Обретение (гет)

Кэлос открыл глаза — над ним был белый, слишком гладкий для выбеленного потолок, попытка осмотреться оказалась неудачной — что-то осклизлое прижималось к шее, мешая движениям. Кэлос забился в панике: сделали ли его земноводным — его первая мысли была об этом, вторая — заставила его сомневаться в том, есть ли у него тело. Он казался себе бесплотным духом.

— Успокойся. Тише-тише, — ласковый спокойный голос заставил Кэлоса на секунду прекратить судорожные движения, в область его зрения вплыло знакомое лицо, а прохладные руки нежным прикосновением успокоили разгоряченный лоб. — Не бултыхайся в питательном растворе, лежи спокойно, твоему обожжённому телу вреден кислород.

— Что случилось? — Кэлос задал этот глупый вопрос только для того, чтобы убедиться в том, что может говорить.

— Ты испортил новую заварку мимикрона. Помнишь?

Кэлос пожевал губами, пытаясь удержать внутри готовые вырваться грубые слова, девушка положила руку ему под затылок и поднесла к губам поильник. Кэлос покорно сделал глоток:

— Я помню, как ты разделась догола на глазах у мужчин и пыталась сигануть в расплав. Зачем ты это сделала? — спросил он сварливо.

— Я идеальное творение природы и должна была стать частью генераторов.

Ответ девушки заставил Кэлоса скосить рот в ухмылке:

— Без тебя не будут работать?

Кэлосу импонировала привычка девушки четко отвечать на поставленные вопросы. На этот раз его собеседница задумалась:

— Я не знаю особенностей мимикрона, меня не учили, но нервные окончания должны быть в расплаве для идеального контакта…

— Ты хочешь сказать, что когда твои кости сгорят, а кровь испарится, твои нервы уцелеют в расплаве? — Кэлос не удержался от иронии, и девушка отвернулась:

— Не знаю.

— Ладно! — Кэлос тяжело вздохнул. — Расскажи, как я обгорел.

— Ты не так серьёзно обгорел, как ушибся. Питательный раствор восстанавливает мягкие ткани и блокирует те маленькие умные организмы, что тебя защитили. Так мне объяснили. Скажи, они тоже из мимикрона?

— Не из мимикрона и не защитили, — Кэлос ответил раздраженно. Он не стремился удовлетворить любопытство своей прекрасной собеседницы, его больше волновало своё состояние. — Значит, я здесь в заключении?

Собеседница Кэлоса шмыгнула точеным носиком:

— Они ещё не решили, что с тобой дальше делать.

— Ясно. И после этого ты говоришь мне: «не бултыхайся!» — Кэлос попытался пошевелиться, но состояние, в котором он находился, больше всего походило на невесомость. Бессилие раздражало его. — Зачем ты сидишь со мной?! — спросил он девушку — она всхлипнула, и Кэлос тут же пожалел о том, что не придал голосу более душевного звучания.

— Ты спас мне жизнь, и теперь я принадлежу тебе, — в её глазах появились слёзы. — Что бы ни случилось с тобой — я разделю твою участь.

Через несколько мгновений девушка плакала навзрыд.

— Послушай, идеальная… ну, не надо. Ты же не бултыхаешься в непонятной жиже. Ну, не всё так плохо, — Кэлос не умел утешать, но отчаянно старался. Его собеседница внезапно вытерла слёзы:

— Меня зовут Эльза, — произнесла она, всхлипнув, и печально вздохнула.

— Ну и вот… — Кэлосу не хотелось представляться, но он сделал это и попросил: — Посмотри, как меня можно отсюда вытащить.

— Пока нельзя, нога ещё не зажила.

Кэлос тяжело вздохнул и закрыл глаза. Сон — всё, что ему оставалось. Девушка не убирала прохладную руку из-под затылка — это было приятно и помогло смириться с действительностью на короткое время…

Разбудили Кэлоса не совсем приятные звуки — надрывный женский плач и прикосновение незнакомой руки к шее.

— Не надо, пожалуйста! Он спит, — надрывалась Эльза.

Прикосновение было неприятным — рука была защищена перчаткой и показалась осклизлой, а следующим ощущением был укол. Кэлос открыл глаза и вскрикнул — жижа, в которой он бултыхался, была спущена, и он забился спелёнатым прорезиненными простынями слизняком на дне стеклянной ванны.

— Не надо! Прошу вас! Умоляю!

Эльза кинулась к Кэлосу и помогла ему подняться из кувеза — он скользил голыми ногами по стеклянному дну, барахтался в липких простынях и не чувствовал ничего — голова беспомощно моталась на замороженной уколом шее, а изо рта не выходило никаких звуков, кроме хрипа.

— О чем ты, Эльза? Этот человек уничтожил мимикрон, который стоит нескольких человеческих жизней.

— Мимикрон, который он уничтожил, стоил всего одной жизни — моей! И я жива, благодаря ему.

Кэлос всем своим весом улёгся на плечи хрупкой девушки и был благодарен Эльзе, но не мог сказать ей об этом. На стражу она не произвела впечатления:

— Совет жрецов решит его участь, — короткий ответ, которым её удостоили, ничего не объяснил Кэлосу.

Снаружи был прекрасный мир, в котором жившие в домах из разноцветного хрусталя люди умели летать, и умирать здесь бессловесной липкой тварью Кэлосу совсем не хотелось. Его тюремщики — два дюжих парня — с лёгкостью оттолкнули от него Эльзу и сорвали простыни. Кэлос не боялся собственной наготы, но нарушенное из-за длительной неподвижности и странного укола кровообращение заставило его задрожать. Кэлос оглядел себя — его тело было чистым, целым, даже многочисленные шрамы, полученные в результате тренировок и операций, исчезли.

Его накрыли свободной рубахой, взяли под руки и потащили по коридорам — большие пальцы ног чертили дорожки из натекавшей с его тела слизи по пружинившему под ногами стражей полу. Эльза бежала сзади — то догоняла, то отставала: плакала, умоляла, прикасалась к плечам. Кэлос не мог даже поднять голову — подбородок лежал на груди, и плач женщины за спиной пронимал его судорогами до костей: если бы он мог, то вцепился в своих тюремщиков зубами.

«Что мешало ей быть хотя бы вполовину столь же настойчивой и решительной, когда её вели к печи?» — эта мысль заставила Кэлоса заскрежетать зубами от бессилия.

Коридоры, вдоль которых тащили Кэлоса, были украшены кованными или сложенными из хрусталя колоннами, ведущими в значимые и должно быть просторные помещения портиками, статуями ныне мёртвых вождей в разнообразных доспехах — в другой ситуации Кэлос потратил бы часы на созерцание этих шедевров. Сейчас всё, что попадало в поле зрения, вызывало раздражение. Кэлоса протащили через широкую бесшумно отошедшую внутрь стены дверь и толкнули в спину, заставив пролететь небольшую лестницу — Кэлос напряг все мышцы, пытаясь защититься от ударов подбитых металлом по краю хрустальных ступеней, и распластался на мозаичном полу под взглядами восседавших на возвышении судей.

Кэлосу приходилось прежде видеть мозаичные картины и витражи, но это изображение было вылито из разноцветного стекла: отдельные его части плавно переходили одна в другую, не имея между собой ограничивающих по контуру линий. Кэлос захрипел и ударил в пол кулаками — он хотел бы, но не мог, разбить это великолепие. Ярость придала ему сил, он вкладывался в каждый удар, выдыхая с хрипом, но только гладил поверхность под собой, надеясь хотя бы подстегнуть импланты страхом. Они не прислушались к его ощущениям, а вместо ожидаемого удара Кэлос почувствовал прикосновение тонких женских рук к плечам — Эльза легла ему на спину, закрыв собой. Заступничество слабой женщины было Кэлосу неприятным — только больше ущемляло его самолюбие. Он повёл плечом, но Эльза оказалась настойчива, она встала рядом с ним на колени и на глазах у судей продолжала обнимать его за плечи, гладить по голове, шее и плечам. Кэлос отвечал ей недовольным мычанием.

— Этот человек не сделал ничего плохого. Он прибыл к нам издалека и не понимает наши обычаи. Он пытался спасти меня, а не уничтожить мимикрон.

Жрецы хранили молчание в ответ на слова Эльзы, и Кэлос в очередной раз оттолкнул её руку и попытался посмотреть на судей. Они были древними старцами или должны были производить такое впечатление: каждый из них находился на возвышении — хрустальный столб уходил к потолку, огибавшая его витая кованая лестница вела на вершину, — тёплый воздух шевелил волосы и просторные одежды жрецов, придавая им ещё более внушительный вид.

— Откуда он? — один из судей изронил слово, и оно прозвучало громко и гулко, отразившись от стен.

Кэлос криво усмехнулся в ответ на вопрос и, не найдя других способов выразить презрение, сплюнул на пол.

— Он был изранен и заснул на берегу моря там, где мне разрешено купаться, — Эльза ответила за него. — Прилив уже подхватил и уносил в море, когда я нашла его.

— Не имеет значения, кто он и откуда. Мимикрон является основой нашей безопасности — из него изготавливают все виды щитов, в том числе и те, что защищают планету от вторжения. Этот человек уничтожил четыре тонны этого материала.

Слова Эльзы проигнорировали так, будто её вовсе не существовало.

— Всё, что ты говоришь, — лишь повторение прописных истин! — голоса судей заполняли собой помещение, и между ними тоже не было согласия. — Мимикрон уничтожен? Вина этого человека доказана? Если это так, то какого наказания для него ты требуешь?

— Есть сведения о том, кто он и откуда? — первый голос настаивал на своём, игнорируя два других.

— Каждые четыре грамма мимикрона стоят человеческой жизни, и миллиона смертей будет недостаточно, чтобы…

— И это не вернёт нам мимикрон.

Судьи любили спорить, Кэлос уселся удобнее, Эльза залезла ему под руку, прижалась и в ужасе переводила взгляд с одного старца на другого.

— Мимикрон не был уничтожен! — наконец звонко вскрикнула она, вылезла из укрытия и поднялась на ноги. — Он законсервирован в печи и ждёт другую деву.

Ситуация показалась Кэлосу абсурдной, он повалился на бок и зашелся бесшумным смехом, который через несколько глубоких вздохов сменился кашлем. Эльза кинулась к нему, испугавшись, что он захлёбывается слюной, и, возможно, именно её прикосновения помогли ему восстановить речь.

— Абсолютно не важно, кто я и откуда, — произнёс он осипшим голосом. — Я прошёл много миров, прежде чем попал сюда, и ваш не первый, в которым заживо сжигают женщин. Вы выбираете самых красивых? Рано или поздно они закончатся и останутся только те, что попроще, потом закончатся и эти… Я видел, что ждёт ваш мир — вырождение, вечная война и разрушение…

— Да что ты говоришь?!

Кэлос не ожидал, что его услышат, распространение звука в этом помещении было против него, не говоря о хрипоте, но мгновенно растерявшие свою внушительность судьи подтвердили обратное.

— А этот ваш мимикрон, — произнёс Кэлос, усмехнулся и сел ровно, — будет работать и без «идеальной девы». Это вам любой скажет, кто стоял рядом с расплавом.

— Это святотатство! Мимикрон не может…

— Я говорил об этом давно!

— Посчитайте свои потери — на четыре тонны мимикрона одна жертва, которая могла бы родить двоих здоровых детей, — Кэлос проигнорировал осуждавшие его выкрики и взгляды и продолжал. — Сколько мимикрона вы потребляете в год? Сколько идёт на экспорт? Что кончится раньше? Когда станет некому рожать? Я воин. Я не могу выполнить за вас эти расчёты, но сделайте мне генераторы из мимикрона, который я испортил, и я докажу, что они работают.

Кэлос сказал всё, что мог — дело было за судьями. Один из них был фанатиком и требовал ритуальной казни — предложенный Кэлосом вариант его устроил; другой пытался расследовать всё от сотворения мира — Кэлос заинтересовал его своим пророчеством; смысл жизни третьего заключался в споре с первым, а четвёртый просто молчал. Эльза делала то, чего никогда не позволяла себе Алойи — ласкалась к Кэлосу на людях. Испытав страх смерти и радость спасения, она, должно быть, потеряла всякий стыд: тёрлась об обнажённое тело, обнимала, прижималась, гладила плечи, руки, торс, — дрожала и переводила со спасителя на судей горящий безумным ужасом взгляд. Кэлосу сперва было неприятно такое назойливое внимание — голоса (рассерженные выкрики) спорящих судей носились по залу — и он пытался сосредоточиться на обсуждении своей участи, но потом обвык, вытерся и пригрелся.

— Я подведу итог, — четвёртый голос наконец присоединился к общему гулу. — Йон предлагает казнить наглеца, сбросив с самой высокой скалы в сделанных из испорченного им мимикрона генераторах. Хан отрицает сам факт совершения пришельцем преступления и требует пощадить его. Касс верит словам незнакомца и требует предварительно выпытать из него всё, что тот знает, а потом сохранить жизнь на всякий случай. Ваши мнения не противоречат друг другу. Если он тот, кто ничего из себя не представляет и сейчас лжёт нам, пытаясь спасти свою жизнь, то, полетев с высокой скалы в генераторах из испорченного мимикрона, просто разобьётся. Если он выживет или воспарит, то мимикрон окажется не испорчен, а он будет тем, кого стоит послушать под пытками и оставить в живых, поэтому…

* * *

Кэлос поносил последними словами создателей имплантов, которые отделили зашитый в них механизм принятия решений от человеческого сознания. Были ли в том виноваты химикаты, которыми его пичкали под видом лекарств, или симбиоты и вправду не видели ничего угрожающего в окруженной силовым полем небольшой камере с единственной не закрытой бельём койкой из пружинившего под телом материала: пластика или пробки. Пол был из того же материала, а первые попытки Кэлоса атаковать с разбегу стены закончились плачевно. С тех пор Эльза не покидала его: забывалась тяжелым сном, когда он бодрствовал; сидела на полу перед койкой, когда он спал; кормила с рук — охраняла или оберегала? Кэлос не знал точного ответа на вопрос: изредка жалел девушку, чаще гнал от себя.

— Ты не можешь позволить им столкнуть себя со скалы. Даже если ты прав, и они тебя не обманут, то ты не сможешь управлять мимикроном. Дети годами учатся этому.

Эти слова Эльзы не приносили успокоения. Даже то, что благодаря её заботе он обзавёлся прежней грубой холщовой одеждой, не вызывало в нём признательности.

* * *

Холстина не спасала его от пронизывающего ветра и холода, когда полупрозрачная платформа поднимала его вверх на скалу. Кэлос не оглядывался по сторонам — должно быть, открывшийся ему вид был прекрасен, Эльза плакала, а стоявшие вокруг него стражи и почтившие его казнь присутствием жрецы плотоядно ухмылялись.

Подготовленные для Кэлоса генераторы были просты и ничем не напоминали те, которые он видел на аборигенах, — всего лишь тонкие полые золотые трубки: одни, изогнутые достаточно для того, чтобы надёжно охватить шею, другие — запястья и щиколотки, — концы трубок соприкасались с телом. Кэлос почувствовал странную вибрацию мимикрона на своих ключицах и запястьях, как только генераторы были надеты на него, но в следующее мгновение его столкнули со скалы. Кэлос не издал ни звука — перед взглядом пролетали поросли лишайника, чахлые кусты — все те виды, которые должны были занять его по пути наверх, а снизу приближалась земля. Кэлос соединил запястья и позволил генерируемому мимикроном полю наполнить себя — это было приятное ощущение, противоположное тому, что он испытывал, общаясь с имплантами, — силовое поле росло внутри, наполняя его ощущением защищенности и силы. Кэлос с криком развёл руки в стороны — силовое поле вырвалось наружу и теперь циркулировало вокруг его тела. Кэлос привык прислушиваться к симбиотам внутри себя — они пытались влиять на его решения и исправлять реакции; мимикрон был другим — управляемым. Кэлос сконцентрировал поле перед собой. Теперь он видел окружающую действительность через едва заметную мерцающую пелену; воздух поднимал его, опирающегося на силовое поле, вверх. Кэлос перевернулся в воздухе, сконцентрировал силовое поле под ступнями и свечкой поднялся вверх — он не хотел мстить, лишь слегка потрепать своих тюремщиков и показать свою силу. Слёзы в глазах Эльзы заиграли на солнце, когда она увидела Кэлоса, — он, играясь, подхватил девушку, прошёлся по седовласым головам жрецов и взмыл в небо.

Вот теперь Кэлос любовался видами — мир, в котором он находился, был прекрасен, и сверху Кэлос мог разглядеть то, чего не видел, шагая по земле. Под ним пролетали пушистые облака, местное солнце роняло тающие в разряженном воздухе ласковые лучи, обозначая плавные изгибы… Кэлос не чувствовал холода, нырнул вниз, пробил головой пуховую преграду, увлекая за собой фонтаны брызг и ошмётки морозного пара, посмотрел на свою спутницу — она не сводила с него открытый, влюблённый взгляд, прижималась, теребила тонкими пальчиками рубашку. Её не пугали перепады температуры и смена высот, не занимали виды облаков и живописно исчерченной оврагами поверхности планеты — вне объятий её ждала смерть, и Кэлос понял это. Он улыбнулся Эльзе, одобрительно кивнул и продолжил полёт — судя по тому, что он успел увидеть, планета была просторной, и города занимали меньшую её часть, а значит, у них была возможность скрыться.