение. Фобос пожал плечами, точно разом отвечая на все вопросы, раскрыл книгу в самом начале и бегло пробежал глазами по оглавлению. Не совсем то, что ему было нужно, но в земных книгах Фобос все равно не разбирался, так что стоило начать хотя бы с подобной глупости.

— Девочки знают, что ты здесь? — не желал униматься Калеб. — Ты ведь не сбежал от них, ничего не сказав? Уроки в школе еще не закончились.

Вместо ответа Фобос снова пожал плечами, не отрываясь от чтения. Болтовня мальчишки отвлекала, было бы проще запереть его где-нибудь или отрубить на худой конец голову, но, к величайшему сожалению, в данный момент у Фобоса не было никого, кому можно было отдать соответствующий приказ. Он недовольно поджал губы, потихоньку впитывая рассыпанную по помещению волшебную силу, перелистнул страницу и склонил голову набок, вчитываясь в строчки и одновременно рассуждая про себя, что ввязался в авантюру он совершенно напрасно. Конечно, продолжать торчать в клетке тоже было идеей так себе, но сейчас, очевидно, Фобос подвергал себя таким опасности и стрессу, что никакая сестрица не смогла бы излечить его разбитое сердце.

— Психология подростков, серьезно? — назойливый Калеб начинал раздражать, игнорировать его с каждым мгновением становилось все сложней и сложней. — Не думаешь, что сейчас не время сидеть и читать дурацкие книжки?

— Замолчи, — приказал Фобос, взмахом ладони поймав тишину, — сядь на тот стул и сиди.

В комнате этой витала, прижимаясь к углам и стенам, магия, и Фобос постепенно напитывался ей, дышал, словно заболоченными воздухом, и крохотные частицы оседали в легких и впитывались, мешались с кровью, циркулируя по телу обжигающей силой. Ее было все еще недостаточно, чтобы дать отпор стражницам, сбежать и отвоевать обратно Меридиан, однако иллюзия трона вместо убогого деревянного стула уже разгоралась в воображении Фобоса.

И Калеб, точно повинуясь приказу, два раза моргнул, развернулся и сел, сложив на коленях ладони. Ликование взыграло в груди, заставило Фобоса ухмыльнуться, и он спрятал улыбку за книгой. С определением ее сути Калебом, впрочем, он был более чем согласен, но все равно погрузился в чтение, то и дело возвращаясь взглядом к прочитанному, потому что слишком уж много мыслей и планов наполняло его определенно светлую голову. Его тело умело впитывать магическую силу, но не производило собственную, словно являлось бездонным сосудом, и эта пустота, сквозь которую утекали силы, ощущалась дырой в районе груди, сквозной раной, болезненной и кровоточащей. Фобос был жаден до власти и силы, но в то же время зависел от них, потому что, оставшись пустым, делался хрупким, способным сломаться от дуновения прохладного ветерка.

Когда родилась Элион, Фобосу было двенадцать. Матушка-королева не любила его, потому что Фобос был мальчиком, к тому же лишенным способности производить и накапливать магию, и по всем древним законам, придуманным давно истлевшими идиотами, трон он унаследовать не имел ни малейшего права. Фобос был причиной того, что ей пришлось рожать еще одного ребенка, слушал упреки и получал шлепки, но с рождением сестры нечто в нем изменилось. От Элион исходила сила, она буквально светилась ярким белесым светом, и Фобос чувствовал этот свет, лелеял в ладонях и наполнялся им. Тогда она была уродливым красным комком, закутанным в тряпки, и Фобос мог бы свернуть ее толстую мягкую шею, впитать без остатка и сам наполниться этим светом, занять трон и поставить на колени всех, кто смел насмехаться над ним. Если бы не изворотливые слуги, унесшие девчонку у него из-под рук, сейчас бы он не сидел на жестком деревянном стуле в маленькой пыльной комнате, занятый чтением книги о том, как завоевать дружбу подростка. Если бы не стражницы, проклятые мелкие девки, Фобос не сидел бы в тюрьме под замком, а царствовал, как и полагается законному королю.

— Ты ведь видел, какой она выросла? — тихий голос в голове отвлек его от чтения, и Фобос с раздраженным выдохом закрыл книгу.

— Только не надо снова придумывать, будто она мне нравится, — книга о психологии подростков вернулась на место, и Фобос все-таки взял соседнюю с куда более интригующим названием.

Впрочем, от книги «Покорить мир за неделю» он ничего дельного не ожидал, ограничился содержанием, пробежал пальцами по корешку и протяжно вздохнул. Отчего-то другая Фобос ощущалась по-новому, словно свербело что-то в глотке, мешая нормально дышать. Ее чернота расползалась по углам, выглядывала из тени и слушала, раскинув незримые уши, была совсем не похожа на приятное покалывание, приходящее с силой Элион, и билась в висках, отчаянно пытаясь вырваться на свободу. Эта сила заполняла и иссушала одновременно, от нее тошнило и дрожали в ужасе пальцы, но, повернись удача в его сторону, Фобос без колебаний забрал бы ее только чтобы не ощущать себя бесполезным пустым сосудом, болтающимся на ветру.

— Я не придумываю, что она тебе нравится, — другая Фобос расхохоталась в его голове, и он поморщился от стрельнувшей в виске боли, — я утверждаю, что ты влюблен.

Назойливое бурчание, объясняющее ему разницу между словами, смешалось с криком ворвавшихся в подвал стражниц, обратилось вместе с ними головной болью, и Фобос обреченно накрыл лоб ладонью, мысленно стирая девчонок вместе со злополучными книгами с лица Земли.

* * *

Дурацкая книга не поддавалась, сколько бы Элион ни дергала, портал не открывался, а взгляды, скрестившиеся на ее спине, нервировали еще сильнее. В книжном было темно, потому что от недавней грозы вроде как выбило пробки, на улице снова накрапывало, и только-только утихший дождь грозился вот-вот обратиться оглушающим ливнем. Промокшая до нитки Корнелия, заявившаяся сюда с самого утра, шушукалась с Калебом у дверей, Гидеон стоял, сложив на груди руки и опершись спиной о стеллаж, а Эрмей задумчиво жевал губы, напрочь позабыв про платки и ужасный воздух. Элион не спрашивала, кем ему приходится ее бывший учитель истории, но было слишком очевидно, что эти двое были не просто знакомы. Впрочем, Элион было решительно не до этого, она уже как пару минут пыталась открыть оставленный сестрой проход между мирами, вот только дурацкие английские буквы никак не желали вспыхивать и менять вид на ставшие более привычными меридианские закорючки. Паника постепенно накатывала, пальцы начинали трястись, и когда соседняя книга с грохотом рухнула ей под ноги, Элион со вздохом сдалась.

— Она же не могла исчезнуть? — Элион рывком обернулась, и Гидеон, которому предназначался вопрос, вопросительно склонил голову набок. — Я имею в виду, проход же работал целый год, значит сестра была жива, а теперь…

Голос ее вдруг сорвался, Элион всхлипнула и зажмурилась. Ей нельзя было плакать, она теперь была Королевой целого мира на пороге войны, и каждый ее неверный шаг мог разрушить едва установившийся хрупкий баланс.

— Или же чары миледи оказались настолько умелыми, что продержалось целый год без подпитки, — Гидеон говорил ровно, не открывая взгляда от злополучной книги, и на Элион даже не взглянул, — выдохните, Ваше Величество.

Рука его вдруг мазнула рядом, задев волосы Элион, и книга с потертым корешком оказалась прямо перед ее глазами. Соседняя гулко упала, лишившись поддержки и занимая пустое место, и Элион наконец-то заметила, что перестала дышать. Легкие ее горели, спина выпрямилась, а пальцы смяли рукава свитера, и наконец-то пошел дождь. Он был таким сильным, словно бы кто-то отчаянно пытался скрыться в нем, усыпить бдительность, и в то же время глядел прямо в затылок. Элион два раза быстро вздохнула, медленно выдохнула и опустила глаза на обтянутую потрепанной кожей книгу с желтыми страницами без единой капли черных чернил. Каждый лист ее был совершенно пуст, Гидеон листал медленно, перекладывал страницы одну на другую и будто видел что-то еще, потому что глаза его метались из стороны в сторону.

— Ты ведь не хочешь сказать, что сестра по-настоящему умерла? — Элион заговорила возмущенным шепотом, но Гидеон все равно вдруг шикнул на нее и прижал палец к губам.

Лорд Эрмей стоял рядом все в той же позе, однако дыхание его словно оборвалось, а взгляд прикипел к потолку. Он совершенно не двигался, не моргал и не дышал, точно обратился фарфоровой статуэткой, и Элион протянула к нему руку, но Гидеон снова оборвал ее, ухватил за запястье и кивком указал в сторону входа. Бурчания Корнелии тоже не было слышно, да и шум дождя казался каким-то странным, как будто шелестело внутри, а совсем не снаружи.

Шелестели страницы! Десятки книг, не удерживаемых кандалами-полками, раскрылись сами по себе, и будто бы ветер листал их страницы, читая все разом. Вот только ветра здесь не было, а дождь и вовсе остановился, стоило приглядеться, в нескольких метрах от магазина. Стекла оставались сухими, закрывающая их пленка слетела и теперь валялась комком на полу, а дождь молча стучал по асфальту, но вместо него шелестели книги. Сердце у Элион подпрыгнуло к самому горлу, и время будто остановилось. Гидеон велел ей оставаться на месте, а сам двинулся вперед, чтобы проверить вход, а потом прямо перед ним из ниоткуда появилась старуха, протягивающая вперед длинные костлявые руки.

Ни завизжать, ни рвануться Элион не успела, вместо этого дыхание снова застыло у нее в горле, а сердце гулко ударило в ребра. Руки ее взметнулись, копируя жест старухи, голова закружилась, и все вокруг окрасилось в ослепительно-белый.